Куинси и Рейни (№4) - Час убийства

— По-моему, это разумный план.

Кимберли сделала шаг влево…

И — потеряла опору. Она только что стояла на твердой земле. Потом нога ее поднялась, и она покатилась на спине по скользкому травянистому склону. Ударилась бедром о камень. Оцарапала ногу о мертвое дерево. Попыталась сунуть руки под спину, смутно сознавая, что Мак зовет ее.

— Кимберли!

— Ах-х!

Гтук. Трах. Позади возникло еще одно мертвое дерево, она с размаху ударилась о него. В глазах замелькали искорки, в ушах зашумело. Она ощутила во рту соленый вкус крови из прикушенного языка. А потом вдруг тело ее охватил огонь.

— Черт! Проклятие! Что это?

Кимберли стояла, шлепая себя по рукам и ногам. Боль, адская боль, словно тысячи крохотных муравьев непрестанно пиваются в ее кожу. Она выскочила из бурьяна и стала карабкаться по склону, хватаясь за ветви деревьев и зарываясь ступнями в траву.

Кимберли поднялась футов на пятнадцать, но легче ничуть не стало. Кожу жгло. Кровь шумела в ушах. Кимберли беспомощно смотрела на свое тело, покрывшееся ярко-красной сыпью.

Мак наконец подбежал и остановился перед ней.

— Не чешись, не чешись, не чешись!

— Что это такое? — неистово выкрикнула она.

— Поздравляю, милая, кажется, ты угодила в крапиву.

Глава 26

Квонтико, штат Виргиния

20 часов 5 минут. Температура 36 градусов

— Итак, чем мы располагаем? — спросил Куинси.

Шел уже девятый час. Он, Рейни, особый агент Кэплан и куратор Уотсон собрались в пустом классе. Особенно веселим никто не выглядел. Во-первых, двое из них чувствовали себя выжатыми после работы на месте преступления в такую жару. Во-вторых, четырнадцатичасовой рабочий день не принес результатов.

— Думаю, все-таки нужно повнимательнее присмотреться к Маккормаку, — сказал Кэплан. — Знаете, в таких делах впадений не бывает. А он находится здесь в то время, когда одно из его прежних дел повторяется… На мой взгляд у слишком для совпадения.

— Это не совпадение, это запланировано, — раздраже возразила Рейни. Ее мнение по данному вопросу было маловажным, и она недовольно покачала головой. — Вы разговаривали с его начальником и знаете, что Маккормак говорил правду.

— Люди покрывают своих.

— Значит, в этом преступлении замешано все БРД и перешли от совпадений к версии заговора?

Куинси поднял руку, пытаясь прекратить этот спор, пока он не разгорелся.

— Что по поводу объявления? — спросил он Кэплана.

— По словам начальника пресс-бюро, оно пришло вчера с указанием опубликовать его сегодня. Но «Квонтико сентри» — еженедельник. Очередной номер выйдет только в пятницу. Кроме того, начальнику не понравился текст объявления. Показался похожим на код, возможно, как-то связанный с торговлей наркотиками, поэтому он переслал его мне. — Кэплан положил на стол фотокопию объявления, маленькую, площадью два на два дюйма, обведенную черной рамке и содержащую один абзац: «Уважаемый редактор. Часы тикают … планета гибнет… животные плачут… реки вопят. Неужели не слышите? Жара убивает…»

— Почему объявление? — спросил Уотсон.

— «Квонтико сентри» не публикует писем редактору.

— Каковы правила подачи объявлений? — спросил Куинси.

Кэплан пожал плечами.

— Газета — издание гражданское, печатается в сотрудничестве с пресс-бюро здесь, на базе, и освещает все актуальное. Публикует много реклам местных торговцев, благотворительных мероприятий, услуг для военного персонала и так далее. В сущности, ничем не отличается от любой маленьком обявление местной газеты. Объявления принимаются отпечатанными с предоплатой. В противном случае денег можно не получить

— Выходит, этот человек разузнал условия приема объявлений, но не уразумел, что газета не напечатает его сегодня? — скептически, осведомился Уотсон. — Не слишком умен, на мой взгляд.

