Как выяснилось, йохаллинец — силач из силачей — даже одной рукой мог управиться с двуручником, почти не замедляя движений. Но лишь почти… Пара ложных выпадов позволила Балеогу нащупать брешь в защите противника. Взмах — и шлем-арме, украшенный султаном из выкрашенного в алый цвет конского волоса, покатился по земле. Вместе с головой, разумеется.
Воины оазиса не впали в панику, лишившись предводителя. Двинулись на Балеога всей массой — смять, раздавить верблюдами, не считаясь с потерями. Не успели — главное войско йордлингов пришло на помощь передовому отряду. Сразу за ворота горцы не сунулись, — здесь, в тесноте, теперь уже им не помогло бы превосходство в числе.
Воины гор полезли на стену, о защите которой йохаллинцы в пылу схватки совсем позабыли: забрасывали на зубцы веревки с крюками, ловко, как кошки, карабкались наверх, скидывали новые веревки оставшимся внизу сотоварищам… Очень скоро и надвратную башенку, и гребень стены на четверть лиги в ту и другую сторону захватили лучники йордлингов. И немедленно обрушили вниз град стрел — как раз в этот момент их владыка победным ударом завершил поединок.
Всадники, возможно, и выдержали бы этот смертоносный ливень — не так-то легко пробить добротно скованный доспех стрелой из лука. Не выдержали их верблюды — израненные животные с громким ревом поскакали назад, сминая и калеча подоспевших пехотинцев.
И уж затем на расчищенную улочку хлынули из-за ворот конные сотни йордлингов, догоняя и рубя убегавших.
Битва за Йохаллу на том закончилась, и жителям ее, сообразившим это в горячке боя, оставалось лишь сдаться, надеясь на снисхождение победителей. Ну а не сообразившим… если враг не сдается, его уничтожают.
В это время мощная дверь караулки, сотрясаемая изнутри ударами дубовых скамей, наконец-таки рухнула! Опозорившиеся стражники гурьбой полезли наружу, но, увидев, чем обернулось дело, бросали к ногам оружие и поднимали руки…
* * *
В поверженной Йохалле йорд-каан узнал неприятную новость: в Кандии, оказывается, сейчас безвластие. Междуцарствие.
Старый король Загелло три с лишним месяца назад покинул своих подданных, оправившись к престолу небесного владыки держать ответ за свои земные дела. А нового короля еще не выбрали. Насколько знал Балеог заведенные в Кандии порядки, процесс выборов грозил затянуться на год, а то и подолее.
Выборы короля — самое веселое время для многих малоземельных и нищих магносов. И самое доходное. Дело в том, что по стародавнему обычаю король должен быть избран на сейме магносов единогласно. Хоть один голос против, и кандидат не проходит. А второй раз претендовать на корону нельзя.
Понятное дело, что голосование предваряется многочисленными интригами, возникают и тут же рушатся союзы и коалиции магносов, порой доходит дело и до открытых схваток между их дружинами. Мелкие магносы, живущие впроголодь и на корону претендовать не способные, стараются продать свои голоса подороже — за деньги, за земельные участки, за всевозможные привилегии и за выгодные браки для своих подтощалых дочерей.
Наконец, вдоволь поинтриговав и намахавшись саблями, вдоволь испив горячительных напитков на примирительных пирах, участники сейма останавливали свой выбор на каком-нибудь кандидате. Обычно не на самом богатом и влиятельном, да и не на молоденьком, — чтобы правление излишне не затянулось и вновь пришло бы веселое время междуцарствия.
Впрочем, изредка одному из самых могущественных магносов удавалось собрать войско, способное справиться с объединившимися дружинами ближних и дальних соседей, — и тогда ему путь к короне прокладывали не звонкие монеты, но мечи и копья. И Кандия на какое-то время получала сильного, всерьез правящего монарха. Но даже таким королям не удавалось положить конец дворянской вольнице и основать прочную династию.
Загрустив от известий, Балеог поинтересовался у плененных йохаллинцев: не осталось ли, часом, у покойного короля Загелло дочерей?
