Леди и горец

Она справилась бы с этой работой еще быстрее, если бы не дрожали руки. Она понимала, что яркий свет ей ни к чему, и подбрасывала в очаг только сырые поленья, а лампу поставила на стол, лишь когда убедилась, что ее свет со двора почти не виден. Покончив с делом, она снова выглянула в окно и прислушалась. Поначалу со двора доносились привычные звуки пробуждающегося поместья: скрипели двери, ржали в стойлах лошади, слышались сонные голоса и шарканье подошв о деревянные порожки и ступени. Однако предчувствие беды все нарастало, мешая дышать. Однажды разбойники уже подошли к стенам замка, но Саймон мгновенно организовал людей для отпора, и ночные бродяги отправились искать поживу в другое место. Все произошло так быстро, что Джудит даже испугаться не успела. По-настоящему запаниковала одна только Мораг — жена жестянщика Сима. Она задавала корм лошадям в находившейся неподалеку от ворот конюшне и собственными глазами видела, как разбойники проскользнули во двор через арку в стене. Ворота навесили лишь на следующий день, и опасность неожиданного вторжения уменьшилась, одновременно притупилась и бдительность сторожей. Но судя по всему, в эту ночь новым воротам — да и замку в целом — предстояло выдержать нешуточное испытание. К привычным уже звукам вскоре добавились громкие голоса перекликавшихся по-гэльски Маккаллумов и звон оружия. Люди Саймона, выбегавшие один за другим во двор, с лязгом извлекали из ножен мечи и со свистом полосовали воздух топорами, проверяя, хорошо ли они ходят в руке. Утешало одно: боевого клича врагов пока слышно не было, да и на ворота никто не покушался. Более того, как-то сами собой стихли крики и лязг оружия во дворе, и в замке снова наступила тишина. Быть может, все не так плохо, как ей кажется? Задавая себе этот вопрос, Джудит отошла от окна и от нечего делать принялась разглаживать и без того безукоризненно натянутое на кровати шерстяное покрывало. Приятно было ощущать его мягкую, чуть шероховатую поверхность. Она до боли скучала по Робу. Два месяца разлуки с ним показались ей вечностью. Тишину ночи разорвал громкий стук, вернувший Джудит к действительности. Ощущение опасности охватило ее с новой силой. По спине побежали мурашки. К голове прилила кровь. Стук повторился, на этот раз оглушительный. Джудит погасила лампу. Теперь комнату освещал только очаг. Она распахнула окно. Джудит охватил страх, перешедший в панику, когда она услышала доносившиеся со стороны ворот яростные вопли, сопровождавшие каждый удар тарана в ворота.

