Теща Темного Властелина

Евгения Барбуца

Теща Темного Властелина

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Посвящается моей семье. Родные, все совпадения случайны, честно-честно!

Пролог

Ноги жутко болели, дыхание давно сбилось, но она не могла остановиться. Ее гнал страх. Страх и любовь. Она должна добежать. Обжигающе соленые слезы застилали глаза, но она не могла их смахнуть. Руки были заняты тяжелым свертком.

Сколько она уже так бежит сквозь эту проклятую чащу? Ее снедало беспокойство за мужа. Сердце гулко билось о ребра, в боку кололо, низ живота тянула острая боль. Хотелось упасть и не вставать, и будь что будет, но она должна была бежать, должна спасти.

Стук сердца заглушал любые звуки. Плохо, очень плохо, она должна слышать окружающий мир. Она должна знать, с какой стороны погоня. Да где же этот проход?

– Мамочка? – завозился ребенок на ее руках. – Где мы?

– Спи, сына, мы идем к бабушке. – Говорить тяжело.

Но ребенок не должен догадаться о грозящей им опасности. Ее мальчик не должен бояться.

– А где папа?

– Папа сейчас разбирается с нехорошими дядями.

– Правда? Он посадит их на кол? – В голосе сына слышится воодушевление.

А она ведь просила мужа не рассказывать ребенку о своих былых подвигах, пока тот не станет постарше. И мама говорила, что такие сказки не для детской психики.

– Конечно, он же Темный Властелин как-никак. – Неудачная попытка улыбнуться.

И тут она услышала самый страшный звук, лай урганов – ищеек, специально выведенных для поимки опасных преступников.

Глава 1

Дан

– Внук, обед готов, прошу к столу! – слышу сквозь музыку в наушниках крик бабушки.

– Ба, щас подойду! – отозвался я, убивая очередного монстровидного симпатягу пришельца, не забывая комментировать при этом. – Минус!

– Внук, прекращай выражаться, как австралопитеки из подъезда. Живо за стол! – донеслось до меня. У бабули историк в друзьях водится – в периоды, когда не мигрирует на свои раскопки.

Моя бабушка – учитель по призванию, сеет в детях разумное, доброе, вечное, то есть ужас, отчаяние и уважение. Истинный преподаватель русского языка, что в школе, что в университете, что в жизни. Правда, на пенсии, но, как говорится, замашки прирожденного чекиста ни одна пенсия не скроет. Но справедливости ради стоит отметить ее неординарность, стойкий характер, незаурядный ум и строгую выдержку. В наше время таких уже не делают, как она сама и говорит. Но, несмотря ни на что, она у меня либеральная и продвинутая. Я бы сказал прокачанная и тюнингованная.

Ну серьезно, кто в ее годы будет выглядеть лет на пятнадцать моложе? Вот у Пашки из второго подъезда бабушке всего пятьдесят семь, а она старая, сморщенная и на лавочке семечками обстреливает соседей. Слышала бы меня сейчас бабушка! Она обожает, когда я ее нахваливаю. Бабуля вообще во мне души не чает. Правда, это не спасает меня от ежедневного повторения падежей и чтения Толстого наряду с другими классиками. Вы когда-нибудь читали всего Толстого? Нет? Вот зачем вы хвастаетесь? Издеваетесь, да? Молчите, изверги, я и так знал, что вам повезло, и вы отделались пересказом «Войны и мира» в двух словах.

В общем, бабушка-педагог – это проклятие и благословение в одном флаконе. Все было бы не так страшно, если бы мы жили раздельно, но судьба посчитала, что я не должен наслаждаться жизнью постоянно, и пришлось мне жить с бабулей, в то время как мои предки скрылись в направлении родной страны отца. Папа у меня из далекого восточного государства, находящегося в постоянном состоянии революции. Мать, как истинная дочь моей бабушки, посчитала себя женой декабриста и отправилась вслед за батей, у которого суперсекретная важная работа. С собой меня ни разу не брали из-за бесконечных боевых действий на родине отца. По мне, так предки просто сбежали от бабули, а меня оставили на откуп.

