Третий близнец

Лиза помялась еще немного, затем выдавила:

– Ну ладно, хорошо.

Джинни тут же напомнила ей:

– Ты можешь остановиться в любую минуту, не забывай об этом.

Лиза кивнула. Миш сказала:

– Вначале сделаем грубый набросок его лица. Он может не иметь ничего общего с настоящим, но нам нужна какая-то основа. Затем перейдем к деталям. Подумайте хорошенько, сконцентрируйтесь и опишите его хотя бы в общих чертах. Не торопитесь.

Лиза закрыла глаза.

– Белый мужчина примерно моего возраста. Волосы короткие, неопределенного цвета. Глаза светлые, кажется, голубые. Нос прямой…

Миш задвигала «мышкой». Джинни встала у нее за спиной, чтобы видеть экран монитора. Компьютер работал в программе Windows. В верхнем правом углу появилось лицо, разделенное на восемь секторов. Лиза называла отдельные черты, Миш тут же щелкала по названному сектору лица, потом выбирала в меню названные Лизой характеристики: короткие волосы, светлые глаза, прямой нос.

Лиза тем временем продолжала:

– Подбородок квадратный, бороды и усов нет… Ну, как я справляюсь?

– Просто отлично! – Миш щелкнула «мышкой» еще раз, и весь экран заполнило лицо. На женщин смотрел белый мужчина лет под тридцать с правильными чертами лица. Таких кругом тысячи. Миш развернула компьютер так, чтобы и Лиза видела тоже. – Ну а теперь мы будем понемногу менять это прелестное личико. Прежде всего я покажу вам набор лиц с разными формами лба и различными прическами. И вы будете говорить мне просто «да», «нет», «возможно». Готовы?

– Да.

Миш щелкнула «мышью». Лицо на экране изменилось, появились залысины.

– Нет, – сказала Лиза.

Снова щелчок. На сей раз волосы были подстрижены в форме каре, напоминавшего модную в свое время прическу битлов.

– Нет.

Третья прическа состояла из кудрей, и Лиза кивнула:

– А вот это уже ближе. Но кажется, у него был пробор.

Появились кудрявые волосы с пробором.

– Так лучше, гораздо лучше, – оживилась Лиза. – Вот только волосы слишком темные.

– Давайте сначала просмотрим все, – сказала Миш, – а потом вернемся к вариантам, которые вас больше всего устраивают. Когда у нас будет все лицо целиком, можно будет продолжить менять и совершенствовать изображение с помощью ретушера: делать волосы светлее или темнее, сдвигать отдельные черты, состарить лицо или, напротив, омолодить.

Джинни была заворожена процессом, но, по ее расчетам, он должен был занять еще не меньше часа, а ей нужно было идти на работу.

– Мне пора, – сказала она. – Ты как, в порядке, Лиза?

– В полном, – ответила подруга, и Джинни знала, что это правда. Может, так даже лучше для Лизы, пусть займется хоть чем-нибудь, хотя бы охотой за преступником. Она перехватила взгляд Миш и увидела, что в ее глазах мелькнул торжествующий блеск. «Может, я была не права, столь враждебно восприняв Миш и пытаясь огородить Лизу от всего, связанного с преступлением? Эта самая Миш просто симпатяга. И уж что-что, а свое дело она знает. И выбирает правильные слова. И для нее одинаково важны обе задачи – помочь Лизе и поймать насильника».

– Я тебе позвоню, – сказала Джинни.

Лиза обняла ее.

– Ты и без того столько времени со мной провозилась. Спасибо тебе!

Миш протянула руку и сказала:

– Рада была познакомиться.

Они обменялись рукопожатием.

– Удачи вам, – сказала Джинни. – Надеюсь, вы его все-таки поймаете.

– Я тоже на это надеюсь, – ответила Миш.

6

Стив припарковался на большой студенческой стоянке в юго-восточной части кампуса Джонс-Фоллз, общая площадь которого составляла не менее ста акров. Было без нескольких минут десять, и кампус так и кишел по-летнему одетыми студентами, спешившими на первую лекцию. Он шел и высматривал в толпе девушку с теннисного корта. Стив понимал, что шансов встретить ее мало, но разглядывал всех высоких темноволосых девушек в надежде заметить в ноздре тоненькое серебряное колечко.

Психологический факультет имени Рут У. Экорн располагался в современном четырехэтажном здании из красного кирпича. Стив назвал в вестибюле свое имя, и ему показали, где находится лаборатория.

