Брак на пари

Эмма вспыхнула.

— Я… я не могу. Я уже договорилась… — сказала она.

Завтра она приступает к исполнению своего плана.

— Жаль.

Эмме вдруг стало не по себе.

— Колин?

— Что?

— Если я сделаю что-нибудь такое, что тебе не очень понравится… что вызовет у тебя раздражение… — Она умолкла.

Она считала, что Колину не понравится ее план, и поэтому не собиралась говорить ему об этом, пока не станет ясно, что дело пошло на лад. Но ей не хотелось от него что-либо скрывать.

— Что, например?

— Да я не знаю.

Зря я начала этот разговор, — подумала Эмма.

— Тогда и я не знаю, — ответил Колин. — Если ты заведешь любовника, я сверну тебе шею.

— Колин!

— Но если ты поссоришься с поварихой, и она от нас уйдет, я тебя просто немного поколочу и отправлю на кухню готовить обед вместо нее.

— А я тебя отравлю.

Колин усмехнулся:

— Какую ты затеяла каверзу?

— Никакой.

Разве защитить его от вульгарных сплетен — это каверза? Но все-таки Эмме было не по себе.

— Тогда и волноваться не о чем.

— Разумеется, — тихо ответила Эмма. — Совершенно не о чем.

На следующее утро Колин встал рано — он решил все-таки съездить покататься в парке. Он любил там бывать на восходе солнца, когда леди и джентльмены, которые позднее заполнят аллеи, еще спят и не путаются под ногами. Тогда ему даже удавалось представить себе, что он в Треваллане, что вокруг него бескрайние пустоши и можно ехать как хочешь долго, не опасаясь напороться на велеречивую болтовню или лицемерное запанибратство. Война, что ли, на меня так подействовала — недоуменно думал он, послав лошадь галопом по пустынной аллее. Да нет, он и раньше не очень-то любил жизнь в городе, хотя мать ее обожала. Как хорошо было бы поселиться в Корнуолле! При этой мысли у него стало тепло на сердце. Но тут он вспомнил последние события. Если они с Эммой сбегут от злых языков и косых взглядов, свет примет это за подтверждение самых гнусных подозрений, и тогда уж Эмме никогда не удастся занять достойное место в обществе. Колин нахмурился и поехал домой. Надо будет съездить к матери и вместе с ней подумать, как опровергнуть эту сплетню. Лучше бы пойти в атаку на ощетинившихся штыками французов, чем заниматься этой дребеденью, — раздраженно подумал он.

Приехав домой, Колин, все еще держа в руках хлыст, прошел в гостиную, но вместо Эммы обнаружил там молоденькую девицу, одетую во все черное. При виде его она вскочила на ноги.

— Доброе утро, — учтиво сказал Колин.

— Я здесь не по своей воле! — драматическим тоном воскликнула девица, прижав к сердцу маленькую руку в черной перчатке. Ее голубые глаза прямо-таки буравили Колина. Нижняя губа у нее дрожала.

Колин уставился на нее с изумлением.

— Я бы никогда в жизни не вошла к вам в дом после того, что между нами произошло, но мама и ваша, — девица артистически помедлила, — ваша жена договорились между собой. Меня никто не спросил.

— Э-э-э, — не зная, что сказать, протянул Колин.

— Знаю! — воскликнула девица. — Это невыносимо. Но другие не наделены той же тонкостью чувств, что и мы. Они просто не представляют себе, каково нам.

Колин наконец понял, кто перед ним.

— Святый Боже! — проговорил он.

Девица кивнула, словно он сказал что-то очень умное. Колин оглянулся, надеясь увидеть кого-нибудь из домашних.

— Я не могу не любить вас, — продолжала девица, — но я не буду смущать вас выражением своих чувств. — Однако в опровержение этих слов она устремила на него влюбленный взгляд, комкая в руках носовой платок. — Вы сделали свой выбор, — добавила она голосом, который вибрировал, как у оперной певицы. — Не будем говорить об ошибках и сожалениях. — Она сделала шаг к Колину. — Но я никогда не полюблю другого, — закончила она пронзительным шепотом.

