Предательство высшей пробы

      Как бы там ни было, все связные корабли пропадали.
      В результате внезапных нападений земного флота, который тут же исчезал, армия Керота уже потеряла десятую часть своих кораблей. А Земля не лишилась ни одного своего корабля-призрака. Враг наносил удар и снова исчезал, прежде чем керотийский пилот успевал засечь землянина и применить оружие.
      У керотийцев не было ни малейших шансов победить в этих внезапных схватках.
      Макмейн наблюдал за происходящим с почти фатальным удовлетворением. Когда случится неизбежное, он будет готов принять его.
      «Шудос», небольшой флагманский корабль могучей некогда армады, от которой теперь остались жалкие ошметки, двигался по орбите вокруг гигантской красной звезды вместе с другими кораблями своего флота. Хотя их приборы и работали, было невозможно засечь врага на расстоянии, а шансы на то, что они обнаружат противника случайно, были ничтожно малы. Но керотийцы не могли ждать бесконечно. Воду можно очистить, энергию получить от ближайшего солнца, но запасы пищи восстановлению не подлежат.
      Хокотан пришел к решению, которое было единственно возможным в сложившихся обстоятельствах. Он открыл всем то, что и так уже не было тайной: что он офицер Генерального Штаба.
      - У нас уже много недель нет связи со Штабом,- наконец признал он.- Может быть, земной флот уже вторгся на нашу территорию. Мы вынуждены вернуться домой.
      Он составил документ, который наверняка предусматривался не для этого случая, и вручил его генералу Таллису.
      «Приказ Генерального Штаба, Таллису. Этот документ предписывает мне взять командование флотом на себя в случае опасности. Решение, что считать опасностью, принимаю я лично. Должен признать, что Генеральный Штаб ожидал опасности иного рода».
      Таллис прочел документ.
      - Я с вами согласен,- сухо произнес он.- Из этого следует, что мы с генералом Макмейном должны быть немедленно арестованы по первому вашему приказанию.
      - Да,- с горечью признал Хокотан.- Считайте, что вы оба арестованы. Не сопротивляйтесь, прошу вас, это бесполезно. Генерал Макмейн, не вижу необходимости оповещать об этом шаге остальной флот, так что все пойдет как прежде. Я собираюсь отдать следующие приказы: флот возвращается домой по кратчайшей линии. Так как мы не можем сражаться, мы не будем отвечать на атаки противника, а продолжать движение, насколько хватит наших сил. Больше нам ничего не остается.- Он задумчиво помолчал.- Генерал Макмейн, поскольку мы не можем обойти этот момент, я приношу вам свои извинения. Вы мне не нравитесь; не думаю, что я когда-либо смогу полюбить животн… полюбить некеротийца. Но я умею признавать свои ошибки. Вы храбро сражались, уверяю вас, даже лучше, чем я сам. Вы доказали верность нашей планете; вы - керотиец во всех смыслах слова, кроме физического. Прошу прощения, если чем-то оскорбил вас.
      Он протянул обе свои руки и генерал Макмейн пожал их. Щемящее чувство сжало на мгновение горло землянина, затем он произнес то, чего не мог не сказать:
      - Поверьте, генерал Хокотан, нет нужды в извинениях. Забудем.
      - Благодарю вас,- сказал Хокотан, повернулся и вышел из комнаты.
      - Все в порядке, Таллис,- поспешно сказал Макмейн.- Жизнь продолжается.
      Оставшимся кораблям флота был передан приказ, и они направились домой. И тут начался хаос. Земной флот кораблей-призраков неделями патрулировал территорию, ожидая появления керотийцев. Как только детекторы землян отметили курс керотийских кораблей, флот землян обрушился на них всей своей мощью, устремившись к скоплению судов противника, как рой пчел, летящий к одному цветку.
      Там, где светило только тусклое красное солнце, неожиданно вспыхнуло ослепляющее бело-голубое сияние взорвавшейся материи, расцветавшей как жестокие прекрасные цветы, в которые превращались керотийские корабли, медленно угасавшее по мере охлаждения плазмы.
