Смятение сердца

Он распахнул дверь и занес ногу через порог, и ей пришлось преградить ему путь.

— Дай мне пройти.

— Простите себя, мистер Мак-Кракен, как я прощаю вас, — сказала Сэйбл просто, касаясь ладонью щеки со шрамом. — Если вы будете упорствовать, обвиняя себя, я сочту вас самым упрямым ослом на земле.

Странное дело: Хантер вдруг почувствовал себя легче, словно в душе улеглось взбаламученное штормом море. Возможно, он даже мог бы простить себя… со временем. Он улыбнулся.

— У тебя есть три минуты на сборы. Краска на лице почти исчезла после мытья, на руках и того хуже, так что старайся не поднимать головы и не разговаривай ни с кем, если только от этого не будет зависеть твоя жизнь.

— А вы пока выпейте еще кружку кофе, мистер Мак-Кракен. — Сэйбл обошла его и подтолкнула к выходу. — Только не очень крепкого, потому что ваш темперамент и без того взрывоопасен.

Дверь закрылась, и Хантер направился к лестнице, усмехаясь и качая головой. Сбегая по ступеням, он чувствовал себя так, словно с плеч упал тяжелый груз. Словно его не просто простили, но заверили в возможности чего-то жизненно необходимого.

Через несколько минут Сэйбл вышла из гостиницы и заспешила по дощатому тротуару, низко склонив голову. Ее новый наряд был куда более экзотическим: длинное прямое платье из оленьей кожи, украшенное раковинами и бусинками, ловко вплетенными в сложный рисунок. На каждый ее шаг они отзывались мелодичным кликаньем. Ноги буквально нежились в высоких мокасинах, отделанных бахромой. Волосы она заплела в две толстые косы, с кончиков которых свешивались тонкие кожаные ремешки и все те же раковинки. Весь этот маскарад призван был ввести в заблуждение обитателей форта (конечно, если бы они приняли на веру, что у метисок бывают волосы цвета красного дерева). К счастью. никто не знал, что под индейским нарядом на Сэйбл надеты прехорошенькие кружевные штанишки и тонкая сорочка.

К ее большому облегчению, вскоре она заметила Хантера. Ведя в поводу двух лошадей, он пересек глинистое болото улицы (сердце Сэйбл екнуло в надежде, что он решил избавить ее от необходимости переходить грязь вброд).

В это утро она выглядела не в пример привлекательнее вчерашнего. Чтобы избавить ее от любопытных взглядов, Хантер достал накидку из бычьей кожи с прорезями для головы и рук. Сэйбл приняла ее с благодарностью: в такой одежде никакой холод был не страшен. Прежде чем отойти еще по каким-то делам, Хантер вложил ей в руку некий весомый предмет.

— Я слышал, ты отлично управляешься с этой штукой.

К немалому удивлению Сэйбл, это оказался тот самый нож, которым она воспользовалась в лавке Моффета для защиты от наглого приказчика.

Она была польщена этим своеобразным признанием заслуг и с гордостью укрепила на талии свое первое личное оружие. Она даже сдвинула ножны так, чтобы рукоятка ножа была легко доступна, и убедилась, что может выхватить его без усилия. Когда же она обвела взглядом окружающее, оказалось, что все, кто находится поблизости, смотрят на нее. Пожалуй, самый пристальный взгляд был у Тревиса Моффета.

— Садись в седло, — негромко посоветовал Хантер, заметив ее неловкость.

— Погоди, погоди, паря! На пару словечек тебя!

Невозможно было не узнать простонародную манеру выражаться и ужасный акцент Дугала Фрейзера. Хантер внутренне застонал. Сэйбл уже поднялась на обрубок толстого ствола, с которого женщины садились в седло.

— Я постараюсь не задерживаться, — сказал он, едва шевеля губами, и пошел кузнецу навстречу, чтобы тот не мог рассмотреть лица Сэйбл (не было никакого смысла снабжать Дугала лишними сведениями и тем самым тоже толкать его на предательство).

Временно оставшись в одиночестве, Сэйбл как раз собиралась вставить ногу в стремя, когда ее плеча коснулась ладонь. Она повернулась и встретила взгляд лейтенанта Кирквуда.