Были дочери, что ж не быть… Целых четыре, но все давно замужем, да и в годах дамочки, лет через пять уже внучки королевские в брачный возраст вступят.
Внучки йорд-каана не интересовали, не та степень родства. И он понял, что выполнить просьбу лорда Адрелиана не удастся, по крайней мере в этом походе. Через годик можно попробовать наведаться снова, авось магносы до чего-либо договорятся… Но без гарантий.
Печалился владыка йордлингов недолго. В конце концов, проблемы Адрелиана — это всего лишь проблемы Адрелиана. Субсидии на нынешний поход получены — деньгами, оружием, но в основном лошадьми — и обратно их лорд-регент уже не вернет. Уважительная, что ни говори, причина! На нет и суда нет, даже монархи под Творцом ходят… Не каждое сватовство успехом завершается… Через год, кстати, новые субсидии попросить можно под ту же самую затею. А пока что эти отработать — но исключительно в свою пользу. Веселое время настало в Кандии, говорите? Ну так конница йордлингов добавит веселья!
Решив так, Балеог вернулся в хорошее расположение духа, и даже затребовал с плененных старейшин Йохаллы чуть меньший выкуп за их жизни, чем собирался поначалу.
А затем, вспомнив кое-что, йорд-каан вытянул нагайкой фальшивого караван-баши, тоже отлепившего заплетенную в косички бороду и сейчас мало напоминавшего эрладийца. Не слишком сильно, впрочем, вытянул.
— За что, мой каан?! — возопил бывший эрладиец.
— За нечестивого пса, которого ты предлагал натянуть на кол и забросать верблюжьим навозом, — наставительно произнес Балеог. — Почтительность к владыке надо сохранять, даже когда лицедействуешь перед лицом врага!
…Наутро конница йордлингов покинула разграбленный оазис. Отряды уходили под неумолчный стук кирок — йохаллинцы заканчивали ночные труды по уничтожению своей крепостной стены… Не все уцелевшие, конечно же, но одни лишь мужчины. Для женщин в минувшую ночь нашлась чуть менее обременительная повинность, хоть далеко и не порадовавшая их отцов и законных мужей.
Глава пятая Люди гибнут за металл
Грабить Кандию — дело для йордлингов знакомое и привычное. Все слабые и сильные стороны противника давно изучены, и давно найдены наиболее успешные способы и захватить богатую добычу, и сберечь свою шею.
Главное — быстрота. Если соберутся владетельные магносы, если сведут в одно войско своих конных панцирников — быть беде, не устоять легковооруженным всадникам-горцам под ударом лучших кавалеристов Юга. Ну, допустим, лучшими они сами себя называют, а у каждого народа на сей счет собственное мнение имеется, однако факт есть факт: не устоять.
И Балеог, едва пересек границу, немедленно разделил своих наездников, поскакали конные отряды по магноратам и имениям, благо кандийское войско всегда долго выступить на бой собирается, а уж сейчас, при безвластье-то и смуте… А когда со всех сторон тревожные вести сыплются: и тут йордлинги напали, и там, и там еще, и за соседним лесом их уже видели, — тут еще и не враз сообразишь, где беду отражать, куда войска стягивать. Да и не каждый магнос в поход поспешит, имение оставив, — когда на него в любой момент горцы наскочить могут…
Для себя, для своего отряда, йорд-каан выбрал особо лакомую добычу. Началось с малого: захватили горцы на переходе обоз, нагруженный странным товаром — тридцать возов свинца в тяжеленных чушках, и ничего больше. По четверо здоровенных быков едва те возы тащат, груз неподъемный.
Балеог призадумался: куда столько? Кому? Сельским халупам свинцовая кровля не по чину, а тут двадцать зАмков перекрыть можно, и желоба водосточные свинцовые приделать — все равно еще немало останется. Загадка, тайна. А зачастую чужие тайны хорошей поживой пахнут — для того, кто их сумеет разведать.