      Себастиан Макмейн не погиб вместе со всеми, должно быть, потому, что «Шудос», как флагманский корабль, двигался позади всего флота, поэтому работа приборов корабля оставалась пока незамеченной. «Шудос» оставался на орбите, двигаясь со скоростью всего лишь несколько миль в секунду, когда Земля нанесла первый удар.
      Двигатель корабля так больше и не заработал. Бомба угодила рядом с атомным дезинтегратором, разрушив кормовую часть и заставив «Шудос» вращаться, как окурок, щелчком брошенный в канаву.
      В корабле по-прежнему оставался воздух. Макмейн, придя в себя, сквозь путаницу в мыслях пытался определить, что это на него обрушилось. Он попробовал встать на ноги, но опять сполз на пол по неестественно кривой стенке. Его помутившееся сознание делало ее еще более кривой. К тому же в результате вращения на него действовали центробежные силы. Искусственная сила тяжести исчезла. Это означало, что межзвездный двигатель полностью уничтожен. Он подумал, действует ли аварийный реактивный снаряд, который поможет ему укрыться от всех. В любом случае Макмейн должен был исчезнуть.
      Таллис лежал у стены в неестественной позе. Макмейн, качаясь, постоял над ним, затем опустился на колени. Таллис был все еще жив.
      Центробежные силы, возникшие в результате вращения корабля, создавали силу тяжести, которая была меньше, чем на Земле,и затрудняла движение и ориентацию в пространстве. Ведь корабль вращался не только вокруг своей продольной оси, но еще и кувыркался.
      Макмейн немного постоял, стараясь собраться с мыслями. Он был готов к смерти. Смерть стала для него чем-то неизбежным с тех пор, как он принял решение покинуть Землю. Он не знал, как и когда это произойдет, но был. уверен, что уже скоро. Он всегда знал, что не дождётся наград за оказанные услуги, а именно «за безупречную службу» Кероту. Возможно, он и предатель, но в глубине души он был уверен, что никогда не примет плату за то, что не заслужил.
      Теперь смерть была близка, и Себастиан Макмейн был почти рад этому. У него не было желания бороться с ней. Таллис смог бы сопротивляться смерти до самого конца, но Таллису не довелось нести чудовищное бремя вины, которое не покидало Макмейна до самой его смерти, как бы ни старался он оправдать свои поступки.
      С другой стороны, он должен был исчезнуть, это сослужило бы хорошую службу. Времени оставалось мало, и действовать надо было решительно. Но как?
      И вновь его интуиция подсказала ему ответ прежде, чем он успел додуматься до него.
      «Они узнают,- думал он,- но все равно никогда не будут уверены до конца. Я стану бессмертным. Мое имя будет жить в веках, и ни один землянин не получит больше имени Себастиан, и каждый откажется от фами.лии Макмейн».
      Он потряс головой, чтобы лучше соображать. Зачем тратить время на размышления, если предстоит так много сделать.
      Сначала Таллис. Макмейн отправился на поиски медицинской сумки, которая, как он знал, имелась в каждом отделении любого корабля. Разбитая дверца стенного шкафа висела на петлях, и за ней Макмейн увидел сине-зеленый медицинский символ, которым пользовались керотийцы. На потолке тускло светились три неразбитых плафона. Он раскрыл сумку, надеясь найти что-нибудь вроде бинта. Прежде Макмейн никогда не интересовался содержимым аптечки. К счастью, он умел читать по-керо-тийски. Военное руководство позаботилось о том, чтобы упростить орфографию, так что слова были написаны так, как они произносятся.
      Усилием воли он постарался заставить себя думать. Удар по голове плюс странное воздействие центробежной силы повредили его внутреннее ухо; искаженная гравитация заставляла его глаза видеть предметы под двумя различными углами зрения, что создавало сумятицу в мозгу.
      Здесь был бинт, прекрасно. Он был намотан на катушку, совсем как на Земле. Макмейн потратил несколько минут, тщательно опутывая руки и ноги Таллиса.
