Кто осудил Иисуса? Точка зрения юриста

      Ибо вы, братия, сделались подражателями церквам Божиим во Христе Иисусе, находящимся в Иудее, потому что и вы то же претерпели от своих единоплеменников, что и те от иудеев, которые убили и Господа Иисуса и Его пророков, и нас изгнали, и Богу не угождают, и всем человекам противятся, которые препятствуют нам говорить язычникам, чтобы спаслись, и через это всегда наполняют меру грехов своих; но приближается на них гнев до конца. (I Фес. 2, 14–16)

      Трудно понять, как человек, чувствующий себя частью народа Израиля, аллегорически представляющий его культурной маслиной, корни которой питают ветви обращенных язычников, может так пренебрежительно писать о евреях. «Достаточно увидеть, как в словах Павла сочетаются ненависть к собственному еврейству и любовь к Израилю, чтобы понять, какие муки раздвоения личности, должен был переживать этот человек», – отмечает Бен-Хорин. Можно было бы вздохнуть с облегчением, если бы удалось доказать, что антисемитские заявления Павла, особенно отрывки из Послания к Фессалоникийцам, являются фальсификацией. Однако не исключено, что подобные бесчестящие высказывания были приписаны апостолу позже, во время «ревизии» посланий отцами Церкви, которые в большинстве своем были юдофобами. Так или иначе, до нас все же дошли высказывания Павла совершенно противоположного характера, в которых он пишет о примирении и недвусмысленно признает непреходящую ценность иудаизма:

      ...Потому что все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе... (Римл. 3, 23–24)

      ...Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть израильтян, которым принадлежат усыновление, и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования; их и отцы, и от них Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный во веки, аминь. (Римл. 9, 3–5)

      Ибо и я израильтянин... Не отверг Бог народа Своего, который Он наперед знал. (Римл. 11, 1–2)

      Спустя несколько лет после смерти Иисуса Павел радостно принял новую веру последователей Иисуса. В Послании к Галатам (1, 17–20) апостол сообщает, что, став последователем Иисуса, он совершил несколько путешествий по территории от Дамаска до Аравии и лишь потом отправился в Иерусалим, чтобы встретиться с Петром. В Иерусалиме он познакомился с братом Иисуса Иаковом. Невозможно точно установить, когда именно состоялась эта встреча с первыми христианами. Так или иначе, она была краткой, и уже с самого начала Павел и Петр не очень нравились друг другу. Судя по всему, две недели, проведенные вместе, были отмечены трениями, которые позже переросли в размолвку. Члены иерусалимской общины, вероятно, не доверяли человеку, который вдруг объявил себя последователем Иисуса. Более того, его «прошлое» вызвало скептицизм; его заподозрили в том, что он был шпионом Синедриона или римской военной администрации. Павел вновь встретился с Петром лишь по прошествии четырнадцати лет (Гал. 2, 1–9); после этой встречи они разошлись уже навсегда.
      Сообщение в Книге Деяний (15, 1–35) о том, что Петр и Иаков согласились с точкой зрения Павла, является апологетической попыткой скрыть, насколько это возможно, их противоречия. Спустя тридцать лет, когда иудеохристианское движение утратило прежнее влияние, никто уже не хотел вспоминать о разногласиях между Павлом и ранней христианской общиной. Однако факт остается фактом – раскол внутри христианства зародился еще в начале: иудействующие выступали против эллинистов. По одну сторону стояли израильтяне ранней общины во главе с Петром и Иаковом, строго соблюдающие Закон Моисеев; по другую сторону находились грекоговорящие евреи из диаспоры, приверженцы греческой культуры, во главе со Стефаном и затем Павлом. Позже Католическая церковь примирила два течения, учредив праздник Петра и Павла.
      В некоторых своих посланиях (напр., Гал. 1, 13) Павел сообщает, что в начале он принимал участие в преследованиях, которым еврейские власти подвергли членов секты Иисуса. В качестве примера приводится избиение камнями Стефана перед вратами Иерусалима, описанное в Книге Деяний (7, 45 и далее). Однако не ясно, была ли это санкционированная еврейскими властями казнь или расправа толпы, которую захлестнул приступ ярости по неизвестным нам причинам.
      «Павел» – это имя римского гражданина, коим являлся апостол; его настоящее еврейское имя было Савл (по-еврейски «Шауль»). Предположение о том, что он отказался от еврейского имени и назвался Павлом после обращения в христианство, ошибочно; Павел никогда не обращался в христианство, т. е. не отрекался от прежнего вероисповедания и не принимал иного.
      Говоря об Иисусе, Павел опирается не на свидетельства первоначальных иерусалимских апостолов (которых он иногда насмешливо называет «высшими апостолами»), но на прямое откровение, полученное от воскресшего Христа: «Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое, ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа» (Гал. 1, 11–12). Он не скрывает того, что не видел исторического Иисуса своими плотскими глазами, но видел Христа духовными глазами в откровении Божьем (Гал. 1, 16). Павел говорит об аллегорической встрече с воскресшим Христом: после того, как Христос воскрес «на третий день, согласно писаниям», он, по словам Павла:

