Евразия Льва Гумилева - Корона Ордынской империи, или Татарского ига не было

Гали Еникеев

Корона Ордынской империи, или Татарского ига не было

Часть I

Этнос, «потерянный» историками

Введение

Вымысел далеко не безобидный как в отношении русских, так и татар должен быть разоблачен и развеян. Почему человек должен стыдиться, как чего-то позорного, этнонима, окутанного легендами? Знайте, это – гордое имя! Ради истины, а не ради псевдонаучной, политической или какой-то другой конъюнктуры я, русский человек, всю жизнь защищаю татар от клеветы. Они – в нашей крови, в нашей истории, в нашем языке, в нашем мироощущении. Мне кажется совершенно естественным вот такое представление: какими бы ни были реальные различия с русскими, татары – это народ не вне, а внутри нас.

Л. Н. Гумилев (36, 261)

Всякому, кто знаком с работами выдающегося историка, этнолога и тюрколога Л. Н. Гумилева, ясно, что сей Великий Евразиец всю жизнь защищал от клеветы тот самый народ, который был государствообразующим этносом державы, объединившей в XIII–XV веках восток и запад Евразии, включив множество народов и стран в единую политическую и экономическую систему. И представителем того же народа был также основатель и первый правитель этой державы – первый в истории человечества, как будет пояснено ниже, избранный представителями своего народа глава огромного государства – Чынгыз-хан.[1]

И в приведенном выше высказывании Л. Н. Гумилева, несомненно, подразумевается, что речь идет о народе, который существует и поныне[2] – именно поэтому имеется необходимость в том, чтобы «развеять вымысел далеко не безобидный как в отношении русских, так и татар».

Начиная с первых евразийцев, и в особенности в постсоветский период, многие авторы пытаются найти ответы на загадки и неясности в официальной истории Евразии, созданные стараниями историографов разных времен и народов в определенные периоды со вполне определенной целью.

Основными вопросами истории, до сих пор неясными, несмотря на многократно повторенные клише традиционной историографии, является, во-первых, вопрос об этнической принадлежности «монголо-татар» – государствообразующего этноса средневековой Монголо-татарской державы. Во-вторых, в официальном курсе истории так вразумительно и не объяснено загадочное «исчезновение» этого народа, так и не оставившего потомков на территориях, где происходила его основная государственно-политическая и экономическая деятельность – то есть, на просторах Евразии от Великой китайской стены до Черного моря. Причем в западной части Евразии (Восточной Европе и Средней Азии) эта деятельность была не менее, а даже более интенсивной и масштабной, чем на восточной ее окраине – в Китае и Монголии.

Этнос «монголо-татар» (вернее, средневековых татар) историография России начала «терять» примерно с XVIII века, с созданием новой, романовской версии истории России, основная идея которой была в том, чтобы представить предков россиян неспособными к более или менее значительному государственному строительству. В отношении русских это выразилось в создании легенд о «призвании варягов» и «монголо-татарском нашествии», а в отношении татар – в замене их предков гипотетическими «этническими монголами».

К середине XIX в., в разгар борьбы славянофилов и западников, с распространением в Европе позднесредневековых «монгольских источников» китайского изготовления и переведенных с китайского языка, средневековые татары были окончательно объявлены в историографии «предками халха-монголов» – благодаря сходству наименования последних, данного им китайцами, с названием политического сообщества народов средневековой Монгольской державы – «монголы».[3]

Таким образом, непосредственные предки татар Российской империи – средневековые татары, – окончательно «исчезли» из официальной истории, а огромное количество русских татарского происхождения стали «Иванами, не помнящими родства». Современные татары, стали, согласно исторической науке, «непонятно чьими» потомками. Но, главное, из истории России также «исчезла» Монголо-татарская держава, так как ее создатели были объявлены чуждым россиянам народом, а само это государство было представлено «агрессивным политическим образованием диких кочевников из далеких центральноазиатских степей, завоевателей и угнетателей предков россиян».

А ведь татарский народ, несмотря на то, что его подлинным предкам так и «не нашлось места» в официальной истории Российской империи, да и вообще в истории Евразии, и ныне еще является вторым по численности в России после русского. Да и по известности в мире вряд ли уступает господствующей в стране нации.

Никто, более или менее знакомый с данным вопросом, не возразит, что татары имеют к настоящему времени самую малоизвестную и запутанную этническую и политическую историю – по сравнению со всеми остальными, более-менее известными народами. И это одновременно с тем, что история самой России также полна неясностей и «темных периодов». Она полна мифов, внедренных западноевропейскими историографами со вполне определенной политической целью примерно с начала XVIII в.

Мифы эти основаны, – в частности, относительно истории татарского народа, – также и на вымыслах, позаимствованных из сочинений некоторых средневековых ближневосточных и китайских авторов, составленных ими также с определенной политической целью.

И самый запутанный вопрос в истории России, относится именно к значению в ней татарского народа, который был лишен своей этнической истории и официального признания его роли в истории, а Россия была лишена огромной и лучшей части своей истории.

История татарского народа, да и само понятие «татары» в России является примером того, как официальная трактовка какого-либо понятия или явления разительно отличается от реальности и обыденного, так сказать, житейского восприятия данного понятия и явления, которое оно означает.

В принципе, многие жители России и бывшего СССР имеют представление, кто такие татары. Многие имеют возможность пообщаться с ними в повседневности, многие знают от предков о своем татарском происхождении. В общем, ничего особенного эти татары в обыденном плане не представляют – разве что вера у них в основном – Ислам (в то же время немало и татар-христиан, причем они христиане издревле, а не «потомки насильно крещеных»), язык свой особенный – вот, пожалуй, все основные отличия татар, например, от русских или мордвы.

И данный этнос – татары – существует объективно и его представителей никто с представителями другого народа не перепутает. Да и сами татары идентифицируют себя вполне уверенно, признавая единым народом всех татар, проживающих в различных районах бывшего СССР и называющихся «казанскими», «сибирскими», «поволжскими» и иными татарами.

В целом татары – признает любой, кто знаком с ними так или иначе – довольно-таки терпимый и «комплиментарный», как выражался Л. Н. Гумилев. И в жизни общества и в делах государства татары участвовали и участвуют никак не меньше других народов.

Но это все в обыденном, житейском аспекте. А вот если заглянуть в историографию, изложенную в учебниках, то получается вроде бы, что татары не совсем такие, какими их знают соотечественники. И благодаря постулатам официальной истории, любой может приобрести устойчивое предубеждение относительно этого народа. Это негативное освещение предков татар в историографии является «достижением» отнюдь не только российской исторической науки, и даже не только западноевропейской. Антитатарская пропаганда и искажение истории татарского народа, а вместе с тем и искажение и очернение истории России (66, 353) уходят корнями в глубь веков. Поскольку татары, будучи, вопреки утверждениям официальных историков, весьма развитым народом издревле, рано обрели себе конкурентов в лице «мировых центров цивилизации». В данной работе будут приведено множество сведений и фактов в подтверждение этого.

В исторической науке советского периода была принята идея «булгарского происхождения» основной части татар России (1944–1946 гг.), унаследованная от некоторых русских и татарских дореволюционных историков, обслуживавших власть прозападных царей Романовых. Мол, упоминаемые в дошедших до нас некоторых исторических источниках «поганые татары» – это не предки российских татар, их предки – мирные булгары, оседлый и культурный народ, «автохтоны» Поволжья. Благо еще задолго до этого «плохие татары» были объявлены предками халха-монголов – благодаря «монгольским историческим источникам», составленным на китайском языке, введенным в европейский научный оборот в XIX в.

Таким образом, в официальной истории была утверждена теория, что именно предки халха-монголов и покорили в Средние века полмира, несмотря на то, что были они тогда маленьким, неграмотным и бедным кочевым народом (с малопродуктивным скотоводческим хозяйством).[4] Затем предки халха-монголов создали империю на завоеванных территориях. Но почему-то большинство завоевателей (почти все) немедленно после создания огромной империи «вернулись к своим семьям и стадам в Монголию» (114, 85), чтобы продолжать заниматься малопродуктивным кочевым хозяйством вплоть до XX в. (11), (12), (111). Согласно концепции официальной истории о «халха-монгольском завоевании мира», несколько тысяч завоевателей осталось (как пишут: примерно 4000 человек на всю Сибирь и Восточную Европу), чтобы держать в страхе и покорности предков россиян (миллионов десять как минимум). Эти халха-монголы, якобы, стремительно ассимилировались («отюречились» и «обрусели»), не успев оставить каких-либо письменных свидетельств о своей государственной деятельности на родном халха-монгольском языке. Следует заметить, что сколько-нибудь серьезных письменных источников своей собственной истории именно на халха-монгольском либо близком ему языке средневековые монголо-татары не оставили не только на территории Восточной Европы, но и вообще нигде в мире, в том числе и на своей, как принято считать, исторической родине – Монголии (111).

И вот, согласно официальной истории татарского народа, дескать, пособников этих «завоевателей-халха», своеобразное скопище из числа «местных жителей» Восточной Европы и называли в Средние века «татарами». А народа под названием «татары» не существовало. И в принципе не существует, следует согласно рассматриваемой версии, так как, дескать, только в XIX–XX вв. закрепился в обиходе этот «неудобный этноним», и якобы «татарами ошибочно стали называть потомков булгар и некоторых поволжских автохтонных народов».

При этом никто из официальных историков так и не смог объяснить, почему именно «татарами» называли пособников этих «завоевателей халха-монголов»? Ведь как гласит та же официальная история, эти предки халха-монголов незадолго до завоевания ими мира якобы поголовно уничтожили неких татар – своих врагов.

Но, при достаточно внимательном ознакомлении со сведениями из исторических источников, весьма не популярными у официальных историков, выясняется, что не только «пособников», но и царей «завоевателей-монголов» и господствующий в их государстве народ также, оказывается, называли татарами – именно в смысле этническом. Например, см. (13), (17), (20), (23), (46), (47), (81), (101), (105), (106), (111) и др.

Особенно может оказаться интересным и необычным для современного читателя, что сами предводители и государствообразующий этнос державы монголов себя так и называли – «татары», «татарский народ» (8, 255), (17, 137). Факты говорят в пользу того, что эти монголо-татары не могли быть непосредственными предками современных халха-монголов или другого современного «монголоязычного» народа.

Причины монголо-татарских войн в Евразии, как и возникновение державы монгол, при внимательном изучении фактов, находят вполне разумное и логичное объяснение. Становится очевидным, что эти войны не были результатом походов неграмотных кочевников, почему-то «задумавших покорить мир». И главное – вряд ли эти войны происходили так, как это описывается в официальной истории, описывающей «зверства поработителей-татар».

Необходимо еще отметить следующее: приведенные выше постулаты официальной истории о «поганых татарах» («предках халха-монголов» и их «пособниках-тюрках») и их злодеяниях, которые, мягко выражаясь, не подтверждены никакими объективными фактами, наводят на весьма печальные выводы о предках всех без исключения россиян. То есть, об их полной неспособности защитить себя от «малочисленного, неграмотного и бедного народа», об отсутствии у них способностей к государственному строительству и, более того, об их неспособности сохранить процветающее государство, построенное для них «неграмотными кочевниками».

Также еще одним логическим заключением указанной версии средневековой истории Отечества является ложный вывод об извечной вражде русского и татарского народов, об историческом противостоянии двух основных этносов России, в котором, мол, русские победили татар и смогли построить собственное государство только благодаря технической, организационной и прочей помощи «передовых и гуманных» западноевропейских народов «отсталым русским, неспособным самостоятельно защитить себя от татар и прочих тюрок и монголов».

На это и рассчитывали авторы «монгольской и российской официальной историографии» – сами не являвшиеся ни халха-монголами, ни русскими, ни татарами. Им необходимо было скрыть правдивую историю России и татарского народа с определенной политической целью – убедить наших предков и нас в полной неспособности самостоятельно распоряжаться своей судьбой, согласиться с необходимостью «духовно-нравственного подчинения» иностранцам (52, 415), и безропотно примириться – одним с «духовнонравственным подчинением» юго-восточным «братьям по вере» (107, 11–15), другим с «романо-германским игом» (Н. С. Трубецкой) (36, 463).

Руководством компартии, одновременно с официальным утверждением новой версии истории татар России (1944–1946 гг.), был наложен запрет на упоминание (и знание) подлинной истории татарского народа. Татарские исторические произведения, такие как «О роде Чынгыз-хана», «Идегэй», «Караца» («Карачу»), «Сборник летописей Кадыр-Али бека» и многие другие исторические источники, были внесены в разряд запрещенной литературы. Нарушение запрета квалифицировалось как «антисоветская агитация и пропаганда», и наказание было предусмотрено вплоть до расстрела.

Но татарский народ не забыл свою подлинную историю – сохранились знания, передаваемые в родовых преданиях, в исторических произведениях, сохранившихся в семьях из древних татарских родов, и большинство татар не хотели никак считать себя потомками булгар или «пособников завоевателей-халха».

Тот факт, что татары России сохранили в народном сознании память о своей подлинной истории, в настоящее время начинают признавать как зарубежные, так и отечественные исследователи. Сохранившаяся в сознании татарского народа память о своей подлинной истории определяется ими как «чингизизм», или «почитание Чингиз-хана и его потомков и акцентирование роли Джучиева Улуса, или Золотой Орды в своем происхождении», и проявляется «в этнической идентификации себя представителями значительной части мусульман Волго-Уральского региона» и Центральной Евразии (21, 31).

Приведенный пример подтверждает, что запрещение подлинной истории российских татар и попытка заменить ее «булгаризмом» мало помогли – и главное, в большинстве своем, как сами татары, так и соотечественники татар так толком и не поняли, почему же все-таки «татары – это не татары вовсе, а булгары»? И продолжают понимать официальную историю «как есть», то есть как часть маловразумительной «партсоветской идеологии».

Таким образом, историки советского периода, так же как и их постсоветские коллеги-наследники, так и не объяснили достоверное происхождение и историю татарского народа, который так и остался «народом с темным происхождением».

В дополнение к этому в современной официальной исторической науке относительно татарского народа все так же сохраняется внедренное западнической политологией мнение, что современные татары – это потомки то ли «отюречившихся» халха-монголов-завоевателей, то ли их «пособников».

Логическим завершением указанного мнения является вывод о том, что татарами назвали своеобразный «сброд» без родины, не имевший своей государственности и нормальной истории, и без этнических корней в прошлом. Мол, татары это своеобразный народец, издревле неспособный к созидательному труду и с агрессивными наклонностями, противостоящий всем «культурным и не только» народам Евразии и особенно русскому народу с первой половины XIII в.

Кроме этого, наличествует и поныне в исторической науке точка зрения о происхождении татар исключительно от древних булгар и от «коренных тюрок Поволжья» – народов вроде как с «безобидным прошлым». И соответствующая концепция истории народа, развивавшегося чуть ли не «в пределах Татарской АССР», при этом, следует повторно отметить, татарская нация, да и Россия, лишаются огромного по временной протяженности и по значимости периода своей истории.

Особо необходимо сказать, что отсутствие объективной и полной истории народа, недостаток знаний о роли своих предков в истории России привели к тому, что в татарской нации является довольно распространенным мнение о том, что имелось, да и имеется до сих пор устойчивое предубеждение к татарам со стороны русских и российского государства. Мнение это сформировалось именно под влиянием догм официальной историографии западнического толка «о плохих татарах».

И многими татарами уже само это предубеждение воспринимается как причина «русской оккупации независимых татарских государств» в прошлом и политики геноцида татарского народа, имевшего место в определенные периоды истории России. Причина этого – отсутствие правдивого освещения истории Отечества и ложная интерпретация многих исторических фактов.

В исторической науке и в настоящее время еще не раскрыты и не указаны истинные причины упомянутого выше негативного отношения к татарскому народу со стороны правительства Российской империи, определившегося с конца XVII – начала XVIII в.

Последствия этой антитатарской политики государства Романовых ощущаются до сих пор, являясь помехой в выработке общероссийской национальной идеи, направленной на единение народов державы. Догмы официальной исторической концепции «западнического» толка, основоположниками коей являются немецкие историки-политологи Миллер, Шлецер и Байер (64, 75), упорно излагаются до сих пор многими русскими и татарскими историками.

Также необходимо отметить – в принципе, одни и те же догмы официальной («традиционной») истории используются как в пропаганде национализма в среде татарской молодежи, так и среди молодежи «титульных наций» различных субъектов Федерации, и, конечно, в пропаганде шовинизма среди русской молодежи. Конечно, подобную пропаганду ведут, и, главное, ведают ею отнюдь не доброжелатели указанных народов.

Стремление искусственно принизить роль татарской нации в истории России в современных условиях по инерции работает на эскалацию сепаратизма, на дальнейшее разъединение российских народов и сеет между ними вражду. Все это также ведет к устранению в дальнейшем с этнографической карты России татарского народа, еще сохраняющего свой исторический потенциал, и в силу этого остающегося уникальным достоянием нашей державы.

Исторически сложилось так, что татарский язык имеет ключевой характер по отношению ко всем остальным языкам тюркского мира, так как в татарском языке гораздо больше, чем в других тюркских языках, лексических единиц, понятных представителям других народов тюркской семьи. То есть, владеющий в совершенстве татарским языком без труда сможет объясняться с представителем любой из тюркских наций (балкарцами, башкирами, кумыками, карачаевцами, уйгурами и др.), либо в кратчайшее время овладеть каким-либо тюркским языком, менее схожим с татарским, чем названные языки – например, турецким и др.

Исторически обусловленным является также факт, что основная часть татар издревле, не позднее, чем с VII–X вв., исповедует Ислам. Необходимо отметить, что татары сохранили доныне в своем вероисповедании и развивали самостоятельно черты положительного стоицизма раннего Ислама – причины и условия этого явления также будут рассмотрены в данной работе. Ислам, исповедуемый татарами, свободен от черт мракобесия, присущих исламу «мусульманского Востока», особенно периода позднего Средневековья, пример тому – «татарский Лютер», теолог-реформатор Габдуннасыр Курсави, открыто выступивший против мракобесия высших мусульманских священнослужителей Средней Азии и Ближнего Востока в XVIII в. и за это приговореннный ими к смерти (107, 11).

Кроме того, издревле немалая часть татар, – как уже было отмечено выше – православные христиане, также сохранившие язык, культуру и обычаи древнего татарского народа, осознающие себя частью нации.

Все приведенные признаки этноса современных татар России – и языковые, и религиозные – имеют свои исторические корни, и были присущи этносу средневековых татар, происхождение которого и некоторые его особенности, в том числе и происхождение названия, будут рассмотрены в данной работе.

В данной работе также будет рассмотрено и происхождение упомянутой Л. Н. Гумилевым «клеветы на татар», и «не безобидных» вымыслов о предках россиян – русских и татар, которые укоренились в официальной историографии России именно с начала XVIII в. (59, 97), но возникли намного раньше, и были измышлены и сотворены в основном, как увидим, и некоторыми восточными авторами из числа китайской и персидской знати.

Также в этой книге работе рассматриваются поставленные в трудах Л. Н. Гумилева «проблемы, которые содержат решение, пусть и в неявном виде» – то есть, по сути, ответы на многие темные вопросы истории России – оставленные нам этим Великим Евразийцем в своих работах. И не потому, полагаю, выдающийся ученый оставил эти проблемы нам, что не был в состоянии их решить, а потому, что не мог никак позволить себе изложить окончательное их решение в своих бесценных работах в условиях тоталитарного «единомыслия».

В основу моей работы положены сведения и факты из работ авторов разных времен и разных стран, в том числе современных ориенталистов-историков. На основе логически взаимосвязанных сведений и фактов из различных источников я излагаю в предлагаемой работе собственную во многом точку зрения относительно средневековой истории татарского народа. Данная точка зрения соответствует сведениям и фактам, излагаемым в трудах В. П. Васильева, Л. Н. Гумилева, Ахметзаки Валиди Тугана, В. В. Бартольда, также в работах современных ученых-историков: С. Г. Кляшторного, Д. М. Исхакова, Д. В. Чернышевского и др. Во многом, полагаю, также изложенная в моей работе точка зрения соответствует и определенным выводам этих историков – особенно относительно конкретных фактов и причинно-следственых связей между различными событиями.

Целью данной работы является, во-первых, очерк значительной части истории России и роли в ней средневекового татарского этноса, без ограничений «прокрустовым ложем» европоцентристской и партсоветской историографии, без искажений, которые насаждались веками. Поскольку начало восполнению истории России невозможно положить без детальной работы по восстановлению подлинной истории татарского этноса, сыгравшего в ней огромную и отнюдь не отрицательную роль.

Ну и, во-вторых, без своей подлинной истории, без достоверных знаний о достойных предках невозможно будет иметь взаимоприемлемую и работающую на будущее и на благо всех (всего евразийского суперэтноса) общенациональную идею России – общую для русских, татар, и других народов Отечества.

Позволю себе перед началом изложения основной темы своей работы несколько уточнений: под современными татарами в данной работе будут иметься в виду все татары, проживающие в России и за рубежом – без их искусственного разделения на «казанских», «астраханских», «сибирских» и многих «других» татар. Естественно, тех, кто осознает еще свою принадлежность к татарам и говорит на любом диалекте или говоре родного татарского языка.

В данной работе использованы также понятия древние и средневековые татары. Первые – это прямые предки вторых. Также некоторые из древних татарских племен входили в сообщество «половцы» или, по-другому, «кыпчаки» – последние два названия главным образом использовались как собирательные наименования различных тюркских племен, обитавших на территории под географическим названием «Кыпчак» (полностью «Дешт-и Кыпчак», что в обиходе употреблялось довольно редко).

Средневековые татары – это народ, который является прямым и основным предком современной татарской нации. Но также средневековые татары в значительной степени являются предками и современных башкир (13, 25–27), (там же, 34–35). В определенной степени – и некоторых других тюркских народов. Наличие общих предков и объясняет тот факт, что татары и башкиры, наряду с некоторыми другими тюркскими нациями – наиболее близкие родственники в тюркской семье народов.

Также средневековые татары сыграли значительную роль в формировании великорусского этноса (34, 10–11), (там же, 163) и многих современных тюркских наций. В данной работе будут приводиться сведения в обоснование изложенного здесь, с обязательным указанием источников, заслуживающих доверия.

Глава 1

Народ «древних монголов», основателей «Монголо-татарской империи» – кем они были на самом деле? Подлинное название и самоназвание этноса «древних монголов»

То, что патриотично настроенного автора интересует история Отечества – закономерно, равно как и то, что его отношение к традиционной историографии может быть не только критичным, но и скептичным. Каждый исследователь имеет право на оригинальные суждения, а читателя интересует лишь, насколько новая концепция убедительнее прежней.

Л. Н. Гумилев

Первым из историков советской эпохи, кто решился подвергнуть достаточно решительной критике легенду о «монголо-татарском нашествии и иге», содержащуюся в официальной историографии, был Лев Николаевич Гумилев. Общеизвестно, какую цену пришлось заплатить великому ученому за то, что он решился отстаивать свое мнение в эпоху тоталитаризма. И притом не все свои мысли и выводы он мог излагать открытым текстом, что понятно, надеюсь, многим.[5]

Полагаю, что в своих трудах по истории Евразии Л. Н. Гумилев сделал наиболее важное для своих последователей. Как он и писал в своей работе «Из истории Евразии», которая была опубликована после его кончины, Л. Н. Гумилев предоставил нам обширнейший систематизированный материал и, по «неясным» вопросам истории – «постановку проблемы, в которой содержится решение, пусть и в неявном виде» (34, 127).

После выхода в 1970 г. книги Л. Н. Гумилева «В поисках вымышленного царства», опять началась его травля, продлившаяся 15 лет. Видимо, поняли апологеты европоцентризма в исторической науке, хоть и с запозданием, что очень много противоречащего «общепризнанному мнению» сумел написать великий ученый. Но главное: в указанной своей работе Л. Н. Гумилев сделал «очень важный», по его собственному выражению, негативный вывод: «очевидно, источники не собирались сообщать правду, и историки, доверяя им, сконструировали «ложную историю монголов»[6] (30, 221).

Вынесенный в заголовок данной главы вопрос считается одним из наиболее запутанных и до сих пор считающихся нерешенными в официальной исторической науке (34, 128), (87, 28–29).

Сочиненная китайскими и персидскими историографами, и поддерживаемая различными историками до настоящего времени практически в неизменном виде официальная концепция истории «древних монголов» подвергалась ранее и подвергается, особенно в последнее время обоснованной критике.

Но до сих пор не получены вразумительные ответы на главные вопросы: об этнической принадлежности «древних монголов», соплеменников Чынгыз-хана, о том, чем объясняются их успехи в создании Монголо-татарской державы, и о причинах последующего ее распада и необъяснимого «бесследного растворения» самого «этноса древних монголов» среди других народов, обитающих и доныне на обширнейшей территории Евразии.

На первый взгляд это кажется странным, особенно если учитывать, что сведений об этносе «древних монголов» имеется достаточно, чтобы сделать обоснованные выводы и дать ответы на рассматриваемые вопросы. Сохранились сведения самого разного характера, включая историографические, лингвистические, антропологические, географические и многие другие, несмотря на исчезновение массы основных документов государства «древних монголов» и на уничтожение китайскими властями множества, как дословно излагается в китайских же летописях, «книг на татарском языке и бумаг с татарскими письменами» с момента свержения монголо-татарской династии Юань в Китае, в Монголии и Восточном Туркестане, с конца XIV в. и вплоть до XIX в. включительно (111,15–16).

Обратимся вначале по вопросу об этнической принадлежности первооснователей Монголо-татарско державы и их лидера Чынгыз-хана к работам Л. Н. Гумилева, затем будем дополнять и уточнять его сведения по спорным вопросам сведениями из работ других историков, например, таких, как Ахметзаки Валиди Туган.[7]

Основной причиной наличия до сего времени в европоцентристской (а также в китайской) исторической науке легенды о «древнемонгольском чуде» и поддержки общепризнанной концепции истории происхождения Чынгыз-хана из рода «этнических первомонголов – предков халха-монголов» и создания ими Монгольской империи является политизация историографии, несомненно, имевшаяся и в момент создания данного мифа.

Для облегчения внедрения в общественное сознание россиян мнения о вековечном превосходстве над ними Западной цивилизации, в европейской историографии был поддержан персо-китайский миф о «древних монголах» – полудиких кочевниках, каким-то чудом (то есть, совершенно случайно) сумевших создать огромную евразийскую державу с передовыми для своего времени, «отвечающими потребностям всего сообщества народов этого государства» законодательством, системой государственного управления,[8] экономикой и культурой.[9] Указанный миф был сохранен и в советской историографии.

Наиболее объективный и беспристрастный анализ истории Монголо-татарской державы дал Л. Н. Гумилев. При рассмотрении «загадки древних монголов», вопроса об их этнической принадлежности, полагаю необходимым руководствоваться определением этноса, данным Л. Н. Гумилевым: «Этносы – естественно сложившиеся несоциальные коллективы людей – различные народы». Этносы состоят из людей, которых отличает, наряду с другими признаками (антропологическими, лингвистическими и т. д.) определенный, присущий только членам данного этноса, стереотип поведения, усваиваемый ими в раннем детстве от родителей и соплеменников и по которому они узнают друг друга. Неотъемлемым, также приобретаемым с раннего детства объективным признаком (выражением) этого стереотипа является самоидентификация представителя этноса, выражающаяся в этническом самоназвании.

То есть этносы – это объекты (системы), созданные самой природой и развивающиеся по естественным законам. Соответственно этнос имеет «самобытную культуру», свое название, которым обозначают его члены других этносов – этноним, который в большинстве случаев совпадает с самоназванием этноса.

Нельзя искусственно создать тот или иной этнос – например, «советский», либо другой «народ» – это будет уже система политическая, социальная общность людей, а не этнос как таковой.[10] И данная общность не будет обладать теми качествами, которыми обладает этнос, даже будучи наделенным «своим языком, письменностью» и т. п. И главное – не будет обладать единством и устойчивостью как система, объединяющими качествами того или иного уровня. Продолжительность «жизни» этноса, согласно выводам Л. Н. Гумилева, составляет не менее 1500 лет.

Этносы сосуществуют и развиваются во взаимодействии со своими соседями по его «месторазвитию»,[11] в виде устойчивой системы – суперэтноса: «Почти все известные нам этносы сгруппированы в своеобразные конструкции – «культуры» или «суперэтнические целостности». Названия «культур» условны: Византия, Западная (Романо-германская) Европа, Россия, Великая Степь, Китай, мусульманский мир и т. д. Но каждая из них является своеобразной целостностью исторического бытия, а не случайным обобщением, принимаемым для удобства классификации» (34, 173).

Суперэтносы – долго, но не вечно живущие этнические системы. Их границы подвижны не только в пространстве, что связано с крупными вековыми вариациями климата, но и во времени. Причиной тому служат как внутренние закономерности этногенеза, так и взаимодействие с соседями. Принципиальное значение для контакта имеет знак комплиментарности взаимодействующих суперэтносов. Положительная комплиментарность двух основных суперэтносов нашей страны – российского и степного – явилась залогом как создания Московского государства, а вслед за тем и территориального расширения Российской империи, так и нерушимости СССР в годы Второй мировой войны. Комплиментарность есть неосознанная и неопределенная какими-либо видимыми причинами взаимная симпатия различных суперэтносов, этносов и даже отдельных персон.

