Военные тайны ХХ века - Восточный рубеж. ОКДВА против японской армии

До начала войны предусматривались подбор и подготовка людей в первую очередь из рабочих и крестьян, а также использование национальных противоречий и национально-освободительного движения. Считалось, что, используя это движение, «можно достигнуть гораздо больших результатов, чем на фоне классовой борьбы». В Москве полагали, что умелый подход к национальному вопросу в таких странах, где национальные меньшинства играют крупную роль, может создать кроме возможности организации восстаний базу для выполнения отдельных диверсионных задач в военное время.

В мирное время предусматривалось также и изучение объектов, на которых предстояло действовать во время войны, Всё, что должно было быть выведено из строя, взорвано и уничтожено, тщательно изучалось ещё в мирное время. Сюда входило изучение важнейших стратегических железнодорожных магистралей и крупных морских портов, военных заводов и складов, а также промышленных предприятий, которые будут играть главную роль в случае войны в деле снабжения армий. Иными словами, в мирное время должна вестись тщательная и всесторонняя разведка всей страны, определявшейся как вероятный противник в будущей войне. И, конечно же, накопление ещё в мирное время необходимых средств на территории будущего противника. Имелись в виду запасы стрелкового оружия и, конечно же, взрывчатки для подрыва объектов железнодорожного транспорта, складов и вывода из строя телефонной и телеграфной связи.

Предусматривалось, что с приближением войны необходимо будет организовать активные выступления: массовые протесты, демонстрации и забастовки. А к моменту развёртывания армий противника переходить к актам саботажа, крестьянским вооружённым выступлениям, партизанским действиям и национальным революциям. В записке отмечалось: «Перечисленные выше формы активного содействия Красной Армии являются основными формами, которые нужно заранее организационно подготовить и планомерно осуществить».

«Краткая записка…» с грифом «Сов. секретно» была общей директивой для разработки более конкретных рекомендаций для каждой страны, которая могла рассматриваться как возможный противник в будущей войне. Это относилось не только к будущим противникам на Западном театре военных действий, но и к дальневосточному региону. Были составлены подробные карты с обозначением важнейших стратегических объектов для уничтожения в Корее, Маньчжурии и в самой Японии. К картам по каждой стране прилагались объяснительные записки. Очевидно, для конспирации все разведывательные, диверсионные и партизанские действия на территории соседних стран и в мирное, и в военное время именовались антивоенными действиями.

Вот некоторые выдержки из «Объяснительной записки к объектам антивоенных действий в Японии». «Зависимость от импорта горючего и боязнь быть отрезанными от источников импорта в военное время заставляет Японию накапливать громадные запасы нефти и прочих нефтепродуктов уже в мирное время. Большая часть этих нефтепродуктов размещается в крупных нефтехранилищах». По имевшимся в Москве данным, 80 % запасов нефти принадлежали морскому ведомству и были сосредоточены в 11 нефтехранилищах, из которых 6 были расположены под землёй. Эти хранилища, по мнению авторов записки, «всегда остаются уязвимыми и представляют прекрасные объекты для действий антивоенных сил». Основной вывод: «Разрушение (поджог) крупнейших нефтехранилищ может парализовать действия новых боевых средств (авиация, танки) и морского флота, особенно если оно будет комбинировано с подводной блокадой Японии».

Диверсии на крупных хранилищах горючего являлись основными в действиях «антивоенных» сил. Вторыми по значению и уязвимости для диверсионной деятельности считались транспортные системы Маньчжурии, Кореи и самой Японии. В записке отмечалось: «Важнейшие железные дороги в самой Маньчжурии проходят по районам, охваченным широким партизанским движением, и уже теперь являются важнейшим объектом действий антияпонских сил. В военное время они представляют прекрасный объект для антивоенных действий». Очень перспективным для диверсионных действий в военное время считались порты в Японии, Маньчжурии и Корее, а также железные дороги Кореи и самой Японии. Большое значение придавалось разрушению линий связи и высоковольтных линий электропередачи, снабжающих электроэнергией крупные индустриальные центры на японских островах.

