Просто вместе

 
      Он был таким высоким, что ему пришлось сразу сесть. Он с трудом подыскивал слова, на сей раз не потому, что заикался, а потому, что был совершенно ошеломлен.
      - Как… Как здесь…
      - Тесно?
      - Нет, я бы сказал… изящно. Да-да, изящно и очень… оригинально, вы согласны?
      - Очень оригинально! - со смехом повторила Камилла.
      Он немного помолчал.
      - Вы правда, правда здесь живете?
      - Ну-у… да…
      - Постоянно?
      - Постоянно.
      - Весь год?
      - Весь год.
      - Здесь тесновато, не находите?
      - Меня зовут Камилла Фок.
      - Ну конечно, я очень рад. Филибер Марке де ла Дурбельер, - сообщил он, поднимаясь, и немедленно ударился макушкой о потолок.
      - Так длинно?
      - Да…
      - А как вас зовут покороче?
      - Пожалуй, даже не знаю.
      - Вы видели мой камин?
      - Простите?
      - Вон там… Мой камин…
      - Ах, так вот как он выглядит! Прелестная вещь… - добавил он, усаживаясь и протягивая ноги к пластиковому огню. - Просто изумительно… Как в английском коттедже, не правда ли?
      Камилла была довольна. Она не ошиблась. Псих, конечно, но отличный парень…
 
      - Хорош, правда?
      - Просто великолепен! А греет?
      - Безупречно.
      - А где вы берете дрова?
      - Ну, когда на улице такое творится… После всех этих ураганов с дровами проблем нет… Стоит только наклониться…
      - Как я вас понимаю! Видели бы вы подлесок во владениях моих родителей… Настоящая катастрофа… Что это? Дуб? Я не ошибся?
      - Браво!
      Они обменялись улыбками.
      - Бокал вина?
      - С удовольствием.
      Камилла пришла в восторг от содержимого его чемоданчика. Тут было все: фарфоровые тарелки, серебряные приборы и хрустальные стаканы, солонка, перечница, графинчик для масла и уксуса, кофейные и чайные чашки, льняные салфетки с вышивкой, салатник, соусник, компотница, коробочка для зубочисток, сахарница, рыбные приборы и кувшин для шоколада. На каждом предмете был выгравирован фамильный герб ее гостя.
      - Никогда не видела ничего красивее…
      - Теперь вы понимаете, почему я не мог прийти вчера… Если бы вы знали, сколько времени мне понадобилось, чтобы все это вымыть и почистить!
      - Почему вы мне не сказали?
      - Вы всерьез полагаете, что, скажи я: «Сегодня не могу, мне нужно освежить чемоданчик!» - вы не приняли бы меня за безумца?
      Она воздержалась от комментариев.
 
      Они расстелили скатерть на полу, и Филибер Кто-то-там сервировал стол.
 
      Они уселись по-турецки - возбужденные, веселые, как два ребенка, решившие поиграть «в гости» и опробовать новый кухонный сервиз, которые вовсю манерничают и при этом стараются ничего не сломать. Камилла, не умевшая готовить, побывала в магазине Губецкого и набрала ассорти из тарамы, семги, маринованной рыбы и луковой запеканки. Они старательно переложили еду в маленькие салатнички двоюродного дедушки Филибера и соорудили занятный тостер из старой крышки и листа фольги, чтобы разогреть блины. Водка стояла в водосточном желобе, и им достаточно было приоткрыть окно, чтобы добавить по маленькой. В комнате сразу становилось холоднее, но у них был камин, в котором плясало веселое пламя.
 
      Камилла, как обычно, пила больше, чем ела.
      - Ничего, если я закурю?
      - Прошу вас, не стесняйтесь… А я, если не возражаете, хотел бы вытянуть ноги, у меня совершенно затекло все тело…
      - Ложитесь на мою кровать…
      - Ни… ни в коем случае… об этом и… не может быть и речи…
      Стоило ему занервничать, и он начинал запинаться и совершенно терялся,
      - Да бросьте вы эти церемонии! Кстати, это диван-кровать…
      - В таком случае…
      - Может, перейдем на ты, Филибер? Он побледнел.
      - О нет, я… Что касается меня, я не смогу, но вы… Вы…
      - Стоп! Отбой! Трубите отбой! Я ничего не говорила! Беру свои слова назад! И вообще, я нахожу разговор на «вы» очаровательным, очень…
      - Оригинальным?
      - Вот именно!
 