Нет, я, конечно, люблю свою старушку, и даже очень, но временами она меня просто убивает. Бабуля, кстати, была изначально против. Нет, не того, чтобы я жил у нее, а против, чтобы мама выходила замуж за отца. Но потом вроде бы свыклась с мыслью о горячей неотечественной крови в семье. Мое рождение окончательно примирило ее с моим отцом, но категорический отказ родителя перебраться в Россию заставил ее вновь вспомнить педагогический опыт. Как отец выдержал этот прессинг, знает, наверное, только он, но всякий раз, когда он приезжал к нам в гости, я замечал, насколько храбро папа избегает близкого общения с бабулей. Мама рассказывала, что бабушка со словами: «Я все-таки сделаю из тебя человека, чурка ты нерусская. Прояви знание повелительного наклонения – подойди, великий и могучий будем изучать!» – принялась за его воспитание и образование по ускоренному курсу. И это при том, что у отца очень сильный и властный характер. Бабуля виртуозно владеет всеми вариантами отечественной речи. Я как-то подслушал ее разговор со слесарем, тогда-то и убедился в том, что родная бабуля виртуоз родного могучего. Короче говоря, бабушка даст сто очков любому Андрею Малахову и Тине Канделаки с их незакрывающимися ртами. Но эту свою черту она показывает только в состоянии неконтролируемого бешенства. В такие моменты окружающим лучше найти ближайшее убежище от ядерного удара и сидеть там до конца своей жизни, потому что моя бабуля из вредности их пережить может. Но я вам об этом не говорил, а то бабушка обидится и я не получу любимых блинов с творогом.

Так, скрепя сердце, выключив комп, я поплелся на кухню.

Ирма Львовна (она же в будущем Ирва)

Слышу шарканье шагов – любимый и единственный внук кушать идет. Подростки. За свою долгую педагогическую практику я повидала много детей и их проблем. Мой Данюша не исключение, несмотря на весь мой опыт, мы все же не избежали неурядиц. И конечно, во многих неприятностях внука виноваты его родители – они оставили сына, вернувшись в далекую страну его отца. Угораздило же дочь в этого дипломата диких краев влюбиться! Уехала она за ним на родину зятя, названия которой я не то что выговорить не смогу, я его просто запомнить не в состоянии. Долго искала это государство на карте мира, даже в Интернете смотрела. Не нашла. Зять, правда, предупреждал, что территория очень маленькая и вот уже двадцать лет там чрезвычайное военное положение. А моя доченька, моя кровиночка отправилась вслед за этим… дипломатом нерусским, одним словом. Хорошо хоть сына догадалась оставить со мной. Теперь я получаю от нее письма стабильно раз в два месяца. И это в век технологий! У них там что, Интернета нет? Уж сколько раз я ее просила со мной по Скайпу связаться, так нет, ей не то что с родной матерью поговорить некогда, ей с сыном пообщаться времени не хватает. Хорошо хоть раз в год приезжает, видите ли, у них граница закрытая, выбираться часто не получается.

Уж как я Азара – зятя – просила русское гражданство получить! У меня же связи в министерстве есть, смогла бы договориться о быстром решении проблемы. Мой бывший студент на данный момент занимает весьма высокий пост, а мне он многим обязан, помог бы без возражений. Так нет, зять в позу встал и ни в какую не соглашается, баран иностранный. А Маринка ему поддакивает. И в кого она такая упертая? Подозреваю, что в отца, вот бы еще точно вспомнить, кто он.

– Бабуль, опять борщ? Не хочу, – слышу голос любимого внука за своей спиной.

– Данюша, тебе восемнадцать лет, прекрати канючить, словно пятилетнее дитя, – взглянула я на него строго. Поправила пучок на затылке и села за стол, подавая тем самым пример внуку.

