Листки из вещевого мешка (Художественная публицистика)

      Свои творческие кризисы кандидат в меченые охотно объясняет себе тем, что с годами, а также по мере признания он стал самокритичнее. Это не совсем верно. Ослабело стремление что-то создать, критическое же сознание осталось прежним, оно убывает лишь у меченого.
      Потребность учить, иметь учеников, стремление руководить, войти в состав жюри и т. д. не обязательно есть симптом старческой немощи.
      Меченый водит нас по своей мастерской и не замечает, что все, что он с воодушевлением нам показывает, создано им десятилетиями раньше; он вибрирует от страсти копировщика, которую принимает за стремление творить, он не чувствует себя старым, вовсе нет, напротив; он беспрестанно демонстрирует нам свой темперамент, свою живость, свое чревоугодие и т. д.
      Меченый узнает себя по жажде славы, которая отличается от его прежнего честолюбия: она чувствительнее, чем честолюбие, которое еще может питать наши надежды.
      Дилетанты старятся незаметнее.
      Меченый обнаруживает, например, что, сидя в пивной, он уже не возится с пивными подставками, не пытается строить из них пагоду, которая тут же распадается; его не влечет даже полет пивных подставок из окна в озеро. Пивные подставки, озеро - он не знает, что тут может быть завлекательного, и крошит хлеб, кормит лебедей, думая, что это привлекает птиц. Если мелком прочертить маршрут его прогулки по городу, меловой след будет иным, чем прежде: меньше зигзагов, вызванных разного рода отвлечениями. Даже несчастный случай (смерть на асфальте, полиция, толпящиеся из любопытства прохожие) не привлекает его внимания, как и витрины. Меченому незачем уставать; он не выглядит как старик, но его все меньше тянет приложить руку там, где в этом нет нужды. Например, при виде кальдер-мобиля у него не возникает желания надуть его и привести пальцем в движение. При этом ему доставляет удовольствие, если кто-то это делает. Ему это знакомо. Но если ему что-то незнакомо, если он находится в чужой квартире и видит там какой-нибудь своеобразный предмет, нечто, что он видит впервые, он ведет себя как в музее: "Ne touchez pas les objets" 1. Он должен взять это в руки, чтобы они могли почувствовать это. Чувствуют они? Меченый удивляется: у него в руках кусок проволоки, медной проволоки, которая гнется без щипцов, он может держать ее в руках, не играя с ней, не пробуя изогнуть в ту или другую сторон), - он знает, что это значит, и пугается.
      1 Руками не трогать (фр.).
      Нет никакого сомнения в том, что созданные в старости произведения (Теодор Фонтане *) могут быть значительными; этим утешаются люди, которым нечего терять в области творческой активности, - ну и пускай себе утешаются.
      Некий меченый, чьи картины висят сегодня в каком-нибудь более или менее значительном музее, в один прекрасный день решает, что ему нужно новое пальто; но он не отваживается больше выходить на улицу и просит, чтобы ему приехали для выбора новые пальто домой; он перемерил целую дюжину, ни на одном из них не может остановиться, оставляет три штуки для более внимательного рассмотрения и приходит к выводу, что ему пальто вообще не требуется; после этого он неделю работает, затем вскрывает себе вены на вершине славы.
      Не считая бедности, которая этому сопутствует, непризнанному в старости легче; он живет в своем нерастраченном притязании на будущую славу.
      Художники или скульпторы, произведения которых уничтожены катастрофой (высшей силой), всегда кажутся себе моложе своих ровесников.
      Вообще-то, не считая вундеркиндов, верно, что создатели искусства стареют позднее, чем прочие люди; с другой стороны, если старость наступает, они замечают ее раньше - задолго до того, как ее замечают окружающие, - то, что мы называем мастерством, уже пугает создателя искусства.
