Эдем (№2) - Зима в Эдеме (пер. О. Колесникова)

Она медленно раскачивалась из стороны в сторону, и снова последовал тот же детский жест, на этот раз не выражающий никакой мысли, как будто все мысли были вымыты сильными течениями воды.

– Ваша эйстаа, наверное, уже знает об этих трагических событиях, существующих вне всякого понимания. Если ей уже сообщили об этом, то я должна буду с ней поговорить. Но ты, Укхереб, ты не должна волноваться из-за событий, которые уже произошли. Мы поговорим о другом, о предметах красоты, обсуждение которых уменьшит твою боль. Например, о горе, которая возвышается над этим островом, черная скала, самый пик которой покрыт снегом. Очень привлекательно. Снег всегда покрывает верхушку?

Укхереб выразила испуг:

– Неизвестно, что было в прошлом, а теперь снег на вершинах совсем не тает. Зимы у нас холодные и ветреные, лето – очень короткое. Вот почему я выразила двойную боль, узнав о разрушении в далеком Гендаши. Мы надеялись, что там можем спастись. Города умерли, а в Икхалменетсе становится все холоднее. Теперь там, где была надежда, поселился страх.

– Надежда не может быть разрушена – будущее будет светлым! – Вайнти произнесла это с таким энтузиазмом и с такой верой в счастье, что обе – Акотолп и Укхереб – сразу были согреты силой ее духа.

Конечно, она была счастлива. Смутные идеи превратились в хорошие планы. Детали вскоре прояснятся, и ей станет известно, что делать дальше.

Совсем не так дело обстояло с Энге. Так как она была Дочерью Жизни, то смерть, казалось, слишком часто была к ней близка.

Они покинули урукето на рассвете, их никто не видел, когда они спускались с плавника и легко соскользнули в воду со спины урукето. Но море было бурное, волны обрушивались на них и катились через их головы. Это было длительное и изнуряющее плавание к берегу.

Урукето остался позади и скрылся в утреннем тумане, и они оказались одни. Сначала они перекликались между собой, но это только сначала. А потом им понадобилась вся их сила, чтобы достичь манящих прибрежных песков. Энге, которая очень переживала за своих подруг, еле пробралась к берегу сквозь волнорезы, а потом нашла в себе силы, чтобы вернуться назад в волны и вытащить остальных, одну за другой, из воды, пока все не оказались на берегу, вытянувшись на песке под теплым солнцем.

Все, кроме одной. Энге безнадежно шлепала по воде вдоль берега, сначала в одну сторону, потом – в другую, в поисках той, которой уже не суждено было приплыть к берегу. Добрая Акел, сильная Акел, ее поглотил океан. К Энге подошли остальные и увели ее от берега, с нежностью дотрагиваясь до нее, выражая тем самым понимание и вынуждая ее отдохнуть. Но бесполезно. Море было пустынно, Акел исчезла навсегда.

Энге наконец нашла в себе силы, чтобы присесть, затем встать, усталыми движениями стряхнула с себя песок. К ее ногам с шумом подкатывали волны, превращаясь в пену, то там, то здесь выглядывали головы молодых эфенселе, которые с любопытством смотрели на нее и тут же от страха прятались, когда она двигалась. Даже этот восхитительный вид не смог проникнуть через тьму ее отчаяния. Однако он отвлек ее, вернул ее к действительности, заставил вспомнить о других, чья судьба зависела от нее: сейчас она была обязана позаботиться о живых, а не о мертвых. Она окинула взглядом весь песчаный берег до самого Йебейска на океанском побережье.

– Вы должны идти в город, – сказала она. – Вы должны смешаться с фарги и потеряться среди них. Вам следует действовать с большой осторожностью и всегда помнить об ужасных уроках, полученных в мертвом Гендаши. Многие наши сестры навсегда остались там, но их смерть все же несет некий смысл, если мы хорошо усвоили эти уроки. Усвоили то, как Угуненапса учила нас видеть правду, говорить о ней. Некоторые были слабы и не поняли. Но теперь мы видим, что Угуненапса говорила чистую правду. У нас есть знания – но что нам с ними делать?