Посмотрела на ребенка. Что-то мне его цвет лица не нравится. Он вроде и спортом увлекается, и школу закончил на «хорошо», и в технический вуз поступил без проблем, но все мне кажется, что ему чего-то не хватает. Я внуку никогда ничего категорично не запрещала. Он рос добрым мальчиком, физически сильным и развитым не по годам. Смышленый ребенок, общительный, и даже слишком. Как-то он еще в детском саду разоткровенничался с воспитательницей. И ведь смог ее убедить, паршивец такой, в том, что мы семья настолько бедная, что ему не всегда на еду денег хватает. Воспитательница, молодая, наивная, а главное, новенькая, прониклась и начала ему сладкое из дому таскать. Пока меня с заведующим не встретила. Заведующий детского сада был моим бывшим учеником, с которым мы до сих пор поддерживаем дружеские отношения. Тогда-то и выяснилось, что мы вполне даже не бедствуем, а у ребенка попросту шла вторая неделя наказания под кодовым названием «никакого сладкого, даже сахара».

Вспоминая того шалопайского мальчугана, сейчас я смотрю на уже взрослого молодого человека с широкими плечами, темными, слегка вьющимися волосами, такими же темными глазами, обрамленными длинными густыми ресницами, прямым носом, слегка резкими чертами лица и понимаю, что ему от меня достался лишь характер. И я точно уверена, что сей факт не является хорошей новостью.

Вот от отца ему досталась мощная харизма и даже в некотором роде надменность. От матери бесшабашность. А от меня все самое плохое. Хитрый, изворотливый, умный, с хорошей реакцией, и все это мой внук. Горжусь. Вот только гложут меня сомнения, смогла ли я его правильно воспитать. С его матерью я допустила явный просчет, иначе бы она не выскочила за этого иностранца. Подруги, с которыми я делилась беспокоящими меня вопросами, недоумевали. Я же педагог с сорокалетним стажем, как я могу ошибиться в том, что касается воспитания? А вот могу. Не раз была свидетелем, как отличнейшие учителя ломали жизни и характеры своих детей, я всегда боялась повторить их ошибку. Вот и дочери возражать не стала, когда та бросилась вслед за мужем, чтоб ему икалось. Конечно, сначала я себя изводила волнениями, переживала, как она там – не убили ли, не болеет ли. А потом смирилась. Все же ее счастье для меня важнее. Она мое солнышко, золотистая ясноокая блондинка со взбалмошным характером. Умница и красавица, почти интеллигентка. Почему почти? Ну так я не изверг, свое дитя от жизни отрывать. Впрочем, если бы с ней что случилось, я бы первая об этом узнала, ибо есть между нами странная, почти мистическая связь. Так что уверена, что дочь если не счастлива, то весьма довольна своей жизнью.

И Азар ее действительно любит. По глазам вижу. Вот только характер у него тяжелый. Властный. И мрачный он очень. Когда Марина привела его знакомиться (а я, как обычно, бестактно выказала свое скромное недовольство), так он та-а-ак на меня взглянул, что взгляд ректора нашего университета, когда я отказалась принимать экзамен у студента по блату, показался милой лаской. Но, как говорят мои студенты, облом подкрался незаметно. Я и не таких в своей жизни встречала, так что мне его гневные взгляды оказались безразличны. А уж когда я за него взялась всерьез, Азар вообще проникся, по словам внука. Чем зять там проникся, я так и не поняла. Я думаю, что уважением, внук говорит, что ужасом. А дочь просила поберечь слабую нервную систему ее любимого.

– О чем задумалась? – осведомился любимый потомок.

– Ни о чем серьезном, – ласково улыбаюсь уминающему за обе щеки ребенку.

– Бабуль, когда ты так вот ни о чем думаешь, впоследствии происходит какая-нибудь гадость, – фыркнул внук.

– Не выражайся за столом, – одернула я. – Сегодня мы едем на дачу.

Я увидела, как скривился любимый отпрыск.

– Бабуль, у меня на сегодня планы, – начал он осторожно. – Да и зачем тебе эта дача? Мы там раз в три года появляемся, и то на час.

