На Востоке

      К району горы Баин-Цаган генерал Камацубара стягивал все новые и новые силы. Здесь уже сосредоточились два пехотных полка, полк конницы, 17 батарей противотанковых орудий, 10 батарей 75-мм орудий, батарея гаубиц и другие подразделения. Обстановка осложнялась с каждым часом.
      А между тем наше командование еще не имело сведений о переправе японцев и продолжало действовать по ранее намеченному плану.
      Наш 24-й полк, в частности, еще во время марша получил задачу выйти в район озера Хуху-Усу-Нур для нанесения удара по противнику с запада.
      Исходя из прежних данных об обстановке были поставлены задачи и остальным частям резерва, а также 6-й кавалерийской дивизии монгольской Народно-революционной армии.
      В результате этого резерв советско-монгольских войск, сосредоточиваемый в целях нанесения флангового удара по наступающей группировке генерал-лейтенанта Ясуоки, неожиданно вышел навстречу ударной группировке Кобаяси.
      В авангарде советских войск следовал 2-й батальон 11-й танковой бригады. Разведка, высланная вперед, доложила о том, что гора Баин-Цаган занята японцами.
      Комдив Г. К. Жуков, узнав об этом, приказал 2-му батальону 11-й танковой бригады во взаимодействии с бронедивизионом 8-й кавалерийской дивизии активными действиями связать противника с фронта и не допустить его продвижения на юг, одновременно главным силам 11-й танковой бригады нанести удар с севера, нашему 24-му мотострелковому полку - с северо-запада, 7-й мотоброневой бригаде - с юга.
      Оценивая сейчас смелое по замыслу решение Г. К. Жукова, нельзя не заметить, сколь точно и правильно определил Георгий Константинович, что главным нашим козырем были бронетанковые соединения и что, только активно используя их, можно разгромить переправившиеся японские войска, не дав им зарыться в землю и организовать противотанковую оборону.
      После принятия этого решения, события развивались стремительно. Жуков тут же встретился с командиром 11-й танковой бригады М. П. Яковлевым и поставил ему задачу, затем он приказал немедленно вызвать всю авиацию, ускорить движение танков и артиллерии главных сил резерва и не позднее 10 часов 45 минут развернуть 11-ю танковую бригаду для атаки японских войск.
      Нужно отметить, что решение Жукова было смелым и необычным еще и потому, что уставы того времени не предусматривали самостоятельный удар танковых и бронетанковых частей без поддержки пехоты. Но время работало на противника. С восточного берега Халхин-Гола к японцам продолжали подходить пехота, конница, артиллерия. Они создавали и совершенствовали оборону.
      Таким образом, комдив Г. К. Жуков бросил на японцев 11-ю танковую, 7-ю мотоброневую бригады и отдельный монгольский броневой дивизион, зная, что враг успел создать на горе Баин-Цаган сильную противотанковую оборону, что у него здесь свыше 100 противотанковых орудий и наши части понесут потери. Знал и сознательно пошел на такой рискованный шаг. Он понимал - другого выхода нет. Промедлить - значит вообще проиграть сражение.
      И вот танковые части с ходу развернулись и с трех сторон ринулись на противника. Завязался жестокий бой. Как потом мне рассказал комбриг М. П. Яковлев, японская артиллерия открыла сильный огонь. Стали вспыхивать наши танки, но танкисты стремительно продвигались вперед, огнем и гусеницами сминая вражеские подразделения.
      Первым на позиции врага ворвался взвод лейтенанта Кудряшева. Японские артиллеристы сосредоточили на ней весь огонь. Механики-водители, искусно маневрируя, не давали японским артиллеристам вести по ним прицельный огонь. Вслед за танкистами Кудряшева в расположение противника ворвались другие подразделения, а вскоре и вся бригада. Неудержимой лавиной танки все глубже и глубже врезались в оборону врага. Над полем боя стоял несмолкаемый гул. Рев моторов, выстрелы орудий, разрывы снарядов, треск пулеметов - все слилось воедино.
