Цвет страсти. Том 2

– Доверься мне, – пообещала она; кончиком языка очертив все изгибы и особенно чувствительные и напряженные места.

Ее рот действовал с такой осторожной нежностью, что постепенно Джек расслабился, и скоро на смену покою пришло новое возбуждение. Иголки покалывали его тело, натянутое как тетива в непривычном ожидании. Гас склонилась над его бедрами и взяла его плоть в рот, как ему казалось, до самого основания. Чудо произошло с первого же ее движения, когда он потерял над собой контроль. Он потерял его целиком и полностью и уже не управлял собой, а находился в ее власти, и избавление, когда оно наконец пришло, было таким мучительно сладким, что у него на глазах выступили слезы. Вот он, волшебный огонь, похищенный у богов Прометеем. Он обладал им, как Прометей, и, как Прометей, в наказание за это должен был умереть.

***

Стоя в дверях спальни сестры, Лейк наблюдал, как Лили, понизив голос, разговаривает с кем-то по телефону. Ему надо было немедленно сообщить ей что-то, но ее скрытная манера разговора заставила его остановиться на пороге. Она вела очень личный разговор, и хотя Лейка терзало любопытство, он не решался подойти поближе, чтобы не выдать себя.

Лили сидела за секретером орехового дерева и по ходу разговора делала пометки в ежедневнике. Яркое утреннее солнце заливало светом полки, уставленные многочисленными серебряными безделушками и анютиными глазками в горшочках, цветами, которые Лили особенно любила.

Лили попрощалась, положила трубку, но продолжала делать пометки в записной книжке, и Лейк решил, что обязательно заглянет в нее при первой же возможности. Лили никогда ничего не скрывала от брата, и ревность еще больше подогревала его любопытство. Он смотрел, как ее тонкая рука двигалась по странице, как ее плечи приподнялись от горестного вздоха, и догадался: у его прелестной сестры появился какой-то секрет.

Этим утром на Лили были легкая белая шелковая блузка и коричневые галифе, а волосы она собрала в тяжелый пучок на затылке. Он не видел застежки ее блузки, но мог предположить, что ее грудь украшает брошь с бриллиантами и жемчугом в виде головы Медузы, которая перешла к Лили от их матери, а до этого принадлежала их бабушке, и так далее. Первой владелицей броши была дочь Метью Тобиаса Феверстоуна, основателя их династии.

– Ты не спустилась к завтраку, – упрекнул он сестру.

Лили резко обернулась, испуганная его неожиданным вторжением.

– Прошу тебя, Лейк, никогда не подкрадывайся ко мне, – сказала она. – Ты знаешь, как это меня пугает.

Она закрыла ежедневник и убрала его в ящик секретера.

– Ты ездила верхом? – спросил Лейк.

Обычно он без церемоний входил в комнаты сестры и устраивался там как хозяин. Канапе у дверей на террасу было его любимым местом, хотя иногда он располагался и на ее кровати.

Это часто случалось, когда они с Лили были детьми. Он и Лили никогда не придерживались строгих правил других взрослых, потому что они были близнецами. Они были вместе еще в утробе матери. Если их дальнейшая жизнь сложится благополучно, они не разлучатся до самой смерти. Именно поэтому Лейк не терпел, чтобы Лили имела от него какие-нибудь секреты. Он был также абсолютно уверен, что связывающие их от рождения узы препятствовали их вступлению в брак. К чему им супруги, когда каждый из них находит в другом все, в чем нуждается.

Лейк напомнил себе, что в последнее время Лили несколько отдалилась от него, причиной чему, видимо, являлось поведение Гас. Для женщины, подобной Лили, было невыносимо присутствие в доме такого типа, как Кэлгейн. Что касалось домашних дел, то Лили была образцом аккуратности и твердо держала бразды правления в своих руках. Именно поэтому никто не смел изгнать дотошную придиру Френсис Брайтли: несмотря на свой вздорный характер, Френсис была педантична, как операционная сестра.

