Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Бог X.

ModernLib.Net / Современная проза / Ерофеев Виктор Владимирович / Бог X. - Чтение (стр. 10)
Автор: Ерофеев Виктор Владимирович
Жанр: Современная проза

 

 


Он все сделает наоборот, вопреки, назло всем и себе — и добьется всего: власти, запредельного скотства, святости. В своей родной злоебучей Сибири он быстро, незаметно отрастет в мужика с мерцающей геометрией частей тела: не то длинный, не то коренастый, не то орел, не то мышь летучая, то ли с сахарными зубами, то ли с гнилыми — каждому виделся он по-своему. Столь же мерцающей будет его душа. Он ни о ком не скажет худого слова, но никому не поздоровится от его гнева. Он будет любить воровать, как всякий русский, мечтающий о спасении души. Драчливый, ищущий в кровавых драках кайф, он станет бить как чужих, так и собственного отца. Его нервная организация субтильна, как у девушки. По его же признанию, каждую весну с пятнадцати до тридцати восьми лет он не будет спать в течение сорока дней. Распутин бросится за помощью к святым. Босым пройдет по монастырям, не меняя нижнего белья по полгода. Теологическая убогость православия, не совладевшего ни с народным язычеством, ни с государственной властью, породила буйные секты желающих поговорить с Богом начистоту. Распутин ввинтится в одну из самых раскольных общин, не оскопится, но насосется бесстыжих радений, поймет, что религиозный человек должен плясать часами без передыха и быть хорошим танцором, как Царь Давид. Он заделается хлыстом. Хлысты — живое противоречие русского человека, в самобичевании ищущего Христа в себе и Христом становящегося, готового отрицать семейный секс, но предаваться свальному греху, выходя из греха через грех. Втайне Распутин навсегда хлыстом и останется. Юродивый, придурок и просто дурак, он ввинтится в Петербург по самую сердцевину, митрополитов выстроит, аристократических баб взбодрит, утешит меланхольного царя, императрицу Александру Федоровну возьмет за нежное, материнское место.

Он войдет к «царям» (так он называл императорскую чету), как к себе домой — будет повод. После того, как императрица родит четырех дочерей (позже Распутин будет подсматривать, как они раздеваются в детской), наконец, появится на свет наследник Алексей, страдающий генетической болезнью семьи императрицы — гемофилией. Распутин будет с успехом заговаривать его больную кровь. Но дело не в том, кто он — знахарь или вампир. А в том, что побеждает тот, кто меньше любит.

Григорий Распутин был уродом любви. Бесчисленные книги, ему посвященные, прошли мимо главного: в жизни он никого не любил, ни жены, ни любовниц. Ни одна женщина не стала для него самоценной. Он говорил, что «только любовь свята», но на деле подменил любовь ледяным любопытством. Он ел руками все, даже рыбу. Женщин он тоже ел руками. Распутин любил трогать, щупать, видеть и унижать. Победы его не интересовали. Эротический секрет Распутина заключался даже не в подчинении, а в продлении женского сопротивления до умопомешательства. Женщина должна уступить в полном бреду. Распутина, очевидно, распалял расплавленный грех. Он связал совокупление и молитву в единый узел. Это был тот самый распутинский экстаз, который давал ему уникальную энергетическую силу. Святость любви Распутин понимал таким образом, что женщина, которая не любит своего мужа, но живет с ним, греховна, и ей надо пройти через распутинскую кровать, быть изнасилованной, вываляться в позоре, чтобы затем покаяться. И он продолжал любить бить. Его книжный издатель Филиппов был нечаянным свидетелем сцены: Распутин в своей спальне отчаянно бил жену петербургского генерала, салонную львицу Ольгу Лохтину. Та держала Распутина за член и кричала: — Ты — Бог!

Легенда уверяет, что у Распутина был немереный член, но очевидцы легенду укорачивают. Не в члене, а в имени — половина жизненного успеха Григория Распутина. Гришка — многократная метафора русского самозванства, начиная с XVII века, со времен смуты, синонима национальной кровавой бани. Распутин — не фамилия, а диагноз страны. Здесь слышится все: распутье, распутица, но пуще всего этимологически верное: распущенность — магистральное состояние моей славной родины. Распуститься — то есть пуститься по низам, во все тяжкие, напропалую, с хрюканьем, с соплей под носом, слюной на губах, распасться до основания, позабыть думать. Снять с себя, как раздеться догола, всю ответственность. Это по-русски самое сладкое состояние.