      Как мы узнали потом от пленных, японцы были явно застигнуты врасплох. Они не ожидали такого мощного и дерзкого удара, зная, что к горе Баин-Цаган подошли только бронетанковые войска, и полагая, что без пехоты они не отважатся атаковать. Считали и просчитались. Первой не выдержала натиска наших танков баргутская конница. Оставив свои позиции, она в панике кинулась к реке Халхин-Гол.
      Остальные японские части продолжали оказывать еще упорное сопротивление, но остановить наступательный порыв советских танкистов было уже невозможно.
      Заметив противотанковую батарею, старший лейтенант Соловьев смело направил на нее свою боевую машину. На полном ходу танк налетел на вражескую пушку и гусеницами вдавил ее в землю. По машине Соловьева тотчас открыли стрельбу другие орудия, но тут ему на помощь пришли товарищи. Противотанковая батарея японцев перестала существовать.
      Чуть поодаль громила самураев рота старшего лейтенанта Кукина. Прокладывая себе путь огнем и гусеницами, танкисты прорвали оборону противника на всю глубину и вышли к реке. Появление советских танков в тылу вызвало растерянность у врага. Однако окончательно сломить его пока ее удалось.
      К горе Баин-Цаган наш полк подошел, когда бой немного стих. Обе стороны спешно приводили себя в порядок, готовясь к новой схватке. Я отыскал комбрига Яковлева в боевых порядках его танковой бригады. Он разговаривал с бойцами и командирами одной из рот.
      Разговор был оживленным. Танкисты делились впечатлениями о первом боевом успехе.
      Завидев меня, Яковлев приветливо поздоровался:
      - Запаздываешь, Иван Иванович. Так ведь и без тебя, без твоих мотострелков с японцами управиться можем. Верно я говорю? - Это он спросил у красноармейцев.
      - Управимся, - отозвались они.
      А мне, признаться, было не до шуток, потому что остро переживал опоздание полка, хотя и не были мы виновны в нем.
      Пояснил, что пришел решить вопрос о взаимодействии. Яковлев ознакомил меня с обстановкой. Из его слов я понял, что враг еще достаточно силен. По нему нужно нанести такой же, а может быть более мощный, удар. Однако приказа командира корпуса на это пока не было. Мы договорились, что я разверну свой полк за правым флангом 11-й танковой бригады, чтобы одновременно с ней ударить по японцам, находившимся на горе Баин-Цаган.
      И вскоре такой приказ из штаба 57-го корпуса поступил. Замысел командования был прост: танковой бригаде ударом с севера, 24-му полку ударом с северо-запада и с запада, 7-й мотобронебригаде ударом с юга окружить и уничтожить главную группировку противника.
      После короткой подготовки по позициям врага был произведен артиллерийский налет. И тут же более 100 боевых машин танковой бригады, оглушая местность ревом двигателей, стремительно рванулись на японцев. Опомнившись, враг снова обрушил на наши танки огонь. Но, поддерживаемые артиллерией и минометами, они неудержимо шли вперед, с ходу прорвали оборону врага и устремились в глубину его боевых порядков. Танкисты крушили самураев огнем и гусеницами, пехотинцы разили их огнем, штыком и прикладом.
      Наивысшей похвалы были достойны действия 175-го артиллерийскою полка, и особенно его 2-го дивизиона под командованием майора Александра Степановича Рыбкина. Этот полк входил в состав нашей дивизии. В бою за Баин-Цаган он поддерживал своим мощным огнем наступление 24-го мотострелковою полка и 11-й танковой бригады. Меткими выстрелами артиллеристы уничтожали танки, пехоту и кавалерию противника, поднимали в воздух огневые точки. Под прикрытием огня танкисты смелее шли в бой и громили самураев.