– Нет, я сегодня отказалась от прогулки, – тем временем говорила ему Лили, – зато наша младшая сестренка определенно покаталась вволю.

В костюме для верховой езды Лили выглядела очень молодой и привлекательной, и Лейк с чувством ностальгии вспомнил об их детских играх и прогулках верхом на пони в соседних лесах, когда они предпочитали галоп любому другому аллюру. Лили обожала отца, но в основном издалека, потому что тот был сдержанным в своих чувствах человеком, Лейк же предпочитал общество Лили всем остальным. Именно тогда им навязали Гас, сразу разрушившую их мирное существование, хотя они сумели извлечь пользу из этого вторжения, потому что благодаря ему стали еще ближе. Издевательства и насмешки над сводной сестрой служили для них постоянным источником развлечений. Просто удивительно, какими изобретательными палачами они тогда были…

Лейк сожалел теперь об их прежней жестокости, особенно когда понял, что это стало причиной заикания Гас, но сейчас он даже обрадовался, что именно Гас явилась источником плохого настроения сестры.

– Ты хочешь сказать, что она снова взяла твою Бирюзу?

Может, мне с ней поговорить?

Лили поднялась со стула и решительно направилась к Лейку, словно он, а не Гас, вызвал ее гнев.

– Нет, она не брала мою Бирюзу! Но они с ее тупицей мужем провели ночь в конюшне в обществе других подобных себе животных. Удивительно, что Дэниел – это он их нашел – сумел отличить Кэлгейна от других жеребцов.

– Они были голыми?

Вопрос вырвался у Лейка непроизвольно. Он видел и того и другого обнаженными на мониторе и теперь пытался представить их себе вместе в этом виде. Пожалуй, ему следует установить камеру также и в конюшне.

– Почему ты это спрашиваешь?

– Мне показалось, ты сказала, что они провели ночь в стойле, занимаясь сексом.

– Ты угадал, они провели ночь на конюшне и, конечно, занимались любовью. И наверняка очень громко, потому что сегодня я не смогла сесть на Бирюзу, так она нервничала. Да я и не стала пытаться, когда узнала всю историю.

Лейк почувствовал, что потеет. Ему стало жарко в полотняной рубашке и легких брюках, которые ему приготовила утром Френсис. Лили не любила, когда он надевал шорты, она считала, что у него слишком тонкие ноги.

– Ты говоришь, они напугали лошадей? Что ж, очень вероятно.

Старинная брошь поблескивала на блузке Лили, и казалось, что лицо Медузы оживает.

– Главное в том, что произошло с нашей жизнью, Лейк. Я надеялась, ты что-то сделаешь, чтобы исправить положение.

– Но я делаю. Лили. Я уже предпринял шаги…

– Какие шаги? – Она подошла к нему почти вплотную. – Прости меня, если я буду вынуждена принять свои собственные меры.

Лили протянула руку, чтобы закрыть дверь спальни и, значит, заставить его уйти.

Она прогоняла его. Это было оскорбительно, как пощечина.

Лейк почувствовал, что в нем разгорается гнев. Мало кто вызывал в нем это чувство, и первой из них была Лили. Лили и отец, и, пожалуй, больше никто. Однажды, когда они были детьми, Лили предала его, и Лейк до сих пор считал этот поступок единственным темным пятом в их отношениях. Лили открыла отцу, что Лейк подсматривает за своими родителями в спальне.

Лейк-старший был так возмущен, что высек Лейка-младшего, на многие дни запретил ему выходить из дома и заставил носить на глазах повязку, чтобы тот ничего не видел. Ему также было приказано всякий раз, прежде чем начать говорить, вслух произносить заповедь о необходимости почитать отца и мать. Но Лейк всегда подозревал, и это было хуже всего, что Лили решилась на предательство, чтобы лишить брата отцовской любви и самой занять его место. И хотя из этого ничего не вышло, он так и не сумел простить сестру.

– Зачем ты закрываешь дверь? – раздраженно спросил он.

