Книга Богов - Нить Ариадны

На этом кровавое дело и закончилось. Генерал Скамандр, который до сих пор командовал дворцовой стражей, заверил нового царя, что дворец удерживают доверенные отряды гвардейцев. Перс, принявший имя Миноса, перебросился парой слов с двумя помощниками и советчиками. Шива продолжал молча стоять за троном, скрестив руки на груди. И невозможно было понять – является ли он главным зачинщиком переворота или просто наблюдателем.

Новоявленный царь Минос возвысил голос и прокричал так, чтобы слышали все вокруг:

– Поднимайте слуг! Эти новости должны услышать все. И увидеть страшное зрелище.

Через несколько минут в зале собралась небольшая группа новоприбывших, которая продолжала непрерывно рости. Алекс услышал чей-то тихий голос, который пробормотал, что старый царь не оставил по себе признанного сына. Только двух дочерей, из которых старшая – Федра – могла рассчитывать на трон после смерти родителя.

– И ни одного сына, – закончил шепотом первый голос. Словно наличие незаконного сына могло как-то повлиять на права наследования. По традиции незаконнорожденные не имели никаких прав.

– Его единственный сын – Астерион, – проворчал второй голос. В ответ раздался сдавленный смех. Обычно так смеются, когда кто-то из рассказчиков выдает неприличную шутку об отсутствующем.

И в эту минуту случилось неожиданное – в зал ворвалась младшая дочь покойного Миноса, царевна Ариадна. Алекс и второй страж у центрального входа дернулись было к девушке, но тут же прянули назад. Даже Мясник не стал удерживать царевну, которая бросилась к телу отца. Алекс же молился на нее – безнадежно и безмолвно, с самого первого дня службы во дворце, когда он увидел девушку.

Ариадна со стоном упала на колени возле тела и замерла, протянув белые руки к мертвому отцу. Как только царевна вбежала в зал, Алекс был не в силах отвести взгляд от нее, все сильнее сжимая древко копья.

«Ах, Ариадна! Клянусь, я ничего не мог сделать. Если бы ты была здесь, я бы с радостью умер за тебя. Даже бог не посмел бы коснуться тебя, пока я жив».

С болью в сердце Алекс представил, как царевна гневно вопрошает его: «Так почему ты не умер за моего отца?» Тогда бы он сказал: «Потому что я не смог бы больше служить тебе!»

Ариадне было девятнадцать лет. Русые локоны свободно спадали по ее плечам. Стройное тело покрывала белая туника, которую девушка обычно надевала только в собственной комнате. Царевна стояла босая на каменном полу, как и ее личная служанка-рабыня. Она вбежала вслед за госпожой, оставшись почти незамеченной. Алекс припомнил, что рабыню звали Клара.

Не успел замереть в воздухе горестный крик Ариадны, как в зал вбежала царевна Федра. Она была на два года старше сестры.

Темноволосая Федра была чуть ниже Ариадны, ее тело было пышным и женственным. Федра закричала не так громко, как сестра, но Алекс не сомневался, что страдание обеих царевен совершенно искреннее.

– Отец! Они убили тебя!

Этот вопль вонзился в сердце Алекса острым кинжалом. И хотя молодой воин ни на дюйм не сдвинулся со своего поста, он был готов сейчас же отдать свою жизнь, только чтобы хоть на мгновение избавить эту божественную девушку от ужаса и горести. «Если быстро пересечь зал и вонзить копье в глотку узурпатора…»

Но Алекс прекрасно понимал, что остальные стражники остановят его прежде, чем он прикончит Перса. К тому же он знал, что Шива, стоящий в отдалении, наблюдает за всем вокруг и испепелит его в мгновение ока.

И даже если, благодаря чуду или невероятной случайности, он убьет узурпатора, Ариадна может погибнуть в кровавом хаосе, который начнется после этого.

Самое разумное – держаться в стороне. На это есть и еще одна, основная, причина. На самом деле распоряжались здесь другие и приказали не вмешиваться.

Когда первый взрыв горя миновал, вниманием царевен завладел дядя. Сочувствующим голосом он рассказал о предателе-Дионисе и предложил девушкам вернуться в свои комнаты.