На протяжении следующих трех часов он прошел через множество тестов – им занялись всерьез, он такого не ожидал. Его взвесили, измерили рост, сняли отпечатки пальцев. Научные и технические сотрудники, а также студенты фотографировали его уши, проверяли силу, изучали реакцию на проявление насилия, показывая снимки заживо сгоревших людей и расчлененных тел. Он отвечал на вопросы о своих увлечениях, о религиозных верованиях, о девушках и карьерных устремлениях. Его спрашивали, может ли он починить дверной звонок, считает ли себя опрятным и ухоженным, будет ли подвергать своих детей физическим наказаниям. Ему включали разную музыку и спрашивали, какие картины встают при этом у него перед глазами. Но никто, ни один человек не объяснил ему, почему выбрали именно его.

Он был здесь не единственным испытуемым. Вместе с ним в лаборатории находились две маленькие девочки и средних лет мужчина в ковбойских сапогах, джинсах и клетчатой рубашке. В полдень всех их собрали в просторной комнате с диванами и телевизором и угостили пиццей и кока-колой. Только здесь Стив увидел, что «ковбоев» двое. Это были близнецы, средних лет мужчины, необычайно похожие друг на друга и одетые совершенно одинаково.

Он представился и узнал, что мужчин зовут Бенни и Арнольд, а девочек – Сью и Элизабет.

– А вы всегда одинаково одеваетесь? – спросил Стив.

Близнецы переглянулись, затем Бенни ответил:

– Не знаю. Вообще-то мы только что познакомились.

– Как это? – удивился Стив. – Вы же близнецы, и только что познакомились?

– Мы попали к разным приемным родителям еще младенцами. В разные семьи.

– И совершенно случайно оделись одинаково?

– Выходит, что так. Смешно, правда?

– И еще мы оба плотники, – добавил Арнольд, – и оба курим «Кэмел лайтс». И у обоих по двое детей – мальчик и девочка.

– И обеих девочек мы назвали Кэролайн, – подхватил Бенни. – А вот с мальчиками вышла промашка. У меня Джон, а у него Ричард.

Арнольд сказал:

– Вообще-то я хотел назвать своего Джоном, но жена настояла на Ричарде.

– Вот это да! – воскликнул Стив. – Просто не верится, что вкус к определенной марке сигарет может передаваться по наследству.

– Бог его знает, как это происходит.

Одна из маленьких девочек по имени Элизабет спросила Стива:

– А где ваш близнец?

– У меня его нет, – ответил Стив. – Так они изучают здесь именно близнецов?

– Да, – с гордостью ответила девочка и добавила: – Мы со Сью дизиготные близнецы.

Стив удивленно приподнял брови. Девчушке было не больше одиннадцати.

– А вот я не знаю этого слова, – признался он. – Что оно означает?

– Мы разнояйцевые близнецы. И потому не очень похожи друг на друга. А вот они однояйцевые. – Девочка указала на Бенни и Арнольда. – Они монозиготные. ДНК у них одинаковая. И потому они так похожи.

– А ты, наверное, немало знаешь об этом, – заметил Стив.

– Просто мы бывали здесь и раньше, – ответила девочка.

Дверь за спиной Стива отворилась, Элизабет подняла глаза и сказала:

– Здравствуйте, доктор Феррами.

Стив обернулся и увидел свою теннисистку.

Стройное тело скрывал лабораторный халат, но движения ее были быстрыми и точными, как у настоящей спортсменки. И в каждом сквозила сосредоточенность, столь поразившая Стива на корте. Он уставился на нее, не веря своему счастью.

Джинни между тем поздоровалась с девочками и представилась остальным. Пожимая Стиву руку, она внимательно посмотрела на него.

– Так вы Стив Логан! – воскликнула она.

– Вы просто потрясающе играли в теннис, – сказал Стив.

– Но я проиграла. – Она села за стол. Густые темные волосы свободно спадали на плечи, и в безжалостно-ярком свете лабораторных ламп Стив заметил, как в этой роскошной гриве блеснули два-три седых волоска. На сей раз вместо серебряного колечка ноздрю украшала крохотная золотая сережка-гвоздик. Сегодня Джинни накрасила ресницы, и от этого ее темные глаза казались еще выразительнее.

