Русская стилистика - 2 (Словообразование, Лексикология, Семантика, Фразеология)

      Особенностью современной терминологии греческого происхождения следует признать использование мифологических элементов; таковы, напр., слова "клиометрия" (исторический аспект социальных наук - напр., политэкономии), "кентавристика" (синтез научного и эстетического мышления), "химера этническая" (по Л.Н. Гумилеву - сосуществование неоднородных этносов в общей государственной структуре) и др.
      Говоря об использовании в словопроизводстве иноязычных элементов, отметим один момент, важный для культуры речи. В высшей степени неудачны многие "французско-нижегородские" образования типа "читабельный" (довольно старое словечко, было известно уже в первые советские годы), "смотрибельный", "подписант", "антинакипин" - и т.п. псевдонаучные и псевдокнижные конструкции. Они оправданны в двух функциях: стилизаторской и юмористической, причем нередко обе они совмещаются. Таковы, напр., пресловутый "веснулин Бабского" в повести И.А. Ильфа и Е.П. Петрова "Светлая личность" (средство от веснушек, после применения которого исчезает всё тело; квазинаучное наименование подчеркивает кустарность работы незадачливого изобретателя), "антихрапин" в романе Д.А. Гранина "Иду на грозу".
      В юмористических целях писатели часто создают остроумные аббревиатуры - чаще всего названия учреждений и предприятий: КЛООП у Ильфа и Петрова, НИИЧАВО (НИИ чародейства и волшебства) в романе братьев Стругацких "Понедельник начинается в субботу", КУКУ в фильме Л.И. Гайдая "Жених с того света", ШИМЫЗ (Ширле-Мырлевский завод) в романе А.А. Зиновьева "Зияющие высоты". Эффект заключается в том, что аббревиатура должна затемнять содержание названия, здесь же аббревиатура его, напротив, безжалостно вскрывает, обнажает бесполезность организаций, носящих эти наименования. Логика приема заключается в том, что аббревиатура убирает всё лишнее, снимает камуфляж, открывает суть вещей, т.е. буквально сокращает название до его квинтэссенции.
      Мощнейшим источником выразительности являются окказиональные слова, которые иногда не вполне корректно называются "авторскими неологизмами". На самом деле, существует многоступенчатая градация слов, которые обычно не фиксируются в словарях литературного языка:
      а) потенциализмы, т.е. лексемы, которые легко и даже неизбежно создаются по продуктивным моделям данного языка в конкретной ситуации напр., самка и детеныш кита могут быть только китихой и китенком, учение Ламарка - только ламаркизмом и т. д.;
      б) потенциальные слова, у которых есть номинальные авторы, - данные лексемы мог бы создать и кто-нибудь другой - таковы "гражданин" А.Н. Радищева, "промышленность" Н.М. Карамзина, "партийность" В.И. Ленина, "образованщина" А.И. Солженицына; иногда авторы подчеркивают, что только вводят не ими придуманное слово в оборот (напр., Е.А. Евтушенко - слово "притерпелость" в одноименной статье);
      в) авторские новообразования - слова, придуманные писателями для конкретного контекста, по сравнительно продуктивным моделям, но требующие известной доли фантазии - они довольно легко входят в язык, поскольку не противоречат его системе - "головотяпство", "благоглупость" М.Е. Салтыкова-Щедрина, "заумный" А.Е. Крученых и т.п.; близки к ним "авоська" А.И. Райкина и введенное в язык (а вовсе не придуманное) Ф.М. Достоевским слово "стушеваться", взятое из жаргона чертежников и метафорически переосмысленное;