      Когда слабеет осязание, слабеет слух, слабеет зрение, мозг меньше воспринимает и медленнее работает, убывает эмоциональность, убывает или по меньшей мере сужается любопытство, рефлексы повторяются или вообще исчезают, ассоциации застопориваются, фантазия засушивается, всякого рода желания слабеют и т. д., случается, что меченому легче дается его искусство: то, что он задумывает, он совершенствует (возрастной стиль).
      Бывает, старческая немощь рождает художественные шедевры. Вероятно, с этим связано, что меченые нередко проклинают свое искусство, искусство вообще; то, что остается, и есть искусство.
      Взгляд старого Рембрандта...
      Национальной драмой Швейцарии (во вторую мировую войну) является не "Вильгельм Телль", а скорее "Добрый человек из Сычуани". Вот только не хочется, чтобы злой дядя, благодаря которому только и возможны добрые дела, был швейцарцем. Потому мы остаемся при "Вильгельме Телле".
      Опросный лист
      1. Вы считаете себя хорошим другом?
      2. Что Вы воспринимаете как предательство:
      а) когда это делает другой человек?
      б) когда это делаете Вы?
      3. Сколько у Вас сейчас друзей?
      4. Считаете ли Вы продолжительность дружбы (нерушимость) ее мерой?
      5. Чего Вы не простили бы другу:
      а) двуличия?
      б) того, что он отбил у Вас женщину?
      в) что он в Вас уверен?
      г) иронии по отношению к Вам?
      д) что он не переносит критики?
      е) что он почитает и охотно общается с людьми, с которыми Вы рассорились?
      ж) что Вы не имеете на него влияния?
      6. Хотели бы Вы обходиться без друзей?
      7. Держите Вы собаку в качестве друга?
      8. Бывало ли, что Вы вообще не имели друзей, или же Вы тогда просто снижали свои требования?
      9. Дружите ли Вы с женщинами:
      а) до связи?
      б) после связи?
      в) без связи?
      10. Чего Вы больше боитесь: осуждения со стороны друга или осуждения со стороны врагов?
      11. Почему?
      12. Есть ли у Вас враги, которых Вы втайне хотели бы сделать своими друзьями, чтобы легче было их почитать?
      13. Если кто-то в состоянии помочь Вам деньгами или если Вы в состоянии помочь кому-то деньгами, видите Вы в этом угрозу прежней дружбе?
      14. Считаете Вы природу другом?
      15. Если Вы окольным путем узнаете, что злая шутка по Вашему адресу пущена Вашим другом, прекращаете Вы с ним дружбу? И если да:
      16. Какую степень откровенности Вы выносите от друга - в обществе, в письменной форме, с глазу на глаз?
      17. Предположим, Вы имеете друга, намного превосходящего Вас в интеллектуальном отношении: утешает Вас его дружба независимо от этого или Вы втайне сомневаетесь в его дружбе, которой Вы добились только восхищением, верностью, готовностью помочь и т. д.?
      18. Что чаще пробуждало Вашу естественную потребность в дружбе:
      а) лесть?
      б) встреча с земляком на чужбине?
      в) сознание, что вражды Вы в данном случае не можете себе позволить, например из-за того, что Ваша карьера пострадает?
      г) Ваше собственное очарование?
      д) лестное сознание, что человека, который пользуется уважением, Вы в обществе сможете назвать по имени, как своего друга?
      е) идеологическое согласие?
      19. Как Вы говорите о потерянных друзьях?
      20. Если Вам во имя дружбы приходится сделать то, что противоречит Вашей совести, сохраняется после этого дружба?
      21. Бывает ли дружба без сродства в юморе?
      22. Что, по Вашему мнению, необходимо, чтобы отношения между двумя людьми можно было счесть не просто общностью интересов, а дружбой:
      а) приятное лицо?
      б) возможность с глазу на глаз расслабиться, то есть уверенность, что не все будет разболтано?
      в) совпадение политических взглядов в общем и целом?
      г) чтобы один другому мог внушить надежду уже самим фактом своего присутствия, уверенностью, что тот позвонит, что тот напишет?