– Знаю я твои планы – сначала пиво со шпаной, а потом Машка из второго подъезда. Только у Машки тоже планы, по имени Васька из третьего подъезда.

Теперь лицо потомка уже перекосило. Люблю я людей шокировать, что поделать. А над родным внуком слегка поиздеваться для общего тонуса – святое дело. Он это называет стебом. Никогда не любила сленг, но тесное общение с молодежью накладывает определенный отпечаток на речь, невзирая даже на высшее филологическое образование и многие годы практики. Да что там речь – такое общение даже на характере сказывается.

– Бабуль, вот ты откуда про пиво знаешь? – грозно нахмурился он.

– Данюш, я же не запрещаю. А вот Машку запрещаю, у нее каждый вечер новые планы, и так со всем районом. Побереги здоровье, внук, – попросила я. – Сдается мне, что с ней даже контрацептивы не помогут.

– Дача так дача, – быстро согласился он. – Но что ты там забыла?

– Мне тут недавно вспомнилось: четыре года назад сделала заначку в томике Блока, надо бы забрать, пока склероз не подкрался.

– Тебе что – денег не хватает? – удивился внук. Тут он прав, живем мы в достатке, можно сказать, в изобилии.

– Данечка, я письма спрятала, а не деньги. Старые, дорогие моему сердцу письма. Они, между прочим, ценнее денег будут. Хорошо, твоя мать о них в последнем послании напомнила.

– То-то ты их ныкаешь, а потом забываешь куда, – фыркнул внук. – И не называй меня так.

– А ты не издевайся над русским языком, – возмутилась я.

Дан

У бабули сегодня было садистское настроение, поэтому вместо такси мы на злополучную дачу отправились в автобусе. И это было что-то, скажу я вам. Переполненная маршрутка при своем появлении напомнила мне банку селедки. А пассажиры от этой самой селедки ничем особенным не отличались, такие же выпученные круглые глазки, те же склизкие тельца и открытые рты. На улице плюс тридцать шесть. Когда мы все же загрузились в этот мини-ад, я для бабули умудрился выбить место. Пришлось одному не очень порядочному парню с жутким перегаром попрыгать на ноге, передавить руку и нечаянно врезать под дых, чтобы он не начал возмущаться. Тот оказался понятливым и уже после второго удара сполз с сиденья, на которое я и определил бабушку.

Во всей поездке был лишь один плюс – симпатичная рыжая девица с шикарным декольте, что сидела справа, ради такого я честно отстоял все два часа пути. Ну и, конечно, любимая музыка в наушниках от мп3-плеера.

Наконец мы оказались на нужной остановке. Поселок, где находилась наша дача, являлся элитным, со шлагбаумом и пунктом охраны, все как положено. Охранники здесь хорошие и бабулю знают, несмотря на наши редкие визиты, они ее очень уважают. Бабуля мило улыбалась и бодро топала в сторону нашей дачи, а я скучающим взглядом окинул замки соседей. Ничего не изменилось, те же трехметровые заборы, те же камеры слежения на всех углах, и даже башенки из-за заборов привычные торчат. Те же пустынные улочки, покрытые асфальтом. Бабуля говорит, что еще лет одиннадцать назад здесь почти никого не было, поселок был заброшен. А вот когда бабушкин друг отгрохал себе дачу на лоне дикой природы, бизнесмены оценили и потянулись друг за другом осваивать территорию.

И вот, пока мы бодро шагали по раскаленному асфальту мимо английских газонов, пока я наслаждался музыкой, из-за приоткрытых ворот одного особняка выскочил здоровущий ротвейлер. Несется на большой скорости, глаза бешеные, слюна капает, рычит, как бензопила, морда оскалена, зубы с мой средний палец… Жуть, короче. Первой мыслью было – я не успеваю закрыть бабулю, она впереди меня шагала.

Я, словно в замедленной съемке, вижу эту зверюгу. Кожей ощущаю злобу и жажду крови. Даже молиться начинаю, чтобы зверь бабулю не тронул. Пусть лучше на меня кидается, она же старенькая, сухонькая, а я молодой, сочный, мое мясо нежнее будет. Сам я с низкого старта подрываюсь в сторону бабушки, дабы успеть ее отбить.

