Мэтт Хелм (№1) - Гибель Гражданина

- Хочешь добавки?

Она с улыбкой помотала головой:

- Ты портишь людям аппетит, Эрик. И весьма оригинально создаешь любовную атмосферу всеми этими рассказами о вырванных глазах и отрезанных грудях.

- Просто болтаю. Хвастаю обилием специальных знаний. Нужно же о чем-то говорить, пока женщина питается. Лучше об апачах, чем о жене и детях, как ты.

- Сам же и начал.

- Да, - сказал я, - чтобы прояснить положение;

но отбивать мяч было вовсе ни к чему... Какого черта?

Тина вздрогнула. Она лежала, опершись на рюкзак, платье ее задралось; Тина рассеянно колупала чулок острым ногтем, разглядывала бегущую из-под ногтя стрелку, вытягивала нить - стрелка спускалась вниз, через колено, по голени, чтобы исчезнуть в туфле. Чулкам уже так и так нельзя было помочь, но подобные действия выглядели почти неприлично.

- Какого черта? Тина пожала плечами:

- Приятно... Щекочет приятно. Какая разница? Чулкам все равно конец. Эрик?

- Да.

- Ты всегда меня любил. - Лет десять и не вспоминал о тебе, дорогая. Она улыбнулась.

- Я не о том. Любить можно и не вспоминая. И тут, хотя утро было прохладным, она сняла глянцевый мех и осторожно сложила его на дальнем углу одеяла. Повернулась ко мне, стоя в изорванном платье без рукавов. При таком холоде, с обнаженными руками она казалась совсем беззащитной: хотелось обнять ее и согреть. Губы Тины приоткрылись, а полузакрытые глаза казались сонными и ясными - если подобное сочетание мыслимо. Все было понятно. Она отложила единственную вещь, которую хотела сохранить. С остальным, уже погубленным, дозволялось не церемониться.

Я и не церемонился.

Глава 16

Я купил пару джинсов двадцать четвертого размера, хлопковую рубашку - четырнадцатого; белые спортивные носки, номер восемь, синие кеды - семь с половиной: Золушкой Тина вряд ли выглядела. Купил коробку двадцатидвухкалиберных патронов "Лонг Райфл" и бутылку "бурбона". Мы ехали в Техас: можете не верить, но этот мужественный, задиристый штат, по сути, провозгласил сухой закон. Баров нет, а в ресторанах подают лишь вино и пиво. Техас, черт бы его побрал!

Городок был невелик, все продавалось в одном старом и темном универсальном магазине, именуемом в этих краях лавкой, - все, кроме виски, за которым пришлось прогуляться в маленькую опрятную аптеку напротив. Выйдя из нее и направляясь к "шевроле", я остановился, пропуская ехавший мимо джип. Это была недавно разрекламированная модель, зеленая с белым. Зачем понадобилось расписывать скромный джип в два цвета, не могу сказать. Все равно, что повязывать розовый бантик на хвост рабочему ослу.

Впереди восседали двое. Один, постарше, усатый, - за рулем. Рядом располагался молодой парень в черной шляпе с плоской тульей и задранными с обеих сторон полями - фу ты ну ты! Ног, разумеется, не было видно, и тем не менее, пари держу, каблуки у парня были двухдюймовые, под стать шляпе. Черная кожаная куртка великолепно дополняла ансамбль.

Итак, я пропустил неуклюжую машину. Затем пересек улицу, сел за руль и выехал из города, направляясь на юг. Время подбиралось к полудню. Рекордных расстояний сегодня уже не покрыть, мы потеряли целое утро - если, конечно, потеряли. Но определенной цели у нас не было, а коль и была, то я об этом ничего не знал и решил поэтому, за неимением лучшего маршрута, держаться однажды избранной дороги по долине Пекоса.

