Програмерзость

— Вставай. — Он ухватил напарника обеими руками за правую подмышку и поднатужился, пытаясь поднять. Гора пошевелилась. — Вамос[11] своей знатной задницей, Фредозо!

Огромным волевым усилием раненый сержант поднял себя на колени.

— Со мной все в порядке, Анхель. — Он поднял руку и ощупал шею и затылок. Когда он отнял ее, мозолистая ладонь сделалась сиропно-алой от крови. — Ну, может, малость стукнуло.

— Это вердад, компадре?[12] Давай — шунтуй. — Накренившись назад, Карденас пустил в ход весь свой вес, волоча напарника к улице. А позади них за оградой уже собирались соседи. На лицах у них преобладали пустые ошеломленные выражения леммингов, которые внезапно очутились средь непостижимой для них драки. А откуда-то из обрушившегося дымящегося центра дома раздался крик Сурци Андерсон:

— На помощь! Ради бога! Я ранена! Неужели мне никто не поможет?

Хаяки заколебался, сводя на нет попытку обеспокоенного Карденаса продолжать двигать своего массивного, как гора, напарника к улице.

— Мы должны вернуться. Женщина, она…

— Не там, — оборвал его Карденас. — Это запись. Шевелись!

Он продолжал тянуть Хаяки за правое предплечье, надеясь, что остальная туша сержанта потянется следом. А другой рукой он со щелчком открыл свой спиннер.

— У меня красный код на Вест-Миньеро-Плейс четыреста восемьдесят два двести тридцать шесть, в инурбе Ольмек! — рявкнул он в голком. — Ранен сотрудник. Повторяю, ранен сотрудник — требуется аэромед!

Все еще оглушенный, со слегка подергивающейся головой, Хаяки оглянулся, таращась на обрушившееся строение. Из поврежденных скрытых глубин, женский голос продолжал молить возможных слушателей о помощи. Хаяки неуверенно нахмурился.

— Запись? Анхель, ты уве?..

Они почти добрались до тротуара, когда дом взорвался по новой. На этот раз произошли множественные взрывы. Собравшаяся толпа любопытствующих соседей завопила. Те, кого не сшибло с ног, бросились бежать. Карденас почувствовал, как тяжелая рука взрывной волны шмякнула его на землю. Когда град обломков наконец прекратился, он попытался освободиться от заваливших его обломков стройматериалов и осколков разбитого окна. Хаяки лежал без сознания с сильным кровотечением из спины и затылка. Отпихнув в сторону объемистое тело бесчувственного напарника, инспектор принял сидячее положение, смахнул с глаз пыль и уставился на представшую перед ним картину.

Извилистая дорожка, шедшая раньше к удобному пригородному дому, вела теперь к дымящейся в земле яме. А нарастающий в вышине тяжелый гул приближающихся вертушек начинал заглушать подымающиеся вопли и крики ошеломленных и раненых зевак.

Он никак не ожидал, что такое непритязательное жилище будет оснащено столь передовой системой безопасности типа «камикадзе». Вместо усилий оградить дом от вторжения непрошенных гостей, здесь вся идея состояла в том, чтобы впустить пришельцев в дом, а затем ликвидировать их. По ходу дела владелец также терял свой дом и имущество. Как мера безопасности такая техника была сокрушительно эффективной. Конечно, применяться она могла только раз. Чего же настолько сильно боялся недавно упокоившийся Джордж Андерсон-Бруммель, если данный страх побудил его превратить собственный дом во взрывной эквивалент скромного полевого склада боеприпасов? Зачем он предпринял такие сложные и дорогостоящие усилия попытаться поймать в западню и убить?

Но более непосредственный интерес для Карденаса, поудобнее устраивавшего у себя на коленях избитую, истекающую кровью голову лишенного сознания Хаяки и глядевшего, как выпрыгивают из снижающейся головной вертушки мрачные аэромеды, представлял вопрос, где же, черт побери, эти Сурци и Катла Андерсон?

3

Только когда инспектор получил заверения, что с его напарником будет все в порядке, и вертушка увезла Хаяки, он позволил аэромедам очистить раны ему самому и обработать серьезно поврежденные участки спрейкожей. Предложение покинуть место происшествия он отклонил, отказавшись отправиться в госпиталь на готовой подвезти его вертушке. Как и следовало ожидать, бригады СМИ оказались на месте почти столь же быстро, как и аэромеды. И когда, наконец, прибыла бригада экспертов, ей пришлось привычно прорываться с боями сквозь рой витяков, забросавших новоприбывших вопросами, на которые те не могли ответить. Полицейские и пара департаментских мелькарей из Комрела оцепили их кордоном, когда две команды приступили к работе на месте происшествия.