      д) терпимость?
      е) возможность открыто противоречить, но чутко улавливать, какую меру откровенности другой может вынести, и, значит, проявлять терпение?
      ж) отсутствие вопросов престижа?
      з) признание за другим права на тайны, то есть не обижаться, если что-то открывается, о чем тот никогда не говорил?
      и) сродство в чувстве стыда?
      к) обоюдная радость как первый рефлекс при случайной встрече, даже когда нет времени?
      л) умение надеяться за другого?
      м) гарантия, что, услышав сплетню, другой по меньшей мере потребует доказательств, прежде чем согласится с ней?
      н) общие восторги?
      о) общие воспоминания - не будь они общими, они лишились бы интереса?
      п) благодарность?
      р) не судить другого, понимая, что он не прав?
      с) отсутствие любого рода скупости?
      т) не привязывать друг друга к мнениям, которые когда-то привели к единству, то есть ни один не должен отказываться от нового взгляда из уважения к другому?
      (Несоответствующее зачеркнуть.)
      23. Какая возможна разница в возрасте?
      24. Если многолетняя дружба распадается, например потому, что не складываются отношения с новой спутницей жизни друга, сожалеете ли Вы, что эта дружба вообще существовала?
      25. Друг ли Вы самому себе?
      Франкфурт
      Книжная ярмарка. Разница между лошадью и автором лошадь не понимает язык торговца лошадьми.
      1971
      Опросный лист
      1. Если, находясь за границей, Вы встречаете соотечественника, возникает у Вас тоска по родине или совсем наоборот?
      2. Символизирует для Вас флаг родину?
      3. От чего Вы скорее могли бы отказаться:
      а) от малой родины?
      б) от отчизны?
      в) от заграницы?
      4. Что Вы называете родиной:
      а) деревню?
      б) город или жилье в нем?
      в) языковую принадлежность?
      г) часть света?
      д) квартиру?
      5. Предположим, Вас ненавидят на родине: можете ли Вы из-за этого отрешиться от своей родины?
      6. Что Вам особенно дорого на родине."
      а) ландшафты?
      б) общие с тамошними жителями привычки, то есть Вы приспособились к людям и можете рассчитывать на их понимание?
      в) обычаи?
      г) то, что Вы обходитесь без чужого Вам языка?
      д) воспоминания о детстве?
      7. Обдумывали Вы когда-либо вопрос о выезде?
      8. Какие блюда Вы едите из-за тоски по родине (например, немецкие отпускники на Канарских островах заказывают ежедневно самолетом кислую капусту) и чувствуете ли Вы себя при этом уютнее в мире?
      9. Предположим, родина воплощается для Вас в покрытых лесом горах с водопадами: трогает Вас встреча с такого же рода покрытыми лесом горами и водопадами в другой части света или она разочаровывает Вас?
      10. Почему не существует прав для людей без родины?
      11. Бывает ли, что, пересекая границу и оказавшись на родине, Вы чувствуете себя более одиноким как раз в тот момент, когда улетучивается тоска по родине, или вид, например, знакомой формы (железнодорожников, полицейских, военных и т. д.) укрепляет в Вас чувство родины?
      12. Сколько родины Вам нужно?
      13. Если Вы живете вместе с мужчиной или женщиной, у которых другая родина, чувствуете Вы свою непричастность к родине другого или Вы от этого чувства освобождаете друг друга?
      14. Поскольку родину с ее природой и обществом не переменить как место, где Вы родились и выросли, - благодарны Вы за это?
      15. Кому?
      16. Есть ли местности, города, обычаи и т. д., которые наводят Вас на тайную мысль, что Вам больше подошла бы другая родина?
      17. Что лишает Вас родины:
      а) безработица?
      б) изгнание по политическим причинам?
      в) карьера на чужбине?
      г) то, что Вы все чаще думаете по-другому, чем люди, считающие то же место, что и Вы, своей родиной и господствующие там?