      Филибер тоже не отличался волчьим аппетитом, но ел он так медленно и деликатно, что наша образцово-показательная маленькая хозяйка мысленно похвалила себя за то, что составила меню из холодных закусок. На десерт она купила молодой сыр: долго стояла перед витриной кондитерской, не в силах сделать выбор. Она достала свою итальянскую кофеварку, а потом пила ее нектар из чашечки - такой тонкой, что ее можно было разбить, случайно задев зубами.
 
      Они были немногословны. Привыкли есть в одиночестве. Так что протокол не соблюдался, и оба с трудом поддерживали общение… Но они были воспитанными людьми и делали над собой усилие, чтобы сохранить лицо. Веселились, чокались, обсуждали свой квартал. Кассирш во «Franprix» - Филибер предпочитал блондинку, Камилле больше нравилась крашеная, с волосами темно-фиолетового цвета, обсуждали туристов, игру огней на Эйфелевой башне и собачьи какашки на газонах Марсового поля. Против всех ожиданий, ее гость оказался великолепным собеседником и дивным рассказчиком: он легко поддерживал разговор, у него в запасе была тьма забавных и приятных тем. Филибер обожал французскую историю и признался Камилле, что проводит большую часть своего времени в застенках Людовика XI, в передней у Франциска I, за столом средневековых вандейских крестьян или в тюрьме Консьержери с Марией-Антуанеттой - к этой женщине он питал истинную страсть. Камилла задавала тему или эпоху, а он сообщал ей массу пикантных деталей. О том, как одевались, как интриговали при дворе, какую пошлину платили или каким было подлинное генеалогическое древо Капетингов.
      Это было очень забавно.
      Ей казалось, что она вошла в интернет, на сайт Алена Деко.
      Вопрос. Ответ.
      - Вы преподаватель или что-то в этом роде?
      - Нет, я… Я… Я работаю в музее…
      - Вы хранитель?
      - Какое величественное слово! Нет, я заниме коммерческими аспектами…
      - Конечно… - Она кивнула. - Наверное, очень увлекательно… В каком же музее?
      - Я, так сказать, мигрирую… А вы?
      - О, я… Увы, моя работа далеко не так интересна, просиживаю время в конторе…
      Заметив, что эта тема ей неприятна, Филибер тично замолчал.
      - Как вы относитесь к творогу с абрикосовым джемом?
      - С превеликим удовольствием! А вы?
      - Спасибо, пожалуй, нет, все эти русские закуски оказались такими сытными…
      - Вы совсем не толстая…
      Испугавшись, что произнес нечто обидное, он же добавил:
      - Но вы… э-э… очень изящны… Лицом вы напс наете мне Диану де Пуатье …
      - Она была красива?
      - О! Больше чем красива! - Он покраснел. - Вы… Вы никогда не были в замке д'Анэ?
      - Нет.
      - Вам стоит туда съездить… Это дивное место, мок подарил Диане ее любовник, король Генрих II.
      - Как интересно…
      - Это своего рода гимн их любви. Повсюду - в камне, мраморе, дереве и на ее могильной плите переплетены их вензеля. Там чувствуешь такое волнение… Если я не ошибаюсь, баночки с кремами и щетки для волос так и сохранились в туалетной Дианы. Однажды я отвезу вас туда…
      - Когда?
      - Может быть, весной?
      - Устроим там пикник?
      - Само собой разумеется…
 