С обозом трое купцов шли, эрладийцы, — настоящие эрладийцы, не фальшивые. Отец с сыном, да их компаньон. Запирались те купцы недолго, едва палач походный инвентарь свой разложил, да иголки подногтевые на костерке калить начал, — соловьями запели торговцы, все выложили.
Дескать, неподалеку один магнос обитает: Иеремиус, князь Сандирский. Не из бедных, денег куры не клюют, но и затраты у него немаленькие — на трон нынче метит, дело это не дешевое, безземельные магносы от выборов до выборов чуть не с сумой ходят, но нынче их час — голос свой за гроши не продадут.
Это Балеог и без того знал, но свинец-то тут при чем? Фальшивой монетой князь голоса оплачивать собрался?
Не совсем… Сиятельный магнос, дескать, мага-алхимика пригласил, золото варить из свинца. Настоящий маг, из ордена Тоа-Дан, не колдунишка какой-нибудь деревенский! И варят ведь! Третий обоз уж такой в замок к Иеремиусу едет, свинцом груженный! Быть князю Сандира королем, по всему видно.
Балеог призадумался. Если два раза по тридцать возов свинца в золото уже превратили, то это… То это ж Хаос знает какая прорва золота! Если не врут купцы, жизни свои спасая, конечно.
Сомневался и колебался Балеог недолго. Отряд, на-а-а-а конь! Купцов с собой, и в гости к магносу Иеремиусу. Пресветлый Сеггер заповедал делиться…
Поскакали.
* * *
Ночь опустилась на Кандию — тревожная, беспокойная. Где-то в отдалении лизали черное небо языки пожаров, проносились по дорогам отряды конницы, и не разглядеть было во тьме — своей или чужой, и мирные кандийские обитатели, зарыв и припрятав самые ценные вещи, ложились спать настороже, не раздеваясь, в любую минуту готовые услышать под окнами грохот копыт незваных гостей…
Но отряд йорд-каана двигался на Сандир скрытно, не предавая огню и мечу встречные городки и деревни, монастыри и имения. Наоборот, обходили их стороной, осторожничали, дабы не встревожить раньше времени магноса Иеремиуса. И без того, наверное, богатство свое охраняет с превеликим тщанием и драться за него будет до последнего.
На дневку остановились в густом еловом лесу, Кандия богата дубравами и борами. Огонь не разводили, воины позавтракали узкими полосками вяленого мяса, горцы в походе неприхотливы. Кони же, полученные из Туллена, не отличались, увы, способностью своих горных сородичей везде и всюду отыскать пропитание, и даже не пытались подкрепиться мхом и скудно растущими лесными травами. Пришлось скормить им неприкосновенный запас, — зерно, что горцы везли в седельных сумах подменных лошадей. Ладно хоть воды оказалось вдоволь, журчали здесь многочисленные ручейки, холодные, аж зубы ломило после первого же глотка…
…Выспавшись, йорд-каан вышел из своего шатра. Лишь для него везли йордлинги это походное жилище, остальной отряд похрапывал на пышном, словно перина, мху, расположившись в самых живописных позах.
Солнце клонилось к западу, но до выступления было еще далеко. Неслышно ступая по мягкому лесному ковру, Балеог отправился осмотреть караулы. Не то чтобы он не доверял своим воинам, но проверить лишний раз не помешает. Разве мало великих героев, непобедимых в открытом бою, погибали, проявив беспечность на биваке? Для уснувших на посту йордлинги знали лишь одно наказание: ломали хребет и оставляли умирать. Проштрафившиеся извивались, подобно раздавленным дождевым червям, пока не приходили ночные хищники и не избавляли их от мучений.
Но сегодня прибегать к суровым мерам не пришлось, часовые несли службу исправно, — и те, что стояли во внешнем охранении, и те, что сторожили купцов-эрладийцев.
