Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования

Однако у директора ФБР Гувера были другие планы. Каким образом он узнал, что Уоррен намерен взять в комиссию Олни, из документов ФБР неясно. Но уже через несколько дней после разговора Уоррена с Олни директор был в курсе дела, и Бюро развернуло агрессивную закулисную кампанию против этого назначения. Предполагалось, что кампания пройдет втайне от председателя Верховного суда.

Работая в министерстве юстиции, Олни нажил себе врагов в ФБР, которое не разделяло его пыла по отношению к закону о гражданских правах. Гувер считал лидеров движения за гражданские права, в особенности Мартина Лютера Кинга, диверсантами, если не коммунистами. Гувер рассматривал Олни как врага ФБР и пренебрежительно называл его «протеже Уоррена» – такая формулировка встречается в документах ФБР¹.

Кампания, развязанная ФБР против Олни, показала, насколько испортились отношения между Гувером и Уорреном за ту четверть века, что они друг друга знали. В бытность свою губернатором Калифорнии Уоррен близко общался – дружил, как ему думалось, – с Гувером, помогшим ему попасть в вожделенный «список специальных корреспондентов», государственных служащих, которым ФБР гарантировало поддержку. Когда губернатор Уоррен отправлялся в Вашингтон, он пользовался шофером и автомобилем, которые предоставляло ФБР. Его отношения с Гувером были некогда столь близкими, что он даже попросил ФБР установить наблюдение за молодым человеком, ухаживавшим за одной из его дочерей².

Однако, когда в 1953 году Уоррен перешел работать в Верховный суд, который стал ограничивать власть ФБР, например, судьи предоставили больше прав подозреваемым по уголовным делам, его отношения с Гувером стали прохладнее – и так никогда и не потеплели. К моменту убийства Кеннеди оба испытывали друг к другу лишь презрение. Позднее Уоррен рассказывал Дрю Пирсону, что, по его мнению, ФБР на протяжении многих лет пользовалось «гестаповской тактикой», включая нелегальное прослушивание при расследовании серьезных уголовных преступлений – этой практике был положен конец отчасти благодаря действиям Верховного суда³.

«Я помню Джона Эдгара Гувера еще до войны, когда у него было 700 подчиненных и они отменно работали, – рассказывал Уоррен Пирсону в 1966 году, когда тот готовил для журнала Look нечто вроде авторизованной биографии председателя Верховного суда. – Теперь их у него 7 тысяч, и власть окончательно вскружила ему голову. Он получает от Конгресса такое финансирование, какое ему заблагорассудится, и его совершенно никто не контролирует». Уоррен опасался, что, если ФБР и ЦРУ станут одной организацией, «у нас и в самом деле будет полицейское государство». (Позднее Уоррен, очевидно, пришел к выводу, что позволил себе слишком многое в разговоре с журналистом, и убедил его не публиковать статью.)

Гувер с самого начала был против создания независимой комиссии для расследования убийства Кеннеди. Все это будет «очередным цирком», говорил он Джонсону в телефонном разговоре в понедельник 25 ноября, через три дня после убийства⁴. Его позицию легко понять. В ФБР не привыкли к контролю извне, Конгресс не предлагал никаких мер по надзору за его деятельностью и имел обыкновение удовлетворять просьбы Гувера о расширении бюджета его учреждения. Но создание комиссии подразумевало, что на ФБР обрушится лавина вопросов относительно того, почему Бюро оказалось не в состоянии распознать в Освальде реальную угрозу, ведь он находился под наблюдением региональных отделений Далласа и Нового Орлеана в течение нескольких месяцев до покушения. Гувер опасался – о чем говорил своим подчиненным, – что комиссия заподозрит ФБР в подтасовке фактов, а это ставило под угрозу само существование Бюро.

Однако, когда 29 ноября Джонсон позвонил и сообщил ему, что изменил свое мнение и решил создать комиссию, Гувер не высказался против. Согласно записи телефонного разговора, Гувер принял эту новость без возражений, видимо, выражая тем самым доверие к новому президенту как к защитнику интересов ФБР. Нет и свидетельств того, что Гувер при личной встрече с президентом сетовал на то, что Уоррен назначен председателем комиссии.

