Последний барьер

С первого взгляда могло показаться, что это — обычный загон, какие есть на многих фермах: внутренний заборчик нужен для того, чтобы молодняк не поранился о проволоку. Но углы этой внутренней ограды были скруглены, и фактически между внешним и внутренним кругами находилась маленькая скаковая дорожка.

Посмотришь — все вполне безобидно. Поле для молодняка, площадка для тренировки скакунов, демонстрационный круг — выбирай любую лошадку. Чуть в стороне, сразу за воротами на углу поля, — сарай для оборудования. Ничего лишнего. Все обыкновенно.

По всему периметру изгороди шла дренажная канава, в ней, то ли лежа, то ли сидя на четвереньках, прятался я. Сарай — на противоположном углу поля, в сотне метров слева от меня. Если не шевелиться, меня едва ли заметят. Укрытие, конечно, ненадежное — я лежу так близко, что даже бинокль не нужен, — но выбора нет, больше спрятаться просто негде.

Справа от меня вдоль ограды круто лезут вверх голые холмы, позади — открытое пастбище акров эдак в тридцать, верхний же конец площадки, скрытый от дороги каким-то хвойным кустарничком, — прямо перед глазами Эдамса и Хамбера.

Попасть в канаву тоже было не просто — я подождал, пока все скроются из виду, быстро пробежал по открытой местности метров пятнадцать, отделявшие канаву от последнего горбатого пригорка. Надеюсь, при возвращении особого героизма уже не потребуется: надо будет просто дождаться темноты.

Фургон поставили возле сарая, и я сразу услышал цоканье копыт по трапу — выгружали Кандерстега. Джуд Уилсон провел его через ворота на поросшую травой дорожку. Шедший следом Эдамс закрыл ворота, откинул часть внутреннего забора и перегородил ею дорожку. Пройдя мимо Джуда и лошади, он отпустил еще одну защелку, и в нескольких метрах от первого возник второй барьер. В результате Джуд и Кандерстег оказались как бы в крохотном загончике, имевшем три выхода: через внешние ворота и барьеры-перекладины, мерно покачивавшиеся с двух сторон.

Джуд отпустил лошадь, и она принялась спокойно пастись. Эдамс и Джуд вышли за ограду и присоединились к Хамберу, который уже орудовал в сарае. Сарай, сколоченный из обшивочных досок, по виду напоминал денник для одной лошади. Оконце, треснутая дверь. Наверное, Мики провел три дня именно здесь.

Вскоре все трое вышли. Эдамс скрылся за сараем, и когда я снова увидел его, он уже поднимался по холму. Быстро добравшись до самого верха, он остановился и принялся оглядывать местность.

Хамбер и Уилсон прошли через ворота в загончик. Они несли прибор, с виду напоминавший пылесос: цилиндрический баллон, из одного конца выходит шланг. Баллон они поставили в углу, и Уилсон взялся за шланг.

Эдамс, стоявший на вершине холма, махнул рукой.

По этому сигналу Хамбер поднес руку ко рту... Разглядеть свисток я не мог — слишком далеко, а лезть за биноклем рискованно. Я напряг слух, но никакого звука, разумеется, не услышал. И все же сомневаться не приходилось: Кандерстег вскинул голову и настороженно посмотрел на Хамбера.

Вдруг из шланга, который держал Уилсон, хлестнуло пламя. Струя огня прошла сзади Кандерстега и хотя не задела его, все равно испугала до полусмерти. Он присел на задние ноги, уши прижались к голове. В это время Хамбер сделал какое-то движение рукой, видимо, отпустил защелку, и барьер — часть внутренней ограды — со стуком отскочил на свое место. Путь на скаковую дорожку был свободен. Ждать специального приглашения Кандерстег не стал.

С огромной скоростью он понесся вокруг поля. Его заносило на поворотах, кидало на деревянную ограду, он ураганом промчался в трех метрах от моей головы. Уилсон открыл второй барьер и вместе с Хамбером вышел за ворота. Кандерстег сделал два полных круга на бешеной скорости, лишь после этого мышцы шеи — она была выгнута дугой — чуть расслабились, а дикое вихляние корпусом сменилось относительно нормальным галопом.