Вот они — разбойники, короли ночи! Неожиданно сразу в нескольких местах вспыхнул свет, и двор стал похож на развороченный муравейник. Во всех направлениях шли и бежали люди с фонарями и факелами в руках. Джудит различила в толпе Саймона и его брата Арчи, который был столь велик ростом и плечист, что походил на огромного бурого медведя. Подумав, что они отличаются друг от друга, как день и ночь, Джудит переключила внимание на других защитников замка. В большинстве своем они принадлежали к клану Маккаллум, и Джудит знала их только по именам. Вспыхнул огонь за пределами замка. Пылали рассыпавшиеся по окрестным долинам и холмам хижины — временные пристанища мелких торговцев, каменщиков, плотников, землекопов, словом, всех тех, кто приехал или пришел в Гленлион, узнав о том, что здесь ведется строительство и можно получить работу или открыть небольшую лавочку. Пламя с жадностью пожирало соломенные крыши и сложенные из торфяного кирпича или сплетенные из лозы, обмазанные глиной домики. Джудит прислонилась к стене: от страха она едва держалась на ногах. Напавшие на Гленлион разбойники не промышляли, как это обычно бывает, грабежом и угоном скота. Они поставили своей целью уничтожить все, что было построено в здешней округе за последнее время. Джудит наблюдала за тем, как в свете полыхавших домиков по долине метались крохотные черные фигурки охваченных паникой людей, слышала вопли моливших о пощаде детей и женщин. Ворота замка содрогались от мощных ударов, но пока еще держались. Суетившиеся во дворе люди Саймона укрепляли их подпорками из бревен. Хотя Джудит и обещала Саймону не выходить, ей невыносима была мысль о том, что, пока она сидит сложа руки, защитники рискуют своей жизнью, отражая неприятельский штурм. К тому же в своей комнате она не в безопасности. Если враг выломает ворота и перебьет Маккаллумов, дубовая дверь спальни вряд ли спасет ее. Джудит взяла со стола небольшой кинжал, которым пользовалась во время еды, и сунула его в висевшие у пояса обтянутые сафьяном ножны. Не без усилий вытащила из металлических креплений запиравший дверь тяжелый дубовый брус. С минуту задумчиво созерцала дверь — единственное препятствие, отделявшее ее от опасности. Страх ее не отпускал: холодил спину, комком поступал к горлу, лишал ее сил. Она задыхалась — воздух казался душным и раскаленным, словно в пустыне. Усилием воли поборов страх, Джудит вздернула подбородок, сделала глубокий вдох, рывком распахнула дверь и вышла в коридор. У лестницы горел один-единственный фонарь. Она сняла его с крюка и прихватила с собой. Фонарь чадил, брызгал маслом, искры от него попадали ей на руку и одежду. Надо будет завтра подрезать фитиль, машинально подумала Джудит. Тут, однако, ей пришло в голову, что замок, возможно, до завтра не продержится, и по спине у нее снова побежали мурашки. Гоня от себя эти гнетущие мысли, она стала спускаться по винтовой лестнице на первый этаж, подсвечивая себе фонарем, поскольку масляные лампы в стенных нишах давно погасли. Отворив окованную металлом дверь, которая вела в зал, Джудит подумала, что в том случае, если враги захватят замок и даже весь первый этаж главной башни, защитники всегда смогут отступить на второй и, закрыв за собой эту дверь, некоторое время чувствовать себя в полной безопасности. Дверь была настолько массивна, что почти не уступала в прочности воротам, а доставить и установить в зале стенобойное орудие, с помощью которого ее можно было бы выломать, не представлялось возможным. Оказавшись в дверном проеме, Джудит некоторое время стояла, прислонившись спиной к каменной кладке, и прислушивалась к доносившимся со двора зловещим звукам. Затем повернулась к дверце, которая вела к лестнице, спускавшейся в погреб, где стояли фляги с вином и пивом, висели на крюках окорока и колбасы и хранился кое-какой скарб. Спуск в погреб и сам погреб были вырыты в насыпи, на которой покоилось основание башни. В погребе было сыро, холодно и темно — даже фонарь не в силах был полностью разогнать царивший здесь мрак. Обойдя винные бочки и фляги, Джудит подошла к висевшему на стене деревянному стеллажу, где мечи, топоры и копья были вставлены в гнезда особой формы. Свет фонаря отражался в полированной стали клинков, копейных наконечников и широких лезвий секир. Неразумно хранить здесь оружие, подумала Джудит. От влажного холодного воздуха оно наверняка заржавеет. Однако присмотревшись, Джудит не обнаружила на оружейном металле ни малейшего следа ржавчины. Поставив фонарь в стенную нишу, Джудит потянулась за копьем, снабженным широким стальным наконечником со зловещего вида острым крюком, приваренным сбоку. Древко было крепкое, но не слишком толстое; когда Джудит попыталась вынуть копье из стеллажа, оно заколебалось у нее в руках и звякнуло о стену. На пол посыпались пыль и труха; нет, решила Джудит, копье такое тяжелое, что ей с ним не совладать. После копья настал черед большого меча с рукоятью такой длины, что его вполне можно было держать обеими руками. Джудит так и сделала, но поднять меч все равно не смогла. Ей оставалось лишь удивляться и восхищаться, с какой легкостью орудовал этим опасным оружием Роб. При мысли о том, что ей так и не удастся подобрать оружие, Джудит стало не по себе. Тут взгляд ее упал на небольшой, но массивный, утыканный острыми шипами