— Позвольте вам помочь?

Она молча помотала головой и склонила голову даже ниже, чем прежде.

— Знаете, вы очень изменились…

У Сэйбл не было ни малейшего желания поддерживать вежливую беседу, поэтому она приготовилась вскочить на лошадь.

— …с тех пор, как я видел вас в Вашингтоне. Это было в модном итальянском ресторане «У Сальваторе».

— Вы ошибаетесь, — хрипло прошептала она, испуганно косясь по сторонам и не решаясь послать лейтенанту выразительный взгляд из страха, что он будет замечен зеваками.

— Ошибаюсь? — Ной пожал плечами с видом человека, услышавшего нелепость. — У вас слишком редкий цвет глаз, особенно на фоне светлой кожи.

Сэйбл бросила отчаянный взгляд в сторону ворот. Они уже были открыты, и первая подвода неуклюже въезжала внутрь.

— Боюсь, долг велит мне… — начал лейтенант, протягивая руку, но она отскочила, сузив глаза в две злые щелочки.

— Так-то вы платите за добро, лейтенант Кирквуд? Разве я не спасла вам жизнь?

Ной всю жизнь был человеком долга, но честь представляла для него не меньшую ценность. При едком упреке Сэйбл он вспомнил ее с двустволкой Хантера в руках, одного за другим убивающей двух оставшихся в живых пауни. Он отдернул руку, словно обжегшись, и огляделся.

К ним бочком двигался Тревис Моффет, на лице которого застыло выражение озарения. Правда, и Хантер, успевший отвязаться от Дугала, стремительно приближался, но шагах в двадцати от него был виден комендант Мейтланд во главе пяти вооруженных солдат.

Взгляд Сэйбл заметался между Кирквудом, Моффетом и комендантом с его эскортом.

Она попыталась проглотить комок в горле, но не смогла.

Мейтланд знает все!

А если не знает, то выяснит через несколько минут, переговорив или с хозяином лавки, или с лейтенантом.

Глаза ее были полны ужаса, и Хантер заметил это. Лишь на секунду приостановившись от неожиданности, он бросился к своей лошади. Сэйбл уже была в седле, поворачивая лошадь к воротам. Она услышала крик: «Закрыть ворота!» — и нервы ее сдали. Лошадь пошла крупным галопом, прямо на подводу.

— Прыгай! — крикнул Хантер за спиной Сэйбл, и вместо того, чтобы натянуть поводья, она ударила пятками в бока лошади и приникла к ее шее.

Казалось, животное птицей взлетело над подводой, заставив зевак шарахнуться. Часовые вскинули винтовки, Мейтланд надрывался от крика, приказывая им не стрелять, а Сэйбл уже вынеслась за пределы форта.

Сильный встречный ветер ударил ей в лицо сразу за воротами, пелена невольных слез застлала окружающее. Подковы с чавканьем погружались во влажную землю, ошметки глины летели во все стороны. Сэйбл кое-как отерла глаза ладонью, не решаясь надолго отпустить поводья.

Пересечь пустошь перед фортом было делом одной минуты. Когда два всадника на полном ходу ринулись в реку, из вигвамов на берегу вышли индейцы, заинтересовавшись возникшей суматохой. На другом берегу Платта скопилось множество фургонов, с вечера дожидавшихся у переправы, пока будут открыты ворота форта. Сэйбл и Хантер направили коней прямо в их середину. Волы сердито фыркали на бесцеремонное вторжение, лошади всхрапывали и шарахались, дети вопили от восторга, успевая вовремя нырять под фургоны, чтобы не попасть под копыта.

Со стороны форта донесся внятный звук трубы (сигнал боевой тревоги, в страхе вспомнила Сэйбл). Получив очередной удар пятками в бока, лошадь ускорила и без того быстрый ход, шумно дыша на отлогом подъеме и выпуская пар из ноздрей двумя белыми облачками. Хлопья пены начали лететь с ее морды, но стоило выбраться на ровное место, как животное понеслось, словно на крыльях.