– Мне надо переодеться. Ты не против? Мы договорились с Уордом пообедать в клубе.

Лейк отступил назад, дверь закрылась, и в тот же миг он изо всех сил ударил в нее кулаком. Дверь с шумом распахнулась, и от сотрясения одна из серебряных безделушек Лили скатилась с книжной полки.

Испуганный возглас сестры доставил Лейку особое удовольствие. Право, время от времени следовало ставить на место эту самоуверенную особу. Конечно, ничего из ряда вон выходящего, а лишь маленькое напоминание о том, кто из них двоих главный. Лили никогда прежде не оспаривала его претензий на старшинство. Поэтому он не мог понять, почему она не хочет, чтобы он занялся возникшей в семье проблемой. Он всегда все брал на себя, разве не так? Все трудности с Джиллиан, возня с ребенком, все это легло на его плечи, и эти проблемы он благополучно разрешил.

Лейк поймал и остановил дверь, когда она едва не ударила его.

– Сегодня утром детектив сообщил мне кое-какие интересные новости. Похоже, кто-то покушается на жизнь Джека Кэлгейна. Наша очаровательная Гас тоже сделала несколько таких попыток, хотя непонятно зачем.

– Мне, например, ясно, почему я желаю его смерти, – объявила Лили.

Лейк колебался, стоит ли открывать ей всю серьезность обстоятельств. Он догадывался, что Лили что-то замышляет, возможно, у нее есть свой собственный план. В таком случае ее вмешательство могло только навредить.

– Берегись, Лили, – посоветовал он, понизив голос до шепота, чтобы никто не мог их подслушать. – Не совершай необдуманных поступков. Вообще ничего не делай. Если Джек Кэлгейн именно тот, за кого я его принимаю, тогда нашей семье грозит очень серьезная опасность. Все мы уязвимы, и, возможно, Гас больше всех.

Он отметил, что понимание появилось в зеленоватых, как море, глазах сестры, а вместе с ним и страх.

– Боже мой, Лейк, что ты говоришь? Что он знает о Джиллиан? Что он знает о…

– Тише. Да, боюсь, что он в курсе дела.

Лили беспокойно играла брошью.

– Гас что-нибудь знает об этом? Может, она поэтому хочет от него избавиться?

– Мне неясно, что она знает и чего не знает. Сведения детектива пока очень отрывочные. У Гас с Робертом Эмори, помимо деловых, были и другие отношения, но явился Кэлгейн, и все пошло кувырком. Это Гас и Эмори должны были пожениться, а не Гас и Кэлгейн. Детектив пока не может выяснить, почему так случилось, что она вместо Роберта вышла за Кэлгейна, но он считает, что Кэлгейн что-то знает о ней.

– Ты хочешь сказать, что Кэлгейн шантажирует Гас? Тогда у Роберта тоже есть причина желать его смерти? Ведь он выступает в роли обманутого любовника.

– Да, кстати, пока мы говорим о любовниках… Тебе известно, где сейчас Гас?

– Да. Тебя ждет большой сюрприз, Лейк. – Лили неуверенно улыбнулась. – Френсис сказала, что они втроем отправились на пляж: Гас, Джек Кэлгейн и Бриджит.

– Они взяли с собой Бриджит?

Лейку было наплевать, что Гас с мужем делали в конюшне.

Они могли сколько угодно заниматься любовью, но последняя новость ему не понравилась. Он не мог больше ждать. Пришло время действовать.

Глава 23

Для усталых, утомленных городской жизнью людей калифорнийский Венис-Бич был одновременно и ярмаркой, и карнавалом.

Бетонное шоссе, изгибающееся вдоль берега лежащего в штиле океана, было, как обычно, переполнено загорелыми людьми, но не океан и не туристы сделали знаменитым этот пляж, а многочисленные бродячие актеры: жонглеры, фокусники, клоуны и эквилибристы, специализирующиеся на велосипедных трюках.

