Сестры Дункан (№1) - Список холостяков

Пруденс обменялась с Честити красноречивым взглядом и последовала за старшей сестрой.

— Вы так быстро покидаете нас, дорогая Констанция?! — воскликнула Арабелла. — А в желтой гостиной накрыт ужин.

— У меня немного разболелась голова. — Констанция приложила руку ко лбу и страдальчески улыбнулась, хотя чувствовала себя на редкость бодрой, потому что злость всегда придавала ей сил. — Но вечер был просто замечательным, Арабелла.

— Разве не чудесная певица? Изумительный голос, просто изумительный. Мне так повезло, что удалось заполучить ее.

Констанция с улыбкой согласилась, и они направились к дверям.

— Мисс Дункан, мисс Пруденс, мисс Честити… вы уже уходите? — Макс Энсор пробился к ним сквозь толпу. — Позвольте мне вызвать ваш экипаж.

— Не стоит беспокоиться, мистер Энсор. Кто-нибудь из лакеев вызовет его. — Констанция протянула ему руку в перчатке. — Желаю вам спокойной ночи.

— По крайней мере, милые дамы, позвольте мне принести ваши накидки, — запротестовал он, слегка сжав ее обтянутые шелком пальцы.

Констанция резко отдернула руку, и он тотчас выпустил ее.

— Уверяю вас, в этом нет никакой нужды, — твердо заявила Констанция. — Я знаю, что вам не терпится приступить к ужину.

— В таком случае вы знаете обо мне гораздо больше меня самого, — ответил он. — По правде сказать, меньше всего я расположен сейчас ужинать.

— О! — Констанция несколько растерялась, но тут же твердо повторила: — Желаю вам доброй ночи. — И направилась к лестнице.

— Могу я нанести вам визит? — спросил Макс, обращаясь к Пруденс, поскольку ему не хотелось кричать вслед быстро удалявшейся Констанции.

— Разумеется. Мы принимаем по средам с трех часов. Будем рады видеть вас.

Она протянула ему руку и, бросив на него испытывающий взгляд, последовала за сестрами.

— Ну и что все это значит? — спросила Пруденс, пока они стояли на ступенях, ожидая Кобема.

— Ты о чем? — поинтересовалась Констанция, глядя в сторону.

— Сама прекрасно знаешь. Почему ты так холодно обращалась с Максом Энсором?

— Мы едва знакомы, с какой же стати я должна обращаться с ним, как с задушевным другом? — Она посмотрела на сестер и натолкнулась на их скептические взгляды, — Если хотите знать, я считаю его самым высокомерным, напыщенным и чванливым типом из всех, с кем я имела несчастье разговаривать.

— Что ж, звучит интригующе! — сказала Честити. — И чем же он провинился?

Констанция подождала, пока они усядутся в коляску, и только после этого кратко изложила им содержание своей беседы с достопочтенным Максом Энсором.

— Мама быстро бы поставила его на место, — заметила Честити с усмешкой.

— Вот мы повеселимся, когда он заявится к нам с визитом. — Глаза Пруденс загорелись. — Мы его отделаем как следует.

— Неужели ты пригласила его?! — воскликнула Констанция.

— Он сам спросил, можно ли нанести нам визит.

— Ну что ж, если он придет, пусть не рассчитывает на горячий прием, — с гримаской проговорила Констанция.

— А мне кажется, следует попробовать обратить его в истинную веру, — предложила Честити. — Маме это бы удалось.

— Не думаю, что он стоит таких усилий, — отозвалась Констанция. — Даже мама не тратила время в безнадежных случаях.

— Но он все-таки член парламента, — возразила Пруденс. — Только подумай, как полезен он может оказаться в дальнейшем.

Констанция уставилась на сестер, пока до ее сознания доходил смысл сказанного.

— Вы совершенно правы, — медленно произнесла она. — Достопочтенный член парламента от Саутуолда вскоре обнаружит, что в лондонском свете есть женщины, не отвечающие его требованиям. Может быть, он придет уже в эту среду.