Балеог вернулся к шатру, послушал птичий хор, распевавший свои песни где-то высоко, на верхних ветвях елей, — не разглядеть пернатых певцов, даже задрав голову. И не понять, предупреждают ли птахи о подкрадывающейся, пока не обнаружившей себя опасности, или, наоборот, докладывают: всё в порядке, спите спокойно…
Йорд-каан плохо знал и не любил лес. Деревья, деревья, деревья… тоска. А из-за любого дерева может прилететь предательская стрела, зачастую отравленная, — и не помогут никакие доблесть и геройство. И жители лесов вполне соответствуют местам, избранным для обитания, — подлые и трусливые. Что эльфы, что друиды, что людские племена, таящиеся в лесах Кронга. Хуже их только мокрые и коварные насельники болот — там, небось, и людей-то настоящих не найдешь, у каждого течет в жилах примесь тролличьей или орковской крови.
В горах же — простор, и ярость дикой природы, — но ярость открытая и честная, а не ползучая, не змеиная, как в лесах и болотах. Ну и люди гор, конечно, не сравнятся с лесовиками да болотниками… Орлы!
А самый могучий из тех орлов — он, йорд-каан Балеог… Причем очень скоро может стать еще и самым богатым среди правителей Лаара. Ха, да зазнайка-Адрелиан за честь почтет посвататься к сестре йорд-каана! Да не обломится, уж припомнит ему «венценосный брат» тот разговор после пиршества…
Фантазия горного орла воспарила вполне по-орлиному: виделась Балеогу уже и вновь отстроенная крепость Йорд-Кале, превратившаяся в роскошный город, в настоящую столицу, и бесчисленные отряды наемников, нанятые на алхимическое золото, и победоносный поход на Темную сторону — под предводительством, естественно, его, йорд-каана… И благодарные народы Лаара, венчающие чело Балеога короной императора всего мира…
А затем фантазия йорд-каана — упорхнувшая в самые выси, чуть ли не к чертогам Пресветлого Сеггера, — столкнулась с одним простым вопросом, убийственным, как стрела охотника. И подломился полет, и сложились гордые крылья, и вернулся будущий император всея Лаара с небес на грешную землю, в еловый бор неподалеку от княжества Сандир.
Вопрос был вот какой: если все так просто — накупи свинца, найми мага-алхимика, да и вари себе золото в любых потребных количествах — почему никто из владык не пользуется таким способом? Душат народ налогами, грабят земли соседей, а вот чтобы кто-то казну алхимией пополнял, не слышно…
И поговорка одна вспомнилась Балеогу очень кстати: пока, дескать, алхимик крупицу золота добудет, — мешок серебра изведет.
Терзать себя сомнениями Балеог не любил. И в алхимии ничего не понимал, равно как и в прочих науках, — да и ни к чему владыке-то, для того советники имеются.
Пробежавшись взглядом по спящим воинам, он обнаружил то, что искал: синюю мантию, расшитую серебром. Надо сказать, что узор, изображавший затейливо сплетенные семилучевые звезды, потерял большую часть былого блеска, да и само одеяние выглядело весьма потасканным. Под мантией похрапывал человек — невеликого росточка, но с большой бородой, седой и окладистой.
— Вставай-ка, кудесник, любимец богов, — растолкал Балеог спящего. — Светлейший йорд-каан желает выслушать твой мудрый совет.
* * *
Обладатель седой окладистой бороды и прожженной у походных костров мантии звался Монредом. Сколько себя помнил Балеог, кудесник всегда присутствовал сначала при ставке его отца, а затем и нынешнего йорд-каана. Когда и при каких обстоятельствах он туда прибился, как вообще попал в Йордхейм, никто уж и не помнил. Толку особого от смешного старика в синей мантии не было, но и вреда никакого, зато свой чародей при дворе, не хуже, чем у прочих…
Надо сказать, что сильным чародеем Монред считаться никак не мог, даже в старые добрые времена, предшествующие Катаклизму, когда магия не достигла нынешних высот. Владел кое-какими заклинаниями, предсказывал будущее по звездам, по внутренностям животных и по особенностям полета птиц и гурхов-стервятников, — иногда удачно, иногда не очень. Неоднократно, после совсем уж провальных предсказаний, бывал бит кнутом и изгоняем, однако же всякий раз возвращался, — лучше такой кудесник, чем совсем никакого. Тем более что в походах помощь Монреда была незаменима: сам он боевой магией не владел, но чужую распознавал безошибочно и мог разрушить большую часть творимых враждебными магами заклинаний.