Но когда Уоррен назначил Олни, Гувер занял твердую позицию. Заместители Гувера связались с остальными членами комиссии – за исключением самого Уоррена – и предупредили их, что репутация Олни в ФБР не соответствует представлениям о законе и порядке с точки зрения Гувера⁵. Помощник директора ФБР Делоак Карфа позднее писал: «Ввиду существования некоторых сведений необходимо было конфиденциальным образом уведомить членов президентской комиссии – за исключением Уоррена – о прошлом Олни и о том, насколько он “ничтожная личность”».

Первую встречу Президентской комиссии по делу об убийстве президента Кеннеди – таково было официальное название группы – Уоррен назначил на 10 часов утра в четверг, 5 декабря⁶. Происходила она в зале заседаний Национального архива на Пенсильвания-авеню: архив выразил согласие предоставить свои помещения для работы комиссии до тех пор, пока для нее не найдется помещение. Входя в зал заседания в тот день, председатель Верховного суда не подозревал, что ФБР уже пытается оспорить его первое ключевое решение.

Еще до начала заседания стало ясно, что отношения комиссии с ФБР будут сложными. Гувер с раздражением отказался удовлетворить просьбу комиссии вызвать на заседание сотрудника высокого ранга для отчета о ходе расследования, проводимого Бюро в Далласе. ФБР настаивало, что по этому поводу правильнее было бы заслушать заместителя генерального прокурора Николаса Катценбаха, который должен был присутствовать на заседании и представлять Бюро7.

Выяснилось, что своеволие ФБР зашло еще дальше: через репортеров, которым оно покровительствовало, Бюро организовало целую серию утечек информации. 3 декабря, за два дня до встречи, Associated Press сообщило, что в ФБР почти завершен «подробный доклад», доказывающий, что Освальд «убил президента Кеннеди один, без посторонней помощи»⁸. Со ссылкой на «источник в правительстве», в сообщении Associated Press говорилось, что в ФБР установили, будто Освальд – «без сообщников» – выпустил три пули по президентскому лимузину из здания Техасского склада школьных учебников. В докладе ФБР указывается, что первая и третья пули попали в президента, а вторая – в Коннелли. Сходного рода информационные вбросы были осуществлены и через другие информационные агентства.

Несколько членов комиссии усмотрели в этих статьях согласованную попытку ФБР, а вероятно, и самого Гувера, убедить общественность в том, что никакого заговора с целью убийства президента не было, – во всяком случае, заговора, который ФБР могло бы выявить. Создавалось впечатление, что ФБР пыталось вынудить членов комиссии прийти к решению прежде, чем они смогут проанализировать хотя бы одно из доказательств.

– Подобных утечек информации я еще не встречал, – с такими словами обратился конгрессмен Боггс, демократ из Луизианы, к комиссии. – И это почти наверняка идет из ФБР⁹.

Заместитель генерального прокурора Катценбах был уверен, что утечки информации организованы Гувером и его заместителем: «Не могу даже предположить, от кого еще это могло исходить»¹⁰.

В тот четверг встреча открылась тем, что все семь членов комиссии пожали руку Катценбаху¹¹. Все расселись за длинным деревянным столом, кроме них присутствовал только стенографист. Большинству записей этих заседаний был присвоен гриф «совершенно секретно», и они находились под замком на протяжении десятилетий.

– Мы приступаем к прискорбному и чрезвычайно важному делу, – начал Уоррен. – Уверен, что любой из нас занимался бы чем угодно, но не работой в такой комиссии. Президент Джонсон совершенно справедливо хочет, чтобы общественность знала как можно больше об этом ужасном происшествии, насколько это в человеческих силах, – продолжал председатель. – Для меня большая честь сознавать, что президент счел меня, а также всех вас способными выполнить эту работу, и я приступаю к ней смиренно, осознавая, насколько мало я пригоден для этого, поскольку мне отвратительна сама мысль о необходимости ежедневно изучать подробности этого преступления¹².