Хамбер и Уилсон стояли и наблюдали за ним, вскоре к ним подошел спустившийся с холма Эдамс.

Они не тревожили лошадь, и постепенно та, пробежав три с половиной круга, остановилась чуть справа от моего укрытия. Тогда Джуд Уилсон не спеша перегородил дорожку одним из барьеров и с охотничьим кнутом и палкой в руках пошел к Кандерстегу. Кандерстег, еще не успокоившись, потный, затрусил по кругу — не хотел, чтобы его поймали.

Помахивая кнутом и палкой, Джуд Уилсон тяжело ступал следом. Кандерстег мягко протрусил мимо меня, копыта его с легким шуршанием рассекали невысокую траву. Но я его не видел. Зарыв лицо в чахлый кустарник возле изгороди, я думал об одном: только бы не пошевелиться. Несколько секунд растянулись в часы.

Шорох брючины о брючину... легкий топот сапог по дерну... щелчок длинного кнутовища... Сейчас он вскрикнет от неожиданности... Но нет, прошел мимо.

Я открыл глаза и прямо перед собой увидел вмятые в землю листья, облизнул пересохшие губы. Осторожно поднял голову и посмотрел на поле.

Кандерстег уже около первого барьера, а Уилсон перегораживает дорожку вторым — лошадь снова в ловушке. Эдамс, Хамбер и Уилсон оставили ее в покое примерно на полчаса. Они вернулись в сарай, и видеть их я, естественно, не мог — оставалось ждать, когда они появятся снова.

Стояло чудесное, ясное, тихое утро, но коротать время в канаве, к тому же влажной, было немного холодновато. Сейчас бы встряхнуться, разогреться... Нет, пусть я получу воспаление легких — все не так рискованно. Надо лежать. Хорошо еще, что на мне с ног до головы черное, да и волосы черные — ведь я корчусь среди бурых листьев, прогнивших и прелых. Канаву я выбрал именно из-за защитной окраски. Молодец, что не соблазнился на какую-нибудь мелкую лощинку на склоне: со своего наблюдательного пункта Эдамс мигом засек бы темное пятно на бледно-зеленом холме.

Я не заметил, как Джуд Уилсон вышел из сарая, просто услышал — стукнули ворота. Действительно, он. Вошел в загончик и кладет руку на уздечку Кандерстега. Вот сволочь! Со стороны подумаешь, что он успокаивает его. Но разве может человек, который любит лошадей, пугать их из огнемета? А Джуд ведь собирается повторить процедуру, ясно как божий день. Отошел в угол, поднял шланг, крутит насадку.

Появился Эдамс. Снова взбирается на холм. А вот и Хамбер. Опирается на палку, идет к Джуду.

На сей раз Эдамс дал сигнал не сразу — по уединенной дороге через пустошь прошли три машины. Наконец Эдамс решил — можно. Рука его лениво поднялась и опустилась.

Хамбер тотчас же поднес свисток к губам и свистнул.

Кандерстег уже знал, что последует за этим звуком. В страхе он отпрянул, но тут позади его выстрелило пламя, и бедное животное словно приросло к земле.

Струя пламени была более мощной, более долгой, она прошла ближе к Кандерстегу, и охвативший затравленную лошадь ужас тоже был куда сильнее, чем в первый раз. Кандерстег торпедой рванулся по дорожке... один круг... еще один... Где же он остановится? Это было похоже на рулетку, когда на кону стоит много, а шарик все катится, катится, и ты ждешь, затаив дыхание. На этот раз мне повезло: Кандерстег остановился в верхней части поля, довольно далеко от меня.

Они снова заперли его в загончик и ушли в сарай, а я осторожно, потихонечку — ох уж эти прелые листья! — подвигал застывшими руками и ногами, растер мышцу, которую свело, и тут же выяснил, что отсидел ногу. Ну да черт с ним! Когда-нибудь это все-таки кончится.

А ведь они собираются все проделать по третьему заходу! Огнемет еще лежал возле изгороди.

Из сарая вышли Эдамс с Хамбером и, опершись на ворота, принялись наблюдать за Кандерстегом. Потом закурили, о чем-то стали разговаривать. Они явно не торопились. Покурили, выбросили окурки, постояли еще минут десять. Потом Эдамс сходил к своей машине и вернулся с бутылкой и стаканами. Появился Уилсон. Они стояли на солнышке, спокойно потягивали виски и мирно беседовали — как ни в чем не бывало!

