Собственность Леди

      Высокий зал был размером примерно с теннисный корт. Он сохранил вид и даже аромат прежних времен, и две большие люстры, соответствующие той эпохе, изливали теплый свет сверху. Яркие лампы сверкали и по периметру сводчатого потолка, застекленный купол которого был все еще частично задернут занавесями против солнца, которое жарило здесь во время послеобеденной распродажи. Разнообразные картины и гобелены были развешаны по оливково-зеленым стенам, и множество телевизионных и других камер (среди них фотографа из МИ-5 с пропуском для прессы от "Санди таймс") вместе со своими владельцами сгрудились на платформе, установленной посредине на ковре, изображавшем сцену охоты. Около сотни дельцов и зрителей разместились на маленьких приставных стульях. Все внимание было сосредоточено на стройной лощеной фигуре аукционера, спокойно объявляющего с деревянной приподнятой кафедры о торгах. Он был одет в безупречный вечерний костюм с красной гвоздикой в петлице. Он говорил ровным голосом и не жестикулировал руками.
      - Пятнадцать тысяч фунтов. Шестнадцать... - Следовала пауза, взгляд на кого-то в переднем ряду. - Против вас, сэр. - Шуршание поднятого каталога. - Семнадцать тысяч фунтов. Восемнадцать. Девятнадцать. Предложено двадцать тысяч.
      И так ровный голос продолжал объявлять не спеша, а внизу столь же бесстрастные участники сигнализировали ему о своих ставках.
      - Что он продает? - спросил Бонд, открывая каталог.
      - Номер 40, - ответил Сноумен. - То бриллиантовое ожерелье, которое служитель держит на черном бархатном подносе. Оно пойдет, вероятно, за двадцать пять. Итальянец борется с двумя французами. Иначе они получили бы его за двадцать. Я шел только до пятнадцати. Хотелось бы его получить. Чудесные камни. Но уже все кончено.
      И верно, остановились на двадцати пяти тысячах, и молоток, который аукционер держал не за ручку, а за переднюю часть, опустился с мягкой решительностью.
      - Ваше, сэр, - сказал Питер Вильсон, и служащий поспешил по проходу к покупателю, чтобы подтвердить его личность.
      - Я разочарован, - сказал Бонд.
      Г-н Сноумен оторвался от каталога:
      - Что так?
      - Я никогда не был на аукционах до этого, и я всегда думал, что аукционер должен стукнуть три раза молотком и сказать "продается, продается, продано" с тем, чтобы дать другому покупателю последний шанс.
      Г-н Сноумен рассмеялся:
      - Вы можете встретить это в провинции или в Ирландии, но этого правила уже давно нет на аукционах в Лондоне, я не видел этого с тех пор, как бываю здесь.
      - Жалко. Это добавило бы страстей.
      - Ну, их у вас будет вполне достаточно ровно через минуту. Это последний спектакль, прежде чем начнется главное.
      Один из служителей благоговейно разместил блестящую груду рубинов и алмазов на черном бархатном подносе. Бонд посмотрел в каталог. Номер 41. Сладкозвучная проза описывала все это так:
      Пара изящных и солидных рубиновых и бриллиантовых браслетов. Передняя часть каждого выполнена в форме овальной грозди, состоящей из одного большого и двух поменьше рубинов, обрамленных бриллиантами в форме подушечек. Боковые и задняя часть образуют более простые грозди, перемежающиеся с бриллиантовыми ажурными завитками, возникающими из середины рубинового камня, как бусины, окаймленные золотом и продернутые между цепочками из рубинов и бриллиантов вперемежку, пряжка так же в форме овальной грозди.
      По семейной традиции, этот предмет продажи был прежде собственностью миссис Фитцгерберт (1756-1837), чье замужество за принцем Уэлльским, впоследствии Георгом IV, было вполне установлено, когда в 1905 пакет, запечатанный и переданный на хранение в Коуттс банк в 1833, был вскрыт, с королевского разрешения, и в нем было обнаружено свидетельство о венчании и другие окончательные доказательства.