Затем Уоррен рассказал, как он видит задачи, стоящие перед комиссией, пояснив, что рамки расследования будут ограниченными и комиссия должна завершить свою работу как можно быстрее. Он предложил даже не называть это «расследованием». Комиссии, по мнению Уоррена, следовало рассмотреть всю информацию, относящуюся к убийству, собранную ФБР, Секретной службой и другими агентствами, комиссии следовало лишь проверить, насколько добросовестно велось расследование. Что бы Уоррен лично ни думал о Гувере, казалось, он полагал, что именно ФБР можно доверять в деле выявления фактов¹³.

– Полагаю, наша задача – оценивать имеющиеся факты, а не собирать их, и, по крайней мере поначалу, мы можем исходить из той предпосылки, что можем опираться на отчеты различных служб, – пояснил он¹⁴.

По мнению Уоррена, публичных слушаний устраивать не следовало, равно как и не следовало получать право вызывать свидетелей в суд, на что потребовалось бы специальное разрешение Конгресса. Он сказал также, что не видит необходимости нанимать следователей.

– Я не вижу никаких причин дублировать функции ФБР, или Секретной службы, или каких бы то ни было других служб, – сказал председатель.

Если у комиссии будет право вызова свидетелей и организации публичных слушаний, как полагал Уоррен, то в комиссию кинутся душевнобольные, которые «считают, что им известно о великом заговоре», и они будут настаивать на даче свидетельских показаний¹⁵.

– Если у нас будет право вызова свидетелей, все будут ожидать, что мы им воспользуемся. У свидетелей будет право прийти и сказать: «Вот мои свидетельские показания…» А если это какие-нибудь сумасброды, если это психи – мы будем связаны по рукам и ногам¹⁶.

Если же комиссия не станет вызывать этих «психов» для дачи свидетельских показаний, «они пойдут и скажут, что мы утаиваем доказательства»¹⁷. Мешок, куда в Верховном суде складывали корреспонденцию для Уоррена, был уже переполнен письмами и открытками – некоторые с угрозами, некоторые накарябанные мелким неразборчивым почерком от взбудораженных людей, и все они заявляли, что готовы раскрыть истинную тайну убийства президента¹⁸.

Закончив свое вступительное слово, Уоррен сел и приготовился выслушать остальных. Казалось, он был уверен в том, что его коллеги, как и он, обремененные собственными делами, увидят в его словах логику.

Но вместо этого они накинулись на него, иногда чуть не доходя до оскорблений. Уоррен хоть и был председателем Верховного суда, с мнением которого следовало считаться в самых разных обстоятельствах, но оказалось, что многие из членов комиссии намерены обращаться с ним на равных. Некоторые из них – сенатор Рассел, Джон Макклой и Аллен Даллес – властвовали в Вашингтоне на протяжении десятилетий, задолго до его появления в столице. У Уоррена также были особые причины быть осмотрительным с Джеральдом Фордом, избранным в Конгресс в 1948 году, поскольку республиканец из Мичигана дружил с Ричардом Никсоном – старым заклятым врагом председателя Верховного суда.

Джон Макклой, 68-летний юрист, дипломат и банкир, который некогда был советником президентов начиная с Франклина Рузвельта и которого журнал Esquire назвал «Председателем Восточного блока», первым дал отпор Уоррену¹⁹. Он заявил, что Уоррен ведет себя откровенно глупо, полагая, что можно доверить правительственным агентствам расследовать их собственные просчеты. Макклой не использовал выражение «замять дело», когда описывал, как ФБР и Секретная служба себя поведут, но намекал на это²⁰.

– В данном деле может существовать мера вины Секретной службы и даже ФБР, – сказал он. – Следует учитывать человеческую природу, агентства могут представить «своекорыстные» отчеты о случившемся²¹.

Уоррен ошибался и в отношении права вызова свидетелей, заявил Макклой²². Комиссии необходимо право добиваться свидетельских показаний и вынуждать агентства передавать собранные материалы. Без права заслушивать свидетелей, сказал он, комиссия рискует оказаться беззубой. Расследование, проводимое комиссией, обязано сделать больше, чем «дать оценку отчетам агентств». «Я думаю, что, если у нас не будет права требовать какие-то документы и вызывать свидетелей, когда нам это понадобится, авторитет комиссии будет подорван»²³. Боггс и Форд с этим согласились²⁴.