День выдался ясным: небо ярко голубело, желто-коричневая страна простиралась вокруг, а вдали розовели горы - Сакраментос или Гвадалупес; чернела дорога, уже не запруженная стадами техасских и калифорнийских колымаг, оскверняющих в разгар летнего сезона новомексиканские магистрали. Техасцы едут, словно купили нашу землю, калифорнийцы - будто вознамерились улечься в нее, прихватив для компании несколько местных ротозеев. Но и те, и другие сейчас погрузились в зимнюю спячку; я спокойно делал шестьдесят миль в час и ухмыльнулся, поравнявшись с крохотным британским автомобилем с пришлепнутым на заднее стекло плакатиком: НЕ СИГНАЛЬТЕ, И ТАК НАЖИМАЮ НА ПЕДАЛИ ВОВСЮ.

Я обогнал малыша, прибавил скорости и довольно быстро достиг сухого русла, пересекавшего шоссе. Вдоль русла тянулся проселок, точнее, две колеи; он уходил вверх по течению, - когда здесь бежала вода. Я свернул и несколько сотен ярдов молотил машину на ухабах, пока изгиб русла не прикрыл нас кустарником, впрочем, довольно редким. Поблизости не было ничего примечательного, только паслось несколько герфордских быков, а они совершенно безобидны.

Я вышел и многозначительно удалился в кусты, следя из-под веток за эволюциями на шоссе. Импортный жучок прожужжал мимо. Затем промчался бело-зеленый джип, содержавший только усатого субъекта. Субъект повернул голову, тут же осекся, однако прекрасно успел, как и требовалось, заметить нас. Пускай не думает, будто мы прячемся.

Я вернулся к пикапу, вынул из кармана револьвер Эрреры и затолкал его под спинку сиденья. Я собирался купить зарядов и для него, пострелять, посмотреть, на что пригодна эта вещица, - но раздумал. Хвастать вторым стволом не следовало. Удобно припрятанное оружие может иногда прийтись весьма кстати.

Обойдя машину, я открыл заднюю дверь. Тина устроила себе гнездышко из рюкзаков и постели, уютно улеглась, одетая только в старую рубашку цвета хаки да черную комбинацию, вышедшую из любовной схватки с легкими неопасными повреждениями.

- В хорошеньком краю живете, слеп! То коченеешь, то жаришься, как в духовке. Принес мне что-нибудь натянуть?

Я бросил ей завернутый в бумагу пакет. Глядя на Тину, я ощущал некоторое стеснение в горле, относившееся, по-видимому, к любви - то ли возвышенной, то ли плотской.

- Пойду вверх по руслу и выпущу несколько пуль - чтобы набить руку. Оденешься - приходи, только не спеши. Будь умницей и разгуливай спокойно. Мы обнаружены; весьма вероятно, за нами следят - хотя бы вон с того гребня, что по правую руку.

Глаза Тины слегка расширились. Она вынула изо рта сигарету и швырнула прямо в открытую дверь.

- Ты уверен?

Я повернулся и растер дымящийся окурок носком ботинка. Это уже становится привычкой, особенно в засушливое время, даже если ты в чертовой пустыне, где загореться нечему.

- Последние пятьдесят миль за нами следовал великовозрастный хулиган в расфуфыренном "плимуте" с акульими плавниками. Черная шляпа и бачки. В городе он прокатил мимо на джипе, за рулем сидел уже кто-то иной. Теперь "плимут" отстал, а джип висит на хвосте. Думаю, что скоро и он отвалит, а мы увидим кого-нибудь еще в чем-нибудь еще - например, в пикапе, для разнообразия, а потом вернется приятель в черной шляпе и "плимуте".

Я протянул руку и потрепал Тину по тонкой, изящной щиколотке, по которой стоило потрепать.

- Веди себя непринужденно. Расчесывай волосы, клади на губы помаду - так, чтобы видно было, чем занимаешься. Потом иди ко мне.

- Но, Эрик...

- Облачайся, голубка, болтать будем потом. Если они смотрят в бинокль, то могут заподозрить, будто мы держим военный совет. Я чуть не треснулся лбом об этот джип еще в городе, и они, должно быть, ума не приложат: случайно или намеренно.

