Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918)

      "...Мы вовсе не поместили показаний Зайцева, ввиду того, что свидетель говорит исключительно о личности Якова Блюмкина, причем факты, компрометирующие личность Блюмкина, проверке не поддаются. Опущено несколько строк из показаний Ф.Э.Дзержинского, в которых он передает рассказы третьих лиц о том же Блюмкине, также не поддающиеся проверке".52 Большевикам важно было представить Блюмкина (теперь уже чекиста-коммуниста) не анархиствующим авантюристом, а дисциплинированным членом партии, совершавшим террористический акт по постановлению ЦК ПЛСР. И для этого не останавливались перед купированием показаний Дзержинского.
      Показания Лациса и Дзержинского о расформировании отдела Блюмкина довольно интересны. Прежде всего из них следует, что Блюмкин был оставлен в ЧК. А вот расформирование большевиками за несколько дней до убийства Мирбаха отдела "немецкого шпионажа" не может казаться случайным совпадением. Похоже, что речь шла о простой формальности: отдел объявили несуществующим. (Может быть Дзержинский обеспечивал себе алиби на случай осуществления убийства Мирбаха?) Но каждодневная работа
      Блюмкина от этого вовсе не изменилась. Наверно, именно поэтому о расформировании отдела Блюмкин ничего не пишет в своих показаниях. Да и 6 июля, как свидетельствует Лацис, в 11 часов утра Блюмкин получил у Лациса из сейфа дело Роберта Мирбаха,53 чего, конечно же, никак не могло произойти, если б Блюмкин на деле был бы отстранен от работы. Таким образом, скорее права Н. Мандельштам, которая пишет, что
      "жалоба Осипа Мандельштама на террористические замашки Блюмкина осталась, как и следовало ожидать, гласом вопиющего в пустыне. Если бы тогда Блюмкиным заинтересовались, знаменитое убийство германского посла могло бы сорваться, но этого не случилось: Блюмкин осуществил свои планы без малейшей помехи..."54 Блюмкиным не заинтересовались, так как это было не в интересах Дзержинского. Последний, безусловно, знал о готовящемся покушении на Мирбаха уже потому, что незадолго до убийства Карахан предупредил его о предстоящем убийстве. В письменных показаниях по делу об убийстве Мирбаха, данных 10 июля, Дзержинский коснулся этого вопроса более подробно. Он сообщил, что о возможных террористических актах против Мирбаха германское посольство извещало его дважды. Так, примерно в середине июня представители германского посольства сообщили Карахану и через него Дзержинскому:
      "о готовящемся покушении на жизнь членов германского посольства... Это дело было передано для расследования тт.Петерсу и Лацису... Я был уверен, что членам германского посольства кто-то дает умышленно ложные сведения для шантажирования их или для других более сложных целей... Затем в конце июня (28-го) мне был передан т. Караханом новый материал, полученный им от германского посольства, о готовящихся заговорах..."