— На самом деле у тебя нет никакой головной боли, правда? — спросила Честити.

— Это была головная боль по имени Макс Энсор, — призналась Констанция. — Как это ни удивительно, сейчас она совершенно прошла.

— Прекрасно, — сказала Честити, — потому что надо написать объявление для «Посредника» и просмотреть окончательный макет следующего номера. Завтра утром мне нужно отнести его в типографию.

— Мы обязательно разделаемся с этим до того, как ляжем спать. Коляска остановилась возле дома на Манчестер-сквер, и Дженкинс отворил дверь прежде, чем Констанция успела достать ключ.

— Вы, должно быть, видели, как мы подъехали, — заметила она.

— Я ждал вас, мисс Кон.

— Лорд Дункан дома? — спросила Пруденс, входя в холл и снимая перчатки.

— Нет, мисс Пру. Он поехал в клуб и сказал, что не стоит его дожидаться.

Пруденс кивнула. Отец довольно часто возвращался домой очень поздно, а то и под утро. И сестры предпочитали не выяснять, где он был.

— Вы хорошо провели время? — осведомился Дженкинс, закрывая тяжелую входную дверь.

— Да, очень, — ответила Пруденс, с улыбкой посмотрев на сестер. — По крайней мере Чес и я. Насчет Кон не уверена. Спокойной ночи, Дженкинс.

— Спокойной ночи, мисс Пру.

Он подождал, пока они поднимутся наверх, потом потушил все лампы, кроме одной, стоявшей на маленьком пристенном столике, и отправился к себе в буфетную.

Маленькая квадратная комната на втором этаже, выходившая окнами на улицу, когда-то была гостиной леди Дункан, и сейчас ею пользовались только девушки. Комната имела приятный жилой вид. Мебель была старенькая, обивка и портьеры выцвели с годами от солнца и стирки. Но все столы и полки были уставлены вазами с цветами, повсюду были разбросаны книги, журналы и швейные принадлежности. Как обычно, на боковом столике на маленькой спиртовой горелке стояла кастрюля с молоком.

— Сегодня у нас сандвичи с ветчиной, и миссис Хадсон снова приготовила свои фирменные макароны, — с удовлетворением объявила Честити, заглянув под льняную салфетку, накрывавшую поднос, стоявший рядом с горелкой. Она чиркнула спичкой. — Пока молоко греется, мы можем посмотреть макет. По-моему, я положила его на секретер. — Она порылась в куче бумаг. — Ага, вот он.

Констанция бросила свою накидку на спинку дивана и примостилась на широком подлокотнике. Она взяла листы, которые протянула ей сестра, и просмотрела их.

— Знаете, что было бы очень забавным…

— Нет, — сказала Пруденс, чувствуя, что от нее ждут какого-нибудь ответа.

— Почему бы не написать заметку о сегодняшнем приеме? Сколько там собралось народу? Чуть меньше ста человек. Немного, но там были все, кто что-либо собой представляет. Единственным новым лицом был Макс Энсор. А поскольку он брат Летиции и свежеиспеченный член парламента, нельзя сказать, что он неизвестная величина. — Констанция хмыкнула. — Это вызовет настоящий переполох. Будет очевидно, что заметка написана кем-то из гостей. Можете себе представить, как все будут заинтригованы?

— Хорошая реклама, — согласилась Пруденс, убавляя огонь в горелке. — О небольшом приеме трудно что-нибудь узнать людям со стороны, не то что о великосветской свадьбе или, например, о большом бале. Там всегда полным-полно незваных гостей и газетчиков. Сегодняшний раут — совсем другое дело.

— Этот выпуск просто расхватают, — предсказала Честити. — Нужно будет заказать в типографии вдвое больше экземпляров. Кто напишет заметку?

— Я, — ответила Констанция, загадочно усмехаясь.

— Не уверена, что ты сможешь написать что-нибудь путное о самом концерте, — заметила Пруденс. — Ты совсем не слушала выступление.

Констанция только отмахнулась:

— Самого выступления достаточно просто коснуться. Это никого не заинтересует. Интерес вызовут наблюдения и мелкие подробности, известные только тем, кто там присутствовал.