      д) злоупотребление военной присягой?
      18. Есть ли у Вас вторая родина, а если да:
      19. Можете Вы себе представить третью и четвертую родину или Вы в результате снова возвращаетесь к первой?
      20. Может ли идеология стать родиной?
      21. Есть ли места, где Вас охватывает ужас при мысли, что это могла быть Ваша родина, например Гарлем, и задумываетесь Вы над тем, что могло бы это для вас значить, или Вы просто благодарите бога?
      22. Воспринимаете ли Вы вообще Землю как родину?
      23. Как известно, солдаты на чужих территориях гибнут тоже за родину; кто определяет, что Вы обязаны сделать для родины?
      24. Можете Вы представить себя без родины?
      25. Из чего Вы заключаете, что звери, например газели, гиппопотамы, медведи, пингвины, тигры, шимпанзе и т. д., вырастающие в вольерах или заповедниках, не воспринимают зоопарк как родину?
      23.4.71
      Молодые люди, бородатые и безбородые, ветераны войны во Вьетнаме, бросают свои медали на ступени Капитолия в Вашингтоне; каждый сообщает время своей службы, свое имя, затем срывает с шеи награду и выкрикивает проклятье или отходит молча.
      24.4.71
      Демонстрация противников войны в Вашингтоне; примерно 300 000 человек. Главным образом люди в возрасте между двадцатью и тридцатью годами. Посреди речей песня Пита Сигера: "The last train to Nuremberg" 1. Массовый сбор без драк, без разрушений. Во всех речах единодушный протест против грязной войны, против обнищания бедных, порождаемого войной, против несправедливости. Нападки на Никсона и Агню и ФБР - Гувера, но с верой в американскую демократию, "All power to the people" 2, - надежда без политической доктрины; все выдержано в духе морали, толпа терпеливо ждет, не ревет, время от времени поднимает плакаты с призывами к миру, порой кулаки. "Peace now" 3, требования вызывают дружелюбные аплодисменты. Выступают вдова Мартина Лютера Кинга, его преемник, мать Анджелы Дэвис, белолицый сенатор, студенты. Лица из толпы, показываемые телевидением, спокойные и славные, наивные. Не революционная толпа, нет, она не такая; словно в секте, где обращаются к слушателям со словами Brothers and sisters" 4, звучат серьезные речи против военных преступлений и загрязнения воздуха - все в целом трогательно. Без радикальной критики системы. Президент Никсон находится далеко, в своем загородном доме; никто из представителей администрации не предстал перед группой инвалидов войны из всех частей огромной страны.
      1 Последний поезд в Нюрнберг (англ.).
      2 Вся власть народу (англ.).
      3 Мира! (англ.)
      4 Братья и сестры (англ.).
      Опросный лист
      1. Можете Вы вспомнить, с какого возраста Вы отдаете себе отчет, что Вам принадлежит или не принадлежит?
      2. Кому, по Вашему мнению, принадлежит, например, воздух?
      3. Что Вы считаете своей собственностью:
      а) то, что Вы купили?
      б) наследовали?
      в) сделали?
      4. Если Вы сразу же можете заменить тот или иной предмет (шариковую ручку, зонт, наручные часы и т. д.), возмущает ли Вас кража как таковая?
      5. Почему?
      6. Считаете Вы, что деньги сами по себе уже есть собственность, или Вы должны что-нибудь себе купить, чтобы чувствовать себя собственником, и чем Вы объясняете, что чувствуете себя собственником, особенно тогда, когда думаете, что Вам завидуют?
      7. Знаете ли Вы, что Вам нужно?
      8. Предположим, Вы купили земельный участок: когда Вы почувствуете себя хозяином деревьев на этом участке, то есть Вас порадует или по крайней мере покажется само собой разумеющимся право срубить эти деревья?
      9. Считаете Вы собаку собственностью?
      10. Любите ли Вы ограду?