— Он добился, чего хотел, — констатировал Куинси.

— То что сегодня читаем его объявление — чистая случайность, — уверенно заявил Уотсон.

— Нет. Этот человек все делает с определенной целью. «Квонтико сентри» — старейшая газета бюро. Неотделимая от традиций и гордости. Поместить его объявление в этой газете то же самое, что оставить на базе труп. Он тычет нам в лицо своим преступлением. Требует нашего внимания.

— Это соответствует шаблону. — сказала Рейни. — Пока его метод действий тот же, что у Экокиллера, а теперь еще есть и письмо. По-моему, что делать дальше, нам совершенно ясно.

— И что же? — спросил Уотсон.

— Позвонить Маккормаку! Пусть продолжает расследование. Он знает этого человека лучше, чем мы. И поскольку, возможно, где-то есть еще одна девушка, пожалуй, нам нужно найти нескольких экспертов и показать им труп, а уж тем более такие мелочи, как гремучую змею, камень и лист. Действовать. Как сказано в объявлении, часы тикают, а мы уже потратили попусту целый день.

— Я отправил их в лабораторию, — сообщил Кэплан.

— Что-что? — удивилась Рейни.

— Отправил камень, лист и остатки гремучей змеи в норфолкскую криминалистическую лабораторию.

— И что криминалисты будут с ними делать? Искать отпечатки пальцев?

— Неплохая мысль…

— Отвратительная мысль! Неужели вы не слушали Маккормака? Нам нужно отыскать девушку!

— Перестаньте!

Куинси снова поднял руку, и голос его прозвучал громко, повелительно. Но проку от этого было мало. Рейни уже приподнялась, сжав кулаки. Кэплан как будто тоже рвался в битву. Рабочий день был у них долгим, жарким, напряженным, утомительным. Эти условия вели к увеличению ссор в барах, тем более — мешали сотрудничеству в совместных расследованиях дел об убийстве.

— Нам нужно двигаться в двух направлениях, — твердо продолжал Куинси. — Так что замолчите, сядьте и слушайте. Рейни права — нам необходимо действовать быстро.

Рейни опустилась в кресло. Кэплан хоть и неохотно стал слушать его.

— Во-первых, предположим, что, может быть, этот человек и есть Экокиллер.

Кэплан уже открывал рот, чтобы возразить, но Куинси бросил на него такой же испепеляющий взгляд, как некогда на младших агентов, и агент ВМСУР прикусил язык.

— Поскольку мы не уверены в этом на сто процентов остается тот факт, что мы имеем дело с убийством, совершенным по шаблону, такому же, как и в Джорджии. Принимая во внимание это сходство, надо полагать, что была похищена еще одна женщина. Если да, то, судя по событиям в Джорджии, нам нужно рассматривать найденные на теле улики как географическую задачу.

Куинси взглянул на Кэплана.

— Я могу договориться с экспертами по ботанике, биологии и геологии, чтобы они взглянули на то, чём мы располагаем, — нехотя отозвался особый агент.

— Быстро, — вставила Рейни. Кэплан поглядел на нее.

— Слушаюсь, мэм.

Та улыбнулась ему.

— Во-вторых, — снова заговорил Куинси, — необходимо расширить наше расследование. Я прочел суммарный отчет о том деле в Джорджии, и мне ясно, что они почти ничего не узнали об Экокиллере. Составили приблизительный психологический портрет и выдвинули несколько предположений, которые нельзя ни опровергнуть, ни подтвердить. Думаю, нам нужно начать с чистого листа, обобщить собственные впечатления, основанные на этом преступлении. К примеру, зачем оставлять труп на территории Квонтико? Очевидно, этот человек бросает вызов властям. Считает себя таким непобедимым, что действует в самом центре элитного агентства Америки. Что тоже вызывает несколько вопросов. Хочет ли этим «несуб» вновь утвердить свои ощущения могущества и власти? Или эта противоречивая личность дразнит силовые системы в смутной надежде, что его схватят? К тому же действительно ли неизвестный, звонивший Маккормаку, тот кого мы ищем, или кто-то другой? Существует третий мотив, который нужно рассмотреть. Нельзя исключить, что этот убийца ведет игру не против нас, люди морской пехоты, а лично против особого агента Маккормака.