Колин отступил на шаг. Девица шагнула за ним.

— Одно мне хотелось бы узнать — чего вы не нашли во мне, но…

— Простите, мне надо идти, — пробормотал Колин, отступая к двери.

— Вам тоже это невыносимо? — спросила она, идя за ним. — Я даже не понимаю, как я сама могу… Мама говорит, что у женщин душевных сил больше, но мне так не кажется…

— Я должен идти, — торопливо сказал Колин.

— Должны. — Она вздохнула. — Мы все невольны распоряжаться собой, не правда ли? Мама сказала, что я должна приехать сюда, но…

Колин выскочил за дверь.

— Как это тяжело — опять встретиться с любимым человеком, — продолжала девица, точно кто-то еще мог ее слышать или точно она готовила рассказ об этой встрече для чьих-то сочувствующих ушей. — Оказаться наедине, без посторонних, получить возможность излить друг другу наши сердца. Но между нами встал долг… — Она страдальчески вздохнула.

Колин спросил у лакея в холле:

— Где баронесса?

— Кажется, она наверху, одевается на прогулку, милорд, — ответил Джон, удивленный свирепым тоном хозяина.

— Спасибо, — бросил Колин и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал вверх по лестнице.

Джон, проводив его взглядом, пошел вниз сообщить слугам, что хозяин лютует.

— Эмма! — воскликнул Колин, врываясь в спальню жены. — У нас в гостиной эта девчонка Морлендов.

Эмма, сидевшая за туалетным столиком, повернулась к нему с улыбкой, хотя у нее все похолодело внутри. Леди Мэри приехала раньше назначенного часа, но Эмма надеялась, что они с ней уедут до возвращения Колина.

— Я знаю.

— Какого черта она здесь делает? — Вспомнив, как его встретила девчонка, он содрогнулся. — У нее явно не все дома. Наверное, надо бы ее пожалеть, но… — он сделал гримасу, — но это нелегко. Она такое несет! И смотрит на меня так, что у меня кровь стынет в жилах.

— Естественно, что она в расстроенных чувствах…

— Она? — Колин пошел к двери, но при этих словах остановился. — Надо же набраться наглости и заявиться к нам в дом! Одно это говорит о том, что она не отдает себе отчета в своих поступках. Я пошлю ее домой в сопровождении Джона и напишу Морленду записку. Пусть он, черт бы его побрал…

— Подожди! — воскликнула Эмма. — Не надо этого делать. Мы… мы едем на прогулку в парк.

— Вот выпроводим ее и поедем, — сказал Колин.

— Да нет, я еду на прогулку с леди Мэри.

— Что?

— Я договорилась поехать с ней в парк, потому что…

— Ты поедешь с ней? — рявкнул Колин. — После всего, что она натворила? Ты что, тоже с ума сошла? Эта девчонка на нас бог знает что наплела, а ты везешь ее на прогулку?

— Ну как ты не можешь понять? В этом весь смысл. Если нас увидят вместе и на дружеской ноге, этим сплетням никто не поверит.

Колин вернулся на середину комнаты и хмуро вперился в Эмму.

— Я сама придумала этот план, чтобы остановить сплетни, — продолжала Эмма. Чтобы о тебе не шептались в гостиных и не думали бог знает что, — добавила она про себя.

Лицо Колина немного разгладилось.

— Ты хочешь всем дать понять, что дружишь с Мери Дакр? — переспросил он, словно не уверенный, что правильно понял жену.

— Ну да.

— И ты считаешь, что это остановит сплетни?

— Да кто посмеет сплетничать, если мы будем мести себя достаточно убедительно?

— Лобовая атака? — спросил он. — Сабли наголо и не жалеть лошадей?

Эмма сморщила носик:

— Можно сказать, так.

Колин молча обдумывал ее идею.

— Твоей матери мой план понравился, — добавила Эмма.

— Да?

Как это понимать? Уж не ведет ли его мать двойную игру? Да нет, дело слишком серьезно. Колин похлопал себя ручкой хлыста по ноге. Все это ему очень не нравилось, но он не мог найти серьезных возражений.