      11. Когда Вы останавливаетесь на улице, чтобы подать нищему, почему Вы делаете это так торопливо и по возможности незаметно?
      12. Как Вы представляете себе бедность?
      13. Кто научил Вас различать собственность расходуемую и собственность умножающуюся - или никто Вас этому не учил?
      14. Коллекционируете ли Вы предметы искусства?
      15. Знаете ли Вы свободную страну, где богатые составляют не меньшинство?
      16. Почему Вы любите дарить?
      17. Сколько собственности на землю Вам нужно, чтобы не испытывать страха перед будущим? (В ответе указать квадратные метры.) Или Вы считаете, что чем больше земельная собственность, тем больше страх?
      18. От чего Вы не застрахованы?
      19. Если бы существовало право собственности только на предметы, которыми Вы пользуетесь, но не на то, что дает власть над людьми, хотели бы Вы жить в таких условиях?
      20. Сколько рабочей силы Вам принадлежит?
      21. Каким образом?
      22. Страдаете Вы иной раз от ответственности собственника, которую Вы не можете возложить на других, не подвергая опасности свою собственность, или эта ответственность доставляет Вам радость?
      23. Что Вам нравится в Новом завете?
      24. Поскольку право на собственность хоть и существует, но реализуется лишь при наличии собственности, могли бы Вы понять, если бы большинство Ваших соотечественников, осуществляя свое право, однажды лишило Вас собственности?
      25. А почему нет?
      Опросный лист
      1. Боитесь ли Вы смерти и с какого возраста?
      2. Что Вы делаете, чтобы преодолеть этот страх?
      3. Вы не боитесь смерти (потому что Вы материалист, потому что Вы не материалист), но боитесь умирания?
      4. Хотели бы Вы быть бессмертным?
      5. Пережили Вы момент, когда Вам казалось, что Вы умираете? О чем Вы при этом думали:
      а) о том, что оставляете?
      б) о положении в мире?
      в) о каком-нибудь ландшафте?
      г) все было тщетой?
      д) что без Вас никогда не осуществится?
      е) о беспорядке в ящиках стола?
      6. Чего Вы больше боитесь: того, что на смертном одре кого-нибудь незаслуженно обругаете, или того, что незаслуженно простите?
      7. Когда Вы узнаете, что умер кто-либо из знакомых, поражает ли Вас, каким само собой разумеющимся Вам кажется то, что другие умирают? И если нет: возникает у Вас чувство, что он в чем-то Вас превзошел, или Вы чувствуете свое превосходство?
      8. Хотели бы Вы знать, что такое умирание?
      9. Если Вы при определенных обстоятельствах когда-нибудь желали умереть и этого не произошло, полагаете Вы потом, что ошиблись, то есть оцениваете Вы по-другому эти обстоятельства?
      10. Кому Вы порой желаете своей собственной смерти?
      11. Если Вы не боитесь смерти, то почему: Вам надоела такая жизнь или Вы сейчас как раз ею наслаждаетесь?
      12. Что Вас раздражает в похоронах?
      13. Если Вы кого-то жалели или ненавидели и узнали, что он умер, что происходит с Вашей ненавистью или Вашей жалостью к этому человеку?
      14. Есть ли у Вас друзья среди мертвых?
      15. Когда Вы видите покойника, возникает у Вас чувство, будто Вы знали этого человека?
      16. Целовали Вы когда-нибудь покойника?
      17. Если Вы думаете не о смерти вообще, а о собственной смерти, потрясает она Вас, то есть Вам становится жаль себя, или Вы думаете о людях, которых Вам жаль после Вашей кончины?
      18. Хотели бы Вы умереть, сознавая, что умираете, или внезапно - от падающего кирпича, паралича сердца, от взрыва И т. д.?
      19. Хотели бы Вы быть похоронены в определенном месте?
      20. Когда дыхание прекращается и врач это подтверждает, уверены Вы, что в этот момент человек не видит сны?
      21. Какие мучения Вы предпочитаете смерти?
