Свет во тьме

Дерзко вскинув голову, он встретил ее взгляд.

— Я бы охотно попросил и поумолял тебя, красавица, но боюсь, мне не выйти из этого дома.

— Но ты бы спустился ко мне, если бы мог? Упал бы к моим ногам и стал бы умолять меня пощадить ее жалкую смертную жизнь?

Комок отвращения встал в его горле, но он проглотил его.

— Да.

— И какие бы слова ты нашел?

— Все, что пожелаешь услышать, — ответил он.

— Встань на колени, Джованни, — сказала Нина, — и произнеси то, что должен. Я хочу слышать эти слова.

Подавив гордость, Габриель упал на колени перед окном.

— Я хочу сказать тебе, что ты прекрасней всех, красота твоя сияет ярче солнца, губы твои слаще нектара…

— Ты не чувствуешь того, что говоришь! — воскликнула Нина с явным раздражением и изменившимся выражением лица.

— Я произнес то, что ты желала слышать, — ответил он. — И сделаю все, что бы ты ни попросила. Если тебе нужна чья-то жизнь, возьми мою.

— Ты готов умереть ради нее? — недоверчиво спросила Нина. — Готов пожертвовать столетиями ради крошечной жизни этой смертной женщины?

— Да.

— Значит, ты страдаешь теперь еще сильней, чем я себе представляла, — задумчиво отметила она и, сверкнув черными юбками, растворилась во тьме.

Габриель смотрел туда, где она только что стояла, тихо проклиная святую воду, мешавшую ему преодолеть барьер и последовать за Ниной.

— Кому-то из нас придется выйти, — сказала Сара следующим вечером. — Ты можешь долго обходиться без пищи, но Морис и я должны что-то поесть.

Габриель кивнул. Она сказала правду. Три дня прошло с полночного визита Нины. Сара отправила в театр записку, объявив, что больна и не может участвовать в спектаклях. Морис сообщил, что его призывают семейные обстоятельства.

Нервы у всех были на пределе.

— Составь список, и я пойду, Сара, — отозвался Морис.

— Но благоразумно ли это? — спросила она, переводя взгляд с одного на другого.

— Он защитит тебя лучше, чем я, — сказал Морис.

«Он прав, — подумала Сара, — но кто защитит Мориса?»

— Мы должны пойти все вместе, — предложила она.

Габриель уставился в черноту окна, взвешивая все «за» и «против». Пойти всем сейчас или дождаться утра и отправить за покупками Мориса? Но что, если кто-нибудь из подручных Нины прорвется в дом утром, когда Мориса не будет, а он будет лежать беспомощным? Кто защитит Сару тогда?

— Идем все, — решил Габриель. — А после ужина отправимся к оружейнику. Я хочу, чтобы у вас было чем защититься от Нининых подручных.

— Пистолеты? — Сара покачала головой. — Не думаю, что смогу выстрелить в кого-то.

— Он прав, — твердо сказал Морис. — Нина объявила нам войну, и мы должны уметь защищаться.

— Ты когда-нибудь стрелял, Делакруа? Морис дерзко глянул на Габриеля:

— Нет, но способен научиться.

Габриель кивнул. Этот молодой человек с каждым днем нравился ему все больше. Пусть он и был балетным танцовщиком, но в нем не было ничего трусливого и изнеженного.

Часом позже они выбрались поужинать в небольшой ресторанчик неподалеку от квартиры Сары. Габриель сидел вдали от окна, но все время оглядывался, пока Сара с Морисом поглощали ростбифы со сложным гарниром. За столом они почти не разговаривали.

Покончив с едой, они отправились к оружейнику, который поначалу отказывался им открыть, отговариваясь поздним часом. Но Габриель позвенел перед ним золотыми моне-

Тами, и их пустили. Оружейник остался доволен визитом, продав за десять минут три пистолета.

От оружейника они пошли в продуктовую лавку, где Сара накупила еды на несколько дней.