— А ты уверена, что девчонка согласилась играть такую роль? — спросил он, вспомнив высказывания леди Мэри.

— Не совсем, — ответила Эмма. — Но ее матери эта мысль пришлась по вкусу. Так что, надеюсь, и леди Мэри, в конце концов, поймет, что это ей же на пользу.

— Думаешь, поймет? — спросил Колин.

— Когда увидит, что перестала быть в центр скандала.

— А может, ей хочется.

— Хочется чего? — недоуменно спросила Эмма.

Колин покачал головой. Ему представлялось, что леди Мэри Дакр очень хочется быть в центре чего-нибудь. Если ничего не остается, кроме скандала, то сойдет и скандал.

— Я тебя не понимаю, — сказала Эмма, вставая со стула и готовясь идти.

Колин сказал только:

— Боюсь, что это не очень хорошая мысль.

— А что еще мы можем сделать, чтобы пресечь сплетни? — спросила Эмма. — У тебя есть план лучше?

«Если есть, я с удовольствием его выслушаю», — подумала Эмма. Ей меньше всего хотелось общаться с леди Мэри.

— Нет, — подумав, сказал Колин.

Он смотрел на Эмму, которая выглядела обворожительно в сером утреннем платье с голубой отделкой. Ему было невыносимо думать, что сплетня задевает и ее. Действительно, что-то надо делать.

— Ну ладно, — сдался он. — Надеюсь, что мне хотя бы не нужно вас сопровождать?

Эмма улыбнулась.

— Нет, — сказала она. — По-моему, это было бы неразумно.

— Золотые слова, — заметил Колин. — Ты твердо намерена осуществить эту затею, Эмма?

— Другого выхода я не вижу, — ответила Эмма, думая только о нем.

— Мне тоже ничего в голову не приходит, — признался Колин, думая только о ней. Иx взгляды встретились. Оба заметили во взгляде другого какое-то глубокое чувство, и оба задались вопросом — какое?

— Надо идти, — сказала Эмма. Колин молча открыл перед ней дверь.

В гостиной леди Мэри нетерпеливо перелистывала альбом гравюр. Она была бледна и казалась очень хорошенькой в своем черном платье и черной с оборочками шляпке, но выражение лица у нее было капризно-недовольным.

— Меня заставила к вам приехать мама, — заявила мы, как только Эмма вошла в комнату. — Я не хочу ехать с вами кататься и вообще находиться в вашем обществе.

Эмма с трудом удержалась от резкой отповеди.

— Значит, вы хотите, чтобы о Колине ходили гнусные сплетни? — спокойно спросила она. — Вы хотите ему отомстить?

— Нет, ему я не желаю зла! — воскликнула леди Мэри. Ее голубые глаза метали молнии.

Эмма не стала ей объяснять, что она уже причинила Колину большое зло, обвинив в нарушении слова и инсценировав попытку самоубийства.

— А помочь ему вы разве не хотите?

— Поэтому я и здесь, — мрачно проговорила леди Мэри. — Хотя каждая секунда, которую я буду вынуждена провести в вашем обществе, будет испытанием для моих нервов и оскорблением для моего достоинства. — Она бросила на Эмму гневный взгляд. — Я согласилась притвориться вашим другом, только чтобы помочь ему, — закончила она трагическим тоном, — но на самом деле я никогда не стану вашим другом.

«Ну, и слава Богу!» — подумала Эмма. Но вслух только сказала:

— Договорились.

Они молчали всю дорогу до парка, в котором в это время собиралось на прогулку все высшее общество. Леди Мэри хмурилась, отвернувшись от Эммы, а та смотрела в противоположную сторону. Оказывается, это гораздо труднее, чем она предполагала. Ей больше всего хотелось взять свою спутницу за плечи, хорошенько ее встряхнуть и отвезти домой. Но ради Колина Эмма была согласна на все.

— У нас ничего не получится, если вы не заставите себя улыбаться, — сказала она при въезде в парк.