Именно комплиментарность послужила поводом для дружбы Александра Невского и сына Батыя Сартака. Но видимо, она же имела место и на уровне этносов: русских и татар, так как политическая зависимость Руси от Сарая не помешала открыть в столице Золотой Орды еще в 1260 г. епископскую кафедру с русским епископом, а затем, после «Великой замятни», принять на Русь чингизидов и рядовых монголов… Иван IV положил конец политической самостоятельности Орды, но это не помешало говорить в Кремле по-татарски и даже посадить на престол Касимовского хана» (там же, 177–178).

Напрашивается вывод, что этнос «древних монголов» должен, несмотря на развал их державы, существовать до настоящего времени. И обладать при этом в достаточной мере признаками и свойствами, которые имел в период становления и могущества своего государства.

Представляется, что господствовавший долгое время в государстве и обществе обширной и могущественной державы этнос должен был оставить свой язык на обширнейших территориях именно как язык общения многих народов. Также этот народ должен был сохранить антропологические признаки большинства своих представителей и многие другие свои признаки. И главное, должны были представители данного этноса сохранить способность идентифицировать себя как единый народ, общность, и сохранить свой стереотип поведения и свое этническое самоназвание.

Официальная история предлагает свой вариант ответа на это: этнос, то есть народ «древних монголов», мол, сохранился частью в Монгольской Народной Республике, и в основном – примерно 70 % от общего их количества – во Внутренней Монголии – автономном районе Китайской Народной Республики, в виде современного народа халха-монголов. Халха-монголы (самоназвание «халха»), как утверждают официальные историки, сохранили язык своих предков «древних монголов», антропологические признаки (монголоидная раса континентального типа) и навыки основного способа хозяйствования (кочевое скотоводство). Как утверждают официальные историки, сохранилась также склонность к соответствующему образу жизни у основной части данного народа – в виде привычки жить в передвижных жилищах, юртах. На остальных территориях Монголотатарской державы, как утверждают официальные историки, этнос «древних монголов» не сохранился, так как был ассимилирован завоеванными им же народами, притом за очень короткое по историческим меркам время – разные авторы называют разные периоды времени – примерно от 10–20 до 100 лет. Соответственно, надо полагать, именно поэтому «древние монголы» так и не успели оставить нигде письменных документов на своем (старом халха-монгольском) языке,[12] написанных не позднее XVIII в. и свидетельствующих об их государственной деятельности (111).

Чтобы оценить достоверность приведенного выше варианта официальной истории создания Монголо-татарской державы предками халха-монголов, постараемся установить, какими на самом деле этническими признаками и свойствами обладал данный этнос «древних монголов» – «монголов до Чынгыз-хана».

Л. Н. Гумилев в своих работах этнос первооснователей Монголо-татарской державы, и соплеменников ее первого верховного правителя Чынгыз-хана, также как и официальные историки, называет «древними монголами». Но посмотрим, соответствуют ли приводимые Л. Н. Гумилевым в своих работах этнические признаки и свойства «древних монголов» признакам и свойствам этноса современных халха-монголов. Причем в достаточной мере, чтобы первых можно было считать предками вторых, и если не соответствуют, то попробуем определить, какому из современных народов признаки этноса «дресних монголов» соответствуют более всего.

Во-первых, как было отмечено выше, имеется множество исторических данных, что и название, и самоназвание данного этноса обозначались одним и тем же словом – «татар»: касаясь вопроса о происхождении Чынгыз-хана, Л. Н. Гумилев указывает на точку зрения русского академика, историка-востоковеда В. П. Васильева[13] (31, 412). Притом сведения из трудов В. П. Васильева очень редко приводятся в официальной истории Монголо-татарской державы, а если и упоминаются, то не раскрывается суть их содержания – просто указывается, что точка зрения академика В. П. Васильева «не обоснована». Л. Н. Гумилев так определяет отношение официальных историков-западников к точке зрения В. П. Васильева: она «не является общепризнанной» (там же).

Рассмотрим, какие сведения из древнекитайских источников содержатся в трудах В. П. Васильева, и какие выводы, «не признанные» историками-западниками, сделал русский академик на основе этих сведений. И главное, рассмотрим также, как согласуются данные В. П. Васильева по рассматриваемому вопросу с данными из других источников, в том числе с данными, полученными позже после кончины академика, уже в XX в.

В. П. Васильев пишет: «мнение наше о происхождении названия монгол разнится от толкований, принятых другими, мы полагаем, что имя это не носили действительные подданные Чингиз-хана до принятия им императорского титула (в 1206 г.), и что не только тот улус, в котором он родился, но и единоплеменные с ним поколения, если и имели только общее название, то оно было не иное, как татар»[14] (17, 159).

При этом В. П. Васильев подчеркивает, что два наименования – «татар» и «татань», встречающиеся в китайских источниках, означали одно и то же племя – татар. Второе наименование – «татань», появляется в связи с искажением названия «татар» в китайском языке[15] (17, 135).

В. П. Васильев избавляет нас от путаницы, внесенной историками-западниками благодаря «помощи», оказанной европейцам со стороны китайцев и персов в виде предоставления им легенды «об этнических первомонголах, соплеменниках Чынгыз-хана»: «Нет необходимости думать, что имя татар, или татань было прежде Чингиз хана общим для всех племен, которые после прозвали монголами» (здесь и далее выделено мной. – Г. Е.). Европейским ориенталистам, давно знакомым с этим именем, не знаю почему, захотелось отделить слово татар от татань. Первое, говорят они, было название одного только поколения (племени, народа. – Г. Е.), которое было покорено Чингиз-ханом, второе общее всем народам Монголии. Но Мэн-хун пишет[16] татар также и татань, потому что китайский язык всегда искажает иностранные названия. Китайское слово татань никогда не было исключительно общим названием всех племен, живших в монголии. Это было название только одного племени, которое было занесено к горам Инь-шань», вероятно, в VI–VII вв. н. э. Это племя (народность) было «потом, может быть, оттеснено далее на север…», и «…во время владычества киданей (X–XI вв.) история застает их на северо-западе от дансянов» (направление на Алтай и Джунгарию. – Г. Е.).

Татары и позже упоминаются в летописях как группа племен, «окружавших Шато»,[17] и оттуда, с запада, по данным китайца Мэн-хуна, они приходят снова на восток Евразии. Именно тогда «поколение татар при Чингиз-хане стало царственным» (17, 136–137), а вовсе не было им «уничтожено» – вопреки утверждениям официальных историков. Напротив, этническим названием родного племени Чынгыз-хана было наименование «татар», и оно не было до эпохи монголов, до конца XII – начала XIII в., вопреки «общепризнанному мнению» историков-европоцентристов, исключительно «собирательным наименованием разных племен», а было, прежде всего, названием и самоназванием конкретного этноса.

Указанием одной только общепризнанной точки зрения о «собирательном значении названия татар» был вынужден ограничиться в своих работах и Л. Н. Гумилев (например – 31, 413). Но притом он замечает, что этническое наименование может быть одновременно и названием конкретного этноса, и собирательным наименованием «различных племен» (там же) – например, «русскими» собирательно, называют всех россиян западноевропейцы. Но применение этнонима в собирательном смысле никоим образом не означает, что это исключает то, что данное наименование является также и названием и самоназванием конкретного этноса.

В. В. Бартольд[18] также о названии и самоназвании «древних монголов», первооснователей державы Чынгыз-хана и его соплеменников высказывался вполне конкретно: «В рассказах о монгольских завоеваниях VII–XIII вв. завоеватели всюду, (как в Китае, так и в мусульманском мире, на Руси и в Западной Европе) именуются татарами» (8, 559). По мнению этого русского академика, так же как и по мнению В. П. Васильева, соплеменники Чынгыз-хана «называли себя татары, татарский народ» (там же, 255).

Рассмотрим вопросы о соотношении в истории названий «татары» и «монголы», о происхождении «имени монголов», которые также считаются «доныне не решенными исследователями» (87,28) и, более того – «далекими от удовлетворительного разрешения» (3, 185). Как мы увидим, эти вопросы также были достаточно четко и обоснованно прояснены в трудах академика В. П. Васильева: «Мэн-хун ясно говорит, что татары даже не знали, откуда взялось название монгол. Мухури (ближайший соратник и соплеменник Чынгыз-хана. – Г. Е.) при свидании с китайскими чиновниками постоянно называл себя татарским человеком. Следовательно, название монгол было, на первых порах, чисто ученое и официальное, и таким образом, эти два названия ввели в недоумение не только европейских ученых, но и Рашид-Эддина и, может быть, его современников, которым показалось, что название монгол должно или нужно было существовать с давнего времени» (17, 137).

Таким образом, «название «монгол» было чисто официальное», было названием державы Чынгыз-хана и ее подданных (там же, 137), поэтому к татарам как к этносу привилось слабо (т. к. было уже имя и самоназвание сложившегося родного народа Чынгыз-хана – татар). Также примерно, как в бывшем СССР в составе советского народа, кроме русских – преобладающей нации, по имени которой называли иностранцы всех советских людей русскими, было много других национальностей, так и среди подданных Монгольской империи – «монголов», кроме татар впоследствии было множество других этнических групп. В том числе были и предки современных халха-монголов.

Остановимся чуть подробнее на сведениях В. П. Васильева о происхождении названия «монгол»: как пишет Мэн-хун, «…прежде был народ мэнгу, который был страшен чжурчженям,[19] и старшина которых провозгласил себя императором. После они были истреблены; однакож, когда Чингиз-хан основывал империю, перебежавшие к нему цзиньские подданные научили его принять название этого народа, чтобы навести страх на цзиньцев» (17; 80), тогда и появилось слово «монголо-татары» – по-китайски звучит «мэн-да» (там же, 216). Название, принятое Чингиз-ханом, имело двоякий смысл: иероглифы имели значение, а звук напоминал народ, некогда враждебный цзиньцам» (там же, 161).

С момента провозглашения империи в 1206 г. «Тэмучэнь принимает титул Чингиз-хана… и дает своей державе имя Монгол» (там же, 134). Имя державы дословно звучало, как передает китайский автор, «Мэн-гу», в значении «получивший древнее» в соответствии с иероглифами, которыми писалось на китайском языке, в письмах к китайцам и к цзиньцам, название державы Монгол (там же, 161). Другой вариант перевода данного иероглифа В. П. Васильевым – «сохранить древнее» (1890 г.).

Заметим, что слово «мэнгу»[20] на древнетюркском (старотатарском) языке означало «вечно, вечный» (63, 17), (87, 113).

Подчеркивая, что «прежние мэнгу», истребленные чжурчженями задолго до основания Монголо-татарской державы, были народом, совершенно отличным от родного этноса Чынгыз-хана, В. П. Васильев объясняет, что Чынгыз-хан и его соратники выбирали вначале название державы, а уже затем иероглифы, подходящие по смыслу этого названия – «Мэнгу» (для переписки с цзиньцами). И для этого подошли китайские иероглифы «получить древнее», другой вариант – «сохранить древнее». Так Чынгыз-ханом и его соратниками было подобрано название державы и династии – «Мэнгу» («вечно», а прилагательное от него «мэнгел» – «вечный», «вечная»). И это слово, многократно транскрибированное разными авторами, и превратившись в слова «монгал» (68), «магул» (13, 234–235), «моал» (88), «монгол» и дошло до нас.[21]

Тут еще совпадало и звучание иероглифов с названием народа «мэн-ву» (менгу, мингу), который был задолго до этого «страшен чжурчженям», врагам татар Чынгыз-хана. Так название, а затем уже иероглифы и были, как видим, подобраны: И «в этом имени («мэнгу». – Г. Е.) другие совсем иероглифы, а не те, которыми писали имя прежних мингу, и название (державы), принятое Чингиз-ханом, имело двойной смысл: иероглифы имели значение, а звук напоминал народ, некогда враждебный цзиньцам» (17, 161).

Ниже мы увидим, как было использовано создателями легенды об «этнических монголах – соплеменниках Чынгыз-хана, врагах татар» это созвучие имени древнего народа, когда-то «страшного чжурчженям» и уничтоженного ими, задолго до рассматриваемых событий, с названием державы Чынгыз-хана, перешедшим на ее подданных: «Монгол» («Мэнгел» – «Вечная»). Данное слово не означало в то время этническую принадлежность, хотя поначалу относилось в основном именно к средневековым татарам, первым основателям державы Чынгыз-хана и его соплеменникам.

Вот еще некоторые сведения по истории родного этноса Чынгыз-хана из китайских источников, переведенных В. П. Васильевым: «Вышедшее из Маньчжурии под давлением киданей[22] – воинственных полукочевников – одно отдельное поколение, поселившееся у Иньшаня, называлось датанями (татарами); это имя сделалось известным в Китае при Танской династии» (начало VII в). Во время владычества киданей история застает их на северо-запад от дансянов, тугухунцев и тукюэ» (17, 136) – от гор Иньшань в сторону Алтая и Джунгарии (Шато), см. карты на приложениях № 7 и № 8.

В 870 г. летописцами отмечаются совместные с тюрками-шато боевые действия древних татар против «китайского бунтовщика Пансюня». Имеются сведения о том, что татары предоставляли убежище лидерам тюрок-шато – последние в трудные для них времена «убегали к датаням» (татарам).

Отмечается, что древние татары были искусны в конной езде и стрельбе, имели множество верблюдов и лошадей. «Названия их поколений и старшин остались неизвестными для истории; известны только имена Чжаваньцу, Цзэгэ» (17, 165–166) – несомненно, это имена, до неузнаваемости искаженные китайской транскрипцией. В. П. Васильев поясняет также, что тюркские племена, обитавшие в степи Шато (см. карту: приложение № 7), – тукюэсцы, или шатосцы, «прозванные так от степи Шато, находящейся на запад от Баркюля» (озеро в Джунгарии. – Г. Е.), в VII–IX вв. мигрировали на восток, «на северную сторону хребта Инь-шань» (там же, 136).

Те же племена описываются и у Л. Н. Гумилева, он называет шатосцев «тюрками-шато, потомками среднеазиатских хуннов» (32, 354); (там же, 483). См. также карту-приложение № 8.

«К этому же времени история относит и появление в этой местности татаней (татар) маньчжурских. В IX в. история не упоминает уже о шатосцах в этих местах; напротив, при Киданьской династии являются здесь дадане (татары). Следовательно, оба рода смешались друг с другом и были оттеснены натиском киданей и тангутов царства Ся, далее на север» и на запад, и уже при Чынгыз-хане, совершив, по выражению В. П. Васильева, «круговое вращение» своей миграции, татары Чынгыз-хана пришли с запада (со стороны Шато – Джунгарии), куда они расселились к тому времени на восток Евразии, где «поколение татар при Чингиз-хане стало царственным» (17, 136–137). См. карту, приложение № 7.

Как отмечает В. П. Васильев, в китайских хрониках сообщается о некоторых характерных чертах данного этноса. Одновременно с тем, что были они «все мужественны и искусны в сражении», древние татары также «занимались хлебопашеством». Они умели изготавливать оружие и изделия из железа и меди уже в IX–X вв. (17, 165). «Киданьцы, хотя и торговали с датанями (татарами), но не пропускали к ним железа. Когда же цзиньцы завладели землями на юго-восток от Хуанхэ, железо и медь перешли к татарам и они наделали себе оружия» (там же), поскольку в 1115 г., на месте разгромленной чжурчженями (с помощью татар) империи киданей возникает империя Кинь (Цзинь).

Далее летописи свидетельствуют: «Когда Цзиньское государство было сильно, то датане (татары) ежегодно приносили дань, когда же на (цзиньский) престол вступил Вэй-ван, то датаньский (татарский) государь Тэмучэнь провозгласил себя императором Чингизом» (там же, 165).

Таким образом, примерно с VII–VIII вв. шло «смешение» множества отдельных тюркских родов[23] в один этнос «татар» и расселение их на Иньшане, Джунгарии, Алтае, Урале, Волге и Северном Причерноморье.

Главную роль в образовании нового этноса играли древние татары, тюрки-шато и часть уйгур (17, 136–137). Включал в свой состав этнос татар в ходе расселения по Евразии и «другие тюркские роды», обитавшие в Великой Степи (87, 102). И, как выразился Л. Н. Гумилев, «в XI в. новый взрыв этногенеза создал этнос монгол» (34, 59). Но соплеменники Чынгыз-хана, как мы знаем уже из работ В. П. Васильева и Л. Н. Гумилева, и «до Чынгыз-хана», в XI–XII вв. «назывались татары» (там же, 41), (30, 270).

Необходимо привести также пояснения относительно распространенного мнения «о делении разноплеменных кочевников Центральной Азии на «белых, черных и диких татар». Истоки ложного представления о подобном смешении и одновременно делении средневековых татар в следующем: подобное разделение существовало, но исключительно внутри одного народа датань (татар), и относится проявление этого деления в названии примерно к VIII–X вв. Тех татар, которые жили поблизости к Китаю, китайцы называли «образованными (жэ, то есть «спелый». – В. П. Васильев) датанями», они занимались хлебопашеством. Отдаленные же от Китая назывались «дикими датанями» (шэнь «сырой». – В. П. Васильев)..» (17, 165).

Как видим, иероглифы для обозначения слова «дикий» китайцы применяли те же, что и для обозначения слова «сырой», и применялось это выражение для обозначения древних татар, «отдаленных от Китая» – то есть тех татар, об образе жизни которых китайцы не имели достаточного представления. Соответственно, китайцам в рассматриваемое время был достаточно хорошо известен только восточный край средневекового татарского мира. И необходимо здесь пояснить одну особенность языков восточного происхождения – слово «сырой» может означать вовсе не слово «дикий» в смысле уровня культуры. «Сырой» означает именно отдаленность – и в прямом, и в переносном смысле – от конкретного народа, его культуры, языка и т. п.

Например, в татарском языке тоже есть выражение «сырой» в подобном значении, говорят о человеке «чи татар», «чи урыс» и т. п. Что в дословном переводе будет звучать – «сырой татарин», «сырой русский» и т. п. Это означает, что человека определяют как наделенного «плотью и духом», всеми свойствами своего народа, не подверженного влиянию каких-либо других народов (народа) в самом широком смысле этого слова, учитывая происхождение, язык, культуру и т. п., а отнюдь не определяя уровень собственно «цивилизованности» данного индивидуума.

Соответственно, как пишет академик В. П. Васильев, татарский народ («поколение») и при Чынгыз-хане «подразделялось на три рода: черное, белое и непокорное. В Юаньской истории[24] упоминается два рода татар: чахан (белый) и анги-татар, последнее, вероятно, то же самое, что и непокорное; но нигде не упоминается о черных татарах, и это покажется весьма естественным, когда узнаем, что сам Чингиз-хан принадлежал к этому поколению, и потому что официальный язык везде словом Монгол заменил прежнее название поколения (татар)» (17, 135).

Мэн-хун пишет о соплеменниках Чынгыз-хана: «(Это) поколение происходит от шато'сцев и составляет особенный род. Они разделяются на три вида: черных, белых и непокорных (диких)» (там же, 216). «Князь Субутай происходит от белых татар» (там же, 217). «Нынешний император Чингиз, его полководцы, министры и главнейшие чиновники, все принадлежат к черным татарам (харачин?)» (там же). «Главнокомандующий всех войск, канцлер всех провинций, великий князь Мухури – черный татарин, китайцы зовут его Мэ-хоу-ло; в бумагах пишут Моу-хэ-ли, – все это от исковерканности южного и северного (китайского. – Г. Е.) наречия» (там же, 221). Также Мэн-хун отмечает: «Я сам при свиданиях с ним (Мухури) слышал, как он называл себя всякий раз татарским человеком» (там же, 220).

И еще приведем примеры того, что наименование «татар» относилось к конкретному этносу, а не было «собирательным названием кочевых племен».

Академик В. В. Бартольд о татарах «до Чынгыз-хана»: «В анонимном Муджмал ат-таварих (около 1126 г.), в списке государей назван татарский государь Симун буйуй (или биви?) джайар» (8, 559).

Известный современный ученый, выдающийся историк-ориенталист С. Г. Кляшторный пишет: «…Во всяком случае, в X–XII вв., этноним «татары» был хорошо известен не только в Срединной империи (в Южном Китае. – Г. Е.), но также в Средней Азии и Иране. Так, наряду с караханидскими тюрками, татары достаточно часто упоминаются в стихах известнейших персидских поэтов. Газневийский поэт Абу-н-Наджми Манучихри (XI в.) пишет о красивом юноше с «тюрко-татарским обликом«…имам Садр ад-дин Харрамабади (XI–XII) в касыде, посвященном султану Искандеру, упоминает некоего «татарина»» (53, 133).

Еще сведения из восточнотуркестанских и китайских источников, обнаруженных уже много позже В. П. Васильева: «Во всяком случае, в колофоне пехлевийского манихейского сочинения «Махр-намаг», переписанного в Турфане[25] между 825–832 гг., среди местных вельмож упомянут и глава татар (tatar ара tekin)» (там же, 132).

«Между 958 и 1084 гг. упомянуты три посольства к различным китайским дворам, совместно отправленные государями ганьчжоуских уйгуров и ганьсуйских татар для заключения военного союза против тангутов» (там же) – и здесь татары определенно упоминаются как этнос – равно как и уйгуры.

«Важное дополнение к этим известиям содержится в двух китайских манускриптах 965 и 981 гг. из пещерной библиотеки в Дуньхуане.[26] Там прямо сказано, что центр государства татар был Сучжоу, то есть на границе Ганьсу и Восточного Туркестана. Об этих же татарах сообщают хотано-сакские документы IX–X вв» (там же).

Отметим, что все приведенные из работ С. Г. Кляшторного сведения о татарах согласуются с утверждением В. П. Васильева о том, что татары Чынгыз-хана пришли, по данным Мэн-хуна, именно с запада, из Шато. То есть, именно на западной стороне от средневекового Китая указывают места обитания «татар до Чынгыз-хана» более ранние китайские источники, переведенные В. П. Васильевым. Ниже вернемся к вопросу о времени и масштабах расселения по Евразии древних и средневековых татар – или, как их назвали официальные историки, «монголо-татар» и их непосредственных предков.

Выше приводилось достаточно сведений о том, что китайцы, и не только они, называли родной народ Чынгыз-хана татарами. Приведу несколько цитат из записок китайских летописцев времен правления в Китае татар-ордынцев. Вот китайцы пишут о соплеменниках и сородичах Чынгыз-хана спустя пару десятков лет после его смерти («Краткое описание черных татар»): «В янцзинских городских школах учат уйгурскую грамоту. Кроме того, обучаются переводу с татарского (на китайский). Как только они выучиваются переводу с этого языка, они назначаются переводчиками». Речь идет о подготовке государственных чиновников, писцов, и переводчиков из числа татарской молодежи (111, 155). Как видим, и «окитаиваться», то есть ассимилироваться среди китайцев, вопреки мнению некоторых историков, монголо-татары вовсе не были склонны.

Другой китаец Сюй Тин примерно в то же время пишет: «Татары используют главным образом овец для обеспечения себя пропитанием» (там же, 88). Также китайцы, описывая почтовые станции Юаньского периода – причем эти станции назывались, как и в России, «ям»,[27] различают их как «татарские» и «китайские» (там же, 114).

А вот автор работы, откуда приведены эти выдержки (111), халха-монгольский историк Чулууны Далай, к приводимым им словам средневековых летописцев вносит свои «поправки»: после слов «татар», «татарский» пишет в скобках «монгол» или «монгольский». Либо он дополнительно указывает: «Там, где говорится «татарские», подразумеваются «монгольские». Именно, мол, халха-монгольские и никакие другие (там же, 114).

Заметим, что сами авторы источников, которых цитирует Чулууны Далай, подобных оговорок не делают – пишут они именно о татарах, халха-монголов вовсе не упоминают. И сами средневековые татары не оставили никаких разъяснений относительно того, что их этническое название было вовсе не «татары», а например, «монголы» или же «халха-монголы». Вообще Чулууны Далай не приводит никаких доводов, почему в средневековых текстах необходимо заменять слово «татар» словом «монгол», и при этом еще обязательно «подразумевать», что речь идет об этносе «халха-монголы». Поэтому, можно смело утверждать – то, что написано в рассматриваемых средневековых источниках, то и подразумевается, безо всяких иных толкований – если написано «татар», «татарский язык», например, то и идет речь о представителе средневекового татарского народа или его татарском языке. И если написано, например: «монгольские чиновники» – речь идет, как мы увидим чуть ниже, о должностных лицах державы Чынгыз-хана, которые могли быть любой национальности и вероисповедания.

Уместно будет привести здесь замечание С. Г. Кляшторного: «…в отчете суннского посольства 1211–1212 гг., недавно опубликованном Г. Франке, монголов последовательно именуют татарами» (53, 134).

То есть, именно как государствообразующий этнос державы Монголов, как родной народ Чынгыз-хана, упоминаются в источниках того времени именно татары – а «монголы» как этнос – не упоминаются. Все это является дополнительным подтверждением сведений, приведенных чуть выше, и что особенно важно – точки зрения академика В. П. Васильева о том, что родным народом Чынгыз-хана был именно средневековый татарский народ. Как отмечал Мэнхун в приведенной выше выдержке из его «Записок о монголо-татарах», многие «татары даже не знали, откуда взялось название монгол…» (17, 137). То есть, название «монгол» было для средневековых татар именно «ученое» и «официальное», как совершенно верно определяет В. П. Васильев, а никак не названием их родного этноса.

Как можно убедиться, соплеменников Чынгыз-хана, «древних монголов», как их привыкли называть официальные историки, «последовательно именовали татарами» и до эпохи монголов, и в эпоху монголов, и позже – в этническом смысле – все современники, которые их знали достаточно хорошо; и друзья, и враги.[28]

Вот, например, именно этническое определение монголо-татар Чынгыз-хана и его самого в сочинении арабского ученого-историка Ибн-аль-Асира, современника Чынгыз-хана, противника татар: «В этом (617-м = 1218/19 г. от Р.Х.) году в страны ислама явились татары, большое тюркское племя… Причина появления их была такая: царь их, по прозванию Чингизхан, известный под именем Темучина, покинув свои земли, двинулся в страны Туркестана и отправил партию купцов с большим запасом серебра, бобров и др. вещей в города Мавераннехра, Самарканд и Бухару…» (101, 4–5) (выделено мной. – Г. Е.).

Через тридцать лет пишет Рукнеддин Бейбарс, эмир Египетского султана, арабский ученый-историк (умер в 1325 г): «К случившемуся в 650 г. (14 март. 1252 г. – 2 март. 1253 г.) относятся смерть Бату, сына Джучи-хана, сына Чингиз-хана, царя татарского. После него вступил на престол Берке, сын Бату-хана, сына Джучи-хана. В 653 г. (= 10 февр. 1255 – 29 янв. 1256 г.) произошло сражение между татарскими царями Берке и Хулаку, сыном Тули (сын Чынгыз-хана. – Г. Е.); поражение понес Хулаку. С этого времени началась война между ними…» (там же, 121).

Как видим, и в это время арабы называли татар, как и ранее – именно татарами, несмотря на «официальное название» верноподданных державы – «монголы». Причем монголами называли уже во второй половине XIII века многие народы именно подданных Монголо-татарской державы, а не только татар. А в приведенном примере ясно видно, что арабы как привыкли издавна, так и называли давно им известный народ – именно татарами.

К тому же, как видно из следующей цитаты, Рукнеддин Бейбарс и его соотечественники мамлюки знали о татарах отнюдь не понаслышке: «Прибытие искавших убежища татар из войска Хулаку. 6-го дзульхидже 661 г. (11 октября 1263 г.) прибыл в Египет большой отряд татар, искавших убежища и пожелавших принять ислам. То была толпа более чем в 1000 душ, в числе их старшины: Керемун, Амтагия, Нукия, Джабрак, Каян, Насагыя, Табшур, Набату, Санджи, Джуджулан, Уджурка, Уркук, Кирай, Сулагыя, Менкадым и Сураган.[29] Это были сторонники Берке, отправившего их на помощь к Хулаку; они находились при нем некоторое время; когда же между ними произошло столкновение., то Берке написал им, чтобы они покинули Хулаку и прибыли к нему, а если не могут направиться к нему, то присоединились бы к войскам египетских владений» (101, 100).

Эти татары (приведен один случай из многих) были радушно приняты мамлюками-тюрками, правившими тогда Египтом, а упомянутые татарские старшины получили в войсках мамлюков командные должности. И вот что примечательно – нет ни одного упоминания в описаниях подобных случаев о том, что языки «прибывших татар» и их новых соратников-тюрок, мамлюков, имели существенные различия – понимали друг друга татары и тюрки-мамлюки без услуг переводчиков (101, 100).