– Поделись ими с другими! – сказала Эфен с радостью, думая о завтрашнем дне. – Вот наша миссия, и она никогда не потерпит неудачи!

– Мы не должны об этом забывать. Но мне надо все хорошо обдумать, чтобы знать, как лучше выполнить эту миссию. Я найду место для отдыха – и тогда подумаю. Там я буду ждать вашего возвращения.

Спокойными движениями, выражающими согласие и терпение, они слегка прикоснулись к большим пальцам. Затем повернула и во главе с Энге двинулась в сторону города.

Глава 7

Хоатил хам типа груниан, сасси периа талом скермом маллив.

Нищету может пережить каждый, хорошие времена – немногие.

(Марбакская поговорка)

В Дейфобене предстояло сделать очень много. Что касается Керрика, то ему, по всей видимости, следовало сделать больше, чем требовалось, когда город именовался Альпесак и когда эйстаа там была Вайнти. Керрик вспоминал далекие беззаботные, наполненные духотой дни и жалел о том, что очень многого не наблюдал, не замечал, не изучал того, как надо было управлять таким огромным городом.

Хотя сейчас он сидел на тропе эйстаа перед стеной амбеседа, куда сразу же начинают падать солнечные лучи, как только восходит солнце; он никогда бы не смог так управлять с этого места, как это делала она. Там, где у нее были бесчисленные помощники, ученые, фарги, – там он хотел видеть глупых примитивных саску. Если задание будет несложным, да еще повторить его несколько раз, если еще обучить, то тогда это задание будет сделано. Но никогда никому из них не удастся познать всю эту сложную схему внутренней жизни города, которая создавала единый комплексный союз. Он сам об этом очень мало знал, но по крайней мере он был уверен, что это было именно так. Каждое звено этой цепи каким-то образом зависело от всех других звеньев. А теперь город был смертельно ранен.

Было предусмотрено, что большая часть города могла восстанавливаться в результате самоизлечения – но не всегда это удавалось. Огромный участок растительности вдоль побережья, не тронутый огнем, просто порыжел и умер. Деревья, виноградные лозы, подлесок, стены и окна, склады и жилые помещения. Все умерло. И не было – абсолютно никакой возможности для Керрика как-то восстановить это.

Все, что можно было бы сделать, – это позаботиться о животных или о большей их части, по крайней мере. Гигантский ненитеск и онетсенсаст, обитающие на внешних полях, не нуждались в особом внимании, потому что они могли находить корм в обычных естественных болотах и джунглях. Олень и гигантский олень совершенно спокойно щипали траву, как это делали многие животные, употреблявшие в пищу мясо мургу. Других животных надо было кормить фруктами, и с ними не возникало никаких проблем. Но остальные были вне его понимания. И они умирали. Были и другие. Таракасты для верховой езды были норовистые, и к ним опасно было подходить. Йиланы ездили на них верхом, могли управлять ими, но Керрик этого делать не мог. Таракасты не щипали траву, они, по всей видимости, были плотоядными. Однако, когда им давали мясо, они кричали и втаптывали его в грязь. И умирали. То же самое происходило с оставшимися в живых уруктопами, которые жили на болотистых полях за пределами города. Эти восьминогие существа использовались для транспортировки грузов и перевозки фарги – по-видимому, другого применения для них не было. Они смотрели на него остекленевшими глазами, когда он приближался к ним, они не убегали от него и не нападали. Они отказывались от любой пищи, даже от воды, и в своем молчаливом беспомощном состоянии падали и исчезали один за другим.

Наконец Керрик решил, что этот город уже принадлежит тану, а не йиланам. Они могли бы сохранить все, что им было по вкусу, а об остальном можно было не беспокоиться. Это решение немного облегчило всю работу, но все же каждый день по много раз от рассвета до заката им приходилось собираться, и эти собрания заканчивались далеко за полночь.