Леди Мэри повернула к Эмме мрачную физиономию. Примерно такое же выражение было у сынишки Каролины Никки, когда ему запретили лезть по колонне, украшавшей камин. Позади них послышался стук колес другой кареты. Эмма оглянулась, и у нее упало сердце. Но тут леди Мэри выпрямилась, расправила плечи и улыбнулась.

Эмма была поражена. Улыбка преобразила кукольное лицо девушки, придав ему тепло и человечность. И Эмма подумала, что под внешней маской избалованного ребенка, возможно, все-таки скрывается и что-то достойное.

— Так? — сквозь зубы спросила леди Мэри.

Искра интереса погасла в душе Эммы.

— Именно так, — резко ответила она, сама изображая улыбку, которая, как она опасалась, выглядела малоубедительной.

Их ландо катилось по аллеям парка, запруженным колясками, верховыми и группами гуляющих. Через несколько минут они привлекли всеобщее внимание. Кругом стали перешептываться и кивать в их сторону.

— А он здесь будет? — не переставая улыбаться, спросила леди Мэри.

Эмма поняла, что она спрашивает про Колина.

— Нет, — ответила она.

— Вы, наверное, постарались сделать все, чтобы мы не встретились. Да так, пожалуй, и лучше. Наша встреча сегодня утром была для меня очень тяжелым испытанием. — Сохраняя на лице приклеенную улыбку, леди Мэри тяжело вздохнула и стиснула руки. — И я видела, что ему тоже было нелегко.

«Опять ломает комедию», — подумала Эмма. Как ей хотелось сказать этой паршивке, что Колин собирался выбросить ее из дома.

— Ну почему он предпочел мне вас? — спросила леди Мэри. — Это просто невозможно понять.

Поскольку Эмма не собиралась отвечать на этот вопрос, она была благодарна старой графине с глазами-бусинками, которая в эту минуту окликнула их из своей коляски и велела кучеру остановиться. Эмма испытала большое облегчение, видя, что леди Мэри честно играет свою роль и подтверждает слова Эммы о том, что все эти слухи — глупые выдумки. Графиня выслушала их с жадным интересом. Другое дело, поверила ли она нам, — подумала Эмма.

— Но Джейн, Элис и Элайзу нам так просто провести не удастся, — сказала леди Мэри, когда коляски графини отъехала от них.

Эмма вспомнила, что так звали подруг леди Мэри, которым она послала свои прощальные письма.

— Да, — признала она. — Вам придется с ними поговорить.

— Я скажу им правду, — заявила леди Мэри, тряхнув головой.

— Вот и прекрасно, — согласилась Эмма. — Скажите им, что вы ошиблись относительно намерений Колина, что вы приняли учтивость за любовь и не заметили, что он был так же учтив с другими юными леди, однако ни одна из них не приняла это всерьез. Извинитесь за свое поведение и попросите своих подруг никому не говорить о ваших письмах.

— Но все было вовсе не так! — негодующе воскликнула леди Мэри.

— Не так?

Эмма устремила на нее решительный взгляд, как бы давая ей понять, что не отступит, и это, видимо, удивило девушку. «Она вконец избалована, — подумала Эмма. — Привыкла получать все, что ей захочется. А тут не вышло. Интересно, когда эта девица поймет, что у меня не менее твердый характер?» Тут Эмма увидела, что к ним направляются несколько верховых.

— Улыбнитесь, — нежно проговорила она.

Через секунду на них обрушился новый град вопросов. Так прошло больше часа. Эмму все это очень утомило, но она считала, что дела идут неплохо. Ей казалось, что леди Мэри даже с удовольствием разыгрывает эту новую роль. Во всяком случае, ей доставляло удовольствие всеобщее внимание. Эмма была уверена, что им удалось перекрыть поток сплетен, хотя до полной победы было еще далеко.

Наконец-то можно направлять кучера к дому Морлендов, где она с наслаждением расстанется с леди Мэри. Но пока ландо разворачивалось, откуда-то с края дороги раздался пронзительный голос:

— Эмма, душечка!