Я хотел опустить дверь фургона. Тина сказала:

- Хорошо, только, пожалуйста, не закрывай - на стоянке задохнуться можно.

Пожав плечами, я отправился в кабину за пистолетом. Вверх по течению сыскалось место, где берег подымался достаточно высоко и круто, чтобы остановить пулю, не давая ей срикошетить и сокращать поголовье местного скота. Однако не настолько высоко, чтобы спрятать меня от возможных заинтересованных наблюдателей. Я водрузил перед собой жестянку, отошел ярдов на двадцать, вынул "вудсмэн" и расстрелял обойму, попав семь раз из девяти. Первую пулю получила ранее Барбара Эррера... Я перезарядил и прицелился вновь: на сей раз лишь одна из пуль ушла в сторону. Я снова наполнял обойму, когда подошла Тина со свертком под мышкой.

Рекламную девицу в джинсах она напоминала весьма отдаленно. Грудь и филейная часть не грозили разорвать материю; по меркам нынешней молодежи Тина считалась просто доской. Короткие черные волосы делали ее похожей на мальчика.

- Впору? - спросил я.

- Рубашка чуть великовата. А куда девать это? Она показала сверток с остатками вечернего наряда.

- Бросай в кусты, - сказал я и осклабился. - Нашим приятелям будет, что исследовать.

Сверток улетел. Я протянул Тине пистолет:

- Возьми. Стреляй не спеша и не обращай на меня явного внимания. - Я уселся на валун и принялся наблюдать. Тина осмотрела пистолет, сняла предохранитель большим пальцем и выстрелила. - Бери выше на два дюйма, - сказал я. - Не на шесть часов наводи, а прямо в центр... Тебе, конечно, следует доложить, что появился хвост, но час или два роли не сыграют. Если бы мы въехали в город, напялили на тебя джинсы и ринулись к ближайшему телефону, приятели поняли бы, что испеклись. Будем делать вид, что бродим по свету и чихаем на все вокруг: пускай действуют не торопясь - и здесь, и в Санта-Фе.

Тина выстрелила и попала.

- Это часом не полиция?

- Маловероятно, Зачем полиции выдерживать нас в холодильнике? Фараоны просто набросились бы, ухватили и проводили в тюрьму. Наверняка - шайка Эрреры. Девочка условилась о встрече прошлой ночью, не пришла, и парни завертели колесами.

- Да, пожалуй, верно. А как же нас обнаружили? Дождавшись выстрела, я ответил:

- Сам разболтал.

Тина удивленно обернулась.

- Вот этим длинным языком. Сказал Эррере, что утром поеду вдоль Пекоса. Эррера, безусловно, доложила, прежде чем отправилась в студию. Потом не явилась на место встречи, и ребята ринулись на перехват, рассчитывая, что я не изменю маршрута, дабы все выглядело естественным. Времени оказалось предостаточно: подопечные долго дурачились в холмах, да и пикап - не гоночная машина. Они только проследили за дорогой, а потом пристроились позади. - Тина опять выстрелила. - Теперь они знают, что ты жива. И даже если ничего не нашли, все поняли. К Амосу Даррелу пошлют нового агента.

- А ты говоришь, бродить по свету, чихая на...

- Да. Они еще не знают, что мы знаем. Они думают, что мы думаем, будто оставили их с носом. Они полагают, что мы полагаем, будто Амос в безопасности, по крайней мере на время. Выходит, никакого смысла кидаться на нас нет, можно повременить, позволить новому хвосту выждать и взяться за дело основательно. А Маку или кому там еще легче будет позаботиться об очаровательной публике, если мы продолжим вертеться на арене, стрелять по жестянкам, заниматься любовью и вообще изображать парочку молокососов на пикнике.

Тина вздрогнула, пуля ушла мимо.

- Хочешь сказать, что за нами следили, когда...

- Похоже.

Она рассмеялась, но слегка порозовела.