      ...Явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам; а после всех явился и мне как некоему извергу{4}. (I Кор. 15, 5–8)

      Павел никогда не говорил, что Иисус, воскресший Христос, представал перед ним во плоти. Единственный отрывок, который дает основания для такого вывода, находится в Книге Деяний, написанной спустя тридцать лет после смерти Павла, – это отрывок о мистическом переживании в Дамаске, описание которого трижды появляется в книге (9, 1–9; 22, 6–11; 26, 12–18). Павел отправился в Дамаск якобы для того, чтобы начать там гонения на христиан по приказу еврейских властей. Иисус будто бы спросил Савла с небес, почему тот преследует его. Савл тут же раскаялся и изъявил желание встретиться с последователями Иисуса в Иерусалиме:

      Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа, пришел к первосвященнику и выпросил у него письма в Дамаск к синагогам, чтобы, кого найдет последующих сему учению, и мужчин и женщин, связав, приводить в Иерусалим. Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. (Деян. 9, 1–5)

      Кроме того, что, по словам Книги Деяний, Павел лишь слышал голос, но не лицезрел воскресшего Христа, описание встречи с воскресшим Христом в Дамаске содержит в себе несколько исторических неточностей. Во-первых, Павел не мог отправиться в Дамаск по приказанию Синедриона, чтобы начать гонения на последователей Иисуса и в цепях привести их на иерусалимский суд. В те дни организованные общины последователей Иисуса находились лишь в Иерусалиме. Возможно, было еще несколько общин в ближайших пригородных селениях и, может быть, в Галилее, но точно не в далеком Дамаске. Созданием общин за пределами Палестины занимался сам Павел. С другой стороны, весьма сомнительно, чтобы юрисдикция еврейских властей оккупированной римлянами Иудеи распространялась на Дамаск. Кроме того, Синедрион вмешивался только в тех случаях, когда обвиняемый был евреем и привлекал к себе внимание агитацией особого рода; приговором же была не смертная казнь, а бичевание.
      Особенно неправдоподобно, чтобы Павлу, пережившему событие, не имеющее себе равных по своему драматизму, не удалось описать его во многих своих посланиях, тем более что он имел склонность подробно излагать общинам личные переживания. Он действительно говорит о путешествии в Дамаск во время рассматриваемого периода (Гал. 1, 17). Но он не упоминает преследования христиан или событие, известное нам как «Дамасское откровение».
      Более того, датировка сомнительного откровения, полученного Павлом от воскресшего Иисуса, противоречит сообщениям Нового Завета. Марк и Лука утверждают, что Иисус явился как воскресший Христос только однажды, в пасхальное воскресенье. Матфей увеличивает период явлений до времени, необходимого воскресшему Христу, чтобы добраться из Иерусалима в Галилею; Иоанн же не говорит о длительности вообще.
      Согласно Книге Деяний Апостолов, явления Христа продолжались сорок дней.
      В своих посланиях Павел не анализирует учение Иисуса. Только в описании Последней вечери Павел цитирует Назарея, и лишь три или четыре раза апостол ссылается на «слова Господни».
      Павел употребляет имя Иисус 15 раз; тогда как «Христос» появляется 378 раз. Жизнь Иисуса не представляет для него никакого интереса, ему интересна только его смерть: «...если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем» (II Кор. 5, 16). Павел не вникает в обстоятельства, приведшие к насильственной смерти Иисуса; его проповедь касается исключительно «распятого Христа». Именно эта концепция легла в основу процесса изменения образа Христа. Этот процесс начался с Павла, так сформулировавшего подлинное основание своей проповеди: «Ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого» (I Кор. 2, 2).
      Павел интересуется биографией Иисуса еще меньше, чем евангелисты. Он сообщает лишь следующие факты: Иисус был законопослушным евреем; он родился не от девы, а от обычной женщины (Гал. 4, 4); у него было несколько братьев и сестер (Римл. 8, 30); он всегда был послушен Богу (Флп. 2, 8); он провел Последнюю вечерю, после которой был предан (I Кор. 11, 23–24); он подвергся злословию и был распят (Гал. 2, 19; 3, 13). История крестных мук – центральное событие евангелий – остается нерассказанной; Павел раскрывает только незначительную подробность, касающуюся страстей Господних, и даже это упоминание появляется не в его рассказе, а в словах, адресованных одному из учеников: «...пред Христом Иисусом, Который засвидетельствовал пред Понтием Пилатом доброе исповедание...» (I Тим. 6, 13).
      Распятый на Голгофе Иисус из Назарета едва бы узнал себя в зеркале проповеди Павла. Сын плотника из Галилеи, призывавший народ Израиля к примирению с Богом, с того момента превратился в Спасителя всего мира. «В связи с этим можно вообразить, как Иисус из Назарета подслушивает проповедь Павла и удивляется, как мало он знает о тайне Мессии, о предсуществовании Христа».
      Иисус, очевидно, говорил о самом себе, что пришел исполнить Закон:

      Не думайте, что Я пришел нарушить Закон или Пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдут небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдут из Закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном. (Матф. 5, 17–19)

      По словам Иисуса (Марк. 10, 18): «Никто не благ, как только один Бог». Иисус не пытается основать новую веру, и уж менее всего ему хочется стать основателем мировой религии. Он считает, что послан «только к погибшим овцам дома Израилева» (Матф. 15, 24).
      У Павла все эти положения изменены. Он обращает свою проповедь уже не к евреям, а к язычникам. Забыта мысль о том, что Бог, несмотря на Свою недоступность, все же так близок, что к Нему можно обращаться словами «Отец» или даже «Авва», как об этом учили Псалмы, Пророки и сам Иисус. Доступ к Богу, по учению Павла, требует посредника – Иисуса Христа. Как Божий Агнец, Иисус берет на себя грехи всего человечества и этим делает возможным оправдание на Последнем Суде. Павел объясняет роль Иисуса из Назарета, умершего на кресте, уникальным в истории человечества образом. Протестантский теолог Царнт назвал его «человеком, испортившим евангелие Иисуса». А другой протестантский теолог, Овербек, утверждает: «Все прекрасное в христианстве соединилось в Иисусе, все безобразное – в Павле».
      После Павла более или менее «официально» дозволялось определять, сколько «лжи во спасение» Церковь может включить в свою проповедь ради прославления Бога. Павлу безразлично, проповедуется ли Христос искренне или нет (Флп. 1, 18). Хотя он часто утверждает, что говорит истину (Римл. 9, 1; Гал. 1, 20), он все же считает, что ложь – вполне правомочное средство для достижения желаемой цели: «Ибо, если верность Божия возвышается моею неверностью к славе Божией, за что еще меня же судить, как грешника?» (Римл. 3, 7). За свою двухтысячелетнюю историю Церковь нередко почти навязывала «ложь во спасение» или по крайней мере относилась к ней снисходительно. Игнатий Лойола размышляет: «Чтобы продолжать делать все с уверенностью, нам необходимо всегда придерживаться мысли, что, если иерархия Церкви назовет белое черным, то оно черное, даже если оно нам кажется белым».
      Павел подвергался нападкам, и не только со стороны апостолов. С самого начала он определенно был наиболее противоречивой личностью. Отцы Церкви: Папий, Иустин и Тертуллиан – не признавали его. Автор Послания Иакова отмежевался от него. Ироничный призыв «Оставь Павла – вернись к Иисусу» не потерял своей актуальности и в наши дни. Он вполне оправдан, если иметь в виду, что апостол, оставивший нам первые христианские писания, совершенно пренебрег личностью исторического Иисуса Христа.
      Павлу, величайшему богослову всех времен, подходит звание истинного основателя христианства. Конечно, его учение ослабило строгость монотеизма евреев, а значит и Иисуса; но в принципе он не отказался от веры в единого Бога и Творца. По понятным причинам заключительное слово я хотел бы предоставить не христианскому автору, а двум еврейским ученым. Франц Розенцвейг: «Именно Павел донес еврейскую Библию до дальних островов, буквально исполняя пророчества Исаии»; Пинхес Лапид: «В конце концов именно Павлу мы обязаны тем, что вера в единого Бога смогла покорить страны Запада».