      Эти браслеты были, вероятно, подарены миссис Фитцгерберт своей племяннице, которую герцог Орлеанский назвал "самой хорошенькой девушкой Англии".
      Аукцион продолжался, а Бонд выскользнул из своего кресла и прошел по боковому проходу в заднюю часть зала, откуда излишек публики перебрался в Новую галерею и в вестибюль, чтобы следить за распродажей по телевизору. Он бегло осмотрел толпу, выискивая кого-нибудь из 200 сотрудников Советского посольства, фотографии которых, полученные тайно, он изучал в течение последних нескольких дней. Но среди посетителей, которых невозможно было даже как-то рассортировать, были и дельцы, и коллекционеры, и те, кого можно широко охарактеризовать как богатых любителей острых ощущений. Но не было ни одного знакомого лица, кроме тех, кто пишет в газетных колонках о сплетнях. Одна или две физиономии могли сойти за русских, но таким же образом они могли принадлежать к полудюжине других европейских национальностей. Попадались субъекты в черных очках, но черные очки больше не могли обязательно считаться принадлежностью шпиона. Бонд вернулся на свое место. Надо полагать, что человек должен будет выдать сам себя, когда начнется торг.
      - Четырнадцать тысяч, последняя цена! И пятнадцать. Пятнадцать тысяч. Молоток опустился. - Ваше, сэр.
      Последовал опять возбужденный шум и шуршание каталогов. Г-н Сноумен вытер лоб белым шелковым платком. Он повернулся к Бонду.
      - Ну, а теперь, боюсь, вы будете предоставлены, более или менее, самому себе. Мое внимание будет приковано к торгу. Как-то, по непонятной причине, считается неприличным оглядываться через плечо и подсматривать за тем, кто борется против вас, если вы, конечно, сами ведете торг. Так что я могу определить вашего человека лишь в том случае, если он находится где-то впереди, а это, боюсь, не похоже, чтобы было. Но правило касается только тех, кто участвует в торге. Вы не можете вертеться, как вам вздумается. Что вы должны будете делать, так это следить за глазами Питера Вильсона и затем определить, на кого он смотрит или кто смотрит на него.
      Если вы выследите человека, что, может быть, очень затруднительно, старайтесь обратить внимание на движения, которые он делает, даже мельчайшие. Что бы человек ни делал - почесывал голову, тянул себя за мочку уха, или еще что-нибудь, это может быть кодом, о котором он договорился заранее с Питером Вильсоном. Мне кажется, он не станет делать что-то слишком заметное - вроде того, что поднимать каталог. До вас доходит, что я говорю? И не забывайте, что он вообще может не делать никаких знаков до самого конца, когда он заставит выступить меня и повести до тех пределов, до каких, как он думает, я могу пойти. А после этого он отвалится. Заметьте, - г-н Сноумен улыбнулся, - когда мы вступим в последнюю фазу, я постараюсь его расшевелить, чтобы он показал свою лапу. Это при условии, конечно, что в торге нас останется двое. - Он принял опять непроницаемый вид. - А я могу заверить, что так оно и будет.
      Судя по его твердой уверенности, Джеймс Бонд решил, что г-н Сноумен имеет инструкции заполучить "Изумрудный шар" за любую цену.
      Внезапное молчание наступило, когда высокий пьедестал, задрапированный черным бархатом, был внесен в зал с особой церемонией и установлен перед кафедрой аукционера. Затем овальный красивый футляр, обитый чем-то, что выглядело как белый бархат, был водружен на вершину пьедестала и старший надзиратель в серой униформе с винно-красными рукавами, воротничком и хлястиком с поклоном отпер его и, вынув "Номер 42", положив его на черный бархат, убрал футляр. Крупный шар из полированного изумруда на своем замечательном стенде сиял сверхъестественным зеленым светом, и драгоценные камни на его поверхности и на опаловом меридиане мерцали разноцветными огнями. Пронесся вздох восхищения по залу, и даже служащие и эксперты, сидящие за высоким расчетным столом позади аукционера и привыкшие к виду коронных драгоценностей всех стран Европы, проходивших перед их глазами, склонились вперед, чтобы лучше видеть.