Она поблагодарила всех присутствующих за то, что они пожертвовали своим временем во имя научных исследований, а потом спросила, понравилась ли им пицца. Сказав еще несколько любезностей, она отослала девочек и «ковбоев» на тесты.

Потом придвинула свой стул поближе к Стиву. Тот немного занервничал, словно она собиралась сообщить ему какие-то плохие новости.

– Вам, наверное, любопытно, из-за чего весь этот сыр-бор, – начала она.

– Думаю, меня выбрали потому, что я хорошо учился в школе.

– Нет, – ответила она. – Хотя, если честно, по всем интеллектуальным тестам вы получили очень высокие оценки. И ваши успехи в школе лишь подтверждают это. Ваш «ай-кью» просто зашкаливает. Очевидно, учение всегда давалось вам легко?

– Да. Именно поэтому я здесь?

– Нет. Целью нашего проекта является выяснить, насколько человеческий ум и склад характера обуславливаются генетически, то есть наследственностью. Только ли ДНК решает, какими нам быть – умными, агрессивными, романтичными и спортивными? Или же воспитание тоже играет свою роль? И если влияют оба эти фактора, то как они взаимодействуют?

– Извечный спор, – заметил Стив. В колледже он посещал лекции по философии и принимал самое активное участие в дебатах на эту тему. – Таков ли я лишь потому, что таким уродился? Или же я продукт воспитания и общества, в котором рос и развивался? – И он вспомнил сакраментальную фразу, неизбежно завершавшую все эти споры: – Природа или воспитание?

Она кивнула, и ее длинные волосы тяжело колыхнулись, подобно океанской волне. Интересно, подумал Стив, каковы они на ощупь?

– Мы пытаемся разобраться в этой проблеме строго научным способом, – сказала Джинни. – Видите ли, у идентичных монозиготных близнецов гены совершенно одинаковые. Одни и те же. У разнояйцевых близнецов – нет, но, как правило, они воспитываются вместе, в одной среде. Мы изучаем оба эти типа и сравниваем с близнецами, которые росли и воспитывались раздельно. И выясняем, много ли между ними общего.

Стив размышлял над тем, какое отношение все это имеет к нему. Интересно, подумал он, сколько же лет Джинни? Вчера, когда она бегала по корту с подобранными под бейсболку волосами, ему показалось, что она его ровесница; теперь же стало очевидно, что ей уже под тридцать. Что вовсе не влияло на его чувства к ней, хотя прежде его никогда не привлекали зрелые женщины.

Она же тем временем продолжала:

– Если роль среды велика, близнецы, выросшие вместе, должны быть очень похожи. А те, что росли раздельно, должны разительно отличаться друг от друга вне зависимости от того, монозиготные они или нет. Но на деле получается совсем иная картина. Однояйцевые близнецы сохраняют сходство независимо от того, кто их воспитал. Мало того, у однояйцевых близнецов, выросших по отдельности, наблюдается больше сходства, нежели у разнояйцевых, которые жили вместе.

– Как в случае с Бенни и Арнольдом?

– Именно. Ты сам видел, как они похожи, хоть и выросли в совершенно разных семьях. И это типично для всех таких близнецов. Мы в нашей лаборатории изучили около двухсот людей. Среди них были двое печатающихся поэтов, оба однояйцевые близнецы. Еще двое профессионально занимались домашними животными – один работал инструктором на собачьей площадке, второй выводил новые породы, – тоже монозиготные близнецы. И музыканты нам попадались – один преподавал игру на фортепьяно, второй был гитаристом и играл в джазе. Я перечислила наиболее яркие примеры. Как ты уже убедился этим утром, мы прежде всего изучаем различные параметры каждой личности: «ай-кью», физические данные и прочее. И часто вырисовывается одна и та же закономерность: монозиготные близнецы очень схожи вне зависимости от образа жизни и воспитания.

– В то время как Сью и Элизабет совсем разные.

– Правильно. И это несмотря на то, что они живут в одном доме, ходят в одну и ту же школу, едят одну и ту же пищу и так далее. Могу предположить, что Сью молчала на протяжении всего ленча, а Элизабет болтала, не закрывая рта.

– Так оно и было. К тому же она объяснила мне значение слова «монозиготный».

Доктор Феррами рассмеялась, обнажив прекрасные белые зубы и кончик розового язычка, и Стив обрадовался, что ему удалось ее рассмешить.

– Но вы так до сих пор и не объяснили, при чем тут я, – сказал он.