- Грязные извращенцы! Минуту погодя, Тина добавила:

- Но необходимо доложить, рассказать Маку!

- Безусловно. Они того и ждут. В конце концов, агент обязан рапортовать, что покойник надежно закопан, а уйти удалось, как по маслу. Скоро свернем позавтракать и позабавим приятелей зрелищем телефонного звонка. Никакой беды в этом нет, надо только держаться просто и беззаботно.

Тина кивнула, крепко стиснула рукоять, быстро, один за другим, расстреляла оставшиеся патроны. Пули то колотили жестянку, то шлепали мимо: снайперской меткости не наблюдалось. Нам обоим не суждено было прославиться ни задувая выстрелами свечи на расстоянии десяти шагов, ни стряхивая пепел с сигары тем же образом, на том же расстоянии. Отобрав и перезарядив пистолет, я взял Тину за плечи, поцеловал.

- Давай продолжим представление! Извращенцы честно заплатили за вход.

- Старые вонючие козлы, - сказала Тина. - Но если пришли в цирк, пускай любуются.

Она внезапно рванулась, подставила ногу, толкнула - и я обнаружил, что падаю и приземляюсь прямо на задницу, едва не ломая при этом крестец.

- Какого...

- Что, забияка? - закричала Тина со смехом. - Вчера был таким решительным и храбрым - набросился неожиданно, когда женщина пришла в платье и не могла ответить! А ну, вколоти мне в темя что обещал!

Ее нога дернулась. Я пытался перехватить, но движение оказалось обманным. Последовало что-то вроде быстрой синкопы, удар подошвой по заду настиг меня, вставшего почти на четвереньки, и послал вперед, лицом на землю. Тина ринулась вдоль русла, заливаясь хохотом. Я поднялся и бросился следом. Она была в лучшей форме, однако ноги у меня длиннее и к бедному кислородом воздуху привычка давняя. Тина пыталась увернуться, вскарабкаться наверх, но берега поднимались чересчур круто; я ухватил противника за лодыжку и потянул к себе, вызвав тем самым небольшую пыльную лавину.

Тина вскочила и ударила ребром ладони по шее - прекрасный парализующий удар, только я вспомнил соответствующий блок. Тина отпрыгнула назад.

- Черепаха! - выдохнула она. - Студень! Пари держу, вот этого ты не помнишь!

И мы продолжили добрые старые упражнения в рукопашном бое и членовредительстве - наполовину всерьез, ослабляя удары лишь настолько, чтобы не изувечить, если другой зазевается. Она была проворна и хорошо тренирована: некоторых приемов я вообще никогда не видал. Наконец, мне достался рубящий удар по переносице, выбивший слезу, однако недостаточно быстрый. Я ухватил Тину, скрутил, повалил и прижал к земле. Мы задыхались - оба - в разреженном воздухе высокого пустынного плато. Я держал ее, покуда она не прекратила брыкаться. Потом начал целовать - основательно и не торопясь, а когда перевел дух, Тина лежала и смеялась.

- Ну, liebchen, - проворковала она, - как там извращенцы, заплатившие за билет?

- Иди к дьяволу, нимфоманка, - ухмыльнулся я.

- Бревно, - хихикнула Тина. - Старое, толстое, неуклюжее. Хелм - ходячая капуста. Помоги подняться, тюфяк!

Я встал, протянул руку, ожидая подвоха, и удержался, когда Тина дернула. Использовал ее собственный рывок, перевернул и крепко шлепнул по пыльному заду джинсов.

- Угомонись, цветочек старости.

Она засмеялась, мы привели себя в порядок, застегнулись, заправились, отряхнули друг друга и вернулись вниз по руслу. Словно удравший с уроков школьник, я был странно счастлив. Долгие годы я вел себя пай-мальчиком, оценки получал отличные, славился примерным поведением - и вдруг все полетело к чертям. Пускай летит. С образцовым гражданином покончено. Я снова стал самим собой.