— Вы, должно быть, шутите, — удивился Кэплан. Куинси устремил на него жесткий, холодный взгляд.

— Представьте себе на миг, что неизвестный звонящий — «несуб». Своими высказываниями он привлек особого агента Маккормака в Виргинию. Из этого следует, что у него уже существовал план нападения в этой местности. Более того, начал игру, зная, что Маккормак здесь. Объявление, помещенное в «Квонтико сентри», соответствует этому плану. В пятницу газета разойдется по всей базе. Маккормак наверняка поймет намек.

Рейни забеспокоилась.

— Это уже слишком.

— Верно. Убийцы редко ведут игру с конкретными полицейскими. Но случилась странная вещь, а Маккормак наиболее видный член джорджианской опергруппы. Если «несуб» собирался избрать кого-то конкретной мишенью, Маккормак был бы логичным выбором.

— Итак, у нас две версии, — заговорила Рейни. — Обычный психопат, ведущий игру с Маккормаком. Или более беспокойный, страдающий от чувства вины безумец, который убивает девушек, но выказывает признаки раскаяния. Почему ни одна из этих версий не помогает мне лучше спать по ночам?

— Потому что в любом случае этот человек смертельно опасен. — Куинси повернулся к Кэплану. — Полагаю, вы отправили присланное объявление на анализ?

— Да, — ответил Кэплан. — Результатов почти никаких. Марка и клапан конверта самоклеящиеся, так что следов слюны нет. Отпечатков пальцев на бумаге не обнаружено, текст печатный, поэтому нет и образца почерка.

— Форма оплаты?

— Наличные. Обычно оплату не посылают в конверте, но, видимо, этот убийца — доверчивая душа.

— Штемпель?

— Стаффордский.

— Стаффорд — это ближайший город?

— Да. Письмо отправлено вчера. Все делается поблизости. Человек, убивший здесь женщину, может отправить и отсюда письмо.

Куинси приподнял брови.

— Он умен и хорошо подготовился. Ну что ж, начнем отсюда. Доктор Эннунцио сказал, что получил из Джорджии один оригинал письма к редактору. Передайте ему и это объявление. Может, будет над чем поработать.

Кэплан задумался.

— Могу дать на неделю, — согласился он. — Потом его нужно будет вернуть в мою лабораторию.

— Ценю ваше сотрудничество, — заверил его Куинси. Раздался стук в дверь, что крайне раздосадовало Куинси ведь они только-только начали продвигаться вперед.

Кэплан поднялся.

— Видимо, один из моих агентов, — пояснил он. — я сказал ему, что буду здесь.

Кэплан открыл дверь, и в комнату вошел коротко стриженный молодой человек с листом бумаги в руке. Он явно был чем-то встревожен.

— Я решил, вы немедленно захотите это увидеть.

Кэплан взял бумагу, взглянул на нее.

— Ты уверен в этом?

— Да, сэр. Четверть часа назад получил подтверждение.

«Что такое?» — подумала Рейни. Уотсон замер в кресле, Кэплан повернулся к ним.

— Личность девушки установлена. — Он обратил взгляд на Куинси. — Тут не совсем как в Джорджии. Черт возьми, гораздо, гораздо хуже.

* * *

— Перерыв на питье.

— Подожди.

— Кимберли, перерыв на питье.

— Я хочу взглянуть, что за поворотом…

— Милая, остановись и попей воды, пока я не схватил тебя.

Кимбёрли, нахмурившись, посмотрела на него. Лицо Мака выражало решимость. Он стоял в десяти футах позади нее, возле камня, торчащего из ручья, вдоль которого они спускались по крутому склону.

После трех часов трудной ходьбы половину тела Кимберли покрывала ярко-красная сыпь — от ядовитых растений, от крапивы. Тенниска промокла насквозь, шорты — тоже. Даже ботинки хлюпали при ходьбе. Волосы слиплись.