Придя в себя, Федра осмелилась взглянуть дяде в глаза и тихо, но твердо, произнести:

– Многие скажут, что по смерти отца я должна стать царицей.

Новый правитель ответил ей мягко и терпеливо:

– Милая племянница, ты слишком расстроена. Твой дорогой отец с последним вздохом настоял, чтобы я занял трон. Все присутствующие свидетели могут это подтвердить. Правда?

Все, естественно, подтвердили. Наконец плачущие царевны позволили верным слугам увести себя. На том дело и закончилось. Алекса вскоре сменили, и ему пришлось еще раз подтверждать официальную версию для соседей по казарме, которым старший офицер уже зачитывал царский указ.

По приказу нового царя тело прежнего перенесли в другую комнату. Нынешний Минос огласил свои планы на будущее. Да настолько четко сформулированные, что было ясно – составлялись они сильно загодя. Перс приказал готовить место на дворцовой площади для того, чтобы выставить тело несчастной жертвы Диониса на общее обозрение.

Затем новый царь обратился к оставшимся соратникам:

– Оставьте нас. Мы с владыкой Шивой должны кое-что обсудить.

Персу пришлось повторять приказ дважды, потому что Мясник не понял, что это касается и его. Гигант резко отсалютовал и убрался.

Наконец в огромном зале остались только двое.

– Кое-что обсудить… – начал бывший принц Перс. Запнулся, откашлялся и начал заново: – Владыка Шива, нам следует кое-что обсудить и прояснить. Чтобы впоследствии не возникало недоразумений.

Зал был освещен – перед уходом слуги принесли и установили новые факелы и заново разожгли огонь в каминах. Синевато-серая фигура, неподвижно стоящая за троном, казалась последним язычком пламени в груде мертвого пепла. Черты лица острые и тонкие, почти карикатурные. Тело – под стать лицу, как скелет, обтянутый кожей. Третье Око спало, прикрыв веки, и напоминало сейчас скорее шишку на лбу. В ярком свете ожерелье из черепов выглядело не больше чем искусным украшением. Но фигура бога не казалась призрачной или потусторонней – обычное, человеческое тело.

Оба нормальных глаза Шивы были широко открыты.

– Недоразумений нам не нужно, – промолвил бог со стальными нотками в голосе. – На колени, когда обращаешься ко мне.

Он вытянул руку, указуя костлявым пальцем в пол. На мгновение Перс растерялся от удивления.

– Но я царь!

– Царем тебя сделал я, – не дрогнув, заметил Шива. – Так же легко могу сделать кого-нибудь еще. Я бог, и ты падешь на колени. Или познаешь на собственной шкуре гнев бога.

Шива веско помолчал.

– Не волнуйся, наше соглашение остается в силе. Потом можешь вернуться на свой трон. Я не собираюсь долго забавляться игрушками.

Беззвучно выругавшись, новоявленный Минос огляделся, чтобы убедиться, что остался с богом наедине. Потом поднялся и сделал два неуверенных шага навстречу Шиве. И опустился на одно колено.

Почти никто из прислуги раньше не видел в глаза живого бога. Войдя же в главный зал дворца, перешептываясь и сплетничая, пораженная челядь обнаружила ужасного Шиву, стоящего позади трона.

В поисках проигравшего божества наскоро обшарили дворец, но Дионис будто сквозь землю провалился. Никто и не подумал искать какие-нибудь тайные проходы. Боги, даже поверженные, всегда находят в себе силы, чтобы скрыться без следа, когда только пожелают.

А темный бог уже затребовал жертвоприношений в свою честь, и не совсем обычных.

Перс, принявший имя Миноса, объявил солдатам:

– Мы должны найти виновных в смерти моего брата и покарать их!

А ветер все выводил печальную песнь меж труб и парапетов. Первые лучи восходящего солнца медлили и не спешили появляться.

Глава 3

– Астерион?

Я сразу не отозвался, а замер на месте, приглядываясь через листья. Весеннее солнце било сквозь густую зелень перепутанных между собою лоз, а там, куда оно не проникало, под яркими восковыми листьями таились прохладные тенистые аллеи и пещерки. Весь гигантский Лабиринт состоял из поросших зеленью сводчатых коридоров и бесконечных запутанных тоннелей. Где-то неподалеку, то ли на ближайшей открытой площадке, то ли на следующей, журчал невидимый фонтан – один из множества фонтанов Лабиринта. В дни моей юности далекий или близкий звук падающей воды практически никогда не прерывался. Изогнутые стены и тоннели, сложенные в большинстве своем из тяжелых камней, часто меняли направление звука.

