Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Оракул петербургский. Книга 1

ModernLib.Net / Современная проза / Федоров А. / Оракул петербургский. Книга 1 - Чтение (стр. 1)
Автор: Федоров А.
Жанр: Современная проза

 

 


ОРАКУЛ ПЕТЕРБУРГСКИЙ

КНИГА 1

ИНТРИГА-БЕЗУМИЕ-СМЕРТЬ

А.Г. ФЕДОРОВ

Господи! не в ярости Твоей обличай меня,

И не во гневе Твоем наказывай меня.

Псалом 37: 2

Беседа первая

Храмовый город Дельфы с оракулом Аполлона Пифийского вырос словно по воле Божьей в замечательном месте земного шара, в древней Греции – на берегах Адреатики. Скорее всего возник он изначально без заметных желаний человека. Греки верили, что здесь, на Ликорийской вершине грандиозной горы Парнас, остановился ковчег Девкалеона и его супруги Пирры, когда они во время потопа носились по волнам девять дней и ночей, обуреваемые страхом божьей кары за грехи своих соотечественников. Страшные испытания, подобно тем, которые позднее были описаны в Библии в главе о всемирном потопе, вразумили первенцев новой ветви рода человеческого.

Но, как и все доброе, хорошее, в душах и головах потомков двух спасенных пилигримов затем воля Божья переросла в нечто туманное, плотское, необязательное – воистину мирское. Дети, внуки и правнуки Девкалеона и Пирры с безрассудной решительностью принялись за греховные наслаждения. Часто злорадный смех дьявола гремел, рокотал в прибрежных скалах прекрасного уголка древней Эллады. Сама жизнь, ее прогрессивные носители – служители культа вынуждены были защищаться от скверны, исходящей от словно взбесившегося народа. Но попытки остановить соотечественников от святотатства не увенчались успехом.

Местность горы Парнас поражает угрюмым величием: узкие долины зажаты в тиски отвесных скал, покрытых вековыми елями и густой, цепкой порослью, создающими по некоторым склонам непроходимые глухие заросли. Контрастом бурному потоку жизни дикой природы выступают лысые места каменных массивов. Они переливаются в лучах палящего солнца слепящими отблесками, вызывающими впечатление цветовой музыки – торжественной, громогласной, трагической.

Цветовая гамма управляется всевластным дирижером – временем суток, поворотом солнечной громадины, а ночью – холодным лунным диском и мириадами ярчайших звезд. Большие и малые светила, пульсируя, словно подмигивают всему живому на Земле, подбадривая людей и животных в вечном усердии, подчиненном Божьей формуле – "плодитесь и размножайтесь".

В лесах водились медведи, волки, кабаны, серны – вся эта дикая живность дополняла эффект угрюмости и величия издаваемыми ночными звуками, неожиданным мельканием или колдовской неподвижностью одиноких фигур, застывших в магическом ступоре на вершинах отвесных скал, на фоне огненно-красной закатывающейся за горизонт солнечной короны. Чувство приобщения к таинственности и величию охватывало созерцателя меняющейся лунной фигуры – хозяйки кромешной тьмы и райски теплой ночи.

Световые монументы и барельефы животных и растительности вызывали незабываемый восторг. Но трудно даже себе представить, как могло проникнуть на неприступную, отвесную скалу живое существо и застыть там в Божественном очаровании. Видимо, и они околдовываются красотой первозданной стихии, наслаждаются и заряжаются от нее энергией жизни, эстетическим наслаждением от драгоценного подарка судьбы – присутствия при Божественном таинстве.

Контрастом – ландшафтным антиподом грозному великолепию были плодородные долины, угодливо и покорно распластавшиеся у основания гор. Бархатная растительность умиляла пластичностью и нежностью, мягкостью и ласковостью. Изящное колдовство дарило те свойства бытия, без которых не возможны любовь и наслаждение.

Неповторимый гротеск "бесконечности" создавала бескрайняя морская гладь, открываемая широкими воротами Коринфского залива. Ее свойства вызывали ощущение возможной, безграничной, но опасной свободы. Изящная цветовая гамма вырывалась из узких ущелий, перетекая в гипнотизирующую все живое и мертвое чистейшую лазурь. Целомудрие морской глади создавало иллюзию защищенности от невзгод. В нем как бы растворялась предрассветная мгла, его силой и властью отталкивались от горизонта тяжелые ночные облака, разрывалась в клочья летаргия ночи, таял дремотный сон отдохнувшей природы. Свидетели такого колдовства – люди, звери, деревья и скалы – застывали в неописуемом восторге, страхе, радости и наслаждении.