Честити задумчиво посмотрела на нее:

— Ты что-то скрываешь.

— Возможно, — с улыбкой ответила старшая из сестер. — Давайте перейдем к объявлению для «Посредника».

— Чес, положить тебе шоколад в молоко? — спросила Пруденс, разламывая плитку шоколада.

— Да, пожалуйста.

— Как вы можете пить это тошнотворное пойло? — заметила Констанция. — Я лучше выпью немного коньяку.

— Каждому свое!

Пруденс бросила два кусочка шоколада в молоко и принялась помешивать его деревянной ложкой. Спустя несколько минут она уже несла две широкие чашки, наполненные темным душистым напитком, к софе, на которой Честити раскладывала листы бумаги, исписанные убористым почерком.

Констанция налила коньяку в бокал, положила на тарелку сандвич с ветчиной и отнесла все это на маленький столик рядом с софой.

— Почему бы не сделать объявление в виде рекламного заголовка? — предложила она, задумчиво жуя сандвич. — Прямо на первой странице, под названием газеты. Там оно привлечет больше внимания.

Честити взяла чистый листок бумаги и остро заточенный карандаш:

— Что мы напишем?

— «Вы одиноки? Вам не с кем поговорить? Вы проводите долгие вечера наедине со своими мыслями? — начала Пруденс, беря сандвич. — Вы не можете найти родственную душу…»

— «Вам нужен „Посредник“, — подхватила Констанция. — „Посредник“ поможет вам найти свою половину. Мы гарантируем абсолютную анонимность и сохранение тайны. Напишите нам о своих…»

— Не так быстро, — запротестовала Честити, — я пытаюсь записать все это.

Она прервалась, чтобы выпить немного шоколада. Сестры терпеливо ждали, пока она снова возьмется за карандаш.

— Ну хорошо. «Напишите нам о своих…» — Она вопросительно взглянула на сестер. — О чем именно? Требованиях? Нет, это звучит слишком казенно.

— Сокровенных желаниях? — предложила Пруденс, поправив очки на носу.

Констанция чуть не подавилась:

— Пру, мы же не бордель рекламируем.

Пруденс улыбнулась:

— Согласна, это звучит немного двусмысленно.

— Может быть, просто прямо в лоб: «Напишите нам о себе и пришлите описание человека, с которым вы хотели бы познакомиться. Все остальное мы сделаем за вас»? — Честити говорила и быстро писала одновременно.

— Браво, Чес! Прекрасно, — зааплодировала Констанция. — Теперь нам нужен адрес.

— Почему бы не спросить у Дженкинса, возможно, его сестра согласится получать нашу почту? Она владеет магазинчиком в Кенсингтоне, и я знаю, что она держит что-то вроде абонентского ящика для живущих по соседству людей, которые по каким-либо причинам не имеют почтового адреса. И забирать у нее письма будет очень удобно. — Пруденс принесла блюдо с макаронами. — В конце концов, Дженкинс всегда был на нашей стороне.

— Так же, как он всегда был на маминой стороне. — Честити взяла макаронину и с наслаждением принялась жевать ее. — Он всегда выполнял ее поручения, касавшиеся «Леди Мейфэра», если никто из нас не мог этого сделать.

— Я спущусь и спрошу у него. Он, наверное, еще не лег спать. — Констанция направилась к двери. — Тогда мы сможем закончить все сегодня.

Дженкинс, расположившийся с кружкой эля у себя в буфетной, выслушал просьбу Констанции с обычным непроницаемым видом.

— Уверен, моя сестра с удовольствием согласится, мисс Кон, — сказал он, когда девушка закончила свои объяснения. — Я пойду к ней в воскресенье вечером, как обычно. Тогда все ей и объясню.

Он достал из шкафа лист бумаги и ровным аккуратным почерком написал адрес.

— Это просто замечательно, Дженкинс! — горячо воскликнула Констанция, забирая у него лист бумаги. — Огромное вам спасибо!