Мак заметно отличался от нее. Он стоял, опершись коленом на большой камень. Серая нейлоновая рубашка облегала его могучую грудь. Короткие темные волосы над красивым тягорелым лицом были аккуратно откинуты назад. Дышал он спокойно. На нем не было ни царапины. После трех часов нелегкой ходьбы Мак выглядел как фотомодель.

— Укуси меня, — сказала Кимбёрли, но все же остановилась и неохотно вынула бутылку с водой. Вода была теплая, отдавала пластиком, было приятно ощущать, как она льется в горло. Кимберли было жарко. Грудь ее тяжело вздымалась. Ноги дрожали. Преодолевать полосу препятствий ей было легче.

— По крайней мере в такую жару клещи прячутся в траве, — усмехнулся Мак.

— Что?

— Клещи. Они не любят жары. А вот весной и осенью… Кимберли испуганно взглянула на свои голые ноги. Кровососущие паразиты, только их и не хватало…

Уловив в голосе Мака насмешку, она настороженно посмотрела на него.

— С огнем играешь, — бросила Кимберли.

— Полезешь за ножом? Весь день только и жду этого.

— Не хочу разочаровывать тебя, но жалею, что взяла нож. Он стирает кожу на бедре, и это очень неприятно.

— Может, снимешь? С удовольствием помогу.

— О Господи.

Кимберли провела рукой по коротким волосам. Ладонь стала мокрой, соленой, противной. Вид у нее, должно быть, жуткий. А он все равно флиртует с ней. Ненормальный, и все тут.

Кимберли взглянула на солнце. С того места, где стояла она, было едва видно, что оно клонится к закату. Странно, но здесь легко не заметить прихода ночи. Деревья покрывали тенью почти все вокруг, а температура все не понижалась. Однако солнце заходило, было уже поздно.

— Остается мало времени, — заметила она.

— Да, — согласился Мак.

— Нужно идти.

Кимберли собиралась сунуть бутылку с водой в рюкзак, но Мак удержал ее руку.

— Попей еще.

— Я только что пила!

— Мало. Выпила около литра. Ты ведь слышала Кэти Лэвайн. В этих условиях через час у тебя выйдет с потом никак не меньше. Пей еще, Кимберли. Это важно.

Пальцы его продолжали держать ее руку. Не стискивали не оставляли синяков, и все-таки она очень остро ощущала его прикосновение. Кончики пальцев Мака были огрубевшими, ладонь влажной, возможно, такой же потной, как он весь, как вся она. Кимберли не отстранилась.

И тут впервые…

Ей захотелось приблизиться к нему и поцеловать. Такого мужчину, должно быть, очень приятно целовать. Кимберли подумала, что он будет нежным, неторопливым. Поцелуй станет началом любовной игры, давно знакомой ему.

А ей?

Ей будет плохо. Кимберли понимала это и знала почему. В нем соединятся желание, надежда, гнев, тщетная попытка забыть о своем теле, избавиться от непреходящего беспокойства, омрачающего каждый ее шаг. Забыть на минуту, что здесь заблудилась девушка, и она очень старается найти ее, но, видимо, по-прежнему беспомощна. Она не спасла сестру. Не спасла мать. Почему же думать, что на сей раз будет по-другому?

Ей нужно очень много. У нее сильные желания, а Мак может смеясь прожить всю жизнь. Она же, наверное, так и умрет, не избавившись от страданий.

Кимберли отошла от Мака, взяла бутылку с водой и долго пила.

— В такое время, — сказала она, оторвавшись от горлышко — нужно иметь силы выкладываться.

А Мак приподнял брови.

— Думаешь, я слабый?

Кимберли пожала плечами.

— Думаю, что скоро стемнеет и нам нужно больше двигаться и меньше говорить.

— Кимберли, который час?

— Начало девятого.

— А где мы?

— Где-то на своем трехмильном участке.

— Милочка, мы спускаемся уже три часа. Спустимся еще нескольку, я тоже хочу увидеть, что за ближайшим поворотом. Как по-твоему, нам нужно завершить трехчасовой спуск и волшебным образом подняться к базовому лагерю за оставшийся до темноты час?