      22. Если Вы верите в царство мертвых (Аид), утешает Вас мысль, что мы все будем видеться вечно, или Вы поэтому боитесь смерти?
      23. Можете Вы представить себе легкую смерть?
      24. Если Вы кого-то любите, почему Вы хотите умереть первым, оставив горе другому?
      25. Почему умирающие не плачут?
      О ЛИТЕРАТУРЕ И ЖИЗНИ
      МОЙ БЫВШИЙ ДРУГ В.
      Недавно (но с тех пор прошло уже несколько лет) я случайно увидел его издали на улице в Цюрихе; он сильно отяжелел. Вместе с В. мы учились в гимназии в Цюрихе. Не могу сказать, узнал ли и он меня; он не обернулся, и я сам себе удивился, что не пошел сразу за ним, просто остался на месте. Стою и смотрю ему в спину. Он без шляпы. Широкие плечи; он очень высок, в толпе его ни с кем не спутаешь, да ведь я только что видел его и спереди. Он уставился перед собой, видимо задумавшись; а сейчас он глядел вниз, на асфальт, словно тоже узнал меня. Он знает, и я знаю все, что он сделал для меня. Я даже не окликнул его через улицу, чтобы он обернулся. Зачем ему моя пожизненная благодарность? К тому же я знаю, что я во всех отношениях ему не ровня. В классе он всегда был первым, хоть он и не честолюбив; он был сообразительнее других и, не умея относиться к этому легко, был добросовестен; он скорее смущался, когда учителя хвалили его. Чтобы не слыть примерным учеником, он бывал иной раз груб с учителями. После занятий я провожал его домой - большой крюк для меня, но зато и польза: от него я впервые услышал о Ницше, Освальде Шпенглере, Шопенгауэре. Его родители были очень богаты. Но он не придавал этому значения, не считал это основанием для самоуверенности. Например, он отказался от кругосветного путешествия, в которое мог отправиться после экзамена на аттестат зрелости, отказался и от машины; все показное ему претило. У него был характер философа. Меня поражало, сколько всего умещалось в его голове; он был и очень музыкален, чего нельзя сказать про меня; целыми вечерами он ставил для меня пластинки Баха, Моцарта, Антона Брукнера и других, которых я не знал даже по имени; совершенно немузыкальных людей нет, говорил он. Я писал всякую мелочь для газет и гордился, когда что-нибудь публиковалось; думаю, что тщеславие первое, что его разочаровало во мне. Мне приходилось зарабатывать деньги, он это понимал, конечно, но его огорчало то, что я писал. Он уговаривал меня заняться рисованием. Он считал, что я не лишен способностей в этой области. Его суждения об изобразительном искусстве тоже были оригинальны, а не вычитаны из книг - они диктовались его собственными пристрастиями. Но я не решался рисовать, хотя он и советовал мне; зато я учился у него искусству смотреть картины. Скоро он настолько опередил меня в абстрактном философствовании, что быть его собеседником мне стало не по плечу; он почти перестал говорить, что сейчас читает, и вполне возможно, что то или иное открытие Зигмунда Фрейда я приписывал ему, хотя у него и в мыслях не было обманывать меня. Просто не имело смысла называть мне источники, которых я не знал. Итак, он советовал мне рисовать. Сам же он отказался от виолончели, потому что его игра, хотя он самозабвенно упражнялся, не отвечала его высоким требованиям; у него были слишком тяжелые руки. В. вообще усложнял себе жизнь. Родители, конечно, знали, что он никогда не захочет продолжать их дело. Лишь позднее он вошел в правление их фирмы, да и то с неохотой. Некоторое время он изучал медицину, выдержал первые экзамены; я не совсем понимал, почему он отказался от медицины. Во всяком случае, не по легкомыслию. Потом он занимался живописью, и я восхищался тем, что у него получалось; работы его были безыскусны, но в них ощущалась стихийная сила. Необыкновенный человек, которому, несомненно, приходилось труднее, чем всем нам. Он и физически был сильнее меня; у его родителей был