      Они немного помолчали. Камилла пыталась не смотреть на дырявые башмаки Филибера, а он делал вид, что не замечает пятен плесени на стенах. Оба маленькими глоточками потягивали водку.
      - Камилла…
      - Да?
      - Вы и правда постоянно здесь живете?
      - Да.
      - Но, э-э-э… а как же, э-э… Я имею в виду… Я говорю о… об удобствах…
      - На площадке.
      - Как?
      - Хотите посетить?
      - Нет-нет, я просто хотел узнать.
      - Вы обо мне беспокоитесь?
      - Нет… то есть… да… Здесь такая… спартанская обстановка, что…
      - Какой вы милый… - Но волноваться за меня не стоит… Правда… К тому же у меня теперь есть дивный камин!
      Если она хотела успокоить его, то ей это явно не удалось.
      - Сколько вам лет? Не сочтите мой вопрос за дерзость…
      - Двадцать шесть. В феврале будет двадцать семь…
      - Как моей младшей сестре…
      - У вас есть сестра?
      - Не одна - целых шесть!
      - Шесть сестер!
      - Да. И один брат…
      - И вы живете один в Париже?
      - Да… Вернее, не совсем один… У меня есть сосед по квартире…
      - Вы хорошо ладите?
      Филибер не ответил, и Камилла переспросила:
      - Что, у вас не все гладко?
      - О нет… все в порядке! И потом, мы почти не видимся…
      - То есть?
      - Скажем так: это не замок д'Анэ. Она рассмеялась.
      - Он работает?
      - Только это он и делает. Работает, спит, работает, спит. А когда не спит, приводит девиц… Любопытный персонаж, разговаривать вообще не умеет, только орет. Мне трудно понять, что эти девицы в нем находят. У меня, конечно, есть кое-какие предположения.
      - Чем он занимается?
      - Он повар.
      - Да ну? Но он хоть подкармливает вас вкусненьким?
      - Никогда. Я ни разу не видел, чтобы он что-то делал на кухне. Разве что утром, когда он терзает мою бедную кофеварку…
      - Он ваш друг?
      - Боже, конечно, нет! Я нашел его по объявлению, у кассы в булочной, что напротив, висел листочек: Молодой повар из ресторана « Vert galant » снимет комнату, чтобы отдыхать там днем во время перерыва.Сначала он действительно приходил всего на несколько часов в день, а потом… в общем, он теперь тут живет.
      - Вас это раздражает?
      - Вовсе нет! Я даже сам это предложил… Понимаете, квартира несколько великовата для меня… И потом, он все умеет. Я даже лампочку поменять не могу, так что… А он мастер на все руки и отъявленный прохвост, клянусь честью… С тех пор как он здесь поселился, моя плата за электричество тает, как зимний снег на весеннем солнце…
      - Он подкрутил счетчик?
      - Да ему это раз плюнуть… Не знаю, какой он повар, но руки у него золотые. А поскольку в моем доме все давным-давно пришло в негодность… Нет… Он мне действительно очень нравится… Мы никогда толком не разговаривали, но у меня создалось впечатление, что он… Впрочем, я ни в чем не уверен… Порой у меня возникает ощущение, что я живу под одной крышей с монстром…
      - Как в «Чужом»?
      - Что, простите?
      - Неважно. Проехали.
      Поскольку Сигурни Уивер никогда не имела дела с королем, Камилла предпочла не углубляться…
 
      Убирались они вместе. Увидев крошечную раковину, Филибер начал умолять Камиллу позволить ему самому вымыть посуду. Его музей по понедельникам закрыт, и делать ему завтра совершенно нечего…
      Они церемонно распрощались.
      - В следующий раз поужинаем у меня…
      - С удовольствием.
      - Увы, у меня камина нет…
      - Неважно! Не всем повезло заиметь коттедж в Париже…
      - Камилла…
      - Да?
      - Будьте осторожны, хорошо?
      - Я постараюсь. Но и вы, Филибер…
      - Я… Я…
      - Что?
      - Я должен вам признаться… Знаете, я ведь работаю не совсем в музее… Скорее, рядом с музеем… В магазинчике, так сказать… Я… Я продаю открытки…
      - А я, знаете ли, работаю не совсем в офисе… И тоже, скорее, рядом… Я уборщица…
 
      Они обменялись понимающими улыбками и расстались совершенно сконфуженные.
      Оба были смущены, но на душе у каждого полегчало.
 