Бог, только он, мог выбрать столь живописное место для своих многозначительных деяний, для разговора со слабыми и грешными людишками. Миссию рупора должны были выполнять избранные, доверенные Божьей воле лица, свидетели его всемогущего разума, безошибочного проведения. Создание здесь великого храма напрашивалось само собой. Словно в насмешку над формальной логикой, пришло на землю утверждение, озвученное непростым человеком: "Избранные проверяются ямой". В том месте уже была вырыта глубокая яма. Приковылявшие к ее краю души низвергались в бездну пророческих откровений, подвергались основательной проверке и отбору. Порученцы и поручители, обвиняющие и виновные сплетали здесь в трагическом танце житейских и Божественных откровений – так судьба выносила свой приговор – ободряла или казнила, награждала или избивала. Для всех было очевидным наличие души, мозга и плоти, объединенных в единой человеческой сущности, управляемой Богом. Действия земных тварей предопределены Всевышним, его программой преобразований жизни не Земле.

Историки спорят: был ли на Парнасе первозданный город Ликория, о котором свидетельствует паросский мрамор? Нет достаточных оснований для отрицательного ответа. Но более выражена память о двух других, поздних городах, покрывших себя воистину вселенской славой – это о Дельфах и Елатии. Они – две жемчужины в короне греческой Фокиды. Первый город – пристанище Богов, культовый центр; второй – сосредоточение светской жизни, мирской суеты, воинской славы и коммерческой предприимчивости. Спорить нет смысла, ибо древние утверждали: "Дельфийский Бог не говорит всего прямо, не скрывает, а – намекает". Не проникнуть нам в тайны тайн. Не услышать Божественных откровений.

Отвесные скалы Парнаса, нисходящие к покрову долин и морской глади, имеют вид живописных террас. Именно они и стали строительными площадками для городских достопримечательностей – храмовых помещений, стадиона, театра, жилищ. Все здесь сотворено из природного камня, отточенного умелыми руками людей по Божьему вдохновению. Прекрасные колоннады, крутые, но удобные лестницы, зрелищные арены с амфитеатром каменных скамей, улицы, идеально вымощенные, сочетались с буйством природной и окультуренной растительности.

Фоном строительного великолепия были Федриады – северные скалы высотою 200-300 метров, отражающие лучи солнца, и потому "блестящие" в течение всего дня. Западные вершины оправдывали свое прозвище – Родини, т.е. розовые. Восточная скала – Флембукос зловеще пламенела, словно предупреждая заранее о своей страшной миссии – с нее сбрасывали приговоренных на смерть святотатцев.

Греки не сомневались, что в глубокой древности оракул принадлежал Гее – Богине Земли и Посейдону – властелину морей, колебателю земной коры – это он так шутил или гневался, вызывая страшные бури. Гея в порыве добродетели подарила оракул Фемиде – Богине правосудия, а та передарила его Аполлону. Посейдон же не стал спорить, а уступил свое место и переселился на остров Калаври. Храм был создан в честь великого Божества – Аполлона – этого загадочного, противоречивого, как все незаурядное, существа: он внушал ужас, сея смерть, и, вместе с тем, являлся покровителем целителей, света, искусств, прорицаний, общественных дел. Вера в него пришла из древнего Востока, обнажив сиро-хеттские корни первородного культа. В оракуле сохранились атрибуты почитания и женской Богини Геи. И всегда – в период Темных веков, микенское время – Дельфийский оракул был центром политических движений. Здесь высшая каста жрецов оформляла своими советами и прорицаниями колонизацию окружающих народов, установление тираний и их крушений. Но здесь же, даже на уровне богов и богинь, зарождались и разворачивались интриги, приводящие к безумству в мыслях, желаниях и действиях – расплатой за все за это была всемогущая смерть. Стоит ли говорить о простых смертных. Великие и пустячные полководцы, трусливые и бесстрашные сатрапы являлись помолиться к оракулу, здесь они внимали советам и прорицаниям, но никого еще не спасали благодеяния истиной, ибо символ космитеческого развития была, есть и будет формула – "ИНТРИГА-БЕЗУМИЕ-СМЕРТЬ".