– Стоять! – рявкнула любимая родственница и подняла ладонь вверх.

Я остолбенел. Псина тоже. Стоит, хлопает черными круглыми глазами недоуменно. Только сейчас понимаю, что не дышу. Выдохнул. Можно расслабиться.

– Сидеть, – сказано это было таким тоном, что даже я с трудом удержался от того, чтобы не опустить свою пятую точку на асфальт.

Пес сел. По-моему, он сам в шоке от того, что выполняет приказы моей любимой родственницы. А я начал оглядываться в поисках хозяев зверюги, все-таки у нас редко ворота открытыми оставляют. Пес тем временем высунул язык и лег на асфальт.

– Я не разрешала лежать. Сел на место, – властным тоном приказала бабушка. Пес сел. И даже попытался скулить. – Говорить будешь, когда я позволю.

Все, попал ротвейлер.

– Абрамович! – услышал я голос со стороны злополучных ворот.

Нашему взору явился пухлый мужичок в спортивных штанах и дорогущих мокасинах.

– Ирма Львовна? – удивился он. Потом посмотрел на собаку и опять на бабушку. Побледнел. – Ирма Львовна, Абрамович вам ничего не сделал?

Это он пса так назвал? Я еле сдерживался, чтобы не заржать. За что он так собачку? У меня даже гнев пропал на нерадивого козла – то есть, я хотел сказать, хозяина животинки.

– Витюша, ты почто собачку без присмотра оставляешь? – ласково спросила бабуля.

Все, и мужик попал. Она такая ласковая только в случае большого гнева. Я решил молчать, не дай моб[1], попаду под горячую руку.

– Ирма Львовна, я не думал… – начал мямлить мужик. А бабуля в него свой коронный взгляд уперла. Не завидую я данному любителю животных. С чего вдруг мне лицо его знакомо? По телевизору видел? Ого, кажется, это тот мужик, что в мэры баллотироваться собрался.

– Не думал он. Это талант – не думать, Витюш. Вот скажи мне, если ты за собакой своей присмотреть не можешь, то как городом управлять собрался?

У дядьки даже уши покраснели. Мне его жаль стало.

– Ирма Львовна… – начал мужик укоризненно. И выглядел он как школьник, которого за курением застали, причем за первым.

– Что – Ирма Львовна?! А если бы твой Абрамович на внука моего напал? – рыкнула бабуля. – Твой пес мне ребенка покалечить мог.

Я поперхнулся. Мужик напрягся. Абрамович устыдился.

В каком месте я ребенок? Начинаю выразительно сопеть. Зачем она вообще меня впутала? Я мог бы и сам с чинушей поговорить, но с другой стороны, бабуля – авторитет.

– Ну…

И вновь его перебила бабуля:

– Не мямли. Значит, так. Собаку свою держишь в закрытом вольере высотой с твой забор, подальше от людей и детей. А в понедельник отправишься в наш университет, ректору с ремонтом актового зала поможешь. И чтобы я больше не видела этого зверя без намордника, – сурово глянула на собаку бабуля. А, ну тогда понятно. Обижаться я перестал.

На этом инцидент был исчерпан, и мы направились к своей даче.

В отличие от соседей, наше строение выглядело почти убого – одноэтажное здание с шикарной мансардой и двухметровым забором. Дачу бабуля получила от одного почившего друга. Чую, не только друга, но в личную жизнь родной бабушки лезть себе дороже, там черт ногу сломит.

Сейчас же мы успели попить чай из старинного самовара, бабуля такие любит, и принялись за поиски заначки.

– Ба, нет здесь ничего! – ору я, выползая из залежей макулатуры, что свалена у дальней стены мансарды.

– Может, я его в старой пристройке оставила? – задумалась она.

– Бабуль, ты там с самой постройки дачи не появлялась, – возмутился я. Возмутился справедливо, мне же туда лезть придется.