Эмма повернулась и с неудовольствием узрела Арабеллу Таррант, стоявшую под руку с графом Орсино.

— Как удачно, что мы встретились, — затрещала Арабелла, не дав Эмме сказать ни слова. — Мне что-то нехорошо, и я надеялась увидеть кого-нибудь из знакомых, кто отвез бы меня домой.

Не дожидаясь ответа, она решительно подошла к их ландо и открыла дверцу. Орсино опустил для нее ступеньки прежде, чем лакей успел слезть с запяток.

— Голова кружится, — сказала Арабелла, проворно забираясь в ландо. — На меня так действует жара.

Орсино тоже влез в экипаж и сел рядом с Арабеллой на переднее сиденье, нагло улыбаясь Эмме.

Что делать? Если вышвырнуть обоих из ландо, будет еще одна сцена и еще одна сплетня. Эмма вся кипела. Ее поймали в западню. Она велела кучеру ехать, ограничившись резким замечанием:

— Сегодня вовсе не жарко.

— Для таких, как мы, южан, конечно, не жарко, — ответил Орсино, улыбаясь Эмме интимной улыбкой.

— Мне делается плохо, даже когда не очень жарко, — заявила Арабелла, всплескивая руками, отчего заколыхались бледно-зеленые ленты, украшавшие ее пронзительно-желтого цвета платье. — Я тебя уже сто лет не видела, Эмма. Ты все хорошеешь!

Это невинное высказывание было произнесено ядовито-елейным голосом.

Эмма поняла, что Арабелла заранее обдумала эту акцию вместе с Орсино из-за того, что по возвращении из Корнуолла новобрачные ее полностью игнорировали. Правда, Колин послал ей значительную сумму денег, но Арабелла жаждала другого: воспользовавшись его положением, проникнуть в высшее общество. И страшно бесилась, что ей в этом отказано. Она хотела навредить Эмме и уже преуспела в этом. Эмма чуть ли не скрежетала зубами: она не желала представлять эту парочку леди Мэри, но не знала, как этого избежать. Леди Мэри ошеломленно смотрела на кричаще безвкусное платье Арабеллы. Орсино ни в коем случае нельзя знакомить с молодой, незамужней и очень богатой девушкой.

— К сожалению, до дома я вас довезти не смогу, — сказала Эмма Арабелле. — Нам нужно через десять минут быть на Гровенор-сквер.

— Ничего подобного, — заявила леди Мэри, чувствуя, что может поживиться какой-то тайной. — Мама поехала к тете.

И тут Орсино взял инициативу в свои руки. Наклонившись вперед и приложив руку к груди, он сказал, обращаясь к леди Мэри:

— Я граф Джулио Орсино. Из Италии.

— Правда? — спросила леди Мэри. — Папу возили и Италию, когда ему было шестнадцать лет. Ему там очень понравилось. У нас в доме много итальянских картин.

— Видимо, у вашего отца хороший вкус, мисс…

— Я леди Мэри Дакр, — сказала девушка и протянула Орсино руку.

Эмма раздраженно прикусила губу. Глупая девчонка! Но ничего поделать уже было нельзя.

— А это — миссис Арабелла Таррант, — сказала она и увидела, как Мэри, услышав ее фамилию, заинтересованно взглянула на Арабеллу.

Значит, она тоже слышала сплетни о ее покойном муже.

— Счастлив с вами познакомиться, — с широкой улыбкой сказал Орсино. — Но, видимо, я должен выразить вам соболезнование? — сказал он, окинув взглядом ее траур.

— У меня умерла бабушка, — сообщила ему леди Мэри.

— Сочувствую вам.

Девушка кивнула:

— Да, мне очень ее не хватает. Но она не захотела бы, чтобы я в трауре сидела дома и оплакивала ее. Она предпочла бы, чтобы я выезжала и отвлекалась от грустных мыслей.

— Разумеется, — глядя на нее маслеными глазами, согласился Орсино.

«Лучше бы ее действительно держали взаперти, — подумала Эмма. — Как я не догадалась, что Орсино не смирится с отказом и придумает какую-нибудь месть».