      Дзержинского же во всем этом более всего заинтересовали не заговорщики, а имена информаторов германского посольства; и председатель ВЧК сказал германским дипломатам, что, не зная имен информаторов, он не сможет помочь посольству в разоблачении готовящихся заговоров. Дзержинский, кстати, намекал, что
      и он имеет своих информаторов (отдел Блюмкина), которые сообщают ему о настроениях сотрудников посольства и их отношении к председателю ВЧК. Дзержинский продолжал:
      "Для выяснения своих сомнений я попросил т. Карахана познакомить меня непосредственно с кем-либо из германского посольства. Я встретился с д-ром Рицлером и лейтенантом Миллером... Д-р Рицлер указал, что шантаж трудно предполагать, так как денег дающие ему сведения лица от него не получают. Я указал, что могут быть политические мотивы... Что здесь какая-то интрига я тем более убежден, что я получил вполне достоверные сведения, что именно д-ру Рицлеру сообщено, будто я смотрю сквозь пальцы на заговоры, направленные непосредственно против безопасности членов германского посольства, что, конечно, является выдумкой и клеветой. Этим недоверием к себе я объяснял тот странный факт, связывающий мне руки в раскрытии заговорщиков и интриганов, что мне не было сообщено об источнике сведений о готовящихся покушениях... Очевидным для меня было, что это недоверие было возбуждено лицами, имеющими в этом какую-либо цель помешать мне раскрыть настоящих заговорщиков, о существовании которых, на основании всех имеющихся у меня данных, я не сомневался. Я опасался покушений на жизнь гр. Мирбаха... Недоверие ко мне со стороны дающих мне материал связывало мне руки..." Поддавшись на уговоры Дзержинского, Рицлер открыл председателю ВЧК их имена и даже устроил встречу с одним из них. Дзержинский продолжал:
      "Некая Бендерская, видимо, соучастница заговора, была, как мне (и т.Карахану) было сказано д-ром Рицлером, одновременно и осведомительницей посольства... Через т. Карахана я потом настаивал, чтобы меня лично свели с осведомителями. Фамилия главного осведомителя не была названа... Рицлер, наконец, согласился познакомить меня со своим осведомителем. За пару дней до покушения (дня точно не помню) я встретился с последним... После
      свидания с этим господином (В. И. Гинчем -- О. Ф.) у меня больше не было сомнений, для меня факт шантажа был очевиден... В конце разговора, когда я встал, чтобы уйти, он просил меня [о] пропуске ко мне в Комиссию, что он несколько раз был там со сведениями, но его не хотели выслушивать, что был и в отряде Попова, но тоже толку не добился. После этой встречи я через т. Карахана сообщил германскому посольству, что считаю арест Гинча и Бендерской необходимым, но ответа я не получал..."55
      С. Далинский обращает внимание на то, что информация Гинча "по каким-то причинам" не привлекла внимания Дзержинского.56 Но очевидно, что она потому и не привлекла его внимания, что он был в курсе готовящегося покушения на жизнь германского посла. Это достаточно определенно следует и из показаний Мюллера:
      "...Скажу относительно Гинча... Недели четыре--пять тому назад, (т.е. в самом начале июня, когда только-только начинали фабриковать дело Роберта Мирбаха -- Ю. Ф), а может быть и больше, утвердительно сказать затрудняюсь, в посольство наше явился этот Гинч и передал заведующему канцелярией г. Вухерфенику, что на графа Мирбаха партией "Союз Союзов" готовится покушение на убийство. Об этом доктором Рицлером было сообщено в комиссариат по иностранным делам, который в свою очередь уведомил Чрезвычайную Комиссию. Там же не придавали этому заявлению никакого значения. Прошло некоторое время, и Гинч снова явился в посольство с однородными сведениями. Я и Гинч ездили в Метрополь для переговоров с председателем Чрезвычайной Комиссии Дзержинским, который отнесся с недоверием к заявлению Гинча, хотя тот прямо говорил ему, что в этом деле замешаны и члены Комиссии. Не далее как вчера, 6 июля, доктор Рицлер ездил в комиссариат по иностранным делам и просил Карахана обратить особое внимание на не перестающие циркулировать слухи о покушении на убийство графа Мирбаха. Это тем более
      явилось настоятельным в глазах чинов посольства, что дней 10 тому назад являлся тот же Гинч и говорил определенно, что между 5 и 6 июля может случиться покушение".57
      Дзержинский, следовательно, безусловно знал, что Мирбах будет убит на днях. Но ничего не предпринял. И более того, Дзержинский знал, что 6 июля Блюмкин отправится к Мирбаху. А скорее всего знал и то, что во время этой встречи Блюмкин Мирбаха убьет. Вот что написал в своих показаниях Лацис:
      "О смерти Мирбаха я узнал в комиссариате вн[утренних] делв 3 1/2 часа дня. Сейчас жеяотправилсявВс.Чр.К.,где узнал, что т.Дзержинский подозревает в убийстве Мирбаха - Блюмкина, заведующего секретным отделом контррево[люционного] отдела. Самого тов. Дзержинского уже не застал. Он отправился на место преступления. Оттуда меня запрашивали, кончилось ли у нас дело Мирбаха, племянника посла, и у кого оно находится, ибо оно обнаружено на месте преступления... Отсюда мне стало ясно, что покушение на Мирбаха произведено действительно Блюмкиным".58
      Но Лацису это стало ясно после того, как в посольстве нашли папку с делом Мирбаха, а Дзержинскому -- еще до того, как он отправился в посольство. И здесь сами собой напрашиваются два вывода, одинаково невыгодные для Дзержинского и по существу равнозначные: либо Дзержинский собственноручно подписывал пропуск Блюмкина и Андреева и знал о визите чекистов к Мирбаху, а значит, наверняка знал и о предстоящем убийстве; либо Дзержинский пропуска не подписывал (обеспечивая себе алиби), но о приказе Блюмкину "одного члена ЦК" убить 6 июля Мирбаха знал, а потому и обвинил Блюмкина в убийстве, лишь только узнав о нем. И в том и в другом случае причастность Дзержинского к убийству не может вызывать сомнения.