Баланс сил к 1933 году

Что представляла армия возможного противника на Востоке? После начала агрессии в Маньчжурии в информационно-статистическом отделе Разведупра была создана специальная группа, которая занималась сбором, систематизацией и анализом всей поступающей в Управление информации о вооружённых силах империи. При этом в первую очередь собиралась информация о японской армии. Использовалась вся открытая литература, информация, получаемая от агентуры военной разведки в Маньчжурии, а также материалы, получаемые из других источников, в том числе и от «соседей» – политической разведки (ИНО ОГПУ). Всё это позволяло иметь достаточно полное представление о том, с кем придётся столкнуться в случае резкого обострения обстановки на Дальнем Востоке.

2 января 1933 г. информационно-статистический отдел Управления разослал основным отделам Штаба РККА аналитическую справку о перспективных планах и расчётах японского генштаба. В этом документе на основе имеющейся в Управлении информации давалась численность и вооружение японской армии мирного и военного времени. В документе отмечалось, что в военное время пехотные части утраиваются и доводятся до штатов военного времени. Общее число дивизий доводится до 51, из них 35 перво– и второочередных и 16 резервных. В мирное время японская армия имела 17 пехотных дивизий. Общая численность стрелковых войск, по подсчётам аналитиков разведки, должна была составить в военное время 808 380 человек. Стратегическая конница в военное время удваивается, составляя 8 кавалерийских бригад, и доводится до штатов военного времени. Её общая численность должна была составлять 54 940 человек. В каждой кавалерийской бригаде предусматривалось иметь автобронедивизион в составе 20 бронемашин и 20 мотоциклов с калясками и пулемётами (65).

В военное время утраивалась и артиллерия. 15 артиллерийских полков лёгкой полевой артиллерии мирного времени развёртывались в 31 полк первой и второй очереди и 14 полков третьей очереди с общей численностью в 86 030 человек. Полевая тяжёлая артиллерия в военное время утраивается из 8 полков мирного времени в 16 полков 150-мм гаубиц и 6 полков 105-мм пушек. При этом пушечные полки должны быть полностью переведены на механическую тягу. Все гаубичные и пушечные полки должны иметь 66 530 человек. Артиллерия РГК имеет на вооружении гаубицы крупного калибра, которые перевозятся на механической тяге в разобранном виде и 150-мм пушки. Эта артиллерия в военное время развёртывается в 12 дивизионов с общей численностью в 19 500 человек. Зенитная артиллерия в военное время развёртывается в 3 полка и 16 дивизионов с общей численностью в 29 410 человек (66).

Развитию бронетанковых войск в Японии придавалось особое значение. И это было вполне естественно, так как в начале 30-х эти войска бурно развивались во всех крупнейших странах мира. Но здесь возможности империи были весьма скромными, так как её танковая промышленность только начинала развиваться и до крупносерийного производства современной, по тем временам, бронетанковой техники было ещё далеко. Танковые части в военное время развёртывались в 26 танковых батальонов. Из них 6 батальонов должны были войти в состав двух механизированных бригад, формирование которых предусматривалось в 1933 г. Общая численность – 1156 лёгких и средних танков и 6090 человек личного состава. Бронеавтомобильные части в военное время развёртывались в 19 автобронедивизионов. Из них 8 должны были входить в состав кавалерийских бригад стратегической конницы, а 11 поступали в распоряжение армейского, фронтового и главного командования. В этих частях предусматривалось иметь 570 бронеавтомобилей и 3630 человек.

В военное время предусматривалось развёртывание 12 отдельных батальонов связи, которые должны были предоставляться армиям, фронтам и главному командованию. Железнодорожные войска удваивались и доводились до 16 железнодорожных батальонов для эксплуатации главных участков железных дорог в основном на маньчжурском театре. Существовавшие в армии мирного времени 17 инженерных батальонов, входившие в состав пехотных дивизий, утраивались и развёртывались в 43 батальона по одному на каждую пехотную дивизию армии военного времени. Общая численность войск связи, железнодорожных и инженерных войск армии военного времени по расчётам аналитиков Разведупра составляла 66 000 человек.