Когда они вернулись домой было около девяти часов. Не успел Габриель снять плащ, как уже почувствовал неладное. Он успел выстрелить единственный раз, когда на него внезапно выскочили шесть огромных уродов. Они затащили его в гостиную и облили с головы до ног святой водой, затем связали руки и ноги толстыми цепями. В довершение ко всему, один из уродов положил ему на грудь тяжелый серебряный крест.

Морис упал без сознания, получив удар в затылок. Очнувшись, он обнаружил, что связан и лежит лицом в пол рядом с Сарой. Рядом находился один из приспешников Нины. В воздухе стоял кислый запах крови.

Сара вскрикнула, и тогда один из уродов заткнул ей рот кляпом и быстро натянул на голову мешок, взвалив затем ношу на плечо. Выскочив через открытую дверь, он растворился в темноте. Остальные поспешили за ним. Портьера над дверью взмыла и опала, дверь захлопнулась.

Габриель лежал, не в силах пошевелиться, в то время как святая вода, просачиваясь через одежду, начинала жечь его кожу. Распятие, величиной с ладонь, давило на него, как могильная плита, и он едва дышал. Кожу пощипывало и обжигало.

Взревев от боли, он проклял себя и Нину.

Но худшее было еще впереди, потому что скоро ему передалась паника Сары. Так ясно, словно стоял рядом, он видел, как два урода опускают ее в черную дыру. Он слышал ее заглушенные вскрики, когда они заложили дыру толстым слоем дерна, похоронив Сару заживо. Он видел, как она пытается разорвать веревки, впивавшиеся ей в руки и ноги. Грязная тряпка забивала ей рот, мешая вырваться наружу крикам ужаса. Густой запах сырой земли и страха заполнил его ноздри.

«Габриель! Габриель! Помоги мне! О, умоляю, помоги!»

Крики ее рвали ему сердце и душу.

Не обращая внимания на собственную боль, он пытался сдвинуться, сбросить с себя крест, но все было бесполезно.

Не в силах помочь ни себе, ни ей, он лежал, слыша ее крики, мольбы, чувствуя ее ужас. Шли часы, силы оставляли ее, голос звучал хрипло и слабо. Он ощутил в полной мере ее ужас, когда по руке Сары прополз червь. Снова и снова он слышал свое имя, ее мольбы, обращенные к нему.

Он пытался войти в ее сознание и заговорить с ней, но был слишком слаб и терял силы с каждой минутой, ее ужас оглушал его, блокируя мозг.

Он глянул в окно и понял, что до восхода остается всего несколько часов. Когда солнечные лучи проникнут через окно, они испепелят его плоть.

От ужаса, что он сгорит заживо, его передернуло. Габриель закрыл глаза, изнемогая от боли, и вдруг… или ему это лишь показалось? Он услышал стон.

— Делакруа?

Новый болезненный стон был ему единственным ответом.

— Морис, ты слышишь меня?

— Да… да.

Тоненький луч надежды замаячил перед Габриелем.

— Мне нужна твоя помощь. — Следующий стон в темноте. — Они забрали Сару, — сказал Габриель.

— Что… я., могу?

— Ты можешь дотянуться до меня?

— Я… попытаюсь.

Минуты шли. Долгие минуты, полные агонии, пока Морис медленно, дюйм за дюймом, приближался к Габриелю,

— Крест, — сказал Габриель голосом, осевшим от боли, — сними его с меня.

Казалось, прошли часы, прежде чем Морису удалось собрать силы, чтобы поднять руку и столкнуть распятие. Наконец Габриель был свободен. Он с облегчением закрыл глаза, чувствуя, как возвращаются силы. Он удалил из сознания все, кроме ненависти и гнева, сосредоточившись на одной цели, стараясь подчинить ей свое тело. Это подействовало, и в следующую минуту напряжением мускулов он разорвал стягивавшие его цепи.

Добравшись до кухни, Габриель снял одежду и обувь и смыл с себя следы святой воды. Кожа его была местами обожжена, кое-где до кроваво-красного мяса. Ему нужна была кровь. Пошатываясь, он отправился в спальню Сары, где на миг закрыл глаза, вдыхая ее запах. Он нашел там широкую черную рубашку и брюки, затем, вернувшись в кухню, надел ботинки и двинулся в гостиную, где облачился в плащ.