Глава 17

У входа в ресторан я запарковал "шевроле" рядом с маленьким голубым "седаном", который легко было признать по техасскому номеру, английскому происхождению и, разумеется, плакатику на заднем стекле. "Моррис", не так давно повстречавшийся на дороге. Где-то я читал, что англичане теперь втискивают в моторы "моррисов" не двадцать семь, а целых тридцать восемь лошадиных сил, но до гоночной "бомбы" машине все же далековато; трогая с места, вы не сожжете покрышки безумным вращением колес - не опасайтесь. Я заглянул внутрь и увидел встроенный в эту никчемную детскую коляску дорогой воздушный кондиционер - прямо возле приборной доски. Техас, черт возьми...

- "Моррис", - кивнул я, откидывая дверь фургона. - Помнишь, тот, который мы украли в Лондоне, - все время приходилось доставать знаменитый нож и ковыряться в топливном насосе?

- Помню, - ответила Тина, - у тебя были впечатляюще золотые руки.

- Старался произвести впечатление. - Я указал на телефонную будку неподалеку. - Пойди позвони, здесь тебя любому видать. Я подожду в ресторане. Дайм нужен?

- Да.

- Возьми еще несколько. Или Мак переводит расходы на себя? - Я осклабился. - Милое занятие, операция в мирное время! Славно было бы в Германии снять трубочку и спросить у босса, что, черт побери, делать. А где он сейчас обитает? В той же самой вашингтонской дыре на Двенадцатой стрит?

Вопросы ничего не значили, я просто болтал, направляясь к ресторану, изображая беззаботный, радостный вид, но Тина внимательно посмотрела и поколебалась, прежде чем ответила с несколько смущенным видом:

- Извини, cheri. Ты же знаешь, я не имею права говорить об этом. Ты же... Ты долго оставался в стороне.

Немного напоминало удар по зубам. Впрочем, обижаться не следовало. Выпускников замечательного колледжа, ректором которого состоял Мак, наверняка насчитывалось немало. Нельзя же было, в самом деле, сплетничать с каждым о последних событиях в альма-матер.

- Да, конечно, крошка.

Она взяла меня за руку и быстро сказала:

- Я спрошу его... о твоем статусе. Я пожал плечами:

- Оставь. Ты стреляешь, я хороню. Подсобный рабочий.

- Не валяй дурака. Закажи мне гамбургер и кока-колу. Непременно кока-колу. Следует пить фирменные напитки штата, nicht wahr?

- Jawohl, - ответил я. - Si, si. Qui, qui. Так точно.

- Эрик...

- А?

Тина выглядела огорченной. - Прости. Но и ты бы не сказал на моем месте, не имея на то разрешения, ведь правда?

Я ухмыльнулся.

- Беги звонить и не беспокойся о боевом духе войск.

У двери я отступил, пропуская выходившую молодую пару- тощего юнца в спортивной куртке и клетчатой шапочке, полагавшихся некогда лишь игрокам в гольф, и огромную девицу в туфлях без каблуков, твидовой юбке и свитере из кашемировой шерсти. Отказываться от каблуков ей, черт возьми, приходилось! На шпильках она бы стукалась головой о каждую притолоку - в точности, как ваш покорный слуга.

Девица ответила на вежливость ласковой улыбкой, обнажая большие белые и чрезвычайно ровные зубы. Со второго взгляда она казалась довольно привлекательной - пышущая здоровьем, длинноногая. И явно кого-то напоминала. Я задержался посмотреть, как она устраивалась в маленьком синем "моррисе", грациозно размещаясь на ограниченном пространстве. Юнец уселся за руль, и оба укатили с гордым, застенчивым видом людей - обладателей непревзойденной, неповторимой машины.

Уже войдя в ресторан; я понял, кого напоминала девушка - мою собственную жену. В свое время Бет выглядела молодой, привлекательной, пышущей здоровьем, благовоспитанной - вроде этой техасской каланчи в юбке. Вероятно, так она выглядела и до сих пор. Трудно сказать с уверенностью, если прожил с женщиной полтора десятка лет. Однако я не собирался обстоятельно размышлять о внешности жены.