      г) системные окказионализмы - слова не потенциальные, образованные по менее продуктивным моделям (чаще всего каламбуры), но вполне предсказуемые и сочиняемые разными людьми независимо друг от друга - напр., "мылодрама" (т.е. "мыльная опера"), "дикоданс" (дикие танцы), "прихватизация" и т.п.; в переводе Н.М. Демуровой "Алисы в Зазеркалье" встречается насекомое "стрекозел", сочиненное самостоятельно название не связяно со словом В.В. Маяковского. Тот же Маяковский придумал для гипотетического персонажа ученого-злодея - каламбурную фамилию Тимерзяев; трудно сказать, знал ли об этом Г. Горин, сценарист известного фильма "О бедном гусаре замолвите слово", но там с фамилией графа Мерзляева происходит аналогичная метаморфоза; для плохого скрипача было бы вполне естественно придумать игровую фамилию Поганини, а субъекта, промышляющего "политической проституцией" и пришедшего к власти, весьма логично было бы назвать "дуче Мессалини" и т.д.; отметим, что такая игра слов имеет ярко выраженную негативную коннотацию;
      д) авторские неологизмы в очень строгом смысле слова - это то же, что общеязыковые неологизмы (т.е. названия новых реалий), но придуманные конкретными людьми; чаще всего это социальные и научные термины - таково, напр., слово "нигилист", сочиненное философом Ф. Якоби, но особенно - это же слово, введенное в активное употребление И.С. Тургеневым; это сочиненный Н.И. Глазковым "самсебяиздат", утвердившийся в языке в несколько сокращенном виде, и т.п. - такие лексемы отражают определенную конкретно-историческую реальность; заметим, что они без труда интегрируются в языковую систему;
      е) окказионализмы - слова, сочиненные писателями по случаю; такие лексемы, как правило, созданы по непродуктивным моделям и потому малопредсказуемы; вписаны в определенный контекст; практически не входят в общенациональный язык; с точки зрения семантики, не представляют собой инновации - во всяком случае, это не обязательно, их денотаты могут быть и связанными с конкретной эпохой, и вневременными; в структуре их значения особой релевантностью обладают и изобразительный, и эмотивный компоненты напр., во фразе В.В. Маяковского "Сливеют губы с холода" нет ничего типичного для данной эпохи или невозможного с точки зрения физиологии; семантически оно совешенно обыкновенно - оно только изобразительно и экспрессивно.
      Здесь нужно сделать уточнение насчет временной индифферентности окказионализмов. Трудно сказать, существуют ли слова, не несущие на себе вообще никаких отпечатков эпохи, которая их создала. Кроме того, столь авторитетный словотворец, как В.В. Хлебников, считал, что новые слова создаются не по произволу автора4 (), за ними должны стоять новые значения или оттенки значений. Напр., довольно непрезентабельное образование Е.А. Евтушенко "какбычегоневышлизм" - это не просто пресловутая "беликовщина", вечная, как мир обывателей, - это мещанство как жизненное кредо, типичное именно для 70-80-х гг. Придуманная А.А. Вознесенским лексема "алчь" (поэма "Ров") - не просто "алчность", это какая-то античеловеческая подлость, жестокость, патологическое отсутствие стыда - "бездуховный процесс", тоже "реалия" 70-80-х гг.. Алчность -лишь одно из ее проявлений, "алчь" просвечивает в "алчности" как внутренняя форма этого слова. Слэнгизм Ю.М. Полякова "апофегей" - не просто контаминация "апофеоза" и "апогея": мы без труда обнаруживаем и третий компонент данного окказионализма (слегка искаженный орфографически: "А по фигу!"). Смысл этого компонента - легкое отношение к жизни, в котором можно усмотреть реалию все той же эпохи5.
      Т.Н. Толстая придумала остроумное слово "клель":
      Вот в аккурат на восход от городка стоят клелевые леса. Клель - самое лучшее дерево. Стволы у нее светлые, смолистые, с натеками, листья резные, узорчатые, лапчатые, дух от них здоровый, одно слово - клель! Шишки на ней с человеческую голову, и орешки в них - объеденье! Если их вымочить, конечно. А то их в рот не возьмешь. На самых старых клелях, в глуши, растут огнецы
      ("Кысь")
      Действие романа происходит в гипотетическим будущем после ядерного Взрыва (так пишется это слово). Клель - это одно из его Последствий, которые не всегда оказываются плохими. Клель - гибрид клена и ели, а его название - контаминация соответствующих слов. Особенность этого окказионализма состоит в его органичности, целостности - в нем не видно "швов". Аналогично и название романа6.