Хотя чему удивляться? Для них это было обычным делом. Такое вероломство они совершали как минимум двадцать раз!

Я смотрел, как они пьют, и меня самого начала мучить жажда. Впрочем, что жажда! Все у меня затекло, занемело до боли, но пошевелиться я не мог.

Наконец антракт кончился. Эдамс, убрав бутылки и стаканы, пошел к вершине холма, Хамбер проверил барьер — хорошо ли отскакивает, — а Джуд подрегулировал насадку на шланге.

Эдамс махнул рукой. Хамбер свистнул.

Силуэт Кандерстега с леденящей душу четкостью обозначился на фоне яркой простыни огня. Уилсон сделал какое-то движение — роскошное, брызжущее пламя сжалось и тут же вновь вырвалось из шланга, оно метнулось под брюхом у лошади и между ног.

Я чуть не вскрикнул, словно жгли не лошадь, а меня самого.

Какую-то жуткую секунду мне казалось, что Кандерстега просто парализовало от ужаса — он не мог пошевелиться.

Затем словно сработала пружина — Кандерстег дико заржал и пулей полетел по дорожке, спасаясь от огня, от боли, от бесшумного свистка...

Он несся так быстро, что не вписался в поворот. Врезался в изгородь, рикошетом отскочил, засбоил и упал. Глаза его вылезали из орбит, зубы обнажились, он лихорадочно вскочил на ноги и помчался... еще круг... и еще круг.

Наконец, дернувшись всем телом, он остановился — в каких-то двадцати метрах от меня. Он стоял как вкопанный, только конвульсивно вздрагивал, пот струился с шеи и капал на землю между ног.

Джуд Уилсон с кнутом и палкой пошел по кругу в мою сторону. Я медленно опустил голову в листья. Допустим, даже он меня увидит, между нами все-таки забор из густой проволоки... Значит, если придется бежать, у меня будет кое-какая фора. И все же... ведь мотоцикл спрятан в двух сотнях метров от моего укрытия, на бездорожье, оттуда до извилистого шоссе как минимум еще столько же. А возле фургона стоит серый «ягуар» Эдамса. Не так и много у меня шансов вырваться.

Холодно, а я весь вспотел. Черт возьми, да сейчас у меня в крови не меньше адреналина, чем у Кандерстега! Джуд Уилсон неторопливо приближается ко мне. Слышу, как стучит собственное сердце — словно молот.

Джуд закричал на Кандерстега близко-близко — меня словно током ударило. Щелкнул кнут.

— Н-но! Чего встал? Пошевеливайся!

Он стоял на расстоянии вытянутой руки от меня. Кандерстег не шевелился. Снова щелкнул кнут. Джуд закричал на лошадь, топнул для устрашения ногой. Слабые волны докатились по земле до меня. Ведь он совсем рядом! Но смотрит на лошадь. Поверни он сейчас голову...

Мне повезло.

Кандерстег сорвался с места, ударился об изгородь, сделал еще несколько неверных шагов в сторону верхней части поля... Джуд Уилсон пошел за ним.

Я продолжал лежать как бревно, изможденный до крайности. Постепенно сердце утихомирилось. Я снова задышал ровно... потом разжал руку — она была полна прелых листьев.

Джуд неторопливо прогнал Кандерстега по кругу и снова запер в ловушку. Потом поднял с земли огнемет и понес за ворота. Дело было сделано.

Мики продержали здесь целых три дня, но это оттого, что ему по случайности сильно обожгли ноги. Обряд же «посвящения» Кандерстега прошел, по-моему, как по маслу. Значит, скоро он вернется в конюшню.

Но скоро ли я смогу подняться и размять затекшие конечности? Недруги мои бесцельно слонялись на солнце, ходили от машины к сараю, от сарая к фургону, растрачивали впустую утреннее время и умудрялись постоянно быть в поле зрения, следовательно, я не мог расслабиться ни на секунду. Даже нос почесать. Вот проклятье!