      Отваги артиллеристам было не занимать. Забегая вперед, скажу, что и в последующих боях они действовали храбро и умело. Так, 24 июля, когда японцы превосходящими силами обрушились на позиции 149-го стрелкового полка и сложилась крайне тяжелая обстановка, командир дивизиона майор Рыбкин сам встал к одному из орудий, заменив наводчика, и открыл точный, губительный огонь прямой наводкой по противнику. В этом бою он лично уничтожил более ста японских кавалеристов. Его примеру последовали подчиненные.
      Словом, мы, пехотинцы, верили, что артиллеристы не подведут. Японцы не зря боялись их огня, он был точен и сокрушителен.
      Советское правительство по достоинству оценило героизм и мужество артиллеристов, наградив многих из них орденами и медалями. Командиру дивизиона майору А. С. Рыбкину указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено звание Героя Советского Союза.
      В годы Великой Отечественной войны мы снова встретились с ним. А. С. Рыбкин командовал артиллерийским полком в тот период, когда я возглавлял 15-й стрелковый корпус. И сражался он с немецкими захватчиками так же геройски, как и на реке Халхин-Гол с японскими самураями.
      ...Между тем накал боя нарастал. С юга ударила по тылам японцев 7-я мотоброневая бригада, грозя окружением.
      Яростно сопротивляясь, под сильным натиском танкистов и мотострелков противник вынужден был отходить под прикрытием огня минометов, артиллерии и пулеметов. Самураи цеплялись за каждую удобную позицию, но не могли выдержать напора наших подразделений.
      Уже перевалило за полдень, а схватки все не утихали. Стояла нестерпимая жара. Нещадно палило полуденное солнце. Над полем боя висела песчаная пыль, поднятая разрывами снарядов и рикошетирующими пулями. Люди обливались потом, задыхались от зноя и пыли, а воды - ни капли. Река Халхин-Гол была недалеко, но подойти к ней под огнем противника возможности мы не имели. Я тоже изнывал от жажды. И тут шофер моей машины красноармеец Громов подполз к окопу, в котором я находился, и протянул мне солдатский котелок с какой-то мутной жидкостью. Трудно было по внешнему виду определить, что это - вода, квас или чай. Мне показалось, что это был чай, потому что содержимое котелка было горячим. Сделал несколько глотков и почувствовал какой-то странный привкус.
      - Что ты мне принес? - спросил я Громова.
      - Воду, - спокойно ответил он.
      - А где ты ее взял?
      - Из радиатора машины.
      - Почему же она такая сладкая? - не удержался я и засмеялся.
      - Потому что я положил туда кусок сахара, чтобы было вкуснее, - сказал он и тоже улыбнулся.
      Как бы там ни было, мне удалось хоть немного смочить рот. Сразу стало легче.
      В таких неимоверных условиях приходилось драться нашим воинам. И они крепко били врага, несмотря на его численный перевес.
      В 19 часов наше командование организовало одновременную атаку позиций врага с трех сторон. Бой продолжался и ночью.
      4 июля рано утром при поддержке авиации японцы перешли в контратаку, пытаясь сбросить наши части с занимаемых позиций. Японские самолеты обрушили на советские войска бомбовые удары, стремясь парализовать их действия. Но летчики дали достойный отпор. Все контратаки тоже были отбиты с большими для врага потерями.
      Во второй половине дня на наблюдательный пункт полка приехал на машине командир связи из штаба советских войск и вручил мне карту с графически изложенным на ней приказом командира корпуса комдива Г. К. Жукова.
      Гору Баин-Цаган опоясывала синяя черта, означающая передний край обороны противника. Красным цветом обозначались наши войска, красные стрелы указывали на гору Баин-Цаган. Ниже на карте стояла лаконичная надпись:
      К рассвету разгромить японцев на Баин-Цагане. Жуков.