Природа разрушения объекта исключила естественные причины, вроде взрыва бытового газа, еще до того, как старательные оценщики получили возможность поговорить с Карденасом. Не обращая внимания на свои раны и стараясь выкинуть из головы упорно встававший перед глазами образ потрепанного лишенного сознания Хаяки, инспектор настоял на своем желании подключиться к работе экспертов.

— Произошла первоначальная детонация, являвшаяся в такой же мере приманкой, как и убойным зарядом, — рассказал он расспрашивающим его, — за которой последовал добавочный манок в виде воплей раненой женщины, зовущей на помощь. А потом целая серия вторичных взрывов. — Он пинком отбросил в сторону скрученную полосу металлической плакировки стены. — Кто б там ни кохонил эту касу, он хотел гарантированно убить любого и всякого, кто окажется в доме.

Экспертша стояла на коленях, водя сканером над все еще дымящейся выемкой в большем кратере, применяя высококлассный инфосос, которым так славился департамент.

— Довольно экстремальный способ разделываться со взломщиками.

— Зависит от того, какая у тебя страховка. — Бросив избранную горстку грязи и осколков в сопло прибора, похожего с виду на портативную ультразвуковую печку, ее напарник терпеливо ждал, когда тот выдаст внятные результаты. — Некоторые компании готовы оплатить замену всего уничтоженного, если домовладелец сможет доказать, что они экспиали двух или более непрошенных гостей. — Он натянуто улыбнулся. — Это, конечно же, в высшей степени незаконно, а также нельзя оправдать с точки зрения морали. Но попробуй добейся в суде обвинительного приговора корпорации, оплатившей стоимость разрушенного. У массы чистяков есть сомнительные полисы с исчезающими дополнительными пунктами, которые касаются ликвидации взломщиков. — Он нахмурился и крепко хлопнул по печке.

— Вот мы и заработали, — пробормотал он, пристально глядя на быстро появившиеся показания. — Довольно шикарный набор ингредиентов. — Он бросил многозначительный взгляд на внимательно слушающего Карденаса. — По части умерщвления ваши подозреваемые проявляют весьма изощренный вкус. Объемники «Хеллекс», хлопушки «Тарифа» и желе «Джафна». Сплошь последовательно установленные и подрываемые микрами «Тайчуг», которые запрограммированы на реагирование в сочетании с манком в виде барышни, попавшей в беду. — Он бросил на интуита более долгий взгляд. — Я слышал предварительные замечания. Ваш открытый спиннер направил их в центр города. Как вы догадались, что это была запись, и в доме никого нет?

Карденас наблюдал за тем, как продвигается дело у других экспертов.

— Беспокойство в голосе показалось мне наигранным. Актриса она хорошая, но все равно ее слова — лишь игра.

Специалист кивнул и сделал жест в сторону развалин, среди которых копались его коллеги.

— Кто бы за этим ни стоял, он, безусловно, не хотел дать кому-нибудь выбраться.

— Или что-нибудь найти. — Опустившись на колени, Карденас что-то вытащил из мусора. Это была верхняя половина куклы со все еще влажными желатиновыми глазами, весьма похожими на настоящие. Отсоединенная, она автоматически уставилась на него прозрачными синтезированными окулярами.

Спец моргнул, вываливая содержимое печки в пакет с образцами.

— Что найти?

Инспектор не бросил, а осторожно положил кусок гомункулуса обратно на землю. Что-то в этих синтетических глазах заставило его поворошить ногой обломки, чтобы завалить куклу.

— Если б я это знал, мне не пришлось бы задаваться подобным вопросом. Но я все же знаю, что никто не превращает свой дом в такую изощренную бомбу просто с целью умуэрвить пару скраггеров.

Несмотря на раны, он настоял на своем праве присоединиться к асессорам, которые работали на улице, опрашивая ошеломленных жителей дотоле мирного района. Двое департаментских мелькарей деловито массировали СМИ, изо всех сил стараясь убедить эту мошкару, что полиция никак не могла предотвратить данное разрушение.