Морис без движения лежал на полу, и Габриель опустился возле него на колени. Тот был очень плох и едва дышал, череп сзади был разворочен, волосы пропитались кровью.

— Делакруа?

Морис медленно приподнял веки:

— Что будет с Сарой?

— Я найду ее.

— Ты… похож… на мертвеца.

— Я и есть мертвец, — безразлично отозвался Габриель.

Кривая усмешка исказила губы Мориса.

— Я… кажется, тоже…

«Нет никакого смысла лгать ему, — подумал Габриель. — Делакруа осталось жить, в лучшем случае, несколько минут».

— Моя кровь… — прерывисто прошептал Морис. — Возьми ее… разыщи Сару…

Габриель качнул головой. Несмотря на бушевавший в нем голод и раны, нуждавшиеся в исцелении, он не мог воспользоваться кровью Мориса. Теперь не мог.

— Сделай это, — настаивал Морис.

— Ты готов умереть?

Морис уставился на Габриеля, зная, о чем тот думает и что хочет предложить ему.

— Ты… можешь… спасти меня?

Габриель помедлил. При иных обстоятельствах несколько капель крови вампира могли бы вернуть Мориса к жизни, но сейчас он был слишком близок к могиле, чтобы это средство могло подействовать.

— Если пожелаешь.

— А если бы тебе снова пришлось выбирать, ты бы согласился стать тем, кем являешься теперь?

Габриель уставился в окно, ища ответа в своем сердце. Выбрал бы он снова ту же участь? Он подумал о том, сколько успел повидать за три с лишним столетия, и о муках вечного одиночества, о непроходимой пропасти, лежавшей между ним и остальным человечеством. Между ним и женщиной, которую он любил.

Габриель медленно покачал головой. За триста пятьдесят лет он не передал свой черный дар ни одному из смертных.

— Я не знаю, — искренне ответил он. — Ты должен решить сам, пока не поздно.

— Мое спасение… ослабит тебя?

— Да.

И Морис сделал свой выбор. В Габриеле заключался единственный шанс Сары на спасение. Не стоило терять время.

— Возьми… мою кровь… — Голос Мориса становился все слабее. — Спасай… Сару…

— Раз ты так хочешь, — пробормотал Габриель, и так как жизнь Сары зависела от этого, он склонил голову к шее Делакруа с намерением исполнить его просьбу.

Габриель мысленно проник в сознание Мориса, успокаивая и отвлекая его, в то время как вонзился клыками в плоть несчастного. Делакруа обмяк в руках Габриеля, и в следующий момент сердце его билось уже очень медленно, еле срабатывая, кровь уходила из тела вместе с жизнью.

Перед тем как сердце Мориса дрогнуло в последний раз, Габриель отпрянул, наблюдая, как свет уходит из глаз молодого человека, слушая, как последнее дыхание отлетает от его уст, а вместе с ним и душа.

Поднявшись, Габриель промокнул платком губы, вытирая кровь.

— Прости меня, — порывисто прошептал он. Лишь бы не было слишком поздно для того, чтобы спасти ее.

ГЛАВА XXVI

За полчаса до рассвета Габриель перенес тело Мориса на окраину Парижа и оставил в аллее. Утром полиция обнаружит его. Смерть молодого человека припишут одному из рядовых нападений грабителей, которые нередки в этой отдаленной части города.

Вернувшись на квартиру Сары, он тщательно счистил кровь с одежды и, завернувшись в плащ, спрятался под кроватью, чтобы переждать время до наступления ночи.

Погружаясь в дневную летаргию, он не переставал думать о Саре, ища в своих мыслях что-нибудь ободряющее, что-то такое, чем бы он мог поддержать ее, и не находя ничего. Он не мог даже пробиться к ней — или Нина уже убила ее, или она была без сознания.

— Держись, Сара, — шептал он, — я иду.

Она открыла глаза в черноту. Мерзкая тряпка забивал рот, она едва дышала, не могла сглотнуть. Бесконечная тьма, молчание, начиненное невыразимым ужасом. Было ли это похоже на безысходную немоту, в которую погружался Габриель? Но нет, он говорил, что его погружение сродни смерти-ни мыслей, ни снов.