Свидетельства и теории воскресения

      Ни один новозаветный свидетель не утверждает, что видел воскресение Иисуса как таковое. И даже если бы такой свидетель нашелся, оставался бы вопрос о доверии ему или ей. Ведь нашлись же свидетели, которые (под присягой) уверяли Ливию, вдову Августа, будто видели покойного императора восходящим на небеса.
      С самого начала вопрос о том, куда Иисус отправился после воскресения из мертвых, вызывал массу недоумений. Ни Павел, ни Марк, ни Матфей, ни Иоанн не отвечают на него. Один лишь Лука дает ответ, но ответ, конечно же, слишком прагматичный. Как в Евангелии (Лук. 24, 50–52), так и в Книге Деяний (1, 9–11) он рассказывает поучительную историю о зримом восхождении на небеса. Поверят вопрошающие или нет, но ответ им все же дан.
      Очевидно, рассказ Луки показался слишком невразумительным и неуместным большинству раннехристианских общин; они не включили его в свой символ веры. Убеждение в вознесении Христа усилилось в IV веке, а затем так распространилось, что проникло и в Апостольский символ веры.
      При жизни Иисуса никто не придавал значения мысли о том, что учитель воскреснет из мертвых еще до конца света. В противном случае Мария Магдалина, Мария – мать Иакова и Саломея не были бы охвачены «трепетом и ужасом», увидев пустую гробницу (Марк. 16, 8), а на известие Марии Магдалины ученики отреагировали бы менее скептично. Евангелист Иоанн четко и ясно определяет керигматическое содержание вознесения: «Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых. Итак, ученики опять возвратились к себе» (Иоан. 20, 9–10).
      Выдвигаемое в этой связи множество гипотез указывает на трудности формирования концепции воскресения Иисуса. Одно из мнений, высказанное в определенных кругах, состоит в том, что Иисус не умер на римском кресте, а дожил до глубокой старости в Индии, где стал достаточно влиятельным человеком. Более древняя теория утверждает, что когда Иисуса сняли с креста, он еще был жив – факт, якобы не замеченный римским сотником, – и что Иосиф из Аримафеи со своим помощником, не замеченные римскими стражниками, унесли его и выходили. Так возникло предположение, что он воскрес из мертвых.
      В середине XIX века толкователь из Гейдельберга Х. Э. Г. Паулус так восстановил события: Иисус выжил в суровом испытании. Он облачился в одеяние, одолженное у садовника. Однако слабость заставила его остаться здесь же в саду. Когда Мария Магдалина заметила его, он запретил ей касаться себя, потому что его тело все еще изнывало от боли. К полудню он почувствовал достаточно сил, чтобы отправиться в Эммаус. Позже он даже предпринял путешествие в Галилею. Однако это ослабило его здоровье, и он скончался от столбняка.