железный шар, подвешенный на цепочке к окованной металлом деревянной рукояти. Как только она сняла шар со стеллажа, рука под его тяжестью опустилась к земле словно парализованная, и шар, ударившись шипом о каменную плиту, оставил на ней глубокую выбоину. Сообразив, что вернуть боевой цеп на стеллаж ей не удастся, она оставила его на полу и потянулась за коротким мечом, который был заставлен другим оружием. К счастью, этот меч оказался гораздо легче копья и боевого цепа — не говоря уже о мече двуручном. Он имел обоюдоострое лезвие с сильно заостренным концом и удобной рукояткой, которая уместилась у нее в руке. Полоснув воздух клинком, чтобы еще раз убедиться, что она в состоянии им пользоваться, Джудит взяла фонарь и с мечом в одной руке и фонарем — в другой двинулась в обратный путь. Вынырнув из узкой дверцы, она услышала доносившийся со двора громкий треск дерева и возбужденные, отчаянные крики людей. За долгие семь лет, которые Джудит провела в Шотландии, ей ни разу не приходилось видеть сражения, хотя неподалеку от поля боя она бывала. От страха у Джудит запершило в горле, и она пожалела, что не выпила немного вина, когда находилась в погребе. Должно быть, ворота высадили, с ужасом подумала она, прислонившись к дверной створке. Будто в подтверждение ее слов двери, которые вели со двора в большой зал, распахнулись; вопли сражающихся и лязг оружия стали оглушительными. В следующую минуту в зал ворвались несколько воинов. Джудит сразу же узнала Арчи Маккаллума, который, стоя в дверях и испуская время от времени грозный боевой клич, орудовал мечом с такой легкостью, как если бы тот был сделан из камыша. Человек, пытавшийся напасть на Арчи, рухнул на пол словно подкошенный; потолок забрызгало кровью. Джудит приходилось в свое время видеть немало ран и даже врачевать их, но она никогда не видела, как их наносят. Это было ужасное зрелище, и Джудит невольно отвела глаза, пытаясь найти ответ на вопрос, на который не было, казалось, ответа: что делать дальше? Краем глаза она заметила слева от себя какое-то движение и, повернув голову, увидела бородатого воина, который, ухмыляясь и помахивая мечом, направлялся прямо к ней. Не раздумывая Джудит ткнула ему в лицо брызгавший маслом и рассыпавший искры фонарь. Воин взревел от ярости и боли, отскочив, уронил меч и стал обеими руками хлопать себя по задымившейся бороде. Загасив охватившее бороду пламя, воин выкрикнул по-гэльски угрозу. Подобрал с пола меч и стал им вращать, как это делал Роб, работая одной только кистью; при этом плечи и руки у него оставались неподвижными. Джудит поняла, что перед ней настоящий мастер клинка, но не отступила ни на шаг, продолжая держать перед собой на вытянутой руке фонарь. Он казался Джудит более надежным оружием, нежели меч, которым она вообще не владела. Обнажив в злобной ухмылке испорченные зубы, бородатый воин сделал в ее сторону сначала один шаг, потом второй. Когда он оказался в зоне досягаемости, Джудит снова ткнула в него фонарем, на этот раз целясь в живот. Меч бородатого сверкнул как молния, аккуратно разрубив фонарь на две половины. Обломки упали на пол; горящее масло потекло по каменным плитам. В руках у Джудит остался один только держатель в виде окованного металлом короткого деревянного стержня. Все произошло очень быстро — Джудит и глазом не успела моргнуть, как фонарь уже лежал на полу; между тем бородатый продолжал наступать. Она видела, как закипела у него в углу рта слюна, когда он, распахнув в стороны руки, готовился ее облапить. И тогда Джудит, выхватив спрятанный в пышных складках платья короткий меч, выставила его перед собой. В следующий момент она ощутила сильный толчок, и рукоять меча едва не выпала у нее из ладони. Чтобы удержать меч, она отшвырнула держатель фонаря и схватилась за рукоять оружия обеими руками. И тут неожиданно поняла, что бородатый, бросившись на нее, напоролся на клинок, который она держала перед собой, — видимо, не заметил его. Отточенный меч вошел в его тело легко — словно в масло. Она поняла, что с бородатым что-то случилось, лишь по выражению его глаз: удивление сменилось в них неподдельным ужасом. Воин попытался было выдернуть клинок, но тот уже вошел в тело больше чем наполовину. И рука разбойника безжизненно повисла. Свет в его глазах погас, словно пламя опущенной в воду свечи — сразу и безвозвратно. Сделав по инерции еще один шаг, он навалился на Джудит, подмял ее под себя, сбил с ног и придавил к полу. Несколько минут Джудит лежала не двигаясь, не отдавая себе отчета в произошедшем. А в зале шел отчаянный бой между ворвавшимися в замок разбойниками и его защитниками, людьми из клана Маккаллум. И вскоре громкие звуки битвы стали достигать сознания Джудит. Стряхнув оцепенение, она попыталась сбросить с себя лежавшего на ней бандита. Джудит уперлась ему в грудь обеими руками, почувствовала что-то горячее и липкое и поняла, что это кровь. Сделав еще одно усилие, она выкатилась из-под трупа, с трудом поднялась на ноги и, опасаясь оказаться безоружной, обеими руками ухватилась за рукоять меча, торчавшего из. мертвого тела. Меч не поддавался. В это мгновение на плечо ей легла чья-то тяжелая рука. Джудит в панике еще раз попыталась вытащить меч из трупа, поняла, что это ей не по силам, и потянулась к висевшему у нее на поясе кинжалу.