– Внук, прекрати артачиться и давай уже лезь в пристройку.

– Ба, я же там ни разу не был, что где лежит – не знаю. Может, сама? – лучисто улыбаюсь, надеясь на снисхождение.

– Данюш, пожалей бабушку. Я уже старенькая, косточки не те, давление скачет, ревматизм зверствует. А не дай Чехов я в темноте упаду и что-нибудь себе сломаю? Вот что ты будешь тогда делать? – припечатала меня бабуля тяжелой артиллерией.

– Ладно. Но ты все равно со мной пойдешь. Там же электричества отродясь не было, вот и посветишь фонариком.

Фонарь мы нашли, впрочем, он больше напоминал этакий мини-прожектор. Пристройку тоже нашли, она находилась в самом дальнем углу нашего немаленького участка. Мы туда на моей памяти действительно еще не заглядывали. А выглядело злополучное помещение как грубо сколоченный сарай. Электричество не проведено, что с крышей, тоже неизвестно. Наверняка все помещение украсила пыль и паутина. Хотя мне уже все равно, я и так весь грязью покрыт, пока домашние закрома разбирал, успел уделаться по самое не могу.

Как ни странно, дверь в пристройку открылась легко и без скрипа, они были качественно смазаны солидолом. И даже тяжелый металлический засов легко сдвигался. Это должно было меня насторожить, вот только не насторожило.

– Бабуль, посвети, – вошел я.

Любимая старушка шагнула следом. Мы сделали еще два шага в черный провал, когда мир вдруг потемнел и резко взорвался светом.

Стоим мы посреди огромной комнаты. Нет, даже не так. Это был огромный зал, как в ролевых играх про рыцарей. Как на картинках. Нет. Круче. Короче, красиво, пафосно, шикарно. Че за фигня?

Слегка подташнивает, и голова кружится.

– Маразм подкрался незаметно, – потрясла головой бабуля.

– Ба, ты это тоже видишь? – осторожно спрашиваю я.

Она осмотрелась. Потом подозрительно сощурилась, глядя на меня.

– Внук, скажи честно, что ты куришь? – и улыбается так ласково-ласково.

– Бабуль, ты не переживай, я не курю и другой дурью не балуюсь, – решил я ее успокоить. – Подозреваю, мы просто отравились газом.

– Какой газ?! У нас везде сплошь электричество! – возмутилась бабуля.

– Ну или чаем. Сама недавно заставила меня в Интернете искать информацию о недобросовестном производителе, – а сам моргаю часто-часто, потому что начал еще и маленьких уродцев за бабушкиной спиной видеть.

– Вот творительный падеж! – Это она у меня так ругается. При мне не выражается. – Что я твоей матери скажу? Что мы вместе смотрим галлюцинации вместо вечерних новостей?

– Бабуль, а ты что видишь-то? – решаю уточнить, а то говорят, что люди не могут наблюдать одни и те же глюки одновременно.

Она огляделась.

– Что за синтаксис? – вырвалось у нее. Я посмотрел в ту же сторону.

Мы точно одни и те же глюки смотрим. На нас злобно взирал маленький, черненький, сморщенный гад. И вовсе это не изюм, а что-то низкорослое, черное, морщинистое. Нос похожий на клюв, глаза большие, раскосые, черные, рот с клыками, уши острые. Одет в подобие смокинга, волосы черные, похожие на паклю.

– Люди?! – заверещал этот бред наркомана. – Откуда? Хозяин будет недоволен!

И опять мысли пронеслись вихрем в моей голове. Галлюцинации? Нет, бабуля тоже это видит, значит, реальность. Жертва опытов? Потайная дверь в лабораторию? Как-то сомневаюсь, что лаборатории и жертвы опытов будут у нас на даче размещаться, да и выглядят они, судя по фильмам, по-другому. Розыгрыш? Чей? Никто не знал, что мы отправимся сегодня на дачу, а уж того, что полезем в злополучную пристройку, тем более никто не предполагал. А если бабуля? Смотрю на нее. Тоже думает. Не в ее стиле такие глупые шуточки откалывать.