Вот почему у него была причина позабыть, какое время года было на холодном севере, и потерять счет проходящим дням в этом жарком и почти не меняющемся круглый год климате. Ему было совершенно невдомек, что где-то там далеко прошла зима, наступила поздняя весна, и только тогда он подумал о саммадах, об Армун. Прибытие в лагерь первых женщин саску отвлекло его от ежедневных дел и забот, навеяло на него воспоминания и разбудило в нем некоторое чувство вины за свою забывчивость. В этом жарком климате очень легко было потерять счет времени.

Керрик знал, что мандукто понимают многие, и поэтому он искал Саноне, чтобы тот помог ему.

– Листья здесь никогда не опадают, – сказал Керрик, – и фрукты зреют круглый год. Очень трудно из-за этого понять, какое сейчас время года.

Саноне сидел на солнце, скрестив ноги, впитывая в себя тепло.

– Это правда, – сказал он. – Но есть и другие способы распознавать времена года. Можно наблюдать за луной, когда она прибывает и убывает, и вести счет происходящему. Ты слышал об этом?

– Алладьекс говорит об этом; это все, что я знаю. Саноне всем своим видом выразил презрение и осуждение примитивному шаманству и разровнял перед собой песок. Указательным пальцем он начертил на песке лунный календарь.

– Здесь и здесь две меняющихся луны. Конец лета, конец зимы. Здесь дни становятся длиннее, здесь ночи начинают становиться темнее. Я видел, как прошлой ночью луна всходила и она была новая, а это значит, что мы здесь вместе с ней передвигаемся по времени. – Он воткнул в землю ветку и сел на корточки, вполне довольный своей диаграммой.

Керрик обнаружил свое полное непонимание.

– Для тебя, мандукто саску, это значит многое. К сожалению, мудрый Саноне, я вижу только песок и ветку. Прочти это мне, я очень тебя прошу. Скажи мне там, на севере, растаял ли лед, распустились ли цветы?

– Это было здесь, – сказал Саноне, передвигая ветку назад по кругу. – С тех пор луна была полной, потом опять полной.

Когда Керрик узнал об этом, у него еще сильнее возросло чувство вины. И чем больше он думал об этом, тем больше он понимал, что лето только началось и сейчас было бы самое время отправиться в путь. А здесь оставалось столько дел, которые надо было выполнить в первую очередь. Но как-то ночью он во сне увидел Армун и языком коснулся ее растрескавшихся губ, и тут же проснулся, дрожа всем телом. И решил немедленно отправляться к ней, чтобы привезти ее сюда. Ее и, конечно, ребенка. Но перед ним стояли задачи, которые следовало решить, чтобы сделать Дейфобен населенным. Казалось, этому никогда не будет конца.

Дни летели один за другим, переходя в очень длинные летом, пока, в конце концов, не наступила осень. Керрик разрывался надвое. Он злился сам на себя за то, что не мог найти время для того, чтобы уйти на север за Армун. С другой стороны, он испытывал чувство облегчения, что сейчас невозможно было это сделать, пойти и вернуться назад, до наступления зимы, когда выпадет снег. Теперь он все спланирует иначе, закончит всю работу к ранней весне, а Санодэ будет напоминать ему о проходящих днях. А потом он пойдет на север и приведет ее сюда. По крайней мере, они были в безопасности, она и ребенок, это чувство безопасности передавалось и ему, даже если он не увидит ее еще очень долго.

Калалек не был напуган внезапным появлением тану. Он встречал их раньше, он знал, что теперь находится на территории, где они охотятся. Но он заметил, что женщина испугалась его.

– Не бойся, белокурая, – позвал он и громко рассмеялся, чтобы подчеркнуть свое дружеское отношение к ней. Но это почти не подействовало, так как женщина отступила назад, она была все еще напугана и на всякий случай подняла копье. То же самое сделал ребенок, который был рядом с ней. Ребенок в санях громко заплакал.