Выхватив его из ножен, она рывком высвободила плечо из цепких пальцев незнакомца и, крутанувшись вокруг собственной оси, взмахнула своим кинжалом. Услышав крик боли, порадовалась, что попала в цель, выставила лезвие вперед и сделала выпад, пытаясь нанести удар человеку, чей силуэт расплывался у нее перед глазами, полными слез. Уклоняясь от ее удара, незнакомец отступил в сторону; Джудит пронеслась мимо и упала бы, не схвати он ее за ворот платья. Молниеносным движением он выкрутил ей руку, а когда кинжал выпал из ее ослабевших пальцев, громко произнес:

— Господь всеблагой, Джудит — так это ты? Подумать только! Два месяца я непрерывно сражался и не получил ни единой царапины, но стоило мне вернуться домой, как меня ткнула кинжалом собственная жена!

Джудит всхлипнула, едва слышно прошептала: «Наконец-то ты вернулся» — и рухнула к его ногам.

Глава 21

— Какой, однако, удивительный прием ты мне устроила, — с сухим смешком произнес Роб. — Ты, я вижу, основательно подготовилась к штурму…

Джудит покраснела, но, насколько хватило сил, держалась с достоинством и хранила молчание. Погрузив в настой лечебных трав чистую тряпочку, она слегка отжала ее и приложила к порезу на руке у Роба. Ранку обожгло как огнем, и Роб, чтобы отвлечься, сосредоточил все внимание на жене. На ней было простое полотняное платье, измазанное грязью и кровью бандита, которого она убила. В ее светлых волосах запутались частички покрывавшего пол сухого тростника, а коса растрепалась. Длинные ресницы отбрасывали глубокие тени на испачканные сажей щеки. Роб окинул взглядом главный зал. Вспыхнувший было пожар, который сразу же потушили, все же подкоптил каменные стены и местами прожег дерево облицовки. В углу лежал на соломенном матрасе раненый Саймон; видимо, рана была несерьезная, поскольку он завел старую песню о нанесенных хозяйству убытках. Роб подумал о женщине из области Уэрдейл, которая молила его вернуть ей угнанный скот. Вспомнил он и о ее охваченном огнем домике. Помнится, его удивило, что она, словно напрочь позабыв о сгоревшем доме, просила его не отнимать корову и теленка. Только сейчас он понял, почему дом интересовал ее меньше. Корова и теленок могли прокормить ее и детей, и это было важнее всего, и Роб еще раз порадовался, что швырнул ей тогда кошелек с серебром, хотя Дуглас высмеял подобную щедрость по отношению к простой крестьянке. Роб снова перевел взгляд на Джудит. Ее пальцы, легонько прикасавшиеся к ране у него на руке, двигались быстро и умело. Отчаянная она все-таки женщина, подумал он, вспоминая, какой ужас его обуял, когда, ворвавшись в зал, он увидел ее с фонарем в руке, которым она пыталась отразить нападение неприятельского солдата. Зачем, спрашивается, она вышла из спальни во время штурма? Роб настолько был зол и так за нее испугался, что мигом раскидал всех стоявших у него на пути врагов и пробился к ней. Он не заметил, как она убила вражеского солдата, но видел его окровавленный труп, когда оказался с ней рядом.