Улыбка на ее лице угасла.

– Боюсь, это будет непросто, – сказала она. – С такими случаями мы до сих пор еще не сталкивались.

И тут вдруг он понял. Это же так очевидно, странно, что он не догадался раньше.

– Вы считаете, у меня есть близнец, о котором я ничего не знаю? – спросил он.

– Я просто не решалась сказать об этом вот так, без подготовки, – ответила Джинни. – Да, мы так думаем.

– Ого! – Голова у него пошла кругом. Трудно было привыкнуть к этой мысли.

– Мне очень жаль.

– Вам незачем извиняться. Ведь это не ваша вина.

– Здесь есть один момент. Обычно люди, прежде чем попасть к нам, знают, что они близнецы. Но я изобрела новый способ подбора испытуемых для наших исследований, и ты у нас такой первый. Вообще-то тот факт, что ты ничего не знал о существовании своего близнеца, служит доказательством правильности моей системы. Но пока что я не считаю возможным доводить до сведения всех подобных людей столь шокирующую новость.

– Я всегда мечтал о брате, – сказал Стив. В семье он был единственным ребенком и появился на свет, когда обоим родителям уже перевалило за тридцать. – У меня брат?

– Да. И вы однояйцевые близнецы.

– Родной брат, близнец, – пробормотал Стив. – Но как же получилось, что я ничего о нем не знал?

Джинни выглядела удрученной.

– Погодите минутку, дайте я сам попробую догадаться, – сказал Стив. – Меня могли усыновить.

Она кивнула.

Это была еще более шокирующая новость: оказывается, отец с матерью ему вовсе не родные.

– Или же моего брата-близнеца могли усыновить, верно?

– Да.

– Или нас обоих, как Бенни с Арнольдом.

– Или обоих, – мрачно повторила она, не сводя с него огромных бархатно-черных глаз.

И несмотря на сумбур, творившийся в его душе и мыслях, он не мог не отметить, как она красива. Стиву хотелось, чтобы она вот так смотрела на него целую вечность.

Джинни откашлялась и сказала:

– У меня уже имеется немалый опыт такой работы, и, как правило, если даже испытуемый не знает, что у него есть близнец, ему известно, что его усыновили. Или удочерили. Мне следовало догадаться, что в твоем случае это не так.

– Просто не верится, – с отчаянием воскликнул Стив, – что папа с мамой могли держать это от меня в тайне! Ведь они оба такие честные, прямодушные люди. Это на них не похоже.

– Расскажи мне о своих родителях.

Стив понимал, что она хочет помочь ему преодолеть потрясение. Собрался с мыслями.

– Мама – вообще исключительная женщина. Вы наверняка слышали о ней. Ее имя Лорейн Логан.

– Известная журналистка, пишет для колонки «Одинокие сердца»?

– Да. Публикуется в сотнях газет, автор шести бестселлеров, посвященных здоровью женщин. Богата и знаменита, и, видит Бог, она это заслужила.

– Почему ты так считаешь?

– Маме не безразличны те, кто ей пишет. Она отвечает на тысячи писем. Практически все эти женщины ждут от нее одного: взмаха волшебной палочки. Сделай так, чтобы избавиться от нежелательной беременности, сделай так, чтоб дети перестали баловаться наркотиками, преврати грубых и жадных мужчин в любящих и заботливых мужей. И она всегда дает им ту информацию, которая им нужна, и говорит, что лучшее решение в любой ситуации – это прислушаться к собственному сердцу. Доверяй своим чувствам и не позволяй никому тебя обижать. На мой взгляд, прекрасный рецепт.

– Ну а отец?

– О, папа, как мне кажется, вполне обычный человек. Военный, в чине полковника, работает в Пентагоне. Отвечает за связи с общественностью, пишет речи за разных там генералов – вот, собственно, и все.

– Сторонник жесткой дисциплины?

Стив улыбнулся.

– У него высоко развито чувство ответственности. Но жестоким или злым человеком его не назовешь. Еще до моего рождения он воевал в Азии, много чего там повидал, но это ничуть не отразилось на его характере.

– А как было с дисциплиной у тебя?

Стив расхохотался.

– Вы не поверите, но в школе я был страшным драчуном и забиякой. Вечно влипал в разные истории.

– Какие истории?