Земля под ней была холодной и сырой. Она вздрогнула, когда по руке ее проползло какое-то насекомое. Она даже не могла кричать.

Как долго находится она в этой дыре? Ее оставили здесь умирать?

Сару передернуло от ужаса, когда она представила себя заточенной в могиле без еды и питья. Ее ждет голодная смерть, тело ее превратится в живой скелет, она сойдет с ума, а дальше черви пожрут то, что от нее останется.

Она прогнала от себя этот кошмар, пытаясь сосредоточиться на мысли о Габриеле. Он непременно должен прийти к ней, если только не убит, не уничтожен…

Она вспомнила зомби, атаковавших ее квартиру, и впервые подумала о Морисе. Жив ли он?

Возможно, она, вкупе с Габриелем, стала причиной его смерти. Неужели и ей суждено умереть в этой проклятой земляной норе?

Ночь теперь или день? Сара прислушивалась изо всех сил, стараясь уловить хоть какой-нибудь звук, подсказавший бы ей, что она не одинока. Пусть придут хотя бы эти отвратительные уроды, похитившие ее!

Она пыталась закричать, позвать на помощь, но не могла издать даже стон.

«Габриель, умоляю, помоги мне! Габриель, кто-нибудь, умоляю, умоляю, помогите!»

Слезы катились по щекам Сары, она молила, чтобы кто-нибудь спас ее, пока еще не поздно, пока не настал ее последний миг.

Он двигался через ночь, подобно тени, лицо бесстрастное, глаза пылают жаждой мести. Кровь Мориса бушевала в его жилах, он был полон жизненного тепла, был так близок к жизни и ее свету.

Он глубоко втянул ноздрями воздух, отыскивая среди тысяч запахов тот, что принадлежал Саре, только ей одной.

Новый приступ гнева овладел им, когда он уловил тяжелый аромат духов Нины, к которому примешивался запах немытых тел.

Понадобилось меньше часа, чтобы отыскать место, куда переправили Сару. Как и в первый раз, это было все то же старинное кладбище. Он был даже слегка разочарован неизобретательностью Нины.

Но у него не было времени предаваться эмоциям. Подручные вампирши выросли перед ним из тумана с запавшими, завернутыми к переносице мертвыми глазами. На этот раз он был готов к встрече, и меньше чем через минуту отвратительные зомби лежали у его ног.

А затем с видом королевы появилась Нина в развевавшемся по ветру платье из черного шелка. Волосы блестящим водопадом спадали ниже талии. Лицо в свете полной луны сверкало белизной. Глаза излучали непререкаемую власть, голод и неумолимую жажду мести.

— Я здесь! — воскликнул он, и его голос эхом отдался среди каменных надгробий. — Я здесь, здесь, здесь…

Он упорно не отрывал глаз от Нины, одновременно пытаясь учуять присутствие Сары, и на его скуле дрогнул мускул, когда он уловил ее запах и вместе с ним ужас, парализовавший ее.

— Я почти сожалею о твоем приходе, Джанни, — ответила Нина. — Ничего не поделаешь, придется убить тебя.

— Отмени свое решение. — Он небрежно скользнул по ней взглядом, излучавшим бесстыдный вызов. — Отпусти Сару, и я сделаю то, что ты желаешь.

— Я уже говорила, теперь слишком поздно.

— Для таких, как мы, поздно не бывает, не так ли?

— И как долго, Джанни, как долго ты намерен задержаться со мной?

— Сколько ты пожелаешь.

— Сто лет? Тысячу?

— Как ты захочешь.

— В прошлый раз ты стоял передо мной на коленях, не желаешь ли повторить?

— Да, дорогая, как тебе будет угодно.

— Мне угодно.

Подавляя гордость и горечь, Габриель медленно опустился перед Ниной на колени.

— Начинай, Джанни, — потребовала Нина. — Я хочу услышать от тебя разные ласковые словечки. — Голос ее обволакивал его, словно туман.