      Джеймс Бонд вернулся к каталогу. Он нашел описание. Большими буквами и высокопарным, витиевато-слащавым стилем извещалось:
      ЗЕМНОЙ ШАР
      СООРУЖЕН В 1917 ГОДУ
      КАРЛОМ ФАБЕРЖЕ ДЛЯ РУССКОГО ДЖЕНТЛЬМЕНА,
      НЫНЕ СОБСТВЕННОСТЬ ЕГО ВНУЧКИ ПОД N 42
      ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОБСТОЯТЕЛЬНАЯ РАБОТА
      ЗЕМНОЙ ШАР ФАБЕРЖЕ
      Шар, вырезанный из необычно крупного, добытого в Сибири, куска изумрудной породы, весящий примерно тысячу триста каратов высшего качества по цвету и прозрачности, изображает земную сферу, установленную на тонкой работы изящной ажурной скале, украшенной золотой гравировкой и усеянной обильно розовыми бриллиантами и изумрудами яркого оттенка, и являющейся основанием для настольных часов.
      Идея создания этого замечательного произведения пришла Фаберже еще за пятнадцать лет до ее завершения, о чем свидетельствует миниатюрный земной глобус, который входит в королевскую коллекцию в Сандринхэме (См. лист 280 в "Искусство Карла Фаберже", А.Кеннет Сноумен.).
      После краткого и выискивающего взгляда в зал г-н Вильсон мягко ударил своим молотком:
      - Номер 42, произведение искусства, исполненное Карлом Фаберже. Последовала пауза. - Двадцать тысяч фунтов цена.
      Г-н Сноумен шепнул Бонду:
      - Это значит, что у него уже есть, кто дает пятьдесят. Это чтобы просто раскрутить все.
      Каталоги шелестели.
      - И тридцать, сорок, пятьдесят тысяч, мне предложено. И шестьдесят, и семьдесят, и восемьдесят тысяч. И девяносто.
      Следует пауза, а затем:
      - Сто тысяч фунтов предложено.
      В зале послышался шум аплодисментов.
      Камеры повернулись к молодому человеку, одному из трех, кто находился на приподнятой платформе слева от аукционера. Он тихо говорил по телефону. Г-н Сноумен прокомментировал:
      - Это один из молодых людей Сотсби. У него прямая линия с Америкой. Мне кажется, это уже Метрополитен вступает в торг, но, впрочем, это может быть кто угодно. Вот теперь мое время приступать к работе.
      Г-н Сноумен поднял свой скрученный каталог.
      - Плюс десять, - произнес аукционер. Человек продолжал говорить по телефону, но кивнул головой.
      - И двадцать.
      Снова жест Сноумена.
      - И тридцать.
      Человек у телефона, казалось, заговорил еще быстрее в трубку - сообщая, по-видимому, насколько может подскочить цена. Он слегка качнул головой в сторону аукционера, и Питер Вильсон, отвернувшись от него, оглядев зал.
      - Предложена одна сотня и тридцать тысяч фунтов, - повторил он спокойно.
      Г-н Сноумен тихо сказал Бонду:
      - Теперь вы смотрите в оба, Америка, кажется, выбыла. Настало время вашему субъекту загонять меня.
      Джеймс Бонд оставил свое кресло и встал среди группы репортеров в левом углу от кафедры. Глаза Питера Вильсона были устремлены в дальний правый угол зала. Бонд не заметил никаких движений, но аукционер возвестил:
      - Плюс сорок тысяч фунтов. - Он посмотрел на г-на Сноумена. После длительной паузы г-н Сноумен поднял пять пальцев. Бонд догадался, что это было частью его игры на подогревание страстей. Он давал понять, что отступает, что подходит к своему пределу.
      - Одна сотня и сорок пять тысяч, - снова испытующий взгляд в глубину зала. Снова никакого движения. Но опять состоялся обмен сигналами.