Численность ВВС определялась в 109 авиационных рот (истребители, разведчики и бомбардировщики). При этом учитывалось интенсивное развитие самолётостроения в Японии в 1932 г. и возможность увеличения авиации в армии военного времени. Общее число самолётов аналитики определяли в 1800 боевых машин при численности личного состава в 20 500 человек. В армию военного времени включались также обозные части численностью в 150 000 человек и санитарные части и учреждения общей численностью 218 000 человек. Общая численность армии военного времени империи определялась в 60 000 офицеров, 184 000 унтер-офицеров и 1620 тысяч рядовых (67).

Конечно, ни в Хабаровске, ни тем более в Москве не предполагали, что в случае возможной войны почти двухмиллионная армия империи будет брошена к советским дальневосточным границам. Какие-то части останутся на островах, в Корее, на Формозе. Но и того, что будет сосредоточено против границ Союза, будет достаточно для того, чтобы вооружённый конфликт был долгим и тяжёлым. Поэтому противостояние на дальневосточных границах продолжалось и в последующие годы.

Примечания

1. Подробно об этом: Асик М. Вооружённые силы Японии. М., 1934.

2. Документы внешней политики. Т. 14. С. 529.

3. РГВА. Ф. 37977. Оп. 5. Д. 278. Л.131.

4. Там же.

5. Там же. Л. 133.

6. Там же.

7. РГА. Фонд Токийского трибунала. Приговор.

8. Бушманов Н.С. Боевые действия японской армии в Маньчжурии и Шанхае. М., 1940. С.15.

9. РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 9. Л. 9.

10. Там же. Л. 36.

11. Сапожников. Б.Г. Китай в огне войны. М., 1977. С. 28.

12. Там же.

13. Документы внешней политики. Т.14. С. 529.

14. Там же. С. 542.

15. Там же. С. 559–561.

16. РГВА. Ф. 37977. Оп. 5. Д. 266. Л. 51.

17. Там же. Л. 58.

18. РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 38. Л. 48–49.

19. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 185. Л. 1–9.

20. РГВА. Ф. 37977. Оп. 5. Д. 278. Л. 149.

21. Там же. Л. 170–171.

22. РГВА. Ф. 37977. Оп. 5. Д. 278. Л. 177.

23. Там же. Л. 182.

24. Там же. Л. 213.

25. Там же.

26. Там же. Л. 417.

27. Там же.

28. РГВА. Ф. 37977. Оп. 5. Д. 289. Л. 4.

29. Там же. Л. 5.

30. Там же. Л. 8.

31. Там же. Д. 279. Л. 5.

32. Там же. Л. 9.

33. Там же. Л. 10.

34. Там же Л. 16.

35. Там же. Л. 475.

36. ГРУ. Дела и люди. С. 289–290.

37. Бушманов Н.С. Указ. соч. С. 114–115.

38. РГВА. Ф. 37977. Оп. 5. Д. 279. Л. 232.

39. Бушманов Н.С. Указ. соч. С. 114–115.

40. РГВА. Ф. 40442. Оп. 2а. Д. 61. Л. 38.

41. Из исторической справки к фонду 32114 РГВА.

42. РГВА. Ф. 40442. Оп. 1а. Д. 791. Л. 45–48.

43. Там же. Л. 23.

44. Там же. Д. 928. Л. 4.

45. РГВА. Ф. 31983. Оп. 22. Д. 974. Л. 20 и 24.

46. РГВА. Ф 33987. Оп.3. Д.403. Л. 10–12, 24, 50–52.

47. РГВА. Ф. 33879, Оп. 1. Д. 566. Л. 1.

48. Там же. Л. 2–3.

49. РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 39. Л. 131.

50. РГВА. Ф. 4. Оп. 14. Д. 586. Л. 164.

51. РГВА. Ф. 31811. Оп. 12. Д. 562. Л. 112.

52. РГВА. Ф. 40442. Оп.1а. Д. 791. Л. 60–61.

53. РГВА. Ф. 40442. Оп. 2а. Д. 61. Л. 38.

54. РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 38. Л. 1.

55. Там же. Л. 123.

56. Там же. Л. 131–132.

57. Там же. Л. 65.

58. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 185. Л. 76.

59. Там же. Л. 78.

60. Там же. Л. 81.

61. РГВА. Ф. 4. Оп.19. Д. 13. Л. 10–12 и 18.

