Христианство и перевоплощение

      человека -- это в истинном смысле слова Сын Человеческий. Это грядущий человек, который превыше всего доныне существовавшего, -- "высокое ... обновление"*.
      В опустевших небесах является "знамение", "тайный знак" Сына Человеческого как новый грядущий идеал. За этой ступенью, до известной ступени еще абстрактной, следует подлинное конкретное созерцание, сам Христос предстает вновь отверзающимся духовным очам человечества. "И увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою (dynamis) и славою(doxa) великою". С ним приходят ангелы. Человек приобщается ко Христу, и его сознание пробуждается к созерцанию царств духовных иерархий. Ангелы "с трубою громогласною" "соберут избранных Его от четырех ветров..." (Мф. 24:31). Ангельское водительство будет становиться для людей все более ощутимым именно в том, как люди встречаются друг с другом "по велению судьбы". Находящиеся в духовном родстве узнают друг друга, с каких бы концов света они ни явились и невзирая на все существовавшие издревле преграды.
      То, что "сосредоточено" в евангельских образах, "расцветет" событием, далеко протяженным как в пространстве, так и во времени. Представление о повторных земных жизнях не только не противоречит этим образам, но в конкретности исторического осуществления как раз придает смысл этой цельной картине.
      Сжатие длинных цепочек событий в один-единственный образ дает ключ и к апокалипсису от Павла (1 Фес. 4:13-- 17). Павел исходит из вопроса об умерших и их соотнесенности с вторым пришествием Христа. Бог их "приведет с Ним". Усопшие, покинувшие во сне земное тело, обладают полным жизни бытием, поскольку Бог дает им возможность странствовать в ином мире в соединенности с Христом, в чьем духовном преображении они участвуют как "сопутники", "ведомые с Иисусом". Умершие во Христе будут участвовать и во втором пришествии Христа, при том прежде живущих на земле, так же как в "Фаусте" Гете горные вершины "прежде всех узрели ... [вечный. -- Ред.] свет"**, который лишь позже озарит долины. Павел
      __________________________________________________________________________
      * Новалис. Гимны к ночи, V. Перевод В. Микушевича. ** И.В. Гете. Фауст, ч. II, д. I. Перевод Н. Холодковского. [Стр.90]
      начинает со слова "keleusma" (1 Фес. 4:16) -- "возвещение", точнее "приказ", "повеление", что-то вроде звучащего в духовных мирах "настала пора". Слышится "глас Архангела", наверно Архангела Михаила. В антропософском духовном созерцании Михаил играет важную роль. Его задача -в первую очередь спиритуализация сил мышления и воления, ныне решающе важных, но до ужаса скованных материализмом. Архангел должен подвести разум человека к божественному и подготовить для Христа поистине "совершеннолетнее", зрелое человечество.
      К "гласу Архангела" присоединяется "труба Божия". Она упомянута и в апокалипсисе горы Елеонской: "И пошлет Ангелов Своих с трубою громогласною" (Мф. 24:31). В Откровении Иоанна этот мотив раскрывается в образе Ангела, трубящего семь раз. В звуках трубы люди переживали властный пробуждающий призыв духовного мира-- призыв, пронизывающий все существо человека. Метафизически "в" этих трех событиях -- в "возвещении", "гласе Архангела" и "трубе Божией" -- "Христос сойдет с неба".