— Ну что, кудесник, — спросил йорд-каан с насмешкой, хоть и с доброжелательной, — что говорят тебе звезды, и пути птиц в небе, и форма кучек конского помета о нынешнем походе? Удастся ли свершить нечто такое, о чем будут долго складывать песни и легенды?
— Кучки конского помета говорят лишь об одном, мой каан: зерно, которым утром накормили коней, оказалось слишком пересушенным. А вот расположение звезд и светил указывает, что в походе встретится много трудностей и неожиданностей, но в главном он завершится удачей, и лорд-регент Адрелиан обретет желанную невесту.
Балеог вздохнул. Он испытывал к старому кудеснику немалую слабость, и в его правление сводить новое знакомство с кнутом Монреду не доводилось. И, похоже, старик начал этим пользоваться… Две недели назад, призванный для совета, он говорил то же самое про звезды, удачу и невесту для Адрелиана. Теперь все изменилось, но кудесник до сих пор упрямо гнет свою линию. А йорд-каан надеялся услышать нечто совсем иное: что в нынешнем походе его поджидает небывалое, прямо-таки баснословное богатство.
— Звезды могут ошибаться, — сказал Балеог. — Или, что вернее, ошибаются люди, толкующие их расположение. Ошибаются и упорствуют в своих ошибках. Ну, как ты упорствовал, предсказывая моему отцу смерть от любимого коня, — даже когда тот конь был отправлен подальше от Йорд-Кале, на самые удаленные пастбища.
— Но звезды и тогда не ошиблись, мой каан! — вскричал кудесник. — Палица той особой формы, что положила конец жизни вашего любимого отца, да будет сладостен покой его в небесных чертогах, на языке древних жителей степи как раз именовалась «кан-а-заил», что значит в переводе: голова рыжей лошади! И это почти созвучно «каан-зил» — то есть «смерть владыки» на языке йордлингов!
Йорд-каан удивился:
— Ну надо же… Что же ты, любимец богов, не сказал о том моей матушке, светлейшей Олдинай-каанум, когда она приказала всыпать тебе горячих за ложное предсказание?
— Увы, я и сам узнал это недавно, мой каан, — удрученно ответил любимец богов, непроизвольным жестом потянувшись к спине и к тому, что находится несколько ниже. — Узнал из старинного свитка, спасенного мною в Йохалле от пламени пожара!
— Ладно… — проворчал Балеог, от острого взгляда которого не укрылся жест кудесника. — Зачтется за будущие грехи… Но тогда скажи мне, что сам, без подсказки звезд и прочего, знаешь ты о науке, именуемой алхимией? А именно: дозволяют ли средства и способы той науки превратить презренный свинец в благородное золото?
— Алхимия — наука сложная, мой каан, и тайны ее открыты немногим. С младых ногтей начинающие алхимики помогают учителям своим у горнов, реторт и плавильных печей, набираясь будущей премудрости. Многие приемы и заклинания алхимиков не найти ни в одной книге — ибо все передается из уст учителей в уши учеников.
— Пустые слова… Я ничего не понимаю в премудростях левитации, однако ж знаю: люди, превзошедшие те премудрости, парят в воздухе, не нуждаясь в крыльях. Можно сделать золото из свинца? Да или нет? Твой повелитель задал простой вопрос, и советую ответить так же просто, не ссылаясь на тайны, ведомые лишь посвященным.
По тону йорд-каана Монред сообразил, что терпение владыки иссякает, и ответил, как требовал Балеог, коротко и однозначно:
— Да. Можно, мой каан.
— Отчего же не алхимики самые богатые люди Лаара?