Я выбрал на журнальной полке возле входа местную газету Санта-Фе и двинулся в глубь ресторана. В хромированном, отделенном пластиком зале с фанерными панелями уюта и местного колорита было не меньше, чем в любой придорожной бензоколонке. Официантки блистали длинными псевдоиспанскими платьями и немного походили на Барбару Эрреру. Видимо, настал день воспоминаний.

В углу высился большой джук-бокс, полагаю, в полном соответствии с демократическим подходом к делу - чтобы две дюжины едоков, алчущих мира и спокойствия, не могли ущемлять одного дегенерата с лишней монеткой в кармане и неутоленной жаждой грохота в голове. Массивный субъект в цветастой рубахе, ковбойских ботинках и тугих джинсах, еле прикрывающих огузок, скармливал автомату какую-то мелочь. Когда я приблизился к столику, грянуло несколько зловещих звуков, и придушенный, посторонний мужской голос принялся петь о чем-то, слетевшем с небес. У чего-то был один большой рог и один большой глаз.

Я уселся, развернул газету и увидел, что выпуск вчерашний. Этого следовало ждать. В Санта-Фе выходит только вечерняя газета, и свежий номер не заберется в такую даль до самого ужина, а то и позже. Со странным чувством глядел я на газету, ибо такую же в точности поднял накануне с крыльца и бросил в прихожей. Мы уезжали к Даррелам - вчера вечером, когда еще ничего не приключилось. Казалось, миновало достаточно времени, чтобы напечатать многотомную историю кайнозойской эры, но даже новая газета не успела появиться на свет.

Я огляделся. Подплыла официантка, водрузила на столик стакан сельтерской и меню - и исчезла, прежде чем я ухватил ее и сделал заказ. Джук-бокс разрывался на части: одноглазая, одноногая тварь, слетевшая с небес, оказалась, разумеется. Багровым Людоедом.

Посетители, расположившиеся вокруг, выглядели странно: каждый был мирным человеком. Я ощутил себя упавшей с неба тварью - нож в кармане, пистолет за поясом и пыль потайной могилы на башмаках. Вошла Тина, повела глазами и направилась ко мне - худощавая, подтянутая, ловкая. Еще один хищник среди ленивых домашних животных. Взгляд, походка, осанка так вопиюще выдавали Тину, что, чудилось, любой должен уставиться на нее с изумлением и ужасом.

Она приблизилась - женщина, к которой не рекомендовалось относиться с невинным детским доверием. Ни к ней, ни ко мне. Хорошо бы было самому потолковать с Маком, выяснить положение. Я не думал, что Тина способна обмануть, - я был уверен в этом. Если работа потребует, она солжет, не моргнув глазом, и выбросит меня где-нибудь на обочине. Я сделал бы то же самое - точно так же при случае поступал с другими. Строить иллюзии не приходилось.

Тина села напротив, скривилась, и закрыла уши ладонями.

- Это же противозаконно - издеваться над неповинными людьми! Я оскалился:

- Ты, что ли, неповинный человек? - Она состроила гримасу, а я продолжал: - Впрочем, полагалось бы за ту же плату иметь возможность купить пять минут тишины. Дозвонилась до Мака?

- Да. Скверно, что нас обнаружили. Он говорит, только сумасшедший мог не изменить маршрута, о котором проболтался.

- Правда? В следующий раз пускай поразмыслит сам и заранее телеграфирует мне, куда направиться. Она пожала плечами.

- Сделанного не воротишь. Он позаботится о положении в Санта-Фе. Амоса Даррела будут стеречь круглые сутки, покуда не установят и не устранят преемника Эрреры. В нынешних обстоятельствах Мак, тем не менее, признал твой план наилучшим. Спокойно поедем дальше, не глядя по сторонам, но стараясь опознавать преследователей, чтобы можно было сорвать, когда созреют.

- Служим наживкой, а?

