Тростинка на ветру (сборник)

– Да я, если что… – осмелев от хмеля, сын картинно взмахивал кулаками.

– Ты что, не вздумай! – ахала прислонившаяся к плечу призывника подруга.

Откуда-то появилась гитара. Трогательная песня о службе солдата и верности любимой вмиг утихомирила возбужденную от вина и предстоящей разлуки компанию. Все подобрались, начали подпевать гитаристу Лехе, который выводил незатейливый мотив дворового шлягера:

«А ты солдата подожди,

Ты только замуж не спеши,

Через снега, через дожди

Ему две строчки напиши…»

От грустной песни расплакалась мать, растрогался и сам призывник. Это выдавали его глаза, подернутые влажной пеленой. Потом пели Высоцкого и произносили тосты, обмывали полученный Ильей диплом нефтегазового техникума. Хозяева сбегали за соседями снизу, ставшими за шестнадцать лет проживания в одном доме почти что родственниками.

Вечеринка была в разгаре. Молодежь выходила и заходила, и как-то незамеченным осталось появление еще одного гостя. По непонятное оживление почувствовалось. Началось с того, что хозяин дома несколько раз выносил налитую стопку водки на кухню, возвращался за закуской и с захваченным ломтем арбуза исчезая надолго.

Посреди кухни на табуретке восседал мужик непонятного возраста и социального происхождения. Яркую синюю рубашку с накрахмаленным воротником полускрывал старый коричневый пиджак с распоротыми швами у карманов и локтей. Мятые брюки пришельца явно не дружили с утюгом, а лохматая шевелюра – с расческой. Заслуживали восхищенного взгляда туфли – надраенные до блеска, на широком скошенном каблуке, из натуральной кожи – они были чересчур модными для этой сомнительной личности. Смакуя арбуз, он беззвучно смеялся, хотя карие глаза-бусинки оставались серьезными.

– Дмитрий Иваныч! – всплеснула руками и радостно заулыбалась переступившая порог соседка Ольга. – Сколько лет, сколько зим!

– Земля круглая и все еще вертится, – произнес он в ответ неожиданно четко. Удивительно, что не прошамкал и не прошепелявил, потому что передних зубов у него практически не было.

Все засуетились. Разом закурив, наперебой начали вспоминать проведенные когда-то вместе годы. Встретившись на Севере в конце семидесятых, они были дружной компанией: работа в одном автотранспортном предприятии их крепко сплотила. Дмитрий Иванович, передовой «кразист» грузовой колонны, как оказалось, обладал уникальным для простого водителя талантом – никто не мог превзойти его по части исполнения под гитару блатных шлягеров, а также сочинения песен о северном лихолетье. Видимо, нелегкое прошлое и отчасти бесшабашное переложение жизненных тем на собственные слова и музыку сказались на дальнейшей судьбе Дмитрия Ивановича…

Самородка ценили, его с нетерпением ждали с рейса усталые водители. Вымытый, подтянутый, безукоризненно одетый, без дефицитного в то время «допинга» Иваныч (что уважительно приравнивалось и к имени, и к прозвищу) доставал со стенки гитару и держал в напряжении всю общагу.

«А ты скажи за просто так:

Как выдержать с бураном ночку?

Начальник, ты же не дурак —

Послать на трассу в одиночку.

Мне вьюга – мама, брат – буран,

Брательник – наста слой подстылый.

Да только б выдержал кардан,

Чтобы сугроб не стал могилой…»

Матерые шофера согласно кивали головами в такт аккордам и правде слов автора-исполнителя. Молодежь, затаив дыхание, внимала суровой действительности Севера, отраженной в песнях непревзойденного авторитета.

«Синеет инея хрусталь,

Ты «на земле» грустишь, родная.

Мне выпала дороги даль,

Такая доля шоферская…»

Прослышав об уникальных творческих данных своего работника, начальство считало за честь видеть его в числе приглашенных на своих пикниках и сейшенах. В этих случаях Иваныч пел больше на заказ: про любовь. Тогда-то, наверное, и вспомнилось самовлюбленным тузам, что тот, кто платит, тот и заказывает музыку. Смекнув, что, имея такого безотказного песнописца, с замахом на долгую память, сначала один, потом другой стали навязывать (чуть ли не в порядке производственного приказа) свой лейтмотив: о бескорыстном служении людям, о заслугах перед страной, о «поднятых северах» и т. д. И вроде как каждый обещал отблагодарить автора по полной программе. Но то ли Иваныч намека не понял, то ли взбунтовалась в нем рабочая гордость, только после этого случая сочинять он стал песни совсем невеселые. Дела к тому времени на предприятии пошли хуже некуда – и полилась между строк его новых произведений глубокая тоска о равенстве и братстве, безмерная грусть о глухой несправедливости и едкая горечь о «длинном северном рубле». Так что приказ о сокращении Иваныч подписал первым…

– А помнишь, помнишь, – наседала на Дмитрия Ивановича раскрасневшаяся от трогательных воспоминаний, с сигаретой в зубах Ольга. – Как ты ему: меня ни за какие деньги не купишь! Мы так переживали. Мне-то проще было остаться, как-никак начальница отдела, – не уточняя, какого именно, горячо продолжала вспоминать дела давно минувших дней Ольга. – Да толку не вышло.

Хозяин дома активно поддержал соратников по несчастью. Бывший «кразовец» той же колонны так же ждал обещанную квартиру до последнего, вплоть до ликвидации предприятия. Но ни долгожданного жилья, ни остатка задолженности по зарплате ни он, ни его жена, ни старший сын, работавшие там же, так и не получили. Разбередив обиду далеких дней, тут же горько шутили: «Обещанного всю жизнь ждут…»

Вдруг в руках Дмитрия Ивановича оказалась гитара, и без всякого перехода началось свое «кино»: северные годы встретившихся друзей, чьи дороги разбросались когда-то, замелькали еще раз, только уже в песнях, в уверенном баритоне случайно пришедшего в знакомый дом старого товарища.

В разговорах и песенных переборах не сразу заметили примкнувшую к «старикам» молодежную компанию. Для поддержания тонуса неожиданного гостя Леха подошел к Дмитрию Ивановичу. Несколько вопросов, два-три пробных аккорда – и вот уже песня объединила всех. «Мой адрес – Советский Союз…» – выводила молодежь, почти не помнившая о распаде Союза. «Кто тебе сказал…» – возвращала в годы юности старших. «Увезу тебя я в тундру…» – напоминала о реалиях северной жизни, затянувшейся у каждого в силу разных причин.

Внезапно возникшую ностальгию не омрачали покосившиеся полы бамовского долгожителя, исчезнувшего из списков жилого фонда шесть лет назад. Отошла на второй план и отрезанная ветка газопровода (поскольку прописанными во всем доме остались только две семьи). Дважды за вечер отключали электричество. Было не до этого…

Молодежь, подумав о завтрашнем расставании с призывником, ринулась танцевать. Вынесенная в подъезд колонка магнитофона дребезжала от напоров модных «Фристайлов», «Демо» и «Вирусов» – кто какую кассету заказывал.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.