– Астерион, где ты?

Конечно, этот юный и чистый голос принадлежал Ариадне, младшей из моих сестер. Вообще-то, я был моложе их обеих. (Федра, старшая из нашего родственного трио, по крови приходилась мне лишь сводной сестрой… Но об этом позже.)

Я не отозвался даже на второй призыв Ариадны. Сперва мне следовало убедиться, что она пришла одна.

Чтобы разыскать меня, ей пришлось отойти на полмили от дворца, который возвышался на самом краю огромного Лабиринта. Большинство посетителей теряют малейшее представление о своем местонахождении уже через пять минут пребывания здесь, но за Ариадну я не боялся. Она часто прибегала ко мне в гости еще с тех пор, как мы были детьми. Я не видел ее уже больше недели, так долго она еще не задерживалась.

Но я вовсе не удивился ее приходу сегодня. Нынче ночью мне снился сон, что мы встретились на этой самой площадке, а мои сны редко меня подводят.

Когда Ариадна позвала меня по имени в третий раз и я не обнаружил рядом с ней никакого спутника – ни явного, ни тайного, – я вынырнул из тенистой пещерки и затрусил через залитую солнцем площадку на своих почти человеческих ногах. Сестра стояла на противоположной стороне дворика и приветливо смотрела на меня. Ростом я точно семи футов[1]. Ну а если считать и рога, закрученные по обе стороны моей нелюдской головы, то чуть побольше. Рога у меня симметричные и изящные, они выступают над макушкой примерно на дюйм. (Уши тоже могут подниматься высоко, но они такие подвижные, что я их в расчет не беру.)

Мне – семнадцать, Ариадне – на два года больше, и по самым строгим человеческим стандартам она настоящая красавица. Ее русые волосы крупными кольцами вьются по обе стороны нежного личика в форме сердечка. Сегодня она была одета как обычно – в хлопковую тунику и золоченые сандалии. Не в ее обычае обвешиваться драгоценностями, так что из украшений на ней был только медальон, подаренный Дедалом. (Миносу и Федре он преподнес другие, соответствующие дары… А я свой получил через месяц, когда мастер познакомился и со мной.) Серебряно-золотой диск Ариадны был спрятан под туникой, но я ясно видел серебряную цепочку, охватившую ее шею. На Корике женщины из высшего класса выставляют напоказ грудь только в официальной обстановке и соответствующем одеянии.

Ее лицо просияло при виде меня, облаченного в набедренную повязку и плебейского пошиба сандалии. (Мои ступни, как и ноги, практически обычные, человеческие – безволосые и вовсе не большие.)

– Вот ты где! – воскликнула она и тут же выпалила, не в силах ждать: – Мне так много нужно тебе рассказать!

Сестричка просто подпрыгивала на месте – наполовину от волнения, наполовину от радости.

– По крайней мере, часть этих новостей – добрая, – заметил я, заключая ее в братские объятия.

За всю свою жизнь я неоднократно убеждался, что мой голос отличается от обычного, человеческого. Что поделать, если и голова моя и горло другой формы. Но сестричка давно освоилась со звуками моей речи и без труда понимает меня.

Впервые за почти полгода я видел, как Ариадна улыбается, как она радуется хоть чему-нибудь.

– Правда, – с готовностью закивала она. – Но не все новости хороши. – И ее улыбка мгновенно померкла, как только она вспомнила о неприятностях, о которых мне еще предстоит услышать. Мой желудок, как и конечности, особо от человеческого не отличается. Пока мы разговаривали, я протянул руку к ближайшему дереву, сорвал ранний плод и сжевал. Тот еще не дозрел, но так и не сезон ему. С каждым днем меня все сильнее мутило от зимнего пайка – сушеной дряни, которой в основном и приходилось питаться. То, что я жевал сейчас, немного смахивало на яблоко, немного на персик, но в целом я не смог бы подобрать ему названия. Названия сами по себе меня иногда просто изумляют. Каждую весну это дерево, похожее на другие деревья моего дома, приносило разные плоды. Угли в небольшом очаге неподалеку давным-давно остыли. А ближайшие виноградные лозы, еще неделю назад безжизненные и голые, выбросили свежие зеленые побеги.