— Я… я не знаю.

— Это невозможно, — отрезал Мак. — Когда стемнеет, мы еще будем в лесу. Хорошо, что, судя по карте, мы недалеко от идущей на запад тропы. Мы осмотрим эту часть ручья, оставим метку, потом найдем тропу. Почва на ней тверже, и мы будем освещать дорогу моим фонариком. Это трудно и опасно, но не совсем безрассудно. Не думай, что я не умею выкладываться, милочка. У меня в этом побольше опыта, чем у тебя.

Кимберли кивнула. Мак, подвергавший их жизни риску, как ни странно, нравился ей из-за этого еще больше.

— Ладно. — Она поправила рюкзак и пошла по берегу ручья, бросив через плечо: — Старый хрыч.

Мак топнул ногой. Это вызвало у нее улыбку и улучшило настроение на пути до конца поворота, где наконец впервые за день им повезло.

Кимберли увидела это первой.

— Где мы? — спросила она.

— На своем участке, мы не должны были выйти…

Кимберли указала ему на дерево со свежеобломанной веткой. Потом увидела растоптанный папоротник, а дальше примятую траву. Она ускорила шаг, не сводя глаз с грубо протоптанной тропы, начавшей петлять по лесу. Тропа была широкой, с четкими следами. Кто-то один бежал вниз по склону, почти не разбирая дороги. Может быть, это был мужчина, согнувшийся под тяжестью одурманенной наркотиком ноши.

— Мак! — Кимберли едва сдерживала волнение. Особый агент посмотрел на солнце.

— Кимберли, — решительно сказал он, — беги.

Она, шатаясь, побежала по тропе. Мак следовал за ней по пятам.

Глава 27

Штат Виргиния

20 часов 43 минуты. Температура 34 градуса

Тине была отвратительна эта жижа. Еле текущая, пузыпащаяся, вонючая, покрытая рябью из-за снующих в ней тварей, которых она не видела и не хотела видеть. Вода медленно колыхалась, словно зверь, поджидающий ее конца.

У Тины не было выбора. Она была измождена и обезвожена. Кожу жгло от солнца и укусов. Казалось, все ее тело в огне, однако она начинала дрожать: перегретая кожа покрывалась мелкими пупырышками. Она умирает, это ясно. Люди ведь состоят на восемьдесят процентов из воды. Тина была как пруд, высыхающий от зноя. Свернувшись калачиком на горячем камне, Тина подумала о матери. Пожалуй, стоило сказать ей о беременности. Конечно, мать расстроилась бы, но только потому, что по себе знала, как тяжела жизнь молодой незамужней женщины с ребенком. Справившись с потрясением, она помогла бы дочери, поддержала бы ее.

И это было бы чудесно. Принести в мир новую жизнь, видеть кричащее личико своего младенца, беспорядочно машущие крохотные ручки. Тина представила себя с матерью родильной палате, вообразила, как выбирает красивую детскую одежду и хлопочет кормя в полночь ребенка. Может, у нее родилась бы девочка, еще одна красавица, продолжающая семейную традицию. Три женщины с фамилией Kpэн готовые покорить мир. О, штату Миннесота пришлось бы держаться настороже.

Тина всеми силами постаралась бы стать хорошей матерью. Может, и не преуспела бы в этом, но постаралась бы.

Она подняла голову и посмотрела на небо. Сквозь веки опухших глаз Тина видела голубой полог своей тюрьмы. Небо как будто темнело, солнце наконец опустилось, и его слепящее, жгучее сияние исчезло. Странно, но прохладным при этом не стало. Влажность по-прежнему удушала и терзала не меньше, чем туча комаров и мух, кишащих на полу.

Голова Тины снова опустилась. Она уставилась на руки, полившиеся в нескольких дюймах от лица. Там появились покрытые язвы от расчесывания комариных укусов. На кожу села желтая муха и отложила в открытую рану крохотные блеющие белые яички.