Наконец они все же собрались, Эдамс с Хамбером сели в «ягуар» и поехали в сторону Телбриджа. Джуд Уилсон, однако, вытащил из кабины фургона бумажный пакет и, усевшись на ворота, принялся обедать. Кандерстег все не шевелился в загончике, а я — в канаве.

Джуд Уилсон выкурил сигарету, выбросил бычок, зевнул. Потом медленно, ох как медленно, слез с ворот, подобрал огнемет и понес его в сарай.

Не успел он скрыться за дверью, как я скатился вниз, в мелкую яму, и вытянулся на боку во весь рост. Плевать на сырость! Медленно, с наслаждением и болью я одну за другой размял затекшие руки и ноги.

Я пролежал в этой яме всю вторую половину дня. Ничего не слышал, ждал только одного: когда заработает двигатель фургона. Через какое-то время мне вдруг захотелось спать, а ведь было холодно, да и Джуд Уилсон находился поблизости. Смешно, но как-то надо с этим бороться... Действием, конечно. Я перекатился на живот и осторожно поднял голову.

Джуд Уилсон снова сидел на воротах забора. Видимо, краем глаза он заметил мое движение, потому что отвернулся от Кандерстега, стоявшего прямо перед ним, и посмотрел в мою сторону. Секунду казалось, что он смотрит прямо мне в глаза. Но нет, он увел взгляд куда-то дальше, а потом, ничего не заподозрив, снова стал смотреть на Кандерстега.

Я медленно, стараясь не закашляться, перевел дыхание.

Чуть позже четырех в «ягуаре» вернулись Эдамс и Хамбер, и я, словно кролик из норки, рискнул высунуться.

Они решили отвозить Кандерстега домой. Джуд Уилсон задом подогнал фургон к воротам, опустил трап, и Кандерстега, который застывал на месте после каждого шага, затащили и затолкали внутрь. Даже с другого конца поля я видел, что несчастное животное испугано до смерти. Я люблю лошадей. Что ж, я сделал для них доброе дело — Эдамс, Хамбер и Уилсон с миром скачек могут распрощаться.

Я легонько откинулся назад и через некоторое время услышал шум двух двигателей — «ягуар», а следом и фургон поехали в сторону Поссета.

Вскоре звук затих. Я поднялся, потянулся, стряхнул с одежды налипшие листья и пошел через поле взглянуть на сарай.

Он был закрыт на замок, довольно сложный с виду, но через окно я смог заглянуть внутрь. Огнемет, какие-то баки, видимо для топлива, большая жестяная воронка, у стены — три сложенных шезлонга. Ничего лишнего.

Ну что ж, вот и все. Задание Октобера выполнено. Выполнено на все сто, спокойно, без лишнего риска. Как и полагается. Осталось только дополнить вчерашний отчет и представить все собранные факты в распоряжение стюардов.

Я сел на мотоцикл и поехал к месту, откуда вел наблюдение за конюшней Хамбера, но там никого не было. Либо Бекетт не получил мое письмо, либо никого не смог послать мне на помощь. А может, этот кто-то просто не дождался меня и уехал. Во всяком случае, коврик, чемодан и остатки пищи лежали нетронутыми.

Мне вдруг захотелось на прощание еще раз взглянуть на конюшню Хамбера. Я расстегнул молнию на куртке и достал бинокль.

И тут я увидел... В одну секунду от моего блаженства — дело сделано, я цел и невредим — не осталось и следа.

Во двор конюшни въезжала ярко-алая спортивная машина. Она остановилась рядом с серым «ягуаром» Эдамса, и из нее вышла девушка. Я был довольно далеко, но сразу узнал и машину, и копну светлых с серебринкой волос. Девушка хлопнула дверцей, чуть поколебалась, потом направилась к дверям конторы Хамбера и скрылась из виду.

Ах, черт! Ну кто мог ждать опасность с этой стороны? Невероятно! Правда, Элинор обо мне ничего не знает. Для нее я — простой конюх. Но я одолжил у нее свисток. И еще — она дочка Октобера. Расскажет она об этом Эдамсу или нет? А если расскажет? Ведь он может решить, что она для него опасна! Нет, все-таки ей ничего не грозит. Эдамс поймет, что о фокусе со свистком она ничего не знает, знаю только я.