— Я удивлен, что вы соглашаетесь терпеть такое обращение, — добавил Орсино.

Нельзя допустить его сближение с леди Мэри, — с отчаянием думала Эмма.

Она огляделась. Они подъезжали к воротам парка.

— Я хотел покататься в парке верхом, — продолжал Орсино, — но мне очень не повезло с лошадью.

— Вы взяли лошадь напрокат? — спросила леди Мэри.

Орсино покачал головой:

— Назвать ее лошадью — это значит нанести смертельное оскорбление всему лошадиному роду, всем этим превосходным животным. Я вернул эту… тварь в конюшню. Но она успела укусить моего камердинера, слугу моей домохозяйки и еще одного человека, кажется, угольщика. Высокого краснолицего детину. Тот грозился подать на меня за это в суд.

Леди Мэри хихикнула.

— Мне посоветовали обратиться в другую конюшню, но я пока не набрался духу опробовать еще одну… английскую лошадь.

— Ваши итальянские, конечно, гораздо лучше, — язвительно сказала Эмма.

— Скажем так — они лучше воспитаны.

— Так почему бы вам не вернуться в Италию и не ездить на этих благовоспитанных лошадях? — еще более решительно спросила Эмма. Ее терпение было на исходе.

— Если бы только это было возможно, — с глубоким вздохом ответил граф Орсино. — Но война разорила мою семью: у нас не осталось ни поместий, ни состояния. Разве это не прискорбно, когда знатное семейство оказывается на пороге нищеты?

Эмма скривила губы. Сколько людей высказывали сомнение о праве Орсино носить аристократический титул! Сама она не сомневалась, что у него никогда не было ни поместья, ни состояния. Он был игрок, шулер и бог его знает, что еще.

— Но война ведь кончилась, — невинным голосом сказала она. — Почему бы вам не вернуться домой и не попытаться востребовать вашу собственность?

Граф покачал головой, но не стал объяснять, почему это невозможно.

— Как интересно! — воскликнула леди Мэри. — Как в романе.

«Да он все это и взял из какого-нибудь романа, — подумала Эмма. — Как бы избавиться от этого опасного человека?» Она окинула окрестности отчаянным взглядом и увидела, что за воротами парка наемный экипаж выгружает пассажиров. Она повернулась к лакею:

— Джон, задержи этот кабриолет!

Джон посмотрел на нее с удивлением, но послушно соскочил с запяток и побежал к наемному экипажу.

— Извини, Арабелла. Я уже говорила, что у меня назначена встреча. Придется тебе поехать домой вон в том экипаже. Надеюсь, тебе скоро станет лучше. Тобиас, остановись, пожалуйста, здесь.

Кучер послушно остановил лошадей. Эмма молча смотрела на возмущенную Арабеллу и ухмыляющегося Орсино: сходите, дескать. Тем ничего другого не оставалось делать. Арабелла начала было протестовать, но Орсино только поклонился Эмме, признавая временное поражение, и помог Арабелле пересесть в кабриолет.

— Как грубо вы от них избавились, — сказала леди Мэри, когда ландо поехало дальше.

— Вам не следует знаться с этими людьми, — отозвалась Эмма.

— Почему?

Эмма не ответила на этот вопрос. Она была в большом расстройстве. Ей все время не везет. Каждый день возникает что-нибудь! А Колину нужна жена, которая бы не осложняла его жизни. Все эти переполохи ему, того и гляди, осточертеют.

— Вам поклонился молодой человек, — сказала ей леди Мэри.

Эмма опасливо оглянулась и увидела Робина, ехавшего верхом на отличной гнедой лошади. Она облегченно помахала ему рукой.

— Вы же говорили, что мы едем домой, — пожаловалась леди Мэри.

— Сейчас, — сказала Эмма. — Робин! — окликнула она брата.