Глаза разбегались при взгляде на шумную, бурлящую толпу. Роллеры выделывали немыслимые номера на роликовых коньках, акробаты ходили на руках, но больше всего народу собралось у «Королевства колбас и сосисок» Джоди Марони. Дразнящие аппетитные запахи неслись из его кухни, поднимались от его гриля, в том числе аромат особенно популярной марокканской колбасы из ягненка, сдобренной пикантной смесью апельсина, чеснока и тмина. Почти у самой линии прибоя, под тентом, аккордеонист наигрывал веселые польки, но самым большим успехом пользовался аттракцион, где сжатый воздух, вырываясь наружу через небольшие незаметные дырки в асфальте, ко всеобщему восторгу, вздымал вверх дамские юбки. По всей набережной продавали с тележек дымящиеся горячие сосиски, пушистые облака сахарной ваты и мороженое всех цветов радуги. Один из уличных торговцев, снабженный похожей на дирижерскую палочкой, обещал с помощью электрошока излечить вас от всех болезней, начиная от мигрени и кончая чрезмерным сексуальным аппетитом. В длинной очереди к нему явно не было никого, кто бы страдал каким-то более серьезным заболеванием, чем солнечный ожог.

Сегодня Джек, Гас и Бриджит тоже толклись среди любопытствующей густой толпы. Поездка на пляж была идеей Джека, она пришла ему в голову во время их заключения в шорной.

– Если мы когда-нибудь выберемся отсюда, – пообещал он ночью Гас, – я отвезу тебя на Венис-Бич попробовать чего-нибудь из кулинарных фантазий Джоди Марони.

Когда утром Дэниел нашел их и выпустил из конюшни, Джек выполнил свое обещание. Не прошло и получаса после их освобождения, как, надев купальные костюмы под джинсы и майки, они с Гас уже садились в его джип. Он сказал Гас, что ее «мерседес» совсем не пляжный автомобиль, но не успели они отъехать и мили от дома, как Джек остановил машину.

– Бриджит, – не сговариваясь, произнесли они хором и посмотрели друг на друга.

– Давай возьмем ее с собой! – воскликнула Гас.

Джек на секунду заколебался. Он чувствовал себя меченым человеком и боялся подвергнуть опасности ребенка. Тот, кто следил за ним, не собирался предоставлять Джеку Кэлгейну день отдыха. Но желание хотя бы несколько часов пожить нормальной жизнью и энтузиазм Гае в конце концов победили его опасения.

– Бриджит будет в восторге, – сказал он, поворачивая обратно к дому.

Джек оказался прав. После продолжительных уговоров они все-таки убедили Бриджит не надевать на пляж ее новый костюм для «Лебединого озера», а ограничиться хотя бы раз тем, что Гас назвала «обычной одеждой, какую носят дети». С печальным видом Бриджит облачилась в красное с белыми цветочками платье, но по мере приближения к пляжу ее настроение сильно повысилось, и она перестала дуться.

– Пожалуй, нам следовало разрешить ей надеть пачку, – сказал Джек, оглядевшись вокруг. Он показал Гас на группу тинейджеров с торчащими во все стороны разноцветными волосами и странными украшениями в самых немыслимых местах. – Это сумасшедший дом. Спящая красавица была бы тут очень кстати.

Но Гас была слишком занята, смазывая открытые места тела защитным кремом от загара, и не обратила на подростков никакого внимания. Она сняла с себя одежду в машине и осталась в купальном костюме тигровой расцветки, добавив к нему шифоновую юбку под цвет. Самым важным для нее сейчас было спасти плечи и руки от обжигающего июльского солнца. Она намазала кремом и Бриджит, хотя та сморщилась от отвращения. Один Джек отверг ее заботы, видимо, чувствуя себя слишком взрослым для подобного рода нежностей.

– Хочешь, чтобы тебе воткнули палку? – шепнул он на ухо Гас, когда Бриджит отправилась обследовать торговые стенды.

– Мне уже воткнули, – рассмеялась Гас. – Прошлой ночью.