К горлу подступила тошнота. Нет, нельзя допускать рвоты. Так она понапрасну растратит капли сохранившейся в организме воды. Впрочем, ее все равно вывернет. Она еще не мертвая, однако уже стала кормом для личинок. Долго ли она продержится? Несчастный ее ребенок! Несчастная ее мать!

И тут в глубине сознания вновь зазвучал спокойный, деловитый миннесотский голос: «Знаешь что, девочка? Пора стать твердой. Немедленно что-то предприми, или обретешь вечный покой».

Взгляд Тины обратился к мутной черной жиже.

«Давай же, Тина. Будь твердой. Покажи этому мерзавцу, из какого теста ты сделана. Не умирай без борьбы».

Тина села. Все закружилось перед ней, к горлу сразу подступила желчь. Усилием воли она загнала ее обратно. Потом придвинулась к краю камня и снова уставилась на жижу. Похожа на черный пудинг. Пахнет, как…

«Не допускай рвоты!»

— Ничего, — решительно прошептала Тина. — Я сделаю это. Хочется мне этого или нет, была не была.

Она сунула в жижу правую ступню. Тут же что-то задело ее лодыжку и метнулось прочь. Тина закусила губу, чтобы не завопить, и опустила ногу ниже. Казалось, будто внизу гнилые потроха. Теплые, липкие, жирные…

«Не допускай рвоты!»

Тина опустила в жижу левую ногу, увидела четкие очертания ускользающей черной змеи и на сей раз издала вопль. Долгий, хриплый, безнадежный. Она боялась и ненавидела свой страх. Господи, за что этот человек сделал с ней такое? Она никому не причиняла зла. Не заслуживала ямы, где жарится заживо, где мухи откладывают белые яички в глубокие язвы на ее коже.

Теперь Тина жалела о том, что не предохранялась и испортила свою юную жизнь, но таких пыток она все же не заслуживала. И она, и ее ребенок попытались бы устроить себе лучшую жизнь.

Комары кишели. Тина била их снова, снова и снова, стоя почти по колено в грязи и всеми силами сдерживая рвоты. Ощущение, запах. Ощущение, запах.

Ложись, Тина. Это как броситься в прохладный пруд. Стисни зубы и погрузись в жижу. Другого выбора у тебя нет.

И тут…

Там, вдали, Тина услышала снова какой-то звук. Шаги. Нет-нет — голоса. Кто-то появился поблизости.

Тина запрокинула голову к отверстию вверху.

— Эй, — попыталась крикнуть она, — эй, эй!

Крик, вырвавшийся из пересохшего горла, напоминал кваканье лягушки. Голоса удалялись. Люди были так близко, но уходили. Тина не сомневалась в этом.

Она схватила полупустую бутыль с водой и стала пить большими, жадными глотками, думая только о помощи и забыв об экономии. Потом, увлажнив горло, снова запрокинула голову и закричала изо всех сил:

— Эй, эй! Я здесь, внизу! Кто-нибудь, сюда!

* * *

Кимберли бежала. Легкие жгло, в боку кололо, но она неслась вниз по скользкому склону, продираясь сквозь кусты, перескакивая через гнилые стволы, огибая большие камни, и слышала горячее, тяжелое дыхание Мака, бегущего рядом.

Это был самоубийственный бег. Они могли подвернуть лодыжку, споткнуться о камень, налететь на дерево или пострадать от чего-то гораздо худшего.

Солнце быстро заходило, дневной свет сменялся закатными сумерками, окрасившими небо в кроваво-красныи цвет. И протоптанная тропа, ясно видимая всего четверть часа назад, уже скрывалась в полумраке, исчезала у них на глазах.

Теперь Мак несся вперед, а Кимберли старалась не отставать.

Со склона, густо поросшего деревьями, они выбежали на большую поляну. Колючие кусты и деревья сменились высокой, до колен, травой. Земля выровнялась, и бежать стало легче.

Кимберли неслась со всех ног, разглядывая тропу в угасающем свете, пока не увидела беспорядочное нагромождение на валунов слева, а потом, всего в пятнадцати футах на камнях, бросающуюся в глаза красную полосу. Юбка, поняла она. А затем… Человеческое тело. Девушка!