Несколько проживающих поблизости граждан вышли, спотыкаясь, из своих жилищ, оснащенных индивидуальными системами безопасности. На их лицах наблюдалось ошарашенное выражение типичных чистяков, для которых повседневное существование состояло из относительно предсказуемых забот по поводу счетов, работы и семьи. Обыкновенных, повседневных проблем, не являвшихся вопросом жизни и смерти, какими те были для низших обитателей Полосы.

Карденас приблизился к глазевшей во все глаза пожилой женщине, одетой лишь в купальник и накидку. Очевидно, она отдыхала в плавательном бассейне на заднем дворе, когда дом Андерсонов прикладывал все силы к ликвидации двух зашедших в гости федералов. Несколько капелек воды все еще дрожало на ее ногах ниже колен, сопротивляясь испарению. Она слегка отшатнулась, когда к ней подошел инспектор.

— Бояться нечего, — успокоил он ее. — Вам незачем бежать.

— Я и не собиралась… ну, может быть, и собиралась, — пробормотала она. Не может быть, а точно, знал Карденас. Он не объяснил ей, что малозаметные движения тела и лица открыли ему намерения женщины столь же ясно, словно та высказала их вслух.

Он сверкнул своим идентом и увидел, как она слегка расслабилась.

— Обещаю, я не стану вовлекать вас. — Он показал на раскинувшиеся перед ними дымящиеся развалины дома, едва тлевшие теперь в огнегасителе, спущенном с парящей над руинами пожарной вертушки. — Вы знали живших там? Некоего мистера Джорджа Андерсона и…

— Сурци, — запинаясь вымолвила женщина. — Ее звали Сурци. У нее была дочь. — Глаза ее говорили о глубокой озабоченности. Не судьбой возможно уничтоженных соседей, а своей собственной и своей родни. — Что произошло?

— Пока трудно сказать. — Карденас не испытывал ни малейших угрызений совести, прибегая к успокоительной лжи. — Возможно, взрыв газопровода. А возможно, в доме было что-то взрывоопасное. — Он приложил максимум усилий, стараясь говорить так, словно не стряслось ничего необычного. — Такое то и дело случается.

— Но ведь здесь вы. — Она повела рукой кругом. — Полиции тут, кажется, многовато.

— Обычное дело, — небрежно обронил он с доверительным видом. — Просто все зависит от того, кому случится быть поблизости, когда происходит что-то чрезвычайное. Дома никого не было, так что никого не умуэртвило. Вы знали Андерсонов?

— Очень мало. Знакомство типа «здравствуйте, доброе утро, как вы?» Здесь, в Ольмеке, люди ценят свою уединенность. — И платят за нее, не стала добавлять она, так как этого и не требовалось. — Они казались довольно милыми.

— Миз Андерсон работала?

Проявляя все признаки успокоения, женщина задумалась.

— Если и работала, то дома. Я не часто видела ее куда-то едущей. И она, казалось, всегда бывала дома, когда прибывал ее муж. Хотя она отвозила девочку в соче. Каждый день. И привозила домой. Правда, я в общем-то не обращала особого внимания.

Карденас кивнул, создавая впечатление, будто соседка сообщила бог весть какие ценные сведения.

— Вы случайно не представляете, какой соче посещала дочь?

Соседка покачала головой и поплотнее запахнула накидку вокруг голых морщинистых плеч.

— Нет. Мои дети уже давно выросли. — Взглянув направо, она показала на мальчика и девочку, стоящих перед гражданами помоложе нее. Все четверо недоуменно взирали на внезапно и шумно возникшие посреди их тихого района руины. Родители-то мало чего говорили, но их потомство оживленно болтало.

— Можете спросить у семьи Мартинес. Их мальчик примерно того же возраста, что и девочка Андерсонов, и я, кажется, слышала, что они ходят в один соче.

Все так, подтвердил мальчик Карденасу, хотя он занимался в младшей группе соче, куда ходила и Катла Андерсон. Поблагодарив, Карденас было повернулся уйти, но столкнулся с парой витяков. Он всячески уворачивался от тарахтящих мошек, пока не вмешалась Морган из Комрела, отогнавшая эту пару. Карденас скрылся в патрульной машине и стремительно унесся с места взрыва. «Надо бы мессануть мелькарке „грациас“ [13]», — сказал он себе, когда сцена с пригородными руинами осталась позади. Он чувствовал себя неуютно, имея дело со СМИ, особенно с теми представителями оных, которые угадывали в нем интуита или же знали об этом его качестве.