- Именно, любовь моя. Что касается тебя, Мак интересовался, не вернешься ли ты насовсем. Если да, он расскажет тебе все при встрече - и встрече скорой. Если нет - чем меньше ты узнаешь, тем лучше.

- Понимаю.

Она смотрела на меня поверх стола.

- Но сначала нужно принять решение. Это справедливо, не правда ли? Мак говорит, для тебя сыщется место, но, понятно, придется пройти переподготовку и для начала довольствоваться должностью пониже той, что была у тебя во время войны. В конце концов, существует множество людей, не прекращавших работать... А пока не обижайся, когда я рассказываю тебе только самое существенное, необходимое для операции. Так будет проще для всех - и для тебя тоже, если захочешь вернуться к мирному растительному прозябанию.

- Разумеется. Если мирное растительное прозябание примет меня назад. Тина улыбнулась:

- Не сомневайся, оно тебя примет, милый, только яви смирение и раскаяние. Ведь это старая история: забытая связь еще военных времен вспыхивает снова, гаснет - и оставляет лишь пепел разочарований и сожалений. Она поймет и втайне будет ценить мужа еще больше, узнав, что другая женщина сочла его привлекательным - хотя никогда не сознается в этом. Не думаю, чтобы тебя прогнали, если вернешься, прося о прощении. Выходит, решать нужно тебе самому.

Я помотал головой.

- Не совсем так.

- Почему?

- Вокруг шатаются люди, которые не слишком нас любят, понимаешь? За смерть полагается платить: если не ошибаюсь, когда-то для нас было законом - оплачивать подобные счета при любой возможности. Вряд ли эти люди более снисходительны. А мы к тому же служим наживкой, нас можно выдать на съедение. Давай не обсуждать мое будущее, пока не уверимся в том, что оно есть.

Глава 18

Сан-Антонио крепко меня удивил. Вспоминая огромный, окутанный смогом кошмар, зовущийся Лос-Анджелесом и сооруженный сравнительно цивилизованными калифорнийцами на когда-то прекрасном побережье, страшно было представить, что сотворили техасские троглодиты в пустынном, бесплодном углу родимого штата.

Но мы въехали в милый старый город, кое-где потрепанный прогрессом, однако сохранивший нетронутым историческое ядро - притом довольно крупного калибра! - древние кривые улочки, живописные площади, колоритные дома; чудная речка бежала по деловой части города, вытворяя бесцельные зигзаги, словно малыш, путешествующий по отцовскому кабинету. Мы колесили по Сан-Антонио, чтобы освоиться, и я старался изображать писателя, собирающего материал. Наконец, прямо у исторических вод Аламо, обнаружился отель, где мы загодя заказали номера.

Привратник в ливрее и глазом не моргнул, узрев "шевроле" 1951 года выпуска с вездеходными покрышками, фургоном, навесными баками и канистрами. Хорошо странствовать к западу от Миссисипи: можно ехать в удобной, практичной машине и не опасаться, что примут с черного хода.

Устроившись и приведя себя в порядок, мы отправились гулять и осматривать город. Я повесил на шею фотокамеру - сделать несколько снимков Аламо и других любопытных мест, однако провел весь день, помогая Тине выбрать дорожную блузку и юбку, а заодно вечернее платье получше. Говорят, мужчина ужасно страдает, оказывая подобную помощь; не могу понять почему. Привлекательная женщина - с которой вы переспали и собираетесь переспать еще не раз, - примеряющая платья одно соблазнительнее другого, ждущая вашего одобрения, может оказаться чертовски интересна. Что-то вроде любовного танца у павлинов, только наоборот. Коль скоро вы намерены и впредь созерцать эту женщину, зачем упускать случай одеть ее сообразно вашему собственному вкусу?

Мы подобрали отличное платье. Вечером, покуда я повязывал галстук, Тина снова продемонстрировала его. Мягкая белая шерсть, высокий ворот, длинные рукава. Я накинул сверху норковую пелеринку и оглядел Тину с ног до головы. Платье, похоже, пришлось впору.