Обескураженный такой открытой атакой на первом же заседании комиссии, Уоррен не пошел в контрнаступление:

– Если остальные полагают, что нам нужно право привлекать свидетелей, я совершенно не против, – сказал он²⁵.

Следующим был Рассел – с возражением против предложения Уоррена не привлекать к работе комиссии специального штата расследователей²⁶.

– Мы окажемся в положении, когда нам потребуется кого-то привлечь, чтобы проинспектировать поток документов, который хлынет из ФБР, из Секретной службы, откуда-то еще, – сказал он. – Я надеюсь, мы сможем обзавестись штатом – не целой армией, а командой в высшей степени способных людей, чтобы они подготовили отчет, который выдержит самую требовательную критику со стороны любых непредубежденных людей.

Он напомнил Уоррену об опасности, которую расследование представляет для всех семи членов комиссии: если у них не будет соответствующих ресурсов, чтобы раскрыть истину об убийстве и изложить ее перед общественностью, история им этого не простит²⁷. Каких бы карьерных высот они ни достигли, их будут помнить именно по участию в этом деле.

– Здесь поставлена на карту репутация каждого из нас, – сказал Рассел, признавшись, как он сердит на президента Джонсона. – Откровенно говоря, я не знаю, смогу ли я питать прежние чувства к президенту после того, как он включил меня в состав этой комиссии… Я говорил ему, что не хочу в ней работать, и я бы не стал этого делать, но не знал, как от этого уклониться.

Макклой предложил подыскать в комиссию «отменного» юриста для руководства штатными сотрудниками в качестве главного юридического советника, что дало Уоррену возможность предложить своего кандидата – Уоррена Олни²⁸. Председатель потратил несколько минут, описывая карьеру Олни в Калифорнии и Вашингтоне, подчеркнув, что он «не знает более достойного человека»²⁹. Олни, говорил председатель, «парень с настоящими способностями… Полагаю, я не могу найти никого в этой стране, у кого есть нужный опыт для подобной работы»³⁰.

Его похвалы были столь обильны, что возражения любого, кто стал бы оспаривать назначение Олни, прозвучали бы как дерзость или даже оскорбление по отношению к председателю Верховного суда. Однако случилось именно так: в атаку двинулся Форд. Быть может, Олни и «прекрасная кандидатура», сказал он, но всем хорошо известны тесные взаимоотношения между Уорреном и Олни – что было потихоньку высказано ФБР, – и из-за «ваших давних отношений некоторые могут, быть может, даже и без оснований, сказать, что председатель Верховного суда оказывает давление на комиссию, и ее выводы будут рассматриваться как отчет о работе, проделанной им, а не всеми нами»³¹.

– Я не хочу, чтобы комиссия разделилась, – сказал Форд. – Я не хочу, чтобы это была ваша комиссия либо комиссия одной или другой половины из нас³².

Макклой не стал оценивать компетентность Олни, но согласился с Фордом, что следует провести расширенный поиск кандидатуры на должность главного консультанта.

– У меня такое чувство, что нам следует подобрать самого лучшего человека, – сказал он. – Лично я хотел бы сам узнать, что представляет собой этот Олни³³.

Боггс, казалось, почувствовал, что Уоррен оскорблен нападками Форда, и решил встать на защиту председателя Верховного суда.

– Я полагаю, что председателю нужен помощник, с которым он чувствовал бы себя совершенно комфортно, – сказал он. – Председателю Верховного суда нужен кто-то, кому он бы доверял абсолютно³⁴.

Уоррен попытался в последний раз выступить за Олни, и если уж его кандидатуру отклонят, ему подошел бы другой талантливый и опытный человек, которого можно было бы незамедлительно найти. Председатель сказал, что ему нужен человек, изнутри понимающий принципы работы органов правопорядка, а также правительства, такой, которому не потребуется «несколько месяцев, чтобы освоиться» в столице³⁵. Уоррен говорил, не скрывая личных мотивов:

– Если у меня не будет правоведа, которого я хорошо знаю и с которым я с самого первого дня смогу приступить к работе, мне не придется встретить Рождество с семьей. Я останусь и буду проводить здесь каждый день, потому что человек – неважно, насколько он там прекрасен и все хватает на лету, – попросту не на короткой ноге с Вашингтоном³⁶.