В притворе храма начертаны вещие слова-призывы: "Познай себя", "Ничего слишком", "Поручись и неси убыток" и многие другие изречения. Они – некий моральный кодекс, программа поведения входящему в грешную жизнь человеку. Все остальные конструкции являлись оформлением сцены действий, театра, творчества, игры огромной толпы, считающей себя свободными гражданами или рабами, супругами или незамужними, детьми или взрослыми. Но каждому из них уже было ниспослано пророчество жрицы Пифии: "Блаженный и вместе несчастный, родившийся на радость и на горе"! Так вещий оракул начинал действовать.

Собственно оракул – это большая пещера, расположенная в одной из скал, из расщелин в сводах и полу которой курился душный газ. Жрица, уже предварительно выдержавшая пост, омывшая тело в Кастальском ручье, одурманивалась дымом жженых листьев лавра и мирры, затем ее усаживали в кресло на треножнике над расщелиной в струях поднимающихся подземных паров. Сперва для такой роли подбирали юных дев из народа, но потом остановились на зрелых женщинах – от 50 лет и более. Век их был коротким, ибо они подвергались сильному хроническому отравлению дурманящим газом и различными специальными снадобьями. Но миссия пифий хоть и была трагична, являлась, бесспорно, весьма почетной. Мудрые служители культа сберегали молодость, чтобы быстрее погубить старость. Первичной была жизнь, ее носители, вторичной – старость и смерть. И в том заключалась щедрость человеческой души и величие разума. В том исполнялся основной закон бытия – ветхая плоть отторгалась, оставляя простор для развития и наслаждения новой перспективе, передающей эстафету продолжения жизни на земле.

Никто не мог напрямую обратиться к Пифии, ее щитом был жрец-пророк. Всевластный профот Никандр расшифровывал загадочный "бред", доносившийся из-за зеркалья, и записывал вещее слово стихом в размере гексаметра. Жрецы вели хроники, отслеживали изменение политической ситуации, повороты общественной жизни. Женщины, приходящие со своими приземленными просьбами, вообще, не имели право напрямую обращаться к оракулу – требовалось посредничество мужчины. Оракул обычно молчал в зимние месяцы, когда Аполлон отбывал к гипербореям.

Тогда в Дельфах господствовало другое Божество – Дионис. Это был веселый Бог – покровитель вина, виноделия, растительности и плодородия. Рождение его было трагично и великолепно, ужасно и чудесно. Известно, что Зевс-громовержец любил прекрасную Семелу, дочь фиванского царя Кадма. Но, как всегда водится, нашлась отверженная женщина – то была Гера. Она и затеяла коварную интригу. Зевс, воспылав от любви к Семеле, пообещал ей выполнить любое желание. Тут Гера и нашептала несмышленой конкурентке коварную просьбу – явиться Зевсу к брачному ложу во всем великолепии бога-громовержца. Но ритуал такого "явления" опасен по своей сути: громовержец в руках держал молнию, рассыпавшую вокруг искры и пламя; все грохотало, сотрясалась земля. В ужасе пала на землю Семела, сжигаемая пламенем. Но, умирая, она успела родить сына – Диониса. Густой плющ обвил слабое дитя сочной порослью, прочными листьями. Плоть доброго ласкового растения спасла дите от огня. Зевс подобрал слабого ребенка и для пущей надежности зашил его в бедро. В теле великого бога Дионис окреп и родился вторично из плоти мужчины. Но не было у Бога-громовержца времени на воспитание отрока. Тогда Зевс призвал Гермеса и повелел ему отнести малыша к сестре погибшей Семелы – к Ино. Опять мстительная богиня Гера вмешалась в судьбу Диониса. Она лишила разума мужа Ино – Атаманту. Тот, в приступе ярости, убил своего собственного первенца и погнался за убегающей женой, спасающей теперь уже своего воспитанника. Только вмешательство Гермеса спасло Диониса. Дальнейшее его воспитание было передано нежным и любвеобильным нимфам Нисейской долины. Они, видимо, и посвятили Диониса в тайны женской любви, безотчетного веселья, привили ему вкус к мирским радостям и наслаждениям. В благодарность за сей труд, Зевс забрал их впоследствии на небо, откуда они, лучезарные, уже многие века подмигивают земному люду глазами ярких звезд – Гиад из созвездия Тельца. Души лучезарных и игривых звездочек продолжают смущать покой маленьких деток и развращать неопытных юношей. Вот почему так любят людишки шарить по небу ищущим взглядом, отыскивая свою единственную, неповторимую Звезду. Романтизм звездного неба отвлекает даже вполне зрелых мужчин и женщин от поиска реального предмета любви здесь, на родной, грешной Земле. Все звездочеты, астрономы и поэты – поклонники Диониса, последователи хоть в малом его стиля жизни.