      Этот ужин а la russe очень удался.
 

12

      - Что за звуки?
      - Не обращай внимания, это старина Дюдюш…
      - Да что он там делает? Можно подумать, собрался на кухне потоп устроить…
      - Говорю тебе: плюнь, нас это не касается… Иди-ка сюда, поближе…
      - Нет, оставь меня.
      - Да ладно тебе… Не дуйся… Ты чего майку не снимаешь?
      - Холодно.
      - Ну иди, не ломайся.
      - Какой он странный.
      - Совсем чокнутый… Видела, как оделся «на выход»? Трость и шляпа эта клоунская… Я даже подумал, он на маскарад намылился…
      - И куда же он шел?
      - По-моему, на свидание…
      - С девушкой?!
      - Вроде, хотя я не уверен… Забудь… Давай повернись, черт…
      - Отвянь.
      - Эй, Орели, ты меня достала…
      - Аурелия, а не Орели.
      - Аурелия, Орели - один черт. Ладно… А носки ты тоже на ночь не снимаешь?
 

13

      Наплевав на строжайший запрет strictly forbidden, - Камилла складывала одежду на ригеле камина, валялась в постели до упору, одевалась под одеялом и согревала пуговицы на джинсах в ладонях, прежде чем натянуть их на себя.
      Пластиковый уплотнитель мало чем помог, и ей пришлось перетащить матрас на другое место, чтобы уберечь голову от чудовищного сквозняка. Теперь она спала у самой двери, так что выйти и войти было проблемой. Она то и дело тягала тюфяк туда-сюда, если требовалось сделать три шага по комнате. Что за убожество, думала она, ну что за убожество… В конце концов она все-таки сломалась и начала писать в умывальник, держась за стену, потому что не рисковала трогать эту рухлядь. А уж о ее «турецких омовениях» лучше вообще умолчать…
 
      Итак, она ходила грязной. Ну, может, грязной это сильно сказано, но не такой чистой, как обычно. Один или два раза в неделю она отправлялась к Кесслерам - когда была уверена, что их нет дома. Она знала расписание их экономки, которая всякий раз с тяжелым вздохом выдавала ей большое махровое полотенце. Все всё понимали. На прощанье ее всегда одаривали чем-нибудь вкусным или вручали еще одно теплое одеяло… Но однажды Матильда поймала ее на месте преступления, когда она сушила феном волосы.
      - Не хочешь вернуться и пожить здесь какое-то время? Твоя комната свободна…
      - Нет, спасибо, спасибо вам обоим, у меня все хорошо. Правда…
      - Ты работаешь? Камилла закрыла глаза.
      - Да, да…
      - Над чем? Тебе нужны деньги? Дай нам что-нибудь, Пьер заплатит аванс, ты же знаешь…
      - Не могу. У меня нет ничего готового…
      - А те картины, которые хранятся у матери?
      - Не знаю… Их нужно разобрать… Не хочется возиться…
      - Может, автопортреты?
      - Они не продаются.
      - Что именно ты сейчас делаешь?
      - Так, всякие пустяки…
      - Ты ходила на набережную Вольтера?
      - Пока нет.
      - Камилла…
      - Да?
      - Не хочешь выключить этот проклятый фен? Чтобы мы друг друга слышали…
      - Я спешу.
      - Чем ты на самом деле занята?
      - Что ты имеешь в виду?
      - Твою жизнь, конечно… Что за жизнь ты сейчас ведешь?
 
      Чтобы никогда больше не отвечать на подобные вопросы, Камилла кубарем скатилась по лестнице и толкнула дверь первой попавшейся на пути парикмахерской.
 