— Не за что, мисс Кон.

Констанция улыбнулась, пожелала ему доброй ночи и поспешила обратно в гостиную.

— Итак, все устроилось, — объявила она, закрывая за собой дверь.

— Ему твоя просьба не показалась странной? — спросила Честити.

— Не особенно. Он уже привык к эксцентричным выходкам членов нашего семейства, — с улыбкой ответила Констанция. — Вот адрес. — Она протянула им листок бумаги. — А теперь я сяду писать о сегодняшнем приеме, а вы тем временем закончите макет.

Она уселась за секретер, сдвинула в сторону груду бумаг и взяла ручку. Ее сестры дружно принялись за макет, пока она быстро строчила заметку. Это было обычным для них разделением обязанностей, поскольку из всех троих Констанция лучше всего владела пером и писала большую часть статей.

— У меня родилась еще одна идея, — неожиданно сказала Честити. — Почему бы не сделать колонку личных объявлений? Ну, например, если у кого-то возникли проблемы, он сможет нам написать и попросить совета. А мы опубликуем и письмо, и совет.

Констанция на миг оторвалась от работы:

— Не уверена, что способна дать хороший совет. Я свою-то жизнь никак не могу наладить.

— Это потому, что у тебя уходит целая вечность на то, чтобы принять какое-либо решение, — заметила Пруденс. — Ты каждый вопрос рассматриваешь со всех возможных сторон.

— Это правда, — с деланным вздохом согласилась Констанция. — Но, раз приняв решение, я твердо придерживаюсь его.

— И это правда, — признала Пруденс. — Я тоже не мастер давать советы. Большей частью я вообще не могу понять, из-за чего люди так беспокоятся. Лучше пусть Честити ведет эту колонку, у нее очень развита интуиция.

— С удовольствием, — отозвалась Честити. — для начала я сама напишу письмо. Подписывать письма мы предложим только инициалами, чтобы никто не мог опознать авторов, тогда они будут чувствовать себя в безопасности и не будут стесняться выносить на обсуждение свои проблемы. — Она принялась грызть карандаш. — И какую тему мы подкинем читателям?

— С любовной проблемой ты точно не промахнешься, — предложила Констанция. — Как насчет женщины, разрывающейся между двумя возлюбленными? — Она промокнула лист бумаги и принялась перечитывать написанное.

— Мне кажется, сойдет. Что вы об этом думаете?

Она подошла к софе, протянула листок сестрам, взяла свой бокал и, потягивая коньяк, принялась следить за их реакцией. Честити хихикнула.

— Кон, это же просто скандал. — Она стала читать вслух: «Достопочтенный Макс Энсор, новоиспеченный член парламента от Саутуолда, графство Эссекс, дебютировал в свете на восхитительном музыкальном вечере, который давала леди Арабелла Бикмен в своем очаровательном особняке на Гросвенор-сквер. Мистер Энсор приходится братом леди Грэм, проживающей на Албермарл-стрит, семь. Как свежее лицо в обществе, к тому же завидный жених, достопочтенный джентльмен сразу привлекк себе внимание, и озабоченные матери принялись без устали представлять ему своих дочек. Неизвестно, является ли мистер Энсор поклонником оперного пения, но несомненно то, что этим вечером сам он приобрел немало поклонниц».

Пруденс тихо присвистнула:

— Что это, Кон, объявление войны?

— Возможно, — улыбнулась Констанция.

— Это уже перебор, — смеясь, сказала Пруденс. — К тому же не совсем в тему.

— Здесь есть продолжение, — вмешалась Честити, — описание вечера, щедрые похвалы в адрес певицы, небольшое критическое замечание по поводу исполнения арии Глюка — похоже, ты все-таки слушала, Кон, — и немного о Глинис Фэншоу и ее новом кавалере. — Честити взглянула на сестер. — Неужели Глинис появилась в сопровождении этого старого развратника Джека Дэвидсона? Докатилась.

— А вот этого я не говорила, — с напускной невинностью сказала Констанция.