— Что-то я в толк не возьму, как ты здесь оказался? — негромко спросила Джудит. — Ты шел за нападающими по пятам и ударил на них с тыла?

— Мы никого не преследовали. Просто возвращались домой. Я понял, что на замок напали, лишь когда увидел горящие дома арендаторов. — Он ласково коснулся ее щеки. Она подняла глаза и одарила его взглядом, полным любви. — Но в общем, все обошлось. Верно?

Она закрепила повязку у него на руке, отвела глаза и хриплым, каким-то не своим голосом произнесла:

— Я сегодня впервые убила человека.

Хотя все произошло очень быстро и как бы помимо ее воли, она никак не могла прийти в себя. Стоило ей вспомнить, как входил в тело нападавшего ее меч, как у нее перехватывало горло и пересыхало во рту.

Роб с горечью подумал о том, что так и не сумел обеспечить ей безопасность;

— Нечего жалеть бандита, Джудит. Эти негодяи пришли сюда жечь, грабить и убивать. Не убей ты его, он бы прикончил тебя.

— Я все понимаю. И меня не пугает то, что я сделала… Я, можно сказать, выполнила свой долг. Но я не могу не размышлять о том, что сделало нападение возможным. — Пока она говорила, ее черты разгладились, и она стала больше походить на прежнюю Джудит. — Слава Богу, что ты со своими людьми подоспел вовремя.

— Если бы не непредвиденные задержки, я вернулся бы в Гленлион еще два дня назад. — Он приподнял ее лицо и провел большим пальцем по ее губам. Рассказывать о том, почему он задержался, ему не хотелось. Это произошло в основном из-за дележки захваченной добычи, а также из-за затянувшихся споров с Дугласом — он хотел во что бы то ни стало продолжить военные действия на английской границе. — Кстати, я привез с собой довольно много денег, но теперь вижу, что почти все они уйдут на покрытие убытков. Она посмотрела на следы копоти на стенах и кивнула.

— Вот Саймон обрадуется! Он постоянно сетует на нехватку средств и на цены. Говорит, что все, начиная со свечей и кончая гвоздями, стоит ужасно дорого.

— Саймону следовало бы стать государственным казначеем. Он сразу снизил бы цены, и вся Шотландия была бы ему за это благодарна.

У Джудит на губах заиграла улыбка, поразившая Роба в самое сердце. Внезапная перемена ее настроения, переход от скорби к веселью показался ему удивительным и непостижимым. Эта женщина не уставала его удивлять с первого дня их знакомства.

— В Уэрдейле мне довелось повстречаться с твоим братом. Улыбка ее мгновенно погасла, и Роб пожалел, что завел этот разговор.

— С которым? — спросила она.

— С сэром Пейтоном. Наступило молчание.

— Как он поживает? — сдержанно поинтересовалась Джудит, чувствуя, что молчание затянулось. — Здоров?

Роб кивнул:

— Здоров и, насколько это возможно для воина, лишившегося коня и сапог, чувствует себя неплохо. — Джудит вопросительно на него посмотрела, и Роб разъяснил ситуацию: — Мы захватили его в плен и избавили от лишнего имущества — в том числе от коня и доспехов.

Она снова улыбнулась, а когда заговорила, в ее голосе слышался едва сдерживаемый смех.

— Полагаю, это его не очень обрадовало.