      Так что заявление о семантической а-хроничности окказионализмов верно только в грубые приближения к объекту, более тонкий подход требует уточнений.
      ж) Особо следует выделить "заумные" лексемы и лексоиды, за которыми, как правило, не бывает никакой реальности, кроме языковой. Это "глокая куздра", сказки-нонсенсы Л.С. Петрушевской ("Сяпала калуша с калушатами" и т.п.), сочинения футуристов, обэриутов, конструктивистов и др., русские переводы и переделки Л. Кэрролла. Основная функция таких конструкций, по-видимому, людическая, т.е. игровая, хотя возможны и другие - напр., иллюстративная, как в знаменитой фразе Л.В. Щербы. Немало остроумных примеров "заумных" конструкций можно найти у русских кэрроллианцев, напр., в сказках лингвиста Е.В. Клюева, где встречаются такие персонажи, как Шармен, Бон Жуан (т.е. хороший Жуан, в отличие от "плохого" Дон Жуана), Пластилин Мира, Смежная Королева, Белое Безмозглое, Тупой Рыцарь, Соловий (птица с веками до земли) и т. п. Автор не только играет, но и демонстрирует читателям различные филологические феномены.
      Писательские новообразования, окказионализмы и т. п. часто бывают каламбурными, как в поэме А. А. Вознесенского "Компра":
      Объявлена всеобщая мобилизация компромата. Генштаб не спит. Компрабабушки пикетируют комправнуков. Про. Контра. Мат. Компрадорскую буржуазию вытесняет компрадорский пролетариат. Держите братьев Компрамазовых!
      Словообразовательные приемы Вознесенского в целом прозрачны. Напр., создавая контаминации аферезиса, т.е. усечения, "компра" со словами "прабабушки" и "правнуки", он иллюстрирует распад глубоких родственных связей и установление новых отношений в обществе - отношений, основанных на шантаже, торгашестве и т. п. Они пронизывают весь современный социум: затронуты и семья, и сословная структура (упоминание "компрадорских" буржуа и пролетариев), и культура (братья "Компрамазовы"). "Война компроматов" это "наше все". Оговорим некоторые особенности данного микротекста. Во-первых, словосочетание "компрадорская буржуазия" (только она, потому что "компрадорского пролетариата" не существует) подвергается ресемантизации. Прежнее значение: буржуазия отсталых стран, посредничающая между собственным рынком и иностранными монополиями, - уступает новому: мафия, действующая на "рынке компромата". Оба значения связаны семантикой особого цинизма и паразитизма, беспринципности и аморальности. Новообразование Вознесенского "компрадорский пролетариат", вероятно, в данном контексте относится к мелким шантажистам, которые оказываются еще более хищными и подлыми, более изощренными, чем "воротилы" этого "бизнеса". Во-вторых, аллюзия на "Братьев Карамазовых" задана уже в сегменте "Про. Контра. Мат" (первые два слова - в латинской транскрипции - употреблены в заглавии пятой книги этого романа), так что мы оказываемся подготовленными к упоминанию "Братьев Компрамазовых". Скорее всего, Вознесенский противопоставляет героев Ф.М. Достоевского - заблудших, даже преступных, но живущих интенсивной духовной жизнью - их дегенерировавшим потомкам. Кстати, сами форма реплики - лозунг "Держите братьев Компрамазовых!" - противостоит лозунгу Достоевского "Ура Карамазову!". Наконец, отметим и оформление этого микротекста не как стихов, а как прозы с элементами рифмовки: предмет разговора омерзителен и "недостоин поэзии".