И в первой половине XIV в. арабы, будучи уже союзниками монголо-татар и близко познакомившись с ними и даже породнившись, продолжали их называть именно татарами: «Мир с татарскими царями и породнение Эннасыра с Северными царями их…» В средневековых арабских источниках описываются «две обширные державы татар: одна из них держава сыновей Хулаку, взявшая Багдад и овладевшая столицею ислама в Ираке, который он (Хулаку) сделал своим престольным городом; кроме того им принадлежали Иракеладжем, Фарс, Хорасан и Мавераннехр. Другая держава сыновей Джучи-хана, сына Чингиз-хана, на севере, прилегавшая на востоке к Хорезму, на юге к Крыму и пределам Константинополя, на западе к земле Булгарской. Тюркская держава в Египте и Сирии граничила с державою Хулагуидов, которые желали овладеть Сирией и раз за разом повторяли грабительские набеги на нее. Они старались склонить на свою сторону правителей их из арабов и туркменов и с ними одерживали верх над ними (египтянами), как я это видел в историях их…» (там же, 385).

В приведенной выдержке татары упоминаются, как и в вышеприведенном примере с уйгурами, именно в смысле народа, также как и арабы, и туркмены, и тюрки-мамлюки, этнос которых господствовал тогда в Египте и Сирии (35, 249–254).

Сделаем промежуточный вывод. При сопоставлении сведений, приводимых Л. Н. Гумилевым и В. П. Васильевым, и сведений из источников разных времен и народов, становится ясно, что смешение этносов древних татар, отмеченных китайцами на Иньшане и в Маньчжурии, а также тюрок-шато и части уйгуров послужило толчком для рождения нового народа – средневековых татар. Или, как был вынужден называть этот народ в своих работах Л. Н. Гумилев, «новый этнос – монгол, возникший в IX в., название которого до Чынгыз-хана было – татары»[30] (30, 270), (34, 41), (там же, 59).

Это и было возникновение этноса «монголо-татар» – средневекового татарского народа Чынгыз-хана, «одного из многочисленных тюркских степных племен» (87, 103), «большого тюркского племени, царем которого был Чынгыз-хан» (101, 4). И сам Чынгыз-хан происходил из этого же самого «тюркского племени» (15), этническое название и самоназвание которого было «не иное, как татар» (17, 159). В. П. Васильев, выражая свое несогласие с мнением о том, что древние татары были предками современных халха-монголов, замечает: «И не к чему искать их (нынешних монгол) имени в татанях, выходцах из Маньчжурии и поселившихся у Инь-Шаня» (17, 38).

Из всего изложенного выше также видно, что есть серьезные основания сомневаться в разделение «татар до Чынгыз-хана» и «татар Чынгыз-хана» («древних монголов») и считать их разными народами.

Более того, будут приведены далее сведения, что татары и до эпохи Чынгыз-хана, и татары Чынгыз-хана, получившие «официальное наименование монгол» уже после начала правления Чынгыз-хана, сохранив также и свое этническое название «татар» – это один и тот же этнос. И народ этот сохранил свое этническое название и самоназвание и после распада державы Монгол, и сохранили множество потомков этого этноса вплоть до современного времени свое название и самоназвание – «татар». И вряд ли эти татары – «до Чынгыз-хана» или «в период Чынгыз-хана» были «монголоязычными». Имеется в виду соответствующий рассматриваемому времени язык современного народа халха – монголы.[31]

Относительно этнической принадлежности древних татар С. Г. Кляшторный приводит замечание П. Пеллио (западный историк XIX в.): «Допустимо, что они уже тогда были монголоязычны» (там же); но – «впрочем, титулатура и номенклатура татар в XII в. сохраняли следы тюркского влияния» (53, 133). Что примечательно: в отличие от П. Пеллио, русский историк начала XIX в. Н. М. Карамзин был уверен, что «моголы» (монголо-татары Чынгыз-хана и сам он) были «единоплеменны с восточными турками» (46, 455). То есть, «монголо-татары» были именно тюрками-татарами, так же как и уйгуры, издревле (примерно с VII–VIII вв.) близкие их союзники и родственники, которые «любили науки, художества и сообщили грамоту всем другим народам татарским» (там же, 456).[32]

Вопросу происхождения Чынгыз-хана и его этнической принадлежности также уделил немалое внимание и Ахмет-заки Валиди Туган, историк-тюрколог международного значения. Этот ученый XX в. также, после многих лет научной деятельности, придерживался единого с Н. М. Карамзиным мнения о том, что Чынгыз-хан был тюрком (15). То есть, был представителем одного из тюркоязычных этносов, народа татар.

В заключение отметим, что самоназвание этноса, скорей всего, будет сохраняться, пока существует данный этнос, так как самоназвание народа, будучи усваиваемым каждым индивидуумом, принадлежащим данному этносу, вместе с присущим ему этническим стереотипом поведения с раннего детства, будет постоянно поддерживаться, в продолжение всей «жизни» данного этноса. И поэтому самоназвание этноса примерно такое же устойчивое как и, например, топонимы.

Если же наименование не является самоназванием данного этноса, а так называют его соседи, либо это название – собирательное наименование этносов различного происхождения – тогда есть большая вероятность того, что этнос утеряет это название, но сохранит свое самоназвание до своего распада или ассимиляции его другим этносом.

Например, наименование «монголы» – «официальное название» державы Чынгыз-хана, перешедшее и на ее подданных, вначале на татар, а затем и на другие народы, которые составивляли «политический комплекс» монголы.

Вот определение названия «монголы» в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина (конец XIII в. – начало XIV в.): «Ныне дошло до того, что монголами называют народы Хитая и Джурджэ,[33] нангясов, уйгуров, кипчаков, туркмен, карлуков, калачей, всех пленных и таджикские народности, которые выросли в среде монголов. И эта совокупность народов для своего величия и достоинства признает полезным называть себя монголами» (87, 103). Наглядно видно из приведенной цитаты, что название «монголы» – это и есть «название политической системы, в которую входят племена и народы различного происхождения» (31, 413).

Например, как свидетельствует перс Джузджани (XIII в., описывается случай в г. Самарканде), были в то время, кроме широко известных современному читателю монголо-татар, также, например, и монголы-китайцы. То есть, служащие Монголо-татарского государства из китайцев. Так дословно Джузджани и пишет: «Заносчивый монгол и неверный чин (китаец)» – про одного и того же человека (102, 18).

Часто приводится в работах историков случай из записок Рубрука: на его вопрос о достоверности сведений о том, что Сартак, сын Бату-хана христианин, один из татар, соплеменников Сартака, отвечает:

«Не говорите, что наш господин – христианин, он не христианин, а моал» (88, гл. 18).

Рубрук (или те, кто его записки толкует соответствующим образом) стараются представить это так, что средневековые татары были настолько «дикими», что путали религиозную принадлежность Сартака с этнической, причисляя его к монголам. Но в то время слово «христианин» означало также принадлежность человека к определенному политическому сообществу – а не только к числу исповедующих определенную религию – и об этом прекрасно знал беседовавший с Рубруком татарин-ордынец («монгол»).

Рубруку ответ был дан совершенно адекватный вопросу: Сартак не относится к христианам, а относится к монголам, как представитель именно политического сообщества монголов – и даже вне зависимости от веры, которую он исповедует.

Поскольку так и было установлено согласно нормам Язу («Ясе») Чынгыз-хана: человек мог исповедовать любую веру, мог относиться к любому народу, и в то же время являться представителем политического сообщества «монголы». Благоденствие человека в Монголо-татарской державе зависело только от его положительных качеств.

Вот пример использования татарскими ханами наименования «монгол» именно в качестве названия подданных империи, из более позднего периода: татарский хан Менгли-Гирай одерживает в 1502 г. победу над своими противниками-сепаратистами в войне с целью восстановить единство Улуса Джучи (Золотой Орды) в союзе с Иваном III. И в 1520 г. наследник и продолжатель дела Менгли-Гирая, татарский хан Мухаммад-Гирай «свой шертный (договорный. – Г. Е.) ярлык, направленный польскому королю, оформил следующей пышной интитуляцией: «Великой Орды великого хана, Дешт-и Кыпчака и всех монголов падишаха мое – Мухаммад-Гирай хана слово» (106, 193–194).

С распадом державы Монгол и политической организации Великой Орды исчезает из употребления и название «монголы». Но почти все сложившиеся к тому времени этносы, входившие в политическую систему «монголы», сохраняют свое самоназвание. Сохранили свое самоназвание и татары.

Халха-монголы тоже сохранили свое самоназвание – «халха», сложившись в народность к концу XIV в. или позднее. Слово «монголы» в названии (а не в самоназвании) этого народа сохранилось вот почему. Оно закрепилось благодаря китайцам – китайцы династии Мин воевали с монголо-татарским государством, которое они назвали «Северная Юань» (осколком Монголо-татарской державы) вплоть до конца XIV в. – начала XV в. Правили Северной Юанью последовательно «ханы-чингизиды Тоган-Тэмур и Тогэс-Тэмур», а после отравления последнего нояном Есудером[34] (111, 137), это государство было разгромлено китайцами. И после продолжительной войны, которую вела китайская империя Мин против монголо-татар, в Монголии, очевидно, не осталось представителей татарского этноса. Согласно данным китайских источников, «со смертью хана Тогус-Тимура погибла династия Северная Юань, и вообще пришел конец династии монгольских ханов» (там же, 137).

После разгрома китайцами государства Северная Юань, в начале XV в. на территории современной МНР возникло государство, руководимое именно представителями народа халха (т. н. «малыми ханами»), которое сохраняло относительную независимость от китайцев до XVII в. (там же, 137–139). С этим государством китайцы также продолжали воевать, и рассматривали их именно как часть монголов – своих политических противников.

Но этнос халха-монголов китайцы татарами не уже не называли, в отличие от этноса ордынских ханов Тугыз-Тимура и Туган-Тимура, и их предков и соплеменников. От средневековых татар к тому времени в данном регионе, скорее всего, мало оставалось, а оставшиеся ассимилировались в среде «окружавших их черноволосых и черноглазых племен» своих союзников,[35] приняв их облик и «язык, который мы ныне называем монгольским» (31, 413).

Достоверно установлено, что и арабы, и персы, и европейцы контактировали с Китаем, и, соответственно, с Центральной и Средней Азией с VIII–IX вв. н. э. (73, 51–54), (там же, 70–71). Следовательно, они, также как и китайцы, хорошо знали, что представляет собой «монгольский, или как он себя называл в то время,[36] татарский народ» (8, 255).

И никак не могли средневековые авторы летописей и записок – арабы, армяне, грузины, европейцы, китайцы, персы, русские взять и назвать предков халха-монголов по «ошибке» татарами, вместо другого народа – «татар до Чынгыз-хана». Но современные официальные историки пытаются уверить нас в том, что «ошибались» их средневековые коллеги, «перепутали», мол, два совершенно разных народа. Но причин этой «ошибки» средневековых авторов вразумительно пояснить не могут.

Факты говорят однозначно: все народы Европы и Азии татар называли так, как и повелось издревле – «татары», но мы уже знаем, что было еще одно название средневековых татар – по названию державы, «официальное», принятое Чынгыз-ханом – «монголо-татары», или просто «монголы». И оно применялось наряду со старым привычным названием «татары», и применялось как политоним – «собирательное наименование политического комплекса» разных народов. А с XVI в., с распадом Монголо-татарской империи, и соответственно политического комплекса «монголы», название это начинает выходить из употребления и остается лишь этническое наименование данного народа – татары (24, 121).

Глава 2

Сведения о языке «древних монголов» – соплеменников Чынгыз-хана. Их имена

В. П. Васильев, не соглашаясь с распространенным уже в его время утверждением западников о том, что языком этноса первооснователей державы Монгол был язык халха-монголов, пишет: «Скорее всего, мы можем допустить, что Чингиз-хан не говорил языком, который мы ныне называем монгольским» (17, 129), вряд ли говорили на этом языке и единоплеменные с Чынгыз-ханом «древние монголы».

«Хотя, – как замечает В. П. Васильев, – язык монгольский (халха-монгольский. – Г. Е.) существовал с давнего времени, только не назывался этим именем» – то есть, «монгольским» (там же, 131). Но и татарским он не назывался и не называется.

Оценивая доступные нам сведения о родном языке Чынгыз-хана и его татар, необходимо учитывать следующее замечание В. П. Васильева: «Не забудем, что все три языка – турецкий (тюркский), монгольский (халха-монгольский) и маньчжурский – имеют одно общее грамматическое устройство, следовательно разность произошла в словах (которых однакож очень много общих)» (17, 36).

Л. Н. Гумилев приводит для наглядности слова «древних монголов», как он называет этнос древних и средневековых татар: «К именам тех или иных монголов присоединяются своеобразные эпитеты: багадур (батур); сэчэн (сэцэн) – мудрый; мэргэн – меткий, бильге – умный, тегин (тюркск.) – царевич; буюрук (тюркск.) – приказывающий… а жены их величаются – хатун и беги» (31, 419).

Как следует из предыдущей главы, названием и самоназванием этноса «древних монголов» Чынгыз-хана был этноним «татар». Поэтому поинтересуемся наличием приведенных Л. Н. Гумилевым слов в современном татарском языке, и убедимся, что все эти слова в нем имеются. И, несмотря на искажение некоторых слов транскрипцией и на изменение языка со временем, их узнает любой знающий татарский язык: например, слово «батур» (современное – «батыр») – означает «герой», «богатырь». «Сэчэн» – современное литературное официальное написание «чичен».[37] «Мэргэн» – эпитет «меткий стрелок» и в современном значении. «Билге» – современное звучание будет «билгеле» – известный, знаменитый. Слово «билге» тоже есть в современном татарском языке, и означает оно ныне «знак», «отметка», «оценка», «отличие». А жены у татар и поныне величаются «хатун» (современное литературное написание «хатын») и «беги» (соответственно «бике» или «бичэ»).

Теперь сравним, насколько приведенные Л. Н. Гумилевым слова (кроме слов определенно из тюркского языка, к которым относится и современный татарский язык) соответствуют языку, «который мы ныне называем монгольским».

На халха-монгольском языке жена будет величаться так – гэргий, или эхнэр, или авгай. Умный – ухаантай, или авъяастай, еще варианты: овсгоотой, сэргэлэн.

Далее: герой – баатар, меткий стрелок – мэргэн буудагч, мудрый – сэцэн.

При этом учтем, что приведенные слова – это эпитеты «древнемонгольского» – средневекового татарского языка, и именно такой смысл и значение они сохранили и в современном татарском языке. А в халха-монгольском языке они почему-то превратились в прилагательные.

Как видим, наглядное сравнение не в пользу халха-монгольского языка – все слова, приведенные Л. Н. Гумилевым из языка соплеменников Чынгыз-хана, сохранились в современном татарском языке, и лишь три слова, смысл и значение которых достаточно изменился, имеются в современном халха-монгольском языке. Притом это слова, которые легко могли быть приобретены из другого (старотатарского) языка: «герой», «мудрый», «меткий».

Интересно проследить за ходом мыслей В. П. Васильева при переводе текстов средневековых китайских авторов. В. П. Васильев, подобно многим переводчикам, постоянно «примеряет» «древнемонгольские» слова, встречающиеся в тексте, к современному ему халха-монгольскому языку,[38] так как в его время уже «раскручивалось» утверждение о том, что татары Чынгыз-хана были халха-монголоязычными: Мэн-хун пишет в своих «Записках о монголо-татарах» (1219 г.): «Их посланники называются сюань-чай (т. е. отряжаемые для разглашения)» (17, 231). В. П. Васильев пробует подобрать аналогичное слово на современном ему халха-монгольском языке, находит слово «эльчи» – «посланец», то есть «посол». Есть также слово на халха «цзам» – «дорога». В. П. Васильев пробует сравнить сюань-чай с «цзамчи» – не подходит. Ученый замечает – «невозможно, чтобы монголы не имели своего названия в то время для посланцев» (там же, 231–232).

Рассмотрим ситуацию со словами «сюан-чай» (в значении «посланник», «отряжаемый для разглашения»), и «эльчи» применительно к татарскому языку: посол на татарском языке будет «ильче», от слова «иль» – страна. Слово «ильче» применялось в официальных письмах, и можно предположить, что его могли усвоить из чужого языка, как татары, так и халха. Но при этом необходимо учитывать, что слово «ильче» образовано из татарского слова «иль» – «страна», а на халха «страна» будет совершенно по-другому.

Но в современном татарском языке есть слово «сюнче» – буквально означает «тот, кого направляют, или кто приходит с доброй вестью». Таким образом, и слово «сюаньчай», означающее посланника, можно найти в современном татарском языке: у татар доныне существуют выражения «сюнче жибэр» («направь человека для оглашения, сообщения»), и еще «сюнче килде», что значит «пришел человек с доброй вестью». Выражения эти применяются в повседневности, и маловероятно, что его могли усвоить носители другого языка – поэтому в язык халха и не перешло слово «сюнче», в отличие от слова «эльчи», «ильче» (посол), и некоторых других татарских (и общетюркских) слов, имеющихся в их языке и ныне.

Вот еще пример того, что слово, похожее на халха-монгольское (В. П. Васильев записал его русскими буквами как «би»), было переведено им именно как халха-монгольское местоимение «я». Посмотрим, какое в результате подобного перевода получилось словосочетание.

Перевод текста Мэн-хуна В. П. Васильевым: «Я сам, при свидании с их регентом, императорским наместником, великим князем Мухури, слышал, как он называл себя всякий раз татарским человеком; да и все их вельможи и главнокомандующие называли себя «я» (би)…» (17, 220) (выделено мной. – Г. Е.). Если текст перевода воспринимать буквально, однозначно следует, что представители правящего слоя у татар Чынгыз-хана для обозначения своего социального статуса применяли почему-то местоимение «я». Но, судя по смыслу приведенной фразы Мэн-хуна, правильнее было бы предположение, что слово «би» означало вовсе не местоимение «я» на языке татар Чынгыз-хана, а являлось именно социальным термином, присущим «вельможам и главнокомандующим». В. П. Васильев указал в скобках оригинал слова из текста Мэн-хуна (би), очевидно потому, что вовсе не был уверен в переводе этого слова на русский язык как местоимения «я». Сохранив это слово в оригинале, он оставил нам ценнейший факт – есть подобное слово (би, бий) в татарском языке, хорошо известное в татарских исторических источниках и в литературном языке. Переводится как «достойный, знатный и благородный человек», примерно аналогично слову «князь» либо «рыцарь»[39] (42, 14), (105, 92).

Теперь прочитаем текст перевода не заменяя слово «би» местоимением «я». Получится связное словосочетание, по смыслу соответствующее всему тексту: «… да и все их вельможи и главнокомандующие называли себя «би»…», т. е., представляясь кому-либо и обозначая свое высокое положение в обществе, вельможи и главнокомандующие татар Чынгыз-хана называли себя именно словом «би» («бий»).

Приведем примечательный факт из одного письменного источника по истории Улуса Джучи, известного ныне под названием «Шаджарат ал-атрак» («Родословие тюрков»). Источник этот был составлен при правлении чингизида из сибирских татар, хана Шейбани примерно в середине XV в. (33, 253) на основе более ранних, «справедливых, правильных и достоверных историй» (102, 202–203).

В «Шаджарат ал-атрак» описывается, как именно отреагировал Чынгыз-хан на неожиданное для него известие о смерти своего сына Джучи, которого он «утвердил на престоле ханства», поручив ему в управление «Хорезм и Дешт-и-Кыпчак от границ Каялыка до отдаленнейших мест…, вплоть до тех мест, куда достигнет копыто татарской лошади». Этого сына Чынгыз-хан «любил больше всех остальных своих детей…» (там же, 203–204): «В момент получения известия о смерти сына Джучи (февраль – март 1227 г.), Чынгыз-хан произносит по-тюркски:

Кулун алган куландай кулунумдан айрылдым

Айрылышкан анкудай эр улумдан айрылдым

То есть:

Подобно кулану, лишившемуся своего детеныша,

Я разлучен со своим детенышем

Подобно разлетевшейся в разные стороны стае уток

Я разлучен со своим героем-сыном

Когда от Чингиз-хана изошли такие слова, все находившиеся в ставке эмиры и нойоны[40] встали, выполнили обряд соболезнования и стали причитать». После пережитого горя, вызванного потерей уже второго сына,[41] Чынгыз-хан прожил всего шесть месяцев. (СМИЗО, т. 2, с. 203–204; «Шажарат ал-атрак, с. 222–224)» (52, 184), также см. (102, 203–204).

Здесь мной приведен перевод с «тюркского» языка на русский, изложенный С. Г. Кляшторным, который более точен, в отличие от перевода, данного в сборнике материалов Тизенгаузена В. Г. издания 1941 г.

Можно сделать вывод, что потрясенный горем Чынгыз-хан выразил свои чувства на родном ему языке. И был этот язык тюркским, а с учетом изложенного выше, можно уточнить – родной язык Чынгыз-хана был одним из тюркских языков – татарским.

Отметим, что основной текст «Шаджарат ал-атрак» составлен на персидском языке, который был одним из языков международного общения средневекового мира наряду со средневековым татарским.[42] Видимо, автор более ранних записок, на основе которых был составлен «Шаджарат ал-атрак», был послом или просто носителем другого языка, чем тот, на котором говорили большинство из присутствующих в ставке Верховного хана. Поэтому вполне понятно уточнение им языка, на котором говорили Чынгыз-хан и его приближенные: автор подчеркивает, что это был именно тюркский язык и приводит дословно высказывание Чынгыз-хана. И произнесенные Чынгыз-ханом слова, приведенные в оригинале автором «Шаджарат ал-атрак», понятны тому, кто знает современный татарский язык.

Сведения о том, что у монголо-татар Чынгыз-хана был свой, то есть татарский язык, уже приводились. Был этот язык знаком и европейцам, и именно как татарский. Более того, язык этот был известен в Европе в Средние века – например, некоторые купцы им владели в совершенстве. В подтверждение приведу сведения Марко Поло,[43] в которых описывается встреча его отца и дяди с Верховным ханом державы Монгол Кубилаем (вторая половина XIII в.): «Спрашивал он их еще об апостоле, о всех делах Римской Церкви и об обычаях латинян. Говорили ему Николай и Матвей обо всем правду, по порядку и умно; люди они были разумные и по-татарски знали» (81, гл VII).

Также и в записках венгерского монаха Юлиана имеются сведения о том, что язык татарский стал известным не только в Восточной, но и в Западной Европе задолго до поездки купцов Николая и Матвея к хану Кубилаю. В приведенных ниже цитатах из записок Юлиана описываются путешествия монахов в Волго-Уральский регион, это тридцатые годы XIII в.

Во-первых, для полноты и ясности вначале необходимо привести следующие сведения Юлиана: «Сообщалось мне некоторыми, что татары и прежде населяли страну, населяемую ныне куманами»[44] (2,83). То есть, мы можем смело предположить, что язык татар многие куманы должны были знать, соответственно, как и самих татар. Как увидим из следующей цитаты, данное предположение верное: «Письмо же (татарского хана. – Г. Е.) написано языческими буквами на татарском языке. Поэтому король нашел многих, кто мог бы прочитать его, но понимающих не нашел никого. Мы же, проезжая через Куманию, нашли некоего язычника, который нам его перевел» (там же, 88).

Во-вторых, мы узнаем, что и среди татар имелись люди, знавшие языки своих европейских и азиатских соседей: «В стране венгров[45] сказанный брат нашел татар и посла татарского вождя, который знал венгерский, куманский, тевтонский (немецкий. – Г. Е.), сарацинский и татарский (языки) и сказал, что татарское войско, находившееся тогда же там же по соседству, в пяти дневках оттуда, хочет идти против Алемании (Германии. – Г. Е.) (там же, 81). Мы видим, что Юлиан указывает татарский язык как отдельный от куманского, но из этого вовсе не следует, что татарским называли халха-монгольский язык. Татарский язык, будучи тюркским, мог заметно отличаться от языков «куманских» (кыпчакских, или половецких) племен, так же, как современный татарский язык отличается от других тюркских языков – узбекского, азербайджанского, турецкого, якутского и т. п. И «письмо, написанное на татарском языке», современном литературном, представители этих наций тоже, вероятно, «смогли бы прочитать, но понимающие» среди них вряд ли нашлись бы.

И, в-третьих, уральские венгры не могли не знать татарский язык вот почему: «татарский народ живет по соседству с венграми. Но те же татары, столкнувшись с ними, не смогли победить их и избрали их себе в друзья и союзники. И таким образом, соединившись вместе, они совершеннейшим образом опустошили 15 царств» (2, 81) – то есть, татары с венграми Урало-Волжского региона. Соответственно, венгры имели достаточно времени изучить татарский язык – тем более, что венгры Урала и татары и ранее «жили по соседству друг с другом» (см. Приложение № 5).

Интерес представляет и следующие сведения Юлиана: «хан татарский Гургута» в начале «первой татарской войны», «подступив к стране куманов, одолел их и подчинил себе их страну. Оттуда они воротились в Великую Венгрию, откуда происходят наши венгры» (2, 85) (выделено мной. – Г. Е.).

Сведения из донесения Юлиана, что татары «прибыли неведомо откуда» в Восточную Европу только в 20–30-е годы XIII в., а до того времени не были известны европейцам.

Приведем также мнение Ахметзаки Валиди Тугана о том, какой и чей язык в Восточной Европе в Средние века называли татарским: «Основу могущества монгольских ханов составляли господствующие (в стране) племена, общее название которых было «карачы»[46] – (это) кунграт, найман, кошсо, уйгур, салжавут, кыпчак, мангыт, мен… Они формировали отдельные «тумены». Позже племена кунграт и уйгур ушли с перебиравшимися на Сырдарью, затем на Мавреннахр ханами Узбековичами (потомками хана Узбека). Выражаясь точнее, из них ни одно не осталось в стране башкир. Языком этих племен, также как и оставшихся в Башкирии, был один известнейший говор Кыпчака,[47] называемый «татарским», и, будучи названными «Уфимскими татарами» («став Уфимскими татарами»), эти племена сохранили наименование «тумен». Множество из племен, оставшихся в Башкирии – под названием катай, салжавут, табын, барын, мен, меркит, дурман, кыпчак, сураш и нугай – стали башкирскими племенами и приняли башкирский говор. Они в настоящее время считаются существенной составляющей башкирского народа (то есть «савыры, эшрэфе»)» (13, 34–35) (выделено мной. – Г. Е.).

«С третьей четверти XIV в. управление в Туре и башкирских областях переходит к туменским биям, они происходят, кроме биев башкирских племен, из биев туменов монгольских ханов… Самыми сильными были тумены племени мангыт (там же, 25).

А «название «монгол» было чисто официальным», то есть для делового использования (17, 137) – что мы и наблюдаем в государственных документах державы Монгол, относящихся к рассматриваемому периоду. Также видим это в фактическом отсутствии государственных документов тех времен на каком-то особенном «монгольском» языке – все документы монголо-татары писали на тюркском.[48] Точнее, на одном из тюркских языков – старотатарском (64, 223), (65, 94–97), (105, 23), (106, 94–95).

Следует пояснить еще вот что: западные историки вслед за «мусульманскими», не умеющими читать уйгурское письмо, называли «написанными по-монгольски» документы, которые были составлены уйгурским письмом на тюркском, точнее, на старотатарском языке. Эти документы и называли «написанными монгольским письмом»[49] восточно-мусульманские историки, и это их выражение было постепенно превращено в западной историографии в ложное определение: «написанные на монгольском языке» (106, 94–95).

Известны случаи, что писали татары свои документы также и на каком-либо из «международных» для того времени языков, но с заглавием на тюркском, с некоторыми словами и выражениями на тюркском языке. Это можно увидеть на примере письма Верховного хана Монголо-татарскойской державы Папе Римскому, которое датировано 1246 годом (8, 158–159). Составитель данного письма, следовательно, был носителем одного из тюркских языков, вернее, этот язык был родным для написавшего письмо человека, либо наиболее употребительным в повседневности.

Приведу выдержку из записок Плано Карпини, посла Папы Римского, при котором было составлено упомянутое письмо. В этих записках содержится достаточно сведений о языках, которые были у монголо-татар средством повседневного и делового общения:

«Толмачом же нашим был как этот раз, так и другой, Темер, воин Ярослава (Великого князя Руси) в присутствии клирика, бывшего с ним, а также другого клирика, бывшего с императором. И он спросил нас, есть ли у Господина Папы лица, понимавшие грамоту русских или саррацинов (письменность на основе арабского алфавита – Г. Е.), или также татар[50] («уйгурское письмо» – Г.Е). Мы ответили, что не знаем ни русской, ни татарской, ни саррацинской грамоты, но саррацины все же есть в стране, хотя и живут далеко от Господина Папы. Все же мы высказали то, что нам казалось полезным, а именно, чтобы они написали по-татарски и перевели нам, а мы напишем это тщательно на своем языке и отвезем как грамоту, так и перевод Господину Папе. И тогда они удалились от нас к императору.

X. В день же блаженного Мартина нас позвали вторично, и к нам пришли Кадак, Хингай, Бала[51] и многие вышеупомянутые писцы и истолковали нам грамоту от слова до слова. А когда мы написали ее по-латыни, они заставляли переводить себе отдельными речениями (orationes), желая знать, не ошибаемся ли мы в каком-нибудь слове. Когда же обе грамоты были написаны, они заставили нас читать раз и два, чтобы у нас случайно не было чего-нибудь меньше, и сказали нам: «Смотрите, чтобы все хорошенько понять, так как нет пользы от того, что вы не поймете всего, если должны поехать в такие отдаленные области». И когда мы ответили: «Понимаем все хорошо», они переписали грамоту по-саррацински, чтобы можно было найти кого-нибудь в тех странах, кто прочитал бы ее, если пожелает Господин Папа» (68, Глава последняя, § II).