      Выше мы уже отмечали (см. с. 34), что слово "parousia" означает не столько "пришествие", сколько "присутствие". Воскресший Христос, Который сказал: "Я с вами во все дни", присутствует в настоящем. Его "пришествие" совершается в поле человеческого сознания, пробуждающегося к осмыслению этого, благодаря чему Христос впервые истинно "достигает" человека. Однако это принципиальное положение нужно все-таки дополнить еще одним аспектом: при этом пробуждении человека Христос, хотя уже присутствует в настоящем, со своей стороны тоже развивает некоторую активность. В гл. 28 Евангелия от Матфея, например, сообщается, что Воскресший пребывает с учениками на горе, но не все из учеников "доросли" сознанием до этого переживания. "И, увидев Его, поклонились Ему, а иные усомнились" (Мф. 28:17). Тогда явившийся им Христос, идя навстречу их недостаточной способности восприятия, предпринимает некоторые дополнительные шаги. "И приблизившись Иисус сказал им" (Мф. 28:18) -- лишь теперь он может говорить, обращаясь к ним. Сходным образом воскресший Христос, явившись ученикам на берегу Тивериадского озера, совершает "движение навстречу" им. Рас- [ Стр.91]
      сказ Иоанна позволяет увидеть, что существуют степени просветленности сверхчувственного сознания. Ученики видят фигуру на берегу, но "не узнали, что это Иисус" (Ин. 21:4). Первым узнает Иисуса любимый ученик. "Это Господь", -- говорит он (Ин. 21:7). Выйдя на берег, они обедают с Воскресшим. "Из учеников же никто не смел спросить Его: кто Ты?, зная, что это Господь" (Ин. 21:12). Здесь имеет место странное "промежуточное" состояние, парение между незнанием и знанием. Фр. Риттельмайер заметил однажды, что эта удивительная сцена обладает "запахом сновидения". Иисус "приходит" и "берет хлеб..." (Ин. 21:13). Как же Он "приходит", если уже сидит с учениками на берегу, у костра, и ест вместе с ними? В этом "приходит" мы опять-таки должны предположить аналогичное движение со стороны сверхчувственного к недостаточному земному сознанию. Итак, и при втором пришествии Христос тоже будет активно действовать -- совершит движение к людям. Тем самым восполнится более пассивный аспект, заключающийся, согласно ст. 17:30 Евангелия от Луки, в том, что в день своего второго пришествия Сын Человеческий "apokalyptetai" -- будет "открыт". И для этого "открытия" Он кое-что сделает Сам, по Своей собственной воле, что у Павла выражено словами "сойдет с неба" (1 Фес. 4:16).
      Однако это "нисхождение" не приводит Его снова в низшую область "плоти", "sarx". Он не вступает вторично на материальную почву, его нисхождение есть полное любви движение навстречу людям в пределах сверхчувственного мира, дифференцированного внутри самого себя. Апостол Павел, исходя из своего собственного эмпирически духовного опыта, различает первое, второе и третье небо (2 Кор. 12:2). В буддийском рассказе о кончине Будды как нечто само собой разумеющееся конкретно описывается движение вверх и вниз между различными уровнями вышнего мира. Но подобные истины знакомы и Новому Завету. Послание к Евреям говорит о Христе как о Первосвященнике великом, прошедшем небеса (Евр. 4:14). Таким образом, при возвращении Христос двигается навстречу человеку "до нижнего предела" сверхчувственного мира, а вследствие этого люди отныне в свою очередь могут подняться ввысь для встречи с Ним в сверхчувственном мире. Нисходя по духовным сферам, Христос про - [Стр.92]
      ходит и область, где пребывают умершие в Господе -- "И мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем" (1 Фес. 4:17). Это великое движение берет начало в области умерших, так же как пасхальным событиям предшествует со-I бытие Страстной субботы. Но и мир умерших тоже проходит через метаморфозы. У Павла сжатие во времени указывает на грядущую фазу в отношениях между живыми и мертвыми, когда разделяющая людей земная смерть уже не препятствует более совместной жизни высшего порядка. "Мы ... вместе с ними". Указание "на облаках" перекидывает мостик к вознесению Христа. Тогда "оставшиеся" на земле потеряли восходящего на небо Иисуса из поля своего духовного зрения, Он исчез в облаках. Теперь же они не только увидят Его "открывающимся" из облаков, но сами поднимутся к высшему бытию и уже не останутся на земле, а будут вместе с умершими. Земные люди будут восхищены "на воздухе" -"воздух" есть образ истины о беспредельности нового способа бытия, одолевшего земное тяготение, символ движения, противоположного "падению" Адама. Слово "harpazein", обозначающее такое "восхищение" в воздушное царство, указывает, что это событие произойдет не без драматизма, не гладко. Души людей, вросшие "цепкими органами" в материальное бытие, "вырвутся" из смертных оков материи через спасительную силу Христа.