— Ты самая прекрасная и желанная женщина в мире. Я не знал ни одной лучше тебя. Блеском своим ты затмеваешь солнце. Голос твой источает мед, губы твои слаще тончайших вин…

— Ты издеваешься надо мной!

— Я говорю правду.

— Лжец! Если бы твои слова были правдой, ты бы давно был со мной, в моих объятиях, вместо того чтобы умолять меня о жизни несчастной смертной женщины.

— Нина, даже вампир не может противиться любви. Я не отрицаю моих чувств к Саре, но знай, я исполню все, что пожелаешь, лишь бы ты отпустила ее.

— И ты готов стать моим здесь, теперь?

— Да, красавица, но только после того, как ты освободишь Сару.

— И тогда ты вернешься вместе со мной в Италию и поклянешься не возвращаться во Францию до тех пор, пока эта балеринка жива?

— Да.

Глаза Нины засверкали, как раскаленные угли, но в следующий миг она смягчилась, глядя на мужчину, склоненного у ее ног. Он ничуть не изменился и был таким же, как несколько столетий назад, когда она знала его в Италии. Такой же юный, мужественный и прекрасный, те же темно-серые глаза и нежная смугловатая кожа. За целое тысячелетие она не встретила никого другого, кто бы так бесконечно притягивал ее, так зажигал ее кровь.

— Говори мне правду, Джованни, потому что я почувствую, если ты солжешь. Есть ли в твоем сердце истинное влечение ко мне?

— Нет.

Нина кивнула, как если бы ожидала услышать это.

— Стало быть, твое наказание будет очень долгим, Джанни, — отметила она, — потому что я потребую к себе полного твоего внимания, каждой минуты твоего бодрствования. Ты станешь моим рабом и будешь угадывать любое мое желание, чтобы удовлетворить его. А не сумеешь угодить мне, я вернусь сюда и исполню то, что задумала. — Она пронизывала его взглядом. — Ты все понял?

— Да.

— Тогда встань и поцелуй меня, чтобы закрепить нашу сделку.

Габриель медленно поднялся с коленей, прощаясь в душе со всем, что ему дорого, готовясь вновь проигрывать то, о чем забыл больше трех столетий назад. Глядя на Нину, он удивлялся, как она могла когда-то быть для него желанной. В этой женщине не было ни жизни, ни тепла, ни радости. Близость с ней отдавала могилой — все равно, что ласкать труп, но он должен был заставить себя ради Сары.

Сделав над собой усилие, он скрыл отвращение и принял Нину в объятия, сливая свои губы с ее, холодными, как у мертвеца. Он невольно вздрогнул, когда ее руки властно обвились вокруг его шеи. Кожа Нины была холодной и липкой от пота.

Отстранившись на миг, она приподнялась на носки и пробежала языком по его шее. Он ощутил ее клыки на своей коже и передернулся от отвращения, когда ее рот наполнился его кровью, но заставил себя послушаться внутреннего голоса, убеждавшего, что он должен подчиниться ей безвозвратно, должен привыкнуть к ее прикосновениям, которые станут для него постоянными, и даже к ее зубам на своем горле, к ее губам, сливающимся с его губами. Нина отступила, пристально глядя на него, словно чуя пучину охватившего его отвращения.

— Итак, Джованни, — спокойно отметила она, — мы скрепили нашу сделку твоей кровью.

— И теперь ты должна исполнить свое обещание.

— Да, если ты выполнишь свое. Она здесь, — сказала Нина, указывая на кусок вздыбленного дерна.

В два больших шага он достиг этого места и, отняв дерн, вытянул Сару из могилы.

— Габриель… — еле прошептала она, лицо ее было бледным и изможденным, — я знала, что ты придешь… — и обмякла в его объятиях.

Прижимая Сару к груди, Габриель опустился на колени, быстро освобождая ее от веревок, растирая ей руки и ноги.

— Оставь ее, — резко сказала Нина. — Оставь ее и иди ко мне.

Габриель подавил в себе протест. У Сары не было серьезных повреждений, ее сломили испуг и потрясение. С ней должно быть все в порядке. Очень скоро она придет в себя.