62. Там же. Л. 21.

63. Там же. Л. 113.

64. Лёд и пламень. Сборник. Владивосток, 1976.

65. РГВА. Ф. 40442. Оп. 1а. Д. 828. Л. 5–7.

66. Там же. Л. 8–9.

67. Там же. Л. 10–11.

Глава вторая

Противостояние (1933–1935 годы)

1933 год

К 1933 г. Маньчжурия была полностью захвачена частями Квантунской армии. И началось вооружённое противостояние двух сил. Япония создавала плацдарм на азиатском материке, готовясь к будущей схватке за господство в Азии. На территории «независимого» государства строились аэродромы, способные принять тысячи самолётов из метрополии. Новые военные городки могли вместить дивизии императорской армии, перебрасываемые с японских островов. Новые железные и шоссейные дороги тянулись к Забайкалью, Амуру и Приморью. На другом берегу Амура и Уссури делали то же самое. В тайге строились аэродромы, на которые перебрасывались истребительные и бомбардировочные авиабригады из европейской части Союза. В построенных военных городках размещались прибывшие из других районов страны пехотные и кавалерийские части. По Транссибирской магистрали на Восток шли эшелоны с новейшей боевой техникой. Для удобства развёртывания армии в случае войны к границе прокладывались железнодорожные ветки и грунтовые дороги. Шло негласное соревнование между двумя странами – кто сделает больше. Больше построит аэродромов, казарм и дорог, больше сосредоточит военной техники и войск. В чью пользу будет баланс сил в этом регионе. Казалось бы, создав паритет, достигнув равновесия в силах на Дальнем Востоке, можно было остановиться, отдышаться, более спокойно подумать о будущем. Но об этом не думали ни в Токио, ни в Москве. В Токио мечтали о будущих захватах, а в Москве о реванше за разгром в Русско-японской войне.

И в этом соревновании островная империя проигрывала. Советский Союз захватил инициативу, создав перевес сил и в войсках, и особенно в средствах подавления: артиллерии, авиации и танках. И эту инициативу он не выпускал из своих рук до августа 45-го, когда загремели первые залпы советско-японской войны.

В июле 1933 г. губернаторы японских префектур на одном из совещаний внимательно слушали выступление военного министра генерала Араки. Речь была чрезвычайно важной. Министр, выражавший взгляды наиболее агрессивных и экспансионистских кругов армии, развивал перед губернаторами внешнеполитическую программу японской военщины. Высказав намерение осуществить вооружённое завоевание Японией Восточной Азии, не забыл оратор и своего дальневосточного соседа. «Япония должна неизбежно столкнуться с СССР, – заявил он. – Поэтому для Японии необходимо обеспечить себе путём военных методов территории Приморья, Забайкалья и Сибири».

В этой речи Араки высказался также по вопросу о «национальной обороне», осуществление которой позднее стало основным принципом экспансионистской внешней политики Японии. По словам генерала, национальная оборона не должна ограничиваться обороной самой Японии, она должна включать в себя завоевание других стран путём применения вооружённой силы.

Но генерал не ограничивался одними только выступлениями на официальных совещаниях. В том же году в своей статье «Миссия Японии в эру Сёва» он призывал к оккупации Внешней Монголии, как тогда называли в иностранной прессе МНР. Он заявил, что «Япония не желает, чтобы такой неопределённый район, как Монголия, существовал около сферы её влияния. Монголия обязательно должна быть Монголией Востока». В беседе с корреспондентом газеты «Геральд Трибюн» 28 августа 1933 г. Араки угрожал нашей стране «ударом со стороны Японии» (1). Последовал ли новый дипломатический демарш со стороны советского полпреда или он махнул рукой на очередное выступление воинственного генерала – неизвестно.

Английский военный атташе в Токио Джеймс в своей записке в Лондон, датированной 21 октября 1933 г., отмечал, что военные круги, которые представляет Араки, считают, что лучше «начать войну против России раньше, чем позже». Американский посол в Токио Грю также писал 18 июля 1933 г., что, по его мнению, Япония может принять решение «выступить прежде, чем Советская Россия станет сильнее» (2).