— Мне тоже так показалось. — Он взял ее руки в свои и взглянул на костяшки ее пальцев. Кое-где на них виднелись царапины и неглубокие порезы — следы борьбы с врагом. — Кстати, он спрашивал о тебе.

— Надеюсь, ты сказал, что у меня все в порядке?

— Разумеется. — Он замолчал, размышляя над тем, стоит ли рассказывать о своей встрече с сэром Пейтоном во всех подробностях, и добавил: — Он упомянул также, что английский король против возвращения шотландских земель, полученных англичанами по брачному контракту. И если верить твоему брату, это король, а вовсе не граф Уэйкфилд виноват в том, что тебе не удалось вернуться в Англию.

Она удивленно выгнула бровь.

— Не может быть!

— Повторяю, так мне сказал твой брат, миледи.

С минуту она молчала, прикрыв глаза длинными ресницами, потом улыбнулась.

— Рада слышать. Но об этом мне должен был сказать Пейтон, а не ты.

— Неужели тебе так важно знать, кто препятствует твоему возвращению на родину?

— Конечно. Знай я, что мой брак с Кеннетом Линдсеем заключен по воле короля, а не с благословения моего отца, я не чувствовала бы себя никому не нужной.

— «Никому не нужной…» — словно эхо откликнулся Роб. — Трудно поверить, что такое возможно. — Он заключил Джудит в объятия и приблизил щеку к ее губам, чтобы ощущать ее дыхание. — Что бы ни случилось, помни, что в Гленлионе ты всегда будешь желанной.

Она коснулась кончиками пальцев покрытого черной щетиной подбородка Роба.

— А ведь несколько месяцев назад ты даже не подозревал о моем существовании.

228

— Несколько месяцев? Неужели? Мне кажется, с тех пор прошла целая вечность и все изменилось: окружающий мир, Гленлион — ну и я сам, конечно. Я хочу тебя, и всегда хотел, даже когда не знал. Я ждал твоего появления, просто не отдавал себе в том отчета.

— Ты и сейчас меня хочешь?

— Ну конечно, моя прекрасная леди. Просто умираю от желания.

Ее распущенные волосы, словно золотистый занавес, скрыли их поцелуй от находившихся в зале людей. Его губы прикасались к ее устам с удивительной, неиспытанной ею доселе нежностью. Она и не предполагала, что этот грозный воин способен на подобное проявление чувств.

— Эй, Гленлион! — послышался громкий окрик. Он заставил их оторваться друг от друга и вернул к реальности.

Джудит отпрянула от мужа и, присев на ступеньку, чинно сложила руки на коленях. В следующую минуту перед ними предстал ухмыляющийся Арчи Маккаллум.

— Тысяча извинений за то, что помешал. Но меня просили передать тебе, Гленлион, что захвачен пленник, располагающий сведениями, которые могут тебя заинтересовать. Сейчас будешь с ним разговаривать или отложишь беседу?

— Откладывать нельзя, — сказал Роб, заворачиваясь в плед, который сбросил, когда Джудит бинтовала ему рану. — Ведите его сюда.

Первым, однако, к Робу подошел Дуглас. Скрестив на груди руки, он блеснул глазами и произнес:

— Этот человек знает кое-что интересное об одном нашем общем знакомом.

Ввели пленников. Один из них на грязном, заплеванном полу преклонил перед Гленлионом колено. Лицо у него было в крови, на щеке и под левым глазом темнели кровоподтеки. Время от времени он проводил языком по пересохшим губам.

229

— Воды…

— Раньше сообщи лэрду новости. — Дуглас носком сапога ткнул пленника в бок. — Давай говори. Я-то человек терпеливый, а вот сэр Дьявольское Отродье — нет.

Пленник вздрогнул и поднял на Гленлиона глаза.

— Я… это… короче, нас Аргилл послал. Уже второй раз посылает… да… В прошлый раз, правда, у нас людей было маловато., .

— Так это Аргилл послал вас сюда? Грабить? — Роб шагнул к пленному.