– У тебя грязные мысли, – заметил Джек и, притянув ее ближе, шутливо укусил за ухо. – Я имел в виду его, – пояснил он, указывая на мастера электрошока.

– Неужели, – отозвалась Гас и лукаво посмотрела на Джека, коснувшись его колена. Джек остался в джинсах, но снял майку. – Я бы предпочла что-нибудь из колбас, которые ты мне обещал.

– Боже мой, женщина, что ты говоришь, постыдись ребенка.

Бриджит уже бежала к ним, крича, что хочет купить что-нибудь на память.

– Можно мне сделать татуировку? – попросила она, задыхаясь от бега. – Идемте, я вам покажу. У них там голые женщины, черепа и скрещенные кости!

– Голые женщины? Кто бы мог подумать! – изумился Джек.

– Татуировка – это навечно, Бриджит, – объяснила Гас. – Боюсь, мадам Золя не понравится, если ее Спящая красавица будет похожа на байкерскую маму. Ты ведь хочешь танцевать Спящую красавицу?

– А что такое байкерская мама? – допытывалась Бриджит.

– Ну такая, как Шер, – предложил свой вариант Джек.

– Понятно, – задумчиво кивнула Бриджит и тут же перешла к другой теме:

– Забудем о черепе, он все равно не подойдет к моему костюму. А как насчет настоящего живого тарантула?

– У меня есть другая идея. – Джек подвел Бриджит к стенду, где торговали мягкими игрушками, и взял с полки бегемота с кокетливо закрученными вверх черными ресницами и в розовой кисейной юбочке. – Как, такой тебе подойдет?

– Что это такое? – спросила Бриджит.

– Это бегемот в балетной пачке.

– Я вижу… И на что вы намекаете?

– Ты ведь любишь балет, верно?

– Да.

– Разве ты никогда не видела «Фантазию»?

Бриджит наконец поняла, куда он клонит, и тяжело вздохнула.

– Я больше не хожу на фильмы Диснея, – сообщила она Джеку. – Целую вечность их не видела.

– Интересно, сколько это – «целая вечность»? – Джек неодобрительно взглянул на нее. – Один из фильмов тебе придется посмотреть, я говорю о «Спящей красавице». Гарантирую, что он тебе понравится. И даже очень.

Его строгий тон подтверждал, что это приказ, и Бриджит с беспокойством посмотрела на Джека. Ее щеки порозовели, а немигающий взгляд был полон уважения.

– Ладно, – послушно согласилась она. – Только не стоит из-за такой ерунды лезть в бутылку.

Гас позабавила реакция Бриджит. Надо отдать ей должное, девочка уже успела сообразить, что громкие сцены не произведут на Джека Кэлгейна никакого впечатления. Наконец малышка встретила себе ровню.

Гас испытала потрясение, наблюдая за развитием отношений между очень большим мужчиной и очень маленькой девочкой. Они определенно были покорены друг другом, и видеть их взаимное притяжение было увлекательным зрелищем. Мужественный профиль Джека и его мощное, в шрамах тело удивительным образом контрастировали с детской пухлостью Бриджит и ее подкупающим лукавством. Она была ключом к будущему и чистой, незапятнанной надеждой. Он был пленником прошлого, которому знакомы страдание, боль, жизнь и смерть. Они отлично дополняли друг друга, потому что вместе составляли единое целое.

Гас почувствовала, что у нее щекочет в горле. Кто бы мог подумать, что она столь сентиментальна… Она знала, как опасно наполнять жизнь романтическими грезами. Видимо, она еще не избавилась от детских мечтаний о принцах и золушках. По множеству причин, которые она не могла бы полностью перечислить, их странные отношения с Джеком Кэлгейном были обречены на неудачу, но лишь на секунду, на один миг, украденный у безжалостного времени, Гас пожелала, чтобы они трое стали единой семьей.

Потому что каждый человек на земле имеет право мечтать.