      Особенно интересный рассказ придумал сын епископа Маркион, которого Эгон Фридель считает наиболее выдающимся теологом II столетия: будучи Богом, Иисус не мог пострадать или умереть. С другой стороны, поскольку рассказы о страданиях Иисуса все еще ходили среди верующих, Маркион и его многочисленные последователи распространили следующее предположение, которое сохранил для нас отец Церкви Ириней. Симон Киринеянин не только доставил крест на Голгофу, но и чудом заменил Иисуса на нем – был распят вместо самого Иисуса. Тем временем настоящий Иисус, затерявшийся в толпе, посмеивался над казнью своего двойника. Маркионизм процветал долгое время, но столетия спустя перестал играть какую-либо роль в сознании верующих. Наконец, в 325 г. н. э. на Никейском соборе утвердилось учение Павла о воскресении Иисуса.
      Воскресение Иисуса a prioriпринимается верой. Однако исторически можно подтвердить лишь то, что первые провозвестники Евангелия верили в Воскресение, как об этом сказал Петр в своей проповеди на Пятидесятницу: «Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели» (Деян. 2, 32).
      Рассказ о событии не следует путать с самим событием. Повествование всегда окрашено авторским отношением и намерением. Борнкамм пишет: «Событие, связанное с воскресением Иисуса Христа из мертвых... исключено из историографии». Проповедь воскресения изначально взывала к вере, а не к исследованию доказательств. «Для веры решающее значение имеет не исторический факт физического воскресения Иисуса, а то, что для меня он Воскресший», – формулирует Бультман. А Кюнг пишет: «Происшедшее немаловажно. Масштаб происшедшего настолько велик, что выходит за рамки истории мира. Произошло трансцендентное событие – переход из человеческой смерти во всеохватывающее измерение Божье». Несмотря на все попытки истолковать этот факт по-своему, Павел, очевидно, рассуждал подобным же образом. Подобно всем верующим евреям во все времена, Павел произносил гимн хвалы из молитвы «Восемнадцать благословений»: «Благословен Ты, Господь, возвращающий мертвых к жизни».
      Павел описывает воскресение как «тайну», обращение физического существования в духовное: «Но то скажу вам, братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия и тление не наследует нетления» (I Кор. 15, 50). По мнению Павла, воскресение не является исключительно участью Иисуса; оно не может рассматриваться только как «личное воскресение» одного человека; согласно паулинистскому мировоззрению, воскресение означает, что Дух Господа помогает человеку преодолеть зло и таким образом победить смерть. «Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода» (II Кор. 3, 17). Вера Павла в воскресение соответствует тому, как видели ученики Иисуса после его вознесения, и на это указывает сам Павел (I Кор. 15, 5–8). В обоих случаях имеется в виду духовное явление, недоступное физическому зрению.