Ясно, что с приходом Диониса мир получил прекрасного, могучего бога, дающего людям радость и силы, сохраняющего плодородие садов и полей. Он бродил со свитой неунывающих молодых менад и грузных сатиров с хвостами и неуклюжими козлиными ногами. Пьяные и веселые те существа разгуливали по всему свету, распевая песни, танцуя с беззаботными вакханками под аккомпанемент свирелей, флейт и тимпанов. Сопровождает Диониса мудрый и преданный учитель – старик Силен. Он, как правило, восседает на осле, опираясь на мех с вином. Венок из плюща украшает его лысую голову, добродушная улыбка озаряет лицо. Никто никуда не спешит – веселая процессия медленного продвигается по зеленым лужайкам, тенистым лесам, удобным тропам. Вся бездарная борьба с пьянством увядает на корню, когда в дом стучится веселая компания, сопровождающая счастливого Диониса.

История ведает приданием о том, что враги часто докучали веселому божеству, пытались отравить ему жизнь. С ними бог разбирался сурово. Доставалось и тем, кто не уважил его вниманием и гостеприимством. Так были превращены в летучих мышей три дочери царя Миния, не пожелавшие принять приглашения Диониса на очередную вакханалию. Морских разбойников, пытавшихся одеть на него оковы, он превратил в дельфинов. Жадного до богатств Мидаса, выпросившего у него волшебное свойство все превращать в золото, Дионис наказал опасностью смерти от голода и жажды, ибо любая пища и напитки превращались в руках скопидома в презренный металл.

Память о добром и злом, веселом и печальном, встречающимся в жизни на каждом шагу, приковывала внимание людей к культу замечательного бога. Особо усердствовали по части поклонения Дионису женщины – существа нежные, чуткие и чувственные. Они всегда находились под гипнозом его обаяния. Молодые и старые, бедные и богатые, прекрасные и безобразные фурии тянулись к той безотчетной свободе, искрометной веселости, неукротимому любовному буйству, которыми были обделены в силу традиционного воспитания. Аполлон позволял лишь любоваться своей красотой, Дионис властно призывал пользоваться свободой и счастьем, показывая пример такого рода рачительного отношения к мгновению жизни.

Ничего нет удивительного, что как только в зимний месяц Дадафорий наступал период праздников Диониса, толпы женщин устремлялись из Афин на Парнас через Виотию. Они шли с пением и плясками, составляя на ходу веселые хороводы. Ощущение близости к чувственности знаменитых Фиад удесятеряло страсть поклонения излюбленному богу. Но кульминация вожделения, отчаянные оргии, начинались на Корикийской скале – любимом приюте птиц и пристанище духов. Так вещал мудрый провидец – Эсхил. В глубине той скалы находилась сталактитовая пещера, получившая свое название от имени знаменитой нимфы Корикии. Именно здесь, на скале и в пещере, предавались зачарованные Фиады, сбросившие с себя на короткий период оковы благонравия и политеса, посвящению в таинства Диониса, а заодно и Аполлона. Многие покрывали козлиными шкурами обнаженные тела и среди разожженных костров начиналась "оттяжка" по всем правилам самых диких пиршеств и разнузданных сексуальных игрищ. Происходил совокупный гипноз обалдевшей от свободы и порока толпы женщин. Вмешиваться в него никто не имел право, можно было только наблюдать из далека, что и делали многочисленные завистливые зеваки. В своих отчаянных оргиях Фиады, мечущиеся по террасе Парнаса с факелами в одной руке и жезлами, обвитыми плющом и виноградными листьями – в другой руке, как бы возбуждали к жизни умершего Диониса. Все это яркое действо было обрядовым спектаклем, изображавшим сложную судьбу любимого бога – его страдания, радости, смерть и возвращение к жизни. Конечно, к судьбе уравновешенного и строгого Аполлона такой театр не имел никакого отношения.