– Больше всего мне понравился ученик чародея, – восхищалась Бриджит, когда они на следующий день вечером выходили втроем из кинотеатра. – И еще, разве не замечательно, когда Микки остановил метлу, превратив ее в щепки?

– Потрясающе, – согласилась Гас, – особенно когда все щепки превратились в новые метлы.

– Я рассматриваю это как потерянную возможность, – заметил Джек, который, как всегда, олицетворял голос рассудка. – Если бы Микки действовал с умом, он мог бы монополизировать рынок метелок.

Бриджит, пританцовывая, шла перед ними по ковру фойе киноцентра Вест-парка, который включал в себя сразу несколько кинозалов и примыкал к обширному торговому центру.

– А нельзя ли нам сейчас что-нибудь съесть? – спросила она. Ее светлые косички подпрыгивали при каждом шаге. – Я бы не отказалась от гамбургера Джонни Рокета и жареной картошки с острым кетчупом.

Гас застонала.

– И это после того, как ты съела гору воздушной кукурузы и целую коробку мармелада? Да ты лопнешь!

Сама Гас опустошила две пачки «Ред хот», которые не только были ее любимыми конфетами на киносеансах, но которые она еще и обессмертила, украсив этим названием номерной знак своего «мерседеса».

Бриджит подняла юбочку и, надув живот, похлопала по нему:

– Посмотрите на меня, я настоящий бегемот!

– Она совсем как ее тетка, – шепнул Джек на ухо Гас. – Так же любит выставлять себя напоказ.

Бриджит подбежала к Джеку и повисла у него на руке.

– Жаль, я отказалась тогда от бегемота. Он был совсем как те, в фильме.

Притворяясь, что она очень тяжелая, Джек, как штангу, взметнул ее вверх и посадил себе на плечи.

– Ты меня покатаешь! – в восторге закричала девочка, крепко обнимая его за шею. – Никто никогда не катал меня на плечах!

– Я тоже еще никого так не катал! – объявил Джек, стараясь ослабить кольцо ее рук вокруг своей шеи. – Тем более бегемота!

И вновь Гас была захвачена игрой между ними. Она уже не раз видела проявление нежности и заботы со стороны Джека, особенно по отношению к Бриджит. Что же касалось Бриджит, то ее отношение к Джеку было почти благоговейным. Что бы он ни делал, всякий его поступок вызывал у нее восхищение.

Для Гас это было время горечи и блаженства. Она ловила каждый миг радости и старалась не думать о будущем, но ей это плохо удавалось. Ее одолевали грустные мысли о невозможности счастья. То неизвестное, что привело Джека Кэлгейна сюда и заставило вторгнуться в ее жизнь, в конце концов разрушит и ее жизнь, и жизнь ее семьи.

Не раз Гас напоминала себе, что они с Джеком находятся на пересекающихся орбитах и что их столкновение неизбежно.

Три раза она подвергала опасности его жизнь, один раз спасла его и дважды занималась с ним любовью. Наверное, этого было достаточно, чтобы удовлетворить ее любопытство и послужить ей предостережением. Она же, напротив, все сильнее увлекалась им, она была им одержима. Джек был слишком магнетической личностью, чтобы, попробовав однажды, от него можно было отказаться навсегда и перейти к следующему «блюду», как поступают с кушаньями «шведского стола». Он брал тебя в плен, из которого нельзя вырваться.

Веселый визг Бриджит и довольный смех Джека только усиливали ее печаль. И почему Бриджит не могла вот так же привязаться к Роберту? Гас еще предстояло принять немало болезненных решений, и главное из них касалось Роберта. Но самой важной для нее была встреча на этой неделе, которая должна была решить все. Наконец она узнает, кто такой в действительности Джек Кэлгейн. Она наблюдала за его возней с Бриджит и спрашивала себя, насколько опасной окажется тайна… И хочет ли она вообще ее узнать.

Если Джек и замечал, как напряженно Гас вглядывается в него, то делал вид, что это его не интересует. Он знал, на что шел. Он играл с огнем, и боги заставят его заплатить за это.