- Двигаться можешь? - поинтересовался я. - А то вызову коридорного, попрошу упаковать и отнести прямо к лифту.

Она рассмеялась:

- Получше пары джинсов, hein? Поцелуй меня, да не обмусоливай - это оставим на потом. Сначала поедим и прилично выпьем. Как бишь называется местечко, куда мы едем?

- Название записано, а произносить - не требуй. Отродясь не был накоротке с французским, даже при лютой необходимости, на войне, - а война давно кончилась... Тина?

- Да, cheri?

- Ты не заметила, сегодня за нами следили? Она взглянула на меня.

- Кажется, нет. Хотя трудно сказать, среди такого движения. Если следили, то умело - новые и разные люди. А ты никого не приметил?

Я покачал головой.

- Знакомых лиц не было. Что ж, их могли отозвать. Любопытно...

Тина потрепала меня по щеке.

- Любопытствовать будешь завтра. Не сегодня. Город хорош- и время следует провести соответственно.

- Конечно, - сказал я.- Но было бы лучше, объявись здесь Мак и ответь на несколько простых вопросов.

Местечко оказалось маленьким, изысканным и очень-очень французским. Для привезенного мною виски подали стаканы. Я принес бутылку, завернутую в бумагу - Техас! Если собираешься обосноваться в этом штате, стоит разориться и купить себе фляжку. За прошедшие годы Тина стала настоящей гурманкой. Она поочередно совещалась с официантом, метрдотелем и распорядителем по винной части: каждый влюбился в нее, ибо Тина в совершенстве болтала по-французски, и, разумеется, потому, что смотреть на женщину в таком платье - чистое удовольствие. Нам подали жареного каплуна с грибами. Каплун, насколько я разумею, относится к петуху точно так же, как вол относится к быку. Теоретически полученный результат едва ли оправдывает потраченные усилия, но практически он оказался выше всяких похвал. Вино, как выяснилось, было урожаем совершенно особого года - забыл какого. В общем и целом обед оказался великолепным и под корень подрубил мое представление о техасцах как о дикарях, живущих исключительно полупроваренной говядиной. Конечно, и готовили, и подавали французы, но сидевшие вокруг туземцы уписывали поданное с большим воодушевлением.

Мы приехали в такси, это было проще - и элегантнее, - чем выводить "шевроле" со стоянки. По дороге назад мы некоторое время не разговаривали. Затем я неловко поежился.

- Что случилось, liebchen?

- Чертовски громоздкая бутылка, - сказал я и вынул бутылку из кармана. Отложил в сторону. Повернулся, притянул Тину к себе и крепко поцеловал.

Вскоре - но ни в коем случае не сразу же - Тина издала тихий негодующий звук и отстранилась.

- Пожалуйста, дорогой, - прошептала она, задохнувшись. - Не забывай, мне придется еще пройти по холлу в гостинице! В почтенной гостинице, среди почтенной публики!

- К чертям почтенную публику! Скажи парню, чтоб немного поколесил в парке. Должен же в этом городе иметься парк!

Пожалуй, я просто валял дурака, но не думаю, что пошел бы на попятный, согласись Тина с моим предложением. Хотя, разумеется, узкое заднее сиденье такси испортило бы мой стиль. Тина минутку поколебалась, взвешивая предложение с подлинным интересом, потом засмеялась, ухватила мое лицо ладонями, поцеловала меня - и оттолкнула.

- Мы не дети, - сказала она. - Мы владеем собой и полны достоинства. Можем подождать несколько минут. А здесь и места не так уж много.

Я осклабился; она снова рассмеялась, приподнялась и одернула платье. Поправила меха и притянула меня поближе.

- Уже скоро, - сказала она. - Эрик...

- Да.

- Я ждала тебя. После войны. Почему ты не пришел?

Я ответил не сразу. Помолчал и сказал:

- Можно было бы соврать, что не сумел - валялся в госпитале. Но это будет враньем.