– Ну, связанные с нарушением дисциплины. Бегал по коридорам. Носил красные носки. Жевал на уроках жвачку. В возрасте тринадцати лет даже поцеловал Венди Праскер за полкой в школьной библиотеке.

– Почему?

– Уж очень хорошенькая она была.

Джинни рассмеялась.

– Да нет, я имела в виду, почему ты все время нарушал дисциплину?

Он покачал головой.

– Как-то не получалось быть послушным. Я делал то, что хотелось делать. Все эти правила казались такими глупыми, и мне становилось скучно. Меня давно бы вышвырнули вон из школы, если б не отличные оценки. К тому же я был капитаном разных спортивных команд: футбольной, баскетбольной, бейсбольной. Иногда я сам не понимал, зачем это делаю. Скажите, я, наверное, просто испорченный, да?

– Каждый испорчен по-своему.

– Наверное. А зачем вы носите в ноздре сережку?

Джинни приподняла бровь, словно говоря: «Это я задаю здесь вопросы, а не ты», – но затем все же ответила:

– Лет в четырнадцать была панком – зеленые волосы, рваные чулки, все такое прочее. Ну и ноздрю тогда проколола.

– Если не вставлять колечко, она зарастет.

– Знаю. Наверное, ношу ее потому, что считаю абсолютную респектабельность скучной.

Стив улыбнулся. «О Господи, до чего же мне нравится эта женщина, – подумал он, – пусть даже она и слишком для меня стара». Затем его мысли вновь переключились на только что услышанную важную новость.

– Почему вы так уверены, что у меня есть близнец?

– Я разработала компьютерную программу, с помощью которой можно проводить поиск медицинских записей и других данных по близнецам. У идентичных близнецов одинаковые мозговые волны, электрокардиограммы, отпечатки пальцев и зубы. Я изучила огромную базу данных со стоматологическими рентгеновскими снимками, предоставленными медицинской страховой компанией, и нашла там человека, чье строение зубов в точности совпадает с твоим.

– Звучит не слишком убедительно.

– Может, и нет, но даже дырки у него там же, где у тебя.

– И кто он такой?

– Деннис Пинкер.

– Где он живет?

– Ричмонд, штат Виргиния.

– Вы с ним встречались?

– Как раз собиралась вылететь в Ричмонд завтра. Предстоит взять у него массу разных анализов, в том числе и крови, чтобы сравнить ваши ДНК. Тогда мы будем знать наверняка.

Стив нахмурился.

– Скажите, а есть какая-то более конкретная область в генетике, которая вас интересует?

– Да. Я стараюсь выяснить, в какой степени криминальные наклонности являются наследственными.

Стив кивнул:

– Ясно. И что же он натворил?

– Прости, не поняла?

– Что натворил этот Деннис Пинкер?

– Не понимаю, о чем ты.

– Ведь вы едете к нему сами, вместо того, чтобы пригласить его сюда. Так что он, надо понимать, за решеткой.

Джинни слегка покраснела, словно ее уличили во лжи. И когда ее щеки порозовели, она стала выглядеть еще сексуальнее.

– Да, ты прав, – ответила она.

– Так за что он сидит?

Она колебалась еще секунду.

– За убийство.

– Господи! Мало того, что у меня брат-близнец, так он к тому же еще и убийца! Господи Иисусе!…

– Мне очень жаль, – тихо произнесла она. – Надо было как-то иначе подавать эти новости. Подготовить тебя.

– Это надо же! Приехал сюда, думал больше о себе узнать и вдруг узнаю такое!

Джинни наверняка не знает и не должна знать, что он в свое время едва не убил человека. Парнишку по имени Тип Хендрикс.

– Вот поэтому я очень на тебя надеюсь, – сказала Джинни.

– Это почему же?

– Вопрос стоит так: является ли склонность к преступлению наследственной? Я опубликовала работу, где доказывается, что наследуются определенные черты характера: импульсивность, смелость, агрессивность и гиперактивность. Но станет ли такой человек преступником, зависит от того, как его воспитали родители. В доказательство моей теории я должна найти пары идентичных близнецов, один из которых стал преступником, а другой является законопослушным гражданином. Вы с Деннисом моя первая пара. И ты являешь собой само совершенство, а он сидит в тюрьме. Ты уж извини, но ты просто идеальный американский парень. Честно сказать, я так разволновалась, что едва могу усидеть на месте.