— Путь к тайнам трансмутаций долог и труден, мой каан. И прошедший его обретает иные ценности, куда дороже, чем желтый металл, коий вы, мой каан, именуете благородным, а люди духовного пути — презренным. Так, по крайней мере, написано в книге мудрейшего Зей-Кааба, первого мага, сумевшего получить алхимическое золото.
— Ну-ка, ну-ка, рассказывай с подробностями. Это было настоящее золото? Не свинец, окрасившийся в желтый цвет?
— Настоящее, мой каан, — и по цвету, и по удельному весу, и по химическим свойствам. Однако же обладал тот слиток и еще кое-какими неприятными особенностями, не присущими обычному золоту. И Зей-Кааб, получив первую партию металла, никогда не повторял опыта, даже сжег все записи, к нему относящиеся.
— Любопытно… чем же провинилось его золото? Лаяло и кусалось?
— Почти так, мой каан… Можно сказать, так все и было, хотя лая никто не слышал, а укусов до поры не чувствовал. В своих опытах мудрейший Зей-Кааб сильно поиздержался и задолжал крупную сумму ростовщику, — полученный металл ушел в уплату долга.
Услышав про ростовщика, йорд-каан успокоенно покивал:
— Значит, и впрямь золото оказалось настоящим. Ни один пройдоха-ростовщик не принял бы в оплату свинец, окрасившийся в желтый цвет.
— Принял, мой каан, и даже восхитился чистотой металла, и заказал сделать из алхимического золота украшения для жены и массивный перстень для себя.
— Что же тогда насторожило Зей-Кааба? Даже испугало?
— Жена ростовщика вскоре после того умерла от загадочной, неизвестной болезни. Муж ненадолго пережил ее, и смерти его предшествовали те же симптомы.
— Совпадение… Мало ли болезней гуляет по свету?
— Слишком много совпадений, мой каан. Ювелир, изготовивший украшения, словно бы подцепил ту же заразу: слабел и чахнул без видимой причины, у него выпадали зубы и волосы. Хуже того, и у себя Зей-Кааб обнаружил похожую болезнь, правда, в слабой форме и не ставшую смертельной; и у своего ученика, помогавшего в опытах… С тех пор мудрейший навсегда забросил науку и посвятил остаток дней своих виноторговле, в коей весьма преуспел.
— Ну и дурак твой Зей-Кааб, — сделал вывод Балеог. — Если и впрямь сварил настоящее золото, мог купить рабов и приставить к тиглям и ретортам, а сам бы приглядывал за ними издалека. А полученный товар сплавлял бы в отдаленные города, желательно враждебных держав, — болезни среди врагов дело полезное.
Надежда стать самым богатым монархом под небесами вновь согрела душу йорд-каана, и он стал выпроваживать кудесника из шатра со словами:
— Ступай, любимец богов, и принеси жертву небесным покровителям, — пусть грядущая ночь станет самой удачной в жизни твоего владыки.
— Какое животное мой каан прикажет пожертвовать? — осведомился старик. — Овцы, взятые в поход, все съедены, равно как вся и захваченная скотина. Отправить на заклание вьючную лошадь?
— Ишь чего удумал… лошадь ему… И мечтать не смей! Очень скоро мне понадобятся все вьючные лошади, до последней.
— Так что же принести богам?
— Придумай что-нибудь… За что деньги получаешь?! Лес кругом — белку излови, или зайца, что ли…
— Увы, мой каан, ловля белок и зайцев не входит в число моих ничтожных умений.
— Ты испытываешь мое терпение, кудесник. Неужели твой повелитель должен ловить для тебя по кустам зайцев?! Разбуди сотника Бойзу, тот большой дока в охоте… А теперь исчезни с глаз моих, дармоед!
Любимец богов послушно исчез. А Балеогу вновь представились манящие груды алхимического золота — и все величайшие дела, что свершит он, йорд-каан, захватив это богатство.