14

      - Побрейте меня, - попросила она молодого парикмахера, глядя на его отражение в зеркале.
      - Не понял…
      - Я хочу, чтобы вы побрили мне голову.
      - Под «ноль»?
      - Да.
      - Нет. Я не могу этого сделать…
      - Конечно, можете. Берите машинку - и вперед.
      - Нет. Здесь вам не армия. В нашем заведении такого не делают… Так, Карло?
      Карло за кассой читал « Tierce Magazine» .
      - Чего тебе?
      - Вот, девушка хочет побриться наголо…
      Карло махнул рукой, что означало «А мне плевать, я только что потерял десять евро в седьмом заезде, так что не доставайте…».
      - Пять миллиметров…
      - То есть?
      - Я оставлю пять миллиметров, иначе вы за порог выйти не сможете.
      - У меня есть шапочка…
      - А у меня - принципы.
 
      Камилла улыбнулась ему, кивнула в знак согласия и почувствовала, как лезвие со скрипом скользнуло по затылку. Пряди волос падали на пол, а она смотрела, как в зеркале появляется довольно странная личность. Она ее не узнавала и уже не помнила, как она выглядела минутой раньше. Плевать она на это хотела. Зато теперь будет меньше проблем с душем на лестничной клетке, и это единственное, что имеет значение.
 
      «Ну что, - окликнула она свое отражение в зеркале, - ты этого хотела? Избавиться от проблем, пусть даже изуродовав и потеряв саму себя, лишь бы никогда и никому ничем не быть обязанной?
      Нет, серьезно… Так обстоит дело?»
      Она провела ладонью по своему колючему черепу, и ей захотелось плакать.
 
      - Нравится?
      - Нет.
      - Я вас предупреждал…
      - Знаю.
      - Они отрастут…
      - Выдумаете?
      - Уверен.
      - Еще один ваш принцип…
 
      - Могу я попросить у вас ручку?
      - Карло…
      - Ммм…
      - Девушке нужна ручка…
      - Мы принимаем чеки начиная с пятнадцати евро…
      - Да нет, ей для другого…
 
      Камилла взяла свой блокнот и нарисовала то, что отражалось в зеркале.
 
      Лысая девица с жестким взглядом, держащая в руке карандаш разочарованного любителя скачек, за которой с любопытством наблюдает опирающийся на ручку метлы парикмахер. Она поставила под рисунком дату и встала, чтобы расплатиться.
      - Это я, вот там?
      - Да.
      - Черт, вы классно рисуете!
      - Пытаюсь…
 

15

      Санитар - не тот, что приезжал в прошлый раз, Ивонна бы его узнала - как заведенный болтал ложечкой в своей чашке с кофе.
      - Слишком горячий?
      - Простите?
      - Кофе… Он что, слишком горячий?
      - Нет-нет, все хорошо, не беспокойтесь. Я должен составить отчет…
      Полетта замерла в прострации на другом конце стола. Ее песенка была спета.
 

16

      - У тебя были вши? - поинтересовалась Мамаду.
      Камилла надевала халат. Разговаривать ей не хотелось. Внутри опять булыжники, собачий холод на улице, все как-то зыбко.
      - Ты что, дуешься на меня?
      Она помотала головой, достала из подсобки свою тележку и направилась к лифтам.
      - Ты на шестой?
      - Топ-топ…
      - А почему на шестом всегда убираешься именно ты? Это неправильно! Нельзя поддаваться! Хочешь, я поговорю с главной? Сама знаешь, мне плевать, пусть орет сколько влезет. Меня не проймешь.
      - Спасибо, не стоит! Мне все едино - что шестой, что любой другой.
 
      Девушки не любили убираться на шестом потому, что там находились кабинеты начальства и закрытые офисы. В других помещениях - Бредарша называла их «открытыми пространствами» - порядок наводился быстрее и проще. Достаточно было выбросить мусор из корзинок, расставить кресла вдоль стен и пройтись разок пылесосом. Там даже можно было особо не церемониться с мебелью - ей все равно место на свалке.
 
      На шестом же этаже для каждой комнаты существовал набивший оскомину ритуал: выбросить мусор, вымыть пепельницы, освободить бумагорезки, протереть столы, не сдвигая при этом ни одной хреновины, да еще убрать прилегающие комнаты и секретарские предбанники. Эти девицы клеили куда ни попадя листочки с пожеланиями-повелениями, как будто обращались к собственной прислуге, хотя вряд ли у себя дома могли позволить себе такую роскошь… Сделайте то, сделайте сё, в прошлый раз вы передвинули лампу и кое-что сломали, и ля-ля-тополя… Подобные замечания страшно раздражали Карину и Самию, но абсолютно не колыхали Камиллу. Если тон записки был слишком уж резким, она делала внизу приписку: Моя не понимать по-французски - и приклеивала бумажку на экран компьютера.
 