Спиннер патрульного автомобиля отследил увезшую Хаяки «скорую», и послушная машина доставила инспектора в Ногалесский Центральный, избранный госпиталь департамента для раненых при исполнении служебных обязанностей сотрудников. Перехвативший его в коридоре четырнадцатого этажа мед-мелькарь уведомил Карденаса, что сержант все еще в операционной. Инспектор не стал давить на этого серьезного молодого человека, выпытывая подробности. Его тон и так вполне уверил Карденаса, что с массивным сержантом будет все в порядке. Инспектор по голосу определил, что мелькарь говорит правду, а не сочиняет удобную профессиональную ложь. Тем не менее остаток дня он провел в госпитале, пока ему не позволили наконец заглянуть в послеоперационную палату.

Лежа с закрытыми глазами, лицом вниз, Хаяки плавал в воздухе, обмотанный только-только приставшим эписпреем. Эта розоватая искусственная эпидерма постепенно сливалась с собственной кожей сержанта, зарубцовывая и исцеляя ужасающие ожоги, покрывавшие большую часть его широкой голой спины. Было невозможно определить, сколько у него осталось собственной эпидермы. Как и положено любой жертве серьезных ожогов, он плавал в подвешенном состоянии над койкой, паря в магнитном поле, которому предназначалось предохранять его серьезно пострадавшую кожу от любого контакта с твердой поверхностью. Даже самые тонкие и мягкие простыни могли умножить травмы жертвы сильных ожогов. Диамагнитные свойства человеческого тела, которые позволяли ему отталкиваться от магнитного поля, создаваемого больничным проектором Перкинса, были реализованы лишь в последние тридцать лет.

Из носа и таза сержанта тянулись трубочки. Сфокусированные на его торсе сканеры выдавали на экраны показания всаженных ему в тело в стратегических точках нанохиров. Карденас провел достаточно много времени в госпиталях («Слишком много времени», — спокойно думал он) и повидал в действии достаточно аппаратуры, чтобы научиться истолковывать многие из показаний датчиков. В целом они показывали, что состояние пациента стабильное, хоть и не дающее повода радоваться.

С той самой минуты, как Карденас покинул место преступления, в нем постоянно нарастал мрачный, тихий гнев. Тот факт, что обыкновенный, ничем не примечательный дом в инурбе попытался убить их с напарником, и так уже служил достаточной причиной для ярости. И то обстоятельство, что дом не проявлял разборчивости в своей смертоносной деятельности, всего лишь делало эту попытку намного более предосудительной. Представлялось очевидным, что данная система устанавливалась отнюдь не с целью защиты от такого повседневного преступления, как кража со взломом. Она была не только чересчур сложной и дорогой, но и вдобавок едва ли с успехом могла сохранить имущество домовладельца. Ее спроектировали с расчетом принять непрошеных гостей с распростертыми объятиями — а потом уничтожить их, да так, что владелец системы готов был пожертвовать в этой попытке всем своим жилищем.

Если не воров и, по всей вероятности, вовсе не нанесших визит федералов, то кого же? В основе большинства систем защиты домов лежала ярость. А в основе этого, куда более изощренного устройства, которое чуть не убило его с напарником, лежал страх. Кого или чего приходилось страшиться вроде бы обыкновенной инурбной семье вроде Андерсонов, да притом до такой степени, что они решили превратить собственную резиденцию в самую сложную мину-ловушку, с какой когда-либо доводилось сталкиваться Карденасу? Он был уверен лишь в одном: это как-то связано с причиной, по которой покойному Джорджу Андерсону понадобилось две личности.

Плавающее в послеоперационной палате тело чуть заметно шевельнулось. Выражение лица Карденаса не изменилось. Он не мог интуитить лежащего без сознания. Но этого и не требовалось. Достаточно было просто посмотреть на парящее над койкой тело друга. С эндорфинной капельницей или без нее, Хаяки наверняка страдал от боли. Когда же сержант придет в себя и будет снова в состоянии чувствовать, станет еще хуже. Карденас ничего не мог тут поделать.

Но он вполне мог, черт возьми, сделать кое-что иное. Для начала ему очень сильно хотелось потолковать с этой бывшей миз Джордж Андерсон.