Показательно в этом плане донесение в Берлин германского военного атташе в Москве полковника Гартмана после его беседы 20 ноября 1933 г. со своим японским коллегой. В донесении полковник отмечал, что если верить высказываниям японского военного атташе, Япония может начать военные действия против СССР уже весной 1934 г. По его мнению, удар должен был наноситься через Монголию на Иркутск, то есть в обход группировки советских войск, сосредоточенной в Забайкалье. В своём следующем донесении от 10 января 1934 г. Гартман также указывал на то, что Япония намечает «вооружённое столкновение с Россией» и что японская армия «считает себя достаточно сильной для вооружённого столкновения с Советским Союзом». По его наблюдениям, в Японии господствует убеждение, что «конфликт неизбежен и затяжка только осложнит положение».

К 1933 г. военно-политическое положение Японии значительно изменилось. Обширная территория трёх китайских провинций, на которых было создано «независимое» государство, находилась в полном подчинении штаба Квантунской армии. Первая фаза знаменитого меморандума Танака, предусматривающая захват Маньчжурии, была выполнена. В точном соответствии с основными положениями этого документа началось планирование следующих этапов агрессии на континенте. Офицерам генштаба и штаба Квантунской армии уже виделись новые обширные территории, по которым, почти не встречая сопротивления, маршируют солдаты императорской армии.

Но это пока были только пожелания. Военные спорили, определяя возможные сроки начала будущей войны. И здесь не было единодушия. В июне 1933 г. проводилось очередное совещание руководящего состава сухопутных войск. И здесь, конечно, не обошлось без военного министра. Генерал настаивал на том, чтобы империя готовилась в первую очередь к войне с Советским Союзом, для того чтобы напасть в 1936-м. Раньше, очевидно, не получалось. Генералы Нагата и Тодзио считали этот срок нападения нереальным и требовали более основательной подготовки. Тодзио утверждал на совещании, что «Япония должна собрать воедино все ресурсы жёлтой расы и подготовиться для тотальной войны». Его поддерживал генерал Нагано, заявляя: «необходимо иметь в тылу 500-миллионный Китай, который должен стоять за японскими самураями как громадный рабочий батальон, и значительно повысить производственные мощности Японии в Маньчжурии». Иными словами, нужно было захватить центральные районы Китая, создать солидную военно-экономическую базу в Маньчжурии и реорганизовать армию, оснастив её новейшей военной техникой. Это был более реалистичный подход к проблеме войны с Советским Союзом. Но он был невыполним к 1936 г. Нужно было выиграть время, а для этого оба генерала предлагали возобновить переговоры с СССР о заключении договора о ненападении.

Очередной вариант уточнённого и детализированного плана «ОЦУ» был разработан уже в 1933 г. Для ведения войны против СССР предполагалось сформировать 24 дивизии, оснащённые новейшей военной техникой. Войну планировалось начать с удара в восточном направлении, чтобы отрезать, а затем захватить советское Приморье. После того как эта операция успешно завершится, ударная группировка японских войск должна была нанести удар в северном направлении, выйти к южному берегу Байкала, перерезать Транссибирскую магистраль и овладеть всем Дальним Востоком. Но для 1933 г. такие расчёты хорошо выглядели на бумаге. В реальности разместить 24 дивизии с соответствующими силами авиации на необорудованном и неподготовленном маньчжурском театре в 1933 г. было невозможно. Для этого нужно было строить и строить: железные и шоссейные дороги, казармы и склады, завезти огромное количество запасов и создать мощную аэродромную сеть. Поэтому план «ОЦУ» образца 1933 г. был очередной штабной разработкой – не более. Ничего реального за ней не стояло и ей пришлось пылиться в архиве до лучших времён.

* * *

Для начала 30-х было естественно, что оперативные планы для разных театров военных действий разрабатывались в штабах пограничных военных округов. В Тбилиси – штабе Закавказского военного округа, разрабатывались варианты оперативных планов войны с южными соседями: Турцией и Ираном. В Ташкенте – штабе Среднеазиатского военного округа – варианты планов войны с Ираном и Афганистаном. При этом в штабах никого не смущало, что с этими странами были нормальные дипломатические, а с Афганистаном и дружественные отношения. Штабные работники оттачивали своё оперативное мастерство, желая иметь в сейфах готовые оперативные документы на все случаи жизни. Такая же обстановка была и в Хабаровске. Начальник штаба ОКДВА становился в военное время начальником штаба Дальневосточного фронта. Ему и была поручена разработка записки по плану операции на случай войны с Японией. Документ был составлен в соответствии с общим оперативным планом 1933 г. по мобилизационному расписанию № 15 как вариант «ДВ-2».