      Это был исключительно короткий, но ясный приказ. Очень сожалею, что эта карта с приказом вместе с полевой сумкой осталась в штабе полка, когда после ранения меня увезли в госпиталь. Однако чертеж, изображенный на карте, и написанные слова остались в моей памяти навсегда.
      Итак, приказ был получен. Передо мной встал вопрос, как до наступления темноты довести его до командиров батальонов и всего личного состава. Со мной на наблюдательном пункте находились лишь два связиста и лейтенант Искра. Начальник штаба, заместитель по строевой части и комиссар были в подразделениях. И получалось, что послать для передач приказа и постановки боевой задачи некого. Да и трудно осуществить такое дело. Огонь со стороны японцев велся такой, что поднять голову невозможно, а тем более встать и передвигаться в сторону противника. Боевые порядки батальонов находились от НП в пределах 300 - 500 метров. Было над чем задуматься. И тут мне пришла в голову мысль, которая, может быть, кому-нибудь покажется сумасбродной. Но в то время, считаю, она была правильной. Я решил использовать для этого свою легковую автомашину, Отполз на обратные скаты бархана, где она стояла, подошел к водителю Громову и сказал:
      - Как ты думаешь, на большой скорости сможем проскочить на передовую, в батальоны?
      Громов был смелым воином и шофером отменным. В какие только ситуации ни попадал, а никогда не терялся, находил выход из положения. И сейчас он твердо ответил:
      - Конечно проскочим. Японцы и глазом не моргнут, как мы будем на месте.
      Стали думать, как лучше осуществить это, и решили так: сразу, как выедем из-за барханов, Громов даст полный газ, а как только достигнем линии окопов, резко развернет машину и сбросит скорость. Я открою дверцу, вывалюсь из машины и укроюсь в ближайшем окопе, а Громов на предельной скорости вернется назад. План наш полностью удался. Когда мы выскочили из-за барханов на легковой машине, японцы, видимо, решили, что к ним едет парламентер, и прекратили огонь. Они открыли его только тогда, когда машина развернулась, а я уже был на земле. Проворно спрыгнул в ближайший окоп целым и невредимым. К счастью, водитель тоже не пострадал, но машина получила множество пробоин.
      Забегая вперед, скажу, что за этот смелый рейд Громов был награжден.
      Я встретился с командирами батальонов и поставил им боевую задачу. Они в свою очередь довели приказ до всех командиров и бойцов. С наступлением темноты полк вместе с танками бригады Яковлева в третий раз атаковал Баин-Цаган. Бои не прекращались всю ночь. Мы понесли немалые потери.
      Не хочу преувеличивать трудности, но должен сказать, что ночные атаки требовали от воинов большой выдержки, мужества, отваги и огромного напряжения физических сил. Японцы вели огонь преимущественно трассирующими пулями, и темноту ночи прорезывали светящиеся и причудливо ломающиеся при рикошете трассы. Дружные крики ура и отчаянные банзай чередовались, и по ним можно было определить, кому в данный момент сопутствует успех. Ночь заставляла проявить особую заботу о непрерывной и надежной связи. Потеря связи обернется потерей управления, а это равносильно поражению.
      В ту памятную ночь произошел курьезный случай, который мог обернуться плачевно.
      Лейтенант Искра с тревогой в голосе прошептал:
      - Товарищ командир полка, кажется, японцы прорвались к нашему НП.
      - Где? - насторожился я.
      - Вон там, глядите...
      Он указал на какие-то темные пятна на поле. Приглядевшись, я различил ползущие фигуры. Мы тотчас приготовили гранаты и стали ждать. Но японцы не приближались, крутились на одном месте и вели себя миролюбиво.
      - Кто такие? - не выдержав, крикнул я.
      - Свои, товарищ командир, связисты. Напряжение сразу спало. Я поинтересовался:
      - Что вы там делаете?
      Они объяснили. Оказалось, что связисты искали в темноте потерянную кем-то из них плащ-палатку.