В моем доме-путанице множество растений произрастали сами по себе, так что в некоторых местах возникали целые рощи деревьев. Трава пробивалась сквозь трещины брусчатки, особенно в бесконечных коридорах – там, где никто не бывал. Но некая сила – то ли одилическая магия, то ли недостаток влаги – не давала этому месту окончательно зарасти.

Я надеялся, что Ариадна принесет мне последние новости, особенно касательно долгожданного прибытия Людей Дани, предназначенных в жертву. Их корабль с черным парусом зашел в порт Кандака еще неделю назад. Сестра с этого и начала, но на самом деле слушал я вполуха, поскольку сам имел что сказать по этому поводу.

В моей чудовищной голове вызрела мысль, что пора бы как-нибудь выбраться из Лабиринта. Я желаю увидеть окружающий мир вживую, а не отраженным во снах. Меня поместили в Лабиринт таким крохой, что я почти ничего не помнил. Уже несколько месяцев, с середины зимы, когда дни начали расти, сны звали меня и подначивали на прогулку.

Моя сестра запнулась и, что совсем на нее не похоже, быстро оглянулась по сторонам – сперва через одно плечо, потом через другое. Хотя в путанице Лабиринта можно не бояться, что нас подслушивают. Я понял, что сестра подошла к главным новостям.

– Бог нашего дяди становится сильнее с каждым днем… все сильнее и голоднее. Рабов убивают почти ежедневно, в одном из дворцовых двориков. Хорошо, что хотя бы не под моими окнами. Рабов и пленных – и все для того, чтобы потешить убийством Шиву.

Она помолчала, потом спросила:

– Он тебе не снился?

– Шива? – переспросил я и покачал рогатой головой. – Но в последнее время мне снится отец, я слышу его голос.

– Отец?

– Минос, – сказал я, и Ариадна чуть расслабилась. – Будто он зовет меня из дальней дали. Но я не слышу его слов.

– Из царства Аида? – вздрогнула сестра.

– Я… не знаю.

Я понятия не имел, общался ли я с Загробным миром, но ведь мне всегда трудно было объяснить сестре свои приключения в царстве Онейроса, бога снов.

Конечно же, я не помнил, каким образом получилось, что я родился таким, как есть. Были обрывки снов – несомненно, обычные, ничем не примечательные сны, – где чудовищные изменения происходили со мной уже после рождения. В этих грезах моя мама постоянно умирала при родах, но вовсе не из-за моих рогов на звериной голове.

Для чего такому уродливому ребенку сохранили жизнь? Моя старая няня – первая представительница короткой череды людей, которых мне довелось видеть, – шептала, бывало, что я – дитя самого Отца Зевса.

– Говорят, что Громовержец, бывает, принимает вид быка. В таком вот виде он и явился твоей матери.

Воспоминания о том, что приключалось со мной во снах, смешались с реальными событиями, так что я не всегда мог отличить одно от другого. Однажды, так давно, что и не припомню всех подробностей, я, Астерион, взглянул в зеркало. В настоящее зеркало из прекрасного и гладкого стекла. Потом я часто ложился на живот у какого-нибудь спокойного холодного пруда Лабиринта и разглядывал свое отражение. В любой зеркальной поверхности я видел морду, резко отличавшуюся от привычных людских лиц. Самые худшие мои сны всегда были связаны с зеркалами.

Половина моего обрывочного образования касалась богов – как эти странные и пугающие создания играли главенствующую роль в делах людей много лет тому назад, а потом сошли со сцены. Да так надолго, что многие люди стали сомневаться в самом факте их существования.

Нет, я, Астерион, никогда не видел ни одного бога. Не видел в реальной жизни.

Тем весенним днем Ариадна рассказала мне подробности одной истории, которая лишь недавно долетела до острова Корик от материка, лежащего в сотнях миль отсюда. В этой истории рассказывалось о том, как год назад великие боги Аполлон и Аид, вкупе с поклонявшимися им людьми, сошлись в смертельной битве. Как Аполлон объявил Оракула своим и запретил человеческие жертвоприношения на этой горе, на которой, говорят, находится сам Олимп.