Поднявшись, он приблизился к Нине, несмотря на то, что все в нем возмущалось против этого. Прошло столько веков с тех пор, как эта женщина пересоздала его, и за все это время никто не смел диктовать ему, не смел указывать, что можно и что нельзя. Но с этого момента все переменилось, он полностью подчинен Нине, и пусть так и будет, лишь бы Сара осталась жива.

Но все же он непременно отыграется, когда мянует срок земной жизни Сары и она станет недосягаема для Нины. Только тогда он отомстит.

— Ты помнишь свое обещание, Джованни? — властно спросила Нина. — Ты становишься моим рабом и будешь исполнять все, чего бы я ни пожелала.

— Я помню.

Она снисходительно улыбнулась:

— Так идем. Скоро рассвет. Теперь мы будем прятаться от солнечных лучей вдвоем, ты будешь со мной постоянно.

— Да, красавица. — Он взял руку Нины, такую холодную и тяжелую, думая о теплой, полной жизни руке Сары, чувствуя невыносимую боль оттого, что должен оставить ее. И все же покорно пошел рядом с Ниной,

— Нет! — Голос Сары прорезал молчание ночи. — Ты не смеешь забрать его, он мой!

Нина развернулась к ней лицом, искаженным от гнева:

— Ты смеешь противиться мне? — Сара вздрогнула и качнула головой, напуганная яростью, сверкавшей в глазах женщины. — Потише, смертное создание, не то я прикончу тебя!

— Ты не тронешь ее, — вмешался Габриель, удерживая Нину. — Ты должна помнить свое обещание.

— Габриель, почему ты идешь с ней?

— Теперь он мой, — торжествуя, объявила Нина, — он поклялся вечно быть моим рабом.

— Нет! Он любит меня.

— Любовь ничто по сравнению с нашей сделкой, — отрезала Нина тоном, полным негодования. — А теперь убирайся, пока я не уничтожила тебя.

— Ты тоже хочешь этого, Габриель? — спросила Сара.

— Да.

— Лжешь, ты любишь меня, а не ее!

— Нина сказала правду, дорогая. Любовь ничто по сравнению с нашей сделкой.

Но это было не так; если бы не его любовь к Саре, эта сделка не состоялась бы. Ради любви он готов был на все.

— Идем, Джованни. — Нина потянула его за руку, — Я уже сыта по горло этой болтовней.

— Габриель, не оставляй меня!

— Боюсь, я должен сделать это, — горько ответил он. — Моя госпожа приказывает, мне остается лишь подчиниться.

И тут Сара мгновенно поняла, в чем дело. Он пожертвовал своей свободой, чтобы спасти ей жизнь. Поступку его не было бы цены, даже если бы он был смертным, дни которого сочтены. Но Габриель был вампиром и обрекал себя на вечное рабство. Она легко проникла в сознание Габриеля и ощутила вспыхнувший в нем гнев при властном прикосновении Нины. Она почувствовала боль, которую он испытывал оттого, что терял ее, отвращение и отчаяние, поднимавшиеся в нем при мысли о том, что отныне он должен будет проводить бесконечные дни и ночи рядом с Ниной, покорный ее воле.

Сара увидела, как Габриель отвернулся и пошел за Ниной, и поняла, что ни за что не отпустит его. Пусть лучше она пожертвует своей жалкой и краткой человеческой жизнью, чем ее любимый будет влачить свое существование рядом с этой ходячей могилой. Она не позволит ему стать рабом жадной вампирши!

— Нет, Габриель! — закричала она, кидаясь за ним и вырывая его руку из руки Нины. — Я не позволю, чтобы ради меня ты навеки остался с этой чудовищной женщиной!

— Тебе не удастся остановить его! — вскричала Нина со всей своей нечеловеческой силой, кидаясь на Сару, ударяя ее в грудь и опрокидывая наземь. Сара ощутила сильный удар, упав на могильную плиту.

— Не тронь ее! — закричал Габриель.

Но Нина, не обращая на него внимания, смотрела только на Сару сверкавшими, как уголь, глазами, желая испепелить ее на месте.

Сара вскрикнула и закрыла лицо рукой, чувствуя режущую боль и огонь во всем теле.