      В рассмотренном примере мы наблюдали ресемантизацию как средство образования окказионализмов. К этому приему часто прибегают юмористы, как бы следуя примеру Шалтая-Болтая из "Алисы в Зазеркалье", у которого слова означали то, что он вкладывал в них. Писатели-юмористы предлагают нам свежий, оригинальный взгляд на слово. Приведем в этой связи несколько остроумных примеров из "Бестолкового словаря" орского поэта Игоря Кореня к сожалению, рано ушедшего из жизни: "БАНДАЖ - сход преступников; БАНКИР выпивка в банке; БАРДАК - концерт бардов (последнее слово осмыслено с большим знанием предмета - А.Ф.); ГОНОРЕЯ - заносчивость (очень удачно это осмысление гордыни как "срамной болезни" - А.Ф.); ИЗБРАННИК (срав. с "изборником" - А.Ф.) - "сборник ругательств (к сожалению, вполне обыкновенная продукция современного книгоиздания - А.Ф.); ЛАЙНЕР-скандалист; ОМЕРЗЕНИЕ - минусовая температура". В некоторых из этих слов учитываются оба значения, эффект производит именно их пересечение (напр., "бардак", "гонорея", "избранник"), в некоторых первоначальная семантика полностью вытесняется ("бандаж", "лайнер"). При переосмыслении же слова "омерзение" верно почувствована этимологическая общность обоих значений. Такие каламбурные слова называются также псевдоомонимами. От настоящих омонимов они отличаются своей окказиональностью.
      В 1970 г. Б.Ю. Норман, М.А. Зубков, В.А. Карпов и др. опубликовали в сборнике "Вопросы языка и литературы" (Новосибирск, 1970. - Вып. 4) словарь псевдоомонимов (204 единицы), где, в частности, есть такие остроумные лексемы, как "договор" (вор собак), "завербовать" (засадить участок вербами), "кинология" (киноведение), "левша" (львица), "привратник" (мелкий лгун), "самогонка" (дрезина). У Ю.М. Полякова встречается слово архилох т.е. в высшей степени простофиля (так называемый "лох"). Излишне уточнять, что это псевдоомоним (вернее, псевдоомофон) созвучен имени (скандально) знаменитого греческого поэта-пасквилянта.
      Примеры псевдоомонимов из телепередачи "Семейные радости" (ОРТ. 07.11.2002):
      Пила - воспоминание алкоголички
      Куропатка - ненормальная курица
      Ищи свищи - работа хирурга
      Крахмал - небольшой кризис
      Муза - голосование у коров
      Мышьяк - чудо селекции
      Баталия - удивление женщины после диеты
      Глюкоза - коза-наркоманка
      Лорнет - лор-врач в отпуске
      Алкаши - поклонники Пугачевой.
      И завершить рассмотрение данного вопроса хотелось бы следующим замечанием: оригинальное словотворчество уместно и удачно тогда, когда оно необходимо. Вспомним в этой связи резкое замечание И.А. Бодуэна де Куртенэ: "Сочинение подобных "слов" я объясняю себе прежде всего беспросветным сумбуром и смешением понятий и по части языка, и по части искусства, сумбуром, насаждаемым в головах и школьным обучением языку, и безобразиями современной жизни. Кроме того, на этом сочинительстве отражается повальное стремление к самоубийству в той или иной форме (...) Мстят языку за безобразие и ужасы жизни. Наконец, некоторых толкает на этот путь желание чем-нибудь отличиться, заменяя убожество мысли и отсутствие настоящего таланта легким и ничего не стоящим сочинительством новых "слов" (1914)7.
      Не меньшего, если не большего, искусства от писателя требует работа над "обыкновенными" словами. Как сказал поэт,
      Люблю обычные слова,
      Как неизведанные страны.
      Они понятны лишь сперва,
      Потом значенья их туманны.
      Их протирают, как стекло,
      И в этом наше ремесло.