Заседание длилось почти три часа и закончилось в 12.45, в итоге решили собраться на следующий день³⁷.

Подковерная кампания ФБР сработала, и когда на следующий день – в пятницу, 6 декабря – состоялось новое заседание, вопрос о назначении Олни был похоронен. Форд, Даллес и Макклой уведомили Уоррена о своих сомнениях в отношении Олни, а Макклой не скрыл своей осведомленности о том, что Олни «на ножах с Гувером»38. Уоррен сдался.

– Я бы не стал навязывать никого, если бы не заручился доверием комиссии, – сказал он. – Как я понимаю, вопрос о назначении мистера Олни в качестве советника для комиссии закрыт³⁹.

Ночью Макклой созвонился с друзьями в Вашингтоне и на Уолл-стрит, просил порекомендовать ему опытных правоведов для работы в комиссии. Несколько человек, по его словам, назвали ему имя Джеймса Ли Рэнкина, бывшего заместителя министра юстиции в администрации Эйзенхауэра, а на тот момент практикующего нью-йоркского адвоката. «Рэнкин, – говорил Макклой, – человек высокопрофессиональный»⁴⁰.

Услышав имя Рэнкина, Уоррен вздохнул с облегчением. Рэнкина, 56-летнего уроженца Небраски, Уоррен знал хорошо и был к нему расположен⁴¹. В должности заместителя министра юстиции он представлял правительство перед Верховным судом в ходе многих значимых дел в 1950-х годах⁴². Стоило только припомнить его выступление на стороне Министерства юстиции от имени детей и их родителей в Топике, штат Канзас, которые добивались десегрегации в местных школах в деле «Браун против Совета по образованию»⁴³. «Мы часто видели его в Верховном суде, потому что он выступал на стороне защиты в самых крупных делах, – говорил Уоррен. – Он прекрасный человек во всех отношениях»⁴⁴. Рэнкин, по словам Уоррена, никогда «не лоббировал чьих-то интересов»⁴⁵.

Рассел порекомендовал Рэнкина для работы в комиссии, если Уоррен и Макклой не против. Остальные не возражали. Уоррен решил тем же вечером позвонить Рэнкину⁴⁶.

Под конец заседания Макклой поднял еще один вопрос. До того момента обсуждения комиссии касались только ФБР и Секретной службы, а также информации, которую обе эти организации должны были предоставить комиссии. А как насчет Центрального разведывательного управления? Не связывался ли с ними председатель или кто-либо еще, дабы узнать, что им было известно об убийстве, а также об Освальде и его поездках в Россию и в Мексику?⁴⁷

– Я не связывался, – ответил Уоррен, – по той простой причине, что у меня нет сведений о том, что ЦРУ располагало какой бы то ни было информацией об Освальде⁴⁸.

– У них она была, – парировал Макклой, явно намереваясь поиздеваться над наивностью Уоррена, который считал, что ЦРУ может ничего не знать об Освальде⁴⁹. – Не следует ли нам и у них спросить? – осведомился Макклой с нажимом.

– Конечно, следует, – отозвался председатель Верховного суда, который понял, что поначалу ответил глупо. – Я думаю, нам следует спросить их⁵⁰.

Глава 7

Кабинет члена палаты представителей Джеральда Р. Форда

Палата представителей

12 декабря 1963 года, четверг

Джеральд Форд сам попросил организовать эту встречу. Он пригласил заместителя директора ФБР Карфу Делоака, по прозвищу «Финт», главного координатора ФБР по связям с Конгрессом, заглянуть в его офис на Капитолийском холме во второй половине дня в четверг, 12 декабря, через неделю после первого заседания комиссии по делу об убийстве Кеннеди. У Форда для ФБР было деловое предложение. «Он попросил меня, чтобы наш разговор был строго конфиденциальным, – писал Делоак Гуверу в тот же день. – На что я и согласился»¹.