Еще Гомер свидетельствовал о женщине, как целомудренном существе. Исключение тогда делалось лишь Гетерам. Антигона, засыхая в верности, обезвоживая свое прекрасное тело потоками слез, ожидала своего суженного – Софокла целую вечность. Такая жертва и была эталоном поведения достойной женщины. В Спарте холостые подвергались бесчестию. Там женщина рассматривалась как орудие обязательного деторождения, у которой их отбирало государство и воспитывало в казармах: питало за общим столом, учило воинскому искусству, поощряло и наказывало. Солон – предводитель Афинян ввел должности специальных чиновников – гинекономов, обязанность которых заключалась в наблюдении за поведением женщин в общественных местах. Но тот же Солон организовал первые государственные публичные дома. Но такие акции закабаляли или распускали плоть, тело, возможно, разум. Душа же оставалась свободной – ею распоряжались лишь Боги. От Души брали свое начало мысли и поступки. Именно от нее началась и продолжается по сею пору жизнь на Земле.

Светское воспитание плоти не единожды плутало по темным закоулкам меняющихся понятий о нравственности. Но при этом не затрагивалась чистота души, а возможные малые пятна пошлости на ее изящной поверхности смывались последовательными перевоплощениями людей, отживших свой век на земле – они начинали еще и еще, один за другим, витки жизненной спирали, проходившие через массивы последующих поколений. Порой эротический цинизм окончательно побеждал женское и мужское добронравие. Но страдало только тело, воспринимая болезни греха, душа же в худшем случае пробуксовывала в развитии. Так случилась банальная гадость: проституция была реорганизована в источник частного и государственного дохода. Еще один злободневный пример: известно, что гетера Таиса – наложница Александра Македонского, – умудрилась подловить великого завоевателя в пьяном угаре и склонить поджечь дворец Ксеркса. Торгуя телом, она оставляла чистой душу, ибо мстила Персии за сожжение ее родного города Афины. Оказывается бывает и святая месть, не затрагивающая качество душевных порывов. Так проявляются антиподы человеческой сущности – падение в бездну заурядного плотского греха и восхождение к вершинам душевного целомудрия. Кто-то должен был совместить две ипостаси.

Дельфийский оракул выполнил ответственную миссию в век политеизма – он возглавил работу по воспитанию человеческой души, но не очень пачкался совершенствованием плоти. И в том заключалась великая мудрость: все равны перед Богом, ибо только ему принадлежат наши души – все без исключения. Только Он распоряжается земной жизнью – Он один полновластный судья, даритель смеха или плача, радости или горя. Святая мудрость храмового устройства и обеспечивала доверие, почитание, тяготение и приятие Дельфийского оракула практически всеми, без исключения. Многие великие и выдающиеся с почтением посещали оракул, находя в его советах опору для достижения душевного равновесия. Являлся сюда и Великий из великих – Александр Македонский. У него не всегда хватало терпения выдержать весь ритуал общения с Пифией, выдерживать традиционные перерывы между пророчествами. Может быть, по молодости и ортодоксальности, но, скорее, из-за психологической доминанты, присущей наследнику великого царя, своего отца – Филиппа, – Александр тянулся к культовым таинствам, черпал в них поддержку своим начинаниям. Слова прорицателей словно бальзам поощрения окропляли разум и сердце великого полководца – они положили начало установки на безусловную победу.

Александр помнил науку, преподанную ему Аристотелем: существует Всевышний Разум, многими называемый Богом, постичь возможности которого смертному не дано. Но избранные – это наместники Всевышнего Разума на Земле. Они наделены способностью общения с заветными локусами Вселенского информационного поля. Черпая из него тайные откровения, посвященные, слушая команды из космоса, разбираются в предначертаниях судьбы.

Александр относил себя к избранным, посвященным, в том убеждали его постоянно мать, близкое окружение, мудрый наставник Аристотель, жрецы. О том же толковал ему при индивидуальном общении Дельфийский Оракул. Надо ли сомневаться в справедливости таких утверждений?! Но сомнения все же периодически у Александра возникали и тогда он отправлялся на повторную встречу с маститыми жрецами и прорицательницей Пифией.

Аристотель был посвящен в тайны жреческой магии, – скорее всего он намекнул и Александру о существовании матрицы воли Всевышнего Разума, определяющей все повороты судьбы живущих на Земле, любые события их охватывающие. Дельфийский Оракул – это отблеск Вселенской энергии, проникающей через ту ячейку матрицы, которая определяет особую мишень восприятия Космоса земными существами. Потому именно на определенном месте был создан Храм, ставший центром духовной жизни. Ничего так просто не происходит во Вселенной, вообще, и на Земле, в частности.