Здесь уместно напомнить, что автор XI в. Махмуд Кашгари[52] также определяет современных ему татар именно как тюркское племя и говорящих на одном из тюркских наречий, то есть, вовсе не как «монголоязычных» (53, 119).

Применительно к рассматриваемому вопросу о языке древних татар приведу сведения В. В. Бартольда: «В анонимном Худуд ал-алам… татары названы частью тугузугузов, а у Гардизи – частью кимаков, обитавших на Иртыше» (8, 559).

Тугузугузы – это уйгуры, тюркоязычный народ (32, 550), соотечественники М. Кашгари, который и язык кимаков также отнес к тюркским языкам. А татар раннесредневековые персы определяли, как видим, также и как часть кимаков. Татары жили и среди кимаков, и среди уйгуров, и языки всех были близки друг к другу.

Заметим здесь, что «близость культуры и языка» татар Чынгыз-хана с уйгурами отразилась также «в сохранившихся документах Улуса Джучи, включая XIV–XVI вв.» (106, 97). И не только в документах, но и в самом литературном и деловом языке, складывавшемся, например, в Улусе Джучи, отмечают именно караханидско-уйгурское, и именно «домонгольское» влияние: «Как утверждают тюркологи, специально занимавшиеся вопросами средневековых литературных языков, в Джучиевом Улусе почти с самого начала оформился относительно самостоятельный тюркский литературный язык. Базой для нового письменного языка послужили, с одной стороны, более ранние литературные традиции, в лице уйгурско-караханидской, с другой, местные диалекты, то есть, кыпчакские и огузские наречия» (там же, 101). «…Как показал анализ лингво-графической ситуации в Джучиевом Улусе, делопроизводственная культура Джучидов образовалась под непосредственным влиянием и участием представителей домонгольской уйгурской письменной традиции» (там же, 259). То есть язык у средневековых татар Чынгыз-хана был именно одним из тюркских и мало чем отличался от уйгуро-караханидского.

Известно, что исторические источники времен Улуса Джучи остались в основном на старотатарском и еще на русском языках. Составлялись еще документы на персидском языке – в силу распространенности данного языка в международном общении.

Следы халха-монгольского языка в Улусе Джучи (как и по всей территории, подвластной державе Монгол)[53] отразились лишь на одном носителе, датируемом XIV в. – нашли берестяную «тетрадку» в две странички, на которой были записи «по – тюркски» с их переводом на старый халха-монгольский язык (104, 18). Похоже, что воин или погонщик каравана учил «государственный язык», то есть «тюркский» (старотатарский) – так как государственные документы и деловая переписка в Монголо-татарской державе велись на отличной бумаге, недоступной простолюдину (105, 15), (106, 86–87).

Также необходимо упомянуть, что сохранился язык у группы предков халха-монголов, служивших, как и представители многих народов,[54] в монголо-татарской армии и направленных из Монголии в распоряжение ордынского хана в Иране в составе отдельной тысячи: «Для занятия ключевой позиции между Балхом и Гератом (современная афгано-иранская граница) было поселено 1000 воинов, потомки которых до сих пор носят название «хэзарейцы» – от персидского слова «хэзар», что значит тысяча (34, 304–305).

Потомки этой тысячи сохранили до наших дней, проживая в Афганистане, свой язык халха, правда, несколько измененный (8, 211), но не ассимилировались среди народов Афганистана.

Сопоставим с приведенным фактом точку зрения официальных историков о том, что было всего «4000 халха-монголов в войсках Бату-хана в Улусе Джучи (34, 304)». При этом утверждается, что в Улусе Джучи, в отличие от приведенного примера с группой халха в Иране (ныне Афганистане), эти «представители халха-монголов», равно как и ханы-чингизиды и другие монголо-татары, «отюречились за десяток-другой лет, не успев оставить документов на своем языке» – кроме берестяной «тетрадки», упомянутой выше.

Приведем снова сведения Марко Поло: «Марко, сын Николая, как-то очень скоро присмотрелся к татарским обычаям и научился их языку и письменам. Скажу вам по истинной правде, научился он их языку, и четырем азбукам и письму в очень короткое время, вскоре по приходе ко двору великого хана. Был он умен и сметлив. За все хорошее в нем да за способность великий хан был к нему милостив» (81, гл. XVI). Комментатор предполагает, что это были китайские, арабские, уйгурские и тибетские письмена (там же). То есть, это как раз те виды письменности, которыми и составлены в основном дошедшие до нас средневековые документы, многие на старотатарском языке (105), (106) и надписи на монетах Монгольской державы (43, 33), (104, 28–31), (108,6).

Также известно, что составлялись документы и чеканились монеты еще на русском языке, или двуязычные – на русском и татарском языках – на Руси и в Улусе Джучи (Золотой и Белой Орде) (43, 33), (104, 28–31), (108, 6).

Единство Монголо-татарской державы сохранялось вплоть до второй половины XIV в. (карты на приложениях № 9 и № 10), до самого падения в Китае династии Юань (18, 68). Но с момента ее возникновения и до ее распада в государственном деловом обороте, в том числе и в денежном, не применялся халха-монгольский язык, об этом говорят многочисленные монеты, дошедшие до нас. Почти все надписи на монетах Монголо-татарской державы выполнены на, как выражаются официальные историки, «тюркском» языке – хотя, как такового конкретно «тюркского» языка не имелось и не имеется ныне. Так что выполнены все надписи на монетах, о которых идет речь на одном из тюркских языков средневековья – на старотатарском.

Есть надписи на монетах державы Монгол также и на арабском (религиозные изречения), китайском, персидском, русском языках – в зависимости от местности, где чеканились монеты и где они находились в обороте. Монеты эти чеканились с именами верховных ханов державы Монгол, выполненными в основном уйгурским шрифтом, и с тамгой (гербовым знаком) верховного хана, находившегося на престоле в период чеканки монеты (75), (92).

Например, на монетах XIII в. выбивалась надпись «уйгурским» письмом «Кутлуг болсун yanga пул», что на старотатарском языке означает – «Пусть будет удачлива новая деньга» (104, 29), (92). Встречается такая же надпись на монетах, написанная и «арабским письмом». Буквы «К» или «Г» в конце слова были присущи старотатарскому языку, ныне они во многих словах отпали.

На многих монетах «эпохи монголов» есть надписи и символы, происхождение которых имеет самую широкую географию – от Китая и Восточного Туркестана до Ирана и Поволжья (104, 28–33), (75). По тематике символы и надписи также охватывают всю территорию державы Монгол – встречаются и буддийские, и мусульманские, и христианские.

О том, что вместо предполагаемого официальными историками старого халха-монгольского языка в государственно-деловых отношениях применялся именно один из тюркских языков, говорит следующий факт. В. П. Васильев упоминает о найденной пайцзе с надписью, записанной русскими буквами так: «Тенгрiинъ-Кучун-доръ» (17, 229) (Tengreen Kutchun-dur). На тюркском, вернее, на старотатарском, это значит «Силою (Властью, Волей) Всевышнего». Для внесения определенной ясности относительно того, что указанная надпись выполнена не на гипотетическом «монгольском языке» (старом халха-монгольском), а именно уйгурским письмом и на старотатарском языке, считаю необходимым привести перевод на халха-монгольский язык слова «сила» (англ. force): «чадал, албадах, хiч, хiчлэх, шахах» (93). И буква «К» в халха-монгольском языке, так же как и «Р» в китайском, не в обиду братскому халха-монгольскому народу будет замечено, отсутствует. Правда, ныне халха-монголы сохраняют этот букву в приобретенных из другого языка словах, таких как «кино», «кард» (карта) и других (там же).

Также заметим, что и обнаруженная в Темниковском крае (Мещера) пайза[55] от хана Токтамыша имеет надписи «уйгурским» и «арабским» письмом, и именно на тюркском (старотатарском) языке (41, 22).

Официальные историки вынуждены признавать, что на халха-монгольском языке государственных документов Монголо-татарской державы не обнаружено. Кроме тех документов, которые были изготовлены историками китайской династии Мин в конце XIV в. на китайском языке, после свержения власти Великой Орды в Китае, и были переведены с китайского языка на халха-монгольский язык в XVIII в. и позднее (111).

Сделаем вывод – учитывая все изложенное выше, можно утверждать, что язык татар Чынгыз-хана, то есть государствообразующего этноса державы Монгол, был не старый халха-монгольский, а один из тюркских языков, точнее – старотатарский.

Вместе с тем, «монгольский» или «татарский» языки исторических источников в смысле этническом есть один язык народа, который назывался тогда и называется ныне «не иначе, как татар» (В. П. Васильев), государственный язык державы Монгол – «Византийский путешественник Г. Пахимер писал – «Многочисленные народы русов, черкес, алан, принявшие нравы монгол, их одежду и даже язык, находясь на службе монгол, составляют их бесчисленные войска» (24, 139). «Казаки… появившись в пределах Москвы со своими ханами, также говорили на государственном языке, что производило в населении представление, что Москва наполнилась татарами и слышна только татарская речь» – это о казаках (русских войсках Монгольской державы в XIII–XV вв. (там же, 121).

Но и у других народов Улуса Джучи, которые имели к тому времени сложившийся литературный язык, была возможность, не утрачивая свой язык, одновременно владеть и «государственным языком» – татарским.

Вспомним, что в любой конец империи ордынские воины любого ранга и из любой народности направлялись на службу с семьями (87, 30), и воинские подразделения (из представителей любой народности) формировались исключительно по этническому принципу. То есть, одно или несколько отдельных войсковых частей (соединений) состояли из представителей одного и того же этноса (народа) (13, 34), (24, 124).

И ассимилировать друг друга эти народы (этносы) никак не могли. Тем более не могли эти народы ассимилировать господствующий этнос – монголо-татар, и если бы они были «монголоязычными» (то есть говорили бы на старом халха-монгольском языке), то, несомненно, сохранили бы этот язык.

И потому сохранился язык монголов-татар – только не «халха-монгольский», а один из тюркских языков – татарский: «…племена под общим наименованием «карачы» – кунграт, найман, кошсо, уйгур, салжавут, кыпчак, мангыт, мен,…говорили все на одном самом известном из говоров Кыпчака, который назывался «татарским» (13, 34).

Имена

Рассматривая вопрос о языке родного этноса Чынгыз-хана, нельзя обойти вниманием имена «древних монголов», дошедшие до нас – особенно те, которые трактуются официальными историками как «монгольские» (подразумевают при этом халха-монгольские).

Имена собственные сохраняются в языке этноса продолжительное время – даже будучи постепенно вытесняемыми религиозными именами, именами, приобретенными из языков других народов.

Но в данном случае необходимо обратить внимание на следующее: личные имена, в рассматриваемый период особенно, бывали двух видов – одни для применения «в миру», официальные, – имена-титулы, имена религиозные. Имена другого вида – это те, которые давались близкими и которыми звали того или иного человека, так сказать, «в своем кругу». Можно подобные имена называть «прозвищами». Причем как такового четкого разделения имен-прозвищ и имен «официальных» не существовало, имя, данное человеку при рождении, при его достаточном «благозвучии» могло стать его официальным именем.

Посмотрим, как звали наиболее известных истории представителей этноса «древних монголов», или татар Чынгыз-хана, и постараемся узнать, что означали их имена и как, хотя бы примерно, звучали на их родном языке «древних монголов», и что они означали. Также попробуем выяснить, остались ли следы этих имен в каком-либо из языков.

Сам Чынгыз-хан был по происхождению сыном татарского войскового старшины, «простого десятского и офицера Есукэя»,[56] пишет В. П. Васильев на основании сведений Мэн-хуна (17, 160) (там же, 217). Еще ранее, более чем за полвека до В. П. Васильева, и Н. М. Карамзин писал имя отца Чынгыз-хана примерно так же – «Езукай» (46, 455). Транскрипция Н. М. Карамзина и В. П. Васильева совпадают с именем отца Чынгыз-хана, сохранившегося в исторических народных преданиях татар: Юзекэй (42, 152), (там же, 252), также есть и ныне распространенная татарская фамилия – Юзекеев (Юзикеев).

Мэн-хун пишет о «мирском» имени Чынгыз-хана: «Всем известное имя Тэмучень есть не что иное, как его прозвище» (17, 218). Есть еще сведения о «прозвище», то есть имени Чынгыз-хана, которое он носил, вероятно, с рождения и которым звали его близкие: Рубрук, побывавший у татар в 50-е гг. XIII в., пишет: «Содержание ее (грамоты хана. – Г. Е.), насколько я мог понять его через толмача, я записал. Оно таково: «Существует заповедь вечного Бога: на небе есть один только вечный Бог, над землею есть только единый владыка Чингиз-хан, сын Божий Демугин Хингей (т. е. «звон железа», они [татары. – Г. Е.] называют Чингиза звоном железа, так как он был кузнецом)» (88, Гл. 48).

Трудно судить теперь, каков был толмач у Рубрука, и, главное в каком он состоянии находился в тот момент, когда переводил письмо хана Рубруку, если «Темучин» (общеизвестное произношение), он произносил, совершенно иначе, как мы видим. Но определенное созвучие с именем «Темучин» есть. И сведения о том, что это было «прозвище» – совпадает со сведениями Мэн-хуна, и, главное, рубрук передает нам перевод этого прозвища с языка соплеменников Чынгыз-хана: «Звон железа».

На современном татарском языке словосочетание «звон железа» будет звучать так: «Timerching» (Тимерчы?) – «Тимерчынг» («нг» произносится как заднеязычное «ng», а «р» – в середине слова значительно глушится). А слово «тимер» («железо») как имя пишут «Тимур», а звучит как нечто среднее. По-татарски «Чынг» (Ching – Чы?) означает «звон» – стали, фарфора, хрусталя точнее, образцов изделий высшего качества из указанных материалов.

Еще учтем, что это имя-прозвище пришло к нам, пройдя через записи китайцев. Так как «книги на татарском языке и бумаги с татарскими письменами», написанные в период правления ордынцев, где и упоминалось неоднократно это имя на родном языке, были уничтожены китайцами (111, 15–27). Или же, если уцелели – пока «не обнаружены» учеными-западниками и «булгаро-тюркистами» официальной науки, как «не обнаружены» и не обнародованы многие сведения из истории татар, излагаемые в данной работе. Кроме того, китайцы почти всегда игнорируют букву «р». Поэтому имя Timerching было усвоено всеми из записей китайцев как «Тимучин (Темучин)», и в таком виде дошло до нас.

Заметим еще, что арабы – например, Эннувейри (1279–1333 гг.) – пишут рассматриваемое имя так: Темирджи[57] (В тексте Тизенгаузена – Эль-темирджи, так как приставка «Эль» добавляется у арабов ко всем именам). Как видим, буква «р» в написании арабов сохранилась, но выпала другая буква – заднеязычное «н» (?), ввиду ее отсутствия в арабском языке (101, 149). В точности такая же ситуация, как и с буквой «р» в китайском языке.

Рассмотрим теперь, что означало имя-титул «Чынгыз-хан»: Чынгыз-ханом и его «монголами было запрещено давать своим государям и знати многообразные цветистые титулы» (53,179). Соответственно и Timerching («Темучин») «вместо древнего имени-титула – Иль Каган взял себе имя «Чингиз» в смысле «всегда побеждающий», «победоносец», «преодолевающий» – объясняет происхождение этого имени-титула Ахметзаки Валиди Туган (13, 244).[58] Полагаю, что всемирно признанный ученый-тюрколог дал единственно правильное объяснение этого имени-титула: слово «Чын»[59] на татарском языке и поныне значит «реальный (реально)», «действительный», «всегда подлинный, истинный». А вторая часть имени-титула образовано от татарского глагола «гиз», что на татарском языке и ныне означает «поступательное движение (вперед), в ходе преодоления чего-то» (пространства, реки, жизненных трудностей, всяческих преград, и т. п.).[60] Используется данный глагол при словообразовании в повелительной форме – «гиз, гыз», например: киргиз (национальность) – по-татарски будет – «кыргыз», что означает – «странствующий по полям, степям, покоритель оных». Есть имя татарское «Ильгиз» – «покоритель страны» (в хорошем смысле) и т. д.

Не лишним будет отметить, – хотя мало кто об этом уже помнит, что полностью титул-имя Чынгыз-хана среди татар (в среде собственного народа) звучало так: «Чынгыз-би хан», еще есть вариант произношения Цынгыз-би хан – на так называемом «цокающем» говоре татарского языка (100, 418).

Что означало слово «би» («бий») уже было объяснено. А ниже узнаем также, что «Темучин» (Чынгыз-хан) не приобрел ханское звание по наследству (он «сын старшины Езукэя»), а был избран татарами своим ханом из числа наиболее достойных и наиболее достойными – из числа биев и такими же, как он сам, биями. И полностью титул Чынгыз-хана – Чынгыз-бий хан – означал «всегда (реально) идущий к победе бий, достойный быть (ставший) ханом».

Замечу, предвидя возможные возражения от апологетов «булгаро-тюркской», «местной», «сугубо автохтонной» истории татарского народа – мол, слово «Чынгыз» на татарском языке пишется с заднеязычным «н» («ng»). Но объяснение простое: при совместном произношении звуков «н» и «г» буква «н» принимает заднеязычное звучание, так как природа татарского языка именно такова.

Примечателен отраженный в средневековой историографии случай, в котором вместе упоминаются «татары до Чынгыз-хана» и монголо-татары. Сначала о татарах «до Чынгыз-хана»: «В сообщениях о походах султана Мухаммеда б. Текеша против кипчаков упомянут поход султана в 1218–1219 г. против Кадыр-хана, сына татарина Юсуфа (Джузджани, пер. Раверти, I, 267)» (8, 559).

Теперь посмотрим, в каких обстоятельствах встречаются «монголо-татары» и «татары до Чынгыз-хана», и как поступают при этом «монголо-татары», по данным, приведенным в сборнике материалов Тизенгаузена В. Г.:

«Туши (Джучи. – Г. Е.) был старший сын Чингиз-хана. Он был чрезвычайно храбр, отважен, мужествен и воинствен… В 615 г. (30.III.1218–1219), когда хорезмшах Мухаммед отправился истреблять племена Кадыр-хана Туркестанского, сына Юсуфа Татарского, Джучи из страны Тамкач (Китай. – Г. Е., примечание в издании 1941 г.) также пришел в тот край, и в течении суток у него происходил бой с войском хорезмшаха», так как «оба войска напали друг на друга» (102, 13–14).

Обратим внимание, что имена татарских ханов («татар до Чынгыз-хана»), как мы видели, тюркские – Кадыр, Юсуф (Йосыф), то есть, если точнее – именно татарские, эти имена наличествуют и в современном татарском языке, и в самых древних татарских исторических источниках, известных ныне (100).

Также именно татарское имя и у второго сына Чынгыз-хана – «Джучи». Но есть «общепризнанное мнение», что это имя – «халха-монгольское». Но посмотрим, похоже ли это на правду? Абуль Гази,[61] опираясь на сведения средневековых источников, пишет, что жена Чынгыз-хана, «находясь в пути, родила Джучи-хана. Так как в том месте не было колыбели, в которую бы положить его, велели сделать из теста корзину, и в него положили его и принесли домой. Чынгыз-хан, увидев этого своего сына, сказал: «К нам благополучно прибыл новый гость!». Монголы на своем языке гостя, в первый раз прибывшего, называют словом Джучи. По такому обстоятельству дано этому сыну имя Джучи» (1, 149).

Попробуем разобраться: хивинский хан Абуль-Гази написал свою работу в XVII в., то есть, монголы в то время должны были называть гостя так же, как и ныне, вряд ли язык настолько изменился. Но гость на халха-монгольском языке будет – «айлчин, гийчин, зочин» (93) – вне зависимости от того, в который раз он прибывает, халха на своем языке называют гостя одним из приведенных слов. Получается, вовсе не халха-монгольское имя у Джучи. Или что-то другое было произнесено отцом его, когда в первый раз увидел сына, а не «гость прибыл».

Но подумаем, что мог сказать Чынгыз-хан в данной ситуации? Время было военное, и любой отец в такой ситуации, скорее всего, скажет не «новый гость прибыл», а «новый воин (ратник) прибыл». Но на языке халха воин будет – «дайчин, байлдагч». Опять не похоже на «Джучи».

На татарском языке «ратник», «воин» будет «яучи», либо «джеучи». Поясню подробнее – есть в татарском языке слово «яу». Что значит «рать, воинство» (99, 434). Но это слово произносится также и в другом варианте: «джау» (?ау). Так как в татарском языке эти два варианта произношения применяются одинаково часто и в одинаковых словах – например: «ятьмэ» – «джетмэ» (ятм? – ??тм?) («сеть, сетка, бредень») (там же). Таким образом, «воин, ратник, боец» на татарском языке будет «яучи», или «джеучи», любой вариант одинаково правильный. Ударение – на последнем слоге, хотя, как и везде в татарских словах, оно очень слабо выражено.

И назвали этого сына Чынгыз-хана «Джеучи», или «Яучи», действительно, «по случаю», после того как впервые увидев его, отец, скорей всего, произнес наиболее соответствующую обстановке того времени фразу «…К нам прибыл новый Ратник…».

И в древнем татарском эпосе «Идегэй» сохранился также данный вариант написания и произношения имени сына Чынгыз-хана: «…Я старец, видевший Чынгыза! Знал я также Яучи-хана…» (42, 64).

И еще: звук «а» в слоге «яу» произносится на татарском языке очень слабо, поэтому и был потерян при транскрипции, и получилось – «Джучи».

Дополним это тем, что китаец Мэн-хун приводит имя Джучи как «Ю-чжи». (17, 221). Тоже очень похоже на «Яучи».[62] И араб Эльдженнаби (XV в.) приводит имя Джучи как «Юджи-хан» (101, 537). А у Тизенгаузена В. Г., например, при переводе и транскрипции с арабского и персидского получилось вообще интересное слово – «Души-хан» (101). (Ну, понятно, раз сын Чынгыз-хана, то и имя его должно быть, по мнению западников – «Души»).

Рассмотрим теперь, что означало имя знаменитого внука Чынгыз-хана, известного в русской историографии как Батый, Бату. В татарских исторических преданиях (дастанах) это имя известно как Баянду (Баянту)[63] (42, 64), другой вариант написания и произношения этого имени, дошедший до нас – Байду (Байту) (там же, 252), отсюда, надо полагать, и «общепринятый» вариант – Бату.

Отметим, что древнее татарское имя Баян,[64] которое часто встречается в татарских исторических памятниках (100), было довольно распространенным у монголо-татар: например, известен «монгольский» ученый Баян, живший в Китае в период правления хана Туган-Тимура (XIV в.). Баян «получил прекрасное по тем временам образование. Его называли «святым наставником учения». Он отредактировал «Историю династии Цзинь»[65] («Цзинь ши») (111, 15). Известно, что имя Баян было также у одного из праправнуков Чынгыз-хана в первой половине XIV в. (101, 512). Образовано имя Баян из двух слов: бай («богатый, содержательный, щедрый») и ян («душа»).

Другой вариант произношения «джан» (?ан). Вторая составляющая имени внука Чынгыз-хана – «ту»[66] – на старотатарском языке означает «знамя» (42), (100).

Еще было у внука Чынгыз-хана Байту (Бату) прозвище, – по общепринятой транскрипции – Саин-хан. И по общепринятому же утверждению, прозвище это означало на халха-монгольском языке «добрый». Рассмотрим, насколько это соответствует истине: на современном халха-монгольском языке «добрый» будет (привожу все варианты): терел, анги, зiйл, iе, угсаа, язгуур, шинж чанар, дуулгавартай. Получается, что у «древних монголов» язык никак не соответствовал современному халха-монгольскому языку.

Но что означало на самом деле прозвище «Саин»? И на каком языке? В современном татарском языке есть ныне слова «сыену, сыенырга», что означает «найти приют, покровительство, защиту, помощь, доброе отношение» – в самом широком смысле этих слов. Также есть современное татарское слово «сыендырырга» – взять под защиту, оказать помощь, покровительство и т. п. Образованы приведенные слова от старого, ныне мало употребляемого татарского слова «сыен», что означает дословно «оплот, опора, защита, надёжа, покровитель». Звучит очень похоже на «саен» – вернее, если русский услышит это слово, то запишет его именно так. Да и переведет как «добрый» (царь) – и совершенно правильно.

Ну и в заключение – приведем пример, как объясняется «происхождение из халха-монгольских слов» старотатарских имен теми, кто очень плохо знает свой родной язык и верит официальным историкам-западникам и мифотворцам-булгаротюркистам: «Тукай – (муж.) (монг.) Радуга» – это из сайта в Интернете о татарских родах, фамилиях и именах (См.: tatar.rodstvo.ru/a1.htm).

Поясню тем, кто поверил незадачливому «исследователю родословных»: русское слово «радуга» будет в переводе на язык халха звучать так – «солонго». Очень древнее халха-монгольское слово. А имя «Тукай» – это имя татарское, и тоже очень древнее, и дошло до нас с тех еще времен, когда в татарском языке радуга называлась не только словосочетанием «Салават купере», то есть «мост Салавата», а еще словом «тукай» или же «тугай». Что значит «дуга», «изгиб», «излучина». Корень приведенных татарских слов – такое же древнее татарское слово «дуга». Означает то же самое, что и аналогичное слово на русском языке.

Глава 3

Сведения об антропологических признаках «древних монголов», то есть древних и средневековых татар

Л. Н. Гумилев пишет, что «древние монголы были, согласно свидетельствам летописцев и находкам фресок в Маньчжурии, народом высокорослым, бородатым, светловолосым и голубоглазым. Современный облик, а также язык, который мы ныне называем монгольским, их потомки обрели путем смешанных браков с низкорослыми, черноволосыми и черноглазыми племенами, которых соседи собирательно называли татарами» (31, 413).

Но Л. Н. Гумилев не все сказал относительно времени, к которому соплеменники Чынгыз-хана «приобрели облик и язык, который мы ныне называем монгольским». Также Последний Евразиец советской эпохи был вынужден смолчать относительно того, все ли представители этноса «древних монголов» приобрели облик, который мы называем «монголоидным» и соответственно халха-монгольский язык. Поэтому не будем заблуждаться относительно того, что произошло это «изменение внешнего облика и языка» отнюдь не со всеми «древними монголами» и отнюдь не до «эпохи монголов», а много позже и лишь с отдельными представителями этноса татар, оставшимися после уничтожения значительной части этого народа, проживающего в восточной части Евразии – Китае и Монголии.

В. П. Васильев пишет, что примерно в VI – начале VII в. часть обитателей Маньчжурии были известны под именем татар, и мигрировали к горам Иньшань (17, 135–136). Соседи, «окружавшие их черноволосые племена», называли этот народ «желтоголовыми» (там же, 197–198). Именно так в дословном переводе с многих языков восточного происхождения и будет звучать понятие «желтоволосый» (светловолосый) – например, по-татарски скажут именно «сарыбаш» («желтоголовый»), а «белобрысый» (блондин) по-татарски будет звучать «акбаш», что в дословном переводе – «белоголовый».

Как установил Л. Н. Гумилев, «европеоидная антропологическая раса первого порядка прослеживается в Центральной Азии и Сибири с верхнего палеолита и генетически восходит к кроманьонскому типу, являясь особой ветвью, развивавшейся параллельно с расами Европы и Ближнего Востока» (30, 86).

Эти «европеоиды восточного типа», светловолосые и высокорослые «древние монголы» были известны древним и средневековым китайцам как этнос «татар». И не удивительно, что в то же время они стали союзниками тюрок-шато, что может объясняться близостью их языков и схожестью внешнего облика, которым они отличались от китайцев (ханьцев) и остальных обитателей востока Евразии – предков халха и маньчжуров.

Но не только союзниками уйгуров и тюрок-шато стали «древние монголы», а начали «смешиваться с ними и сообщили им свое имя», как пишет В. П. Васильев, – дав начало рождению нового этноса под тем же названием «татар».

Свои антропологические и иные признаки и свойства, резко отличающие их от обитателей Китая и Монголии, средневековые татары не утратили во времена Чынгыз-хана и много позже.[67] Например, соплеменников Чынгыз-хана «отличали зеленые или синеватые глаза, китайские историки называли их «стеклянными», и светлые с рыжиной волосы» (33, 109–110), «у Борджигинов (род Чынгыз-хана. – Г. Е.) глаза сине-зеленые, или темно-синие, где зрачок окружен бурым ободком» (31, 422). В обоснование приведенного Л. Н. Гумилев ссылается на данные из работы Абуль-Гази, переведенного французами в XVIII веке и в очередной раз изданного в Париже в 1874 г., и другие сведения из работ французских историков-ориенталистов, опубликованных в 1896 г. (там же, 435).

Полагаю, что о внешности представителей этноса средневековых татар можно получить представление также и по средневековому портрету Чынгыз-хана. Портрет был изготовлен на шелке либо еще при жизни Чынгыз-хана, либо в период правления Великой Орды в Китае, и вряд ли кто изобразил бы в то время первооснователя державы татар с внешностью халха или китайца. Хорошо видно, что на портрете изображен человек с густой бородой и усами, европеоидной внешности (см. Приложение № 3). Также внешний вид монголо-татар отражен достаточно отчетливо на рисунках XII–XIII вв. (Приложения № 11, 25).