Они нашли ее!

Кимберли устремилась к камням, смутно расслышав приказ Мака остановиться. Он схватил ее за руку. Она вырвалась.

— Это она! — торжествующе крикнула Кимберли и вскочила на камни. — Эй, эй, девушка! Эй!

За ее спиной раздались пронзительные свистки. Международный сигнал бедствия. Кимберли не поняла почему. Они нашли девушку! Она правильно сделала, что ушла из академии. Она наконец добилась успеха.

А потом, когда Кимберли приблизилась к девушке, радость ее улетучилась. Она застыла на месте.

Красная полоса была не куском ярко окрашенной ткани, а белыми шортами в пятнах засохшей крови. Раскинутые руки и ноги были покрыты синяками, раздулись, потеряли форму. В сумрачном свете Кимберли увидела, как одна из рук шевельнулась.

Внезапный звук поразил ее. Непрерывный, нарастающий стук. Громкая вибрация десятков гремучих змей.

— Кимберли, — спокойно произнес Мак за ее спиной, — ради Бога, не двигайся.

Кимберли не могла даже кивнуть. Она стояла застыв, а вокруг нее, в тени камней, развертывались змеиные туловища.

— Девушка мертва, — вымолвила наконец Кимберли хриплым и слабым голосом.

Мак начал осторожно приближаться к камням. При третьем его шаге треск раздался с новой силой посреди камней. Мак тут же остановился.

Звук этот, казалось, доносился отовсюду. Десять, двадцать, тридцать змей. «Господи Боже», — подумал Мак и потянулся к пистолету.

— Должно быть, усталая, ошеломленная, — предположила Кимберли, — она увидела камни и взобралась на них, чтобы осмотреться.

— Верно.

— Господи, по-моему, они искусали каждый дюйм ее тел Я ни разу… ни разу не видела ничего подобного.

— Кимберли, я достал пистолет. Если что-то зашевелится, буду стрелять. Не двигайся.

— Мак, ничего не выйдет. Их слишком много.

— Замолчи, Кимберли!

Она повернулась к Маку и улыбнулась ему:

— Кто из нас теперь озабочен?

— Змеи любят нас не больше, чем мы их. Если будеш стоять спокойно и неподвижно, они опять скроются среди камней. Я дал три свистка. Помощь вскоре прибудет.

— Я однажды чуть не погибла. Не рассказывала тебе? Я думала, что хорошо знаю этого человека, а он использовал меня, чтобы свести счеты с моим отцом. Устроил нам с Рейни ловушку в номере отеля. Приставил пистолет к моей голове. Рейни ничего не могла поделать. До сих пор помню ощущение ствола. Он был не холодным, а теплым, будто живая плоть. Странно чувствовать себя такой беспомощной. Странно ощущать себя в руках другого человека и знать, что он хочет отнять у тебя жизнь.

— Кимберли, ты не мертва.

— Да, отец застал его врасплох и выстрелил ему в грудь. Через полминуты все изменилось. Я осталась живой, с его кровью в волосах. А отец говорил, что все будет хорошо. Лгать было очень порядочно с его стороны.

Мак не знал, что сказать. Свет быстро меркнул, груда камней превращалась в иной мир, слишком уж черный.

— У нее не было ни малейшего шанса, — негромко сказала Кимберли и вновь обратила взгляд на девушку. — Взглянула на шорты и шелковую блузку. Она оделась для отдыха в бар,а не для поисков пути в лесу. Это страшно жестоко.

— Мы найдем его.

— Не раньше, чем погибнет еще одна девушка.

Мак закрыл глаза.

— Кимберли, мир не так плох, как ты думаешь.

— Конечно, Мак. Он хуже.

Мак сглотнул. Он терял ее. Чувствовал, что Кимберли овладевает фатализм — она однажды спаслась от смерти и ее думала, что ей снова так повезет. Ему хотелось крикнуть, чтобы она приободрилась. А потом возникло желание заключить в объятия и пообещать, что все будет хорошо.

