Экспонат, или Наши в космосе

Александр Етоев

Экспонат, или Наши в космосе

Говорил тот, краснорожий, что вывалился из корабля первым. Сильно мятый, в пятнах масла комбинезон, продранные рукава и колени, ржавчина на пряжках и на заклепках. И сам он был вроде как не в себе. Дергался, приплясывал, изгибался — может быть, от волнения, а может, сказывались последствия неудачного входа корабля в атмосферу. Кольца, сетки, фляжки, ножи, помятая стереотруба, с два десятка непонятных приборов, оружие — словом, все, что было на нем, скрипело, звенело, булькало, скрежетало, не умолкая ни на секунду.

— Эй, длинный! Ты, ты, нечего оборачиваться. Тебе говорю: какая у вас планета?

Желтый палец пришельца то попадал в Пахаря, то промахивал мимо и тогда начинал выписывать в воздухе странные танцующие фигуры. Другая рука краснорожего крепко заплутала в ремнях, оплетавших его, будто тропические лианы. Он то и дело дергал плененной рукой, хотел вернуть ей свободу; плечо взлетало и падало под громкий хохот походного снаряжения, но рука оставалась в путах.

Пахарь, или Рыхлитель почвы, так его называли в деревне, стоял молча, локоть положив на соху и пальцами теребя густую рыжую бороду. Он чувствовал, как дрожит под сохой земля, и дрожь ее отдается в теплом дереве рукояти. Земля ждет, когда он, сын ее и работник, продолжит дело, взрыхлит затвердевший покров, и она задышит свободно сквозь ломкие развороченные пласты. Но этот чужой, что кричал от края поляны, и те, что с ним, и то, что было за ними, — большая круглая штука, похожая на дерево без коры, — мешали доделать начатое.

Он стоял и молчал. Ждал, когда они уберутся.

— Ты что, глухой?

Пахарь молчал.

— Или дурак?

Он почувствовал зуд на шее под рыжими лохмами бороды. Муравей. Высоко забрался. Пахарь повертел головой, потом пальцем сбросил с себя докучливого путешественника.

— Я спрашиваю, планета как называется, а он мне башкой вертеть. Ты Ваньку-то не валяй, знаем мы эти штучки.

Те, что выглядывали из-за спины говорившего — двое слева и двое справа, — с виду были немногим любезнее своего предводителя.

Говоривший, не дождавшись ответа, грозно насупился и подался на полшага вперед. Те, что стояли в тени его широкой спины, качнулись было за ним, но удержались — видно, подумали, что безопасность тыла важнее.

Вожак кожей почувствовал пустоту, холодком обдавшую спину, покосился по сторонам и отступил на прежнее место.

— Что это у тебя за уродина? — Голос его стал мягче.

Пахарь подумал: отвечу, может быть, уберутся пораньше.

— Со-ха, — ответил он скрепя сердце.

— Со-ха? — переспросил пришелец. — Ну и название. Со-ха. Ха-ха. Ты ей чего, копаешь или так?

Пахарь устал говорить. Одно слово — это уже труд. Но он сделал усилие и выговорил по складам:

— Па-хать.

— Па-хать, — повторил краснорожий и обернулся к спутникам: — Лексикончик. Зубы о такие слова поломаешь. «Пахать».

Пахарь стоял, не двигаясь. Он сросся с сохой, слушая гул земли. Но пока эти пятеро здесь, она и он, ее сын, будут терпеть и ждать.

Лицо Пахаря, заросшее дикой шерстью, его сильные, грубые руки, низко склоненные плечи — все в нем выражало полное безразличие к суете и словам пришельцев. Он смотрел на них и сквозь них. Так смотрят на свет сквозь пыльную чердачную паутину. Иногда Пахарь зевал, и на солнце вспыхивали желтым огнем его большие сточенные клыки.

Ни интереса, ни страха, ни удивления — ничего не отражалось в его застывшей фигуре. Он просто стоял и ждал. И земля ждала вместе с ним.

Пришельцы тем временем, сбившись в кучу, о чем-то тихо шептались. Шепот то поднимался волнами, и тогда над поляной воронами вспархивали слова: «в рыло», «с копыт долой», «пусть подавится», — то утихал до ровного мушиного гуда. Наконец, тот, что был главным, крикнул через поляну:

— Ну ладно, вижу, с тобой много не поговоришь. Значит, так. Бросай эту свою со-ху. Полезай вон туда. Дырку в борту видишь? Люк называется. Туда и полезай.

Пахарь стоял неподвижно. Только рыжие лохмы подрагивали на ветру, и солнце перебирало по волоску густую его копну, добавляя к рыжему золотое.

— Ты чего, дылда, совсем уже в дерево превратился? Полезай в люк, тебе говорят. В плен мы тебя берем. Плен, понимаешь? Плен. Будешь ты у нас пленный. Такое правило, понимаешь? С каждой планеты, даже такой задрипанной, как твоя, мы берем по штуке местного населения. У нас там, — краснорожий показал на ракету, — таких охломонов, как ты, четыре клетки уже набиты. Скучно не будет.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.