      Тяжелый бой за гору Баин-Цаган длился всю ночь. К утру стрельба начала стихать и потом совсем прекратилась. Враг отходил. Когда полностью рассвело, я отправился в передовые подразделения полка.
      Сначала заехал в батальон капитана Н. В. Завьялова. Комбата увидел стоящим в группе воинов. Подошел ближе, и мне сразу бросился в глаза его изможденный вид: осунувшееся лицо, лихорадочный блеск глаз. Да, ночной бой не прошел для него даром. Вместо того чтобы доложить командиру полка об обстановке, потерях, Николай Васильевич начал меня обнимать. Это, по-видимому, была нервная разрядка, результат пережитого. Постарался успокоить его, поздравил с победой. А обстановка мне и без доклада была ясна: личный состав батальона геройски сражался в ночном бою. И то, что враг оставил позиции на горе Баин-Цаган, немалая заслуга капитана Завьялова. Он умело руководил подразделением, тактически грамотно организовал атаки позиций японцев.
      Да, хороший был командир. Горько теперь вспоминать о том, что не дожил Николай Васильевич до окончательного разгрома японцев: во время последующих боев на реке Халхин-Гол, отражая очередную атаку самураев, пал смертью храбрых. За мужество и отвагу он был посмертно награжден орденом Ленина. Тогда мы все тяжело скорбели о славном командире и товарище, с которым делили радость и горе в течение многих лет службы в дивизии.
      Итак, 5 июля к утру сопротивление японцев было окончательно сломлено, и они толпами, преследуемые нашими танками, пехотой и артиллерийским огнем, поспешно стали отходить, а затем обратились в бегство. Бежали к переправе, от страха кидались в воду, многие тонули. Боясь, что мы на плечах отступающих форсируем реку, японское командование отдало распоряжение взорвать понтонный мост, бросив на произвол судьбы солдат, оружие и имущество. К середине дня остатки японских подразделений на западном берегу реки Халхин-Гол были полностью уничтожены.
      Гора Баин-Цаган являла печальное зрелище. Она была устлана трупами японских солдат, лошадей, брошенным оружием. Противник искал здесь славу, а нашел смерть.
      Только болотистые берега и глубина реки Халхин-Гол помешали нашим танкам и бронемашинам с ходу переправиться на западный берег и продолжить преследование.
      За несколько дней боев японцы потеряли тысячи солдат и офицеров. Огромное количество снаряжения, оружия, боевой техники стало трофеями советских войск. Наши летчики сбили 45 вражеских самолетов.
      А генерал Камацубара, который в своем первом приказе обещал следовать вместе со своими войсками и быть на горе Баин-Цаган, видя, как развиваются события, еще в ночь на 4 июля вместе со своей оперативной группой покинул восточный берег и отошел к озеру Иринган, предварительно отдав приказ, в котором предлагалось одной машине (самолету) быть в постоянной готовности в районе озера Иринган.
      Баин-Цаганская операция закончилась разгромом главной группировки японцев. Она является образцовой операцией. Противник хотел окружить нас, но сам попал почти в полное окружение. Советско-монгольские войска, измотав его активной обороной, на плацдарме восточнее реки Халхин-Гол сами перешли в решительное наступление против переправившихся японских войск, широко используя подвижные части, окружили его с трех сторон (с четвертой была река) и наголову разбили врага. После этого японцы не решались больше переправляться через реку Халхин-Гол.
      Не умаляя высоких боевых качеств пехоты и артиллерии, все же считаю, что главную роль в разгроме противника на Баин-Цагане сыграли танки. Здесь они еще раз доказали, что в умелых руках являются мощным боевым средством не только в наступлении, но и при ведении активной маневренной обороны.
      К поражению японцев привели самоуверенность, переоценка своих сил и слабо организованная разведка. Противник не смог установить выдвижение наших резервов, а значит, и задержать их. В ударной группе врага отсутствовали танки. Его авиация действовала главным образом по переправам, а не по нашим резервам. И это является большим минусом.