      Д.С. Самойлов. Слова
      Лексико-семантические группы
      Синонимия
      С синонимией связана прежде всего проблема лексического богатства. К.И. Чуковский писал о плохих переводчиках: "Запас синонимов у них скуден до крайности. Лошадь у них всегда только лошадь. Почему не конь, не жеребец, не рысак, не вороной, не скакун? Лодка у них всегда лодка, и никогда не бот, не челнок, не ладья, не шаланда... Словесное худосочие надо лечить. Конечно, если болезнь запущена, окончательное выздоровление едва ли возможно. Но все же мы должны озаботиться, чтобы анемия приняла менее тяжелую форму, а для этого (...) следует изо дня в день пополнять свои скудные запасы синонимов. Даль - вот кого (...) нужно читать, а также тех русских писателей, у которых был наиболее богатый словарь: Крылова, Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Сергея Аксакова, Льва Толстого, Тургенева, Лескова, Чехова, Горького"8.
      Это замечание относится не только к переводу, а, разумеется, к литературному творчеству вообще. Кстати, сам Чуковский подает пример словесного разнообразия, употребив синонимы "худосочие" и "анемия". Вот на них и остановимся. Только ли во избежание повторения прибегает к ним автор? У них явно общий референт, т. е. явление действительности: бедный словарный запас литераторов. Но одинаковы ли значения этих слов? Их стилистическая принадлежность различна: первое слово разговорное, второе - ярко книжное. "Худосочие" функционирует в сфере бытового общения. Худосочным называют человека, имеющего болезненный вид, но не обязательно больного. "Анемия" медицинский термин. Это однозначная болезнь, название которой синонимично не "худосочию", а "малокровию" (возможно, разница между двумя последними словами состоит в том, что первое отражает более отсталые медицинские взгляды - учение Галена). У "худосочия" и "анемии" общий референт, но разные денотаты - представления об этом референте. О "худосочии" автор говорит, пока рассуждает на житейском уровне, "анемия" возникает в "медицинском" контексте - точнее, в контексте медицинской метафорики. "Худосочие" может быть просто недостатком, "анемия" - уже несомненное "заболевание".
      Чуковский сетует, что у "худосочных" писателей лодка всегда лодка, но никогда не бот, не челнок, не ладья, не шаланда. Это, вероятно, следует понимать так, что они называют лодками боты, челноки, шаланды и ладьи, поскольку все эти слова можно заменить "лодкой", но не наоборот. Кроме того, данные слова не взаимозаменяемы: "шаланда" - не то же, что "ладья" и т.д.
      Синонимы различаются объемом значений, контекстом функционирования, стилистической окраской и некоторыми другими факторами: "У синонимов тождественны не значения, а потенциальные референты"9. В сущности, наша дисциплина - это наука о синонимии. Настоящий стилист -тот, кто из многих вариантов выбирает оптимальные для данного контекста. Настоящий стилистик (т.е. ученый) - тот, кто умеет обосновать выбор, сделанный другими. Ш. Балли во "Французской стилистике" разрабатывает метод идентификации, т.е. замены стилистически значимой единицы ее нейтральным синонимом с последующей оценкой возникших при этом информационных потерь.
      Очень выразительно бывает сопоставление или противопоставление синонимов в общем контексте - напр.:
      Бросит сын мой - дряхлой Европе (Богатырь - здесь не у дел):
      - Как мой папа - на Перекопе
      Шесть недель - ежиков ел!
      Скажет мать: - Евшему - слава!
      И не ел, милый, а жрал!
      Тем ежам - совесть приправой.
      И поймет - даром, что мал!
      М.И. Цветаева. Перекоп.
      Как известно, Цветаева была апологетом белого движения и царской семьи. Поэма "Перекоп" типична в этом отношении. При оценке таких произведений трудно сохранить объективность. Конечно, и на них лежит печать цветаевского гения, однако, на наш взгляд, их художественность сильно подавлена идеологией и еще больше - экзальтацией. По мнению автора этих строк, процитированный фрагмент небезупречен с точки зрения вкуса. Крайне выспренняя манера сочетается с сентиментальностью и грубым просторечием, которое, по-видимому, должно говорить о нечеловеческих условиях, в которых шли и сражались защитники Перекопа. Отталкивающие подробности отталкивающие других - для Цветаевой оказываются наиболее привлекательными. Герои должны утратить человеческий облик - и стать святыми, подобно святым, которые во славу Всевышнего поедают собственных паразитов, запивая это гноем, собранным с язв (срав. у Цветаевой: "Евшему - слава!" - евшему не что-нибудь, и ежей, как подвижники). Добавим, что когда Цветаева не пыталась создавать апокрифы, там более - на проблематичном материале, тогда у нее получались образцы и высотой поэзии, и высокой риторики (напр., "Челюскинцы").