      Если исходить из существующего текста Первого послания к Фессалоникийцам, то, пожалуй, можно не сомневаться, что апостол Павел, по крайней мере когда писал сие Послание, считал возможным, что эти эсхатологические события произойдут еще при его жизни. Переживание, дарованное ему на пути в Дамаск, как бы осияло его и обвеяло дыханием грядущего мира -- мира последнего Судного дня, потому он и поддался чарам "скорого ожидания" второго пришествия. Однако это не означает, что апокалипсис Первого послания к Фессалоникийцам тем самым утратил силу. Созерцаемые апостолом Павлом образы сами по себе верны, нужно только перевести их из сферы "имагинации" на понятный ныне язык мысли. "Имагинация" в антропософском понимании осуществляется вовсе не так, что сначала возни- [ Стр.93]
      каст некая абстрактная мысль, которая затем из "педагогических" соображений облекается в некий образ, и не в силу неких грез или ни к чему не обязывающих фантазий. Гете нащупывал суть истинной имагинации, когда говорил о "точной фантазии". Имагинативное сознание ничего не изобретает, оно обнаруживает свои созерцательные образы как спонтанные явления. Их нельзя соотносить с материальным планом -- результатом будет абсурдная фантастика. Но сквозь них, как сквозь окно, можно заглянуть в сверхчувственную реальность, желающую открыть себя. При переводе в будничное сознание могут возникнуть заблуждения, как у апостола Павла, который ожидал скорого осуществления своих созерцательных образов. С той поры ход мировой истории откорректировал "короткие замыкания", которые, понятно, могли возникнуть в эпоху первохристиан. Тем не менее грандиозная панорама апокалипсиса из Послания к Фессалоникийцам остается вполне правомерной, равно как и то, что сказано о грядущем сообществе умерших и "оставшихся", об упразднении в будущем той разделенности живых и умерших, которая знакома земным людям, "оставшимся".
      Мировоззренчески необходимое для нас ныне различение тех огромных содержаний, что в языке эсхатологических образов как бы сосредоточены в зародышах, включает в себя и различение "пришествия" и "Страшного суда". В апокалипсисе Павла этого различения нет, в апокалипсисе горы Елеонской собственно "воскресение" на упомянуто. В апокалипсисе же Иоанна явление Христа на облаке приведено уже в гл. 14 (Откр. 14:14), тогда как последняя победа над смертью созерцается значительно позже -- лишь в гл. 20 (Откр. 20:14). Между ними в гл. 19 Христос является как "всадник на белом коне".
      Евангелие от Луки содержит одно важное указание. Мы обязаны Луке не только тем, что он сохранил фразу о "временах [kairoi] язычников" и таким образом обозначил временной диапазон апокалипсиса горы Елеонской, -- Лука к тому же единственный из новозаветных авторов донес до нас слова Христа о днях "Сына Человеческого": "Придут дни, когда пожелаете видеть хотя один из дней Сына Человеческого" (Лк. 17:22). В иных пассажах и у Луки "день" Сына Человеческого есть устойчивое выражение, обозна- [ Стр.94]
      чающее время возвращения Христа, как, например, уже цитированный отрывок: "...в тот день, когда Сын Человеческий явится (apokalyptetai)". И несмотря на это, ст. 17:22 гласит: "один из дней Сына Человеческого". Не имеется ли в виду, что пришествий будет несколько?
      При первом своем пришествии Христос вступил на почву "sarx", "плоти". Он должен был принять материальное тело, чтобы "достичь лица" (как говорил Рильке) земных людей, которые более не заглядывают в духовные миры. В этом зримом теле Он прошел через смерть на Голгофе. С вознесением Он принял форму бытия, которая земному человеку пока недоступна. То, что "Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо", знаменует шаг вперед в сознании людей. Возвратившийся Христос не вступит вновь на земную почву, но будет зрим в своем сверхчувственном облике. Как некогда Павел на пути в Дамаск, человечество обретет непосредственный, собственный опыт, что Христос присутствует при нем духовно, конкретно и личностно. Состоится вторая "встреча" людей с Христом, но теперь на более высоком уровне. Возможность "встречи" в сверхчувственном уже есть результат воздействия Его спасительного деяния при первом пришествии во плоти. Слово "встреча", "сретение" мы находим в притче о десяти девах (Мф. 25:6) и в апокалипсисе от Павла в Первом послании к Фессалоникийцам (1 Фес. 4:17). Поскольку Христос, по словам Павла, "нисходит", возвращаясь к людям, но при этом не касается земли, напрашивается мысль, что Христос, как мы говорили, идет навстречу человеку до нижнего предела духовного мира и что это пришествие имеет место не в вышнем, а в самом нижнем из небес. Это -- "один из дней" Сына Человеческого. Антропософия говорит о пришествии Христа "в эфирном теле". Область жизненных и формоообразующих сил есть низшая ступень сверхчувственного мира, который подступает к нам здесь ближе всего. Человечеству назначено мало-помалу "пробудиться" для этого сверхчувственного мира и в нем лицом к лицу встретиться с живым Христом. И тогда в далеком будущем, в соответствии со все возрастающими сверхчувственными возможностями людей, обозначится встреча на еще более высоком уровне, в духов- [Стр.95]
      ной сфере, где обитает душевное, "астральное" начало. И, наконец, в еще более отдаленном будущем произойдет встреча полностью "пробудившегося" истинного человеческого "я" с "Я" Христа, опять-таки еще ступенью выше. Так могло бы наполниться конкретной жизнью одиноко стоящее слово Луки о многих днях Сына Человеческого. Как бы там ни было, это слово Луки дает важное указание на куда большую временную емкость эсхатологического образа в Новом Завете, чем можно предположить, неправильно, "буквально" истолковывая видения Павла.