Он поколебался несколько секунд, но потом подъехал к ландо и, сняв шляпу, без улыбки произнес: «Доброе утро». Робин был все еще в большой обиде на сестру. После их последнего неудачного разговора в доме Сент-Моуров он решил, что она ничем не лучше отца и тоже обращается с ним как с ребенком, а посему он не будет искать ее общества. Его разочарование в ней усугубилось необходимостью искать где-то большую сумму денег. Ему пришлось обратиться к очень неприятному ростовщику и, как выразился Джек, продать ему душу. Он и это поставил в вину Эмме, не ответил на письмо, которое она ему послала, и больше не навещал ее.

— Робин, я так давно тебя не видела! — воскликнула Эмма.

Услышав в ее голосе искреннее чувство, леди Мэри насторожила уши и стала с интересом разглядывать Робина.

— Я был дьявольски занят, — ответил Робин. — Завалили приглашениями.

Он небрежно махнул рукой и изобразил на лице утомление от внимания света. Но тут же испортил впечатление, добавив:

— Да и не хотел обременять тебя своими делами.

— Ну, при чем тут обременять?

Эмма очень беспокоилась за Робина. При первой же встрече она бросилась ему на выручку, из чего и проистекли все последующие события. Но он про это не знает, напомнила она себе.

— Можешь не волноваться, — так же небрежно продолжал Робин. — Я все сам уладил. Зря я к тебе и обращался.

— Ты о чем? — спросила Эмма.

Неужели опять проигрался? Какие еще у него могут быть затруднения? Она слишком хорошо знала, что случается с молодым человеком, которого затягивает карточная игра.

— Робин, скажи…

Он только отмахнулся.

— Может, представишь меня своей спутнице? — спросил он таким тоном, словно сестра опять его как-то обидела.

Эмма только вздохнула: нет, он неисправим.

— Леди Мэри, это мой брат Робин Беллингем. Робин, познакомься — леди Мэри Дакр.

На лице леди Мэри отразилось разочарование: а она-то уже вообразила, что Эмма изменяет своему мужу с каким-то юнцом.

— Очень рад… — начал было Робин. — Дакр? — повторил он. — Дакр? Та самая, что распространяет россказни про Сент-Моура? С какой стати она оказалась у тебя в ландо?

— Робин! — одернула его Эмма. И оглянулась: нет ли кого-нибудь поблизости?

— Уж, во всяком случае, я здесь оказалась не по своей воле, — отрезала леди Мэри.

Робин не обратил на ее слова ни малейшего внимания.

— В клубе говорят, что она чокнутая. Фредди Бланкеншип рассказал мне…

— Фредди — ничтожество! — вскричала леди Мэри. — А вы — грубиян. Как вы можете говорить обо мне так, словно меня тут нет?

Робин окинул ее таким взглядом, словно она была не очень интересным зверьком в зоопарке.

— Фредди говорит, что она чуть не сыграла такую же штуку с ним. Стала повсюду говорить, что он ухаживает за ней, когда он всего-навсего несколько раз с ней танцевал.

Леди Мэри подавилась от возмущения и густо покраснела. Если бы взгляд мог убить, Робина уже не было бы в живых.

— Вы… вы… — От негодования она не находила слов.

— Фредди говорит, что она считает себя неотразимой.

— Скотина! — взорвалась леди Мэри, наконец-то обретя дар речи. — А вы еще хуже, чем Фредди. Такого грубияна я еще не встречала.

— По крайней мере, не станете всем говорить, что я собирался на вас жениться, — бессердечно отозвался Робин.

— Вы? Да я не вышла бы за вас замуж, даже если бы вы были последним мужчиной на земле!

— Не волнуйтесь, вам никто и не предлагает.

Леди Мэри расплакалась.

— Робин! — укоризненно сказала Эмма.

— Да я и смотреть не стану на человека в таком жилете! — сквозь слезы проговорила леди Мэри.

— А чем это плох мои жилет? — воскликнул Робин, бросая самодовольный взгляд на свой попугайной расцветки жилет.

— Ничего безобразнее представить себе нельзя! — крикнула леди Мэри и опять уткнулась в платочек.

— Леди Мэри! — с упреком сказала Эмма.

— Вот ехидна! — возмущенно сказал ее брат. — Если хотите знать, это последний писк моды. Все, у кого есть вкус, от него в восторге.