      Затем он вытащил пистолет из наручной кобуры генерала - ему никогда не позволялось носить такую же - и, твердо держа его правой рукой, отправился исследовать корабль.
      Двигаться вперед было очень трудно. Центробежная сила менялась в различных точках корабля. Коридоры были захламлены обломками, каждый из которых, казалось, жил своей собственной жизнью: каждый кусок медленно передвигался под воздействием различных сил. Как только основная масса сдвигалась, изменялась скорость вращения корабля, так как срабатывал закон угловой инерции. Корабль был наполнен стуком, шуршанием, скрежетом, все эти обломки словно старались найти спокойное место, чтобы корабль обрел равновесие.
      Он обнаружил, что дверь в каюту Оссифа не заперта, а его самого там нет. Оссиф был в каюте Лупата, пытаясь помочь молодому офицеру встать на ноги.
      Увидев Макмейна у двери, Оссиф воскликнул:
      - Вы живы! Как хорошо! Помогите мне…- Тут он увидел пистолет в руке Макмейна и замолчал. Макмейн выстрелил, и пуля вошла Оссифу точно между глаз.
      Лупат был в полубессознательном состоянии, он так и не понял, что ему грозит опасность. Взрыв, разнесший его мозг, не дал ему осознать это.
      Как во сне, Макмейн добрел до каюты Хокотана, держа оружие наготове. Он обрадовался, когда обнаружил, что генерал уже мертв - шея у него была свернута с таким мастерством, как будто это сделал палач. Всего лишь час назад он с удовольствием бы всадил в Хокотана пулю и смотрел бы, как тот медленно умирает. Но генерал искренне перед ним извинился, и теперь Макмейн был рад, что ему не придется его убивать.
      Оставалось пять членов экипажа, призывников из резерва,- механик и его помощники. Они должны находиться в хвосте корабля, в машинном отделении. Чтобы попасть туда, надо было пересечь ось вращения корабля, когда гравитация менялась, опускаясь до нуля и вновь поднимаясь. Его вырвало, и он почувствовал себя лучше.
      Он осторожно отворил дверь в машинное отделение и тут же с силой захлопнул ее, увидев, что там произошло. С одного из реакторов слетела защитная крышка, и в комнате была очень высокая радиация. Все рабочие погибли.
      Страх исчез так же быстро, как и появился. Должно быть, он получил дозу в несколько сот рентген - ну и что? Немного радиации не сможет повредить мертвецу.
      Но теперь он убедился, что возможности бежать у него не было. Двигатель уничтожен, одноместный связной катер - единственное средство спасения - был отослан неделю назад, да так и не вернулся.
      - Если бы связной катер был по-прежнему на своем месте…
      Макмейн покачал головой. Нет, лучше уж так. Намного лучше.
      Он повернулся и пошел в гостиную, где лежал связанный Таллис. На этот раз он чувствовал себя гораздо лучше, когда проходил нулевую отметку притяжения.
      Когда Макмейн вернулся, Таллис уже слегка постанывал и веки его двигались. Землянин открыл аптечку и поискал что-нибудь стимулирующее. Он не имел понятия, что означают на керотийском те или иные медицинские и химические термины, но там была коробочка со стеклянными ампулами и с инструкцией, где говорилось «разбить и давать пациенту вдыхать пары». Похоже, он нашел.
      Смесь по запаху напоминала аммоний и вутил меркаптан. Она оказала свое действие. Таллис судорожно закашлялся, резко отвернул голову, снова кашлянул и открыл глаза. Макмейн выбросил разбитую ампулу в коридор, как только Таллис посмотрел на него осмысленным взглядом.
      - Как ты себя чувствуешь? - спросил Макмейн. Ему было странно слышать собственный голос.
      - Хорошо. Со мной все в порядке. Что случилось? - он с удивлением осмотрелся вокруг.- Попадание? Должно быть. Кто-нибудь пострадал?