А если не поймет? Ожидать от него разумных действий не приходится. У него свои нормы поведения. Ведь он же ненормальный! Взял и убил журналиста, который показался ему слишком любопытным. Вдруг ему взбредет в голову, что Элинор тоже нужно убрать?

Дам ей три минуты. Допустим, она спросит меня, ей скажут, что я здесь больше не работаю, она повернется и уйдет — и все в порядке.

Ну выходи же, выходи, садись в свою машину и уезжай! А смогу ли я вызволить Элинор, если Эдамс решит с ней расправиться? Уж больно неравны шансы: я один против Эдамса, Хамбера, Уилсона и Касса. Мериться с ними силами не очень-то хотелось. Но вот три минуты прошли, а красная машина все стояла пустая.

Это я виноват, что она приехала сюда. Если с ее головы упадет хоть один волос... это будет на моей совести. Значит, выбора у меня нет.

Я сунул бинокль в чемодан и вместе с ковриком оставил его в кустах. Потом доверху застегнул молнию на куртке, надел шлем, завел мотоцикл и поехал вниз по спирали к конюшне Хамбера.

Оставив мотоцикл у ворот, я вошел во двор. В центре его рядышком расположились «ягуар» Эдамса и «ТР4» Элинор. В конюшне стояла обычная предвечерняя суета, все были заняты своим делом.

Я открыл дверь конторы и шагнул внутрь.

Глава 17

И зачем я так волновался? Напридумывал, взыграло воображение. Ничего с ней не случилось. В руке она держала полупустой стакан с какой-то розоватой жидкостью и мирно беседовала с Эдамсом и Хамбером. Улыбалась.

На угрюмом лице Хамбера я прочитал волнение, Эдамс же довольно посмеивался. Эта картина четко отпечаталась у меня в мозгу. Но вот все трое обернулись и посмотрели на меня.

— Дэниэл! — воскликнула Элинор. — А мистер Эдамс сказал мне, что вы здесь больше не работаете.

— Так оно и есть. Просто я кое-что забыл, вот и вернулся.

— Леди Элинор Таррен, — с нарочитым спокойствием начал Эдамс, поднимаясь и обходя меня сзади, — приехала узнать, провел ли ты эксперимент, для которого одолжил у нее свисток. — Он закрыл дверь и оперся о нее.

Что ж, все правильно. Вернулся я не напрасно.

— Ну, я ведь этого не говорила, — запротестовала она. — Просто я приехала забрать свисток, если Дэниэлу он уже не нужен. Ехала мимо и решила заглянуть — не нужно будет посылать свисток по почте.

Я повернулся к Эдамсу.

— Леди Элинор Таррен, — с тем же нарочитым спокойствием произнес я, — не знает, зачем мне понадобился свисток. Я ничего ей не сказал.

Глаза его сузились, потом широко раскрылись — он внимательно смотрел на меня. Челюсть чуть подалась вперед. Его поразил мой тон, мой взгляд. Привык, что я хожу перед ним на задних лапках. Он перевел взгляд на Элинор.

— Она здесь ни при чем, — с нажимом сказал я. — Она ничего не знает.

— О чем это, интересно, вы говорите? — с улыбкой спросила Элинор. — И что это за таинственный эксперимент такой?

— Да ничего особенного, — ответил я. — Просто... здесь есть глухой конюх, и мы хотели выяснить слышит ли он высокие звуки, вот и все.

— Вот оно что... — протянула она. — И что же слышит?

Я покачал головой.

— Вроде бы нет.

— Жалко. — Она подняла стакан, кусочек льда звякнул о стекло. — Ну, если свисток вам больше не нужен, может, вы мне его отдадите?

— Да, пожалуйста. — Я сунул руку в свой пояс, вытащил свисток и протянул ей. Хамбер едва не раскрыл рот от удивления, Эдамс же был просто взбешен — как это Хамбер во время обыска не нашел такой элементарный тайник!

— Спасибо, — сказала она и положила свисток в карман. — Ну, а какие у вас дальше планы? Пойдете в другую конюшню? Вы знаете, — с улыбкой объявила она Хамберу, — я удивлена, что вы его отпустили. У отца еще не было такого отличного наездника среди конюхов.