Сэйбл никогда в жизни не испытывала ничего подобного, даже во время бегства от Барлоу.

Сзади как будто доносился синхронный стук копыт. Она не была уверена, что это Хантер, но боялась обернуться на полном скаку.

Однако очень скоро он догнал ее, придержав лошадь, которая по инерции едва не столкнулась боками с лошадью Сэйбл. Та не успела еще открыть рот, чтобы предложить сбавить скорость, когда Хантер крикнул: «Сзади целый взвод!» Это было даже хуже, чем она предполагала.

Через несколько минут, все тем же бешеным галопом, они влетели в полосу растительности. Оказаться на другой ее стороне было делом недолгим, но ветви исхлестали Сэйбл лицо и руки, местами до крови. Вместо того чтобы снова выбраться на открытую равнину, Хантер предпочел пересечь рощу несколько раз туда и обратно, одновременно двигаясь к северу. Потом он замедлил ход, но, когда Сэйбл последовала его примеру, крикнул: «Вперед! Вперед!» — и шлепнул ее лошадь по крупу.

Ничего не оставалось, как подчиниться. Вскоре подковы лошади Сэйбл застучали по открытому пространству, Хантер же вернулся в лес. Они далеко опередили своих преследователей, но не мешало выяснить, что за народ был во взводе, отправленном по их следам. Если это были бывалые солдаты, дело могло серьезно осложниться. Занимаясь разведкой, Хантер не преминул воспользоваться кое-какими приемами, перенятыми от индейцев сиу. Лошадь он оставил в густом кустарнике, зная, что она не издаст ни звука до его появления, а сам пешком углубился в лес с полевым биноклем на груди. Чтобы замести следы, он старался ступать на толстые корни деревьев, в центр кустов, а там, где ничего подобного не попадалось, раскачивался на ветках и перемахивал сразу несколько метров.

Наконец, устроившись на широкой и достаточно высокой ветви, он осмотрел окрестности в бинокль. Никакого движения в обозримом пространстве не наблюдалось, но Хантер поостерегся заранее праздновать победу. Было бы очень странно, если бы после всего того шума, которым сопровождалось их бегство, им с такой легкостью позволили ускользнуть. Отерев пот со лба, Хантер уже собрался спуститься, но потом решил еще раз осмотреться. Так и есть! Взвод продолжал двигаться через лес, тщательно изучая землю в поисках следов. К счастью, это были новобранцы с новенькими нашивками на рукавах отглаженных форм и в шляпах, которые еще не успели побывать ни в грязи, ни под копытами лошадей. Вряд ли они могли как следует разобраться в следах даже на более мягкой почве леса, а уж на равнине о них можно было тем более не беспокоиться.

Хантер вернулся туда, где оставил лошадь, по-прежнему стараясь не наследить. Чуть позже он выехал из леса, намереваясь поднажать как следует, чтобы догнать Сэйбл.

Глава 25

Лошадь Хантера летела через лес, словно на крыльях (ни дать ни взять Пегас, возносящийся к вершине Олимпа), на полном скаку уклоняясь от препятствий, перемахивая через небольшие овраги и ручьи, не сбавляя хода даже на склонах, покрытых булыжником и щебнем. Когда впереди показалась густая купа деревьев и лошадь понеслась по дуге, огибая ее, Хантер отпустил удила, свесившись набок, чтобы дать животному полную свободу. Только чудом ему удалось не столкнуться с Сэйбл, лошадь которой попятилась и встала на дыбы. Оба всадника едва не оказались выброшенными из седел.

— Какого черта ты здесь делаешь, Сэйбл? — рявкнул Хантер, донельзя удивленный.

— А куда я должна была направиться? На север? Или, может, на запад? — крикнула та в ответ, борясь с лошадью, которая мотала головой и норовила снова подняться на дыбы. — За нами погоня, я заметила движение на краю леса, в направлении форта. У меня даже оружия нет!

Не сразу, но ей удалось справиться с лошадью. Та продолжала пританцовывать на месте, грызя удила и роняя пену.

— Нас преследуют всего лишь новобранцы, — Хантер еще раз обвел взглядом местность и опустил бинокль, — но лучше убраться отсюда поскорее.