Ярость инспектора по адресу безразличного механизма, чуть не лишившего жизни его друга и напарника, начала понемногу спадать лишь ночью, когда он сидел в своем кодо с видом на благоустроенный пейзаж и искусственно проложенное с привязкой к рельефу русло реки Санта-Рита. Капельно орошаемая растительность смягчала суровый ландшафт по обоим берегам. Двигалась по этой озаряемой полумесяцем местности только одинокая любительница ночного бега трусцой, на обуви и кепочке которой светились голубые квантовые точки. Пояс бегуньи ритмично пульсировал, предупреждая потенциальных грабителей, что наряд девушки полностью заряжен и готов парализовать любого нападающего, у которого хватит глупости схватить ее.

За рекой виднелись огни Полосы, тянущиеся до самого Калифорнийского залива. Прошедший минувшей ночью ливень очистил воздух, открыв сияющие в небе звезды, взиравшие с полнейшим безразличием на незначительные изменения, внесенные человечеством в древний ландшафт Соноры. Вид этой мирной панорамы помог ему успокоить свои мятущиеся мысли. Равно как и охлажденное «Дос Экис» у него в руке.

Сделав последний глоток пива, он поставил пустую бутылку рядом с ее тремя пустыми сестрами. После того, как бутылка опустела, вплетенная в стекло одноразовая индукционная спираль живо отключилась. Стекло сразу же начало нагреваться. Повернувшись на вращающемся кресле, Карденас негромко произнес несколько слов в свой вит. Настенный экран мигнул, оживая, и предложил на выбор для беглого просмотра подборку бессодержательных программ. Развалившись на кресле в одном нижнем белье, он уставился невидящим взором на медленно ползущие данные.

Медицинские предзнаменования выглядели отличными, но покуда Хаяки лежит в магполе, полагать, будто опасность миновала, никак нельзя. Если этот большой толстый ленивец умрет…

Не обращая внимания на предлагаемые юмористические и документальные передачи, он выбрал короткий успокоительный сон. И так же, как в другие бессчетные ночи, заснул в кресле.

Угнездившийся в тихом тупичке соче имени Мэри Энсон Картер представлял собой аккуратный автономный комплекс, спроектированный для наставления всем аспектам Реальной Жизни детей в возрасте от четырех до тринадцати лет. До-университетские академические дисциплины, конечно, уже с середины века преподавали не в школах. Этими предметами ученики намного лучше овладевали в мирной и приватной обстановке родной резиденции ребенка, с помощью домашних ящиков и подальше от отвлекающих действий детей одного с ними возраста. В четырнадцать лет подросток поступал на двухгодичные курсы аналитических исследований и в продвинутый соче, а в шестнадцать делался выбор между высшим образованием, программами профессионального обучения, государственной службой и уймой менее определенных взрослых вариантов выбора, таких, как военная служба.

В соче ребенок узнавал о психологии отношений между мужчиной и женщиной, свиданиях, институте брака, сексе, о том, как открыть счет в банке и производить операции с ним, как выполнить простой ремонт по дому, как иметь дело с кредитом, как купить жилище, управиться с адвокатами, проконсультироваться у врачей, составить планы на отпуск, приобретать товары и услуги, покупать и готовить пищу — словом, обо всех необходимых составляющих повседневной жизни, о которых дети, как почему-то ожидали самодовольные предыдущие поколения, должны были узнать самостоятельно, чаще всего при посредстве совершенно неадекватных вариаций постепенного усвоения. Иными словами, в соче детей обучали всем действительно важным вещам. Биология и математика, география и словесность, история и литература, рисование и основы гражданственности — все эти предметы лучше изучались дома, через домашний ящик.

С восьми утра до полудня, четыре дня в неделю, дети собирались в своем местном соче обучаться тому, чего ожидало от них человеческое племя: как быть достойным человеком и выжить в мире, становящемся все сложнее не с каждым годом, а с каждым днем. Вот в этом-то бурлящем доподростковом вареве и числилась некая двенадцатилетняя Катла Андерсон, с которой очень хотел побеседовать Анхель Карденас. Та пожилая соседка, с которой он поговорил перед разрушенным жилищем Андерсонов, сообщила ему, что мать девочки всегда отвозила ее в соче и вновь привозила домой. Думая об этом, он показал свой идент вооруженному охраннику при входе.

— Комо се происходит? — небрежно поинтересовался он.