Китаец Мэн-хун писал: «Татарская нация по большей части не великоросла, не выше пяти футов с двумя или тремя вершками, также нет между ними толстых и жирных. Лицо у них широкое, плоское и четвероугольное с выдававшимися скулами, их наружность весьма отвратительна. Нынешний татарский правитель Тэмучень огромного роста, с широким лбом, длинной бородой; он отличается мужеством» (17, 217).

Отметим, что из этого никак нельзя сделать вывод, что татары Чынгыз-хана были «низкорослыми» – по сравнению с прочими обитателями средневекового мира. «Пять футов с двумя или тремя вершками» – это средний рост для рассматриваемого периода – к слову сказать, рыцарские доспехи средневековой Европы рассчитаны как раз на людей примерно такой же комплекции.

Матфей Парижский в XIII в. так описывает внешность «монголо-татар»: «Грудь у них крепкая и могучая, лица худые и бледные, плечи твердые и прямые, носы расплющенные и короткие, подбородки острые и выдающиеся вперед, верхняя челюсть маленькая и глубоко сидящая, зубы длинные и редкие, разрез глаз идет от виска до самой переносицы, зрачки бегающие и черные, взгляд косой и угрюмый, конечности костистые и жилистые, голени же толсты, но, [хотя] берцовые кости короче, [чем у нас], все же они одинакового с нами роста» (62).

Следует отметить, несмотря на то, что ни китаец, ни западноевропеец-католик, мягко выражаясь, не приукрашивают облик татар, из их описания никак нельзя сделать вывод о том, что эти монголо-татары были сплошь представителями «монголоидов» (халха-монголов и китайцев). Как видно, даже описание Матфея Парижского мало соответствует «общепринятой» версии официальных историков о внешнем виде «монголо-татар».

Изображение татар как представителей этноса своеобразных «европеоидов восточного типа», или монголов (как представителей политического сообщества), о которых говорится в упомянутом выше ярлыке (грамоте) «всех монголов падишаха – Мухаммад-Гирай хана» (106, 193–194), мы можем также увидеть на портрете татарского воина и его слуги (начало XVI в.). См. Приложение № 30.

Марко Поло оставил нам ценные сведения о том, что средневековые татары были представителями именно европеоидной расы. Он сравнивает характерную внешность китайцев, относящихся, как известно, к монголоидной расе континентального типа, с внешностью средневековых татар: «Китайцы, по природе своей, без бород, татары же, сарацины (здесь имеются в виду персы. – Г. Е.) и христиане (европейцы. – Г.Е) – с бородами» (81, гл. LXXXV). Притом «природная бородатость» татар упоминается как наиболее важный признак, по которому китайцы должны были отличать своих от чужих во время боевых действий. Так, во время восстания, которое готовили «знатные китайцы» против татар-ордынцев, повстанцы должны были «перебить всех бородатых» по всему Китаю (там же). При этом замечу, что Марко Поло знал множество татар, «рассеянных по всему миру», к тому же прожил у татар Великого хана Монголо-татарской державы 17 лет, и, как видно, научился различать татар и других европеоидов от китайцев и родственных им народов.

Татары, как известно, казались для китайцев людьми «весьма отвратительной наружности» (17, 217), скорей всего, именно из-за непохожести на них. Например, арабы тоже считали, что русские «народ безобразной наружности» (101, 303), хотя различий между ними гораздо меньше, чем в рассматриваемом случае.

Мэн-хун отмечает у всех татар «отсутствие верхних ресниц» (17, 217). Много фактов, содержащихся в записках Мэнхуна «не замечено» историками-европоцентристами, но это «отсутствие верхних ресниц» часто переписывается из одного сочинения «по истории монголо-татар» в другое именно как свидетельство своеобразного «уродства» и «отвратительности» татар. Никто не может пояснить причину этого «недостатка» – но постоянно цитируют именно это место. Скорей всего, объяснение данному факту есть, и наблюдательный военачальник отметил в своих записках – в источнике информации для своего «генштаба» – важный признак, неизгладимую «особую примету», присущую соплеменникам Чынгыз-хана – отсутствие эпикантуса.[68] По данному признаку можно было без труда отличать представителей государствообразующего этноса державы Монгол от представителей других народов восточной части Китая и Монголии. Скорей всего, трудности перевода либо изменение языка вызвали искажение при переводе слов Мэн-хуна об отсутствии «верхних ресниц» татар, соплеменников Чынгыз-хана. В противном случае китайский военный дипломат не преминул бы пояснить причины этого странного «недостатка».

Таким образом, антропологический тип, к которому относились «древние монголы» и их потомки («поколения»), татары Чынгыз-хана – своеобразные европеоиды Востока. Их Л. Н. Гумилев определяет как ветвь европеоидов, развивавшихся параллельно коренным европейцам, не смешиваясь с ними, возможно, вплоть до конца первого тысячелетия н. э., и «своими корнями восходящих к кроманьонцам». Данный антропологический тип с характерной внешностью его представителей сохранен в основном и среди современных татар, а также и среди башкир и встречается очень часто среди русских татарского происхождения. Отмечается также среди других народов «монгольского происхождения» (например, среди казахов).

Монголоидный и иной компонент (например, иранский европеоидный тип) среди татар, башкир и других наций, предками которых в той или иной степени являются «древние монголы» – средневековые татары, следствие их многочисленных смешанных браков с представителями других этнических групп Евразии, как «лесных племен» Сибири, так и «монголоидов» Монголии, Маньчжурии и Китая.

Принцип интернационализма был одним из основных принципов идеологии и политики Великой Орды – единой державы, «законы и принципы правления которой отвечали потребностям всех ее народов» и власть которой была распространена на добрую половину Евразийского континента. Несмотря на то, что наши предки не знали слова «интернационализм», они неукоснительно соблюдали этот священный принцип Великого Язу, и это было одним из условий их успехов и «благоденствия».

Глава 4

Действительное месторазвитие «древних монголов» – средневековых татар. Кимаки и кыпчаки. Некоторые малоизвестные сведения о материальной культуре этноса «древних монголов» – татар Чынгыз-хана

Местом, где расселялся и развивался средневековый татарский народ, явился «субконтинент Евразия[69] – степная полоса от Хингана до Карпат, ограниченная с севера «таежным морем», то есть сплошной полосой леса, а с юга пустынями и горами, у подножий которых располагаются оазисы. Соседи – суперэтносы, взаимодействовавшие с евразийскими народами: Срединная равнина, называемая ныне «Китай» (условное наименование), Афразия (Ближний Восток и Иран) и Западная Европа – Романо-германская целостность. Восточная Европа, точнее – Западная Евразия органически связана с Великой Степью, так как наиболее населенная ее часть – лесостепь, включающая на севере ополья, а на юге азональные ландшафты речных долин и несохранившиеся причерноморские леса» (34, 55–56). «Сухие степи и лесостепи Евразии, раскинувшиеся от Венгерской пушты на западе до склонов Хингана на востоке, представляют собой экологическую нишу Степного суперэтноса, которую в наше время заполняют потомки тюрок и монголов» (там же, 174).

Так что вовсе не только ограниченная часть Забайкалья и северной части нынешней территории МНР – как нас хотят убедить, – а именно вся вышеописанная территория и явилась, по выражению основоположников евразийства, «месторазвитием» этноса «древних монголов», возникшего примерно в VII–IX вв. в восточной и средней части Великой Степи.

Успешному развитию и расселению этого этноса, среди прочих условий, благоприятствовало большее, по сравнению с современным, увлажнение[70] Великой Степи от гор Иньшань до Нижней Волги и до Черного моря. Это объясняется соответствующим «глобальным перемещением на юг циклонического центра действия атмосферы» в период с VIII в. до конца XIII в. (там же, 302).

Л. Н. Гумилев пишет: «Статистика набегов на Китай показывает, что переброска конницы через Гоби в то время была относительно легка, и, значит, граница травянистых степей современной Монголии пролегала южнее, чем в XX в.» (там же). В этой же своей работе Л. Н. Гумилев приводит примечательный факт: «В VIII в. тюрки возобновили занятия земледелием в Монголии, но, что особенно важно, заняв целиком зону степей, они не пытались овладеть ни лесными районами Сибири, ни проникнуть в Китай. Травянистая степь, перерезанная лесистыми хребтами, была их вмещающим ландшафтом» (там же) (выделено мной. – Г. Е.).

В Монголии (имеется в виду в основном Внутренняя Монголия – территория современного Китая) в VIII и последующих веках «заниматься земледелием» могли, судя по приведенным выше сведениям В. П. Васильева, именно представители нового этнического сообщества из племен тюрок-шато, уйгуров и татар. Последние и явились основой этого сообщества, мигрировав к горам Иньшань из Маньчжурии примерно в VI–VII вв.

Выше приводились сведения академика В. П. Васильева, что именно древние татары «занимались хлебопашеством» в этих районах в тот период и уже тогда умели изготавливать оружие и прочие изделия из железа и меди (17, 165). И эти татары, что следует также из сведений В. П. Васильева, «сообщили свое имя» (там же, 36) племенам тюрок-шато и уйгуров, обитавших здесь ранее, и наряду с именем (татар) «сообщили» кочевникам и многие свои навыки, в частности, навыки земледелия.

Отметим также, что один из тюркских народов, под названием татар[71], как увидим ниже, занимался наряду с земледелием также и кочевым (отгонным) скотоводством, причем скотоводством высокотоварным. Также эти «тюрки» занимались успешно и ремеслами (в том числе и металлургией) и расселялись и по Татарской степи,[72] и до Алтая, и на север до Орхона и Байкала; так складывался новый этнос татар в результате смешения древних татар и различных племен тюрок.

Освоению предками основателей державы Монгол степных районов и особенно кочевого способа хозяйствования способствовали также непрерывные нападения агрессивных соседей – тангутов, киданей и китайцев.

Этнос «татары», включая в свой состав «осколки тюркских племен», «тюркские роды», видимо, оставшиеся после распада тюркских держав – Тюркских и позже Уйгурского каганатов – начинает расселяться по Евразии, и главное – происходит это расселение весьма быстро по историческим меркам.

Из древнекитайских источников: «На западе граница владений киданей в начале X в. проходила по реке Хуанхэ, за которой начиналась территория тангутского государства Си-Ся» (там же, 86–87). (Карты приложений № 4, № 18). Далее на запад кочевали независимые от киданей племена, и «от этих народов на северо-запад жили да-да, то есть татары. Они находились в постоянной вражде с киданями и разбивали их неоднократно. Кидане, для усмирения их, выставили на северо-западе армию в 100 000 человек, но все-таки ничего не смогли сделать с Татарами. В мирное время последние вели с киданями торг коровами, баранами, верблюдами и войлоками. Местопребывание татар было в 6000 ли[73] от Верхней столицы» киданей (17, 25–27). Шесть тысяч ли (около трех с половиной тысяч километров) на северо-запад, если даже считать от Пекина – это уже Джунгария, Алтай и Южная Сибирь, а то и современный Северный Казахстан. И не исключено, что татары проживали в то время и на Южном Урале и в Приуралье – имеются веские основания так полагать.

Напомню, что это данные из сведений В. П. Васильева, полученных им из различных древнекитайских источников, и речь в них идет именно о тех татарах, «государь которых Тэмучень объявил себя императором Чингизом» (там же, 165).

В. В. Бартольд сообщает, что «со слов Махмуда Кашгарского, татарам принадлежало место Отюкен; из орхонских надписей известно, что так называлась горная цепь в Монголии, близ Орхона» (8, 207). То есть, близ притока р. Селенги, впадающей в озеро Байкал.

Союз татарских племен входил в состав Уйгурского каганата (744–840 гг.). См. карты приложения № 6, № 7 (32, 403). Согласуется с изложенным выше и то, что в войне Уйгурского каганата с вторгшимися кыргызами татары были союзниками уйгуров, что относится к 842 г. (53, 131).

Полностью согласуются со сведениями В. П. Васильева о татарах Чынгыз-хана, обитавших на западе Центральной Азии, – а не в восточной ее части, вопреки утверждениям официальных историков – следующие данные, приведенные в работах С. Г. Кляшторного: «владения татар в Западном крае (Восточный Туркестан, северо-запад Китая. – Г. Е.). появились до падения Уйгурского каганата. Во всяком случае, в колофоне пехлевийского манихейского сочинения «Махр-намаг» переписанного в Турфане между 825–832 гг., среди местных вельмож упомянут и глава татар (tatar ара tekin). А много позднее, в конце X в., китайский посол к уйгурскому идикуту, Ван Яньдэ, узнает в Турфане о другом китайском чиновнике, побывавшем там, – посольству к уйгурам предшествовало посольство к татарам. Между 958 и 1084 гг. упомянуты три посольства к различным китайским дворам, совместно отправленные государями ганьчжоуских уйгуров и ганьсуйских татар для заключения военного союза против тангутов. Об этих же татарах сообщают хотано-сакские документы IX–X вв.» (там же, 132).

В «Худуд ал-алам», анонимной персидской географии X в., татары названы как соседи и союзники токузогузов, то есть уйгуров, а Восточный Туркестан – «страной токузогузов и татар» (53, 132). Дополним это замечанием В. В. Бартольда о том, что в том же «анонимном «Худуд ал-алам»… татары также названы частью тугузугузов» (8, 559).

«Весьма важны упоминания «чиновного лица (амга)», который «пришел от татар», в деловых письмах из Дуньхуана на тюркском и согдийском языках (конец IX–X вв.), интерпретированных Гамильтоном и Н. Симс-Вильямсом» (53, 132). Также С. Г. Кляшторный приводит следующие сведения: Махмуд Кашгари «обширный регион между Северным Китаем и Восточным Туркестаном называет «Татарской степью» (Махмуд Кашгарский, 159)», «в IX–XII вв. на территории Ганьсу и в Восточном Туркестане существовало государство татар, известное и китайским дипломатам, и мусульманским купцам» (там же, 133).

Теперь понятно, где располагалась «отдаленная и пустынная страна», куда позже империя Цзинь направляла «войска для истребления и грабежа» татар, которых организовал для отпора и разгрома этой империи «Темучин» (Чынгыз-хан) (17, 227) (там же, 228). Располагалась эта страна именно на северо-западе современного Китая и в Восточном Туркестане.

Сопоставим приведенные выше данные С. Г. Кляшторного и В. В. Бартольда со следующими сведениями В. П. Васильева из перевода «Записок о монголо-татарах» Мэн-хуна: «Земля, откуда явились татары, лежит на северо-запад от киданей, их поколение происходит от шато'сцев»[74] (там же, 216), «в соседстве с ними находятся уйгуры» (там же, 219).

Мэн-хун также сообщает: «Между уйгурами был некто по фамилии Тянь, весьма богатый и ведший торговлю на огромные суммы, он часто посещал Хэбэй и Шан-дунь» (там же, 228). «Вместе с чжа'сцами[75] он начал рассказывать татарам о богатствах», «подстрекая их к собранию войска и вторжению в цзиньские пределы…» «И Темучинь, который уже питал неудовольствие за притеснения, вступил в пределы и, завоевав, истребил все пограничные места» (там же).

Как видим, и «татары до Чынгыз-хана», и «татары Чынгыз-хана» – это один и тот же народ, будущие создатели державы Монгол, про которых Мэн-хун пишет: «У татар, как старые, так и молодые, и теперь все припоминают слова Яньских разбойников (т. е. нючжисцев),[76] как они им говорили: «Наше царство подобно морю, а ваше горсти песку: куда же вам с нами справляться!» Только тогда уже, когда была взята западная столица, вздрогнули как царь, так и вельможи разбойников» (16, 228).

Но не только в районе гор Иньшань и западнее, в Ганьсу и в Восточном Туркестане, «смешивались» тюрки-шатосцы и уйгуры с татарами. Оставшиеся от перехода к Иньшани в VIII – начале IX в.(808 г.) тюрки-шато – одна из их групп, племя чумугунь – обитали западнее Тарбагатая и Алтая, сохранив самостоятельность. (См. приложение № 7). «После распада Западного Тюркского каганата и ухода части чуйских племен на восток в 808 г., этносы Восточного Казахстана и Западной Сибири были предоставлены сами себе до тех пор, пока там не сложилась новая держава» (35, 224). То есть Кимакское государство (там же, 223–227).

Как пишет В. В. Бартольд, персидский географ Гардизи (IX в.) называет татар также и частью кимаков, обитавших на Иртыше (8, 559). Махмуд Кашгари, применительно к данному случаю, указывает места обитания татар также вместе с кимаками (йемеками) на реках Иртыш и Тобол (примерно в треугольнике Курган – Омск – место слияния Тобола и Иртыша; район Ишимской равнины и Зауралье) см. карту-приложение № 5.

Рассмотрим подробнее сведения о возникновении сообщества кимаков и их государства в данном районе. Л. Н. Гумилев приводит переведенные В. В. Бартольдом в 1887 г. и не издававшиеся в советское время (35, 370) сведения упомянутого персидского историка Гардизи, составленные в 1049–1058 гг. и описывающие события примерно VIII–IX вв.

Умер «…начальник татар и оставил двух сыновей; старший брат овладел царством, младший стал завидовать брату; имя младшего было Шад (Шат). Он сделал покушение на жизнь старшего брата, но неудачно; боясь за себя, он взял с собой рабыню-любовницу, убежал от брата и прибыл в такое место, где была большая река, много деревьев и обилие дичи: там он поставил шатер и расположился. После этого к ним пришло 7 человек из родственников татар. Эти люди пасли табуны своих господ, в тех местах, где прежде были табуны, не осталось пастбищ, ища травы, они пришли в ту сторону, где находился Шад. Увидев их, рабыня вышла и сказала: «Иртыш», то есть «остановитесь». (Примечание Л. Н. Гумилева: «…ердаш» часть композитума: «адаш, колдаш, ердаш» – друзья (древнетюрское)). Значит, приехавшие были ей знакомы, и она поздоровалась. Отсюда река получила название Иртыш. Узнав ту рабыню, все остановились и разбили шатры. Шад, вернувшись, принес с собою большую добычу с охоты и угостил их; они остались там до зимы. Когда выпал снег, они не могли вернуться назад; травы там было много, и всю зиму они провели там. Когда земля разукрасилась, они послали одного человека в татарский лагерь, чтобы он принес известие о том племени. Тот, когда пришел туда, увидел, что вся местность опустошена и лишена населения: пришел враг, ограбил и перебил весь народ. Остатки племени спустились к этому человеку с гор, он рассказал своим друзьям о положении Шада; все они отправились к Иртышу. Прибыв туда, все приветствовали Шада как своего начальника и стали оказывать ему почет. Другие люди, услышав эту весть, тоже стали приходить; собралось 700 человек. Долгое время они оставались на службе у Шада; потом, когда они размножились, рассеялись по горам и образовали семь племен…» (35, 225–227).

Л. Н. Гумилев полагает, что описываемая река «Иртыш» – это «один из притоков Оби, может быть Катунь или Урсул на Горном Алтае. А под «врагом, ограбившим и перебившим весь народ», по мнению Л. Н. Гумилева, подразумеваются именно кидани, которые воевали с татарами и уйгурами в IX–X в.

«Несмотря на аморфность и даже путаницу приведенного текста (сочинения Гардизи. – Г. Е.), из него можно извлечь крайне ценное указание на переход небольшой группы дальневосточных пассионариев в богатую страну, населенную этническими осколками Западного Тюркского каганата» (там же, 227) (выделено мной. – Г. Е.). То есть, как следует из приведенного замечания Л. Н. Гумилева, в сведениях Гардизи отражена миграция группы татар. Также мы видим, что эти татары были именно тюркоязычными – и оставленные на Алтае сыновья «начальника татар», и их родственники и соплеменники – все говорят на одном из тюркских языков. И правили Кимакским государством «хакан из татар и 11 управителей уделов» (там же, 228). Естественно, «территория Кимакского государства была заселена не только самими кимаками, но и угро-самодийцами, динлинами, и возможно, реликтами древних саков» (там же, 224).

С изложенным согласуется и высказывание С. Г. Кляшторного о том, что в формировании кимакского (йемекского) племенного союза и государства участвовали тюркские племена и «появившиеся в Прииртышье в VIII–IX вв. татары» (тоже, согласно данным М. Кашгари, тюркоязычные). «Этот процесс завершился не ранее середины IX в., когда после падения Уйгурского каганата в центре кимакских земель на Иртыше появились осколки токуз-огузских (уйгурских. – Г. Е.) племен, бежавших сюда после разгрома» (53, 119). Как было уже отмечено выше, перс «Гардизи называет татар частью кимаков, обитавших на Иртыше» (8, 559).

Л. Н. Гумилев замечает: «Странный был этот этнос – кимаки. Существовало их государство более трех веков: с IX по XI в. («хотя хронология кимакской державы приблизительна» (35, 229)), занимало огромную территорию: от Верхней Оби до Нижней Волги и от низовий Сырдарьи до сибирской тайги, но ни предки, ни потомки их неизвестны» (35, 223) (выделено мной. – Г. Е.).

Учитывая вышеизложенное, можно заявить, что не «татары – собирательное наименование», а «кимаки» и есть собирательное название подданных Кимакского государства, возникшего в VIII–IX вв. Тем более известно, что у кимаков главой государства был «хакан из татар и 11 наследственных управителей уделов»[77] (32, 227–228). Л. Н. Гумилев приводит сведения из упомянутого выше «Худуд-ал алам» о том, что столицей государства кимаков был город Камания, или, в другой транскрипции, Кимакия (30, 82–83).

Вспомним сведения В. В. Бартольда о совместном упоминании «татар до Чынгыз-хана» с «татарами Чынгыз-хана» под предводительством Джучи-хана, когда знаменитый полководец вступил в бой с войском «султана Мухаммеда б. Текеша», пришедшего истреблять «кипчаков, племена Кадыр-хана, сына татарина Юсуфа» в 1218–1219 г. (8, 559). Персидский автор Джузджани называет «сына татарина Юсуфа» также «Кадыр-ханом Туркестанским, Иакафтаном йемекским» (102, 14), то есть, кимакским – эти два названия (кимаки и йемеки) означали один и тот же народ у разных авторов (53, 118–119). Как видим, «хронология Кимакского государства» отнюдь не ограничена XI в., а продолжалась вплоть до установления власти державы Монгол в данном регионе. В приведенном случае описываются события в Тургайской степи, то есть на территории современного Северного Казахстана, километрах в 150–200 восточнее Актюбинска.

Арабский автор Ибн-аль-Асир, повествуя о татарах Чынгыз-хана как о «большом тюркском племени», пишет, что часть этих татар «в старину успела пробраться в Туркестан и в те земли, которые лежат за ним (то есть, восточнее Туркестана. – Г. Е.). «И эти татары завладели Туркестаном, Кашгаром, Белясангуном и др. и стали ходить войной на войска Хорезмшаха» (101, 4–5). Не забудем, написано это в начале XIII в., жил Ибн-аль-Асир тогда в г. Мосуле (Ирак) (там же, 1). «В старину» для Ибн-аль-Асира – это как раз XI–XI вв., или даже ранее, что соответствует также приведенным выше сведениям из других источников о расселении татар по Евразии в указанное время, задолго до «монголотатарского нашествия».

Теперь посмотрим, кем были кыпчаки (половцы, куманы): «В конце X в. от массы кимаков отделились кыпчаки и двинулись на запад, в роскошные степи Причерноморья, где стали известны под именем куманов и русским названием половцев»[78] (35, 227). «Некоторые подразделения татар оказались связаны с тюркским миром и передвинулись далее на запад», – пишет В. В. Бартольд (8, 559).

Но вот что примечательно: «под именем куманов» переселенцы из Кимакского государства стали известны уже спустя значительное время после их расселения по «роскошным степям Причерноморья». Выше приводились сведения из отчета о поездке миссионера-католика Юлиана, проехавшего в начале XIII в. от Черного моря до Южного Урала. Юлиан свидетельствует, что «татары живут рядом с венграми» (Южный Урал. – Г. Е.) (2, 81), притом он выражается конкретно: «живут», а не «пришли неведомо откуда, завоевали их в XIII в.», более того, эти татары, действуя сообща с теми же венграми, «разорили 15 царств» (там же). И главное, Юлиан сообщает данные о том, что «татары прежде (т. е. до XIII в. – Г. Е.) населяли страну, населяемую ныне куманами» (там же, 83), то есть, половцами-кыпчаками. Как видим, сведения венгерского миссионера полностью согласуются с приведенными выше сведениями из работ различных авторов разных времен о расселении татар по Евразии и дополняют их.

Еще интересный факт: миссионер влиятельнейшей в мире церкви и международной организации уже в то время, располагавшей, естественно, обширной демографической информацией, уверенно утверждает, что «страна, откуда они (татары) первоначально вышли, называется Гота…». В сноске-комментарии указано, что в других рукописях указывается также «Готия» (там же). А Готта (Готия), как общеизвестно, было древнее название именно Северного Причерноморья. То есть татары, о которых пишет Юлиан (пишет он именно о «монголо-татарах»), «первоначально вышли» из «страны», которую ранее (до XIII в.) «населяли куманы» – половцы. В том числе, как мы видели, и из Северного Причерноморья.

Подтверждающих сведения Юлиана фактов, «не замечаемых» официальными историками, множество (65, 122–123). Отметим лишь достойный внимания факт, что «в русских летописях половцами часто называли татар» (там же, 122). Еще обратим внимание, что кыпчаки-половцы, вышедшие из страны кимаков, были светлоглазы и желтоволосы (35, 227). То есть обладали аналогичными древним татарам, соплеменникам Чынгыз-хана, антропологическими признаками.

Напомню, что название «Дешт-и Кыпчак», примерно с X–XI вв. известно именно как географическое название, под которым «подразумевались степи от Иртыша до Дуная», и применялось это географическое название именно в сокращенном варианте – «Кыпчак» (3, 194–199). И кыпчаки-половцы вовсе не представляли собой однородную этническую общность, а были именно «собирательным наименованием» обитателей территории под названием Кыпчак, или «Дешт-и Кыпчак»: «В восточных источниках кыпчаки впервые упоминаются у Ибн Хордадбеха (IX в.) в списке тюркских народов, затем известия о них и кимаках становятся уже обычными. По данным большинства источников, кимако-кыпчакские племена до конца X в. были расселены в границах среднего течения Иртыша и смежных с ним южных областей… В VII–XI вв. между этими двумя группами существовала определенная политическая связь, причем, как считают, кыпчаки были в вассальной завимости от кимаков, хотя эта зависимость не была стабильной. По сведениям анонимного персидского источника X в. «Худуд ал-алам», кыпчаки были народом, отделившимся от кимаков. Заняв территорию западнее кимаков, кыпчаки все же сохраняли политическую зависимость от них, по крайней мере, «царь кыпчаков» назначался кимаками» (3, 193), (57, 42–44) (выделено мной. – Г. Е.). «Как отмечает Б. Е. Кумеков, племенной состав кыпчакского объединения был сложным и состоял из девяти племен» (3, 193). «Помимо кыпчаков, в восточной части Дешт-и Кыпчака жили также печенеги, аргыны, карлуки и др…. кроме самих кыпчаков, в их конфедерацию входили часть кимаков, канглы, а также части племенных союзов огузов, хазар, печенегов, узов и других» (там же, 195).

Все эти «объединения» племен и родов были разбросаны на огромном пространстве от Иртыша до Черного моря. И в них входило не менее 27 различных тюркоязычных племен, которые кочевали по обильным травой и водоемами степям (53, 203). Среди них немалая часть, по всей видимости, помимо упомянутых выше пришлых кимаков-кыпчаков, была и ранее проживавшими здесь тюркскими племенами – это потомки печенегов и формирующийся племенной союз гузов (31, 305). Но эти «тюркские этносы отнюдь не ладили друг с другом. Степная вендетта уносила богатырей, не принося победы, ибо вместо убитых вставали повзрослевшие юноши…» (там же, 318).

Причем кыпчаков и их соседей было не очень много числом: «Эти благостные места от Алтая до Карпат (где жили кыпчаки. – Г. Е.) потому и были так прекрасны, что население в них было очень редким» (там же, 411). К тому же гузы (огузы), например, в XI в. «господствуют между Каспием и Аралом» (35, 229), и ареал их основного расселения находился намного южнее районов расселения племен под собирательным наименованием «кыпчаки».

По последним данным этнической истории Евразии получается, что «кыпчаки» («половцы») – это название именно собирательное – примерно такое же, как мы видели выше, как и «кимаки». Отличие лишь в том, что «кимаки» было название политического объединения – подданных Кимакского государства, а «кыпчаки» – собирательное наименование жителей Кыпчака – степей от Иртыша до Черного моря.

То есть этноса «кыпчаки» не было, соответственно, не было ни языка кыпчакского, ни письменности, ни государства с общей подвластной территорией, а были кыпчаки совокупностью разных тюркоязычных племен, «языки, внешность и обычаи которых были близки друг к другу» (87, 103). И были они к тому же подданными государства кимаков, переселившимися западнее от территорий этого государства, вероятно, с целью выйти из-под его юрисдикции.