Необходимы точки соприкосновения Вселенского Разума с человеческим интеллектом, – трансформации высших команд в сигналы, понятные человеку. Вселенскому Разуму достаточно с помощью несложной команды изменить не на долго режим вспышек и появления пятен на Солнце или чуток отодвинуть, наклонить хотя бы, орбиты Луны или Марса, тогда начнутся невообразимые катаклизмы на беззащитной планете Земля: землетрясения и потопы, голод и мор, крушение жизней и судеб людей, ползающих подобно муравьям или червям под недремлющим оком Космоса.

В одночасье может резко возрасти притяжение человеческих душ для каких-то Вселенских надобностей. Мертвые тела, – остывшая и разлагающаяся плоть, – Космос не интересуют. Белковые отбросы, как не суетись, достанутся остающимся на Земле, но душа будет свободной. "Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых" (От Марка 12: 27). Может быть, по молодости у Александра и были сомнения в отношении порядка вещей, однако все преобразуется. Мировоззрение прежних и нынешних Великих приблизится к более позднему заверению Посланца Бога: "Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих мертвецов; а ты иди, благовествуй Царствие Божие" (От Луки 9: 60). И Александр постепенно стал ощущать себя адептом Божьей воли, проводником высокой миссии.

Глобальность возможностей Вселенского Разума, его величие вводило Александра в транс, в оцепенение. Он завидовал воле Богов, их масштабности и старался дознаться у Пифии: "Кто есть он сам"?! Но Пифия, словно издеваясь и насмехаясь над потугами добраться до истины, каждый раз повторяла одно и тоже: "Ты есть великий человек"! Ему же хотелось слышать другое: "Ты есть Бог"! Жизнь скоро докажет, что Пифия была права: его претензии на равенство Божеству были ошибкой, некой интригой человеческого разума, за которой следует безумие и смерть. О том предупреждали его неоднократно и другие прорицатели, в том числе и Аристотель, гадавший по внутренностям животных. Они предсказывали Александру славную, но короткую жизнь, – раннее приближение заурядной смерти, свойственной всем земным странникам. Александра, безусловно не волновала будущность его плоти, его заботили лишь новые воплощения души.

Уважая Дельфийский Оракул, Александр, видимо, все же мечтал о своем городе-храме. Наверное ему казалось, что собственный оракул будет послушнее, покладистее и откроет ему ту правду, которую он ожидал от прорицателей. Великий царь стал строить свой город – Александрию (Аль-Искандарию) на берегу Средиземного моря, в области дельты священного Нила. Здесь все было, как задумал сам Александр Македонский. Однако новых прорицаний, отменявших предостережения о ранней смерти, не поступило.

Одно понятно, что великие люди стремятся создавать что-то подобное первозданному оракулу, и новый вещун в известной степени поддерживает своего создателя, ибо место выбранное для строительства не случайно, – оно тоже попадает в отблеск матричной ячейки. К сожалению, сама матрица имеет свойство смещения, переноса луча космического воздействия на другие локусы Земли. Так постепенно увял и Дельфийский Оракул; Александрия переродилась в известный морской порт и крупный город с населением более двух миллионов человек. Святости этого места не хватило даже для того, чтобы уберечь останки Александра Македонского от надругательства и уничтожения. Свойства оракула растаяли, а, скорее всего, переместились в другие загадочные места на земном шаре. Будущие поколения землян разыщут их, если будет на то воля Господа Бога.

Еще в молодости Александр Македонский, уже насладившись запахом крови, всегда сопутствующим его блестящим и молниеносным победам, посетил философа Диогена, валявшегося в задумчивости на песке. Император готов будет удовлетворить любую просьбу философа, но тот своим примером преподнесет новый урок понимания свободы разума, отрешенности от мирской суеты. Нищий философ не пожелает впустить Александра в сферу своих раздумий. Александр останется в блески славы, продолжая наслаждаться никчемным разрушительством, властью, мирской суетой.

Александру – человеку, не чуждому наукам, ученику выдающегося Аристотеля, захочется приобщиться к великой "вере разума". Но в течение жизни им руководила нескончаемая страсть – страсть покорителя и завоевателя. И он останется заложником этой страсти: воинский успех – это тоже своеобразная интрига, за которой следует одно лишь безумие и смерть. Неимоверная энергия, сила воли, дисциплина разума полководца вела в далекие славные походы беспощадных хищников – воинскую стаю покорителей народов и государств.