Скучающий караульный с заметно высовывающимся из кобуры на бедре автоматическим пистолетом и висящим на цепочке из жилетного кармана станнером подергал себя за бороду и пожал плечами.

— Нада[14] особенного, хомбер. Кого ты сюда заявился арестовывать? Учителя или нина? — Он чуть встрепенулся. — Надеюсь, что учителя. Соче этот тихий, и большинство нинов мне по душе.

Инспектор шагнул через деактивированные ворота. Как только он прошел, охранник снова активировал их. Тихое зловещее гудение указывало, что позади визитера подана энергия на микроволновой барьер, мощность которого вполне позволяла ему изжарить незваного гостя.

— Ни уно, ни отро[15], — объяснил Карденас. — Просто мне нужно поговорить с одной из учениц.

Повернувшись на вращающемся стуле, охранник просканировал биб безопасности.

— Это ведь не по поводу взрыва фургона, продающего мороженое, в прошлом месяце, верно? С тем делом разобрались. Наши нины не имели к нему никакого отношения. — Он неодобрительно фыркнул. — Виновата шайка антиобов из урба Миранос.

— Мне просто нужно быстро задать несколько вопросов. — Карденас говорил столь же терпеливым, сколь и намеренно неинформативным тоном.

Охранник оставил попытки выудить из посетителя какие-либо данные.

— Личность учащегося? — официально спросил он.

— Андерсон, Катла. — Глядя за спину охранника инспектор присмотрелся к бибу безопасности.

Караульный кивнул самому себе.

— Да, я знаю это имя. Запомнил считай весь список посещаемости. Хотя не припомню, чтоб действительно доводилось разговаривать с этой девочкой. — Пальцы его не по возрасту живо пробежались по клавиатуре. В качестве меры безопасности с бибом оператор мог работать не через голком, а только вручную.

Снова мельканье пальцев. На бибе было двести шестьдесят три LEDа. Восемнадцать вспыхнуло красным, а остальные зеленым цветом. Охранник постучал пальцем по одному из красных указателей.

— Ее здесь сегодня нет. — Он откинулся на спинку стула. — Может, заболела. Но здесь ее нет.

Карденаса эта новость удивила намного меньше, чем охранника.

— А ее монитор не мог выйти из строя? Или оказаться заслоненным?

Охранник оттопырил нижнюю губу.

— Сдохнуть мог запросто. Или сигнал может не пройти, если она работает в лаборатории, хотя мы стараемся не ставить нинов туда, где это возможно. Правда на занятиях по кулинарии такое иногда случается в массовом порядке. Радиационные помехи. Когда они готовят птицу на праздник, может стать действительно худо. — Он поработал с клавиатурой. — Повидайтесь с Алисией Таварес; класс номер одиннадцать. Она в этом месяце курирует девочку. — Он повернулся со стулом и показал. — Прямо по входному коридору, вторая дверь налево, по другую сторону от заповедника дикой природы. Она сейчас преподает Продвинутые Постоянные Поездки.

Инспектор поблагодарил караульного и зашагал в указанном направлении, проходя мимо классов, где дети обучались навыкам, необходимым для выживания в обществе. Выйдя из главного здания, он побрел через миниатюрную версию знаменитого нью-мексиканского Хорнада дель Муэрто[16], в комплекте с пустынным ландшафтом, источником и копиями исторических образцов материальной культуры, появившихся посреди урбанизированной, индустриализированной Полосы с целью показать ее подрастающим гражданам, какой была некогда жизнь, и какой по-прежнему оставалась в тех местах, где не понастроили ни индукционных труб, ни торговых галерей, ни игровых площадок.

Войдя в строение, он отыскал путь к классу номер одиннадцать. Его идент-браслет перебрал несколько тысяч муниципальных кодовых комбинаций, прежде чем через несколько секунд остановиться на одной, которая открывала дверь данного класса, разрешая ему войти.

Оказавшись в классе, он обнаружил, что его внимательно разглядывают две дюжины пар глаз. Лишенные окон стены из непробиваемого поляризованного стеклянного сплава были покрыты рисунками, двигунами и пейзажами, изображавшими разные виды современного транспорта. В данный момент класс рассматривал межконтинентальный сверхзвуковой транспорт в разрезе, но изучал не аэродинамику его очертаний и не физику его работающих на водороде двигателей. Для тех, кого это интересовало, подобные технические детали можно было куда лучше проанализировать дома. А дети учились этикету путешествий: как заказать еду, как есть, находясь на борту, как пользоваться ванной и туалетом, как разобраться с беспокойствами, причиняемыми другими пассажирами, — короче, как выжить и преуспеть в мире современных путешествий.