Глава шестая К чему приводит жадность при жертвоприношениях
Точную численность дружины магноса Иеремиуса купцы-эрладийцы не знали. Много, дескать, и конных, и пеших. А сколько много — Хаос ведает…
…Всадники безмолвными серыми тенями двигались сквозь темноту: не звякают подковы, не бряцает оружие, кони — и те не ржут, приучены. Балеог — во главе отряда, впереди него только дозорные, скользят неслышной волчьей поступью, временами возвращаются, докладывают вполголоса: все тихо, можно двигаться дальше.
И так же — вполголоса — убеждал йорд-каана полутысячник иль-Бахр (тот самый, что талантливо изобразил караван-баши):
— Нельзя посылать всех воинов в бой, не зная, сколько врагов и чем они вооружены.
Балеог молча кивал: нельзя, понятное дело.
— Но и после тщательной разведки, мой каан, — продолжал иль-Бахр, — я не советовал бы нападать сразу. Дома помогают и стены, особенно если это высокие стены замка. Надо выманить магноса из них.
— Как?
— Пошлем к нему гонца, мой каан.
— В своем ли ты уме, полутысячник? Наш гонец проживет у магноса ровно столько, сколько надо, чтобы перекинуть веревку через потолочную балку, и подставить то уродливое четвероногое сооружение, о которое жители равнин так любят плющить свои седалища.
— Гонцом будет не наш человек, мой каан.
— Кто же?
— Купец-эрладиец.
— Так-так-так… — Балеог начал понимать суть замысла. — Тот, который странствовал с сыном, конечно же? И он, зная, что наши клинки у горла его сыночка, скажет лишь то, что мы велим… Так?
— Сияющая мудрость йорд-каана высветила до дна колодец моих замыслов.
— Не первый год в походы хожу… И что за весть принесет купец магносу?
— Почти правдивую, мой каан: нечестивые йордлинги грабят сейчас караван со свинцом совсем неподалеку, возле Сандира. А он, купец, чудом вырвался и прискакал за помощью.
— Понятно… Магнос или поскачет на выручку сам, или пошлет большую часть дружины. А мы захватим замок и устроим засаду возвращающимся.
Иль-Бахр завел снова что-то о мудрости повелителя, но йорд-каан оборвал его нетерпеливым жестом. Отличный план… Давно пора бы назначить иль-Бахра тысячником и командиром отдельного отряда, но… Но Балеог не назначит. Слишком тот умный… Умным опасно давать много власти, ничем хорошим не закончится.
* * *
Городок Сандир приткнулся к склону не то большого холма, не то небольшой горы. Впрочем, Балеог, привыкший совсем к другим горам, мысленно обозвал возвышенность «кочкой». Аккуратные домишки под черепичными крышами слабо белели в темноте стенами, обмазанными известью. Нигде ни огонечка, не слышно и не видно ночной стражи на узких улочках. Тишина, лишь изредка взлаивала собака и тут же смолкала, словно и она опасалась, что услышат страшные йордлинги, налетят, ограбят: заберут цепь, миску и припрятанную на черный день кость, а уходя — подожгут конуру.
Балеог вздохнул. Эх, хорошо бы разбудить сонных лежебок, ворвавшись в Сандир — с грохотом копыт, с молодецким гиканьем, с факелами, летящими в окна… Нельзя. Замок магноса неподалеку — стоит наособицу, в десятке лиг, отделенный от Сандира протяженной дубравой. И тревожить до срока обитателей замка ни к чему.
Спящий городок обошли стороной. А в дубраве началось непонятное…
Для начала потеряли дорогу. Сеггер ведает, как это произошло, но потеряли. Вроде только что копыта лошадей ступали по колеям, плотно уезженным колесами возов, — и вот уже невысокая трава, а колеи куда-то делись. Сунулись туда, сюда, — нет дороги! Словно испарилась…
Двинулись напрямую — заплутать трудно, дубрава княжеская, заповедная, давненько не гулял здесь топор дровосека, дубы-великаны стоят редко, и подлеска под их могучими кронами никакого…
Заплутать трудно, однако же заплутали, и очень быстро. Описали круг в темноте и снова вышли к приметному месту, — к дубу с расщепленной молнией вершиной.