      - Все погибли, кроме меня и тебя,- ответил Макмейн.
      - Погибли? Тогда нам лучше…- Он попытался пошевелиться и понял, что связан по рукам и ногам. Внезапно он осознал, что происходит.- Себастиан, что ты делаешь? Почему я связан?
      - Мне пришлось связать тебя,- тщательно подбирая слова, как при разговоре с ребенком, объяснил Макмейн.- Мне предстоит кое-что сделать, и я не хочу, чтобы ты мне мешал. Возможно, мне следовало пристрелить тебя, пока ты был без сознания. Так было бы лучше для нас обоих, я думаю. Но… но, Таллис, мне надо было с кем-нибудь поговорить. Я хочу, чтобы хоть кто-нибудь узнал правду. Кто-то должен высказать свое мнение. Скорее всего, мне просто захотелось разделить с кем-либо свой груз, с тем, кто хоть немного понесет со мной мою ношу. Я даже не знаю…
      - Себастиан, о чем ты говоришь? - лицо керотийца казалось темно-оранжевым в тусклом свете, его ярко-зеленые глаза пристально смотрели на землянина, а голос звучал неожиданно мягко.
      - Я говорю о своем предательстве,- объяснил Макмейн.- Ты хочешь послушать?
      - У меня ведь нет выбора, не правда ли? - произнес Таллис.- Скажи мне вначале одну вещь: мы умрем?
      - Ты-да, Таллис. А я - нет. Я собираюсь стать бессмертным.
      Таллис посмотрел на него долгим взглядом. Затем сказал:
      - Хорошо, Себастиан. Я не сумасшедший, но и ты тоже нет, насколько я знаю. Я выслушаю все, что ты скажешь. Но вначале развяжи меня.
      - Я не могу этого сделать, Таллис. Извини. Но если бы мы вдруг поменялись местами, я знаю, как бы я поступил с тобой, услышав твою историю. Однако я не могу позволить тебе убить меня, потому что мне предстоит еще кое-что сделать.
      Таллис знал, что в тот момент он смотрел в лицо смерти. Он также знал, что ничего не может поделать. Только говорить и слушать.
      - Ладно, Себастиан,- спокойно произнес он.- Продолжай. Предательство, ты сказал. Какое? Кого ты предал?
      - Я не совсем уверен,- отозвался Макмейн.- Я думал, ты мне подскажешь.
 

Причина

 
      - Позволь сказать мне одну вещь, Таллис,- попросил Макмейн.- Сделал бы ты все, что в твоей власти, чтобы спасти Керот от уничтожения? Все, что угодно, неважно, хорошее или плохое, чтобы только дать Кероту спастись?
      - Глупый вопрос. Разумеется. Я бы отдал свою жизнь для этого.
      - Жизнь? Это ничто. Ерунда. Любой может отдать свою жизнь. Согласился бы ты вечно жить во имя Керота?
      Таллис удивленно покачал головой.
      - Жить вечно? Уже два или три раза ты повторяешь одно и то же. Я тебя не понимаю.
      - Согласился бы ты жить вечно как проклятье на устах любого керотийца, который только научился говорить? Согласился бы ты стать негодяем, человеком-монстром, чей неумирающий дух будет веками витать, как миазм, над твоей родиной и чье имя будет вызывать вспышку ненависти в уме любого, кто услышит его?
      - У тебя очень эмоциональный способ изложения мыслей,- сказал керотиец,- но мне кажется, что я понял, что ты хочешь сказать. Да, я бы согласился на это ради спасения Керота.
      - Смог бы ты пожертвовать беспомощными миллионами своих соотечественников, чтобы остальные смогли жить? Смог бы ты безжалостно разрушить всю систему правления и весь образ жизни своего народа, если бы это был единственный путь к его спасению?
      - Я начинаю понимать, к чему ты клонишь,- медленно произнес Таллис.- И если правда то, что я подумал, мне бы хотелось убить тебя - медленно и мучительно.