      При таком расширении картины мира становится яснее и идея перевоплощения, дающего людям возможность самим пройти долгие фазы становления и участвовать во все более осознанных и задушевных встречах с Христом.
      Наиболее детальная эсхатология содержится в Откровении Иоанна.
      <><><><>
      Этапы развития человечества в Откровении Иоанна
      Попробуем теперь рассмотреть Откровение Иоанна исходя из того, что он излагает постепенное развитие христианского человечества. Происходит это развитие при непрерывной смене места действия -- земли и неба. Христианство, с одной стороны -- воплощенное на Земле, а с другой -- вне плоти, в вышнем мире, развивается и делается все более значимым фактором эсхатологической драмы. В итоге вышний и нижний миры проникнут друг в друга. "Новая земля", обновленная благодаря импульсам свыше, пребудет вместе с "новым небом", которое в свою очередь обновится, помолодеет благодаря событиям на христианской земле. Из этого обоюдного проникновения возникнет новый Иерусалим, который есть и небо, и земля. Мистерия Христа, соединяющая небо и землю, охватывает созревающее христианское человечество. Апокалипсис Иоанна показывает это созревание в последовательности своих видений. Рассмотрев Откровение, мы затем еще раз вернемся к идее перевоплощения.
      Воскресший Христос, явившись Иоанну на Патмосе, диктует ему послания для семи церквей. В этих семи церквах [Стр.96]
      представлен спектр живущего на земле христианства, с различными оттенками переживаний и стремлений, несостоятельности и успеха соответственно различию стоящих перед церквами целей. Великие цели мирового свершения проступают уже в обетованиях, простирающихся вплоть до вознесения с восседанием на престоле.
      Эти заключительные слова о престоле: "Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле его" (Откр. 3:21) -- зачин велеликого видения гл. 4 и 5, в центре которого стоит божественный престол. Иоанн восхищен в вышний мир. Он слышит голос: "Взойди сюда" (Откр. 4:1) -- и становится свидетелем извечного Трисвятого "свят, свят, свят", что звучит там, и свидетелем новизны, приходящей в этот мир вечности через событие Голгофы. Жертвенный "Агнец" приносит это деяние к престолу Отца, что эхом отзывается в, "новой песни", которую заводят высшие существа самого внутреннего круга в дополнение с извечному "свят, свят, свят". Существа эти -- херувимские четыре "животных" и двадцать четыре "старца" -- как благоговейное эхо познания поют "новую песнь", которая затем распространяется по кругу в восхвалениях, возносимых воинствами Ангелов и существами тварного мира. В "новой песни", которая берет начало у самого престола, содержится элемент, идущий от земного человечества, среди коего и была принесена жертва Агнца; этот земной элемент "суть молитвы, святых" (Откр. 5:8). Земные люди, предавшиеся Христу, сами еще не в состоянии присоединиться к этому хору, но их душевные порывы восходят ввысь и могут быть восприняты в вышнем мире и стать зримы как фимиам, курящийся в золотых чашах "старцев" вместе с "новой песнью".