Габриель застыл на месте, глядя то на разъяренную Нину, то на Сару, беспомощно распластавшуюся на могильной плите. Он словно оглох. Но наконец крики Сары достигли его ушей, и, собрав все свои силы и волю, он очнулся и, подобрав с земли обломок деревянного кола, ринулся на Нину. Дерево обожгло его кожу, и он мгновенно угадал, что это кусок креста.

Боль в руках, пожиравший их огонь были для него ничто по сравнению с единственной мыслью, что он должен положить конец мучениям Сары.

— Нина, — спокойно позвал он, но голос его отдался гулким эхом в тишине ночи. С искаженным от гнева лицом она обернулась к нему, и он тут же вонзил кол ей в сердце.

Следующее мгновение показалось ему вечностью. Нина смотрела на него с открытым ртом, из которого готов был вырваться крик удивления, но вместо него брызнул фонтанчик крови. Она медленно осела на землю.

В следующее мгновение Габриель уже был рядом с Сарой, держа ее в своих объятиях, нежно шепча ее имя снова и снова. Она прогнулась в его руках, рыдания сотрясали ее тело от головы до пят, пока он нежно поглаживал ее волосы.

Спустя долгий промежуток времени она успокоилась, закрыв глаза и крепко прижимая его к себе. Только тогда он бросил взгляд ; через плечо, чтобы увидеть горстку пепла, оставшуюся от Нины, но налетевший ветер тут же разметал ее, не оставив ни следа, ни воспоминаний.

ГЛАВА XXVII

Габриель зашел в первый же отель и, уставившись на клерка тяжелым взглядом, запрещавшим любые вопросы, потребовал номер, заверив прежде, что никакого беспокойства от их пребывания здесь не предвидится. Затем он быстро понес Сару по лестнице наверх.

Он запер дверь и осторожно раздел Сару, изнемогавшую от пережитого ужаса. Приготовив ванну, Габриель искупал ее, тщательно оттирая каждое пятнышко грязи, выбирая из ее волос каждую соринку. Наконец он вынул ее из ванны, вытер насухо и завернул в покрывало.

Сара все еще молчала, ни слова не произнесла, пока он нес ее с кладбища. Казалось, она глубоко ушла в себя. «И в этом виноват я сам, — с горечью думал Габриель. — Если бы я сумел удержаться вдали от ее жизни, она бы никогда не испытала всех этих кошмаров».

Она молчала и в постели, хотя и не желала отпускать его руку. Не переставая шептать ее имя, заверяя, что теперь все будет хорошо, Габриель баюкал Сару на своей груди, пока она не заснула.

Как же она хрупка, удивлялся он, пробегая пальцами по ее щеке, и все же нашла в себе силы выступить против Нины, выказав отвагу тигрицы и сердце настоящего бойца.

Встав с постели, он подошел к окну и уставился в темноту, но перед ним снова и снова вставало лицо Нины, ее глаза, полные изумления и боли, когда он вонзил ей под сердце обломок креста. Он в полной мере ощутил овладевший ею ужас, когда она стала терять свои силы. Где она теперь? Прощена небесами или горит в адском пламени, расплачиваясь муками за кровь своих жертв, всех загубленных ею душ.

И какова будет его судьба и расплата в конце, который должен же наступить когда-нибудь?

Он стоял у окна, пока не почувствовал приближение восхода, и тогда опустил тяжелые шторы и скользнул под покрывало к Саре.

Обвивая Сару руками, он прижимал девушку к себе, вбирая ее тепло и свет, пока солнце не встало над горизонтом, заставив его провалиться в черноту. Но даже тогда он продолжал чувствовать ее рядом с собой. Сердца их бились в едином ритме, и непонятно как, но он знал, что она проспала с ним весь день.

Чуть раньше наступления сумерек он открыл глаза и увидел, что ее голова покоится на его плече. В следующий миг веки ее дрогнули и поднялись, а затем, к его радости, она нежно улыбнулась ему, однако почти тут же нахмурилась.

— Где это мы?

— В номере отеля.

Она глянула на окно.

— Который теперь час?

— Скоро вечер. Боюсь, ты проспала весь день.