— Конечно, и, разумеется, ты даже ни на что и не намекала. — Честити покачала головой. — Вот читатели-то повеселятся!

— В этом суть замысла. Где мы поместим эту заметку?

— На последней странице. Будем размещать там всякую легковесную ерунду в надежде, что читатели все-таки прочтут серьезные статьи Кон, прежде чем доберутся до нее.

— Как в детстве — чтобы получить пирожное, сначала нужно съесть кусок хлеба с маслом, — усмехнулась Пруденс. — Как продвигается письмо с личной проблемой?

— Я хочу сделать его предельно простым, — ответила Честити, — но как обращаться? Дорогой или дорогая кто?

— Кто-нибудь, кто ассоциировался бы с бабушками, запахом пряников и накрахмаленными фартуками.

— Тетушка Мейбл, — внезапно сказала Констанция. — Не смейтесь! — протестующе воскликнула она. — Это очень хорошее имя, символизирующее надежность, мудрость и доброжелательность — качества, обычно присущие любимой тетушке. Невозможно представить, чтобы тетушка Мейбл дала неправильный совет.

— Хорошо, пусть будет тетушка Мейбл, — согласилась Честити. — Тогда слушайте: «Дорогая тетушка Мейбл…» — Она замолчала, потому что в дверь постучали.

— Девочки, вы еще не спите? — послышался голос лорда Дункана.

Констанция схватила бумаги, лежавшие на столе, и спрятала их под диванную подушку.

— Нет, папа, не спим, — громко отозвалась она, — заходи.

Лорд Дункан вошел в гостиную. В руке он держал шелковый цилиндр, его галстук-бабочка съехал на сторону. Взгляд его был добродушным, но слегка мутным.

— Я проходил мимо и увидел свет под дверью, — сообщил он, потом прислонился к двери и огляделся по сторонам. — Ваша мать очень любила эту комнату. — Лорд Дункан нахмурился. — Здесь все такое старое и обшарпанное. Почему бы вам не поменять портьеры, да и новая обивка не повредит.

— Мы хотим сохранить эту комнату такой, какой она была при жизни мамы, — успокаивающим тоном произнесла Констанция.

Он понимающе кивнул и немного смущенно кашлянул в кулак:

— Да, да, я понимаю. Конечно… разумеется. Эти чувства делают вам честь. Как вы провели вечер?

— Прекрасно. Исполнение было выше всяких похвал, — сказала Пруденс. — Мы как раз это обсуждали за чашечкой горячего шоколада.

— Боже мой! Неужели вы травите свои желудки этим отвратительным пойлом?! — воскликнул лорд Дункан. Затем он перевел взгляд на бокал с коньяком, который Констанция все еще держала в руке, и одобрительно кивнул: — По крайней мере одна из вас не лишена хорошего вкуса.

— Я считаю, что шоколад — одна из самых хороших вещей в этой жизни, — улыбнувшись ему, проговорила Честити.

Он сокрушенно покачал головой:

— Я должен быть готовым к подобным высказываниям, живя в доме с одними женщинами. — Внезапно его взгляд упал на газетный листок, валявшийся на полу. — Бог мой, откуда здесь взялась эта возмутительная газетенка? — Он шагнул вперед, наклонился и поднял упавший номер «Леди Мейфэра». — Сегодня в клубе мы нашли такую же. Никто не мог понять, как она туда попала. — Он брезгливо держал газету двумя пальцами, словно опасался подцепить заразу.

— Действительно, трудно представить, что подобная газета может оказаться в чисто мужском заведении, — невозмутимо заметила Констанция. — Однако она стала значительно лучше и серьезнее, чем прежде.

— Ваша мать любила читать ее, — с гримасой сказал лорд Дункан. — Я пытался запретить ей… весь этот вздор о женских правах, — он пожал плечами, — но пытаться запретить вашей матери что-либо всегда было бесполезно. Да и с вами, полагаю, этот номер не пройдет. Ну да ладно. — Он снова пожал плечами, словно этот факт мало его беспокоил. — Пожалуй, пожелаю вам спокойной ночи. Не ложитесь слишком поздно — вам нужно спать, чтобы сохранить свежий цвет лица, если вы хотите… — Он закрыл дверь, не договорив.