      "Молитвы святых" возносятся от христиан, обитающих на земле. После того как началось "снятие печатей", принявшие мученическую смерть христиане сами являются в вышнем мире. Иоанн видит их под небесным жертвенником (Откр. 6:9). Знаменательно, что для них используется слово "psychai", "души", которые после смерти, в бестелесном состоянии, имеют самостоятельное осознанное бытие. Здесь Иоанн впервые видит души христиан по ту сторону земной жизни. [ Стр.97]
      По сравнению с тем, что будет сказано в дальнейшем, это первое их явление еще в известной степени окрашено робостью и сдержанностью и оставляет впечатление чего-то "первоначального". Души еще не вполне умиротворены, успокоены в своей новой форме бытия, они живут с мучительным вопросом: "доколе?" Их вопрос Иоанн передает словами, звучащими ветхозаветно. В его Откровении вообще нередко можно наблюдать, что он с известным пиететом блюдет связь с прежними апокалиптическими "школами" и при случае пользуется издревле освященными, устойчивыми выражениями, вливая в них, однако, новое христианское содержание. "Доколе, Владыка святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?" Слово "мстить" передается здесь греческим "ek-dikein", в смысле справедливых последствий, которые должны наступить по закону судьбы -- закону посева и жатвы. Закон посева и жатвы, поступка и следствия, имеет силу и в случае смерти Христа. Но по своим особенным предпосылкам Его смерть имеет спасительные последствия. Христианские мученики находятся на пути к тому, чтобы возродить в своей жертвенной смерти толику силы, проистекающей от смерти Христа. То, что в ветхозаветной формулировке звучит как призыв к мести, в христианском понимании есть вопрос о свершении смысла, о плоде жертвы. Земные страдания мучеников как будто бы растворяются в мире -- а где же воздаяние?
      Ответ Бога на вопрос "доколе?" указывает, что еще не пришла пора: "и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число". Дабы принести зрелый плод, единственное в своем роде деяние Голгофы требует ответа со стороны человечества. В мудрости своей божественное Провидение устроило так, что спасительное деяние, которое могло быть совершено не самим земным человечеством, а только лишь милостью божественного существа, не обрекает тем не менее спасаемых на одну лишь пассивность. В экономической политике существует понятие "конструктивная помощь" (constructive aid); такая помощь предусматривает, что того, кому помогают, нельзя вводить в соблазн ничегонеделания, напротив, именно вследствие способа оказываемой ему помощи он начи [Стр.98]
      нает развивать собственную активность. Спасительное деяние Христа -"конструктивная помощь" в высочайшем ;смысле. Павел дерзнул сказать: "... и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его" (Кол. 1:24). Человек, внутренне принимающий Спасение, может только активно включиться в его свершение, чтобы жертва Христа сущностно по-новому ожила в нем, -- иного ему не дано. Вопрошающим мученикам указывают, что такой активный ответ человечества на событие Голгофы еще не осуществлен в той степени, какую Провидение сочтет достаточной. Божественная "экономика" предполагает, что (человечество должно еще больше страдать, лишь тогда жертва Христа станет вполне плодотворной. Таким образом души мучеников находят свое место в более широких божественных смысловых соотношениях. Пока они должны успокоиться "еще на малое время". Им дозволено покуда избыть земное страдание и глубоко вздохнуть в мире божественного покоя. То, что на их вопрос дан такой ответ, связано с дальнейшим развитием их посмертного бытия, является результатом их мученической смерти. "И даны были каждому из них одежды белые" (Откр. 6:11). Вместо не существующего уже земного тела лишившимся плоти душам, пока они, пребывая в покое вышних миров, отходят от ужаса пережитого и пока разрешается мука, с которой они вопрошали Бога, -лишившимся плоти душам предоставляется в качестве нового "органа" сверхчувственный покров, в который они могут "облечься" (2 Кор. 5:4). Лишениям в нижнем мире соответствует приобретение в вышнем -- души становятся более сознательными и способными к действию гражданами вышнего мира, когда с ними срастается тончайший, сотканный из света организм, еще не тождественный, однако, телу воскресения.
      В промежутке между снятием шестой и седьмой печатей "запечатлеваются" сто сорок четыре тысячи. Мы вновь находимся в области земного. Названное число, конечно, не является суммой, полученной механическим сложением. Оно "услышано" (Откр. 7:4) в духе как божественно устрояющий звук. Лишь полнота всех звездных нюансов возможного человеческого бытия составляет великое "Человечество Лю- [Стр.99]
      дей", симфонию рода человеческого. На место организованного в двенадцать колен -- по числу созвездий зодиака -- ветхозаветного народа является богоизбранный народ христианства. Он живет на земле в чудовищных апокалиптических бурях, которые начались со снятием печатей. Но "запечатление" ста сорока четырех тысяч происходит в тот миг, когда "не дул ветер ... на землю". Провидение находит возможность мгновений глубочайшей божественной тишины среди бушующих несчастий. В этом успокоении ветра Иоанн видит "Ангела, восходящего от востока солнца", -- это как бы Ангел Пасхи, который кладет печать Бога живого на челах ста сорока четырех тысяч. Христианство на земле уже развилось настолько, что сущность Христа может быть запечатлена в людях вплоть до телесности, как "character indelebilis", "неизгладимый отпечаток".