      Операция у горы Баин-Цаган лишний раз подтвердила, что во время встречного боя не всегда есть возможность получить исчерпывающие данные о противнике, но, несмотря на это, решение надо принимать быстро.
      Инициатива начальников всех степеней имеет огромное значение. Решение Г. К. Жукова атаковать японцев танками, не дожидаясь подхода мотострелковых подразделений, сыграло огромную роль. Враг был ошеломлен, застигнут врасплох. Понес большие потери. Подошедшие мотострелки закрепили успех танкистов. Опыт использования танков в боях у горы Баин-Цаган пригодился в Великой Отечественной войне.
      В бою у горы Баин-Цаган командиры, политработники и бойцы проявили чудеса храбрости, мужества и героизма. В своих беседах с бойцами наши политработники широко популяризировали эти подвиги. Помню рассказ об отважном командире взвода 7-й мотобронебригады Мартынове, который в начале боя уничтожил два орудия противника. Однако вскоре его машину подбили, но и тогда он продолжал вести огонь и уничтожил еще три орудия. Когда же вражеский снаряд заклинил башню танка, Мартынов открыл огонь из пулемета, расстреливая пехоту противника. Только после того как были убиты водитель и пулеметчик, Мартынов покинул машину.
      Командир взвода Полторацкий уничтожил пять орудий врага. При возвращении на сборный пункт танк Полторацкого вывез шестерых раненых.
      Политрук Викторов, расстреливая противника в упор, уничтожил до десяти орудий. Когда его машина загорелась от прямого попадания снаряда, Викторов (будучи ранен) вытащил из нее пулемет, выбрал поблизости позицию и начал расстреливать атакующего противника, уничтожив до взвода пехоты. Окруженный со всех сторон, он отказался сдаться и погиб как герой. Остервеневшие враги зверски надругались над ним: вырезали ему язык, сердце, выкололи глаза и нанесли множество ножевых ран.
      Геройски дрался 5 июля взвод лейтенанта Михеева. Вырвавшись вперед, он врезался в гущу отходящего противника, расстреливая его в упор. Сотни японцев нашли смерть, прежде чем им удалось уничтожить храбрецов, которые оказались оторванными от главных сил.
      Во время наступления танк лейтенанта Кудряшева был подбит. Командир приказал механику-водителю и башенному стрелку выйти из машины с запасным пулеметом и оборонять подходы к ней. Сам же остался в танке и вел огонь из пушки. Меткими выстрелами он уничтожил противотанковое орудие, разбил несколько автомашин. Героический экипаж сражался до тех пор, пока подошедшее подразделение не выручило его.
      В составе 2-й стрелковой роты наступало отделение Ф. А. Копылова. Оно упорно, несмотря на сильный огонь противника, продвигалось вперед. Появились убитые и раненые. В первые же минуты выбыл из строя командир взвода. Копылов взял командование на себя. Среди грохота разрывов и свиста пуль раздался его властный голос:
      - Взвод! Слушай мою команду!..
      Бойцы приободрились, воспрянули духом. Они хорошо знали Фрола Копылова, его находчивость, отвагу, верили, что с ним не пропадешь. Воины беспрекословно выполняли его приказы. Командир роты приказал взводу овладеть барханом, на котором засел противник. С группой бойцов Копылов устремился к траншее врага.* Короткими перебежками воины продвигались вперед, падали на землю, стреляли по врагу и вскакивали снова. Отделенный командир не спускал глаз с бархана. И вдруг откуда-то ударил в упор пулемет. Пули засвистели над головой, заставили плотнее прижаться к земле. Копылов оглянулся и увидел, что подчиненные лежали рядом, никто не отстал. А пулемет продолжал строчить. Только теперь заметил Копылов, что японцы бьют из-за маленького куста. Он занял позицию повыгоднее, тщательно прицелился и выстрелил, затем еще... Справа и слева тоже раздались выстрелы. Однако вражеский огонь усилился. Пули вспахивали землю, поднимая облака пыли. И вдруг на тот рубеж, где залегли бойцы, стали падать мины. Копылов первым вскочил и ринулся вперед, чтобы вывести людей из-под огня. В ту же секунду поднялись и бойцы. Стремительным броском они преодолели расстояние до вражеских окопов.