В конюшне Хамбера я этой ошибки не повторял. Он начал было возражать:

— Да ничего уж в нем особенного... — но тут его мягко перебил Эдамс:

— Думаю, Хедли, мы с тобой недооценили Рока. Не сомневаюсь, леди Элинор, что после вашей рекомендации мистер Хамбер возьмет его обратно и уже никуда больше не отпустит.

— Вот и замечательно, — обрадовалась она. Эдамс исподлобья смотрел на меня — оценил ли я его маленькую шутку? Но мне было не до смеха.

— Сними шлем, — приказал он. — Ты в комнате и стоишь перед дамой. Сними.

— Что-то не хочется, — ровным голосом произнес я. Сейчас бы мне в самый раз рыцарские латы. Эдамс не привык, чтобы я возражал ему, и рот его захлопнулся словно капкан.

— Не понимаю, леди Элинор, что вы так хлопочете о Роке? — озадаченно вступил Хамбер. — Я думал, ваш отец уволил его за то, что он... приставал к вам.

— Нет, нет, — засмеялась она. — Не ко мне, а к моей сестре. Но на самом деле ничего не было. Все это — сплошная выдумка. — Она допила из своего стакана и с самыми лучшими намерениями бросила меня на растерзание волкам. — Отец просил меня никому не говорить, что все это — выдумка, но вы же хозяин Дэниэла и должны знать: он лучше, чем кажется со стороны.

На мгновение наступила тишина — зловещая, густая. Потом я с улыбкой заметил:

— Кажется, лучшей рекомендации я еще не получал... Вы очень добры.

— Ну, будет вам! — Она засмеялась. — Нет, правда, люди считают, что вы хуже, чем на самом деле, а вы даже не хотите постоять за себя.

— Это не всегда выгодно, — отшутился я и повел бровью в сторону Эдамса. Он тоже не мог оценить мои шутки в полной мере. Он взял пустой стакан Элинор.

— Еще джина? — предложил он.

— Нет, спасибо, мне пора ехать.

Он поставил ее стакан на стол рядом со своим и спросил:

— А как вы думаете, такой человек, как Рок, стал бы принимать транквилизаторы, чтобы набраться храбрости для работы с трудной лошадью?

— Транквилизаторы? Транквилизаторы? Что вы! Он, наверное, и вкуса их не знает. Правда? — С удивленным выражением на лице она повернулась ко мне.

— Правда, — подтвердил я. Уж скорее бы она уезжала, пока ее удивление не переросло в подозрение. Заподозри она что-то — и она в опасности.

— Но ты же говорил... — начал Хамбер, который все еще не мог ничего понять.

— Это была шутка. Просто шутка, — объяснил я ему. — Мистер Эдамс над ней хорошо посмеялся, если помните.

— Это верно. Я смеялся, — мрачно согласился Эдамс. Кажется, хоть он понял: Элинор ничего не знает и пусть себе с Богом уезжает.

— А-а, понятно. — Лицо Элинор прояснилось. — Что ж, пора мне возвращаться в колледж. Завтра я еду в Слоу на выходные... Может быть, что-то передать отцу, Дэниэл?

Это был ничего не значащий вопрос — дань условностям, но, услышав его, Эдамс оцепенел. Я отрицательно покачал головой.

— Ну что ж... очень мило провела у вас время, мистер Хамбер. Большое спасибо за джин. Надеюсь, отняла у вас не слишком много времени.

Она попрощалась за руку с Хамбером, Эдамсом и, наконец, со мной.

— Как хорошо, что вы вернулись. Я уж думала, мы не увидимся. Думала, ищи-свищи теперь мой свисточек. — Она очаровательно улыбнулась.

— Да, — засмеялся я, — нам с вами повезло.

— Ну, тогда до свидания. Еще раз спасибо, мистер Хамбер, — сказала на прощание она, и Эдамс открыл ей дверь. Через плечо Хамбера я увидел в окно, как она идет по двору к своей машине. Открыла дверцу, включила двигатель, приветливо махнула рукой Эдамсу и уехала.

Эдамс шагнул в комнату, захлопнул за собой дверь, запер ее и положил ключ в карман. Хамбер был явно озадачен — никак не мог понять, что происходит.

Глядя на меня, он произнес:

— Ты знаешь, Рок какой-то другой, будто подменили.