      Ленин о готовившемся убийстве скорее всего не знал. Доказательств его участия в организации покушения нет. Американский историк Адам Улам считает поэтому сомнительным, чтобы лично Ленин был серьезно замешан в террористическом акте.59 Но кто
      бы ни стоял за убийством Мирбаха, фактом является то, что большевики оказались к нему готовыми больше, чем сами левые эсеры, которые, по заявлению большевиков, этот террористический акт готовили. Так или иначе, с момента первого сообщения о реализации покушения на Мирбаха роль Ленина в разгроме ПЛСР была однозначной. Интересный эпизод описывает в связи с этим в своих воспоминаниях советский сотрудник полпредства в Берлине Г. А. Соломон. Он пишет, что вернувшийся в Германию вскоре после июльских событий Л.Б.Красин рассказывал ему "с глубоким отвращением":
      "Я хорошо знаю Ленина, но такого глубокого и жестокого цинизма я в нем не подозревал... Рассказывая мне об этом предполагаемом выходе из положения, он с улыбочкой, заметьте, с улыбочкой, прибавил: "словом, мы произведем среди товарищей товарищей эсеров внутренний заем... и таким образом и невинность соблюдем, и капитал приобретем..." Г. Соломон продолжает:
      "В этот свой приезд Красин неоднократно в разговорах со мной, точно не имея сил отделаться от тяжелого кошмарного впечатления, возвращался к этому вопросу и несколько раз повторял мне эти слова Ленина. Затем, уже много лет спустя, в Лондоне, Красин как-то вновь возвратился в одном разговоре со мной о Ленине к этому факту, почему он и врезался в мою память острым клином".60
      Как справедливо указывает Д. Кармайкл, " предполагаемым выходом из положения" или "внутренним займом" было "обвинение простодушных левых эсеров в убийстве Мирбаха".61 Но свидетельство Соломона отнюдь не единственное. Вот как описывает в своих воспоминаниях Айно Куусинен, жена Отто Куусинена, обстоятельства, при которых она узнала о непричастности левых эсеров к убийству Мирбаха:
      "Многие эсеры были расстреляны после того, как Ленин заявил, что убийство посла явилось прелюдией к восстанию против большевистского режима. Однако вскоре я узнала, что на самом деле эсеры не были виновны. Когда
      я однажды вернулась домой, Отто [Куусинен] был в своем кабинете с высоким бородатым молодым человеком, который был представлен мне как товарищ Сафир. После того, как он ушел, Отто сообщил мне, что я только что видела убийцу графа Мирбаха, чье настоящее имя было Блюмкин. Он был сотрудником ЧК и вот-вот собирался уехать за границу с важным поручением от Коминтерна. Когда я заметила, что Мирбах был убит социалистами-революционерами, Отто разразился громким смехом. Несомненно, убийство было только лишь поводом, чтобы убрать эсеров с пути, поскольку они были самыми серьезными оппонентами Ленина".62
      Все сходится на том, что кроме подготовки убийства Мирбаха, какие бы партии и лица ни стояли за его организацией, в Москве большевиками подготавливалась и другая акция: разгром партии левых эсеров во время предстоящего Съезда Советов. О подготовке большевиками разрыва с левыми эсерами и о предстоящем разгроме ПЛСР советская историография пишет фактически открыто, только по установившейся уже "традиции" она объясняет действия большевиков не желанием нанести превентивный удар по левым эсерам, а имеющейся у большевиков информацией о намерении левых эсеров или просто контрреволюционеров поднять в Москве восстание против советской власти.