собственный теннисный корт в саду, и, поскольку я был довольно беден, В. подарил мне свои старые ракетки, чтобы мы могли играть вместе. К победе он не стремился, просто он играл лучше, и я мог научиться у него тому, чему его выучил тренер, и даже более того: он учил меня проигрывать, играть не ради выигрыша - для него выигрыш не имел значения, так как он всегда выигрывал, а для меня выигрыш все равно был недоступен. Я бесконечно наслаждался этими часами. Когда он мне сообщал, что сегодня площадка мокрая, я чувствовал себя несчастным. Я бредил В. Когда я приходил к нему, в дверях появлялась горничная и вежливо просила подождать в холле, пока она справится наверху, и мне, конечно, казалось, что я помешал, даже если В. принимал меня. Сам он почти никогда не приходил ко мне, но удивлялся, если я неделями не показывался. Он был задушевным другом, моим единственным другом в то время, ведь рядом с В. я едва ли мог представить себе кого-нибудь другого - никто не выдержал бы сравнения с В. Кстати, его родители, беспокоясь о сыне, были очень предупредительны со мной; если В. осведомлялся, можно ли мне остаться на ужин, они всегда соглашались. Это был первый богатый дом, в который я попал; он был лучше других, где я бывал позже. Одним словом, я чувствовал себя задаренным. Сложнее было, когда я хотел сделать подарок В. ко дню рождения или к рождеству - мои подарки ставили его в затруднительное положение, ибо у него был более развитый вкус, и сплошь и рядом приходилось обменивать подарок на другой. У меня тогда была моя первая невеста, и ее обменять я не мог. Она боялась В., не хотела признавать его превосходства надо мной, что меня огорчало. Это было сорок лет назад. Я часто задавался вопросом, что влекло В. ко мне. Мы много бродили, плавали. В. очень остро воспринимал пейзаж. Его физически оскорбляла всякая техника в природе, провода высокого напряжения и тому подобное. Благодаря ему я познакомился с Каспаром Давидом Фридрихом *, с Коро *, позднее с Пикассо и африканскими масками; при этом он обходился без назидательности. О многом из того, что знал, он умалчивал. Я исходил пешком всю Грецию и, конечно, рассказывал об этом, однако у меня было ощущение, что В. увидел бы больше. Такое ощущение, я думаю, было и у него; он внимательно слушал, пока не приходилось все-таки перебить меня, чтобы обратить внимание на что-нибудь примечательное перед нашими глазами, что я без него действительно не заметил бы, например на удивительную бабочку. Он просто больше замечал. Но за одну вещь я никогда не испытывал к нему благодарности: за его костюмы, которые были мне на один размер велики. Моя мать, правда, укорачивала рукава, да и брюки, и тем не менее они мне не подходили. Я их, так и быть, носил, чтобы не обидеть В.; ведь он желал мне добра, понимал, что я не мог покупать себе костюмов, а материал отказанных мне пальто или пиджаков был все еще безупречен. Не мое дело, почему он сам не носил больше этих вещей. Кем-кем, но франтом, гоняющимся за модой, он не был; я думаю, у его родителей был портной, время от времени приходивший к ним на дом. Дарил он мне и другие вещи, которыми еще не пользовался, например пластинки, целую симфонию. Он никогда не дарил безрассудно, как это делают нувориши, неразумно и несообразно с моим положением. Хоть я никогда не говорил об этом, он догадывался, как мало зарабатывает начинающий репортер и рецензент. Он был достаточно чуток, из-за меня ему неприятна была роскошь родительского дома - впрочем, напрасно, ибо я никогда не связывал В. с роскошью. В своей комнате с видом на сад, и город, и озеро он скорее казался мне Диогеном, независимым благодаря своей духовности. Он ездил на трамвае, подобно нам. Суровый по отношению к себе, он вообще никогда не выбирал более удобного пути. В октябре, когда вода уже совсем холодная, он переплывал