Поколебавшись, тот огляделся и тихим голосом произнес:

— Ну да, грабить. Что тут такого? И леди захватить, если удастся. О нет, мы не должны были ее убивать. Только доставить к герцогу вместе с одной бумагой…

— С бумагой, говоришь? — Роб едва заметно улыбнулся. Значит, документ еще не нашли, подумал он. Отлично! Опустившись на колено рядом с пленником, он едва слышным шепотом произнес: — Расскажи мне о бумаге, которую Аргилл велел вам найти.

— Ну, это… важная такая бумага… — протянул пленник. — С печатью. Так герцог сказал. С такой большой красивой восковой печатью.

— Все верно, парень, эта бумага должна быть с большой красивой печатью.

Поднявшись на ноги, Роб многозначительно посмотрел на Черного Дугласа, который с интересом прислушивался к его разговору с пленником. Дуглас ответил Робу не менее многозначительным взглядом, после чего, блеснув белозубой улыбкой, сказал:

— Я прослежу, чтобы у этого парня воды было вволю. Роб понял намек и помрачнел.

— Я не позволю поганить мой колодец, Дуглас.

— Зачем же колодец? Мы напоим его из озера. Посмотрим, сколько воды он сможет заглотнуть за раз. — Дуглас повернулся к пленнику и, продолжая улыбаться, елейным голосом спросил: — Скажи, добрый человек, ты умеешь плавать? Джудит все еще находилась в зале, где Роб ее и нашел. Женщина оказывала первую помощь пострадавшим: промывала травяным настоем колотые и резаные раны, мазала их целебными мазями и бальзамами, накладывала повязки. Роб подошел к ней и некоторое время наблюдал за тем, как она работала. Когда же она подняла на него глаза, сказал:

— Если ты, миледи, немного не отдохнешь, то тебя тоже придется лечить — от истощения сил. Ну-ка пойдем со мной.

Она и впрямь сильно устала, поэтому последовала за Робом без возражений, и они поднялись на второй этаж. Ни на лестнице, ни в коридоре следов нападения видно не было. Только пахло дымом. Распахнув дверь, Роб подвел ее к постели и сказал:

— Посиди немного, отдохни. Я попрошу Мораг принести сюда горячей воды.

— Не надо, — пробормотала Джудит, убрав с глаз прядку волос. — Мораг едва держится на ногах…

— Думаю, у нее хватит сил поставить на огонь воду. Сиди здесь и не смей никуда уходить. Иначе я велю привязать тебя к кровати.

Она удивленно посмотрела на него, но не сказала ни слова. Роб вернулся в сопровождении двух молодых людей, которые внесли в комнату большой, в рост ребенка, деревянный чан, наполненный горячей водой. Когда парни удалились, Роб подошел к двери и заложил ее тяжелым дубовым брусом. Свет проникал в комнату через окно, причудливо преломляясь сквозь толстое, с зеленоватым отливом стекло. Роб приблизился к сидевшей на постели Джудит и помог ей подняться на ноги. Она стояла без движения, беззащитная и послушная, как новорожденный ягненок, пока он развязывал завязки на ее лейне и расстегивал стягивавший ее талию пояс. Потом взялся обеими руками за ворот ее платья и одним движением разорвал его надвое. Она с изумлением на него посмотрела.

— Зачем ты это сделал? Теперь платье починить невозможно, а у меня их всего два!

Он приложил палец к ее губам.

— Давай не будем сейчас говорить о платьях, ладно?

Разорванное лейне упало к ее ногам. В розовато-золотистом свете раннего утра она стояла перед ним нагая, и он мог любоваться ее телом: крепкими, изящной формы высокими грудями, тонкой талией, крутыми бедрами и плоским, со светлым пушком у промежности животом. Она до того была хороша, что у Роба перехватило дыхание. Хотя желание обладать этой женщиной было нестерпимым, Роб сумел его превозмочь и, вместо того чтобы увлечь Джудит в постель, помог ей погрузиться в чан с горячей водой, из которого шел ароматный пар.

Джудит удивленно выгнула бровь.

— Неужели вереск?

— Он самый, миледи. С некоторых пор это мой любимый запах.