      На подготовку большевиками разрыва с ПЛСР и ее разгрома
      указывают многочисленные источники. Так, командующий
      московским военным округом Н.И.Муралов, в распоряжении
      которого находился левоэсеровский "отряд особого назначения",
      некое подобие большевистской Красной гвардии, во второй
      половине июня получил от Ленина указание внимательно следить
      за отрядом. Вот как описывает Муралов свой диалог с Лениным:
      "--Что это у вас какой-то отряд левых эсеров, вы ему
      доверяете?
      Да, этот отряд хорош..,
      Гм, гм... На всякий случай следите за ним зорко..."
      И Муралов все понял:
      "Почему, подумал я, Ильич взял под сомнение левых эсеров? ... Неужели дело дойдет до вооруженного
      столкновения? На всякий случай решил часто проверять его (отряд -- Ю. Ф.), присматриваться и постепенно заменять ком[андный] состав".63
      С середины июня подготовка к разгрому ПЛСР под предлогом опасений контрреволюционного выступления велась фактически открыто. Советский историк Б. Томан пишет:
      "В середине июня органы ВЧК получили сведения, что контрреволюционеры готовят вооруженное выступление. Латышские полки были приведены в боевую готовность, 18 июня И.Вацетис приказал командиру 2-го полка держать полк в боевой готовности, а один батальон с пулеметами выделить в распоряжение военного комиссариата Москвы".64
      Несколько позже в Москву с юга страны был переброшен 3-й полк латышской дивизии. Большевики стягивали силы. И об этом, ссылаясь на ожидаемое восстание, пишет в своих мемуарах сам Вацетис:
      "Знал ли кто-нибудь, что в Москве готовится восстание, и
      имелись ли об этом конкретные указания? На этот вопрос
      я могу ответить совершенно утвердительно О гото
      вящемся восстании знали и имели об этом конкретные
      указания... Я сделал доклад комиссару [латышской]
      дивизии тов.Петерсону К.А., в котором указал, что
      в Москве готовится что-то неладное... Тов.Петерсон
      отнесся к моему докладу с некоторым недоверием, но
      через два дня (числа 3 или 4 июля) сообщил мне, что
      ВЧК напала на след готовящегося восстания, но где и
      как -- об этом он мне ничего не сказал".65
      Даже до Блюмкина, связывавшего все с покушением на
      Мирбаха, дошли слухи о чем-то неладном. И 4 июля в своем
      разговоре с "одним членом ЦК" он спросил, не готовил ли, дей
      ствительно, ЦК ПЛСР "акта партийной оппозиции". Блюмкин
      показывает:
      "Вопрос о гарантии ЦК, что в его задачу входит только убийство графа Мирбаха, я задал потому, что вокруг подготовки убийства создалась непроницаемая обстановка, и, кроме того, столкновение на Пятом съезде
      Советов партии левых с.-р, с правительственной партией сгустило атмосферу политических отношений.. ."66 Блюмкин, конечно же, имел в виду прежде всего агрессивную речь Троцкого, которая посеяла среди левых эсеров панику. Вот что показал по этому поводу Саблин:
      "...Во время перерыва, после внеочередного заявления Троцкого, Камков мне сообщил о возможности ареста ЦК ПЛСР и даже фракции в связи с возможным обострением отношений с большевиками на этом вечернем заседании.. ."67
      Таким образом, уже 5 июля ЦК левых эсеров начал сознавать тот факт, что большевики скорее всего попробуют разделаться с активом их партии.