      На нижних этажах обитатели кабинетов - «белые воротнички» - худо-бедно, но наводили у себя порядок, а на шестом, очевидно, считалось особым шиком разбрасывать вещи, демонстрируя крайнюю степень усталости и нежелание покидать рабочее место и вместе с тем как бы напоминая, что хозяева могут в любой момент вернуться за свой стол, к исполнению своих обязанностей у Штурвала Управления Миром. Что ж, семь футов вам под килем, ребята, вздыхала Камилла. Пусть так… У каждого свои заморочки… Но один из этих типов, сидевший в последнем по левой стене кабинете, начал ей надоедать. Может, он и был большим начальником, но при этом оставался порядочной свиньей. Не кабинет, а настоящий свинарник, демонстрирующий полное презрение к окружающим.
 
      Десятки, а может, и сотни раз она автоматически выбрасывала бесчисленные стаканчики, где плавали окурки, и собирала с пола огрызки недоеденных бутербродов, но сегодня вечером она решила, что хватит. Собрав все «отходы жизнедеятельности» этого типа - полоски использованного пластыря с прилипшими волосками, сопливые бумажные носовые платки, старую жвачку (он приклеивал ее к пепельнице), горелые спички и обрывки бумаги, - она сложила все в кучку на дивной красоты бюваре из кожи зебу и оставила записку : Мсье, вы свинья! Я настаиваю, чтобы отныне вы соблюдали в кабинете чистоту.
       Р. S : Взгляните под ноги, и вы увидите столь удобную вещь, которую называют корзиной для мусора…Она дополнила текст злой карикатурой, на которой поросенок в костюме-тройке заглядывал под стол, выясняя, что же под ним такое спрятано. Закончив, Камилла спустилась вниз помочь подругам в холле.
      - Ты чего так развеселилась? - удивилась Карина.
      - Да так.
      - Чудная ты девка…
      - Что у нас на очереди?
      - Лестницы В…
      - Опять? Да мы же их только что вымыли! Карина пожала плечами.
      - Ну ладно… Так что, идем?
      - Нет. Нужно дождаться СуперЖози, она сделает сообщение…
      - На тему?
      - Без понятия. Вроде как мы слишком много материала расходуем…
      - Надо же… На днях, помнится, она говорила прямо противоположное… Я пойду покурю на улице, присоединишься?
      - Слишком холодно…
 
      Камилла вышла одна, прислонилась к фонарю.
      «…02-12-03… 00.34… -4°С…» Светящиеся цифры бежали по верху витрины «Оптики» на противоположной стороне улицы.
      Тут-то она и поняла, что ей следовало ответить Матильде Кесслер, когда та с ноткой раздражения в голосе спросила, на что похожа ее нынешняя жизнь.
      «…02-12-03… 00.34… -4°С…»
      Вот.
      Именно на это.
 