Наименование «Кыпчак» было, во-первых, географическим названием определенного региона. Во-вторых, это наименование означало жителя данного региона, именно в собирательном смысле, например, как ныне «австралиец», «европеец», «сибиряк». В-третьих, издревле, задолго до рождения Чынгыз-хана известно отдельное тюркское племя (клан) кыпчак, названное так по имени родоначальника, которого звали «Кыпчак-би». Племя это входило в состав субэтнической группы «карачы», которая была в свою очередь составной частью средневекового татарского народа (13, 34).

Еще отметим интересный факт из книги арабского историка Ибн Халдуна, который пишет о «тесной связи и родстве кыпчаков издревле с народом татар Чынгыз-хана и его домочадцами», и родственные связи эти начались ни много, ни мало с VIII в. Поэтому Чынгыз-хан считал кыпчаков своими родственниками (58, 39–40).

О связях татар с кыпчаками свидетельствует обращение сына Чынгыз-хана Джучи к кыпчакам перед столкновением с ними в предгорьях Кавказа, еще задолго до битвы на Калке (1223 г.): «Вы наши родственники, мы идем не на вас» (13, 249). Получается, что в тот момент знаменитый полководец говорил известную всем тогда правду, чтобы избежать лишнего кровопролития. И обходился без переводчика – нет никаких сведений о языковом барьере, так как «внешность, языки и обычаи тюркских племен были близки друг к другу и имели лишь в прошлом небольшие различия по различным районам» (87, 75); (там же, 77); (там же, 103).

Ахметзаки Валиди Тугана пишет о роли кыпчаков, а также кимаков и монголо-татар Чынгыз-хана в этнической истории современных татар и башкир: «Абуль-Гази пишет, что вследствие того, что потерпевшие поражение от сына Чынгыз-хана Джучи кыпчаки отступили в поисках убежища на башкирские земли, большинство иштяков, или, по-другому, башкир составили кыпчаки. Этот источник важен тем, что свидетельствует о большом количестве кыпчаков в областях башкир. Арабские авторы пишут, что башкиры – близкое к кимакам тюркское племя, даже упоминают их как одно из ответвлений кимаков. Махмуд Кашгари в своей работе, составленной в 1075 г., считает, что язык башкир относится к языку (говору) йемеков (то есть кимаков-кыпчаков)» (13, 17). Также «весьма вероятны контакты мадьяр (венгров. – Г. Е.), обитавших на запад от Волги, с башкирами и их частичное взаимное смешение между собой» (там же, 17–18).

Ахметзаки Валиди Туган также указывает на необоснованность точки зрения некоторых историков о том, что предками башкир являются проживавшие в то время на Урале венгры, описываемые Юлианом в XIII в. По его мнению, предками современных башкир являются именно тюркоязычные племена, принадлежавшие к племенному союзу тиелле-телес, мигрировавшие на Урал и Приуралье с востока Евразии и известные примерно с VII в. (13, 17). Так что, есть все основания полагать, что с родственными татарами башкиры уже в X–XI вв. и ранее вступали в контакты и «взаимно смешивались», вместе мигрируя на запад Евразии.

Позже, как утверждает Ахметзаки Валиди Туган, «уральские башкиры подчинились Чингиз-хану – его сыну Джучи – в период движения в 1207 г., это упоминается как присоединение (к нему) племени «телес», соседей алтайцев. Поэтому сведений о том, что башкиры воевали против монголо-татарских ханов, не имеется. Есть все основания считать, что они подчинились добровольно. Следует полагать, что сведения о покорении башкир с боями при Бату-хане относятся к дунайским мадьярам» (13, 21–22).

То есть предки современных башкир – средневековые башкиры – поддержали движение первых монголов (политического сообщества под предводительством Чынгыз-хана), состоявших поначалу в основном из средневековых татар, и примкнули к ним добровольно, так же как и их соседи – уральские венгры и йемекские (кимакские) татары,[79] а не были «завоеваны татаро-монголами», как нас убеждают историки-европоцентристы и их последователи.

Приведем еще раз сведения Ахметзаки Валиди Тугана о том, какую роль сыграли татары Чынгыз-хана в формировании современных татар и башкир. Нам уже известно, что «бывшие опорой ордынских ханов племена, общее название которых было «карачы» – кунграт, найман, кошсо, уйгур, салжавут, кыпчак, мангыт, мен… формировали отдельные «тумены». Языком этих племен, также как и оставшихся в Башкирии, был один известный говор кыпчака, называемый «татарским», и, будучи названными «Уфимскими татарами», эти племена сохранили наименование «тумэн». Большинство (народа) из племен под названием катай, салжавут, табын, барын, мен, меркит, дурман,[80] кыпчак, сураш и нугай стали башкирскими племенами…» (там же, 34–35).

Например, в шежере (родословной) племени кыпчак, составленном на старотатарском языке, говорится: «Наши деды получили эти земли с разрешения Чынгыз-хана» (22, 16). Стоит сказать, что к потомкам племени кыпчак относят себя как многие современные башкиры, так и татары. «С третьей четверти XIV в. управление в Туре и башкирских областях переходит к туменским биям, они происходят, кроме биев башкирских племен, из биев туменов, организованных племенами монгольских ханов. Самыми сильными были тумены племени мангыт (там же, 25). Из мангытов был, например, Нуретдин бий (Нурадын) – среди башкир он известен как Мурадым. Он вместе со своим отцом Мангыт Абуга бием (родственник Тухтамыш-хана) вместе с главой дивана Катай Гали бием, после поражения на реке Илек прибывает в Башкирию и тут умирает. До сих пор среди башкир известны стихи и песни, посвященные ему» (там же, 25).

«В те времена на Туре[81] и областях башкир было много аулов мангытов (нугаев). Нугайские и туменские деревни (аулы) упоминаются часто в башкирских дастанах. В аулах, которые находятся в восточных и средних районах Башкирии (Байык, Мача, Иглин, Буздяк и др.) и говорят по-татарски, а в башкирских улусах – например, Бурзян, Усерген, Юрматлы говорят по-башкирски. Все они и есть эти мангыты. Эти оседлые нугайские племена были опорой нугайско-мангытских мурз. Нугайские бии широко правили при последних ханах Шейбанидах» (там же, 26–27).

В упомянутом шежере племени кыпчак о нугаях изложено следующее: «Некоторые кыпчаки присоединились к орде татарского хана, и они стали называться нугайским племенем по имени мурзы Нугая» (22, 18).

В татарском дастане «О роде Чынгыз-хана» перечисляются бии – родоначальники племен, – среди которых названы Уйшын Майкы-би, Кыпчак-би, Тамйан-би, Кунгырат-би, Катай-би, Кыйат-би, Салчут-би и др. Это имена соратников Чынгыз-хана, избравших его ханом. «В этих личных именах нетрудно угадать этнонимы отдельных племен, родов, входивших в состав ряда тюркских народов: казахов, башкир, туркмен и др. Мало того, в трактовке некоторых сюжетов, например, в рассказе о взаимоотношениях Майкы-бия с Чынгыз-ханом имеется много общего с данными башкирских шаджара, в которых Майкы-би представлен самым близким человеком Чынгыз-хана и праотцом одного башкирского рода. Любопытен вышеизложенный рассказ и в другом отношении. Автор приписывает Чынгызу роль легендарного Огуз-хана, дарившего своим сыновьям «тамги» и «онгоны». Но в «Дафтар» места сыновей Огуза заняли предводители родов и племен. Привлекает внимание поразительное сходство тамг (гербов-знаков) в списках «Дафтар» и «Сборнике Рашид ад-Дина». Следовательно, анонимный автор был знаком с каким-то источником, содержащим эти древние предания» (выделено мной. – Г. Е.) (105, 109).

Заметим, что в дастане «О роде Чынгыз-хана», несомненно, составленном на основе более ранних татарских исторических источников, не могут перечисляться «этнонимы отдельных племен, родов», «входивших в состав ряда тюркских народов» (например, казахов). Поскольку в те времена, о которых повествует дастан, таковые народы вряд ли еще существовали – хотя бы как более или менее известные и устойчивые этнические общности.

Полагаю, называются в дастане главы родов и племен именно средневекового татарского народа – то есть, соплеменников Чынгыз-хана. Некоторые представители этих родов и племен, много позже, действительно вошли в состав перечисленных народов – таких как казахи, сложившихся примерно к XVII в., так именно и возникли в указанных народах роды и племена с соответствующими названиями.

Как отмечает академик М. А. Усманов, из книги которого мной приводятся данные из дастана «О роде Чынгыз-хана», есть заметная разница между «объектами и субъектами» в повествовании Рашид ад-Дина и татарского автора (там же, 110). Вне всякого сомнения, «есть разница», и очень даже существенная, и почему отличаются друг от друга данные перса Рашид ад-Дина и татарского источника, и кто чью «летопись подверг своей редакции», у меня есть свое мнение, отличное от предположения академика М. А. Усманова.

Как следует из приведенных выше сведений, многие современные татары и башкиры и другие тюркские народы имеют общих предков из народа средневековых татар.

Напомню: подвергая обоснованному, как видим, сомнению данные, содержащиеся в летописи Рашид ад-Дина и Юаньской истории, В. П. Васильев подчеркивает, что вторжение татар под руководством Чынгыз-хана в империю Цзинь началось с северо-запада, со стороны Восточного Туркестана (17, 127–128), (там же, 136). Указанный факт противоречит всему содержанию официальной «истории монголо-татар, предков халха-монголов», якобы, уроженцев Забайкалья.

Приведу интересные сведения В. П. Васильева, полученные им из записок древнего китайского путешественника Ху-цяо (945–953 гг.) (17, 37). Китаец пишет, что «кидане некогда отправили 10 человек с 20 лошадьми, с дорожным запасом, на север. Эти люди, в продолжении года идя на север, проехали через 43 города. Там жители делают жилища из древесной коры; языка их никто не понимал, и поэтому путешественники не могли узнать названия гор, рек и племен; в этих местах на равнинах тепло, а в горах и лесах холодно. Прибывши в 33-й город, они достали одного человека, который знал те-дяньский (татарский? – В. П. Васильев) язык, и тот сказал, что название земли есть Цзе-ли-у-юй (или гань) – се-янь» (там же, 40). Следует полагать, что верно предположение В. П. Васильева о том, что под «те-дяньским» языком Ху-цяо имеет в виду именно татарский язык. И главное, сведения В. П. Васильева согласуются с данными других исследователей о том, что татары проживали задолго до «эпохи монголов» в Восточной Европе.

В записках Ху-цяо, говорится о северо-западном направлении – это следует, например, из того, что кидане к началу X в. успели продвинуться значительно южнее расположения своих исконных земель (см. карту приложение № 7, № 8). К тому же, если воспринимать записки Ху-цяо буквально и считать, что кидане продвигались в течение года строго на север, то получится, что они достигли полярных районов, а то и Северного Ледовитого океана – а в записках Ху-цяо нет подобных сведений. Напротив, он отмечает, что там, где побывали кидане, «в долинах тепло, а в горах холодно».

Китайская транскрипция, естественно, исказила до неузнаваемости подлинное название местности, до которой добралась экспедиция киданей. Но время указанной экспедиции можно определить примерно как конец IX в. – начало X в. Как следует из приведенных сведений, в X в. владеющие татарским языком могли встретиться весьма и весьма далеко от восточной окраины Евразии – и что примечательно, кидане-путешественники владели татарским языком также хорошо, как и тот человек, которого они встретили вдали от своей родины.

В. П. Васильев, анализируя записи Ху-цяо в сопоставлении с другими источниками, отмечает, что первоначальная родина предков современных халха-монголов – нижнее течение реки Амур, «от киданей до моря» – см. карты, приложения № 6; № 7; № 8. Академик, поясняя, что древние татары вряд ли были предками народа халха-монголов, замечает – «и не к чему искать их (нынешних монгол) имени в татанях, поселившихся у Инь-Шаня» (17, 38).

Также В. П. Васильев подчеркивает, что «огромные пространства Средней Азии издревле говорили языками, близкими нынешним, т. е. на востоке маньчжурским, в центре – халха-монгольским, а на западе турецким (тюркским. – Г. Е.)» (там же, 129). И факт появления татар Чынгыз-хана именно из западной части Центральной Евразии (о «происхождении их поколения» из указанного района) также свидетельствует об их принадлежности к носителям именно одного из тюркских языков.

Нет никаких оснований считать, что «татары до Чынгыз-хана» и «татары Чынгыз-хана» какие-то «два разных народа, жившие примерно в одно время и носившие одинаковые названия», как полагают официальные историки.

Приведем сведения человека, бывшего в продолжении 17 лет должностным лицом высшей администрации монголо-татар в Китае – итальянца Марко Поло и много узнавшего непосредственно от самих татар-ордынцев о начальном этапе истории их державы (111, 32). Эти сведения часто игнорируются при описании истории монголо-татарской империи: «Случилось, что в 1187 г. татары выбрали себе царя, и звался он по-ихнему Чингиз-хан, был он человек храбрый, умный и удалой; когда, скажу вам, выбрали его в цари, татары со всего света, что были рассеяны по чужим странам, пришли к нему и признали его своим государем» (81; Глава LXV).

Из каких примерно частей света прибыли татары к Чынгыз-хану, чтобы признать его своим государем, мы уже знаем, но приведу в дополнение сведения об этом из летописей мусульманских авторов, написанных уже в «эпоху монголо-татар»: «Перед этим, тоже вследствие силы и могущества татар, был такой же случай и по этой же причине еще (и поныне) в областях Хитая, Хинда и Синда, в Чине и Мачине, в стране киргизов, келаиров и башкир, в Дешт-и Кипчаке, в северных от него районах, у арабских племен, в Сирии, Египте и Марокко (Магрибе) все тюркские племена называют татарами. Тех татарских племен, что известны и славны и каждое в отдельности имеет войско и (своего) государя, шесть…» (87, 103). Отметим здесь, что С. Г. Кляшторный вполне обоснованно, как мы и видели из всего приведенного выше, полагает, что под «племенами с государями и с войском» подразумеваются именно государства татар (53, 133).

Также из всего приведенного мы можем заключить, что сведения Марко Поло о том, что именно средневековые «татары выбрали Чынгыз-хана своим царем и со всего света пришли к нему», чтобы основать под его руководством державу Монгол – являются вполне достоверными.

Сделаем вывод: судя по приведенным данным, татарские племена в рассматриваемое время (VIII–IX вв. и позднее) были распространены и обитали примерно в районах Забайкалья, Алтая (включая Монгольский Алтай), Южной Сибири и Северного Казахстана, Восточного Туркестана, Внутренней Монголии (ныне территория Китая) и Монгольской Народной Республики.

Также имеются, как мы видели выше, серьезные сведения и о распространении татар в Восточной Европе – до Южного Урала и Причерноморья задолго до «татаро-монгольского нашествия». Этот средневековый татарский этнос после основания Монголо-татарской державы получает также имя-политоним «монголы», или «монголо-татары» – по названию своего государства. И этническое название «татары» используется наряду с названием-политонимом «монголы».

Некоторые малоизвестные сведения о свойствах и уровне развития этноса «древних монголов»

Многие факты свидетельствуют о том, что в действительности этническая принадлежность первооснователей державы Монгол была иной, чем это представлено в многочисленных трудах «по истории монголов». И не только этническая принадлежность – но и уровень материальной культуры и образ жизни государствообразующего этноса державы Монгол с самого начала ее основания были совсем другими, чем представляют их официальные историки.

Выше были уже приведены некоторые сведения о довольно плотных контактах древних татар «до Чынгыз-хана» и «татар Чынгыз-хана» с уйгурами. Причем, как видно из приведенных выше примеров, контакты эти имели место задолго до «завоевания оседлых уйгур кочевниками-халха» в начале XIII в. Как нас уверяют официальные историки, только с «момента завоевания» монголо-татары начали более или менее тесно сотрудничать с оседлыми уйгурами – народом высокой культуры.

Для начала приведу одно замечание академика М. А. Усманова: «В. В. Бартольд в своем известном труде «Образование империи Чингиз-хана» писал, что то предпочтение, которое отдавали монголы на начальном этапе развития своей государственности уйгурской культуре (принятие уйгурской письменности, использование уйгуров в качестве секретарей, учителей), связано с близостью образа жизни, обычаев и мировоззренческих традиций этих народов» (106, 97) (выделено мной. – Г. Е.).

Как видим, русский академик, выдающийся историк-востоковед В. В. Бартольд отмечает близость «обычаев, образа жизни и традиций» татар эпохи Чынгыз-хана (то есть, монголо-татар) и уйгуров, их современников. Это вывод поддерживает академик М. А. Усманов. Л. Н. Гумилев, с которым относительно вопроса об уровне культуры средневекового уйгурского народа ни в чем не расходятся вышеназванные академики, так описывает «образ жизни, обычаи и мировоззренческие традиции» уйгур рассматриваемого периода: «С конца IX в. уйгурами стали называться именно оседлые обитатели предгорий Тянь-Шаня, в сущности, новый народ, состоявший из купцов, ремесленников и садоводов, ничем не напоминавший воинственных кочевников, имя которых он приобрел и носил… Притяньшаньская Уйгурия простиралась на юг до Лобнора, на запад до р. Манас и оазиса Кучи… Вероятно, была попытка расшириться и на восток, так как в 924 г. Ганьчжоу опять принадлежал уйгурам. Юридические документы уйгуров, изданные С. Е. Маловым, указывают, что в X–XIII вв. в Турфане существовали аренда, кредит, работорговля и долговое рабство, подати и повинности, ростовщичество и проценты, юридически оформленные сделки и заверенные подписи…» (30, 48).

В «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина отмечается: «В ней (стране уйгуров) много находится городов, и укрепленных мест, главный же город называется Карахоко» (87, 148).

Теперь сопоставим сведения об уровне материальной культуры уйгуров со следующими данными: «В державе монголов все общественно-политическое устройство создавалось непосредственно самим Чингизом. Поражают исследователей его способы государственного управления, его законы, отвечающие потребностям всего сообщества народов его государства[82]. В его государстве такие идеалы как справедливость, порядок, хорошее обхождение с людьми, были не только популярны, а в полном смысле саова были претворены в дела. Подобных качеств не было ни у одного из великих полководцев, известных истории… Он не лишал себя удовольствий жизни, но отличался и в этом от других царей мира. Никогда он не допускал себя до излишеств. И поэтому он до своих последних дней стремился к совершенству ума и намерений своих»[83] (13, 251–252) (курсив мой. – Г. Е.).

Представляется, что успехи создателей державы Монгол были обусловлены их достижениями в области правоведения и методов управления обществом, подобными уйгурским, имевшимися у средневековых татар задолго до «эпохи монголов». Ведь татары уже до Чынгыз-хана были «частью» уйгуров и имели развитое государство и право и соответствующий уровень материальной и общей культуры. И именно поэтому средневековые татары действительно смогли при наличии талантливого лидера, избранного ими, создать «систему государственного управления, законы, отвечающие потребностям всего сообщества народов» огромного Евразийского государства и основать само это государство – державу Монгол.

Они выполнили, если воспользоваться определением В. В. Бартольда, «задачу, которая в таком объеме еще не предлагалась ни одному народу и которая казалась бы совершенно непосильной для полудиких монголов, между тем единство империи было сохранено не только при Чингиз-хане, но и при его сыновьях и старших внуках…» (8, 254).

Поэтому не удивительно наличие следующие данных об уровне материальной культуры «монголо-татар», которые противоречат официальной истории о «завоевании цивилизованного мира кочевниками, целью которых были исключительно грабеж мирных оседлых народов и расширение пастбищ за счет их земель» (49, 74–79).

Официальные историки, например, утверждают, что у монголо-татар в начале XIII в. не было «железа для копий и сабель», ввиду того, что производство у них было представлено исключительно «малопродуктивным скотоводством» (там же). Согласимся с тем, что производство у монголо-татар было представлено и скотоводством тоже, только отнюдь не «малопродуктивным», так как еще в X в., как было отмечено выше, татары «вели с киданями торг коровами, баранами, верблюдами и войлоками…» (17, 26–27). Но ведь одно вовсе не исключает другое – занятие скотоводством, даже кочевым, никак не исключает, что другие представители того же народа могут заниматься и земледелием, и ремеслами, и торговлей.

Выше упоминался факт из древних китайских летописей, что в XI в. татары «получили доступ к железу и меди и наделали себе оружия» (17, 165). Также упомянутый выше араб Ибн-аль-Асир, сообщает, что «татары своими руками делают необходимое для себя оружие». Записки Ибн-аль-Асира составлены в 1218–1219 г. (101, 1), (там, же 5). В частности, татары «своими руками» изготавливали, как мы можем убедиться из записок Мэн-хуна, составленных одновременно с записками Ибн-аль-Асира, «легкие и тонкие сабли», которые были основным вооружением их войска (17, 231). «Легкость и тонкость» холодного оружия, несомненно, свидетельствует о его высочайшем качестве. И в первую очередь о качестве стали, из которого выковывались эти «выгнутые сабли» (там же), а также о высоком мастерстве их изготовителей (см. приложение № 17).

Подобное оружие невозможно изготовить в условиях стоянок кочевников, так что металлургию и кочевой образ жизни вряд ли можно было совмещать. Вот какой образ жизни вели некоторые кыпчаки, выходцы из страны кимаков, созданной и управляемой татарами: «Известная часть половцев, особенно по соседству с оседлыми земледельческими районами, постепенно переходила к оседлости и земледелию (например, на Нижней и Средней Волге). В половецких степях появились постоянные зимовища, своеобразные степные городки, окруженные пашнями» (49, 44). Выше приводились сведения о наличии столицы у кимаков – города Камания (30, 82–83). И хотя Л. Н. Гумилев замечает, что «видимо, это был город из войлочных юрт», никаких сведений в подтверждение этого, отмечу, не имеется – в противном случае представители оседлых народов, которые оставили нам сведения об этом городе, не преминули бы отметить подобную особенность столицы государства кимаков. Поэтому можно предполагать, что не только «постоянные зимовища» были у раннесредневековых татар, но и города – задолго до эпохи Чынгыз-хана.

Вообще-то у средневековых татар, которых официальные историки называют кочевниками, было постоянное стремление к строительству городов и проживанию в них. Также были у татар способность и желание и к занятиям ремеслом, торговлей и к «покровительству земледелию». Например, задолго начала войны с хорезмшахом в 1218 г., в «земле черных китаев», то есть в Джунгарии, как пишет Рубрук, «татары построили город Омыл» (88, глава последняя; XVII).

О Чынгыз-хане его современники-китайцы пишут вовсе не как о «неграмотном кочевнике»: «В «И-ту-чжи» («Карты и описания всей империи») и других китайских источниках периода Цин отмечается, что Чингиз-хан в 1220 г. построил г. Каракорум и сделал его своей столицей» (111, 40). Заметим при этом, что Каракорум «существовал еще в VIII в., но в XIII в. он сильно вырос» (там же). Каракорум был в VIII в. уйгурским городом под тем же названием, но был разрушен в ходе войны уйгуров с кыргызами. Фактически, как мы видим, город был построен «монголо-татарами» под руководством Чынгыз-хана заново «на старых развалинах уйгурского города Каракорум», скорее всего, он не был тогда совсем необитаемым, поэтому Чулууны Далай применил здесь выражение «город сильно вырос» (там же). В том районе – западная часть Монголии, верховья реки Орхон,[84] предгорья хребта Хангай – ныне расположен небольшой современный монгольский город Харахорин. Неподалеку от него находятся остатки города Каракорум, есть и архитектурные памятники (11, 124–125).

Приведем еще сведения араба Ибн-аль-Асира о «монголо-татарах»: «Утвердилась власть их в Мавераннехре, области Мавераннехра опять стали обстраиваться, и татары построили большой город поблизости от г. Харезма» (101, 38). Опять видим, что «кочевники» строят города, причем, как и следует со слов араба, город татары строят сами, а не «пригоняют невольников» – в противном случае араб, противник татар-ордынцев, не преминул бы это указать.

Марко Поло: «От того города, что я вам называл выше, через три дня приходишь к городу Чианду. Его выстроил великий хан Кублай, что теперь царствует. В том городе приказал он выстроить из камня и мрамора большой дворец» (81, гл. LXXV). В комментариях сообщается, что «обширные развалины этого города, известные под названием Чжун-найман-сюме («108 кумирен»), находятся к северу от Великой Китайской стены» (там же). То есть данные Марко Поло о строительстве «кочевниками» города во второй половине XIII в. подтверждены. Соответственно, можно полагать, что факты Марко Поло в его «Книге о разнообразии мира» приведены точные и правдивы сведения о том, что «великий хан помогает тем, у кого нет хлеба или скотины»: «Рассылает великий хан гонцов по всем своим землям, царствам и областям узнавать, не погиб ли где хлеб от непогоды, града или другого какого бедствия. Узнает, кто пострадал, без хлеба; с таких не приказывает брать податей за год, а еще приказывает дать им своего хлеба для прокормления и на обсеменение. И великая та милость великого хана! Это делается летом, а зимою раздает скотину: как узнает, что у такого-то пал скот, приказывает дать ему скотину, помогает ему и тот год податей с него не берет. Так-то, как вы слышали, помогает и поддерживает своих подданных великий хан» (там же, гл. XCIX).

Есть и другие сведения – из сохранившихся русских средневековых источников, что также и в Восточной Европе, в Улусе Джучи, в тот же период времени, и так же, как и в Китае и «всех землях, царствах и областях» державы Монголов (там же), «татаро-монголы покровительствуют земледелию» (83, 38).

Приведем сведения другого западноевропейца о том, что не только народам своей державы помогали монголо-татарские ханы: например, в 1286 г. в Италии разразился голод вследствие катастрофического неурожая. Итальянский летописец свидетельствует об оказании помощи его народу из державы Монголов, спасшей их от голода: «Татары, аланы, зихи, руссы, турки, армяне и греки дали жизненные припасы венецианцам» (110, 47).

Как видим из приведенного примера, почему-то считающиеся в трудах официальных историков-западников «полудикими кочевниками с малопродуктивным скотоводством» средневековые татары с остальными монголами (политическим сообществом народов державы) покровительствовали также земледелию и Западной Европы. И оказывали помощь бедствующим, где бы они не находились и к какой бы политической системе или суперэтносу эти бедствующие ни принадлежали.

Монголо-татары, как выясняется, строили города и в Восточной Европе, точно так же, как и в Монголии, Средней Азии, Китае: «При монголах возникли в бассейне Волги и другие города. Возник Укек[85] (на правом берегу Волги близ современного Саратова), затем Джучиды построили на левом берегу Ахтубы (Астраханская область) свою столицу, получившую название Сарай («Дворец», перс.), а на правом берегу реки Яик – город Сарайчик («Малый Сарай») и т. п. Города являлись не только центрами ремесла и торговли, но и важными административными и культурными центрами страны» (53, 229). Это только общеизвестные построенные татарами города перечислены.

В Поволжье были построены монголо-татарами и другие города, такие как Сарыклыч (современный Саров, или Арзамас-16) – есть сведения, что был этот город столицей Золотой Орды, и Наровчат (позже здесь располагался монетный двор Золотой Орды) (41, 17), Темников (по-татарски Тумен) (там же, 19).

Города под названием Тумен, построенные татарами, были также в Сибири (современная Тюмень – город есть и поныне, только «сильно вырос»), и на Северном Кавказе. Эти города «возникли на местах стоянок темников, монгольских военачальников над десятитысячным войском» (там же). Дополним, что слово «тумен» означало также административно-территориальную единицу в державе Монголов, своеобразный военно-административный округ, обеспечивающий десятитысячное воинское соединение личным составом и необходимыми материальными средствами (106, 210). Эти города являлись центрами этих своеобразных, небольших по современным меркам, но значительных тогда «военных округов».

При всем том эти монголо-татары-«кочевники», совершенно забыв почему-то о «цели своих завоеваний – грабеже и расширении пастбищ» непосредственно после установления их власти в названных областях, то есть, как полагают официальные историки, после их «завоевания», не только построили названные города, но и жили в них, не испытывая дискомфорта и мирно сосуществуя и сотрудничая с представителями абсолютно всех «порабощенных народов», например, в столице Улуса Джучи, городе Сарае.

Притом отметим, что возможно многие города были построены средневековыми татарами именно до «монголо-татарского нашествия». Точнее, до установления власти Монголо-татарской державы в указанных районах Евразии, но факты эти официальными историками Запада и Востока особо не «оглашались». Вернее, они были сокрыты, также как и другие – о том, что «татары жили и прежде на землях, где ныне живут и куманы» (2, 83). В пользу данного предположения говорит хотя бы то, что в построенных средневековыми татарами городах чеканились монеты, поощрялись ремесло и торговля – международная и внутренняя, оказывалась оттуда поддержка земледелию, то есть, в них шло поступательное развитие всесторонней экономической и культурной деятельности.

В Монголо-татарской державе вводились бумажные ассигнации, и именно по инициативе самих татар, а вовсе не «благодаря советам умных китайцев» (81, гл. XCVI). «Выбрал великий хан двенадцать знатных князей и им поручил все дела в тридцати четырех областях… Зовут их scieng, что значит «великий суд»[86] (там же, гл. XCVII).