      - Одна сотня и сто пятьдесят тысяч фунтов.
      Последовал гул комментариев и некоторые отрывочные хлопки. На этот раз г-н Сноумен реагировал еще замедленнее, и аукционер дважды повторил последнюю цифру. Наконец, он в упор взглянул на г-на Сноумена:
      - Ваше слово, сэр.
      Наконец г-н Сноумен поднял пять пальцев.
      - Одна сотня и пятьдесят пять тысяч фунтов.
      У Джеймса Бонда спина покрылась потом. Он абсолютно ничего не имел, а торг уже должен заканчиваться. Аукционер повторил цифру.
      И теперь произошло едва заметное шевеление. В задней части зала коренастый человек в темном костюме привстал и тихо снял темные очки. У него было обычное простое лицо, которое могло принадлежать управляющему банком, работнику страховой компании Ллойда или доктору. Это должно быть был заранее условленный сигнал. До тех пор, пока на нем были черные очки, аукционер поднимал ставку десятками тысяч. Когда он их снял, это означало, что он выходит из игры.
      Бонд быстро взглянул в сторону группы корреспондентов. Все в порядке, фотограф из МИ-5 был на своем месте. Он так же засек движение. Он поднял небрежно камеру, последовала быстрая вспышка. Бонд вернулся на свое место и прошептал г-ну Сноумену:
      - Засекли его. Увижусь с вами завтра. Большое спасибо.
      Г-н Сноумен только кивнул. Его глаза оставались прикованными к аукционисту.
      Бонд выбрался со своего кресла и быстро направился вдоль прохода, а аукционист в это время в третий раз объявил:
      - Одна сотня и пятьдесят пять тысяч фунтов, последняя цена, - и легонько стукнул молотком. - Ваше, сэр.
      Бонд пробрался в конец зала прежде, чем посетители, аплодируя, поднялись с кресел. Его дичь забилась где-то среди приставных стульев. Он снова надел свои темные очки, а Бонд надел свои. Он хотел протиснуться в толпу и двигаться позади этого человека, когда поток устремится вниз по лестнице. Это удалось. Волосы человека сзади были длинными, они прикрывали квадратную шею. Мочки ушей прижаты к голове. Он немного горбился вероятно деформация позвоночника в верхней части. Бонд внезапно вспомнил. Это же Петр Малиновский, в штате посольства он значился как "сельскохозяйственный атташе". Так-то.
      Выйдя наружу, человек быстро зашагал в сторону Кондуит-стрит. Джеймс Бонд не спеша сел в такси, мотор которого работал, а флажок "свободен" опущен. Он сказал шоферу:
      - Это он. Можешь расслабиться.
      - Да, сэр, - ответил шофер из МИ-5, отчаливая от тротуара.
      Человек подобрал такси на Бонд-стрит. Преследовать его в вечернем перемешанном потоке было несложно. Бонд был еще больше доволен, когда такси русского дипломата повернуло к северу от парка и направилось вдоль улицы Бейсуотер. Вопрос заключался в том, повернет ли он в специальный проезд в Кенсингтон Пэлис Гарднес, где первым слева было массивное здание Советского посольства. Если повернет, то последний гвоздь будет забит во все это дело. Два наружных полицейских, обычная охрана посольства, были специально подобраны на этот вечер. Их роль заключалась в том, чтобы подтвердить, что пассажир переднего такси вошел в Советское посольство.
      А затем с помощью свидетельства от секретной службы и свидетельства Бонда, и фотографа из МИ-5 (этого будет достаточно для Министерства иностранных дел) можно будет объявить товарища Петра Малиновского персоной нон грата по обвинению в шпионаже и выдворить его из страны. В этой темной шахматной игре, которой является секретная служба, русские потеряют ферзя. И посещение аукциона можно будет считать чрезвычайно удачным.
      Переднее такси все-таки повернуло к большим железным воротам.
      Бонд улыбнулся с чувством мрачного удовлетворения. Он склонился вперед:
      - Спасибо, водитель. Пожалуйста, в штаб.