– Но это старые вести, – отметил я.

– Конечно, – вскинула подбородок сестричка. – Но разве плохо будет, если жители Корика тоже станут служить Аполлону?

– Возможно… но шансов у них маловато. Сомнительно, чтобы на острове нашелся хоть один действующий храм или алтарь Аполлона. Наш почтенный дядюшка поклоняется совсем другому богу.

– Я только что говорила с некоторыми Людьми Дани.

Нет, Ариадна не меняла тему разговора, хотя, возможно, ей и хотелось это сделать.

– Девять юношей и девять дев, как и требовал дядя?

Сестра кивнула.

– Ну, раз уж Дань прибыла, что же собирается сделать с ними дядя? Они же не рабы какие-то?

– Нет, среди них есть даже с благородной кровью в жилах. Дядя официально заявил, что они…

Ариадна замялась, потом сказала:

– Мне неловко кое-что рассказывать тебе, брат, а одна новость и вовсе ужасна.

– Говори. Начни с ужасной.

Но хотя я отважно приказал сестре говорить, сам же боялся того, что мог услышать. Что уже приходило ко мне в некоторых сновидениях, но что я с радостью позабыл. Но это уже не сон.

– Наш почтенный дядюшка, – начала Ариадна, – и все служители Шивы, которые слетелись на остров как мухи на падаль…

– Ну?

– …они говорят всем, что девять юношей и девять дев предназначены в жертву Минотавру. Тебе.

Я знал, что меня иногда так называют, словно чудище какое, не допуская даже мысли о моей причастности к человечеству. Тут уж ничего не поделаешь.

– В жертву, – повторил я. – То есть на смерть. Как рабов и пленных, о которых ты говорила раньше.

– Да.

Какое-то время я мучительно пытался осознать смысл ее последнего сообщения.

– Принести мне в жертву? Мне?

– Знаю, что это звучит глупо…

Внезапно рассвирепев, я развернулся и широким шагом начал мерить площадку, стискивая и разжимая кулаки.

– Глупо? Это еще слабо сказано! Они что, считают меня демоном, который требует человеческих жертв? Что, по их мнению, я буду делать с этими юношами и девушками? Съем? Я даже мяса не ем! Выпью кровь? Или залюблю их до смерти, буду гоняться за ними… Но ты знаешь, что я даже не…

– Я знаю! Знаю, милый Астерион!

Сестра попыталась мягко успокоить меня. Ухватила за палец огромной, но вполне человеческой руки и держала как на привязи, пока я метался туда-сюда.

– Зевс создал тебя не таким, как остальные. Я люблю тебя и понимаю. Но мир не знает тебя, как знаю я. Люди всегда готовы послушать страшилку про какое-нибудь чудовище. Боюсь, что все поверят царской сказке.

– И, конечно, Люди Дани действительно предназначены в жертву.

– Так хочет Шива. По крайней мере об этом шепчут его служители. Мы-то редко видим самого бога. Ходят слухи, что большую часть времени он проводит, распутывая заговоры.

Я считал, что человеческие жертвоприношения не были первоначальной целью узурпатора, когда он потребовал Дань. Скорее всего, молодые люди нужны ему были как заложники. Чтобы побудить враждебные народы найти способ с нами уживаться. Когда новый Минос с Шивой за плечами впервые потребовал Дань, он объяснял это желанием распространить свою власть на окрестных глупцов и сбить их разрозненные царства в одно – его собственное. Вышлите Дань, иначе мои корабли сметут с лица земли ваши гавани, верфи и суда!

Вскоре я справился с приступом гнева.

– Но с тобой, сестричка, произошло что-то еще. Что-то хорошее. Вряд ли бы ты радовалась, глядя на бесчинства нашего дяди.

Она сразу же просветлела.

– О да! Я знала, что ты сразу заметишь во мне перемены.

– Так что за чудо с тобой произошло?

Она вскочила и затанцевала, не в силах усидеть на месте.

– Его зовут Тезей.

– Ага.

– Я влюбилась, безнадежно влюбилась!

– Я так и знал.

– Его зовут Тезей! – почти пропела Ариадна.