Калалек потупил глаза, огорченный тем, что он напугал людей, потом увидал свои руки, в них свой нож, с которого капала кровь убитого животного, лежащего у его ног. Он быстро бросил нож и спрятал руки за спину, стараясь как можно дружелюбнее улыбаться.

– Что ты сказал? – крикнула Ангайоркак, его жена, отодвигая в сторону шкуры, занавешивающие вход в хижину. Она выбралась из хижины и замерла, когда увидела незнакомцев.

– Посмотри, как сияют их волосы! Их кожа такая белая. Они тану? – спросила жена Калалека.

– Да.

– А где охотники?

– Я не знаю, кроме них, я больше никого не видел.

– Женщина, мальчик, младенец. Их охотник, возможно, умер, если они здесь одни, и они очень горюют о нем. Поговори с ними пусть они почувствуют себя как дома.

Калалек тяжело вздохнул.

– Я не владею их языком. Я знаю только, как будет на их языке «мясо», и «вода», и «до свидания».

– Только не говори «до свидания». Предложи им воды, это всегда кстати.

Первый страх покинул Армун, когда человек с волосатым лицом уронил нож и отступил назад. Он был парамутаном, если его дом был здесь, на побережье, он один из тех охотников, которые всегда живут с северной стороны моря. Она слышала о них, но никогда не видела до сих пор ни одного. Она медленно опустила свое копье, все еще крепко сжимая его в руке, когда из хижины появился еще один человек. Но это была женщина, а не еще один охотник, и Армун почувствовала огромное облегчение. Они разговаривали между собой на непонятном языке, повышая голос до высоких нот. Потом охотник широко улыбнулся и произнес одно-единственное слово:

– Уодда.

Улыбка исчезла, когда оказалось, что она не поняла его, и он снова повторил это:

– Уо-дда, уо-дда!

– Он говорит «вода»? – спросил Харл.

– Возможно, так. Вода, да – вода.

Она кивнула и тотчас же улыбнулась, а темноволосая женщина проскользнула назад в хижину. Когда она снова появилась, она держала в руках чашу из черной кожи; она протянула ее Армун. Харл шагнул вперед, взял ее, посмотрел внутрь – и выпил.

– Вода, – сказал он. – Вкус ужасный.

Его слова разоружили Армун. Она совсем перестала бояться и почувствовала ужасную усталость, она даже покачнулась, Армун даже была вынуждена крепко сжать копье, воткнув его в землю, чтобы опереться и вытянуться вдоль него, чтобы не упасть. Вид дружелюбных, волосатых лиц, сознание того, что она больше не одинока, позволили ей почувствовать усталость, которую она так долго не подпускала близко к себе.

Другая женщина заметила это, быстро подошла к ней переваливающейся походкой, взяла у нее копье и помогла ей опуститься на землю. Армун бессознательно подчинилась ей, она не ощущала здесь страха – и даже если и был повод для опасений, то все равно было уже поздно отступать. Ребенок начал так сильно плакать, что ей пришлось встать и взять его на руки и, придерживая его бедром, найти для него кусок копченого мяса, чтобы он мог пожевать его.

Женщина – парамутан издала оценивающий щелкающий звук, когда она дотронулась до светлых волос Армун. Армун даже нисколько не испугалась, когда издали послышался звонкий крик. Вдоль берега по направлению к ним шел маленький мальчик, его лицо тоже было покрыто волосами, но не такими густыми и темными, как у мужчины и женщины. В высоко поднятой руке он держал ловушку с попавшим в нее зайцем. Он остановился и от изумления раскрыл рот, когда увидел незнакомцев. Харл, с присущим ему мальчишеским любопытством, подошел к нему поближе, чтобы рассмотреть зайца. Парамутанский мальчик, казалось, выглядел немного старше Харла, хотя и был на голову ниже. Они моментально нашли общий язык. Несмотря на всю ее усталость, Армун почувствовала Внезапный прилив надежды. Весной они, скорей всего, будут живы!

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.