      - Знаю, знаю. Но ты не ответил на мой вопрос. Поступил бы ты так ради спасения своего народа?
      - Да,- холодно ответил Таллис.- Но не вводи меня в заблуждение. Я ненавижу тебя за то зло, что ты причинил моему народу. Я презираю тебя за то, что ты сделал со мной.
      - Этого и следовало ожидать,- признал Макмейн В голове у него совсем прояснилось. Он понял, что его слова могли поначалу показаться дикостью. Может, он и вправду нездоров? Не был ли он сумасшедшим с самого начала? Нет. Теперь он понимал, что каждый его шаг был хладнокровно обдуман, рассчитан, взвешен; он был жесток, но совершенно здоров.
      Неожиданно он пожалел, что не пристрелил Таллиса. а разбудил его. Если бы получше соображал после удара, он бы так и поступил. Не было необходимости так издеваться над человеком перед смертью.
      - Продолжай,- неожиданно бесстрастно прозвучал голос Таллиса.- Будь откровенен до конца.
      - Земля падала в пропасть,- сказал Макмейн. вновь удивляясь звуку своего голоса. Ему уже не хотелось говорить. Но теперь он не мог остановиться.- Ты сам видел, как это было. Все эталоны потеряли значение, поскольку ни один не мог быть лучше другого. Не было красоты, поскольку красота превосходила уродство, а мы не могли позволить, чтобы кто-то почувствовал себя выше другого. Не было любви, поскольку для того, чтобы любить кого-либо или что-либо, следовало понять, что этот предмет чем-то лучше тех, что вы не любите. Я даже не уверен, что знаю, что означают эти слова, так как вряд ли я думал о красоте или любил. Я только читал об этом в книгах. Но я всегда чувствовал пустоту в душе там, где эти чувства должны были быть. Морали у нас тоже не было. Но люди не крали совсем не потому, что это плохо, а лишь потому, что красть незачем - тебе и так дадут то, что ты попросишь. Не существовало понятия «плохой» или «хороший». У нас была форма социального контракта, называемая «брак», но это был не такой брак, как в старые добрые времена. В нем не было любви. Когда-то было преступление, называемое «адюльтер», но даже само слово вышло из употребления на той Земле, что я знал. Женщину обвинили бы в антисоциальном поведении, если бы она отказала кому-нибудь из мужчин; этот поступок означал бы, что она считает себя или своего мужа лучше других мужчин. То же касалось и мужчин по отношению к женщинам или другим женам. Брак стал социальным контрактом, который можно расторгнуть по прихоти любого из супругов. В нем не было смысла, поскольку он не служил никакой цели и ни одна из сторон не получала по контракту ничего, что бы она не имела без контракта. Но свадьба служила предлогом для представления, в котором эта пара находилась в центре внимания. Люди заключали контракт, чтобы повеселиться, затем расторгали его, чтобы еще раз сыграть в эту игру с кем-либо другим - игра «музыкальная спальня».
      Макмейн остановился и опустил взгляд на беспомощного керотийца.
      - Тебя все это мало волнует, не правда ли? В вашем обществе женщина всего лишь имущество, которое можно приобрести или продать. Если тебе понравилась женщина, предлагаешь цену ее отцу, брату или мужу - тому, кому она принадлежит. Потом она находится в твоей собственности, пока ты ее не продашь другому. Адюльтер - серьезное преступление на Кероте, но только потому, что он нарушает имущественные права владельца. Во всем этом не так уж много любви, не так ли? Хотел бы я знать, Таллис, знаешь ли ты, что такое любовь?
      - Я люблю свой народ,- угрюмо произнес Таллис.
      Макмейн опешил на мгновение. Он никогда не думал о любви с этой точки зрения.
      - Ты прав, Таллис,- наконец выговорил он.- Ты прав. Мы оба любим свой народ. Именно потому, что я люблю человеческую расу со всеми ее недостатками и всеобщей усредненностью, я сделал то, что был обязан сделать.