— А где… Что случилось с Ниной?

— Ее больше нет.

— Ты убил ее?

— Да.

Сара не знала, что сказать на это, и молчала. В тишине комнаты вдруг заурчал ее желудок.

Габриель улыбнулся:

— Пожалуй, мне следует накормить тебя.

— Да, я ужасно голодна, — согласилась она, невольно чувствуя неловкость из-за того, что после столь страшной ночи и всех выпавших на их долю испытаний ее могут одолевать такие простые, обыденные желания.

Габриель скользнул взглядом по ее лицу, остановившись на губах.

— Заказать еду?

— Может быть, но чуть позже. — Она помолчала. — А где Морис?

Габриель не знал, как смягчить ответ, ему было очень трудно произнести эти слова.

— Он погиб.

Сара тряхнула головой, не желая верить, что это правда, хотя по глазам Габриеля читала, что это так.

— Прости, Сара, мне тоже очень больно, он был смелым человеком и любил тебя даже больше, чем ты можешь себе представить.

— Это моя вина, — сказала она, и голос ее был полон сожаления и раскаяния. — Я виновата в том, что он погиб.

— Нет, дорогая, если кто и виноват, так это Нина, и она уже заплатила за это.

Тихие слезы полились по щекам Сары — нелегко было пережить смерть друга.

— Только благодаря Морису я смог спасти тебя. — Габриель нежно утирал слезы с ее щек. — Мы оба обязаны ему жизнью, и ты и я. — Взяв ее руки, он приложил их к своим губам. — Скажи мне, чего ты хочешь, Сара.

— О чем ты?

— Опасность миновала, никто и ничто уже не угрожает тебе, и теперь ты должна решить, как устроить свою жизнь.

— Разве ты не знаешь? Я хочу провести ее с тобой.

— Ты уверена? Я ведь однажды предупредил тебя, что если ты пообещаешь быть моей, я уже никогда и на за что не отпущу тебя. Готова ли ты провести со мной всю свою жизнь, быть до конца дней своих причастной к тому ужасу, который неразрывно связан со мной? Будешь ли ты счастлива со мной без детей? Твоей семьей буду только я один.

— Да, Габриель. — Она провела по его щеке кончиками пальцев, а затем подтвердила свое обещание поцелуем. — Я стану жить лишь для тебя, танцевать лишь для тебя, ты будешь моим солнцем так же, как я твоим. Каждый день моей жизни будет принадлежать тебе.

Побежденный, как всегда, ее любовью и доверчивостью, Габриель привлек Сару к себе, прижимая к сердцу. Он был бы рад положить к ее ногам весь мир, окружить ее непрестанной любовью и заботой и молить, чтобы этого ей было достаточно. Он был готов на все, лишь бы она разделила его одиночество. Глядя ей в глаза, он поклялся, что потратит все свои силы на то, чтобы сделать ее счастливой, чтобы она никогда не пожалела о своем решении.

А затем она подняла к нему лицо, прижимаясь губами к его губам, и для его сомнений не осталось места. Он уже не мог думать о будущем, для него существовали только этот миг и женщина, которую он обнимал.

«Она была искренна», — говорил он себе, закрывая ее рот поцелуем. Она была для него лучом света в темноте, и с этой ночи каждый следующий день они разделят вдвоем.

Часть вторая

ОТНЫНЕ И НАВЕКИ

ГЛАВА I

Лос-Анджелес, 1995 год

Он стоял на балконе дома, расположенного на холмах над Лос-Анджелесом, глядя на огни, разливавшиеся повсюду, насколько мо жно было охватить взглядом. Слишком многое изменилось в мире за те пятьдесят лет, что он отсутствовал в нем. Невероятные изменения в науке, людях, странах и городах. Так много перемен, а он все тот же.

Восстав после пятидесятилетнего сна, он несколько недель провел за чтением газет и журналов всего мира, пытаясь приобщиться к современности. Он решился покинуть Сала-манку, лишь когда понял, что может как-то ориентироваться в новом времени. Сара ушла из жизни, и он не мог больше оставаться в замке, где все напоминало ему о ней.