Глава третья. В поисках исторического Иисуса

Хроники молчат

      Историки I века в своих упоминаниях о христианах ограничились несколькими несущественными строчками. Ни один нехристианский (т. е. нейтральный) источник ничего не сообщает об Иисусе из Назарета. Это поразительно, особенно в свете того факта, что многие авторы подробнейшим образом описывали ситуацию в Палестине того времени. Среди них римский историк Плиний Старший (23–79 гг. н. э.), а также еврейский писатель и философ Филон Александрийский (ок. 20 г. до н. э. – 50 г. н. э.). Немалая заслуга Филона состоит в том, что он служил связующим звеном между еврейской традицией и греческой культурой. Кроме того, он известен своим смелым выступлением перед Калигулой. Филон прекрасно знал историческую ситуацию, на фоне которой проходила деятельность Иисуса, однако нигде в его работах Назарянин не фигурирует. Он обличает жестокие казни, санкционированные Пилатом, но о казни Иисуса у него ничего нет.
      Плиний Младший также заслуживает упоминания. Будучи проконсулом Вифинии, он в 111 году ссылался на быстрое распространение новой веры в своем письме к императору Траяну. В его трудах нет ни слова об Иисусе. Не упомянут Иисус и в произведениях историка Иуста Тивериадского (хотя до нас дошли только фрагменты его работ). Иуст был современником Иисуса и жил в одной местности с ним.
      То же самое относится к писаниям ессеев, обнаруженным в 1947 году. Эта секта имела своего рода монастырь в Иудейской пустыне, в Кумране, близ побережья Мертвого моря. Об Иисусе из Назарета в Кумранских свитках не говорится, хотя они были составлены в то время, когда деятельность Иисуса, судя по свидетельствам, была особенно активна и происходила неподалеку от той местности.
      Тексты, найденные в Кумране, содержат изречения, совпадающие по форме, иногда слово в слово, с изречениями Нового Завета. Особенно очевидны параллели с Нагорной проповедью. Братские отношения считались среди ессеев религиозным долгом, любовь к ближнему – этической заповедью. Ессеям запрещалось давать клятвы, вместо этого им предписывалось говорить только «да, да» или «нет, нет». Бедность, смирение и аскетизм были их идеалом. Они верили в бессмертие души. Ритуальная жизнь была сосредоточена вокруг омовений, которые рассматривались ими как очищение от грехов. Заповедь о любви к врагу закреплена в ессейском каноне – в сущности, как и в Ветхом Завете: «Никому не воздам злом, но буду отплачивать добром, ибо у Бога суд над всеми живущими».
      Не будет большим преувеличением утверждение о том, что нет такой христианской доктрины, которая не присутствовала бы в писаниях ессеев. Для них иерусалимский Храм был воплощением «Древнего договора» – «Ветхого завета». Они хотели заключить «Новый договор» («Новый завет») с Богом, чтобы Он вновь примирился с народом Израиля и освободил его от рабства. Согласно евангелиям, Иисус заключил Новый договор, или Новый завет, как перевел это выражение Мартин Лютер вслед за Св. Иеронимом.
      В свете столь многочисленных и поразительных параллелей не может не возникнуть вопрос о взаимосвязи между Иисусом и ессеями (вероятно, через Иоанна Крестителя). Тот факт, что писания ессеев не содержат никаких упоминаний об Иисусе, можно объяснить лишь той неясностью, которая окружала человека из Назарета во время его жизни и вплоть до конца II столетия. Верно и обратное: религиозная группа ессеев, игравшая столь важную роль, подробно описанная современниками, не удостоилась упоминания в Новом Завете. Была надежда, что кумранские находки предоставят информацию о личности Иисуса, но об этом они, к сожалению, молчат.
      Несколько косвенных упоминаний об Иисусе в нейтральных источниках не играют особой роли, так как они появились спустя почти столетие после его смерти, в тот период, когда христианство уже стало массовым движением. Нет ничего сенсационного или удивительного в сообщениях этих источников о том, что христиане считали основателя их религии Мессией или что он был распят прокуратором Понтием Пилатом. Кроме того, эти относительно поздние упоминания не содержат конкретных фактов, будучи довольно расплывчатыми; и эта неопределенность неизбежно приводит к выводу о том, что публичная деятельность Иисуса была окутана неясностью, сохранявшейся и в последующие десятилетия.
      К примеру, Тацит описывает в «Анналах», примерно в 115 г. н. э., гонения на христиан, которые, по его словам, произошли за пятьдесят лет до этого, при Нероне:

      Дабы опровергнуть обвинение [в том, что пожар был устроен по его приказу], он решил переложить вину на других людей. Для этой цели он наказал, при помощи невыносимых пыток, группу людей, ненавидимых за свои нечестивые обычаи, которых в простонародье обычно называли христианами.
      Это имя образовано от имени Христа, который при правлении Тиберия пострадал от Понтия Пилата, прокуратора Иудеи. Для секты, основателем которой он был, это событие оказалось ударом, который на какое-то время замедлил рост опасного суеверия; но оно возродилось вскорости и стало распространяться с новой силой не только в Иудее, на почве, породившей его, но даже в городе Риме, сточной трубе, в которую мощным потоком стекается все постыдное и отвратительное из всех уголков мира. (Анналы, XV, 44)