Много крови и слез было пролито, мириады смертей и новых рождений сопровождали эту великую интригу завоевания, перекройки мира. Единение и гармония Души, Мозга, Плоти, отпущенные Богом Александру, были по Всевышней воле мобилизованы на выполнение особой миссии. Только так создается гений, способный творить чудеса, не зависимо от того, что им руководит, – "белые" или "черные" силы. Тысячи душ погибших в беспощадной мясорубке войны вернулись к истинному хозяину жизни – к Богу. Для очищения скверны они были опять вселены в тела простых смертных и начали отсчитывать виток за витком новые периоды развития цивилизации.

Дельфийский Оракул продолжал зорко следить за неожиданными поворотами судьбы достижимых его взору человеческих общностей: жрецы пытались еще и заглянуть в будущее. Адепты храмовой философии не вмешивались в сложный процесс первозданных преобразований, подчиняющийся генеральной формуле: рождение – жизнь – смерть. Но, поддерживая тайный контакт с зазеркальем, они озвучивали Божью волю в доступной для понимания простых людей форме. И в миру продолжал действовать извечный, самый справедливый, но безжалостно неотвратимый Закон: "В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах превратишься" (1 Моисеева, 3: 19).

1.1

Рассказ этот, может быть, излишне выспренний и многоцветный, затейливо сплетался одним из трех сидящих в утлом помещении – в цокольном этаже старой петербургской больницы, расположенной на берегу фонтанной реки. В далекие царские времена здесь доживали свой век нищие старухи, душ эдак пятнадцать-двадцать или немногим более того. Здесь же размещалась акушерская школа. Тогда богадельни организовывались, как правило, именитыми особами царских кровей. В том заключалось различие века нынешнего и минувшего. Эгоистичные монархи, оказывается, считали нужным печься о подданных, причем делали это на собственные деньги.

Неподалеку от больницы между Египетским и Калинкиным мостами располагался комплекс строений иного свойства и предназначения. Но уже сочетание "египетского" и "калинкина" свидетельствовало о традиционной несуразности семантики не только русских слов, прямых и отвлеченных понятий, но и, скорее всего, русской души.

Комплекс зданий Экспедиции заготовления государственных бумаг (ЭЗГБ) совершенно некстати сочетался с богадельней. Подобный альянс был уместен разве, что при слиянии кнута и пряника, рогов и копыт, хвоста и желудка. ЭЗГБ создана при самом тесном участии Агустина Бетанкура, итальянца по происхождению, члена-корреспондента Французской Академии наук, политического диссидента в Западной Европе, но желанного гостя в крепостной, отсталой стране, славившейся самой консервативной монархией, то есть в России. "Разве может человек доставить пользу Богу? Разумный доставляет пользу себе самому" (Кн. Иова 22: 2).

Трудно определить, кто все же больше выступал в роли покорителя и покоряемого, – масса иностранцев-мигрантов или рабы российские, которых больше устраивала жизнь дремучая. Ясно, что все происходит по воле Божьей: значит Всевышнему угодны были небольшие инъекции европейской культуры в ленивый славянский мозг. Бог посылал на русскую землю тех властителей, которым доверял известные преобразования. И они старались, каждый по-своему. "Во все дни определеннаго мне времени я ожидал бы пока прийдет мне смена" (Кн. Иова 14:14).

Сам этот комплекс промышленных зданий в историческом аспекте был то же анахронизмом. Здесь изначально, при проектировании и строительстве, были заложены передовые технологии производства, обгоняющие Европу, забота о рабочих в виде высочайшей зарплаты, по сравнению с другими предприятиями. На 3700 работающих имелись казенные квартиры, школа на 160 учащихся, ясли на 60 детей, лазарет со стационаром на 44 койки, столовая на 600 посадочных мест, свой театр. На работу в ЭЗГБ принимали только при наличие двух поручителей: если новичок не выдерживал испытание на добронравие, прилежание и дисциплину, то увольняли всех троих – претендента и поручителей. Все это никак не вязалось с тем, что войдет в жизнь коллективов заводов и фабрик в советские времена, когда власть официально перейдет в руки самого народа. Оказывается современные выкрутасы макро-и микроэкономики, являющиеся сутью подходов передовых экономистов, давно внедрялись на территории необъятной России. Но делалось это "в отдельно взятом" уголке Санкт-Петербурга.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26