      - Ура! - крикнул Копылов, бросаясь на врага.
      Воины ворвались в окоп и вступили врукопашную. В короткой схватке Копылов штыком и гранатами уничтожил более десяти японцев. Группа выбила из траншеи противника и заняла в ней оборону. Вскоре к ней присоединилась вся рота.
      Бой не прекращался ни на одну минуту. Враг не хотел мириться с потерей важной позиции. Атака следовала за атакой. Ряды бойцов таяли.
      Несколько часов подряд дралась горстка воинов, возглавляемая Копыловым, с превосходящим противником и не отступила ни на шаг. Там, где было трудно, бойцы видели своего командира. Его воля, твердость вселяли в них уверенность в победе. И они победили.
      Стрелковому взводу младшего лейтенанта А. Стяжкина было приказано ударить во фланг противника. О том, что на пути роты встретился опорный пункт, можно было догадаться по плотности огня. Первая попытка овладеть опорным пунктом с ходу не увенчалась успехом. Бойцы залегли. Стяжкин доложил о создавшейся обстановке по команде. На помощь взводу поспешили артиллеристы. По японцам открыли огонь наши орудия. Густые столбы дыма, перемешанные с песчаной пылью, поднялись над опорным пунктом.
      Через несколько минут артиллеристы перенесли огонь в глубь обороны. Стяжкин поднялся во весь рост и крикнул:
      - Взвод! За мной - вперед!
      За ним устремились подчиненные. И вот все ближе и ближе вражеская траншея. Уцелевшие после артиллерийского налета японцы открыли огонь. Однако он уже не был таким плотным, как раньше. Да и стрельба велась беспорядочно. Видимо, враг понес большие потери. Сейчас главное - не дать противнику опомниться, быстрее добраться до него. Стяжкин приказал приготовить гранаты, и через несколько секунд траншею врага заволокло дымом от частых разрывов.
      С винтовками наперевес бросились на врага красноармейцы. Завязалась рукопашная схватка. Однако не так-то легко оказалось выбить врага из хорошо оборудованных окопов. Ценой огромных усилий взвод овладел опорным пунктом.
      Младший лейтенант Стяжкин был храбрым командиром, К сожалению, ему не довелось дожить до победы. 7 июля в разведке он погиб смертью героя.
      Остался в моей памяти и подвиг комсомольского экипажа танка, которым командовал кандидат в члены партии старший лейтенант Чернышев. Огнем и гусеницами герои уничтожали огневые точки и живую силу врага. Наконец японцам удалось подбить танк. Они окружили его и предложили экипажу сдаться, но в ответ раздались выстрелы. Советские воины косили врагов пулеметным огнем. Когда кончились патроны и пулемет смолк, японские солдаты взобрались на башню и миной подорвали люк. Танкисты были ранены, истекали кровью, однако продолжали отстреливаться из пистолетов. Вскоре японцы под натиском наших подразделений отступили. Но танкисты была уже мертвы. На внутренней стенке танка кровью было выведено: Ст. лейтенант Чернышев А. В. - кандидат ВКП(б), башенный стрелок Верягин В. Д., механик-водитель Сафронов А. Ф. Комсомольцы в плен не сдаются.
      Образцы мужества и отваги в бою показывали многие командиры и политработники. Они искусно руководили подчиненными подразделениями, смело вели их на врага. Особой храбростью отличался командир батальона нашего полка старший лейтенант В. Н. Кожухов. Он всегда был там, где труднее, водил батальон в атаку. Под его руководством советские воины уничтожили до 300 самураев, захватили трофеи - шесть автомашин с оружием, боеприпасами и военным имуществом.