Скачка началась снова. Стук копыт и хлопанье вьюков по лошадиным крупам были единственными звуками, которые Сэйбл слышала в течение последнего часа, и она начала серьезно сомневаться, что животные выдержат дольше. Вскоре растительность, и без того редкая, исчезла совсем. Вдаль тянулись полностью бесплодные земли, однообразный пейзаж лишь кое-где украшали живописные группы скал. За одной из таких групп Хантер остановил лошадь и спешился. К тому времени Сэйбл едва дышала от усталости и не успевала отирать ладонью обильный пот со лба. Тем не менее остановка обеспокоила ее.

— Может быть, лучше продолжать путь?

— Сначала надо решить, в каком направлении разумнее двигаться, — угрюмо ответил Хантер, опуская бинокль после тщательного осмотра горизонта.

Они находились сейчас как раз между двумя оживленными транспортными артериями в этом районе. По одной из них в форт доставлялись продовольствие и амуниция, по другой шло снабжение строящейся железнодорожной ветки. Обе дороги не сулили беглецам ничего хорошего.

— Если бы ты не повернула назад, мы были бы уже далеко отсюда.

— Мне очень жаль…

— Черт возьми, лучше думать головой заранее, чем извиняться потом!

— Вы тоже не подарок, мистер Мак-Кракен. Вы все время ругаетесь!

— Зато я не веду себя как полный идиот. Иногда мне кажется, что у тебя в голове совсем пусто: крикни — эхо ответит!

— Я же сказала, что мне очень жаль! Вы не поможете делу, если будете осыпать меня оскорблениями… — начала Сэйбл, но запнулась, заметив, что Хантер снимает со своей лошади один из мешков и все имеющееся оружие. — Что вы делаете?

— Хочу запутать следы. А теперь помолчи хоть немного, женщина, — сказал он, приторачивая вещи к седлу лошади Сэйбл, и без того основательно нагруженной, — и не выводи меня из терпения, иначе я перекину тебя через колено и дам такую взбучку, что небо с овчинку покажется!

— Я вернулась потому, что беспокоилась за вас…

— Я не нуждаюсь в няньках, понятно? До сих пор я сам о себе заботился — и не пропал. Спускайся туда и жди. — Хантер махнул рукой на каменистый склон позади скал, потом вдруг схватил Сэйбл за одежду и притянул к себе, ближе к злым щелочкам серых глаз. — И не смей — не смей ни при каких условиях! — делать хотя бы шаг, пока я не разрешу!

— Будет исполнено, милорд, — отчеканила Сэйбл, надула губы и вырвала край накидки у него из рук.

Хантер с трудом подавил желание развернуть ее за плечи и дать тычка. Выехав из-под прикрытия скал, он спешился и шлепнул лошадь по крупу, заставив шарахнуться в сторону. Убедившись, что она удаляется под прямым углом к их пути, он еще раз осмотрелся.

Никаких следов взвода обнаружить не удалось, и неудивительно: они оторвались по меньшей мере миль на пять. Настало время объясниться с Сэйбл. Когда Хантер спускался по склону туда, где она стояла в обиженном ожидании, он был мрачнее грозовой тучи. Не говоря ни слова, он схватил ее за руку и оттащил в сторону от лошади, которая все еще выказывала признаки беспокойства.

— Нам обоим известно, что комендант выслал по нашим следам взвод кавалеристов. По твоим следам, если быть точным, а если я буду путаться под ногами, меня прикончат. Я правильно говорю или нет? — Когда Сэйбл не ответила, он как следует встряхнул ее. — Отвечай, кто ты такая?

— Да, но… вы уже знаете!

— Черта лысого я знаю! Не часто встретишь женщину, за которой гоняется половина армии. Я уже приучил себя к мысли, что их интересует ребенок, но теперь комендант знает, что его с нами нет. — Шаг за шагом наступая, Хантер в конце концов прижал Сэйбл за плечи к одной из скал. — Значит, они охотятся за тобой, но почему? Не похоже, чтобы ты провела в индейском плену хотя бы день! В последний раз спрашиваю: кто ты?