— Рок, черт бы его забрал, Бог знает что за птица.

Да, положеньице. Есть, правда, один плюс — не нужно больше лебезить перед ними, поджав хвост. Я могу разговаривать с ними на равных, а это уже не так мало.

— Ты хочешь сказать, что про свисток знает не Элинор Таррен, а Рок?

— Разумеется, — нетерпеливо бросил Эдамс. — Неужели ты, Хедли, до сих пор ничего не понял, черт возьми! Похоже, его подослал по нашу душу Октобер, хотя, убей, не знаю, как он мог докопаться...

— Но Рок всего лишь конюх.

— «Всего лишь»! — разъярился Эдамс. — Ты считаешь, этого мало? У конюхов длинные языки, не знаешь разве? И глазами Бог не обидел. Да ты посмотри на него. Разве похож он на безмозглого червяка, каким прикидывался?

— Что бы он ни сказал, поверят все равно тебе, — заметил Хамбер.

— Он никому ничего не скажет.

— То есть как?

— Я убью его, — сказал Эдамс.

— Что ж, пожалуй, так будет спокойнее, — согласился Хамбер, словно речь шла об уничтожении лошади.

— Вас это не спасет, — прервав их я. — Я послал отчет стюардам.

— Один раз мы такое уже слышали, — не поверил Хамбер, — но это был просто блеф.

— Я не блефую.

— Послал или не послал, — взвился Эдамс, — все равно ему одна дорога — на тот свет! Дело не только в свистке... — Он умолк, сверкнул на меня глазами и добавил: — Ты провел меня. Меня. Как?

Я не ответил. Сейчас не самое подходящее время для приятной беседы.

— У этого щенка, — задумчиво произнес Хамбер, — есть мотоцикл...

Дверь во двор заперта, а дорогу к окну мне преграждал Хамбер, стоявший возле стола. Допустим, я заору — кто прибежит? Только Касс. Уж конечно не орава забитых конюхов. Они и не знают, что я здесь, а хоть бы и знали, помогать не станут. И Эдамс, и Хамбер выше меня ростом, шире в плечах, особенно Эдамс. У Хамбера в руках — палка, да и Эдамс вряд ли пойдет на меня с пустыми руками.

С другой стороны, я моложе и сейчас в отличной форме — не зря я пахал на них как вол. На голове у меня шлем. Могу бросать что попадется под руку... Может, мои шансы не так и плохи?

Около стены у двери стоял деревянный полированный стул с кожаным сиденьем. Эдамс поднял его и пошел на меня. Хамбер остался на месте, только переложил палку из одной руки в другую, изготовившись к бою.

Глаза у Эдамса стали совсем мутными, на губах заиграла зловещая улыбка. Он громко сказал:

— Заодно можем и развлечься. Сгоревший в катастрофе труп никто разглядывать не будет.

Он взмахнул креслом. Я ловко увернулся, но при этом приблизился к Хамберу, и тот не преминул крепко хватить меня палкой по плечу, она просвистела в сантиметре от уха. Я споткнулся, упал, покатился по полу. Вскочил на ноги в самое время — Эдамс со всего маху грохнул стулом об пол. Одна из ножек оглушительно хрустнула, Эдамс наклонился и поднял ее. Крепкая прямая ножка с квадратным основанием, а верхний конец — в месте излома — острый, страшный.

Эдамс расплылся в улыбке и отшвырнул в угол остатки стула.

— Вот так, — процедил он. — Теперь мы порезвимся.

Понятно, какое-то время они оставались относительно целыми и невредимыми, я же нахватал изрядное количество синяков, а на лбу сильно кровоточила ссадина — Эдамс пустил-таки мне кровь своей остроконечной ножкой от стула. Счастье, что на голове у меня шлем, да и увертываюсь я, как оказалось, не хуже пикадора. Я в ответ пинал их ногами.

Хамбер, человек не особо подвижный, знал свое дело четко: охранял окно, а как только я оказывался в зоне его действий, пускал в ход палку. Я с самого начала пытался выхватить у них либо палку, либо ножку, пробиться к сломанному стулу или найти какой-нибудь предмет для бросания, но все впустую: руки мои отчаянно саднили, и Эдамс сразу раскусил мои намерения насчет сломанного стула и не подпускал меня к нему. А кидать... Все, что можно кинуть, стоит на столе у Хамбера, за его спиной.