Он купил мыло с запахом вереска в торговавшей благовониями лавочке в Глазго, где чувствовал себя довольно неуверенно, поскольку ни одной женщине, кроме матери, подарков еще не покупал. Выбрать милую женскому сердцу вещь оказалось далеко не таким простым делом, как он предполагал. Поэтому, когда Черный Дуглас, пустившийся на его розыски, заглянул в лавку, Роб все еще разглядывал расставленные на полках кусочки мыла, баночки с притираниями, кувшинчики и крохотные сулеи с розовым маслом и другими благовониями. Более опытный в таких делах Дуглас посоветовал ему купить ароматическое мыло, что Роб и сделал.

— Поверь, ароматное мыло нравится женщинам значительно больше щелочного, — сказал тогда Дуглас с видом заправского сердцееда. — Да и мне оно нравится. Не так само мыло, как процесс омовения женщины, в котором я всегда принимаю самое деятельное участие. — Тут Дуглас громко, во все горло расхохотался.

Само собой, вопрос о том, какое мыло выбрать, не стоял — конечно же, вересковое. Роб до сих пор носил с собой в подвязанной к поясу сафьяновой сумке веточку белого вереска, которую Джудит подарила ему на счастье перед тем, как он отправился в поход. Впрочем, он и без этой веточки грезил о ней день и ночь, пока находился в отлучке. Помогая Джудит усесться в чан, Роб видел, что, по мере того как она погружалась в воду, морщинки на лице у нее разглаживались, а напряжение отступало. Роб пододвинул к чану с водой табурет, накрыл его чистой льняной тряпочкой и поставил на него кувшинчик с концентрированным мыльным раствором.

— Лежи в воде и отдыхай, — сказал Роб, — а мыть тебя буду я.

У нее порозовели щеки, не то от смущения, не то от горячей воды — Роб не знал. Бросив на него стыдливый взгляд, Джудит сказала:

— В этом нет необходимости. К тому же ты устал ничуть не меньше меня и тебе следует позаботиться о собственных нуждах.

— Не беспокойся, я обязательно позабочусь о своих нуждах, но позже. — Роб погрузил пальцы в жидкое мыло, добавил немного воды и, взбив густую ароматную пену, стал втирать ее в руку Джудит. Сначала намылил пальцы, потом запястье и добрался до локтя. Джудит, прикрыв глаза и опершись затылком о край чана, блаженствовала, чувствуя, как напряжение постепенно уходит из тела. Таким же образом он вымыл ей ноги, а когда стал водить скользкой от мыла рукой по животу, она страстно посмотрела на него сквозь полуопущенные ресницы и приоткрыла губы, словно для поцелуя. Роб, однако, стоически выдержал это испытание и, не поддавшись соблазну, продолжал свое дело. Однако мужское достоинство Роба, стиснутое узкими походными штанами, рвалось наружу, властно заявляя о своих правах. Роб усмирил свою плоть и принялся мыть роскошные волосы Джудит, массируя пальцами голову и вытаскивая из волос стебли соломы, прилипшую к ним грязь и сгустки запекшейся крови негодяя, которого она убила. Джудит прикрыла глаза и задышала ровно, размеренно, погружаясь в легкую, сладкую дрему. Промыв несколько раз волосы Джудит, Роб осторожно вынул ее из воды и завернул в большое, как плед, мягкое полотенце. Затем сел на стоявший у пылающего очага стул и, баюкая ее у себя на коленях, как маленького ребенка, стал вытирать ей волосы. Вытерев досуха, усадил Джудит на стул, взял с полки у очага частый гребень и принялся расчесывать ей волосы. Тишина в комнате была приятной, расслабляющей, и Роб подумал, что давно не испытывал подобного умиротворения. Прежде ему не доводилось расчесывать Джудит, хотя он не раз наблюдал за тем, как она это делала, поражаясь грации ее движений, когда она осторожно вела гребень по всей их длине, разделяя сверкающую массу на тонкие шелковистые пряди. Из окна доносились собачий лай, ржание лошадей, скрип колес и голоса собравшегося в замке воинства — словом, привычные звуки военного бивака. Тишину же комнаты, в которой он находился, нарушал лишь сильный и ровный стук его собственного сердца.