Я радовался за сестру, но одновременно немного ей завидовал.

– Да, ты уже говорила. А кто он, откуда явился? Какой он, этот Тезей?

– Он один из Людей Дани. Какой он? Как же мне его описать? Как бог – сильный и могучий, мне слов не хватает его описать. Он настоящий царевич, его взяли в плен в какой-то глупой войне, а потом…

– Стой. Подожди.

Я еле успел вклиниться в этот словесный водопад.

– Давай вернемся к началу. Так, значит, он один из восемнадцати? Ариадна, ты шутишь!

– Астерион, я серьезна, как никогда!

– Возможно, – промолвил я, не сводя глаз с сестры. – Ты впервые сказала, что влюбилась в кого-то.

– Да… Конечно, я собираюсь как-нибудь устроить так, чтобы его жизни ничего не угрожало.

Для Ариадны смертельная опасность, нависшая над ее возлюбленным, была всего лишь досадным недоразумением, которое можно легко устранить. Вроде неудобно назначенной вечеринки – нужно только перенести ее на подходящее число, и все. Моя сестра, такая уж она есть, ни капли не сомневается, что ей все удастся устроить наилучшим образом.

– Я знаю, – уверенно добавила она, – что могу рассчитывать на твою помощь, как только появится нужда.

– Конечно, сестричка, – промолвил я, сжимая ее маленькую ручку в своих руках. – Расскажи еще.

– А ты не видел царевича Тезея во сне, Астерион? Расскажи, что ты видел!

Призадумавшись, я осознал, что вполне мог видеть в грезах этот образец совершенства – ночью, с закрытыми глазами и освобожденной душой, – видеть, но не знать его имени. В последнее время мне снятся дурные сны о том, что с разными людьми, которых я не могу вспомнить, происходят отвратительные вещи. По описанию сестры, я начал догадываться, кто мог быть этот дюжий пленник и какую роль он играл в моих снах.

Мои видения могут лишь напрасно встревожить сестру, так что я соврал:

– Много чего я видел, и много разных людей. В моих снах люди не всегда похожи на себя в настоящей жизни. Нужно время, чтобы определить, кто из них кто.

Она проглотила мою ложь.

– Но послушай, Ариадна, наверняка эти Люди Дани, девять юношей и девять дев, содержатся под стражей?

– Конечно.

– Как же ты ухитрилась поговорить с этим Тезеем?

Прежде чем ответить, сестра снова опасливо огляделась.

– Они не под строгим надзором. Даже не в дворцовой тюрьме, а сидят поодиночке в одной из секций Лабиринта, совсем неподалеку.

И описала детали пейзажа, так что я без труда сообразил, где именно находятся заключенные.

– Но ведь их стерегут?

– Да. Но у меня во дворце много друзей, и даже среди солдат. Так что я без труда получила от него весточку.

Она горестно вздохнула.

– Там было сказано, что он сын морского правителя где-то на дальних островах. А еще у него есть жутко важные сведения, которые он расскажет мне лично. Касательно смерти нашего отца.

Я погрузился в размышления.

– Если твой Тезей сказал правду о своем происхождении, значит, его отец приходится врагом нашему почтенному и благородному дядюшке.

– Думаю, да.

– Но ведь он не назвал имени своего отца.

– Нет.

В голове вертелись несколько имен влиятельных людей, замешанных в последних громких событиях, но не было причин выбрать одно определенное. Позже можно будет и сузить круг.

– Итак, ты решила встретиться с пленником, который послал тебе записку. Сказал ли он что-нибудь действительно новое о нашем отце Миносе при встрече?

Ариадна сдвинула брови.

– Нет, не совсем. Его версия чуть отличалась от тех сплетен, что мы уже слыхали. Но я все чаще прихожу к мысли, что дядя приложил свою руку к его убийству.

– Похоже на то, – тихо согласился я.

Совсем недавно мне снились такие сны.

Когда я выслушал Ариадну, то счел нужным прервать ее повторные излияния и красочные описания достоинств любимого. И выдал свое заявление:

– Сестра, я решил пойти в город. Я хочу сам увидеть и услышать все, что там творится.

Она встревожилась – вероятно, мои планы как-то нарушали ее собственные.