— Найти себе мужей, — хором закончили за него сестры.

— Я думала, что ему уже надоела эта старая песня, — заметила Констанция. — Однако я действительно хочу спать. — Она достала бумаги из-под подушки. — Слава Богу, папа постучал. Я не слышала, как он поднимался по лестнице.

Пруденс зевнула:

— Мне кажется, на сегодняшний вечер мы и так сделали достаточно. Я тоже пойду спать. — Она забрала у сестры бумаги и закрыла их в секретере. — Признаюсь, меня очень интересует, как читатели воспримут этот номер. Я думаю, спрос на газету возрастет, и нам придется увеличить тираж.

— Просто из любопытства хотелось бы знать, как газета попала в «Брукс»[8]? — поинтересовалась Честити, собирая грязную посуду. — Есть какие-нибудь соображения?

— Возможно, лорд Лукан случайно обнаружил газету у себя в кармане пальто. — Констанция усмехнулась. — Вчера утром мы столкнулись с ним, когда он направлялся в клуб. Мы остановились поболтать, и он так оживленно размахивал руками, что его пальто, наброшенное на плечи, упало. Я наклонилась помочь его поднять — ну а дальше вы догадываетесь. Я думаю, он обнаружил газету, когда отдавал пальто в гардероб, и даже не разобрался, что это такое. Он ведь не блещет особым умом.

— Бедолага, но он такой добрый, — с присущей ей терпимостью проговорила Честити.

— Да, милая. И ты тоже. — Констанция поцеловала сестру в щеку и открыла дверь. — Нам с Пру следует брать с тебя пример.

— Я могу быть и злой, — с оттенком негодования возразила Честити. — Очень злой, при определенных обстоятельствах.

Ее сестры рассмеялись, обняли девушку, и все трое, взявшись под руки, направились к своим спальням.

Глава 4

—Ну и что мы будем делать с этими суфражистками? — спросил премьер-министр, тяжело опускаясь в огромное кожаное кресло в комнате отдыха палаты общин.

У сэра Генри Кемпбелла-Баннермана постоянно был встревоженный, озабоченный вид. Даже стоявший перед ним на столике большой бокал с коньяком и огромная сигара, которую он курил с видимым удовольствием, казалось, не помогали ему расслабиться.

— Эта Панкхерст организовала Женский социально-политический союз уже в Лондоне. По крайней мерс пока они оставались в Манчестере, их можно было игнорировать. — Он критически осмотрел кончик своей сигары. — А теперь следует ожидать петиций, делегации и демонстраций под собственными окнами.

— Может быть, попробовать политику умиротворения, — предложил один из его собеседников. — Провоцируя их, мы ничего не добьемся. Пообещайте им создать специальный комитет, это же ни к чему не обязывает.

Макс Энсор был одним из четверых мужчин, удобно расположившихся в креслах вокруг низенького столика, чтобы выпить коньку после плотного ленча. Он протянул премьер-министру номер «Леди Мейфэра» и указал на броский заголовок: «Предоставит ли либеральное правительство право голоса женщинам-налогоплательщицам?»

— Это, похоже, самый наболевший вопрос. Можно объявить, что мы создаем комитет с целью выяснить, сколько в стране женщин-налогоплательщиц. Это заставит их приутихнуть хотя бы на время.

Сэр Генри взял в руки газету.

— Такую же газету обнаружили сегодня в офисе кабинета министров, — сказал он. — Как, черт возьми, она могла туда попасть? Я опросил весь штат, но никто ничего не знает.

— Эти газеты сейчас повсюду. Скоро в них будут заворачивать рыбу с картошкой[9], — невесело рассмеялся один из собеседников и протянул руку за коньяком.

— Вы не знаете, кто это пишет? — спросил премьер-министр.

— Ни малейшего понятия. — Двое из сидевших мужчин пожали плечами.

— Может быть, это все та же Панкхерст.