Милая девочка Бриджит, Гас с ней рядом, они трое вместе… За то, что он приблизился к счастью, с него потребуют особенно высокую цену. Он уже начал вносить задаток. Стоило ему взглянуть на Бриджит, как он вспоминал свою собственную дочь, стоило ему взять Бриджит на руки, как он уже спрашивал себя: а его Хейли, была бы она сейчас такой же не по годам взрослой и такой же веселой?

Он запрещал себе даже мечтать о том, чтобы вновь стать отцом и мужем, обрести семью, потому что сознавал всю бессмысленность пустых фантазий. Боги оставались глухи к просьбам смертного об удаче, потому что он сам, своими руками разрушил прежнее данное ему счастье. Вместо этого они дразнили его, предлагая вернуть потерянное богатство как раз в тот миг, когда он не мог принять этого дара.

Они вышли на улицу, и Джек, прежде чем опустить Бриджит на землю, подбросил ее в воздух. Уже стоя на тротуаре, она, улыбаясь, смотрела вверх, ему в лицо, и вдруг обхватила его колени и прижалась к ним. Невыносимая боль пронзила сердце Джека.

– Может, ты совершишь еще одно чудо и найдешь нам гамбургеры Джонни Рокета? – спросила Гас.

Она взяла его под руку, и он подумал, что Гас стала для него всем на свете. С ней, пусть на несколько мгновений, он вновь почувствовал себя мужчиной, испытал то, чего не испытывал долгие годы. Ему не терпелось снова заняться с ней любовью. И как можно быстрее.

Гас ждала, выразительно приподняв темные брови. Она ждала чуда, пусть самого пустякового, и он не смел обмануть ее ожиданий. Гас и Бриджит зачарованно смотрели на него, как если бы он был героем, которого они ждали всю свою жизнь. Никто не смотрел на него так с тех самых пор, как умерла Мэгги.

– Три гамбургера и три порции жареной картошки с соусом чили! – шутливо объявил он. – Дамы, прошу вас минутку подождать.

***

Вебб Кальдерон вновь посмотрел на свой «Ролекс» и вспомнил, что проверял время всего пять минут назад. Он редко с таким нетерпением ждал назначенной встречи, хотя и не собирался показывать это своему визитеру. Он пришел в хранилище, чтобы использовать время ожидания и завершить кое-какие дела.

Сегодня в комнате было прохладнее обычного, но Веббу нравилось это неудобство. Холод бодрил и оживлял его, он прогонял сонливость и апатию и, самое главное, пробуждал энергию и заставлял ум трудиться.

Вебб наслаждался бодрящей атмосферой. Пища, вино, секс – вся гамма обычных человеческих радостей – давно перестали существовать для него, он забыл, когда в последний раз получал от них наслаждение. Ничто не волновало его в этом мире, за исключением самых острых ощущений, поскольку только они могли разрушить воздвигнутый им вокруг себя мысленный барьер.

Сегодня он распаковал ящик, в котором прибыла его последняя покупка, и теперь не мог определить своего отношения к ней. Это было небольшое полотно начала XV века, написанное мастером феррарской школы. Оно нравилось ему, насколько может нравиться что-то человеку, которого ничто не трогает. Вебб не стал заботиться о мольберте, а просто прислонил картину к ящику, в котором она прибыла, и отступил от стола, чтобы полюбоваться ею на расстоянии.

На полотне, заключенном в резную деревянную раму, был изображен истекающий кровью Спаситель на кресте. Его лицо искажало страдание, ребра проступали на измученном теле, кожа повисла складками. Картина не вызывала у Вебба никаких религиозных чувств. Он не был верующим в обычном смысле этого слова, но при виде чудовищных мук какое-то подобие жалости зашевелилось в его душе.

Вебб хотел бы оставить картину себе, но это было невозможно. И хотя на свободном рынке за нее дали бы изрядную сумму, ей был закрыт путь на аукцион. Это безусловно прекрасное произведение было подделкой и предназначалось для личной коллекции латиноамериканского наркобарона, который ничуть не сомневался, что получает бесценный образец итальянского примитивизма.