На протяжении всей своей работы в Конгрессе – подобно Линдону Джонсону и многим другим на Капитолийском холме – Форд делал все, чтобы не терять связь с ФБР. За долгие годы ФБР привыкло видеть в Форде надежного друга, в особенности когда дело доходило до поддержки статей расхода в государственном бюджете, на которые претендовало Бюро. Форд был членом Комиссии по бюджетным ассигнованиям, от решения которой зависело, как федеральный бюджет будет поделен между агентствами. Теперь, приняв участие в работе комиссии, Форд ухватился еще за одну возможность продемонстрировать свою лояльность ФБР.

50-летний Джерри Форд из города Гранд-Рапидс, штат Мичиган, пытался выглядеть как один из своих избирателей – еще один умеренный, вежливый, благожелательный парень со Среднего Запада². На Капитолийском холме его знали как уравновешенного человека с хорошим чувством юмора, а демократы восхищались его интернационализмом во внешней политике. Но его коллеги в Конгрессе видели Форда с другой стороны, неизвестной его избирателям– как безудержно амбициозного, подчас жестокого политика, умеющего выбирать друзей и союзников, которые могут поспособствовать его карьере. В 1949 году он обошел другого республиканца, заняв его место в Палате представителей. С самых первых дней работы в Конгрессе Форд изумил своих подчиненных тем, что открыто обсуждал с ними свою мечту стать спикером Палаты представителей. В начале 1963 года он был председателем Конференции республиканцев в Палате представителей, занимая третий по значимости пост в Республиканской партии в Конгрессе, отстранив от должности старого председателя. Во время всеобщих выборов 1960 года его друг Ричард Никсон, кандидат в президенты от республиканцев, был близок к тому, чтобы назвать Форда своим кандидатом в вице-президенты.

Уже через несколько недель после прибытия в Вашингтон в 1949 году Форд смог «протянуть руку помощи» ФБР. В своем первом выступлении в зале заседаний Палаты представителей в ту зиму он предложил повысить жалованье Гуверу, объявив, что он автор только что предложенной поправки, призванной повысить жалованье директора ФБР на 25 % – с 14 до 17,5 тысяч долларов, что выводило Гувера в ряды самых высокооплачиваемых федеральных чиновников[3]. Директор, по словам Форда, был национальным героем, заслужившим каждый заработанный им цент: «Денежное вознаграждение, предлагаемое в моей поправке, лишь малая компенсация за его неоценимый вклад»³.

Почти пятнадцать лет спустя Форд рассматривал свое назначение в комиссию Уоррена как способ заработать репутацию в национальном масштабе, а кроме того, возможность упрочить союз с Гувером. На протяжении многих лет Форд повторял, что принял приглашение президента Джонсона войти в состав комиссии против своей воли, ссылаясь на широкий круг обязанностей в Палате представителей. Однако публикация телефонных переговоров Белого дома десятилетия спустя показала, что на самом деле Форд воспринял предложение Джонсона с большим энтузиазмом и без малейших колебаний.

Для ФБР назначение Форда означало, что Бюро обзавелось ценным напарником – и защитником, если возникла бы необходимость, – в ходе расследования. В служебной записке вскоре после объявления списка членов комиссии в конце ноября Гувер написал, что Форд вполне мог бы «отстаивать интересы ФБР».

Оказалось, что Форд был не прочь пойти и далее, как он пояснил это Делоаку, когда они встретились в кабинете конгрессмена. Форд заявил о своем желании быть тайным информатором ФБР в ходе работы комиссии и, в частности, присматривать за председателем Верховного суда. Решение должно принять ФБР. Хочет ли Бюро принять его услуги в качестве информатора?

«Форд сказал мне, что несколько обеспокоен тем, как председатель Верховного суда исполняет свои обязанности в комиссии, – писал Делоак Гуверу в служебной записке, составленной в тот же день. – Он объяснил, что первая ошибка, совершенная Уорреном, заключается в том, что он попытался создать “комиссию из одного человека”, предлагая назначить главным советником своего протеже Уоррена Олни»⁴.