      - Прости меня,- сказал Таллис с едва заметной ноткой горечи,- но я не совсем себе представляю, что же ты сделал. Затем его голос смягчился. - Подожди. Кажется, я знаю. Да, я понял.
      - Ты думаешь, ты все понял? - глаза Макмейна сузились.
      - Да. Я сказал, что я не психбольной, и то, что я на тебя разозлился, доказывает это. Ты честно сражался на стороне Керота, Себастиан, и, поступая так, ты уничтожил множество землян. Нелегко человеку так поступить, какие бы причины ни толкали его на это. И теперь, перед лицом смерти, начались угрызения совести. Я не совсем понимаю, как действует мозг землян, но я…
      - Именно так, ты не понимаешь,- прервал его Макмейн.- Спасибо, что ты попробовал меня оправдать, Таллис, но, боюсь, что ты все-таки ошибаешься. Слушай же.
      Мне надо было найти нечто такое, что вывело бы Землю из спячки. Я прекрасно понимал, что произойдет, когда Керот победит. Вы бы поработили нас всех до единого. Очутившись на Кероте, я только убедился в этом. Поэтому я отправил на Землю послание, которое разбудило их, пока еще не было поздно. Как только они осознали, что им грозит, они отреагировали мгновенно, как и всегда поступали перед лицом опасности. Они стали бороться. Они освободили до сих пор скованный разум нескольких гениальных землян, дух борьбы охватил каждого обычного землянина. И они победили!
      Таллис покачал головой.
      - Ты ничего не отправлял, Себастиан. За тобой постоянно следили. Ты просто не мог отправить послание.
      - Ты сам видел, как я послал его,- сказал Макмейн.- Так же как и все остальные офицеры флота. Хокотан помог мне отправить его - выполнил все мои приказания. Но именно потому, что вы не понимаете, как действует разум землян, вы не восприняли это как послание.
      Таллис, как бы поступил твой народ, если бы враждебная сила, уже доказавшая, что может полностью уничтожить Керот, сделала бы с одной из ваших планет то же, что мы сделали с Миром Хьюстона?
      - Если бы противник доказал нам, что может легко нас разбить, а затем повесить все население оказавшей сопротивление планеты? Мы бы воспользовались секретным оружием, как это сделала Земля.
      - Нет, Таллис, нет. Именно здесь ты ошибаешься. У Земли не было нового оружия до этой бойни на Мире Хьюстона. Позволь мне задать тебе один вопрос: устроил бы кто-либо из керотийцев подобную бойню?
      - Сомневаюсь,- медленно отозвался Таллис.- Убить такое множество потенциальных рабов было бы расточительно и дорого. Мы брйцы, а не мясники. Мы убиваем только когда это необходимо для победы; оставшиеся в живых враги расцениваются как законная собственность победителя.
      - Точно. Пленные являются частью добычи, и было бы глупо наносить себе убытки. Я заметил это, читая ваши книги по истории. Я также заметил, что пленные признают право завоевателя поработить их, и на этом дело кончается. Так что, когда силы Земли захватят Керот, не думаю, что у них будет с вами много мороки.
      - Если только они не поступят с нами, как мы с Миром Хьюстона,- заметил Таллис,- и докажут, что сопротивление бесполезно. Но я не понял, что с посланием. Что это за послание и как ты умудрился отправить его?
      - Посланием была бойня на Мире Хьюстона, Таллис. Я даже сказал об этом штабу, когда предлагал эту меру. Я сказал, что подобный акт пробудит страх и ужас в умах землян.- Так и случилось, Таллис, именно так. Но этот ужас стал толчком, побудившим землян начать борьбу. Они были вынуждены осознать, что происходит. Если бы Керот просто захватывал планету за планетой, как и планировалось сначала, керотийцы победили бы. Население других планет полагало бы, что с ними ничего не случится. Так как они не признавали превосходства других, они были совершенно уверены, что их победить нельзя. Разумеется, могло случиться и так, что Земле не удалось одолеть Керот; но это только доказало бы что превосходства не существует.