— Нет, она слишком занята, организовывая все эти собрания и акции протеста. К тому же трудно представить, чтобы миссис Панкхерст интересовалась светскими сплетнями и новостями моды. А в последнем номере они предлагают службу знакомств — так называемый «Посредник». Еще там есть тетушка Мейбл, которая поможет вам решить любовные проблемы. Нет, Панкхерст сочтет ниже своего достоинства заниматься такой ерундой.

— Но это очень умная стратегия, — заметил Макс Энсор. — Большинство женщин не интересуются политикой, а светская хроника не может не привлечь их внимания и…

— Я заметил, что о вас упомянули в одной из заметок, — перебил его один из коллег. — Это можно рассматривать как комплимент.

Однако вид у Макса Энсора был не слишком довольный.

— Сущий вздор, — коротко ответил он. — Однако я хочу продолжить свою мысль. Женщины, которые никогда и не думали о подобных вещах, неизбежно натолкнутся на эти заголовки и политические статьи, листая газету.

— Если мы не проявим бдительности, скоро наши жены и дочери станут размахивать плакатами на ступенях всех городских ратуш, — пробормотал Герберт Асквит, министр финансов. — Кто бы ни был автором, он, безусловно, побывал на вечере у Бикменов. Человек, лично там не присутствовавший, не смог бы написать такую заметку об Энсоре. Что вы об этом думаете, Энсор?

— Я думаю, что это не требует комментариев, Асквит. — Макс пытался скрыть раздражение, но ему это удавалось с трудом. Его уязвила скрытая насмешка, сквозившая в заметке. Он считал, что, будучи политиком, давно научился не обращать внимания на подобные уколы, однако они почему-то задели его. — По крайней мере мы знаем, что статьи в газете пишет женщина… или женщины.

— С чего вы так решили?

Премьер-министр протянул руку к мраморной пепельнице и задумчиво уставился на длинный столбик серого пепла, ожидая, пока он упадет сам собой.

— Это очевидно. — Макс небрежно махнул рукой в сторону газеты. — Только женщины могут так увлеченно писать о мелочах. Мужчины не сильны в сплетнях. Не говоря уже обо всей этой пустой болтовне и брачных объявлениях.

— Светских женщин, — уточнил Асквит. — Так кто же все-таки автор, по-вашему?

Макс не отвечал, и его собеседники с интересом посмотрели на него.

— Макс, у вас есть какие-либо соображения на этот счет?

— Возможно, — уклончиво ответил он, небрежно пожав плечами. — Но это всего лишь смутная догадка, требующая проверки.

— Как бы там ни было, я очень хотел бы знать, кто за всем этим стоит. — Премьер-министр зевнул. — Почему стейки и пирог с почками обладают таким снотворным эффектом?

Поскольку вопрос был риторическим, никто не ответил. Макс поднялся с кресла:

— Прошу простить меня, премьер-министр… джентльмены… У меня на три часа назначена встреча.

Он оставил их мирно дремать в комнате для отдыха, где царила тишина, лишь изредка нарушавшаяся тихим похрапыванием или звуками приглушенной беседы. Сам он отправился за сестрой на Албермарл-стрит. Его сжигало нетерпение. Ему очень хотелось поиграть в кошки-мышки с мисс Констанцией Дункан.

— Не понимаю, куда подевалась Констанция. Она говорила, когда вернется? — спросила Честити сестру, когда та вошла в гостиную, держа в руках огромную хрустальную вазу с большими темно-красными розами.

— Нет, но, учитывая, что она только собиралась зайти в магазин за лентами, ей давно пора вернуться.

Пруденс поставила вазу с цветами на круглый столик из вишневого дерева и вытерла рукавом упавшую на поверхность капельку воды.

Честити озабоченно нахмурилась:

— Она предупредила бы, если бы не собиралась возвращаться к трем часам, когда могут появиться первые гости.

— Да, как правило, она предупреждает, даже когда не собирается возвращаться к ленчу, — заметила Пруденс, пытаясь в то же время жизнерадостной улыбкой унять беспокойство сестры.