— Я тетка ему! — крикнула она, начиная по-настоящему пугаться.

— Что? — опешил Хантер. — Тетка? Кому?

— Маленькому Ястребу! Я не его мать!

Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу. Вся ложь, которую Сэйбл успела нагромоздить, прошла в ее памяти за этот короткий промежуток времени. Хантер вспоминал тоже: свои адовы муки — как выяснилось, нелепые.

Теперь он знал все. Почти.

— Имя! — потребовал он, конвульсивно шевеля пальцами, словно не давая им сжаться в кулаки.

— Сэйбл… — Ее голос сорвался, она нервно облизнула губы и добавила:

— Кавано.

Лицо Хантера стремительно обострилось, в глазах сверкнуло что-то сродни ненависти.

— Отродье Ричарда, .. — прошептал он тоном человека, отказывающего верить своим ушам. — Понимаю… все, кроме одного. Ты украла ребенка? У кого? Зачем?

— Нет! — крикнула Сэйбл истерически (она была уверена, что и впрямь получит хорошую трепку).

— Советую тебе хорошо, очень хорошо обдумать свой ответ, женщина, — произнес Хантер медленно и враждебно, — иначе, клянусь, я свяжу тебя и сам отвезу в форт.

— Это ребенок моей сестры! Я поклялась ей, что доставлю его к отцу. Поверь мне, Хантер, ты должен поверить мне!

— Должен? Это еще почему? Ты только и делала, что лгала мне день за днем.

— У меня не было выбора! Я подслушала разговор о том, что отец отдаст Маленького Ястреба чужим людям! Как я могла быть уверена, что ты не выдашь меня? Это ведь не моя тайна, Хантер!

Он всем сердцем желал поверить в это, но боялся раскрыть рот для дальнейших расспросов: он был так разъярен, что не владел собой и вполне мог совершить что-нибудь опрометчивое — например, ударить Сэйбл.

«Я не его мать!»

Сумасшедший грохот сердца болезненно отдавался в его ушах, мысли роились в полном беспорядке, а вопросы, которые готовы были слететь с языка, даже ему самому казались нелепыми и бессвязными.

«Я не его мать!»

Он вдруг оттолкнул Сэйбл — грубо, с выражением неприязни — и вскочил на единственную оставшуюся лошадь. Посмотрел вниз. Лицо Сэйбл было робко поднято к нему, исхлестанные ветром и ветками щеки поражали бледностью. Видно было, что она борется со слезами. Маленькая рука поднялась и затрепетала на полдороге к его колену, потом бессильно упала.

— Хантер?

В ответ на эту невысказанную мольбу понять и простить он только и мог, что грубо выругаться. Перегнувшись с седла, все с той же намеренной грубостью он подхватил Сэйбл за талию и почти бросил перед собой на лошадь.

— Но ведь это убьет бедное животное!

— Разве тебя волнует хоть чья-то судьба, женщина, когда ты добиваешься того, чего хочешь?

Жестокие слова заставили Сэйбл съежиться и опустить взгляд. Она знала, какое выражение сейчас на лице Хантера: отчуждение и презрение.

Тот между тем натянул поводья, поворачивая лошадь в глубь бесплодной пустыни.

Он все еще не мог осознать правду. «Я не его мать!»

Весна прокралась-таки и на исхлестанные жестокими ветрами равнины. На склонах оврагов, где солнце днем становилось все горячее, раскинулся нежнейший ковер первоцветов, напоминавший оттенком глаза Сэйбл. Однако ни она, ни Хантер не замечали этих перемен, угрюмо шагая на север.

Сэйбл надеялась, что с течением времени ярость Хантера изживет себя, но та, казалось, только возрастала, становилась более ощутимой, как жар разгорающегося костра. Он шел, ссутулив плечи и ударяя каблуками так, словно вымещал на земле свою злобу.

Вот уже неделю они не разговаривали. Неделю, подумать только! Если Хантеру требовалось привлечь ее внимание, он издавал неопределенный возглас, а на попытку заговорить отвечал утробным звуком, отбивавшим всякое желание продолжать. Он даже не выругался ни разу, и это вообще было уму непостижимо. В довершение ко всему он не давал Сэйбл передохнуть, как муштруемому на плацу солдату. Он шел так быстро, что ей приходилось поспешать мелкой рысцой, а верхом они ехали всегда изматывающим галопом.