озеро туда и обратно. Позднее В. оплатил все мое учение в высшей школе: 16 тысяч франков (тогда это были большие деньги, чем теперь) за четыре года, то есть четыре тысячи франков в год. Собственно говоря, мне жаль, что я упомянул о костюмах. Меня не обижало, если посреди разговора он вдруг узнавал свой пиджак и говорил, что английские материалы отличаются большой прочностью и что было бы жалко и так далее. Просто это меня забавляло - не более того. Долгое время он то и дело приглашал меня в концерты, и не только в последний момент - если его мать не могла воспользоваться заказанным билетом. Он действительно считал, что ни один человек не может быть совершенно немузыкальным, и я в самом деле часто приходил в восторг, хотя и как профан, о чем можно было заключить по его физиономии: в таких случаях В. умолкал, но не надменно, а смущенно. И тем не менее он все равно продолжал приглашать меня в концерты, но не в театр. Он вовсе не был равнодушен к театру, только относился к нему критичнее, чем я. Он вообще ко всему относился более критично, чем я, в том числе и к себе. Я часто заставал его в неподдельном отчаянии. Вот уж кто ни к чему - и тем более к себе - не мог относиться легко. Это отчаяние не было истерическим: он спокойно и разумно доказывал неразрешимость стоявшей перед ним проблемы. И что бы я ни говорил в ответ, это только показывало ему всю меру его одиночества. Наши беды, например моя беда с невестой-еврейкой в тридцатых годах, и его беды были несравнимы - это понимал и я. Его беда была беспримерной, моя же только частной, из нее можно найти выход, и он был уверен, что я каким-нибудь образом найду его. Нельзя сказать, чтобы В. оставался безучастным к моим бедам; но в его беде никто не мог ему помочь, менее всего его отец, человек разумной доброты, да и мать тоже: она считала себя интеллектуалкой, а он полагал, что ее жадный интерес ко всему современному лишь бегство от настоящей жизни. Когда я много лет спустя, после того как мы долго не виделись (я год прожил в Америке), рассказал ему о своем предстоящем разводе, В. не задал мне ни единого вопроса, но само его молчание показало мне, сколь эгоистично я излагал дело. Мы бродили по лесу, и В. пытался заговорить о чем-нибудь другом, но мне было тогда не до бабочек. Чтобы вернуться к разговору о моем разводе, я спросил о его браке. И хотя я давно знал историю, которую он рассказал в ответ, в изложении В. она предстала более значительной, более богатой осложнениями, и глубокие ее уроки были совершенно неприменимы к моему случаю. Я понимал, что снова заговорить о моих трудностях будет попросту бестактно. Его развод с моим не сопоставишь. Позднее я все-таки развелся. Мне тогда не приходило в голову, что в те годы мы встречались почти всегда только с глазу на глаз, а не в обществе других людей, так, чтобы я смог увидеть друга в ином освещении. Происходило это не только из-за него - он всегда чуждался посторонних, - но и из-за меня. Пока мы были вдвоем, я не страдал от его превосходства - оно само собой разумелось. Как я уже говорил, я чувствовал себя одаренным, отмеченным его вниманием, как тогда, когда мне позволялось провожать его из школы домой. Он подарил мне Энгадин. Еще и теперь, проезжая через эту местность, я всякий раз вспоминаю В. Я имею в виду не только то, что поездка к Энгадину была бы мне не по средствам. Он знал Энгадин. Он и альпинист лучший, чем я. Его семья нанимала в горах проводника, который из года в год его тренировал. Без В. я никогда не взобрался бы на эти горы. Он знал, где и когда угрожают лавины и как вести себя в опасной местности; он прикреплял на случай лавины красный шнур к своему рюкзаку, добросовестно осматривал откос и проверял плотность снега, затем стремглав пускался вниз, и мне оставалось только двигаться, как бог на душу положит, по его дерзкой колее.