Отчасти ей это удалось, и мысли Честити приняли другое направление.

— Констанция не много потеряла, — объявила она, расправляя подушки, лежавшие на диване. — Вчерашний подогретый рыбный пирог. — Честити сморщила носик. — Есть что-то на редкость неаппетитное во вчерашней рыбе, особенно если это треска. — Она поймала направленный на нее взгляд сестры и добавила: — Не нужно смотреть на меня с таким неодобрением, Пру. Имею же я право высказать свое мнение. Я отлично знаю, что мы не можем себе позволить выбрасывать еду, но при этом я не обязана любить вчерашнюю треску.

Пруденс грустно покачала головой, удивляясь, почему она всегда испытывает чувство вины за те неудобства, которые им приходится терпеть в целях экономии. Это правда, что большей частью она одна за всех принимает решения относительно ведения хозяйства, но кто-то же должен это делать.

— Разумеется, ты не обязана ее любить, — согласилась она. — И я тоже. Но когда папа не обедает дома, мы можем себе позволить только доесть то, что осталось со вчерашнего дня.

— Поэтому когда представляется возможность нормально поесть, ее нельзя упускать, — с недовольной гримаской отозвалась Честити. Она взглянула на изящные позолоченные часы, стоявшие на мраморной каминной полке. — Посмотри, сколько времени. Где все-таки Кон? Уже почти половина третьего, а в три начнут прибывать гости. — В ее голосе снова послышалась тревога.

Пруденс опять предприняла попытку отвлечь ее. Она знала, что если Честити начнет о чем-то беспокоиться, то вскоре станет воображать себе все мыслимые несчастья и катастрофы.

— Интересно, приедет ли сегодня Макс Энсор? — Пруденс подошла к стеклянным дверям, ведущим на террасу. — Как считаешь, может быть, открыть их?

Честити попыталась сосредоточиться.

— Почему бы и нет? — ответила она. — Погода сегодня чудная, может быть, кто-нибудь захочет прогуляться по террасе. — Она расставила кресла полукругом, чтобы сидящим было удобнее беседовать. — Если он и приедет, то только из-за Кон. Было видно, что он очень ею заинтересовался на вечере у Бикменов. Он был бестактен, но заинтригован, — добавила она с усмешкой, на секунду забыв о своем беспокойстве. — К тому же он не мог знать, в какую ярость приведут Кон его замечания. Жду не дождусь, когда она разнесет в пух и прах его возмутительное высокомерие. — Честити опять заволновалась: — Да где же она? Пруденс открыла стеклянные двери.

— С ней ничего не могло случиться, Чес, иначе нам бы уже сообщили. Полиция давно была бы здесь… О, Дженкинс… — взглянула на дворецкого, который вошел в комнату с подносом, уставленным чашками и блюдцами. — Кон еще не появилась?

— Нет, мисс Пру. — Он поставил поднос на боковой столик. — Миссис Хадсон приготовила два вида сандвичей — с огурцом и с яйцом и салатом. Есть еще помидоры, если хотите, но она рассчитывала оставить их для супа.

— Разумеется, оставьте помидоры для супа, — послышался голос в дверях. — Мы всегда можем предложить гостям консервированный мясной паштет или джем.

— Кон, где ты была? — возмущенно спросила Пруденс, игнорируя шутливое предложение сестры. — Мы уже всерьез начали беспокоиться. По крайней мере Чес, — добавила она.

— Ничуть я не беспокоилась, — принялась защищаться Честити, — но ты могла бы по крайней мере предупредить нас.

Констанция вытащила булавки из широкополой шляпки и сняла ее.

— Мне очень жаль, — с искренним раскаянием сказала она. — Я не хотела, чтобы вы тревожились, и обязательно сообщила бы вам, что задерживаюсь, но у меня не было возможности. У меня был очень интересный день. — Ее щеки раскраснелись, темно-зеленые глаза сверкали, казалось, энергия переполняет ее. — Мне очень жаль, — повторила она. — Вам пришлось одним готовиться к приезду гостей.