Их сосуществование напоминало первые дни путешествия, только в ухудшенном варианте. Когда лошадь уставала, Хантер просто останавливал ее и спешивался, ожидая молча и с видимым нетерпением, когда Сэйбл сообразит сделать то же самое. При этом он отворачивался, словно та была неприкасаемой и один взгляд на нее мог осквернить его. Он прилагал массу усилий, чтобы не коснуться ее даже одеждой, кроме тех периодов, когда они вынуждены были ехать верхом на одной лошади. В этом случае Хантер только что не скрежетал зубами. Располагаясь на ночлег, он швырял вьюк с одеялами ей в лицо, не приближаясь, но и не оставляя ее одну даже на время, необходимое для отправления естественных потребностей. Он просто поворачивался спиной в нескольких шагах от Сэйбл, и это составляло все уединение, которое отныне ей полагалось. По ночам, несмотря на усталость, она засыпала с трудом, а по утрам просыпалась в страхе, что окажется брошенной посреди пустыни.

Она и сама не понимала, как ухитряется выдерживать столь сумасшедший темп движения. Поспевая за широким шагом Хантера, она порой чувствовала боль в ногах от пяток до самых ягодиц и не отставала только из чистого упрямства. В этот день, как и каждый предыдущий, они выступили на рассвете. Сэйбл давно испытывала сильную жажду, но не решалась спросить, в каком мешке упакована фляга, из страха, что разразится скандал, к которому она до сих пор так и не была готова. Споткнувшись в очередной раз, она едва сумела удержаться на ногах и не распластаться в пыли. Хантер не замедлил шага, даже не оглянулся, как если бы пересекал равнину в полном одиночестве.

«Негодяй!» — думала Сэйбл, пылая негодованием. Что он мнит о себе, это тип? В конце концов; его услуги щедро оплачены, мог бы проявить хоть немного галантности. Скажите, какая цаца! Не понравилось ему, что за ней охотится армия! А что в этом такого? Да и не армия вовсе, а отец и его армейские друзья. Что с того, что Мейтланд получил приказ не стрелять… В нее по крайней мере? Скорее всего его лояльность по отношению к полковнику Кавано — обычная плата за незаслуженное продвижение по службе и высокое назначение.

Сейчас Сэйбл чувствовала к отцу только глубочайшую ненависть. Он, он один был виноват во всем, что с ней случилось! Если бы он не противился браку Лэйн и Черного Волка, если бы признал Маленького Ястреба своим внуком, ей не пришлось бы заключить сделку с… с… с самим дьяволом!

Сэйбл подняла взгляд. Поверх лошадиной шеи виднелась только верхушка шляпы, уже хорошо поношенной и запачканной. Невозможно было поверить, что этот самый человек когда-то просил у нее прощения: за ее плен, за издевательства жителей форта. Теперь он превратился в обвинителя. Она отдала бы все, чтобы вернуть прежнего Хантера, того, кто терпеливо выносил ее длинный язык, кто бросился ей на помощь и спас ее из рук пауни, кто поддразнивал ее и порой держал в объятиях. С ним она впервые ощутила дыхание рая — впервые изведанное плотское наслаждение обещало так много… Она скучала по прежнему Хантеру, понимая, что если и увидит его вновь, то не скоро.

Ее вывел из раздумий громкий звук. Бурчало в животе.

— Я проголодалась, — сказала она нерешительно. — Неужели еще не пора сделать привал и перекусить?

Хантер остановился, но продолжал смотреть прямо перед собой. Его тяжкий вздох выражал неудовольствие задержкой. Ветер — уже не ледяной, но резкий и порывистый, — завывал вокруг, то и дело швыряя в воздух пригоршни пыли и мелкого гравия. Длинные стебли прошлогодней травы мотались взад-вперед под его порывами.