17

      - Да знаю я! Прекрасно все знаю! Зачем вы так драматизируете? Ведь ничего страшного не случилось.
      - Послушай-ка меня, малыш, для начала смени тон, не тебе меня учить. Я почти двенадцать лет ею занимаюсь, прихожу проведать по несколько раз в неделю, отвожу в город, забочусь. Двенадцать лет, понимаешь? До сегодняшнего дня ты не слишком стремился поучаствовать… Ты мне даже спасибо ни разу не сказал. Тебе и в голову не пришло меня поблагодарить, даже в тот раз, когда я нашла твою бабушку и отвезла ее в больницу, а потом навещала каждый день. Хоть бы раз позвонил, хоть бы один цветок прислал… Ладно, в конце концов, я делаю это не для тебя, а ради Полетты. Твоя бабушка - замечательная женщина… Она хороший человек, понимаешь? Я тебя не осуждаю, мой мальчик, ты молод, у тебя своя жизнь, ты далеко живешь, но знаешь, иногда мне бывает очень трудно. У меня ведь семья, свои заботы и проблемы со здоровьем, и вот я говорю открытым текстом: пора тебе взять ответственность на себя…
      - Хотите, чтобы я изуродовал ей жизнь, сдав на живодерню только потому, что она кастрюльку забыла на огне, да?
      - Прекрати! Ты говоришь о ней так, словно она не человек, а собака!
      - Да не о ней я говорю, не о ней, и вы прекрасно все понимаете! Сами знаете: если я помещу ее в дом престарелых, она этого не перенесет! Черт! Забыли, какой спектакль она устроила в последний раз?!
      - Разве обязательно быть таким грубым?
      - Извините, мадам Кармино, извините меня… У меня в голове все перепуталось… Я… Я не могу так с ней поступить, понимаете? Это все равно что убить ее…
      - Если Полетта останется одна, она сама себя убьет…
      - Ну и что? Может, так будет лучше?
      - Ты смотришь на это по-своему, но я с тобой согласиться не могу. Не появись почтальон, дом сгорел бы, и проблема в том, что в следующий раз почтальона рядом может не оказаться… Как и меня, Франк… Как и меня… Дело зашло слишком далеко… Ответственность слишком велика… Всякий раз, направляясь к вам в дом, я со страхом спрашиваю себя, что меня там ждет, а в те дни, когда я у вас не бываю, мне не удается заснуть. Когда я звоню ей, а она не подходит, мне становится плохо, и я в конце концов всегда еду проверить, все ли в порядке. То, что с ней случилось, совсем выбило ее из колеи, она стала другим человеком. Весь день ходит в халате, не ест, молчит, не читает почту… Вчера я обнаружила ее в саду в одной комбинации… Бедняжка промерзла до костей… Я не живу, я все время жду беды… Нельзя оставлять ее в таком положении… Нельзя. Ты должен что-нибудь предпринять…
      - …
      - Франк? Ты слышишь меня, Франк? - Да.
      - Ты должен смириться, мой мальчик…
      - Нет. Я помещу ее в богадельню, потому что у меня нет выбора, но не просите меня смириться, этого я сделать не могу.
      - Псарня, умиральня, богадельня… Почему бы тебе не называть это место «пансионом»?
      - Потому что я знаю, чем все закончится…
      - Не говори так, есть очень хорошие дома для престарелых. Мать моего мужа…
      - А вы, Ивонна? Не могли бы вы взять уход за ней на себя? Я буду вам платить… Сколько скажете…
      - Спасибо, мальчик, но я слишком стара. Я просто не могу взвалить на себя такую ответственность, мне ведь нужно ухаживать за Жильбером… А потом, Полетта должна быть под наблюдением врача…
      - Я думал, вы подруги.
      - Так и есть.
      - Она ваш друг, но вы не моргнув глазом толкаете ее в могилу…
      - Немедленно возьми свои слова назад, Франк!
      - Все вы одинаковы… Вы, моя мать, да и все остальные! Говорите, что любите, но как только доходит до дела, линяете…
      - Прошу тебя, не ставь меня на одну доску со своей матерью! Только не это! Какой же ты неблагодарный, мой мальчик… Неблагодарный и злой!
      Она повесила трубку.
 
      Было всего три часа дня, но Франк знал, что не заснет.
      Он выдохся.
      Он стукнул кулаком по столу, долбанул по стене, пнул все, что оказалось в пределах досягаемости…
      Надел спортивный костюм и отправился бегать, но вынужден был приземлиться на первую же скамейку.
 
      Сначала он слабо вскрикнул, будто его ущипнули, и вдруг почувствовал, что разваливается на части. Задрожал весь с головы до ног, в груди что-то защемило и прорвалось громким рыданием. Он не хотел, не хотел, будь все трижды проклято, но справиться с собой не мог. Он плакал, как ребенок, как несчастный дурак, как человек, собравшийся закопать в землю единственное в этом гребаном мире существо, любившее его. И которое любил он сам.
      Он весь съежился, раздавленный горем, весь в слезах и соплях.
      Когда он наконец понял, что ничего не может с собой поделать, он обмотал свитер вокруг головы и скрестил на груди руки.
 