Чудик продолжал что-то верещать мерзким голосом. Бабуля, кажется, конкретно зависла.

– Бабуль, я вроде понял, что все это значит, – решил я начать издалека. – Ты только сильно не переживай и не волнуйся.

– Внук, я пережила Горбачева, развал Советского Союза, Ельцина, дефолт и даже свадьбу твоей матери, так что выкладывай все, что знаешь, – подняла она бровь.

– Понимаешь, я про подобное книжку читал. Зашли в дверь, оказались в другом месте. Еще и чудики странные вокруг бегают. – В этот момент черный верещать о своей загубленной душе перестал и слегка прифигел от нашей наглости. Мы его игнорировали, за интерьер восприняли, непорядок. – Так вот. Ба, все хорошо… Мы в другой мир попали. Ну или реальность, смотря какие определения здесь используют.

И по моему лицу расплылась глупая улыбка. Я сам-то верю в это? Почему бы и нет?

– Э… Внук, зря я тебя литературой пичкала, – сокрушенно покачала бабушка головой.

– Так вы иномирцы? – подал голос остроухий. И что-то мне в его словах не понравилось.

– Данюша, на каком языке разговаривает сей субъект? – решила уточнить бабуля.

– Определенно, – кивнул сам себе черный карлик. – Темный Властелин иномирцев запретил. Хозяин их любит, Властелину не выдаст. Живыми точно не выдаст.

…Сходили, блин, за письмами.

Глава 2

Ирма Львовна (она же в будущем Ирва)

– Ба, все хорошо… Мы в другой мир попали… – слышу слова внука, но не могу осознать их смысл. В ушах слегка шумит после столь резкой смены декораций, в моем возрасте от таких потрясений можно и инфаркт подхватить. Тьфу ты, синтаксис, инфаркт же можно получить. Или схлопотать?

Что за бредовые мысли сейчас роятся в моей старой головушке? Тут у нас с родной кровиночкой совместные галлюцинации и странного вида иностранцы. Точнее, один – черненький, маленький, сморщенный карлик. И лопочет он что-то на своем непонятном наречии, а внук его внимательно так слушает. А может, все-таки маразм? В моем возрасте большая часть моих знакомых этим страдает, а иногда еще и глупость свою недугом прикрывают. Я с симптомами ознакомилась, но нынешняя ситуация больше запущенную форму шизофрении напоминает. Дожила, на старости лет собственная голова подвела, а у меня только на нее надежда была, тело-то, чай, немолодое стало. То ревматизм не вовремя проснется, то зрение совсем оплошает.

– Данюша, на каком языке разговаривает сей субъект?

Смотрю на любимого потомка и осознаю, что ему сия ситуация нравится не больше, чем мне. Но вот карлик еще что-то сказал, и внук нахмурился сильнее. Данюше не идет грозное выражение лица, он сразу становится похожим на своего папашу. Тут я застонала – вспомнила про дочь и зятя. Как я им это объяснять-то буду?! Да меня его родители на фонетический разбор раскатают. Впрочем, я сама себя на звуки готова разложить за неосмотрительность. Ну как мы могли угодить в подобную ситуацию? Кстати, почему все-таки я не понимаю, о чем говорит мой потомок и чернявый карлик? Странный язык. Может, звучание незнакомой речи, а может, карлик помог примириться с мыслью о другом мире, после чего в глазах у меня слегка потемнело, и я начала оседать на пол. Пол мраморный, даже по виду холодный, чего уж говорить об ощущениях, а мне на старости лет совсем не хочется в придачу ко всему пневмонию подхватить.

И еще до того как я растянулась на холодных мраморных плитах, меня подхватили чьи-то сильные руки. Открываю глаза, и сквозь туманное марево проступает лицо любимой кровиночки. Бледненькое такое личико.

– Бабуля, тебе плохо? Сердце?! Бабуля, не молчи!

– Почки, – проворчала я, совсем уж придя в себя.

– Что? – не понял внук.