— Мистер Мак-Крак… — Сэйбл проглотила остаток фразы, встретив раздраженный взгляд искоса. Нет, это совершенно невыносимо! — Послушайте, сколько можно дуться? Даже моему ангельскому терпению приходит конец. Мы уже протопали, проскакали и пробежали не менее ста миль. Сто миль! Неужели это не гарантия того, что мы оторвались от преследователей? У меня отваливаются ноги, я умираю от голода и жажды, я вся пропылилась! Ах, чтоб вас!..

Ответом был все тот же утробный звук. Хантер очнулся от своей бессмысленной неподвижности и зашагал вперед и направо. Там, в неглубоком обрывистом овраге, протекал поток, много дальше сужаясь, а потом разветвляясь на несколько рукавов и впадая в одну из рек, протекающих по пустыне. Сэйбл чуть было не застонала от радости: вода, слава Богу!

Она бросилась вслед быстро удаляющемуся Хантеру.

— Интересно знать, настанет ли день, когда вы заговорите, вместо того чтобы пригвождать меня к земле каждым взглядом?

Никакого ответа.

— Мистер Мак-Кракен, вы не можете бесконечно соблюдать обет молчания. Нам придется провести еще не один день в обществе друг друга.

По-прежнему тишина.

— Мистер Мак-Кракен!

— Оставь меня в покое!

— Нет уж, не оставлю! — Сэйбл схватила Хантера за рукав; но он просто отмахнулся от нее, как от назойливого насекомого, и продолжал путь. Она приостановилась, тяжело дыша. — Вы начнете наконец разговаривать, как разумный человек? Или у вас попросту не хватает храбрости объясниться?

Она уперла руки в бока в ожидании того, что он обернется. И он действительно остановился и повернулся. Сэйбл пожалела, что не придержала язык: на лице Хантера было выражение, не предвещавшее ничего хорошего.

Все же она не отвела глаз, не без тревоги разглядывая его раздувающиеся ноздри и губы, сжатые с такой силой, что они совсем побелели. Сжимающиеся и разжимающиеся кулаки говорили о том, что он охотно выместил бы на ней весь свой гнев. Именно так Хантер и был настроен. Он слишком долго сдерживался, слишком долго подавлял желание высказаться. Яростные обвинения рвались наружу, хотелось крикнуть что-нибудь уничтожающее, оскорбительное, хотелось схватить Сэйбл за плечи и трясти, пока она не прикусит свой идиотский лживый язык.

— Значит, ты хочешь объясниться? — проскрипел он.

— Нельзя держать все в себе, мистер Мак-Кракен, это все равно что вариться в собственном соку, — настаивала Сэйбл, довольная уже тем, что он открыл рот. — Нужно делиться тем, что вас снедает, иначе вы состаритесь, не имея ни единого друга.

— Скажите, как она заботится обо мне! — зло усмехнулся Хантер (на его раненой щеке начался нервный тик — свидетельство крайнего напряжения). — Что ты знаешь обо мне, женщина? Как я живу сейчас, так собираюсь и состариться, и не твое дело, почему я стал таким!

— А я думаю, будет легче, если рассказать кому-то…

Разговор шел не совсем тем курсом, которым она была намерена его направить, но это было все-таки лучше, чем молчание. Даже если лицо Хантера искажалось и дергалось, даже если на нем застыло выражение ненависти, даже если серые глаза почернели и сверкали.

— Если ты хочешь объясниться, я объясню. — Он не сказал, а выплюнул эту фразу, как нечто ядовитое. — Мне неприятно находиться рядом с тобой, неприятно смотреть на тебя и уж тем более разговаривать с тобой. Мне противен твой запах, звук твоего голоса, противно то, что твои глаза постоянно на мокром месте. Ты с самого детства была испорченной, воспринимала мужчин, как идиотов, которых интересно дразнить, и я не удивлен тем, что ты научилась врать на каждом слове. Я готов возненавидеть тебя, а так как в ненависти мне нет равных, то лучше лишний раз не путайся у меня под ногами!

Сэйбл отшатнулась, словно получив пощечину. Хантер отвернулся и продолжал спускаться вниз по крутому склону.