Она права: мужчины, когда хотят защитить тех, кого любят неизбежно прибегают ко лжи.

— Видишь змей? — спросил он.

— Мало света. Они сливаются с камнями.

— Я не слышу их.

— Да, они притихли. Видимо, устали. У них был напряженный день.

Мак стал приближаться. Он не знал, можно ли близко подойти к древнему оползню. Шипения больше не слышалось. Мак подкрался на расстояние около пяти футов, достал фонарик и осветил камни, но света не хватало. На одних камнях как будто ничего не было. На других виднелись бугристые очертания; возможно, это змеи.

— Сможешь допрыгнуть до меня ? — спросил он Кимберли.

Она находилась примерно в двадцати футах, в неудобном месте. Может, если перескакивать с камня на камень…

— Я устала, — прошептала Кимберли.

— Знаю, милочка. Я тоже устал. Только нам нужно вызволить тебя с этих камней. Я как-то привык к твоей сияющей улыбке и легкому характеру. Надеюсь, ты не захочешь разочаровать меня.

Никакого ответа.

— Кимберли, — снова заговорил Мак. — Ты сильная, умная. Сосредоточься на том. Как нам поступить.

Кимберли устремила взгляд вдаль, и Мак увидел, как задрожали ее плечи. Интересно, о чем она думает? Наконец Кимберли повернулась к нему.

— Огонь, — шепнула она.

— Огонь?

— Змеи боятся огня, верно? Или я насмотрелась фильмов об Индиане Джонсе? Если сделаю факел, возможно, отпугну их.

Мак быстро отошел. Повадки змей он знал плохо, но это показалось ему неплохим планом. Господи, все, что угодно, лучше, чем ощущение полной беспомощности. Светя фонариком, он нашел обломанную ветку подходящей величины.

— Готова?

— Готова.

Мак осторожно подбросил ветку, услышал, как Кимберли поймала ее. Оба затаили дыхание. Справа внизу послышалось тарахтенье гремушек.

— Не двигайся, — сказал Мак.

Кимберли замерла, и через несколько минут звук прекратился.

— Тебе нужно полезть в рюкзак за другими вещами — проговорил Мак. — Если есть запасная пара шерстяных носков, оберни ими конец ветки. Потом найди в переднем кармане пакетик. Там лежат три пропитанных вазелином тампона. Они легко загорятся. Сунь их в складки носка и поднеси спичку.

Кимберли принялась за дело. Мак светил ей фонариком. Движения ее были медленными, осторожными, она старалась не привлекать к себе внимания.

— Никак не найду носков. Запасная тенниска сойдет?

— Сойдет.

Кимберли нужно было поставить рюкзак. Мак посветил на поверхность камня рядом с ней. Змей там как будто не было. Она осторожно поставила его, и тут же раздалось шипение — змеи ощутили непорядок и выразили недовольство, Кимберли снова замерла. Мак увидел, как блестит испарина у нее на лбу.

— Ты уже почти все сделала, — заметил он.

— Да.

Руки ее дрожали. Кимберли перехватила ветку, едва не уронив ее, и снова раздался близкий, громкий треск. Кимберли зажмурилась. Мак видел, что она пытается овладеть собой.

«Давай, Кимберли, — мысленно внушал он ей. — Возвращайся ко мне».

Кимберли обернула тенниску вокруг конца ветки, вставила в нее тампоны, дрожащей рукой нащупала спички и чиркнула. Спичка вспыхнула, пламя коснулось тампонов, и в ночи загорелся факел.

Пространство вокруг осветилось, выхватив из темноты не одну, а четырех свернувшихся змей.

— Мак, — промолвила Кимберли, — готовься меня подхватить.

И ткнула факелом в змей. Те зашипели, отпрянули от нее, и Кимберли спрыгнула с первого валуна. Она сделала четыре прыжка, а из расселин между камнями пронесся треск и змеи сваливались с камней, спасаясь от пламени. Камни ожили — шипели, извивались, трещали. Кимберли велась через весь этот колышущийся ужас.

— Мак! — выкрикнула она и, прыгнув с последнего камня уперлась в его мощный торс.