В 1933 г. сил на Дальнем Востоке было ещё мало и, конечно, все оперативные разработки будущего штаба фронта были оборонительными. Основная задача фронта – оборонять территорию Дальневосточного и Восточно-Сибирского края и поддерживать революционный порядок на территории фронта. Очевидно, обстановка в этом регионе в связи с коллективизацией была весьма напряжённой, и войска фронта должны были выполнять также и карательные функции. Правый фланг войск фронта должны были прикрывать кавалерийские дивизии армии МНР, очень слабые и малочисленные по сравнению с частями японской армии. Они должны были оборонять территорию своей республики, обеспечивать правый фланг 13-й армии и действовать в направлении на Хайлар.

По данным 4-го Управления Штаба РККА, Япония перебросила в Маньчжурию более трети свих вооружённых сил мирного времени. Там находится около семи пехотных дивизий из 21 – 6, 8, 10, 14, 19, 20-я дивизии, одна пехотная бригада 7-й пехотной дивизии, 1-я и 4-я отдельные кавалерийские бригады и отдельная охранная бригада Южно-Маньчжурской железной дороги. По тем же данным в военное время против Дальневосточного фронта могут быть сосредоточены до 37–40 пехотных дивизий, 8 кавалерийских бригад, 2 механизированных бригад и до 15 танковых батальонов РГК. К этому добавлялись 3 пехотные дивизии и 3 кавалерийские бригады армии Маньчжоу-Го.

Командование фронтом считало, что основные группировки японской армии в случае войны будут сосредоточены в Приморье (12–13 пехотных дивизий и 3 японские кавалерийские бригады) и в Забайкалье (до 15 пехотных дивизий, 5 кавалерийских и 2 механизированных японских бригад, не считая войск Маньчжоу-Го). Остальные силы могут быть разбросаны на сунгарийском и благовещенском направлениях и использованы для десантов в районах Владивостока и Северного Сахалина. Учитывался и вариант, при котором сосредоточение японской армии и начало военных действий было возможно без формального объявления войны, а десантные операции могли начаться в первые дни конфликта.

При таком количестве японских войск, которые могли быть сосредоточены в Маньчжурии, задачи войск фронта могли быть только оборонительными. Оборону фронта предполагалось строить на пограничных рубежах (строящихся укреплённых районах) по основным операционным направлениям. При этом оборона Маньчжурского направления возлагалась на 13-ю армию в составе 6 стрелковых дивизий, одной механизированной бригады и одной кавалерийской дивизии. Оборона Приморья (иманского, гродековско, ольгинского и барабашского направлений) возлагалась на 14-ю армию в составе пяти стрелковых и одной кавалерийской дивизии, частей Гродековского УРа и Барабашского укреплённого сектора (3).

* * *

Во время конфликта на КВЖД в 1929 г. и в последующие годы на Дальнем Востоке был создан крупный центр военной разведки оперативно-тактического характера, ОКДВА была армией только по названию. Фактически в начале 1930-х, когда началось усиление дальневосточных рубежей, это был очень крупный и по территории, и по количеству войск пограничный военный окру г. В Хабаровске находились командование и штаб армии, а в штабе разведывательный отдел, закамуфлированный под номером четыре по аналогии с 4-м Управлением Штаба РККА.