      О накале отношений между двумя партиями пишет и Свердлова, утверждая, однако, вопреки показаниям Вацетиса и утверждению Томана, что о предстоящем "восстании" большевики ничего не знали:
      "Ни Яков Михайлович [Свердлов], конечно, ни кто другой из большевиков не имели достоверных фактов о преступных замыслах левых эсеров, ничего не знали о готовившейся авантюре. Но чем ближе был Пятый съезд Советов, тем больше усиливалась у Ленина, Свердлова, Дзержинского и других большевиков настороженность в отношении левых эсеров, тем пристальней они наблюдали за их подозрительными действиями".
      Свердлова в своих воспоминаниях приводит лишь один пример таких "подозрительных" действий левых эсеров. Оказывается, ПЛСР
      "пыталась выставить в Большом театре на время съезда свою охрану. [Настойчивость левых эсеров] насторожила Якова Михайловича, руководившего практической подготовкой съезда. Не подав левым эсерам виду, что их возня замечена, он согласился предоставить им возможность участвовать в охране Большого театра, но одновременно дал указание принять необходимые меры предосторожности".68
      Свидетельство Свердловой -- лишнее доказательство заговора большевиков против левых эсеров. Дело в том, что съезд и должны были охранять как большевики и их военные отряды, так и левые эсеры. Правящая советская партия левых эсеров, конечно же, имела право на свои партийные караулы. И этот факт сам по себе Свердлова насторожить никак не мог, а тем более не мог быть признаком готовившегося левоэсеровского "восстания" против большевистской партии. Если левые эсеры Закс и Александрович могли быть заместителями Дзержинского по ВЧК, а левый эсер Попов мог стоять во главе чекистского отряда, ничего не было противоестественного и в желании левых эсеров участвовать в охране Большого театра во время работы Съезда Советов.
      В день открытия Пятого съезда Советов большевиками были проведены последние подготовительные мероприятия для предстоящего разгрома ПЛСР: был подготовлен арест актива левоэсеровской партии -- фракции ПЛСР на Съезде Советов. Вот что вспоминает об этом комендант Кремля П.Д.Мальков:
      "По распоряжению Якова Михайловича на все наиболее важные посты внутри театра были выставлены латышские стрелки из охраны Кремля. Уже 4 июля Яков Михайлович меня предупредил, что надо быть начеку. От левых эсеров можно ожидать всяких пакостей. По распоряжению были усилены караулы и внутренние посты в Большом театре..."69
      Можно ли считать совпадением, что Свердлов сказал об этом Малькову именно 4 июля, т.е. в тот день, когда Блюмкину наконец поручили убить Мирбаха?
      О подготовке большевиками разгрома левоэсеровской фракции Съезда Советов пишет и Свердлова:
      "Часть постов в помещении театра заняла перед началом съезда левоэсеровская охрана. Однако невдалеке от каждого из левоэсеровских часовых, не спуская с них глаз, стояло по два--три человека. Это были специально выделенные боевые группы из числа охранявших Кремль латышских стрелков и других особо надежных частей. Пи один из левоэсеровских боевиков и пальцем не мог
      пошевелить, не обратив на себя внимание. Одновременно надежная охрана была выставлена и вокруг театра в близлежащих улицах и переулках".70
      Все сошлось на 6 июле: и убийство Мирбаха, и разгром партии левых эсеров. Было ли это случайностью или двухактовым спектаклем, первым действием которого стала провокация -- убийство германского посла, а вторым -- разгром ПЛСР? На этот вопрос, вероятно, так и нельзя ответить со всей определенностью. Если Ленин знал о готовившемся убийстве и решил воспользоваться им как предлогом, можно лишь удивиться его коварству. Если Ленин не был информирован о нем заранее, можно подивиться его смекалке, находчивости и решимости: услышав об убийстве германского посла обвинить левых эсеров в восстании против советской власти, в восстании, которого не было.
      ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ ВОСЬМОЙ
      Красная книга ВЧК. Машинописная копия, хранящаяся в Гуверовского
      институте, стр.371-373.
      Там же. Гарвардская копия, стр. 216, 217, 219, 220.
      Там же. Гарвардская копия, стр. 221--222.
      Там же. Гуверовская копия, стр. 374.
      Сцены убийства описаны также в книге Л.М.Спирина: Крах одной
      авантюры. (Мятеж левых эсеров в Москве 6-7 июля 1918 г.). Моск
      ва, 1971, стр.12; в воспоминаниях Хильгера: Gustav Hilger, Alfred
      G. Meyer. The Incompatible Allies. A Memoir-History of Soviet-German
      Relations 1918-1941. New York, 1953, pp.4-5; в статье Ю. Фельштин
      ского: История одной провокации. Часть 1, "Новый журнал" No142
      (март 1981), стр. 177.
      Об этом пишет и Хильгер. (См.: Хильгер, Мейер, указ. соч., стр. 5).
      Красная книга ВЧК. Гуверовская копия, стр.374.
      Хильгер в своих мемуарах пишет, что пятна крови на паркетном полу
      так никогда и не были смыты. И через 20 лет после убийства по ним
      безошибочно можно было указать на то место, где лежал смертельно
      раненный граф Мирбах. (См.: Хильгер, Мейер, указ. соч., стр.5).
      Цит. по кн.: Л.М. Спирин. Крах одной авантюры. (Мятеж левых эсеров
      в Москве 6-7 июля 1918 г.). Москва, 1971, стр.13.
      Красная книга ВЧК. Гуверовская копия, стр. 374-376.
      Там же, стр.376.
      В западной историографии на этот факт обратил внимание, кажется,
      только Д, Кармайкл. (См.: Joel Carmichael. Trotsky. An Appreciation
      of his Life. New York, 1975, p. 497).
      Помещенные в "Красной книге" материалы, не относящиеся к июль
      ским событиям, с точки зрения объема и значения не столь интересны.
      К. Гусев. Крах партии левых эсеров. Москва, 1971, стр. 193--194.
      Фельдмаршал Эйхгорн был убит в Киеве 29(30) июля 1918г. (См.:
      Fritz Fischer. Germany's Aims in the First World War. New York, 1967,
      p. 567).
      И.И. Минц. Год 1918-й. Москва, 1982, стр.408-409.
      Вероятно "красноармейцев" - Ю. Ф.
      Многоточие в тексте "Красной книги ВЧК".
      Красная книга ВЧК. Гарвардская копия, стр. 129--130.
      Красная книга ВЧК. Гуверовская копия, стр. 367--370, 383.
      Там же, стр.388.
      Там же, стр.383-384.
      Там же, стр.376-377, 381-382, 388.
      Там же. Гарвардская копия, стр.323.
      Красная книга ВЧК. Гуверовская копия, стр. 373.
      Там же. Гарвардская копия, стр. 319--321.
      Спирин. Крах одной авантюры, стр. 85.
      Красная книга ВЧК. Гуверовская копия, стр. 372-373.
      См. неопубликованную рукопись Штейнберга, хранящуюся в Гуверов
      ском институте, о войне, революции и мире. (I.N.Steinberg. The Events
      of July 1918, p. 16), а также левоэсеровскую публикацию Socialist
      Russia, the Events of July 1918. (Geneva, 1918,70 pp.). Наличие восстания
      Штейнберг отрицал и в написанной им биографии Марии Спиридоновой,
      вышедшей по-английски в 1934 г.
      П. Мальков. Записки коменданта Кремля. Москва, 1967, стр. 216--217.
      Гусев. Крах партии левых эсеров, стр. 195.
      Там же, стр. 193.
      Красная книга ВЧК. Гарвардская копия, стр. 321.
      Спирин. Крах одной авантюры, стр. 85.
      Подробнее об этом см.: Е. Брейтбарт. "Окрасился месяц багрянцем..."
      или Подвиг святого террора? "Континент", 1981, No 28, стр.321-342.