— Да, вы умеете быть грубым и жестоким, — крикнула она вслед, — но вы не такой, мистер Мак-Кракен! Вы лучше, чем стараетесь казаться!

— Не будь так уверена! — не оборачиваясь, крикнул он в ответ.

— Как бы то ни было, мне надоело быть мальчиком для словесной порки! Вы слышите? Мистер Мак-Кракен! — Он слышал прекрасно и потому ускорил и без того энергичный шаг. — Чтоб вас черти взяли!

Потеряв самообладание, Сэйбл бросилась за ним бегом, а догнав, прыгнула на спину, одной рукой сжимая шею, кулаком другой молотя по плечам. Ошеломленный этим внезапным нападением, Хантер потерял равновесие и покатился вниз, увлекая за собой Сэйбл, по-прежнему цепляющуюся за его шею. Они катились и катились в вихре пыли, сухой» травы и гравия, пока не приземлились на каменистом берегу. Сэйбл, оказавшаяся сверху, на коленях отползла на пару шагов и повернулась.

— И он еще говорил, что отличается от других мужчин! Посмотри на себя! Настоящий изверг, тиран! — Она вырвала пук осоки вместе с корнями и мокрой землей и швырнула его, метко попав Хантеру в физиономию. — Отвратительный, бездушный тип с мертвой душонкой!

Она издала торжествующий вопль, когда грязь потекла по его подбородку и шее за ворот рубашки. Хантер смотрел на нее с застывшей гримасой изумления.

— Я даже больше скажу: ты — настоящая свинья!

— Достаточно, Сэйбл! — прикрикнул он, не столько вытирая грязь ладонью, сколько сильнее ее размазывая.

— Эгоистичный, упрямый, злобный! Злобный! Злобный! Злобный!

Воздух наполнился комками грязи, ошметками гниющей травы, песком. Все это летело в Хантера, вынуждая его заслоняться руками.

— Хватит, я сказал!

В ответ о его лицо разбился приличный ком мокрой земли. Оказавшийся внутри камешек болезненно ударил по шраму.

Хантер выпрямился во весь рост, и Сэйбл поняла, что погорячилась. Подобрав подол платья, она спаслась бегством. Она понимала, что не сравнится в скорости с Хантером, и надеялась лишь на то, что он слишком устал для быстрого бега. Местами в каменистое ложе потока вдавалась более мягкая земля, размокшая и покрытая неглубокими лужами. Сапоги Хантера звучно чавкали по ним, и звук этот неумолимо приближался. Несколько раз Сэйбл поскользнулась, но сумела удержаться на ногах.

— Стой!

Она продолжала нестись вперед из последних сил. Поток стал шире, на нем появились пороги, отмеченные хлопьями пены. Неизвестно, как далеко Сэйбл удалось бы убежать, если бы в боку не началась ужасная резь, заставившая ее согнуться в три погибели, жадно хватая ртом воздух. Несколько секунд она ни о чем другом и думать не могла, а когда выпрямилась, Хантер стоял в нескольких ярдах от нее, безмолвный и угрожающий. Все еще тяжело дыша, вытянув руку перед собой и как бы отстраняя его, Сэйбл начала бочком огибать громадный валун.

— П-погоди, Хантер… — взмолилась она, заметив, что и он медленно продвигается вперед. — Не делай ничего опрометчивого, постарайся успокоиться!

Она не знала, воспринимает ли он ее слова. Он точно был в ярости, даже шрам на щеке, обычно красный, побелел и выделялся сильнее, чем обычно.

— Будь же благоразумным! Я… я знаю, каждый из нас несовершенен, — продолжала она, чувствуя себя глупой, как никогда. — Я наговорила всякого только для того, чтобы получить хоть какой-нибудь ответ!

— Сейчас ты его получишь.

— Умоляю, Хантер, умоляю, постарайся понять, что заставило меня лгать тебе! — Голос ее сорвался, и она добавила шепотом:

— Постарайся посмотреть моими глазами…

Молчание.

Сэйбл осторожно взглянула сквозь ресницы. Ледяной взгляд Хантера был устремлен на гребень склона. Ярость его как будто несколько остыла, но пока не было даже самой малой надежды на мирное завершение переговоров.