Летом 1932-го начальник Разведупра Берзин назначил в Хабаровск своего соотечественника Августа Гайлиса (Валина) на должность начальника разведывательного отдела штаба армии. Он родился в 1895 г. В РККА с 1918-го, в разведке с 1920-го. Вначале помощник заведующего разведкой 4-й армии, потом в Разведупре был заведующим сектором информационно-статистического отдела. В 1923-м оканчивает Военную академию и направляется на нелегальную работу в Латвию. С 1926 г. полем его деятельности становится Восток. В 1926–1927 гг. он секретарь Китайской комиссии Политбюро, а в 1930–1931 гг. был военным советником ЦК Компартии Китая. В 1931–1932 гг. был помощником начальника агентурного отдела Разведупра и с этой должности отправился в Хабаровск. На посту начальника разведки ОКДВА находился до апреля 1937-го, а потом был вызван в Москву и несколько месяцев до дня ареста 30 июля руководил 2-м восточным отделом Разведупра. Через три месяца 26 октября комбриг Гайлис был расстрелян. Оборвалась жизнь ещё одного крупного разведчика, так много сделавшего для военной разведки на Востоке.

Помощником Гайлиса Берзин подобрал также латыша, но постарше и поопытнее. Христофор Салнынь родился в Риге в 1885 г., а в РСДРП вступил в 1902-м. Такого партийного стажа не было ни у кого в военной разведке. Участник первой русской революции, из-под ареста бежал и с 1908 по 1920 г. в эмиграции. В 1920-м выехал на Дальний Восток. На разведывательной работе в Китае находился до 1923 г. В 1923-м переброшен в Германию. Готовился «Красный Октябрь», и в эту страну направляли тех, кто имел боевой и революционный опыт. Того и другого у Салныня было в избытке, и он занимался созданием боевых нелегальных организаций Компартии Германии, организацией «красных сотен» в Тюрингии и сети подпольных складов оружия. В 1926–1929 гг. опять на Востоке – резидент в Китае. Участник конфликта на КВЖД – руководитель диверсионной работы в тылу китайских войск. В 1930–1932 гг. – разведывательная работа в странах Центральной и Восточной Европы. С октября 1932-го помощник начальника разведотдела штаба ОКДВА. Потом в 1933–1935 гг. начальник сектора этого отдела и в 1935–1936 гг. опять помощник начальника отдела. После этого с февраля 1936 по июнь 1937 г. заместитель начальника спецотделения «А» (активная разведка) Разведупра и командировка в Испанию – советником 14-го партизанского корпуса до марта 38-го. Потом вызов в Москву, арест и расстрел 21 апреля 1938 г. В июле 56-го реабилитация.

Со времён Российской империи пограничные военные округа имели свою агентурную сеть на территории сопредельных стран. Эта сеть обслуживала территорию в тактической зоне на глубину до 250 километров и отслеживала все изменения в пограничных гарнизонах и крепостях, а также внимательно следила за развитием железнодорожного строительства, которое велось по направлению к границам империи. Под пристальным наблюдением агентуры были также и перемещения войск в пограничных районах. В результате такой деятельности в штабах пограничных округов хорошо знали обо всём, что происходило за линией границы. После окончания Гражданской войны и установления границ на Западе и Востоке Разведупр взял на вооружение этот уже проверенный метод наблюдения за пограничной зоной возможных противников. Разведотделы западных пограничных округов: Ленинградского, Белорусского и Украинского «просматривали» территорию Финляндии, Прибалтики, Польши и Румынии, а южных округов: Закавказского и Среднеазиатского – пограничные районы Турции, Ирана и Афганистана. Это была обычная практика повседневной разведывательной работы в мирное время. На протяжении межвоенного двадцатилетия эта отработанная и проверенная десятилетиями система давала обильную информацию, которая учитывалась при боевой и организационной подготовке войск округов. Поступая в Москву, она существенно дополняла информацию стратегической военной разведки.

Разведотдел штаба ОКДВА не составлял исключения. После начала японской агрессии в Маньчжурии к уже имевшейся агентуре военной разведки в этом регионе добавляются новые резидентуры и агентурные сети. Идёт не только наблюдение за усилением и перемещением частей Квантунской и Корейской армий, но и проникновение в структуру японских военных органов на азиатском континенте. Информационный сектор отдела очень внимательно отслеживал всю иностранную прессу, которая поступала в Хабаровск из советских консульств в Маньчжурии, Корее и Японии. Вся собранная информация систематизировалась и анализировалась в военно-политических бюллетенях разведотдела. Это позволяло командованию ОКДВА и в первую очередь Блюхеру быть в курсе политических и военных событий в дальневосточном регионе.