      "Запечатление" знаменует этап развития на пути к телу воскресения. В речи о "хлебе жизни" в гл. 6 Евангелия от Иоанна Христос применяет образ запечатления к Самому Себе. Не пищу тленную даст Он, но пищу вечную, "ибо на Нем положил печать Свою Отец, Бог" (Ин. 6:27). Насыщение пищею вечности относится здесь к будущему -- "которую даст вам Сын Человеческий", -- после свершения мистерии Голгофы, которая пророчески озаряет Пасху у моря Галилейского. Но уже через год Христос преодолеет смерть и сможет дать людям пищу, созидающую тело воскресения, ибо Он несет духовную печать, проникающую Его телесность. Пророческое видение Иоанна показывает, каким образом начинает действовать запечатление как подготовка к воскресению на Страшном суде людей, предавшихся Христу.
      После запечатления живущих на земле христиан идет видение, которое вновь являет христиан по ту сторону земного бытия, "великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен и колен, и народов и языков" (Откр. 7:9). Хотя это видение непосредственно примыкает к предыдущему, тайновидец все же понимает, что эти картины разделены во времени. Стих начинается словами "После сего взглянул я" (Откр. 7:9). "После сего" -"meta tauta" -- по-гречески слово "сего" стоит во множественном числе. В начале гл. 7 тоже стоят слова "после сего", но здесь в [Стр.100 ]
      греческом употреблено единственное число ("meta touto"). Формулировка "meta tauta" характеризует большие отрезки времени19. Значит, между событиями двух видений, вероятно, произошло еще многое, относящееся к "великой скорби" (Откр. 7:14). Запечатленные в земной жизни христиане могли тем временем скончаться и пережить переход в мир иной. Выражение "никто не мог перечесть" еще раз явственно показывает, что число сто сорок четыре тысячи не подразумевает статистического количества.
      По сравнению с первым видением мучеников отчетливо заметна перемена. "Белые одежды" даруются теперь мученикам уже не в ходе посмертных переживаний; нынешние мученики еще в христианской жизни на земле благодаря интенсивному общению со Христом "омыли" свою тонкую природную оболочку "и убелили (leukainein) одежды свои Кровию Агнца" (Откр. 7:14). Они еще на земле очистили "излучение своей ауры" и силою крови Христовой образовали тончайший световой организм, который теперь, после физической смерти, является в вышнем мире. Они стоят "с пальмовыми ветвями в руках своих" и вместо мучительного вопроса "доколе?" возглашают великий праздничный гимн: "Спасение ("soteria" -- великое избавление) Богу нашему .,. и Агнцу!" (Откр. 7:10). Здесь очень важен дательный падеж -- "Богу нашему". Спасение мира началось от Бога. Посылая в мир Христа, Бог-Отец говорил соответственно: "Спасение человекам!" Теперь же "soteria", великое спасение, обрело почву на земле, "подошло" к людям. Теперь оно сияет из пронизанного Христом человека как благодарность, возвращаясь снизу вверх, в божественный мир. Умершие христиане приносят с собой в вышний мир нечто имеющее значение там, наверху. Человеческое прославление подхватывают Ангелы (Откр. 7:11--12), которые через земных людей соприкасаются со спасительным деянием, свершившимся не на небе, но на земле (ср.: 1 Петр. 1:12).
      Умершим дозволено действовать в вышнем мире. Они служат Богу во храме. Этот аспект дополнен образом опять-таки иного рода: в вышнем мире они ходят путями, какими Агнец
      ____________________________________________________________________
      19 Rau, Christoph. Struktur und Rhythmus im Johannesevangelium. Stuttgart 1972, S. 47. Ha c. 44--47 автор излагает, сколь важную роль в Евангелии от Иоанна играют словосочетания "meta tauta" и "meta touto". [Стр.101]
      водит их "на живые источники вод". Как в античном мире посмертным проводником душ (psychopompos) был Гермес, так теперь душам в их развитии сопутствует Христос, благодаря чему они как бы восходят к первоистокам жизни. "Водить" по-гречески "hodegein", т. е. "прокладывать путь". Теперь может состояться внутреннее примирение с пережитыми на земле ужасами -- это выражено удивительно простым и задушевным образом: "отрет Бог всякую слезу с очей их".