      Но гибель Мира Хьюстона заставила их содрогнуться. Так и должно было случиться. «Ад делает больше, чем Небо, чтобы пробудить в человеке страх Господа». Они не знали, что такое красота, но я показал им уродство; они не знали любви и дружбы, но я дал им ненависть и страх.
      История Земли учит, что агрессоры, совершая чудовищные преступления, допускали большую ошибку. Военный клич бесчисленных войн заставил людей помнить преступления. Ничто так не поражает землянина, как жестокость, насилие, бессмысленные убийства. Я разжег этот огонь, Таллис. Это и стало моим посланием.
      Таллис смотрел на него расширенными от ужаса глазами.
      - Ты болен.
      - Нет. Это сработало. За шесть месяцев они смогли создать нечто такое, что позволило им стереть проклятых керотийцев с небес. Не знаю, каким стало теперь общество на Земле. Я никогда этого не узнаю. Но я по крайней мере понял, что человеку опять позволили думать. И я знаю, что они выживут.
      Неожиданно он осознал, что прошло довольно много времени. Он не мог больше позволить себе заниматься пустыми разговорами. Вокруг по-прежнему сновали патрульные корабли землян в поисках остатков керотийского флота, которые могли прятаться в безмолвии космоса, не включая двигателей.
      - Мне еще кое-что осталось сделать, Таллис,- сказал он, медленно вставая.- Тебе хотелось бы узнать что-нибудь еще?
      Таллис слегка нахмурился, словно пытаясь что-то вспомнить, но затем закрыл глаза и расслабился.
      - Нет, Себастиан, ничего. Делай то, что считаешь нужным.
      - Таллис,- позвал Макмейн. Таллис не открыл глаза, и Макмейн этому даже обрадовался.- Таллис, я хотел бы, чтобы ты знал, что за всю мою жизнь ты был единственным моим другом.
      Ярко-зеленые глаза остались закрытыми.
      - Может быть, и так. Да, Себастиан, я надеюсь, что ты искренне в это веришь.
      - Верю,- сказал Макмейн и выстрелил керотиицу прямо в голову.
 

Конец и эпилог

 
      - Постойте! - раздался оглушительный голос из громкоговорителей всех шести земных кораблей, которые искали остатки керотийского флота- Остановитесь! Не обстреливайте этот корабль! Я лично оторву голову любому, кто нанесет вред этому кораблю!
      На пяти кораблях командиры тут же отключили оборудование, которое могло превратить в пыль вражеское судно. На шестом майор Торнтон, командующий эскадрой, рычал в микрофон. Его голос слегка дрожал, когда он продолжил:
      - Вы чуть не попали в него! Еще секунда, и мы бы потеряли этот корабль!
      Восточные черты лица капитана Веренски выражали то ли испуг, то ли удивление.
      - Я не старался уничтожить его. Вы схватили микрофон, как будто вас что-то укусило. Я думал, это всего лишь брошенный корабль. После взрыва он получил такое страшное ускорение, что там никто не может остаться в живых. Должно быть, у них была причина использовать ядерный заряд вместо антиускорительных полей. Что заставляет вас думать, что он уже не опасен?
      - Я и не говорю, что он не опасен,- рявкнул майор.- Возможно, он очень даже опасен. Но если мы сможем, мы должны захватить его. Посмотрите! - Он ткнул пальцем в изображение на экране.
      Теперь корабль не вращался и не кувыркался.
      Через пятнадцать минут ускорения его ядерные снаряды взорвались, и теперь он двигался спокойно, с постоянной скоростью и казался не более опасным, чем искореженная консервная банка.
      - Я ничего не вижу,- отозвался капитан Веренски.
      - На этой стороне у него керотийские символы. Небный неголосовой согласный, окруженный…
      - Я не читаю по-керотийски, майор,- произнес капитан.- Я---- Он вдруг моргнул и воскликнул: - «Шудос»!
      - Вот именно. «Шудос» с Керота. Флагманский корабль керотийского флота.
      И в глазах майора, и в глазах капитана внезапно вспыхнула ненависть.