В этой игре нет проигравших, подумал Вебб. В конце концов, не имело значения, является подлинным произведение искусства или нет. Важно, чтобы люди в это верили. Все на свете было иллюзией, и если хорошенько подумать, то торговля иллюзией и мечтой являлась главной дорогой к успеху в жизни. Хорошие иллюзионисты всегда выходили победителями, потому что люди отчаянно хотели верить в немыслимые чудеса. К счастью, Вебб относился к числу именно таких фокусников. Кэлгейн тоже был из числа удачливых. У них с Джеком Кэлгейном было много общего. И теперь они собирались заиметь нечто общее, одну вещь на двоих.

Внезапный настойчивый писк «Ролекса» возвестил ему, что его гость вот-вот появится. Он нажал на кнопку на часах, чтобы отключить сигнал, и вышел из хранилища. Двойные двери открывались в коридор как раз напротив кабинета Вебба.

Еще утром он разложил на столе в кабинете пасьянс Дьявольского Таро, все еще сомневаясь в происхождении карт. Загадочные изображения снова привлекли его внимание, как только он вошел в кабинет. Лондонский торговец, продавший ему карты, определил их румынское происхождение и считал, что колоде больше ста лет. Вебб с трудом верил этому, учитывая прекрасное состояние карт, но, с другой стороны, он никогда в жизни не встречал ничего похожего.

Он уже хотел убрать карты в футляр, когда почувствовал присутствие другого человека. Легкий цветочный запах коснулся его ноздрей, возвещая о появлении женщины.

– Входите, – пригласил Вебб, взглянув на дверь. – Я вас ждал.

Женщину, стоящую на пороге, никак нельзя было Назвать приветливой, что противоречило сладкому, манящему аромату ее духов. Напротив, она выглядела напряженной, а строгий белый костюм от Шанель особенно подчеркивал ее высокий рост и стройность, короткая юбка и лодочки на тонких каблуках позволяли любоваться красивыми, знакомыми с тренажером ногами.

Она умеет себя подать, отметил Вебб, одобряя ее холодную, сдержанную элегантность. Лишь одна деталь выдавала внутреннее беспокойство посетительницы: она так сильно сжимала сумку, что у нее побелели пальцы. Августа Феверстоун явилась сюда, чтобы подписать договор с Мефистофелем, отметил Вебб, но шла на это по необходимости, а не по доброй воле.

Она стремительно приблизилась к нему, и две карты, подхваченные струей воздуха, слетели со стола и плавно опустились на пол.

– Извините.

Она нагнулась, подобрала одну из них и протянула Веббу.

Улыбка невольно появилась на его губах, когда он перевернул карту и посмотрел на нее.

– Мои поздравления, – сказал он, показывая ей изображение молодого человека в средневековой одежде, который держал в руке тонкую ветвь. – Это Валет Жезлов.

– Что это значит? – с опасением спросила Гас, не в силах подавить любопытство.

«Женщины, они все такие, хотя любопытство не доводит до добра», – подумал Вебб.

– Вы получите хорошие новости, – успокоил он ее. – Это знак, что вы можете начинать новое дело. Будущее сулит вам удачу. Гас. – Он показал на вторую карту, лежащую на полу. – Вы забыли поднять еще одну.

Гас нагнулась, и Вебб представил себе, как в этот момент она выглядит со спины в своей короткой юбке. Некоторое волнение сказало ему, что он не так уж безразличен к соблазнам, как это ему казалось.

Она подала ему карту, но на этот раз Вебб сдержал улыбку.

– Десятка Мечей, – сказал он, встречая ее взгляд.

Он показал ей изображение лежащего лицом вниз человека, пронзенного десятью огромными блестящими мечами. Они пригвоздили человека к земле, и кровь потоками текла из его ран.

Картинка была устрашающей даже для Вебба.