– Говорю, не дождешься, – пытаюсь вывернуться из рук любимого потомка, а он вцепился и не отпускает, и глазенки такие испуганные-испуганные. – Рано тебе еще наследство получать. И вообще, поставь на родину.

– Бабуль… на родину – это неактуально сейчас, – замялся внук.

Но на пол меня все же поставил.

– Это еще почему? Мы же как-то сюда попали? Значит, и обратно так же отправиться можем?

– Не. Не можем, – грустно вздыхает он.

И тут нашу беседу перебивает карлик. Какой невоспитанный индивид. Внук все внимательно выслушал, а потом и мне объяснил.

– Бабуль, мы попали в другой мир через портал, который, к несчастью, односторонний и гуляющий в придачу. Но хозяин вот этого вот, – и Дан некрасиво ткнул пальцем в карлика, – поможет нам уйти обратно в наш мир. Но пока хозяин занят, нам предлагают отдохнуть и погостить временно у них в замке.

– Прекрасно, мы же давно никуда не выбирались после тура по Европе. Данюш, да мы с тобой оригиналы, всю Россию объездили, за границей были. Теперь вот тур по другому миру получили. Прелесть какая. А дальше что? На Марс отправимся? Хотя нет, не люблю красные пески, давай уж лучше на Венеру. Давно мечтала. Внук, ну ты сам подумай, какой, к орфографической матери, другой мир? Это же противоречит всем известным законам.

Нервы уже не выдерживают. Я понимаю – внук, он еще, по сути, подросток, ему легче смириться с перевернувшимся представлением о мире. Но я другое дело. Я прожила долгую жизнь, со мной много чего случалось, да и чудес я немало повидала. Но как-то вот так сразу и безоговорочно поверить в другой мир я не могу. Это же противоречит человеческому пониманию бытия. Хотя… нет, не противоречит. Помнится, не один древний философ размышлял о множественности реальности. И будем надеяться, что это все-таки другой мир, а не внезапный маразм. Но как же мне тяжело принять факт того, что мы так вот просто, перешагнув порог старой кладовки, оказались в другом мире. Дети проще воспринимают реальность и ее неожиданности, они просто принимают это как данность, верят и приспосабливаются. Взрослые зачастую сходят с ума. Они начинают выяснять причины и следствия. Не верят, пытаются бороться, что их и ломает. И только редкие индивиды с нестандартной психикой и восприятием мира не ломаются, а продолжают жить и получают от этого выгоду. Я видела это во время развала СССР, то же было во время дефолта. А старики… Нам ничего не остается, кроме смирения и созерцания. Удел молодых – борьба. Удел стариков – наблюдать и оберегать. Ох, лучше бы это был маразм!

– Бабуль, этот недорослик говорит, что может доказать, – посовещавшись с карликом, сообщил Дан.

– Данюш, не обзывай людей, – поморщилась я. – И ладно уж, пусть доказывает.

– Ба, да какой он человек? Он тролль обыкновенный, подвид домашний, – радостно сообщает внук. Я уже начинаю мечтать о сердечном приступе.

Нас вели сквозь коридоры, по обстановке напоминающие замок в Гатчине. В итоге завели в другой зал и подвели к огромному окну. Я вообще заметила, что окна здесь гигантские. У проектировщика комплексы? Так вот, подвели нас к окну и ткнули в небо пальцем. А там… маразм крепчал.

Два солнца весело светили с бледно-голубого неба, где летали гигантские птицы. Одна из этих птичек приземлилась на расчищенную площадку. Это было нечто. Я даже не знаю, как это классифицировать, не то что обозвать. Голова орла, тело льва, мощные крылья и хвост. Хвост – тема отдельная. Вроде бы он похож на львиный, вот только покрыт перьями. Мелькнула мысль, что это не окна, а хорошо замаскированные ж/к телевизоры. Но карлик будто прочел мои думы и щелкнул пальцами. Огромная створка гигантского окна отворилась быстро и бесшумно. Повеяло свежим ветерком. Я даже руку протянула проверить – действительно не фокусы.