      Ему было больно, холодно и стыдно.
 
      Он стоял под душем, закрыв глаза и подставив лицо, пока не кончилась горячая вода. Он боялся взглянуть на свое отражение в зеркале и порезался, бреясь вслепую. Он не хотел ни о чем думать. Не сейчас. Ему с трудом удалось взять себя в руки, и стоит хоть чуть-чуть дать слабину, как снова тысячи воспоминаний хлынут в голову. Свою бабулю он никогда в жизни не видел ни в каком другом месте, кроме этого дома. Утром в саду, все остальное время - на кухне, а вечером - сидящей у его кровати…
 
      Ребенком он страдал бессонницей, а когда засыпал, ему снились кошмары, он кричал, звал бабушку, клялся, что, стоит ей закрыть дверь, как его ноги проваливаются в дыру и ему приходится цепляться за спинку кровати, чтобы удержаться и не упасть в эту дыру. Учителя рекомендовали Полетте показать мальчика психологу, соседи сочувственно качали головами и советовали отвести Франка к костоправу, чтобы тот поставил ему мозги на место. Муж Полетты, дед Франка, каждый раз пытался помешать ей бежать по первому зову в комнату внука. «Ты его балуешь! - так он говорил. - Именно ты его портишь! Пусть поноет - меньше будет писаться и в конце концов заснет, вот увидишь…»
      Она всегда со всеми соглашалась, но делала по-своему. Наливала ему стакан подслащенного молока с капелькой апельсинового ликера, поддерживала голову, пока он пил, а потом садилась на стул рядом с его кроватью. Совсем рядом, у изголовья. Сидела, скрестив руки, вздыхала, а потом задремывала вместе с ним. Часто даже раньше него. Это было неважно: раз она тут, с ним, значит, все в порядке и он может вытянуть ноги…
 
      - Предупреждаю, горячая вода кончилась… - процедил Франк.
      - Как это неприятно… Я так смущен, ты…
      - Да прекрати ты извиняться, черт тебя побери! Это я всю ее вылил, понятно? Я. Так что кончай извиняться!
      - Прости, я не думал, что…
      - Вот ведь идиотство… Ладно, если тебе в кайф терзать себя и терпеть, чтобы об тебя вытирали ноги, - дело твое…
 
      Он вышел из комнаты и отправился гладить свою форму. Придется купить несколько новых форменных курток. Ему не хватает времени. Хронически не хватает. Ни на что не хватает, будь оно все трижды неладно!
      У него был всего один свободный день в неделю, и он не станет проводить его в богадельне где-нибудь в тьмутаракани в обществе хныкающей бабки!
 
      Филибер уже расположился в кресле со своими грамотами и гербами.
      - Филибер…
      - А?
      - Слушай… э… Извиняюсь, что наорал на тебя, я… У меня неприятности, я на пределе, да к тому же устал как собака…
      - Пустяки…
      - Да нет, это важно.
      - Важно, знаешь ли, другое: нужно говорить «извини меня», а не «извиняюсь». Ты не можешь извинять сам себя, с лингвистической точки зрения это некорректно…
      Франк ошарашенно взглянул на него и покачал головой.
      - Знаешь, ты и правда странный тип…
 
      Уже стоя в дверях, он обернулся и буркнул:
      - Эй… Залезь в холодильник, я там кое-что приволок. Кажется, это утка…
 
      «Спасибо» Филибера повисло в пустоте. Наш гонщик стоял у выхода и ругался, как ломовой извозчик, - никак не мог найти свои ключи.
      Он молча отработал смену, не моргнул глазом, когда шеф демонстративно забрал у него из рук кастрюльку, и только зубами скрипнул, когда официант вернул недостаточно прожаренное утиное филе, а потом принялся с такой силой драить плиту, как будто хотел снять с нее стружку.