И эти «кочевники» почему-то либо сами занимались, либо терпеливо позволяли заниматься «завоеванным» ими народам всем изложенным выше – торговлей, ремеслами, земледелием и созданием не только материальных, но и культурных ценностей. Как видно из приведенных сведений, монголо-татары вовсе не спешили «с добычей и невольниками вернуться в родные степи» – но ведь именно такова была, по мнению официальных историков, их основная цель завоевания цивилизованного мира (49, 78). Но причины и цели войн, которые велись монголами, были совершенно другими, отличными от тех, которые излагаются в трудах официальных историков «по монголам».

Теперь рассмотрим некоторые другие сведения, проигнорированные официальными историками, так как они тоже никак не «вписываются» в «общепринятую» теорию об «этнических монголах – полудиких кочевниках»: приведу извлечение из перевода текста «Сборника летописей Рашид ад-Дина», выполненного казанским историком, ученым-востоковедом А. А. Арслановой.

Автор летописи, вошедшей в персидский «Сборник…», пишет о том, что некий «бесстыднейший эмир из толпы кыпчаков Бачман, занимаясь в прилегающих к Волге местностях грабежом и разбоем во главе своих сообщников, скрывался в зарослях на берегу Волги. Мунке-каан приказал построить 200 судов и в каждое посадить по 100 человек полностью вооруженных монголов. (А) он со своим братом Бучеком по обеим сторонам реки пошли облавой…» (3, 174).

Из приведенной цитаты хорошо видно, что речь идет о постройке монголо-татарами крупного даже по современным меркам речного флота – 200 судов. Даже если цифра, преположим, в десять раз завышена – все равно однозначно флот был весьма и весьма солидным для того времени. И странно, что «кочевники», не способные к более или менее созидательному труду «грабители», смогли вообще построить пригодные для плавания по Волге крупные суда – грузоподъемностью как минимум по 10, а то и по 50 тонн каждая (если учитывать и коней «полностью вооруженных монголов»).

К тому же, как хорошо видно по контексту, облава на Бачмана и его сообщников проводилась именно вверх по Волге, так что исключается ошибка составителя летописи – например, то, что автор имел в виду плоты для сплава вооруженного отряда вниз по течению, то есть более примитивные средства транспортировки людей по реке. Также нет никаких данных в цитируемом повествовании о привлечении местных умельцев для строительства и управления флотом – например, «местных неизвестных тюрок» или «русских невольников».

И видно также, что решение Мунке принимает быстро – так сказать, в оперативном порядке и флот, как видно, строится за предельно короткое время – мастера были в непосредственном распоряжении хана, так сказать, «под рукой». Иначе летописец отметил бы неизбежные «проволочки» в связи с доставкой мастеров из более или менее отдаленных районов к месту строительства судов.

Поэтому напрашивается вывод, что Мунке и его соратники использовали опыт и знания, уже имевшиеся у монголо-татар, вероятно, и в составе войск были специалисты, которые были в состоянии построить за короткое время внушительное количество судов, вполне пригодных для плавания по большой реке, и управлять ими.

Скорее всего, татары жили на Волге в рассматриваемое время и у них было судоходство – эти места (низовья Волги) были как раз в составе Кимакского государства, частью населения которого и были татары уже самое малое как три века «до монголо-татарского нашествия» (35, 223–227).

Еще пример использования речных судов монголо-татарами, но еще более внушительных и в другом краю Евразии: «…когда племена татар, дурбан, салджиут (в тексте салджиун) и катакин объединились вместе, они все проживали по низовьям рек. По слиянии этих рек образуется Анкара-мурэн.[87]…Утверждают, что эта река (Анкара) течет в одну область, по соседству с которой находится море. Повсюду (там) серебро… Соркуктани-беги[88] послала с тысячью людей на корабле (в ту страну) трех эмиров… с тысячью мужей. Они доставили к берегу (из глубины страны) много серебра, но положить его на корабль не смогли. Из того войска больше 300 человек не вернулось обратно, оставшиеся погибли от гнилости воздуха и сырых испарений. Все три эмира (впрочем) возвратились благополучно и жили долго (после того)» (87, 101–102).

Скорей всего, здесь отражен факт, имевший место в действительности. Так же, как и в предыдущем примере, здесь нет сведений, что в подготовке похода участвовали плененные либо добровольно прибывшие «иностранные специалисты» из представителей «оседлых народов», способных, по мнению официальных историков, в отличие от «кочевников-монголов» строить суда и управлять ими.

Представляется, что могли осуществить эту экспедицию, путь которой составил более двух тысяч километров по Ангаре, только те люди, предки которых проживали на Байкале не одно поколение. То есть люди из тех самых «племен татар, дурбан, салджиут», которые «когда объединились вместе», «проживали по низовьям рек, по слиянии которых образуется Ангара». Эти «объединившиеся вместе племена», то есть народ средневековых татар, умели строить суда и управлять ими в далеких походах по многоводным сибирским рекам (См. рис. приложение № 12).

Рассмотрим еще один исторический источник – татарский, указывающий на то, что соплеменники Чынгыз-хана были народом, строившим города и имевшим представление, что такое судоходство. И главное, в этом источнике совпадают несколько важных приведенных выше фактов.

Как следует из изложенного, народ, образовавшийся в раннее Средневековье в результате объединения татар с другими тюркскими племенами и родами, представители которого обитали и возле озера Байкал, был родным народом Чынгыз-хана. Заметим также, что название самого большого в мире озера («Байкал») произошло, скорее всего, также из «самого известного говора кыпчака» – на татарском языке оно означает «Богатое озеро». И другие байкальские топонимы, смысл которых может без труда понять владеющий современным татарским языком, имеются во множестве – название той же реки «Ангара» (Ангыра) – «бестолковая», «ненормальная». Очевидно, из-за своей странности – все реки впадают в море или озеро, а эта, «ненормальная», вытекает. Есть и ныне поселок на побережье Байкала под названием Култук, что по-татарски означает «залив», и залив озера под тем же назвагнием («Култук») и др.

Также мы уже знаем, что «со слов Махмуда Кашгарского, татарам принадлежало место Отюкен; из орхонских надписей известно, что так называлась горная цепь в Монголии, близ Орхона» (8, 207).

Эти сведения согласуются полностью с данными В. П. Васильева о группе татар, которые были оттеснены киданями на север и на северо-запад от Иньшаня (17, 136). Относительно западного направления миграции татар В. П. Васильев, как мы убедились на основе и других, в том числе и полученных после кончины академика сведений, был абсолютно прав. И увидим, что В. П. Васильев был прав и относительно того, что татары мигрировали и на север.

Река Орхон – приток реки Селенги, впадающей в Байкал, она и ныне река немалая. Несмотря на период «вековой засухи», то есть сокращения количества осадков в данном регионе с конца XIII в. по XIX в. (34, 303–307). Это река сплавная – то есть, по ней сплавляют лес, связав в плоты, и к тому же судоходна даже для современных речных судов от своего устья до г. Сухэ-Батор (94, 953). Скорее всего, древние татары, будучи «оттеснены» в районы Западной Монголии, в том числе и на р. Орхон, продвигались на север, очевидно, далее вниз по рекам Орхону и Селенге – помимо миграции других их представителей в западном направлении. Скорее всего, к «месту слияния рек, где образуется Анкара-мурэн», татары с другими «объединившимися с ними племенами», а точнее, по выражению В. П. Васильева – с «единоплеменными с ними поколениями» – прибыли именно со стороны Байкала, от устья Ангары, и представляется, что именно по воде, примерно в VIII–IX вв.

Закономерно, что река Ангара получила именно это свое название: представим, что человек, прибывший на Байкал по огромной реке – Селенге, впадающей в это море, вдруг сталкивается с тем, что такая же огромная река – Ангара – почему-то вытекает из этого моря! Это и поразило человека, подплывшего к устью Ангары на утлом суденышке VIII–IX в. И соответствующее название напрашивалось для этой реки – «Ангыра», что означает на татарском и ныне – «дурная», «ненормальная». На человека, увидевшего с суши реку, вытекающую из озера-моря, эта картина вряд ли произведет впечатление – тем более для человека, образ жизни которого не связан никак с использованием каких-либо судов.

Теперь обратимся снова к уже упомянутому мной татарскому историческому источнику, составленному на татарском языке в конце XVI – самом начале XVII в. – это сборник с официальным названием «Дафтар-и Чынгыз-наме» (105, 124–125), в народе носит название «Чынгыз-хан Дафтаре» («Книга о Чынгыз-хане»), который несомненно, «сохранил на себе отпечаток предшествующих» источников (там же, 27).

Несомненно, были составленные и много ранее экземпляры «Чынгыз-хан Дафтаре», также были и есть более древние татарские исторические источники, сведения из которых вошли в этот сборник. Например, «сотни рукописей» на старотатарском языке, написанные в период с XII по XVII вв., которые были обнаружены в г. Касимове и его окрестностях только в ходе двух научных экспедиций в 60-х гг. XX в. (105, 54).

Также известно «о существовании еще трех полных списков «Дафтаре Чынгыз наме» в Британском музее в Лондоне, Королевской библиотеке в Берлине и Национальной библиотеке в Париже» (105, 102). Составлен (переписан из более древних предыдущих экземпляров) упомянутый экземпляр «Дафтаре Чынгыз наме» «представителем татарского высшего светского феодально-аристократического общества» (там же, 127).

Рассмотрим некоторые сведения из содержания этой татарской летописи, весьма малоизвестной до недавнего времени,[89] которая повествует о происхождении и жизни Чынгыз-хана. Об отличии всего содержания от китайско-персидской легенды пока говорить не будем – уже можно догадаться, что есть весьма и весьма существенные различия. Хотя есть и некоторые сходства – в сюжетной линии, например. Ведь Чынгыз-хана, как известно, многие вполне обоснованно считали в свое время чуть ли не наместником Бога на Земле, фактически Мессией, причем по доброй воле считали, по убеждению – вспомним сведения Рубрука: «…сын Божий «Звон железа»…» И не только средневековые татары, а многие народы. Рассматриваемая летопись, изложенная тогда в форме предания в общедоступной форме, должна была быть подтверждением этого народного мнения, иначе народ бы не понял автора, со всеми вытекающими отсюда, весьма, надо полагать, неприятными для него последствиями.[90]

Для лучшего восприятия данного произведения народом, достаточно осведомленным о географии Центральной Евразии, в нем должны были быть отражены и достоверные факты – географические и этнографические, а также и хронологические сведения – место и время рождения Героя; имена известных личностей, топонимы, некоторые даты известных событий, условия жизни персонажей и т. п. И красивое предание о Герое обязательно должно было быть «вплетено» в оправу правдивой фабулы, безо всякого фальша привязанной к определенной – и реальной притом, – местности, и к обстановке, соответствующей реальности описываемого времени, и к достаточно точной хронологии. Впоследствии, при переписках и пересказах, в легенду могли вноситься лишь несущественные изменения (автору этих строк еще доводилось слышать сведения из содержания «Чынгыз-би хан Дафтере» в пересказах стариков в 70-х и 80-х гг.).

Посмотрим, откуда именно, по данным татарской летописи, происходят предки Чынгыз-хана и сам он:

«У Белого моря, в городе Мальте жил Алтын-хан, жену которого звали Курлавуч. У них росла дочь – красавица Гуламалик-Куркли, которую родители берегли как зеницу ока и держали за закрытыми дверями и окнами. Но однажды, открыв окно, она увидела солнечный луч и забеременела от него. Родители, чтобы избежать позора, посадили ее на специально снаряженный корабль и пустили по морю».

«…Однако беременная царевна попадает в руки Тумаула, «деда» Чынгыза, который женится на ней и радуется тому, что она беременна и девственница. Вскоре у них родился сын, которому дали имя Дуйын-Баян. От Тумаула царевна-изгнанница рожает еще двух сыновей (Будантай и Белугтай). Их, чтобы они не были соперниками Дуйын-Баяну, отец отправляет в страну калмыков[91] (!), а последнего женит на Алангу, происходившей также из рода Алтын-хана. Алангу родила трех сыновей: Буданджар, Кагынджар, Салджу.

После смерти Дуйын-Баяна вдова Алангу опять забеременела, но также от божественного луча. Претендовавшие на престол старшие сыновья обвинили ее в разврате. Алангу требует выяснения; чтобы убедиться в ее беспорочности специальная «комиссия» должна была нести дежурство у ее дома. Под утро с неба спускается яркий луч, который входит в дом Алангу, а через некоторое время выходит оттуда в образе серого волка, и, крикнув «Чынгыз!», уходит в лес. Народ убеждается в невинности Алангу. Родившемуся сыну дают имя Чынгыз» (105, 107–108).

Как видим, здесь называется предположительное место проживания предков Чынгыз-хана и называются два топонима: «город у Белого моря – Мальта». «Белое море» из татарского эпоса – это однозначно топоним, и сохранился он к настоящему времени, хотя не совсем как название моря. Название города из татарского предания – «Мальта», это название реального географического объекта. Но не южноевропейского, широко известного ныне, а южносибирского, мало кому известного.

Выше было выяснено, что сведения из нескольких независимых источников указывают на проживание группы татар в районе Орхона и Байкала. Точнее, из этих сведений напрашивается вывод о прибытии древних татар на Байкал с южной стороны по рекам Орхону и Селенге. Обратим теперь внимание на то, что на Байкале есть и поныне топонимы, которые упоминаются в татарском эпосе о происхождении Чынгыз-хана: это, во-первых, село Мальта, ударение на последнем слоге, как и в большинстве татарских слов: «Мальта, позднепалеолитическая стоянка на р. Белая, у с. Мальта, в 85 км …к западу от Иркутска. Полуземлянки и наземные жилища, кам. и костяные орудия, статуэтки, погребение мальчика с костяными украшениями» (94,764).

Второй топоним – это река Белая.[92] В легенде это название моря, но – река Белая фактически впадает в море Байкал, как бы в продолжение (залив) моря, учитывая что Ангара, притоком которой и является Белая, вытекает из Байкала.[93]

От устья реки Белой, на которой и находится современное село Мальта, до Байкала по Ангаре расстояние около ста километров. Как видим, местом обитания предков Чынгыз-хана и возможно, и его родиной татарская летопись указывает юго-западное побережье Байкала, и эти сведения совпадают с современными топонимами, и город Мальта мог, соответственно, существовать на берегу Байкала или неподалеку на реке в X–XI вв., на протяжении жизни нескольких поколений до рождения Чынгыз-хана. И наименование этого города могло перейти впоследствии к современному селу Мальта.

Чынгыз-хан мог, несомненно, родиться и в другом месте. Стоит упомянуть, что татарские источники содержат также сведения, что «юртом рождения, жизни и правления Чынгыз-хана являлся Кытай» (105, 111). Но заметим, что географическое понятие «Кытай» означало в рассматриваемое время весьма обширные территории – по выражению Л. Н. Гумилева, «от Китайской стены до сибирской тайги»,[94] а вовсе не означало страну народа, известного ныне под схожим названием – «китайцы» (самоназвание «хань»).

Как видим, сведения о проживании части средневековых татар – представителей «народа, в котором родился Чынгыз-хан, и единоплеменных с ним поколений» на Байкале, о строительстве и использовании ими судов, о проживании их в городах, приведенные выше, полностью согласуются со сведениями татарской летописи. И главное – все эти сведения противоречат официальной версии происхождения Чынгыз-хана из племени кочевников-халха, использующих в качестве основного жилища примитивные передвижные юрты-палатки и не имевших других навыков создания материальных благ, кроме «малопродуктивного кочевого скотоводства».

Но как видим, и город, и корабль, и море в татарском предании, и даже локализация и этническая принадлежность соплеменников героев – все эти факты подтверждаются также данными из других, независимых друг от друга источников.

Примечания

1

Написание данного имени-титула дается мной в наиболее близком к его первоначальному звучанию варианте, сохранившемся в соответствующем языке – о том, что означало это имя-титул и на каком языке, а также как читается (звучит), см. ниже, в Главе 2.

2

Здесь и далее по тексту выделено мной. – Г. Е.

3

Далее слово «монголы» в данной работе будет применяться, по определению Л. Н. Гумилева, в собирательном значении, как название определенного политического сообщества, в который входили представители различных народов (31, 413), каким было значение слова «монгол» в Монголо-татарской державе. При применении данного слова в общепринятом этническом значении в качестве названия современного народа монголы, самоназвание которого халха, проживающего ныне частью в Монгольской народной Республике и в основном в Китае, мной далее будет применяться их полное официальное название: «халха-монголы».

4

«Быстрого и легкого обогащения монгольские феодалы могли достичь, лишь ограбив соседние страны, накопившие за свою многовековую историю большие богатства и создавшие трудом своих народов высокую по тому времени материальную и духовную культуру» (49, 74). И смогли, согласно утверждениям официальной истории, эти неграмотные феодалы с воинством из пастухов-скотоводов «достичь быстрого и легкого обогащения», «совершив тысячекилометровые походы через пустыни и лесные чащи» к центрам сосредоточения мировой материальной и духовной культуры и завоевав их без особого труда (там же, 78).

Это несмотря на то, что у «монголов не было ни железа для копий и сабель, ни хлопка для одежды, ни винограда для вина» (там же). И еще, согласно содержанию официальной истории о монголах, не было у монголов в начале «завоеваний» ни письменности, ни знаний языков соседних народов, ни зачатков географических знаний – без чего вряд ли возможно иметь достаточное представление о местонахождении данных центров материальной культуры вообще и особенно, заняться организацией завоевания оных. Также не было, как гласит официальная история, у монголов ни условий для занятий металлургией и самих ее навыков, ни, главное, средств для приобретения самого необходимого для организации «завоеваний».

Как ни странно, при внимательном рассмотрении сведений из исторических источников выясняется, что все перечисленные условия, так же, как и уровень развития этноса, необходимые для строительства нового государства и противоборства с имеющими миллионы подданных империями, имелись у основателей Монгольской державы, создателями которой был другой народ, намеренно «позабытый» официальными историками и «потерянный» ими где-то в начале – середине XVIII в. Это был этнос действительных первооснователей и государствообразующий этнос державы монголов – о чем и будет рассказано в данной работе.

5

Явно выраженное нежелание быть приспособленцем и подхалимом в науке и в жизни, способность иметь и высказывать свое мнение в окружении «красных профессоров» и их прихлебателей обошлись Л. Н. Гумилеву очень дорого. Со студенческой скамьи замеченный как «инакомыслящий» (34, 23), он был четырежды арестован и отбывал в лагерях два срока лишения свободы, по 5 и 10 лет, именно вследствие травли за его «инакомыслие». После первого «срока» будущий ученый участвует в Великой Отечественной Войне (полевая артиллерия), доходит до Берлина в составе действующих на переднем крае войск, но это, как видим, никак не учитывалось «правоохранительными органами» и не повлияло на суровость второго необоснованного наказания. Но учитывалось всегда диктатурой «вождей пролетариата» происхождение неугодного им человека, в данном случае то, что Л. Н. Гумилев был сыном «офицера-белогвардейца», поэта Николая Гумилева, расстрелянного «народной властью».

Да и в период «хрущевской оттепели» и позже открытое несогласие с «общепризнанным мнением» в исторической науке грозила Л. Н. Гумилеву высшей мерой наказания. Даже неоткрытое несогласие с утвердившимися в официальной науке постулатами могло в те времена оказаться достаточным для ученого, чтобы не только быть отреченным от науки, но и вообще лишиться возможности изучать историю и хоть как-то излагать свои мысли на бумаге. В одном из своих последних интервью, незадолго до своей кончины Лев Николаевич сказал: «Простите – вот я мог бы гораздо больше сделать, если бы меня не держали 14 лет в лагерях и 14 лет под запретом в печати. То есть 28 лет у меня вылетели на ветер! Кто это сделал? Это сделали не власти. Нет, власти к этому отношения не имели. Это сделали, что называется, научные коллеги. Так вот, этих, которые сидят в университетах, в институтах научных, в издательствах – вот их как-то надо подвести к тому, чтобы делали дело» (34, 166–167).

6

Речь идет о двух источниках, на которых основаны как восточная («мусульманская» и китайская), так и официальная европоцентристская ложная история монголов. Один источник – это персидский «Сборник летописей Рашид ад-Дина» (начало XIV в.). Другой источник – китайская «Юаньская история» и ее приложение в виде «халха-монгольского народного эпоса» под названием «Тайная история монголов» или, по-другому, «Сокровенное сказание», которые были написаны на китайском языке (иероглифами) и «обнародованы» только после свержения династии монголо-татар в Китае в конце XIV в.(8, 255).

Ниже будет детально рассмотрена степень достоверности указанных источников относительно темы данной работы (кроме указанных и производных от них, больше нет подобных источников, содержащих присущую им определенную легенду-схему о войне «татар до Чынгыз-хана» и «этнических первомонголах»). И станет более или менее ясно, кем и с какой целью была сочинена немаловажная в деле искажения истории Монголо-татарской державы и татарского народа, а значит, и истории России в целом, легенда, содержащаяся в данных двух источниках.

7

Ахметзаки Валиди Туган – историк, философ, тюрколог. Профессор Венского (Австрия), Стамбульского (Турция), Боннского и Геттингенского (Германия) университетов. Почетный профессор Манчестерского университета (Великобритания) и ряда других европейских и американских университетов. Родился 10 декабря 1890 г. на территории современной Республики Башкортостан Российской Федерации (деревня Кузян Стерлитамакского района). В 1909–1917 гг. – преподавательская и научная работа в России. С самого начала 1910-х гг. Ахметзаки Валиди Туган поддерживал дружеские отношения и научное сотрудничество с русским академиком В. В. Бартольдом. Это знакомство продолжалось до самой кончины академика в 1930 г. В 1919–1923 гг. Ахметзаки Валиди Туган участвовал в гражданской войне против большевиков – после окончательного разрыва с правительством Ульянова-Ленина В. И., вызванного односторонним отказом последнего от достигнутых за год до того соглашений по автономии башкирского правительства, созданного после Февральской революции А. Валиди, и главой которого он являлся. В 1923 г., несмотря на предложение Сталина И. В. о «прощении и сотрудничестве», Ахметзаки Валиди Туган эмигрировал за границу. Занимался научной и преподавательской деятельностью в Турции и Германии. Автор более четырехсот работ, большая часть – по истории тюрок и Монголо-татарской державы. Умер Ахметзаки Валиди Туган 26 июля 1970 г. в Турции, похоронен на кладбище «Караджаахмет», г. Стамбул. Ахметзаки Валиди Туган до гражданской войны придерживался взглядов о единстве Российской империи и общей исторической судьбе русского народа и татар-мусульман (14, 59). К татарам-мусульманам он относил, естественно, и себя (там же, 62). Работа Ахметзаки Валиди Тугана «История тюрок и татар» (13) впервые была написана автором на татарском языке и издана на татарском же языке в Казани в 1912 г. (переиздана в 1915 г.). Также эта работа была переведена на башкирский язык и издана г. Уфе в 1994 г., вместе с его трудом «История башкир», написанным в эмиграции. Мной в данной работе используются сведения также из других работ Ахметхзаки Валиди Тугана, написанных им как до гражданской войны в России, так и в период его жизни в эмиграции.

8

Ахмет Заки Валиди Туган на основании данных В. В. Бартольда и Говарда (13, 251–252).

9

Г. В. Вернадский (18), (19), Марко Поло (81).

10

Также приведу определения различного уровня развития этноса, принятые в официальной исторической науке. Племя, тип этнической общности и социальной организации людей эпохи первобытнообщинного строя. Характерны: кровнородственная связь между его членами, деление на роды и фратрии, общность территории, некоторых элементов хозяйства. Самосознания и самоназвания, обычаев и культов, для позднего этапа – самоуправление, состоящее из племенного совета, военных и гражданских вождей. Образование союзов племен, завоевания и переселения вели к смешению племен и возникновению более крупных общностей – народностей. Пережитки племенной организации сохраняются у некоторых народов и в классовом обществе (94, 1025). Народность, исторически сложившаяся языковая, территориальная, экономическая и культурная общность людей, следующая за племенем и предшествующая нации. Народности возникают в различные исторические эпохи, начиная с рабовладельческой вплоть до современной. Многие народности, (особенно мелкие), могут постепенно сливаться с более крупными и более развитыми народностями и нациями (там же, 874). Народ, различные формы исторических общностей – племя, народность, нация (там же, 872). Нация (от лат. natio – племя, народ), историческая общность людей, складывающаяся в процессе формирования общности их территории, экономических связей, литературного языка, некоторых особенностей культуры и характера» (там же, 881).

11

Месторазвитие (определение ученых-евразийцев), или родина этноса – неповторимое сочетание элементов ландшафта, где этнос впервые сложился как система (31, 829). «Речь идет именно об этноландшафтных зонах, т. к. они образуются в результате взаимодействия, симбиоза человека и ландшафта, когда они начинают дополнять друг друга» (34, 175).

12

Данная официальная версия основана на некоторых сведениях из двух источников, уже упомянутых выше – китайской «Истории династии Юань» (конец XIV в.) и персидского «Сборника летописей Рашид ад-Дина» (начало XIV в.). Соавторами персидского источника были Рашид ад-Дин, придворный вельможа ханов Хулагуидов в Персии, и китаец Пулад Чинсанг.

13

Васильев Василий Павлович родился 20 февраля 1818 г., в г. Нижний Новгород. Окончил Казанский университет в 1837 г. Член-корр. Академии наук по разряду восточной словесности историко-филологического отделения с 9 декабря 1866 г. Академик историко-филологического отделения Российской Императорской Академии наук (история и древности восточных народов) с 11 января 1886 г. С 1840 по 1850 гг. научная работа в Китае. С 1851 г. профессор Казанского университета по кафедре китайской и маньчжурской словесности. Владел китайским, маньчжурским и халха-монгольским языками. Умер 27 апреля 1900 г., в г. Санкт-Петербург. Похоронен в с. Каинках Свияжского уезда Казанской губернии. См. портрет (Приложение № 1).

14

В. П. Васильевым были обнаружены и переведены многие исторические источники, до которых после свержения в Китае власти монголо-татар в конце XIV в. не добрались китайские историки Минской династии, сочинившие новую «историю монголов» на китайском языке в течение одного года, при этом предварительно уничтожив все обнаруженные ими «книги на татарском языке и бумаги с татарскими письменами» (111, 15–16). И удивляло русского академика то, что многие документы, содержащие совершенно отличающиеся от общепринятой версии сведения о татарах Чынгыз-хана, не были занесены в официальные каталоги китайских исторических источников (17, 170). Объяснение здесь простое – эти документы не были обнаружены китайцами при «чистке» историографии в XIV в. и позже.

15

В китайском языке в слове «татар» звук «р» меняется в данном случае на «нь» («татань»). Но бывает так, что «р» просто опускается или меняется на другой звук: вот еще примеры о данной особенности китайского языка – название «персы» на китайском языке будет звучать так: «по-сы» (73, 110). Другой пример: «Каракорум в китайских источниках передается как «Хэ-ла хэ-линь» (111, 40).

16

Учтем, что пишет Мэн-хун свои «Записки о монголо-татарах» в 1219 г., и это данные очень хорошо знавшего Чынгыз-хана и его соратников человека, представителя императорской ставки – военного командования Южного Китая у средневековых татар. Мэн-хун участвовал в разработке межгосударственных соглашений и принимал участие в боевых действиях войск Сунской династии (Южный Китай) против агрессивной империи Цзинь (Маньчжурия и восточная часть Китая), совместно с войсками молодой державы Чынгыз-хана. То есть, сведения Мэн-хуна – это сведения военного, дипломата и разведчика. И главное – сведения Мэн-хуна дошли до нас в первозданном виде, уцелев при чистке китайской историографии.

17

Другое историческое название этих местностей (Северо-запад современного Китая) – «Татарская степь» (Махмуда Кашгари, см. (53, 133)). Шато – часть Татарской степи. В. П. Васильев пишет «Шато» (иногда «Шамо») относительно одной и той же местности – это степь между Монгольским Алтаем и Тянь-Шанем (17, 136). Карта на Приложении № 7.

18

Бартольд Василий Владимирович (1869–1930), академик Петербургской Академии наук с 1913 г., позже был также академиком АН СССР. Труды по истории Средней Азии, Ирана, Арабского халифата, ислама и истории востоковедения (94, 11).

19

Чжурчжени, предки маньчжуров, основатели империи Цзинь (другая транскрипция этого названия – Кинь) на северо-востоке Китая (см. карту на приложении № 18).

20

Отмечу, что слово «мэнгу» («мэнге») не просто «тюркское», а именно старотатарское, во многих тюркских языках данного слова нет. На современном татарском языке слово «мэнге» означает «вечно» («manga» – можно воспроизвести по английским правилам чтения). Хотя в современном татарском официальном литературном языке данное прилагательное почему-то заменено существительным – «Мэнгелек» («вечность»), соответствующее природе языка прилагательное «вечный» («вечная») по-татарски будет – «мэнгел» («mangol»). Еще в конце XIX – начале XX в. подобной замены в татарском языке – прилагательного существительным – не наблюдается (98, 157). Но, как видим, получилось в современном официальном татарском языке так, что и прилагательное, и существительное – только в случае с этим словом – обозначается одним и тем же словом «мэнгелек». Хотя с другими словами-наречиями и образованными от них прилагательными татарского языка подобного не произошло. Например: прилагательное «тогэл» («точный», «точное»), а существительное будет – «тогэллек» («точность»). Подобных примеров можно приводить много. Ударение обычно на последнем слоге.