— Можно подумать, что его размалевал ребенок, добравшийся до тюбиков с краской, — сквозь слезы бросила леди Мэри.

Робин задохнулся от негодования:

— Подумать только, что по вине этой дуры Сент-Моур чуть не задушил человека в ресторане! Позорище! Таких надо упрятывать в сумасшедший дом!

— Что, говоришь, сделал Колин? — воскликнула Эмма.

— Учинил скандал. Привлек всеобщее внимание. Подумать страшно! — Робин покачал головой. — Я бы на его месте задушил эту особу. Толку больше было бы.

— Робин, о чем ты говоришь? — в полной растерянности спросила Эмма.

— Ну ладно, может, душить ее и не стоило бы, — продолжал Робин, развивая свою мысль. — Дам душить не положено. Но душу из нее вытрясти стоило бы.

— Что случилось в клубе, Робин? — грозно спросила Эмма.

— А? Да вообще-то Стейн сам был виноват. Подошел к столику Сент-Моура и что-то ляпнул про эту идиотскую сплетню. Ну а Сент-Моур схватил его за глотку. — В тоне Робина неодобрение мешалось с восхищением. — Говорят, что, не оттащи его от Стейна двое его друзей, он задушил бы его на месте.

— Из-за меня? — с восторгом воскликнула леди Мэри, у которой таинственным образом высохли слезы.

— Нет. Говорят, что тот оскорбил Эмму. Кто это станет входить в такой раж из-за вас?

— Свинья! — сказала леди Мэри.

— Ведьма! — ответствовал Робин.

Эмма издала какой-то странный звук, который заставил противников посмотреть на нее.

Увидев отчаяние на лице сестры, Робин опомнился.

— Наверное, мне не надо было все это рассказывать, — с виноватым видом сказал Робин. — Конечно, не надо было. Дамам про это знать ни к чему. Надеюсь, ты не скажешь Колину, что это я проболтался.

— Я расскажу! — заверила его леди Мэри.

Робин не удостоил ее даже взглядом.

«Значит, Колину уже досталось. Да еще перед друзьями! И даже ничего мне не сказал». — Эмма была в ужасе.

— Эмма, тебе что, плохо? — спросил Робин.

— Да нет.

Эмме хотелось поподробнее расспросить Робина про инцидент в клубе, но не могла же она это сделать в людном парке да еще в присутствии леди Мэри, которая не пропускала ни одного слова. Она велела кучеру ехать домой.

— Приходи в гости, — сказала она Робину на прощание.

Тот махнул рукой, ничего не обещая. А Эмма имела удовольствие ехать в открытом ландо по улицам Лондона с театрально рыдающей в носовой платочек леди Мэри.

— Перестаньте плакать! — сказала ей Эмма. — А то все, чего мы сегодня достигли, пойдет прахом.

— Но дело было совсем не так! — ответила леди Мэри.

— Конечно, нет, — утешала ее Эмма, не задумываясь, что та имела в виду под словом дело, и лишь желая остановить поток слез.

— Фредди Бланкеншип не давал мне проходу. Присылал цветы. Возил меня кататься. В Олмеке танцевал со мной помногу раз. Но когда мама сказала, что он, наверное, сделает мне предложение, я ему при первом удобном случае заявила, что ни за что не выйду за него замуж.

Эмма уверяла ее, что все понимает, а сама оглядывала улицу: не видит ли их кто-нибудь из знакомых? Леди Мэри опять громко всхлипнула.

— Он толстый как бочка и воображает, что знает все на свете, — сообщила она Эмме.

Та покачала головой с сочувственным видом, желая лишь одного — поскорее доехать до дома Морлендов.

— И он назвал меня накрахмаленной воображалой, которая считает, что ее никто не достоин. Но это неправда. Просто он мне не нравился.

— Ну конечно, — сказала Эмма, которая была рада видеть, что у леди Мэри, кажется, иссякли слезы.

— Кроме того, мне кажется, что он только потому за мной ухаживал, что я дочь герцога.

— Видимо, он ужасный человек, — отозвалась Эмма.