Форд рассказал Делоаку, что в ходе первых дискуссий комиссии он и другие члены были против назначения Олни. «Уоррен выдвинул жесткие аргументы», чтобы отстоять назначение Олни, сообщил Форд Делоаку, но «компромисс был достигнут, когда было названо имя Ли Рэнкина». Служебная записка наводит на мысль о том, что Форд не осознавал – во всяком случае, никоим образом не показывал, – что ему известно о развязанной ФБР кампании против назначения Олни.

Затем Форд обратился к Делоаку с предложением: «Форд пояснил, что будет держать меня в курсе всех действий комиссии, – писал Делоак. – Он также попросил разрешения звонить мне время от времени, чтобы прояснять для себя некоторые вопросы в отношении расследования. Я сказал, что ему непременно следует это делать. Он неоднократно повторял, что наши отношения должны оставаться конфиденциальными. Мы поддерживаем прекрасные отношения с конгрессменом Фордом вот уже много лет».

Помимо предложения Форда у Гувера были и другие причины ликовать. Директор ФБР теперь имел подтверждение того, что Форд и другие члены комиссии с самого начала готовы дать отпор председателю Верховного суда.

«Отлично сработано», – гласит подпись Гувера на записке Делоака.

Уильям Салливан, бывший сотрудник ФБР, занимавший третий по значимости пост в Бюро, а затем досрочно отправленный на пенсию из-за разногласий с Гувером, вспоминал, как взволнован был Гувер предложением Форда поставлять им информацию. На протяжении некоторого времени, рассказывал Салливан, Форд защищал ФБР, поскольку «держал нас в курсе того, что происходит за закрытыми дверями на заседаниях комиссии… Он был нашим человеком, нашим информатором в комиссии Уоррена»⁵.

Следствие по делу об убийстве Кеннеди стало самым крупным уголовным расследованием в истории ФБР на тот период, судя по количеству занятых им агентов и потраченных человеко-часов. Следствие сосредоточилось в Далласе, куда были временно направлены десятки агентов со всех концов страны. Дополнительные агенты были высланы в Новый Орлеан, родной город Освальда, где он прожил несколько месяцев в 1963 году, в Нью-Йорк, где он провел часть своего детства, и в Мехико. Тем не менее всего через несколько дней после убийства и даже в начале декабря Гувер был готов твердить во всеуслышание, что Освальд – и только Освальд – был в ответе за убийство президента.

В воскресенье, 24 ноября, в день убийства Освальда и через два дня после убийства Кеннеди, Гувер сообщил Уолтеру Дженкинсу, одному из высокопоставленных помощников Джонсона в Белом доме, что ФБР намерено подготовить отчет, чтобы «убедить общественность в том, что настоящий убийца – Освальд»⁶. Казалось, Гувер решился пойти в обход своих заместителей, публично заявив, что Освальд был единственным стрелявшим. 26 ноября, во вторник, один из заместителей писал Гуверу: было бы неверным принимать какие бы то ни было поспешные решения в отношении убийства, включая признание того факта, что Освальд был убийцей. «Мы должны признать, что дело такого масштаба не может быть полностью расследовано в недельный срок», – настаивал он⁷.

Раздражение Гувера заметно по надписи, сделанной им на служебной записке: «И сколько же, по вашим оценкам, все это займет? Мне кажется, у нас на руках все основные факты». Три дня спустя, 29 ноября, Гувер сказал президенту Джонсону в телефонном разговоре: «Мы надеемся завершить расследование сегодня, но, возможно, придется все отложить до понедельника»⁸.

Данная оценка оказалась несколько оптимистичной, но уже 9 декабря, в понедельник, ФБР представило Джонсону и Министерству юстиции пятитомный отчет на 400 страницах, который, как и было обещано, успешно доказывал, что Освальд был единственным убийцей. «Материалы следствия убедительно доказывают, что президент Кеннеди был убит Ли Харви Освальдом, открыто признававшим себя марксистом», – говорилось в отчете. ФБР не смогло полностью исключить возможность заговора, частью которого был Освальд, однако в отчете подчеркивалось отсутствие даже намеков на существование каких-либо других лиц, причастных к убийству Кеннеди. В отчете также утверждалось, что, невзирая на то что ранее в том же году Освальд находился под наблюдением ФБР, у Бюро никогда не возникало причин видеть в нем угрозу для президента⁹.