Слава Богу, что в горах ночью холодно, — из-за этого на мне под курткой оказались два свитера, и они здорово смягчали удары. Все же доставалось мне сильно, особенно от Эдамса, я буквально содрогался, когда он попадал в цель. Я уже с отчаянья был готов кинуться в окно, через стекло, но приблизиться к нему не мог.

Что оставалось делать? Я прекратил увертываться и бросился прямо на Хамбера. Эдамс успел два раза больно огреть меня, но я не обратил внимания. Я схватил моего бывшего шефа за лацканы, упер ногу в стол, чтобы как следует оттолкнуться, и, сильно дернув Хамбера, швырнул его вдоль узкой комнаты. Он с силой грохнулся в картотечные шкафчики.

На столе лежал зеленый стеклянный кругляш — пресс-папье. Величиной с бильярдный шар. Он сам собой оказался в моей руке, в мгновение ока я взмахнул ею, приподнялся на носки — и метнул снаряд в Хамбера, который в трех метрах от меня, цепляясь за шкафчики, пытался подняться на ноги.

Кругляш попал ему точно между глаз. Вот это бросок! Он тут же потерял сознание и рухнул на пол, даже не вскрикнув.

Не успел он упасть, как я бросился в его сторону. Стеклянный кругляш — вот мое оружие! Лучше всяких палок и сломанных стульев! Но Эдамс сориентировался мгновенно. Рука его поднялась.

Тут я дал маху — решил, что одним ударом больше, одним меньше, уже все равно, и хотя видел, что ножка стула вот-вот опустится, продолжал тянуться за кругляшом. Но на этот раз — наверное, потому, что голова моя была наклонена, — шлем меня не спас. Удар пришелся ниже обода шлема, около уха.

Я качнулся словно пьяный, упал возле стены и оказался в незавидной позе: плечи упираются в стену, одна нога подогнута под себя. Попробовал подняться, но куда там! Сил во мне не осталось ни капли.

Эдамс склонился надо мной, расстегнул ремешок у меня под подбородком и стянул с головы шлем. В глазах у меня стоял туман, но я понял: что-то здесь не так. Поднял глаза. Эдамс стоит и улыбается, крутит в руках отломанную ножку стула. Радуется, сволочь.

В последнюю секунду в мозгу моем вспыхнуло: что-то нужно делать, немедленно, не то этот удар будет последним. Увертываться уже некогда. Я вскинул правую руку, и тут же на нее обрушился сокрушительный удар.

Какая дикая боль! Рука сразу онемела и бессильно повисла вдоль туловища.

А он все улыбается. Предвкушает, как сейчас прикончит меня. Поднимает руку.

Нет, не дамся! У меня ведь еще ноги целы! Что же я, идиот, лежу как дерево и жду смерти?! Две здоровые ноги! Левая подогнута под себя, я высвободил ее и просунул перед его ногами — он не обращает внимания. Поднимаю обе ноги — между ними его лодыжки, — подтягиваю правую к левой. Теперь ноги в замок — и рывок всем телом, резко, изо всех оставшихся сил.

Эдамс никак от меня такого не ожидал. Он дико замахал руками, потерял равновесие и грохнулся на спину. Кидать я больше не мог правая рука онемела. Пошатываясь, я встал, подобрал левой рукой зеленый кругляш и шмякнул стоявшего на коленях Эдамса по голове. Никакого эффекта. С каким-то хрюканьем он продолжал подниматься.

В отчаянии я размахнулся и снова ударил его, в нижнюю часть затылка. На этот раз он упал — и остался лежать.

Я привалился рядом с ним. Комната плыла, меня тошнило, во всем теле просыпалась зловещая боль, а из рассеченного лба медленно капала на пол кровь.

Оба мои врага лежали в неестественных позах и не шевелились. Эдамс дышал с каким-то присвистом, даже с храпом. Грудь Хамбера еле двигалась.

Я провел рукой по лицу — она вся покрылась кровью. Наверное, у меня все лицо кровью залито! Как же я поеду в таком виде? Я поплелся к умывальнику.