      - Даже если его вооружение все еще функционирует, мы должны попытаться,- заявил майор Торнтон.- Если же все они погибли, мы должны постараться извлечь тело Мясника.- Он снова взялся за микрофон.
      - Эскадра, внимание! Слушайте внимательно и не суйте свои руки, куда не положено. Корабль перед нами - «Шудос». Корабль Мясника. Это десятиместное судно, самое большее на нем может быть тридцать человек, если их там упаковать, как ^сельдь в бочке. Я не представляю, чтобы кто-нибудь там уцелел после такого ускорения от взрыва ядерных снарядов, но помните, что они не имеют ни малейшего понятия о том, как действуют наши контрактивные генераторы, которые подавляют их локаторы. Помните, что сказал доктор Пендрик: «Ни один человек не может превосходить другого во всем.Каждый человек в чем-то имеет превосходство над другим». У нас может быть контрактивный генератор, но и у них может быть нечто, о чем мы не догадываемся. Так что будьте начеку.
      Я намерен высадиться на этот корабль с отрядом. За Мясника назначена награда, и она будет пропорционально разделена между всеми участниками вылазки. Доли будут достаточно большими, к тому же мы все получим благодарности, если сумеем захватить его.
      Мне нужно по десять человек с каждого корабля. Я не вызываю добровольцев; я хочу, чтобы командиры кораблей отобрали людей, которые будут готовы сложить свои головы в случае необходимости. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь запаниковал и открыл стрельбу, когда надо раскинуть мозгами. Мне не нужны те, у кого были родственники на Мире Хьюстона. Простите, но я не могу позволить просто сводить счеты.
      Сейчас мы в тысяче миль от «Шудоса»; осторожно приближайтесь к нему на расстояние в сотню ярдов. Десантные отряды должны быть готовы к высадке, когда мы подойдем вплотную. Останавливаемся в ста ярдах и высаживаемся на корпус. Затем получите дальнейшие указания.
      Вот еще что. Не думаю, что его антиускорительные генераторы действуют, принимая во внимание повреждения корпуса, но мы не знаем этого наверняка. Если они вдруг включат свои антиускорители, корабль должен быть уничтожен - без учета того, кто будет в это время на борту. Лучше пусть погибнут шестьдесят человек, чем позволить Мяснику ускользнуть. А теперь - выполняйте.
      Полчаса спустя майор Торнтон стоял на корпусе «Шудоса» в окружении шестидесяти десантников.
      - Что-нибудь видно через окна? - спросил он. Несколько человек приникли к стеклам видоискателями, подсвечивая себе фонариками.
      - В живых - никого,- заявил сержант, и все остальные подтвердили его слова.
      - Просто какое-то месиво,- добавил другой сержант.- Это ускорение размазало их по полу. Зачем только они взорвали снаряды?
      - Давайте войдем и посмотрим,- приказал майор Торнтон.
      Внешняя дверь воздушного шлюза была закрыта, но не заперта. Она легко открылась, и они получили доступ к внутренней двери. Десять человек последовало за майором, остальные остались снаружи, получив приказ стрелять сквозь корпус, если случится что-либо непредвиденное.
      Если кто-то остался в живых, сказал майор,- мы не должны допустить, чтобы они задохнулись от утечки воздуха. Сержант, включите систему воздушного циркулирования.
      Они оказались в герметичной комнате, рассчитанной на десять человек. В ней было достаточно места, чтобы весь экипаж мог здесь разместиться.
      Когда отворилась внутренняя дверь, они осторожно проникли внутрь. Тут же выяснилось, что в предосторожностях не было необходимости. На борту не было ни одной живой души.
      - Три офицера убиты выстрелом в голову,- доложил сержант.- У одного из них свернута шея, но это и неудивительно после такого ускорения. Экипаж в машинном отделении - пять человек. Все вдребезги, но думаю, что они погибли от радиации, потому что защитная крышка с одного из реакторов снесена взрывом, который и пробил корпус корабля.