      В той же поэме Цветаева употребляет те же синонимы в другом контексте:
      Не ем глазами - жру
      Русь.
      Просторечный вариант не только передает крайнюю интенсивность чувства, но еще и разрушает подобострастный, "лакейский" фразеологизм "есть глазами": фанатичная любовь к России далека от рабского обожания, от идолопоклонства. Тонкость этого цветаевского глагола состоит в том, что упомянутый "холопский" оборот существует и в другом, более семантически интенсивном, варианте - "пожирать глазами", выражающем гораздо большую степень раболепия. Здесь происходит уже отказ от собственного "Я" и полное подчинение чужой воле. Цветаева парадоксальным образом движется в этом направлении, но приходит к духовному раскрепощению, отказываясь, по сути, не от одного, но от двух клишированных оборотов и предпочитая свой собственный.
      Один из распространенных видов синонимии - сопоставление нейтрального и книжного вариантов - напр.: "Твой поцелуй - воистину лобзанье" (К.Д. Бальмонт. Зарево зорь). Здесь сквозь обыкновенное просвечивает высокое.
      Разновидностями синонимов являются эвфемизмы и дисфемизмы, т.е. "благопристойные" и "неблагопристойные" замены слов. Эвфемизмы бывают табуистическими и этическими, т.е. ими подменяются слова, неуместные по религиозным (суеверным) или моральным (этикетным) причинам. Иногда различить их довольно нелегко:
      - Вам нужно мертвых душ? - спросил Собакевич очень просто, без малейшего удивления, как бы речь шла о хлебе.
      - Да, - ответил Чичиков и опять смягчил выражение, прибавивши: несуществующих.
      - Найдутся, почему не быть... - сказал Собакевич.
      - А если найдутся, то вам, без сомнения, (...) будет приятно от них избавиться?
      - Извольте, я готов продать.
      Н.В. Гоголь. Мертвые души
      На первый взгляд, "избавиться" вместо "продать" - "этикетный" эвфемизм, порожденный ханжеством Чичикова, а "несуществующих" вместо "мертвых" - табуистический. Но точнее было бы сказать, что оба они относятся к одному разряду: если для Чичикова не существует табу на торговлю мертвыми душами, то суеверия в области наименований для него тем более эфемерны. Контраст между прямыми и косвенными указаниями на предмет основной прием этого микротекста - подчеркивает различие между грубой торгашеской цепкостью Собакевича и фарисейской торгашеской цепкостью Чичикова.
      Обратим внимание и на то, что эвфемистические пары не синонимичны сами по себе - напр., "избавиться" - еще не значит "продать". Синонимами такие слова делает контекст, в котором под ними понимается одно и то же.
      Дисфемизмы - это эвфемизмы со знаком "минус": это такие же косвенные, часто метафорические, наименования предметов, однако они намного предосудительнее, а то и непристойнее, чем прямые названия: "окочуриться" вместо "умереть", "осточертеть" вместо "надоесть", "мусор" вместо "милиционер" и т. п.
      Дисфемизмы не противоположны эвфемизмам. Напротив, они в заостренной форме выражают суть последних. Как заметил В.Б. Шкловский, "эвфемизм не столько способ говорить пристойно, сколько способ говорить непристойности, не столько скрывая их, сколько обостряя"10.
      Иногда эвфемизмы и дисфемизмы совмещаются - таково наименование продажной журналистики "второй древнейшей профессией". Дисфемизм состоит в том, что журналистика уподобляется проституции, эвфемизм - в том, что последняя обозначается косвенно.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.