Приведем для примера еще одно из образованных аналогично со словом «мэнге» прилагательных: «Jingu» («джингу») – «победа, побеждать, преодоление», от данного слова прилагательное – jingel («джингел») – «легкий», или «легко преодолеваемый». Существительное будет – «джингеллек» (Jengellek) – «легкость». И никто из татар никогда не скажет «Jingelek» вместо «Jingel». А если сказать по-татарски «вечные», будет: «мэнгеллэр», или, даже если совсем уж по-современному литературному, то слово «вечные» будет: «мэнгелэр». На современном официальном татарском «монголы» будет «монголлар».

21

Пожалуй, в истории самое распространенное определение любой державы – «вечное». Например: «Москва – Третий Рим, будет стоять вечно», или – Вечный город – Рим.

22

Империя киданей образовывается на восточной территории нынешнего Китая к началу XI в. От названия народа, создавшего эту империю – кидани («катай») и произошло современное название Китая (17, 18). Кидане периодически наступали на запад, на территории древних уйгуров и татар, но, несмотря на свою 100-тысячную армию, «ничего не могли с ними поделать» (IX–XI в.) (там же, 23), (там же, 25–27). В 1115 г. империя киданей была разгромлена совместными ударами татар, уйгуров и чжурчженей, на ее территории чжурчженями создается империя Цзинь. Ахметзаки Валиди Туган относит киданей, бывших в тот период «императорами над Китаем и руководителями управлений», к тюркской народности (хытай, катай) (13, 232).

23

«Род – коллектив кровных родственников, ведущих происхождение от общего предка, носящих общее родовое имя. Счет родства ведется по материнской (материнский род) или по отцовской (отцовский род) линии. Возник на рубеже верхнего и нижнего палеолита. Роды объединялись в племена. Распался с возникновением классового общества. Пережитки родоплеменного деления сохранились у многих народов» (94, 1142).

24

Отмечу, что Юаньская история, сочиненная китайской династией Мин после свержения власти монголо-татар в конце XIV в., излагала свою версию событий и исключительно в своих, китайских интересах, в полном соответствии с легендой-схемой об «этнических монголах», о чем будет подробней изложено ниже.

25

Турфан – город в Уйгурии, на северо-западе современного Китая.

26

Город в северо-западной части КНР, граница провинции Ганьсу с Уйгурским автономным округом.

27

«Ям» – татарское слово, имеет также и современные значения: почта, почтовая станция (истор); 2) большое углубление, яма. Также слово «ям» – корень современного татарского слова «ямау» – «покрытие (перекрывание чего-то, соединение), заплата».

28

Из этого будет небольшое исключение – авторы двух-трех источников упорно стараются именовать татар Чынгыз-хана «тюрками» и монголами (мугулами) именно в этническом смысле, с заметным усердием стараясь отделить «татар» от «монголов», а соплеменников и потомков Чынгыз-хана – и от татар, и от монголов, и противопоставить их друг другу. Ниже будут прояснены причины и условия этого явления.

29

Имена собственные и другие названия нельзя воспринимать буквально – как увидим ниже, многие имена изрядно искажены – сначала фиксировавшими их арабами (при записи имен на своем языке) затем переводчиками. Тем не менее, даже в таком виде имена звучат как тюркские (татарские), а не халха-монгольские.

30

Ниже увидим, что и после распада державы Монгол татары сохранят название и самоназвание своего народа.

31

«Монголы – халха-монголы, нация, основное население МНР. 1, 64 млн. чел. (1987 г.). Язык монгольский. Разрозненные группы монголов живут в Китае (3,7 млн. чел.)» (94, 837).

32

Комментарий к советскому изданию: «Представление Н. М. Карамзина о монголах отражает уровень науки того времени. Он пользуется термином моголы, бытовавшем в XVIII – начале XIX века (летописцы пользовались словом татары, но не моголы). Но монголы до Чингисхана представляли сложное этническое единство, в котором тюркский компонент был не всегда преобладающим, постепенно был совсем утрачен» (46, 524–525). Видимо, в связи с тем, что документы монголов сохранились почему-то исключительно на тюркском языке (на одном из тюркских языков), в официальной науке чуть позже «стало преобладающим» совершенно противоположное мнение: мол, оказывается, было совсем наоборот – это «татары, которые были на самом деле халха-монголы», и «отюречились в кыпчкакской среде» (3, 197). Но мы уже видели, откуда взялись термины «монгол», «могол» – из того же тюркского языка, вернее, одного из тюркских языков. Отмечу, что историческая наука во времена Н. М. Карамзина действительно еще не «достигла того уровня», чтобы татар Чынгыз-хана и его самого объявить халха-монголами. Историей Карамзин Н. М. начал заниматься в 1804 г. (46, 5), когда еще не полностью разошлась общепризнанная ныне персо-китайская версия «истории этнических монголов». Персидские и китайские легенды на европейские языки были переведены только в середине XIX в. (111, 23). И надо полагать, многое в сохранявшихся в то время средневековых источниках, не дошедших до нас, тогда им противоречило. Но в то же время Миллером, Шлецером и Байером и их последователями давно была внедрена в историографию России черная легенда о «монголо-татарском нашествии и иге», об «отставании России на триста лет от Европы по вине монголо-татар». Легенда об уничтожавших города вместе с населением «диких азиатах-завоевателях, не моющихся никогда и не меняющих белье, пока оно не сгниет и не спадет с плеч» (24, 73), стала основой темой российской истории, которую изучали с детства Н. М. Карамзин, А. С. Пушкин, А. А. Гордеев и многие другие…

33

Народы Джурджэ – предки позднейших маньчжуров, чжурчжени (87, 66).

34

Обратим внимание, что, несмотря на искажение «историографами», явно видно, что имена ханов тюркские (точнее – татарские) – Туган-Тимер, Тугыз-Тимер. Имя нояна Есудера, скорее всего, принадлежит представителю предков современных халха-монголов. Согласно сведениям историков МНР, Есудер действовал по заданию китайцев (111, 137).

35

Напомню, что ходе этой более чем двадцатилетней войны распространялись воззвания «Убивай татар и жги книги на татарском языке!»; «Бей татар всюду, жги повсеместно бумаги с татарскими письменами!» (111, 15–16).

36

То есть как до, так и после основания державы Чынгыз-хана.

37

«Чичен» (у татар-мещеряков и сибиряков часто «цэцэн», у башкир «сэсэн», у казахов «шешен») – «это название присуще только природе тюркского народа. Оно означает человека мудрого, находчивого в словах и в поступках, смелого и энергичного» (13, 237).

38

Многие переводчики поступали проще – подбиралось любое «подходящее» слово на современном для переводчика халха-монгольском языке и перевод его вставлялся в текст перевода, а оригинал «непонятного» слова в тексте, в отличие от В. П. Васильева, уже не оставляли (87, 106–107), (там же, 163). Особенно в этом преуспел русский ориенталист XIX в. И. Н. Березин, современник В. П. Васильева. Доходило до курьезов – получалось, в текстах его «переводов», что в степях Монголии водились дикобразы и кабаны (?), из коих «монголы варили себе похлебку» (там же, 179).

39

Известны и другие варианты написания слова «би» – «бек». В некоторых регионах слово «бий» сменилось позднее другими словами – заимствованиями из персидского языка с аналогичным смыслом – «эмир», «мурза» (41). «В литературе эти два термина («бег и бий») и «мирза (мурза)» очень часто применяются как равнозначные, чуть ли не синонимы. Термин этот в разное время применялся с различными смысловыми оттенками – от должностного звания до наследственного титула» (105, 92).

40

Нойон – должность в государстве монголо-татар, войсковой командир – по положению ниже эмира (бия). В современном татарском языке сохранилось в виде слова-эпитета «наян» – шустрый, смышленый, сообразительный, не унывающий человек.

41

Вопреки общепринятому мнению, есть достоверные сведения о том, что Джучи был вторым сыном Чынгыз-хана: «У Чингиса весьма много детей: старший сын, Би, убит при осаде западной Цзиньской столицы Юнь чжунь…. Нынешний старший императорский сын, Ю-чжи (Чу-чи), есть уже второй сын…» (17, 221). Мэн-хун писал свои «Записки…» в 1219 г. Араб Ибн-Батута в начале XIV в. писал: «Татары называют родившегося ребенка по случаю, как и арабы…» (101, 295). И представляется более вероятным, что назвали первого сына Чынгыз-хана словом, обозначающим «звание или титул» («би»), а не местоимением «я». Ниже увидим, что одного из сыновей Чынгыз-хана назвали словом, означающим в переводе на русский язык «Ратник» или «Воин».

42

Татарский язык оставался языком дипломатических отношений России с восточными странами до проведения реформ Петра I по «европеизации» России (например, в отношениях между Россией и Персией вплоть до конца XVII – начала XVIII вв.) (38, 43).

43

«Марко Поло (около 1254–1324 гг.) итальянский путешественник. В 1271–1275 гг. совершил путешествие в Китай, где прожил около 17 лет. В 1292–1295 гг. морем вернулся в Италию. Написанная с его слов «Книга» (1298 г.) – один из первых источников знаний европейцев о странах Центральной, Восточной и Южной Азии» (94, 1043). Необходимо отметить, что историки всего мира очень высоко оценивают сведения Марко Поло: «Книга Марко Поло» – один из самых важных источников по истории монголов времен династии Юань. Марко Поло, прослуживший в династии Юань в течение 17 лет правления Кубилая, увидел очень многое. Его книга переведена на халха-монгольский, русский, английский, китайский, японский, французский, немецкий и другие языки Марко Поло за время длительного пребывания на службе династии Юань часто разъезжал на почтовых по различным районам империи, наблюдал образ жизни монголов, научился языку и накопил немало сведений» (111, 32).

44

Куманы: другие варианты названия «половцы» – в русских, и «кыпчаки» – в восточных источниках, собирательное наименование различных тюркоязычных племен, обитавших в степях и лесостепных зонах от Алтая до Черного моря. Кумания в европейских источниках – степи и лесостепи примерно от Яика (р. Урал) до Северного Причерноморья, восточнее и южнее Русских земель.

45

Территория современной Башкирии, Урал и Предуралье. Так же и «Великая Венгрия, откуда происходят наши венгры» (2, 85) (т. е. венгры, проживавшие при Юлиане и проживающие и ныне на территории современной Венгрии. – Г. Е.). Персы называли этих венгров «башкирды» (102).

46

В средневековом татарском народе была субэтническая группа – «карачы» (карачын), «карача», «карачу» («караца» – у северных мишар, и у многих сибиряков). В. П. Васильев также, несомненно, знал об этом и обоснованно полагал, что Чынгыз-хан и большинство его соратников происходили именно из этой субэтнической группы татар – «черных татар», «харачин» (17, 135), (там же, 217). «Составлявшие сообщество «карачы» тумены и их комсостав известны также наряду с этим (названием) под сословным определением «ясачный», то есть, у монголов это слово означало «полноправное, правящее». И в Чагатайском улусе, и в улусе Джучи они считались состоящими на регулярной войсковой службе. Из них – Уфимские татары, которые испокон веков всем семейством несли войсковую службу» (13, 35–36).

В. Бартольд: «Один из военных отрядов монгол в период завоевания был переселен в Малую Азию, их потомки назывались черными татарами (кара татар). Аксак-Тимур в XIV в. переселил их после завоевания Малой Азии на остров озера Иссык-куль и в Хорезм, оттуда они бежали в Золотую Орду». Некоторые высказывают мнение, в принципе, не противоречащее изложенному, что слово «карачи» – «является термином-титулом» (105, 41–42). Поскольку «карачы» – это было также и название представителей от народа при хане – именно в начальный период державы Монголов они выбирались из данного субэтноса татар – скорее всего, «из улуса, в котором родился Чынгыз-хан и единоплеменных с ним поколений» (17, 169). И А. З. Валиди, несомненно, прав в том, что «карачы» – это сообщество (субэтнос) в этногруппе средневековых татар.

47

То же самое, что и «страна Кумания», но дополнительно включала в себя степи и лесостепи от Волги на восток до Иртыша. Полное название «Дашт-и Кыпчак», что на персидском значит «Кыпчакская степь», примерно с X–XI вв. известно именно как географическое название, под которым «подразумевались степи от Иртыша до Дуная», часто применялось это географическое название именно в сокращенном варианте – «Кыпчак» (3, 194–199).

48

Здесь и далее слово «тюркский» имеет лингвистическое значение и подразумевает определенную близость языков и психологического склада, формировавшихся веками в сообществе тюркских племен и народов Великой Степи (36, 444–459).

49

То есть письмом (письменностью), который и использовали в основном в Монгольской державе – уйгурской письменностью.

50

«Письма у татар не было» не при начале деятельности Чынгыз-хана, как нас уверяет официальная историография. Давным-давно до установления Монголо-татарской империи, еще только «при начале возвышения татар, у них вовсе не было письмен» – пишет Мэн-хун, но конкретное время не указывает. Он лишь фиксирует, что задолго до него татары уже употребляли «уйгурское письмо» и «поныне еще употребляют» (17, 219). А «начало возвышения татар», скорее всего, относится к более раннему периоду, к VI–IX вв., как мы видели выше.

51

Приведу переводы имен перечисленных лиц – аналогичных слов с современного татарского языка: Темер (Тимер) – «железный, стальной», Кадак – «гвоздь», Бала – «ребенок, малец, малой». Смысл слова «Хингай», уверен, также можно установить человеку, обладающему более глубокими знаниями в старотатарском языке (в любом случае, окончание данного имени говорит о том, что данное имя старотатарское, ср.: Юзекей (Езукэй, «Есугей»), Кутай, Камай, Еникей, Тукай, Уктей (ср.: «Угедей») и т. п.).

52

Махмуд Кашгари – ученый-филолог и географ, чиновник государства Караханидов, составитель первого известного труда по изучению тюркских языков «Диване лугатет тюрк» (53, 119), (63, 7). Государство уйгуров-караханидов занимало в XI в. обширные пространства в Западном и Восточном Туркестане, Семиречье, Южном Тянь-Шане. Жители этой страны – тюрки-уйгуры, ныне там Уйгурский автономный район КНР. Смотрите также карту – приложение № 4 (31, 100–101).

53

Имеется еще текст на камне, обнаруженном в лесах под Нерчинском (Бурятия) в XIX в. Надпись выполнена уйгурскими буквами, и, как полагают официальные историки, на «старом халха-монгольском языке». Но однозначного перевода данного текста так и не смогли сделать – разные «переводчики» толкуют этот текст по-разному – то есть, текст этот до сих пор не переведен.

54

На службу в другие регионы державы воины-ордынцы направлялись только вместе с семьями (24, 124), (87, 30). Каждое воинское формирование комплектовалось из представителей отдельных племен или народов и было этнически однородным.

55

«Пайза» – это слово сохранилось и ныне в татарском языке в форме «пэйдэ» – означает «проявление», «явление», «возникновение», «представление» («пэйдэ булырга» – «появиться», «возникнуть»). Буква «Д» произносится мягко (близко к «З»), а на некоторых диалектах, и на башкирском языке – как межзубовое «З».

56

Современная «общепризнанная» транскрипция имени отца Чынгыз-хана, доведенная до полного соответствия с «уровнем официальной исторической науки», как известно, «Есугей» (33, 93). Скорее всего, потому, что в языке халха-монголов, предкам которых во что бы то ни стало должно было принадлежать имя отца Чынгыз-хана, нет буквы «к».

57

«Когда Чингиз-хан Эль-Темирджи (=Темучин) стал царем татарским и завладел странами Восточными и Северными, да рассеял войска свои по разным краям…» (араб Эннувейри) (101, 540).

58

Нельзя обойти здесь вниманием широко бытующее среди официальных историков утверждение о том, что имя-титул Чынгыз-хана произошло от словосочетания «Тенгиз-хан» то есть – «Море-хан», «Океан-хан» (53, 168). Только непонятно и не объясняется никак, почему буква «Т» сменилась буквой «Ч», в то время как в имени-прозвище Timerching эта буква сохранилась? К тому же, стоить заметить, что на халха «море» обозначается словами, заимствованными у тех же татар – «далай», «тэнгис» (на татарском «дала» – «степь», а «дингез» – «море»). Степь же на халха будет: «тал, хээр нутаг».

Как объясняют сейчас западники и булгаро-тюркисты: мол, Чынгыз-хана прозвали халха-монголы – «Тэнгис-хан», из-за того, что хотели этим сказать: «Могущество его бескрайне как море» (104, 11). Только не учитывается здесь, мягко выражаясь, одно существенное несоответствие – откуда неграмотные кочевники, обитающие на берегах Онона (там же), имели представление, что такое море, и главное как оно выглядит, и что оно, море, именно бескрайнее, каково и должно было быть и могущество их хана? А имя-титул должен был быть понятен каждому подданному – иначе смысла в данном титуле никакого. Было бы более правдоподобно, если бы назвали его «Тал-хан», например, то есть, «Степь-хан». Кстати, и были такие имена-титулы в «домонгольскую эпоху», у тех же татар, так и звучали – «Дала-хан» (17). В дословном переводе с татарского языка – «Степной хан».

59

«Буква «ы» в татарском языке обозначает особый звук, средний между о, а, э (примерно как второе «о» в слове город или «ы» в слове «опыт») (59, 15).

60

«Чингиз-хан отличался не только личной отвагой и острым умом, но также сильным характером и исключительной целеустремленностью: достигнув какой-либо одной поставленной цели, он всегда стремился к другой, более высокой» (53, 168).

61

Цитата из работы Абуль-Гази приводится по переводу Г. С. Саблукова (1906 г.). В работах Л. Н. Гумилева данные из работы Абуль-Гази приводятся по переводу, сделанному французскими учеными-ориенталистами в первой половине XVIII века. Еще замечу, что мы уже имели возможность убедиться, что русские и советские ученые (за исключением немногих – например, В. П. Васильева, С. Г. Кляшторного) имеют навязчивую склонность заменять в тексте татарские слова халха-монгольскими. Также произвольно толковать и «упускать» важнейшие факты, которые противоречат версии официальной истории о «халха-монгольском государстве Чынгыз-хана». Или просто заменять бывшие в первоисточнике слова «татарское», «татарин» словом «монгольское», «монгол» – без каких-либо объяснений.

62

Необходимо также пояснить, что слово «яучи» («джаучи») в современном татарском языке тоже переводится в некоторых случаях как «гость». Сначала так, скорей всего, в шутливой форме, называли сватов, а со временем это закрепилось в языке. Этим словом называются и ныне сватья, приходящие сватать невесту, поскольку процесс подготовки и проведения свадьбы в соответствии с древними обычаями татар имеет характер своеобразной полномасштабной «войны»: с ведением предварительной «разведки», направлением «послов», многократными переговорами-застольями, распространением соответствующей информации (или дезинформации), для того чтобы смутить «противника». То есть, соответственно стороны невесты и (или) жениха. Причем сторона невесты упорно «не сдается», и оговаривает соответственно более «выгодные условия сдачи». Завершается все разгульной свадьбой и неизбежной пальбой из ружей (в воздух). Татарскую свадьбу, проводимую по старинным обычаям и то, что ей предшествует, «описывать можно бесконечно» см. об этом подробно у Саид мурзы Еникеева (41, 82–90).

63

В «уйгурском» письме (21 буква в алфавите) эти два звука («д» и «т») обозначались одной буквой (106, 112).

64

И ныне среди татар это имя распространено: например, Даян Баянович Мурзин, Председатель Башкирской Республиканской Коллегии Адвокатов в 70-е – 80-е гг. XX в. Баянов – распространенная татарская фамилия.

65

Как раз в этом источнике, переведенном В. П. Васильевым («Цзинь-го чжи»), также остались сведения о том, что родной этнос Чынгыз-хана назывался «татар», и что «татарский государь Тэмучень объявил себя императором Чингисом» и «не упоминается имя прежних мингу как соплеменников Чынгызхана» (17, 164–165).

66

Отмечу, что в татарском языке есть два слова в значении «знамя»; это упомянутое «ту», и другое слово «байрак» – от «старотюркского» слова «буюрук» что значит «командующий» – данным словом называли также штандарт командующего туменом или соединением туменов. Так как система управления войсками в бою и в походе была основана на сигналах, в том числе и штандартами (знаменами). Сохранившее букву «г» в конце слова подобно многим «общетюркским» словам («кутлу» – «кутлуг» и др.), слово «ту» в старой форме – «туг», было усвоено и предками халха. И подобно слову «ильче» и другим татарским словам имеется и ныне в их языке наряду с другими, собственно халха-монгольскими словами, означающими «знамя», «флаг»: «тэмдэг, дарцаг».

67

В антропологическом отношении среди современных татар преобладают представители большой европеоидной расы. Волго-Уральские татары: темный европеоидный тип: 40 % казанских, 60 % мишарей, 15 % кряшен (татары-христиане). Светлый европеоидный тип: казанские татары и мишари по 20 %, кряшен 44 %. Монголоидный компонент (южносибирский тип) 14 %. кряшен также – сублапаноидный (уральский) тип до 34 % (45, 5).

68

Эпикантус – складка у внутреннего угла глаза человека, образованная кожей верхнего века и прикрывающая слезный бугорок. Характерен для монголоидной и некоторых групп негроидной рас (94, 1575).

69

«Евразия – в трудах европейских географов до XVIII в. называлась Татарией» (34, 33).

70

За исключением сравнительно непродолжительного сухого периода в X в.

71

Примечательно здесь, как этническое наименование «татары» заменяются, как и везде «в необходимых случаях» – в соответствии с конъюнктурными требованиями – собирательным наименованием «тюрки».

72

«Обширный регион между Северным Китаем и Восточным Туркестаном» (53, 133).

73

Ли – китайская мера длины, ли рассматриваемого периода соответствует примерно 576 м (73, 94).

74

Шато – район «Татарской степи» Махмуда Кашгари (53, 133). Карта на приложении № 7.

75

«Племена чжа, т. е. инородческие племена, которые были под зависимостью у цзиньцев и охраняли их границу» (17, 218) – как видно из данного примера, название «татары» «не было исключительно общим названием всех племен, которые после прозвали монголами», а было названием конкретного этноса – соплеменников Чынгыз-хана.

76

Цзиньцы, или чжурчжени, предки маньчжуров.

77

Кимаки, другое их известное название «йемеки» (53, 118–119). Скорей всего, это искаженные транскрипцией тюркские (старотатарские) слова. Кимак: «кёмэк» (кум?к), что значит «множество, масса» (народу). Йемек: «йыймак» («жыймак») – сообщество, совокупность (народов, племен, людей).

78

Ясно, что половцы-кыпчаки, до того как «отделились от массы кимаков», были подданными государства кимаков (татарского, т. е. созданного и руководимого татарами). Но связи с ними (и зависимости от них) не потеряли вплоть до начала XIII в. И вполне понятно, что имели в виду татары, описываемые в Лаврентьевской летописи: «Татары, узнавши о походе русских князей, прислали сказать им: «Слышали мы, вы идете против нас, послушавшись половцев… пришли мы попущением Божиим на холопей своих и конюхов, на поганых половцев, а с вами нам нет войны…» (38, 101).

79

См. выше (глава 1) о походе хорезмшаха Мухаммеда против племен татарина Кадыр-хана и вступлении в эту войну Джучи-хана и сражении монголо-татар с войском хорезмшаха (102, 13–14).

80

Другой вариант написания названия этого племени – дурбан.

81

Территории, также называвшиеся в Средние века «Ибирь-Сибирь», включали в себя территории современной Башкирии, Юго-западной Сибири и др. «По определению Утемиша Хаджи, Тура – это аулы и владения оседлых мангытов на территориях современной Башкирии и Сибири. Хотя и в Сибири были расположены города туранских ханов, но в основном их местопребывание было в Башкирии, особенно в районах современных г. Уфы, п. Чишмы и г. Стерлитамака (13, 23).

82

Первый свод законов Чынгыз-хана и его сподвижников, составленный одновременно с учреждением ими государства (конец XII – начало XIII в.), известен под названием «Великая Яса» (от татарского Язу – «Писание»). Дальнейшее развитие Великий Язу получил в «белеках» – процессуальных нормах, регламентирующих порядок применения «Язу» и вместе с тем являвшихся уточняющими толкованиями норм данного сборника сообразно с изменениями общественных отношений. В некоторых источниках название этого сборника законов приводится с применением буквы «К», «Г» в конце слова, позже утерянного в татарском языке – «Язуг» (транскрибированиями доведено это название также до формы «Джасак», «Ясак»). «Язу» в народной памяти татар сохранилась доныне – существует выражение, например – «Язуда булса, эшлэрбез», то есть, если соответствует какое-либо дело Ясе, то, мол, наверняка получится это сделать.

83

Ахметзаки Валиди Туган указывает на использование им сведений В. В. Бартольда и Г. Говарда.

84

Выше приводились данные Махмуда Кашгари о том, что в верховьях Орхона в XI в. также были владения татар.

85

Позволю себе здесь внести поправку в одно утверждение С. Г. Кляшторного – относительно названия города – правильнее, на мой взгляд, все-таки не «Укек», а «Увек» (41, 16). Правильнее потому, что название «Увек» – производное от татарского «Эувэл» (старая форма «Эувэк») – «прежний», «предыдущий», «который был (и) ранее».

86

Комментатор пишет: «Марко Поло, как и его мусульманские современники, смешивает слово «сян», обозначавшее членов совета 12, со словом «син», которым обозначались 12 главных областей, на которые разделялся Китай при монголах». Но, скорее всего, правы более Марко Поло и «его мусульманские современники». Просто слово это было искажено переводчиками и «толкователями» записок Марко Поло в духе китайской «Истории о монголах». Всего вероятней, что слово это соответствует современному татарскому слову «жыен», что означает «собрание», «собор», «совет». Буква «ж» в слове «жыен» произносится мягко, как нечто среднее между английскими звуком, подобным «ш» в слове she, и английской буквой g. В пользу данного предположения также говорит то, что комментатор отмечает: «В переводе И. Минаева пропущено: «дворец, в котором они живут, носит то же самое название» – представляется, то дворец, в котором живут и работают члены «совета 12», вряд ли мог называться тем же словом, что и «член совета».

87

Комментарий: «По-видимому, разумеются те левобережные притоки Ангары, кои вливаются в нее по выходе ее из Байкала» (87, 102). Речь идет непосредственно о том районе, где река вытекает из озера Байкал, это километров 50–100 от устья. Ниже мы увидим, что это предположение верное.

88

Комментарий: «Старшая сестра Тулуй-хана, мать Менгу-каана, племянница Ван-хана кераитского, христианка» (87, 102).

89

«Дафтаре Чынгыз наме» был запрещен в числе прочих татарских исторических произведений с 1944 г. как не соответствующий политике Политбюро КП и положениям курируемой им официальной исторической науки.

90

Скорей всего, эта летопись-предание была предназначена именно для «всеобщего» использования и распространения, в отличие от доступной только узкому кругу Чингизидов «Алтын дафтер», который содержал своеобразную хронику, Устав, и «сборник инструкций» Великой Орды. Общеизвестно, что «Алтын Дафтер» не был доверен даже Рашид ад-Дину, который достиг высокого положения в государстве чингизидов в Персии (Иран), и который на определенное время даже смог стать его фактическим правителем. Как было отмечено выше, «Алтын Дафтер» до сих пор считается не обнаруженным, и в нем, по всей вероятности, содержались уже реальные сведения о происхождении Чынгыз-хана, который не имел монархического, ханского происхождения. Академик М. А. Усманов, из работ которого здесь приводятся сведения, подчеркивает общность названий «Дафтаре Чынгыз наме» и «Алтын Дафтер». И высказывает мнение, что автор заимствовал это название от «бывшей у ханов-чингизидов официальной истории их рода «Алтын Дафтер» («Золотая тетрадь» или «Золотая книга»), не дошедшей до нас. Существование списков «Алтын Дафтер» в золотоордынских библиотеках, возможно, даже казанских ханов не должно вызывать сомнений. Впрочем, в пользу такого предположения говорят данные самого памятника» (105, 106).

91

На рубеже XVI–XVII вв., когда составлялся данный список летописи, как известно, калмыками уже звали потомков ойратов – халха-монголоязычного народа. Примерно в то время они и прибыли в Россию из «своей страны» – Западной Монголии и Джунгарии.

92

Можно возразить, что этот топоним «Белая» – название русское. Но есть, к примеру, также и в Башкирии река Белая, по-татарски же называется «Агидель», то есть – «Белая река». Отсюда видно, что в названии реки прилагательное «Белая» сохраняется при переходе его в другой язык.

93

Есть у Ангары в этой местности одна уникальная особенность, придающая ей сходство с незамерзающим зимой морем. Река эта не замерзает круглый год на протяжении километров 20, начиная от устья (от Байкала) – и это свойство природное, так как сравнительно теплая вода температурой выше нуля, поднимается зимой с глубины озера и вытекает в Ангару.

94

«Термин Хитай (или Хатай, Китай) означал в ту пору (в Средневековье. – Г. Е.) северную пограничную область Китая (Cataya Марко Поло, по словам которого, там было много христиан, идолопоклонников и мусульман); а вот Мачин (а также Манзи) – это Южный Китай)» (87, 47).

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.