      Этому великому римскому историку через восемьдесят лет после смерти Иисуса больше нечего было сообщить. Незначительная роль, которую Тацит отводит упоминанию о предполагаемом основателе христианства, очевидна из того факта, что он говорит не об Иисусе из Назарета, а о «Христе» (именно от этого слова происходит именование «христиане»). Очевидно, имя «Иисус» было ему незнакомо. В количественном отношении христианская община Рима во времена Нерона, должно быть, была невелика. Удивительно, что ее существование вообще привлекло внимание императора, и еще более поражает тот факт, что он уже рассматривал ее как группу, отделившуюся от иудаизма. Народ, придерживавшийся иудейского вероисповедания, не преследовался Нероном; более того, его жена, влиятельная Поппея Сабина, обратилась в иудаизм. Это стало причиной предположения о том, что данный отрывок из «Анналов» не принадлежит Тациту, а является более поздней интерполяцией. Ни один автор до Тацита никогда не писал о том, что христиане подвергались гонениям при Нероне.
      В 120 г. н. э. римский историк Светоний упомянул в своей книге «Vita Claudi» о неком «Хресто» как о подстрекателе восстаний в Риме при императоре Клавдии (правил в 41–54 гг. н. э.). Тем не менее, это упоминание едва ли можно связать с Иисусом. Во-первых, во время правления Клавдия в Риме не было христиан, так как первая христианская община Рима была основана позднее Антиохийской и Александрийской общин, т. е. не раньше, чем в конце 50-х годов. Во-вторых, только что возникшие христианские общины прилагали все усилия к тому, чтобы не создавать никаких беспорядков, как это ясно предписывал Павел в Послании к Римлянам (13, 1 и далее). В-третьих, Светоний предполагает, что подстрекатель восстаний при Клавдии все еще жив и находится в Риме, а это к Иисусу никак не применимо. В-четвертых, сообщение Светония, очевидно, относится к мятежным евреям, а не христианам.
      Еще один потенциальный источник, заслуживающий упоминания, – это личное письмо сирийца Мары бар Серапиона своему сыну, учившемуся в Эдессе. Отрывок из этого письма гласит:

      Какую выгоду извлекли афиняне из того, что убили Сократа?.. Или самосцы, которые сожгли Пифагора? ...Или евреи, казнившие своего мудрого царя, поскольку с тех пор царство было отнято у них. Ибо справедливый Бог воздал за смерть этих трех мудрецов.

      Датировать это письмо весьма сложно. Ауфхаузер предполагает, что оно было написано между 73 и 160 гг. н. э. Гипотеза о том, что автор под «мудрым царем» подразумевал Иисуса, спорна. Даже если это было и так, он, очевидно, не знал его имени, хотя Сократ и Пифагор были ему известны. Что касается личности Иисуса, у этого письма нет исторической ценности, так как в нем нет ни одного упоминания о Пилате или о римлянах, тем более что нам неизвестно, какой источник послужил основой для письма – христианский или нехристианский.
      Имя Иисуса появляется в сочинении известного римского философа и политика Цельса приблизительно в середине II века. Однако все, что пишет Цельс, звучит совсем не нейтрально: очевидно, он брал за основу клеветнические отзывы Талмуда о христианах, которые были составлены и распространялись с конца I века.

      Цельс недвусмысленно говорит (см. Ориген «Против Цельса» I, 28) о том, что Мария состояла в разводе со своим мужем, плотником по профессии, по причине прелюбодеяния; что она втайне родила Иисуса; что нищета вынудила его работать поденщиком в Египте; что там он изучил колдовство; и что затем он вернулся и, пользуясь этим умением, публично провозгласил себя Богом.

      В Талмуде, собрании текстов и комментариев, представляющем собой письменный свод еврейских гражданских и религиозных законов, есть запись о раввинской дискуссии, происшедшей приблизительно в 95 г. н. э. Там Иисус охарактеризован как глупец; его мать «Мириам, заплетающая волосы женщинам, была неверна своему мужу, а ее любовника звали Пандера». Согласно Кравери,

      Некие студенты, тем не менее, взяли на себя труд проверить точность талмудической традиции. В Бингербрюке, Германия, был обнаружен надгробный камень на могиле римского солдата по имени Тиберий Юлий Пантер, рожденного в Сидоне, в Финикии, и служившего в когорте, размещавшейся на территории Палестины до 9 г. н. э. Авторитетность Талмуда даже среди отцов Церкви была такова, что в течение долгого времени они считали необходимым каким-либо образом объяснять отношение этой, совершенно «неподходящей», личности к Иисусу.

      Можно ли из всего этого заключить, что в конце I столетия историческое существование Иисуса не подвергалось сомнению также и Талмудом, – вопрос, который я пока оставляю открытым; ибо все эти заявления могли быть клеветническим вымыслом. Важнее то, что при жизни Иисуса о нем не было упоминаний в еврейских писаниях; в том числе нет сведений о его предполагаемых конфликтах с фарисеями. Сальция Ландманн пишет: «Даже дебаты с „еретиками”, в конечном счете, были включены в Талмуд без изменений и сокращений... Однако Иисус не упомянут ни единым словом, хотя в этих произведениях даже самые незначительные личности и эпизоды описаны подробнейшим образом».