      Под стать Кожухову был и командир 2-го отдельного танкового батальона 11-й танковой бригады майор К.Н.Абрамов. В бою 3 июля он атаковал частью своего батальона левый фланг японцев, переправившихся на западный берег реки Халхин-Гол. Через несколько часов Абрамов возглавил атаку взвода танков. Советские воины рассеяли и уничтожили скопление пехоты врага и два противотанковых орудия. 5 июля майор Абрамов с ротой танков отбил несколько атак японцев, пытавшихся крупными силами нанести удар по частям 7-й мотобронебригады. В тот же день атакой танков обеспечил продвижение вперед подразделениям 149-го стрелкового полка. В этом бою он с экипажем своего танка уничтожил пять крупнокалиберных пулеметов и три противотанковых орудия. К. Н. Абрамов не только умело организовал бой батальона, но и бесстрашно сражался сам, личным примером увлекал за собой подчиненных.
      Исключительную смелость проявил в бою политрук танкового батальона старший лейтенант А. И. Киселев. Он все время был впереди, огнем из танка метко разил живую силу и технику врага. Был и такой случай. Японцы пытались незаметно на танках подобраться к нашим боевым машинам, чтобы захватить их. Киселев обнаружил танки и стал терпеливо ждать. Когда осталось не более 200 метров, политрук открыл огонь и двумя выстрелами уничтожил японский танк. Остальные повернули вспять.
      Однажды он во главе небольшой группы из трех танков был направлен в разведку. Обнаружил четыре вражеских орудия, два он подбил первыми же выстрелами, расчеты остальных разбежались. Смертельно раненный в бою, политрук сказал своим боевым друзьям: Я не выживу, но знаю, товарищи, начатое дело вы доведете до конца.
      Бок о бок с советскими воинами отважно сражались монгольские цирики. Монгольские артиллеристы под командованием Басарджаба, Цога и многих других метким огнем помогали советским танкистам уничтожать ненавистного врага. Высокое мастерство и бесстрашие в бою показал рядовой Хаянхирва. Он уничтожил немало вражеских солдат и офицеров.
      Эскадрон, в котором служил цирик Самдан, попал в тяжелое положение. Подразделение получило задачу отойти на более выгодный рубеж. Самдан пулеметным огнем прикрывал действия эскадрона. Японцы быстро приближались. Когда до врагов осталось 50 метров, боец открыл губительный огонь. Израсходовав все патроны, отважный цирик в рукопашной схватке уничтожил еще несколько японцев. Славный сын монгольского народа посмертно награжден монгольским орденом Красного Знамени.
      В память разгрома японских самураев на горе Баин-Цаган воздвигнут монумент славным танкистам 11-й танковой бригады. На высоком постаменте установлен танк. Одна из надписей, сделанных на постаменте, гласит: Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход. Тут же недалеко высится мраморный обелиск воинам 24-го мотострелкового полка, отдавшим свою жизнь за свободу и независимость миролюбивого монгольского народа.
      Разгром японцев на горе Баин-Цаган - одна из славных героических страниц в общей летописи советского и монгольского народов.
      Глава четвертая.
      На восточном берегу Халхин-Гола
      Потерпев поражение в районе горы Баин-Цаган, японцы тем не менее не отказались от активных действий. Как доносила наша разведка, они готовились к новому наступлению, перегруппировывали и пополняли свои силы. Но, наученные горьким опытом, уже не решались на глубокий маневр, связанный с форсированием реки Халхин-Гол. Враг ставил перед собой ограниченную задачу - отбросить советско-монгольские войска с восточного берега реки, лишить их выгодного плацдарма. Для решения этой задачи он пытался фронтальными ударами сбить наши части с выгодных рубежей. Причем атаки, как правило, в этот период старался проводить в ночное время.