      Подробнее о Спиридоновой см.: Ю.Фельштинский. Вина и расплата.
      "Новое русское слово", 4 декабря 1982.
      Красная книга ВЧК. Гарвардская копия, стр. 312.
      Там же..
      См.: М. П. Ирошников. Создание советского центрального государ
      ственного аппарата. Совет народных комиссаров и народные комис
      сариаты, октябрь 1917-январь 1918 г. Изд. 2-е. Ленинград, 1967,
      стр.73.
      Согласно адресной книге "Весь Петроград на 1916 г." барон Роман Рома
      нович Мирбах в 1916 году проживал на Фурштадской 9 и был чиновни
      ком особых поручений при Главном управлении собственной его
      императорского величества канцелярии по учреждению императрицы
      Марии. (Весь Петроград на 1916 год. Адресная и справочная книга
      г. Петрограда, двадцать третий год издания, под ред. А. П. Шашковского.
      Стр.448). Проследить дальнейшее местопребывание Р.Р.Мирбаха не
      удается: в послереволюционных адресных книгах он уже не числится.
      Катков, впрочем, указывает в своей статье, что по слухам "племянник
      германского посла" проживал потом во Франции. Но точных сведений
      об этом нет.
      Красная книга ВЧК. Гарвардская копия, стр. 212, 214.
      Там же, стр.213.
      Там же, стр.214. В самой "Красной книге ВЧК" была помещена и
      фотокопия этого документа с факсимиле подписи графа Роберта
      Мирбаха. Между прочим Г. Аронсон в книге "На заре красного
      террора" (Париж, 1929) утверждает, что в этой немецкой подписи
      графом была сделана ошибка, что по мнению Аронсона трудно
      объяснить иначе, как незнанием "племянником" немецкого языка.
      Возможно, однако, что Роберт Мирбах вообще этого документа не видел, не читал и не подписывал, а подпись подделали сами чекисты.
      Г. Соломон. Среди красных вождей. Париж, 1930, т. 1, стр. 81.
      Цит. по кн.: Спирин. Крах одной авантюры, стр. 75.
      Красная книга ВЧК. Гуверовская копия, стр. 369.
      Там же, стр.370.
      Там же. Гарвардская копия, стр. 313.
      Н. Мандельштам. Воспоминания. Нью-Йорк, 1970, стр. 112-113.
      Цит. по кн.: Из истории Всероссийской Чрезвычайной комиссии,
      1917-1921 гг. Сборник документов. Москва, 1958, стр.154.
      Красная книга ВЧК. Гарвардская копия, стр. 313.
      Там же, стр.11.
      Там же, стр. 308-309. Там же. Гуверовская копия, стр. 272.
      Н. Мандельштам. Воспоминания, стр. 113.
      Цит. по кн.: Из истории ВЧК, стр. 151--154.
      См.: С Далинский, в сб. "Память", No 2, стр. 77, сноска 9.
      Красная книга ВЧК. Гарвардская копия, стр. 218.
      Там же, стр. 308-309.
      См.: Adam Ulam. The Bolsheviks. New York, 1968, p. 425.
      Соломон, указ. соч., стр. 83. Отточие документа. Нет оснований считать,
      что Соломон писал неправду, хотя бы уже потому, что в то время
      версии о том, что восстания левых эсеров не было,никто не выдвигал.
      Кроме того общеизвестно, что Красин сильно недолюбливал Ленина.
      Это признает и Троцкий, который пишет: "Октябрьский переворот
      он встретил с враждебным недоумением, как авантюру, заранее
      обреченную на провал... К методам коммунизма относился и позже с
      ироническим недоверием, называя их "универсальным запором".
      (Архив Троцкого. Хогтонская библиотека Гарвардского универси
      тета. Т --3490, дело "Красин", папка 1, стр.8). "Пробуждавшаяся
      революционная активность боролась в нем со скептицизмом. Красин
      отбивался от ленинских атак, преувеличенно хмурил брови и пускал
      в ход самые ядовитые свои словечки, так что Владимир Ильич среди
      серьезной и напористой аргументации вдруг останавливался, вски
      дывал в мою сторону глазом, как бы говоря: "Каков?" -- и весело
      хохотал над злым и метким словечком противника. Так, впоследст
      вии Ленин неоднократно цитировал красинский "универсальный
      запор"." (Там же, Т-3108, стр.10, от 8 января 1927 г.).