Мысль о том, что женщина может так из-за него разволноваться, заставила Стива занервничать. И он отвернулся, опасаясь, что она увидит его лицо и все поймет. И еще его страшно расстроило известие о том, что у него одинаковые с преступником гены. Куда это может его завести?

За спиной у Стива отворилась дверь, Джинни подняла глаза.

– Привет, Берри, – сказала она. – Вот, Стив, познакомься, это профессор Беррингтон Джонс, руководитель наших исследований.

Профессор оказался мужчиной невысокого роста лет шестидесяти, с довольно красивым лицом и гладко прилизанными серебристыми волосами. На нем был дорогой костюм из серого ирландского твида с искрой, красный галстук-бабочка в белый горошек, и весь он был такой аккуратный, начищенный, прямо с иголочки. Стив вспомнил, что несколько раз видел его по телевизору, где он вещал о том, что скоро вся Америка провалится в адскую преисподнюю. Стив вовсе не разделял эти его взгляды, но его учили быть вежливым. А потому он поднялся и протянул руку для рукопожатия.

Беррингтон Джонс смотрел на него так, словно увидел привидение.

– Господи Боже мой! – пробормотал он, и лицо у него побледнело.

– Что такое, Берри? Что случилось? – воскликнула Джинни.

Стив сказал:

– Простите, сэр, я сделал что-то не так?

Профессор помолчал, затем взял себя в руки.

– Прошу прощения. Нет, ничего все в порядке, – сказал он, но видно было, как он потрясен. – Просто я вдруг подумал… вернее, вспомнил одну вещь… о которой давно забыл. То была страшная ошибка. Пожалуйста, прошу меня извинить… – И он направился к двери, бормоча извинения.

Стив взглянул на доктора Феррами.

Она пожала плечами, потом беспомощно развела руками.

– Иногда он меня просто убивает! – сказала она.

7

Беррингтон сидел за письменным столом, прерывисто дыша.

Офис у него был угловой, просторный, но обстановка спартанская: полы, покрытые пластиковой плиткой, белые стены, дешевые книжные полки, стандартные ящики с картотекой. Впрочем, ученым и не полагалось иметь роскошные кабинеты. На экране компьютера была заставка – медленно вращающаяся спираль ДНК. На столе стояла фотография самого хозяина компании, Джеральдо Ривьеры, Ньюта Джингрича и Раша Лимбоу[1]. Окно выходило на здание спортивного зала, в настоящее время закрытого – из-за вчерашнего пожара. Через дорогу виднелся теннисный корт, на нем, несмотря на жару, играли два юноши.

Беррингтон потер глаза.

– Черт, черт, черт! – с чувством воскликнул он.

Он сам уговорил Джинни Феррами приехать сюда. Ее работа по криминальному типу личности создавала основу для новых революционных исследований в генетике. Эта проблема была краеугольным камнем проекта компании «Дженетико». И ему хотелось, чтобы она продолжила свои исследования под его крылом. Он заставил руководителей Джонс-Фоллз взять девушку на работу с условием, что ее исследования будут финансироваться «Дженетико».

С его помощью она достигнет небывалых высот, и тот факт, что она происходила из бедной семьи, лишь подкреплял эту уверенность. Первый месяц работы Джинни в Джонс-Фоллз подтвердил, что он в ней не ошибся. Она энергично взялась за дело, и работа над проектом шла полным ходом. Она нравилась большинству сотрудников, хотя порой и была резковата. На второй же день лаборанту, парню с конским хвостом, считавшему, что можно относиться к своим обязанностям кое-как, так от нее досталось, что он до сих пор не мог опомниться.

Беррингтон и сам был покорен этой девушкой. Потрясающе красива, да к тому же еще и умница. И он разрывался между отеческими чувствами, стремлением направлять и поддерживать ее и сильнейшим желанием ее соблазнить.

И вот теперь это!…

Немного придя в себя, он снял телефонную трубку и позвонил Престону Барку. Престон был его старым приятелем, познакомились они еще в 60-х годах в Массачусетсом технологическом университете, где Беррингтон работал над диссертацией по психологии, а Престон оканчивал факультет эмбриологии и был самым способным студентом. Ровесники считали их немного странными: в период, когда торжествовали образ жизни и стиль хиппи, эти двое носили твидовые костюмы и короткие аккуратные стрижки. Вскоре выяснилось, что у приятелей много общего: оба относились к современному джазу, как к настоящему кошмару, к сигарете с марихуаной – как к первому шагу на пути к героину, а единственным честным политиком в Америке для них был Барри Голдуотер[2]. Их дружба оказалась более крепкой, чем их браки. Беррингтон ни разу не имел повода усомниться в верности и преданности своего друга. Тот постоянно был рядом, как Канада.