– Из-за того, что я тебе рассказала?

– Нет. Ни ты, ни Тезей здесь ни при чем. Я давно думал об этом.

– Разумно ли это?

– Тебе ли наставлять меня в разумности? Нет, мне снился мой выход в город. И так часто, что я просто обязан… я должен туда пойти!

У Ариадны появился новый повод для беспокойства. Но моя сестричка всегда готова (на что я и рассчитывал) выкинуть какую-нибудь шалость или пуститься в приключение. Когда она заговорила, ее голос зазвучал с новым пылом.

– Если уж ты решился идти, тебе может понадобиться моя помощь. Когда ты выйдешь? Сегодня вечером?

– Хотелось бы.

Она снова стала очень серьезной.

– Дядя наверняка придет в ярость… если узнает.

– Ну и пусть его.

– Ты не боишься, что он убьет тебя, как нашего отца?

Я покачал головой.

Она медленно кивнула.

– Да уж, если тебя не будет, как же ты потребуешь кровавых жертвоприношений?

– Почему бы и нет? Думаю, что я продолжу жить в легендах. Нет, едва ли наш милый дядюшка сотворит со мной что-нибудь суровое. Не за такую пустяковую провинность. И не явному сыну Зевса, тем более, я не вижу, что такого он мог бы учинить. Разве что, поселив рядом со мной в Лабиринте восемнадцать заложников, он тем самым меня наказал.

Я помолчал.

– Конечно, ваше с Федрой положение похуже, пока вы живете во дворце. Кстати, как там Федра?

– Обычно мы видимся нечасто, – промолвила Ариадна и вскинула голову. – Мне наплевать на его наказание, но я постараюсь все сделать тихо. Даже если дядя узнает о твоем походе в город, мне лучше остаться в стороне. И чем меньше об этом будет знать Федра – тем лучше. Нет, конечно, она не побежит нас выдавать, но…

Я согласился. Наша старшая сестрица обычно старалась придерживаться правил, если только они не становились совсем уже невыносимыми. И никогда не умела скрывать свои мысли и чувства.

– Ты рассказывала ей о Тезее?

– Нет. Астерион, ты ведь поможешь мне, правда? Его нужно спасти любой ценой!

– Любой?

– Да.

– Обещаю. Помогу, чем смогу. Но я ничего о нем не знаю. Когда снова лягу спать, попробую вызнать побольше о нем и о том, что задумал дядюшка. Тогда мы сможем что-нибудь придумать.

– Ты не увидишь ничего плохого о Тезее! – уверенно вскинула голову Ариадна. Потом повернулась и пошла по дорожке. – Извини, но у меня еще куча дел.

– Постой. Как же ты поможешь мне с походом в город?

Зная свою сестричку, я понимал, что своего обещания она не забыла, и счел благоразумным выяснить, что она замышляет, как можно раньше. Ариадна никому не желает зла, только вот все жертвы ее добрых дел всякий раз попадают из огня да в полымя.

– Поглядим! – отозвалась сестра уже из-под ближайшей арки, сердечно махая мне рукой. – Встретимся во дворе трех статуй, за час до заката!

Глава 4

Чтобы скоротать время до назначенной встречи с сестрой, я решил пойти и посоветоваться с Дедалом, которого считал самым мудрым из всех знакомых мне людей.

Хотя я многого не знал, но даже мне казалось, что спасение Тезея – вовсе не такое легкое дело, каким хочет представить это Ариадна. Но я окончательно приму решение, лишь заснув и проглядев сны. А пока можно прогуляться к Дедалу – глядишь, он чем и поможет.

Направляясь туда, где рассчитывал найти мастера, я довольно долго шагал, не обращая внимания на выбранный путь.

Если вы никогда не видели запутанных переходов Лабиринта, едва ли вы представляете, на что это похоже. Эти ходы то сужаются, то снова расширяются – зависимость этих изменений никто, даже одинокий обитатель Лабиринта (то есть я), не в состоянии установить. Временами возникают лесенки, через раз ведущие в никуда, состоящие примерно из восьми-десяти ступеней в одном пролете. Если коридор поднимается, это почти наверняка значит, что под ним сходятся или пересекаются два-три других прохода.

Примечания

1

2 метра 10 сантиметров.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.