Наставляла их стройная темноволосая молодая женщина с тонким лицом, рабочую одежду которой в данный момент скрывала форма стюардессы компании «Юнайтед Вариг». «Юнайтед Вариг», конечно же, заплатила кругленькую сумму за преимущественное право столь широко демонстрировать свой фирменный логотип в учебном заведении. Нины, похоже, не возражали. Они были слишком заняты, пробуя друг на друге рекомендованные для путешествий фразы.

— Продолжайте упражняться в этих кратких диалогах, — приказала им Алисия Таварес. — Завтра будет устный опрос.

В ответ из рядов хорошо одетых младших граждан поднялся стон. Это тебе не бедный школьный округ, размышлял Карденас. В том урбе, где он вырос, у школ не было денег на такие легкомысленные штучки, как маскарадная форма.

— Чем могу помочь? — Она уловила мельканье его идента. — Боже, надеюсь, никто не попал в беду. То дело с фургоном, торгующим мороженым…

— Не имеет никакого отношения к моему сегодняшнему визиту сюда, — закончил он за нее. Когда он улыбнулся, кончики его вислых усов приподнялись на полсантиметра. Это действие неизменно вызывало ответную улыбку на устах всякого стоящего достаточно близко, чтобы заметить данное явление, и Таварес не стала исключением.

— Рада это слышать. Что я могу для вас сделать… — она снова взглянула на его идент, — …инспектор?

— Вы в этом месяце курируете ученицу по имени Катла Андерсон.

Таварес кивнула, и выражение ее лица сменилось на озабоченное.

— Она ведь не попала в какую-то беду, правда?

— Мы пока не знаем. Если и попала, то не по своей вине. — Он посмотрел мимо учительницы на класс, состоящий из сытых детей.

— Здесь ее сегодня нет.

— Да.

— Похоже, вы не удивлены.

Она пытливо посмотрела на него.

— Вы очень наблюдательны, инспектор. Катла весьма способная девочка. В некоторых отношениях — просто блестящая. Но у нее возникла настоящая проблема с посещаемостью. Насколько я могу судить, родители ее в этом не виноваты. Но в иные дни она просто не появляется. Ее родители протестуют и утверждают, что поговорили с ней об этой проблеме, но та все равно остается. Действительно, очень жаль. Такая умная девочка.

— Ее родители не звонили сегодня сказать, что она не придет?

Таварес покачала головой.

— Насколько я знаю, никто из них с нами не связывался. Такие неожиданные отсутствия носят случайный характер, и поэтому я не думаю, что Катла пропускает занятия, участвуя в какой-то регулярной деятельности вне соче.

Карденас кивнул.

— Как она ладит с другими нинами?

— Довольно неплохо. — Ответив рефлекторно, учительница тут же сделала оговорку. — Хотя я замечала, что, когда она не занималась положенной по программе деятельностью, то предпочитала держаться особняком. Почему бы вам не спросить у каких-нибудь ее односочниц? — И, повернувшись, обратилась к двум девочкам, исследовавшим подносы с муляжами еды. — Малага, Роза, вы не могли бы подойти сюда на минутку?

Карденас оказался лицом к лицу с двумя двенадцатилетними девочками, одной кофейного цвета и одной — песчаного. Он улыбнулся, и его усы заплясали. С любопытством посматривая на него, более светленькая из пары подняла взгляд на учительницу.

— Это ведь не что-нибудь такое, о чем будет опрос, правда?

— Нет, — заверил ее Карденас. — Я просто хочу спросить вас о вашей подруге — Катле Андерсон.

Первой ответила другая девочка.

— Вы хотите сказать, о гуфачке? — хихикнула она. — Именно так мы ее все называем. Потому что она впитывает в себя все окружающее, как губка, но когда спросишь о чем-нибудь, она в половине случаев лишь странно улыбается, словно знает ответ, но не уверена, как его тебе изложить.

— Точно, — быстро добавила первая девочка. Ее слова угрожали споткнуться друг о друга в обычной для двенадцатилеток манере речи. — Катла, си, она муй церебро, но все равно какая-то странная. Кабеса вареса[17], вердад?