      Д. Кармайкл. Троцкий. Иерусалим, 1980, стр. 143.
      Aino Kuusinen. Before and After Stalin. A Personal Account of Soviet
      Russia from the 1920s to the 1960s. London, 1974, pp. 36-37.
      H. Муралов. Встречи с Ильичом на военной работе. "Спутник полит
      работника", 1926, No 7, стр.28. Об отряде особого назначения Саблин
      10 июля показал следующее: "Насколько мне известно, формирова
      ние "отряда особого назначения" было предпринято Всероссийским
      штабом л[евых] с.-р, по предложению т. Муралова (отряд должен был находиться в его распоряжении), о чем в 20-х числах июня им был отдан приказ, а 22 июня были утверждены штаты отряда... Для формирования этого отряда вызывались боевые дружины [левых эсеров] из Витебска и других мест. Ко времени событий 6--7 июля отряд находился еще в периоде формирования и ни один человек из его состава в событиях 6--7 июля участия не принимал". (Красная книга ВЧК. Гарвардская копия, стр. 328).
      Б. А. Томан. За свободную Россию, за свободную Латвию. Латышские
      стрелки и красногвардейцы в первый год советской власти. Москва,
      1975, стр. 177.
      И.И. Вацетис. Гражданская война. 1918 год. Сб. "Память", No 2, Москва
      1977-Париж 1979, стр.16.
      Красная книга ВЧК. Гуверовская копия, стр. 384.
      Там же, Гарвардская копия, стр. 322.
      К.Т.Свердлова. Яков Михайлович Свердлов. Москва, 1976, стр.358.
      Мальков. Записки коменданта Кремля, стр.205. Фактически книга
      была написана в соавторстве с сыном Я. М. Свердлова, кандидатом
      исторических наук А. Я. Свердловым. (См. там же, стр. 5).
      Свердлова, указ. соч., стр.368. Кроме того, из соображений общей
      безопасности в дни съезда к театру не подпускались посторон
      ние, а трамвайная остановка у Большого театра была отменена.
      Трамвай проходил тогда по Театральной площади (ныне площадь
      Свердлова).
      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ РАЗГРОМ ПАРТИИ ЛЕВЫХ ЭСЕРОВ
      В первые пятнадцать минут после убийства в посольстве царила неразбериха. Полковник Шуберт, глава комиссии по репатриации военнопленных, взял на себя организацию защиты здания, которое довольно скоро превратили в небольшую крепость. (По накалу тех дней немцам следовало считать убийство Мирбаха лишь началом и ожидать погрома). Попытки сообщить представителям советской власти о случившемся остались безрезультатны: телефон посольства, всегда исправно работавший, был отключен. (И этот факт немцам не мог показаться случайным совпадением). Тогда, в начале четвертого, сотрудник посольства Карл фон Ботмер и переводчик Мюллер на посольской машине поехали в наркомат иностранных дел, находившийся на Театральной площади, в гостинице "Метрополь". Там они встретили заместителя наркома иностранных дел Карахана.
      Ботмер вспоминает, что когда он и Мюллер в возбужденном состоянии вошли к Карахану, тот вскочил со своего кресла и выбежал в комнату секретаря.1 Почему? Либо Карахан знал о предстоящем убийстве и испугался, что немцы пришли мстить (именно так и показалось Ботмеру), либо просто предчувствовал кровавую развязку, так как о возможном убийстве немцы его предупреждали, а по необычно возбужденному виду пришедших немецких дипломатов понял, что покушение состоялось, и тоже испугался мести.
      Поддавшись, однако, первому инстинктивному движению и убежав, Карахан скоро оправился. Взволнованный и извиня