Как раз сейчас Престон должен быть в штаб-квартире «Дженетико», которая находилась в графстве Балтимор, к северу от города, и представляла собой несколько приземистых аккуратных зданий с видом на поле для гольфа. Секретарша Престона сказала, что ее босс на совещании, но Беррингтон настоял, чтобы его немедленно с ним соединили.

– Доброе утро, Берри! Что случилось?

– Кто там с тобой?

– Только Ли Хо, один из старших аудиторов «Ландсманна». Как раз уточняли последние детали счетов «Дженетико».

– Гони его в шею!

Теперь голос Престона доносился издалека:

– Извините, Ли, но я вынужден переговорить тут с одним человеком. Приглашу вас через несколько минут. – Пауза, он снова заговорил в трубку: – Знаешь, кто он? Правая рука Майкла Мейдигана. А Мейдиган – на тот случай, если ты забыл, – управляющий «Ландсманна». И если ты по-прежнему столь же трепетно относишься к нашей вчерашней затее, то лучше нам не…

Тут Беррингтон не выдержал и перебил его:

– Стивен Логан здесь.

В трубке повисло молчание. Затем Престон очнулся:

– В Джонс-Фоллз?

– Да, именно. Прямо здесь, на факультете психологии.

Престон тут же позабыл о Ли Хо.

– Господи Иисусе, как он там оказался?

– Он испытуемый. Вызван для прохождения тестов в лаборатории.

– Как, черт возьми, это могло произойти?!

– Не знаю. Просто столкнулся с ним лицом к лицу пять минут тому назад. Можешь вообразить мое удивление.

– Так ты его узнал?

– Ну конечно, узнал.

– И зачем он им понадобился?

– Задействован в обследовании пар близнецов.

– Близнецов? – взвыл Престон. – Ты сказал, близнецов? Но кто же тогда второй?

– Еще не знаю. Послушай, что-то в этом роде должно было произойти рано или поздно.

– Надо же, чтобы именно сейчас! Следует немедленно приостановить все эти дела с «Ландсманном».

– Ни в коем случае! Не позволю тебе использовать это, как предлог для отмены или приостановления сделки. Ты слышишь, Престон? – Теперь Беррингтон уже жалел, что позвонил старому другу. Просто хотелось поделиться своими чувствами с близким человеком. К тому же Престон был наделен незаурядным стратегическим мышлением. – Надо придумать, как удержать ситуацию под контролем.

– Кто пригласил Стива Логана в университет?

– Новый ассистент профессора, которого мы недавно наняли. Доктор Феррами.

– Тот, что написал эту убойную статейку по криминалистике?

– Да, за тем только исключением, что это женщина. Причем весьма привлекательная женщина…

– Да плевал я, будь она хоть сама Шарон Стоун!

– Короче, именно она привлекла Стивена для участия в проекте. И сидела с ним, когда я его увидел. Я проверю.

– Это главное, Берри. – Похоже, Престон немного успокоился и сфокусировался на выходе из создавшегося положения. – Выясни, почему и как привлекли именно его. А уж потом мы оценим, насколько велика опасность.

– Вызову ее прямо сейчас.

– Действуй. И сразу же перезвони мне, о'кей?

– Конечно. – Беррингтон повесил трубку.

Тем не менее, он не стал сразу вызывать Джинни. Решил поначалу собраться с мыслями.

На столе стояла старая черно-белая фотография его отца – молодого лейтенанта ВМС в нарядной белой морской форме. Беррингтону было всего шесть лет, когда затонул «Васп». И как каждый мальчишка в Америке, он ненавидел японцев и играл в игры, где «убивал» их дюжинами. Отец всегда оставался для него непобедимым героем, высоким, красивым, храбрым и сильным. При одной мысли о том, что его замечательного отца убили япошки, на него накатывала ярость. И он молился Богу и просил о том, чтобы война длилась как можно дольше, чтобы он успел вырасти, пойти служить на флот и отомстить за отца, перебив целый миллион японцев.

Он так никогда никого и не убил. Но никогда не нанимал японских служащих, не принимал в университет студентов-японцев, не позволял японским ученым работать в своей лаборатории.