Тут йорд-каан сообразил, что без магии не обошлось. Горец даже в темноте, даже в чужих краях никогда не заблудится, лишь бы светили на небе луны да звезды, а ночь нынче выдалась безоблачная.
Купцы-эрладийцы ничем помочь не могли — дальше Сандира не ездили, там у них принимал товар приказчик магноса, там и рассчитывались за привезенный свинец.
Монред подтвердил: да, какую-то магию он в дубраве чувствует. Но разобраться в хитро сплетенных заклинаниях не получается: знать, высокого полета чародей тут потрудился.
Балеог, с одной стороны, порадовался: видно, есть что беречь магносу Иеремиусу, коли не поскупился на магические преграды. Но как те преграды обойти? Этак недолго и проплутать среди дубов до самого рассвета… Надо было все же не жадничать и поднести богам вьючного коня, а то поди-ка, подели на весь небесный пантеон того вшивого ежика, что изловил и прикончил на походном алтаре Монред, — кому лапка достанется, кому хвостик, а кому и вовсе клок шкуры с иголками вместо меха…
Выход, конечно же, нашел иль-Бахр, эта хитрая лиса всегда и везде находила выход. Вернее, в данном случае, — вход, ведущий к замку магноса.
Поступили просто — стреляли из лука вперед, привязав к стреле тоненькую бечевку, — именно так делают йордлинги, когда наводят веревочную переправу через бездонную пропасть или горную реку.
Затем двигались вдоль натянутой бечевки. И казалось: бечева не лежит, как ей положено, вдоль полета стрелы прямо и ровно, — но изгибается, уводит далеко в сторону. Но так лишь казалось…
Преодолевать подобным способом лигу за лигой — занятие не самое легкое и быстрое. Однако же, выпустив стрелу не то в десятый, не то в одиннадцатый раз, йорд-каан уже сбился со счету, увидели: бечевка натянулась прямо, как струна. Магическая преграда закончилась.
А вскоре и дорога появилась…
* * *
Вернувшиеся разведчики доложили: не похоже, что в замке бодрствует готовый к отражению атаки гарнизон. Но сам замок… Громадина. Дворец, обнесенный стеной. Богато живет магнос, ничего не скажешь.
Вообще-то йордлинга замком не удивишь. Дело тут вот в чем: у горцев дворянства, как отдельного сословия, нет, равно как нет и простонародья. Каждый йордлинг — сам себе дворянин, и считает себя полной ровней сайэрам с равнин. Даже свой герб у каждого семейства имеется. Пусть порой простенький, вроде трех перекрещенных стрел, однако и каждая скотина, и каждый невольник помечены тавром с изображением того герба, и на щитах и родовых бунчуках он же красуется. Все как у благородных.
И живут вольные горные дворяне, как и надлежит, в замках. Зимой, естественно, когда заканчивается кочевая тюбеневка на горных пастбищах, и отары овец, неспособных добыть корм из-под снега, возвращаются в селения.
Некоторые глупые равнинные жители, лишь издалека видевшие горы, считают, что живут дикие йордлинги в нищих лачугах, а то и вообще в пещерах, на манер горных троллей. Сами они дикие… У каждого йордлинга, пусть даже совсем не зажиточного, есть свое родовое гнездо, дом-крепость: башня в два этажа, сложенная из дикого камня: на верхнем зимой живут, в нижний загоняют овец при угрозе нападения. У тех, что побогаче, башни уже трехэтажные, а у самых могущественных родов — настоящие крепости из многих башен (в четыре, а то и в пять этажей), соединенных поверху защищенными от стрел переходами…
Отряд приблизился к обиталищу князя Сандирского, и йорд-каан был вынужден согласиться: и впрямь громадина, немногим меньше Йорд-Кале будет… (Балеог мысленно солгал сам себе: даже на вид, не вымеряя стены шагами, замок магноса выглядел обширнее и внушительнее, чем крепость-столица йордлингов.)