      Сразу после этого нам вновь напоминают о находящихся на земле христианах. Вновь на небе слышны возносящиеся "молитвы святых". Ангелы заботятся об этих достигших вышнего мира благочестивых порывах, им дано "множество фимиама", с помощью которого Ангелы как бы сообщают молитвам добавочную субстанциальность. То, что возносится ввысь, эхом откликается сверху вниз: "и взял Ангел кадильницу, и наполнил ее огнем с жертвенника, и поверг на землю" (Откр. 8:5).
      Грянувшие с трубным гласом катастрофы все больше разрушают земной мир, что все сильнее отражается и на судьбах людей. Прежде чем звучит седьмая труба, Иоанн слышит: "Встань и измерь храм Божий и жертвенник, и поклоняющихся в нем" (Откр. 11:1). Внешний двор храма отдан язычникам, попирающим святой город. Мы вновь на земле. Здесь имеется в виду не небесный храм, не небесный жертвенник, но"и не просто город Иерусалим, хотя слова "будут попирать святый город" могут заключать в себе и картину разрушения Иерусалима.
      Закон "настанет время и настало уже" действует и здесь. В заключительной главе Апокалипсиса святой город как небесный Иерусалим сойдет с неба, казалось бы, без всякого предшествовавшего развития. И все же такое развитие в Апокалипсисе как раз присутствует. "Святой город" Древнего мира безвозвратно отдан на поругание. Однако посреди разрушения издревле существовавших ценностей благодаря деянию Христа в области, где живут земные люди, прорастает новый, приобщающийся святости мир. Средневековый искатель Грааля искал в конечном счете не географически локализованную твердыню, но тот самый прорастающий, пасхальный, незримый земной мир. Так и Иоанн среди всеобщего уничтожения видит "храм с жертвенником". И со- [Стр.102]
      вершенно ясно, что речь идет не о чем-то внешнем, ибо Иоанн должен данной ему для измерения "тростью" -- хотя это еще не "золотая трость", которой ему предстоит затем измерить небесный Иерусалим (Откр. 21:15), -измерить и самих "поклоняющихся в нем". Иными словами, на пути к конечной цели подводится "промежуточный итог": осознание того, насколько развилось прорастающее будущее.
      Здесь появляются еще "два свидетеля", в которых отчетливо узнаваемы Моисей и Илия в их земном перевоплощении. Они "облечены во вретище" (Откр. 11:3). Эти два Божиих свидетеля среди катастрофических событий внешне неприметны, однако действуют они с исключительной духовной силой, пока не погибнут от "зверя, выходящего из бездны". Зверь этот, как здесь недвусмысленно сказано, "победит их" (Откр. 11:7). Развитие в истинном своем облике не есть непрерывное, неуклонное движение вперед, как представляется наивному оптимизму. Это -- движение, которое то и дело наталкивается на препятствия, терпит неудачи, отступает назад, но все же постепенно ведет к цели. Во всяком духовном развитии как раз такие негативные моменты способствуют углублению. Слово "победить" -- одно из ключевых в Апокалипсисе. Каждое из семи посланий заканчивается обетованием "побеждающему". Человек может достичь своей цели, только если он сознательно преодолеет негативную возможность формирования своего существа; и, по-видимому, это связано с тайной свободы. Внутренний путь к такой "победе" ведет и через опыт "поражения", благодаря которому человек как раз и созревает для окончательного преодоления, окончательной победы. Зверь победит двух свидетелей Божиих, убьет их и оставит трупы их "на улице великого города, который духовно называется Содом и Египет, где и Господь наш распят" (Откр. 11:8). Подобно тому как небесный Иерусалим имеет предварительные ступени, имеет их и подпадающий бездне "Вавилон" -- символ всего земного человечества, утратившего связь с вышним миром и не стремящегося ее восстановить. В этом великом городе оставленной Богом и Духом, чисто материалистической цивилизации распятие Христа происходит как бы постоянно. Однако за смертью двух свидетелей следует событие, созвучное Пасхе и вознесению Христа. Происходит воскресение во плоти, и свидетели вос[Стр.103]