Ровесник Ленина, старше его всего на каких-нибудь пятнадцать месяцев, Распутин родился в 1869 году в селе Покровское Тобольской губернии в семье безграмотных крестьян. Отец — пьяница, мать — рабочая лошадь, страдалица с долгим стажем терпения, пятью детьми. Идеальная семья для народных избранников. Распутин сам до конца жизни остался полуграмотным, писал кренделями неразборчивых букв с фантастической орфографией, насмешкой над словарями — непонятно, где и как учился. Скорее всего, самоучка. И это тоже Распутину в плюс. Русское сознание не любит ни ученость, ни усидчивость, ни грамотеев. Последние рисуются ему фарисеями, отпавшими от источников жизни. Толстой мечтал быть проще, «опроститься». Распутин был изначально прост. Помню, как в детстве мои одноклассники ненавидели тех, кто ходил по московским улицам в шляпах. Им кричали вдогонку: «профессор»! До сих пор «кандидат наук» и «профессор» нередко произносятся в русской среде глумливо: ложное знание, замороченное краснобайство, сомнительное гладкословие. Куда ближе русским даостская истина о торжестве немоты над словом. Косноязычие — знак подлинности. Но русские не вовлекаются в восточную последовательность, бросая ее на полдороги. Русская простота, что хуже воровства, повязана с хитростью — главным ментальным оружием простолюдина. В основе русской хитрости лежит теория выживания, которая, будучи помноженной на амбиции, дает философию безмерного цинизма.

Жизнь Распутина — не просто затейливая историческая интрига, обреченная на массовое прочтение, но и пособие по смыслу жизни. Россия до сих пор не научилась пользоваться свободой. Когда уходит тоталитарное начальство и вместе с ним — страх, возникают вакуум власти, иррациональное поле деятельности. Пора сравнить начало XX века с новейшим временем, чтобы понять: русские реформы способны породить шамана, который, как в случае с Распутиным, может стать мировой знаменитостью.

<p>Распутин на здоровье</p>

Распутин попал, возможно, в первую десятку русских, имена которых знает западный человек, даже если он мало что понимает в России. Распутин затесался между Лениным, Сталиным, Толстым и Достоевским. Но он, пожалуй, единственный всемирно известный русский, который открыт глобальной массовой культуре и массовому сознанию. О Распутине лучше всего рассказывать в комиксах для взрослых: он гротескно визуален. Неслучайно многие карикатуры на него в дореволюционной периодике имеют апелляцию к русскому лубку — прародителю комикса. Запад создал из Распутина миф, имеющий гастрономический, алкогольный, эротический, цыганско-танцевальный «свинг». Прожигатель жизни, сорящий деньгами — бесценный прообраз клиента ночного клуба. Вместе с тем, «love machine» и тайна. Вот почему он ценен маскульту — его невозможно разгадать, не прибегая к мистике. На поверхностный взгляд, Распутин — русский замес Дон Жуана, Гаргантюа, Макиавелли. На самом деле, разрывной образ саморазрушения. Наиболее близкий аналог в западной культуре — маркиз де Сад, но это формальная близость. Если Сад — воля к безнаказанности и упоение ею, то Распутин — триединство греха, покаяния и святости, переходящей вновь в грех, покаяние и святость — чертово колесо русского духа.

Распутину суждено остаться в западных головах обезумевшим гедонистом в воображаемой монашеской рясе. Есть вещи, которые не исправить даже на самом элементарном уровне. Сколько раз, находясь в США, я становился терпеливой жертвой моих американских друзей, которые поднимали тост «на здоровье!». Сколько раз я с верой в успех пытался им объяснить, что это — не русский тост, а испорченный вариант польского, что русские говорят «на здоровье» в единственном случае: когда гость после обеда благодарит хозяев, ему отвечают «на здоровье». Сколько раз мои американские друзья с искренним интересом, всепонимающими улыбками выслушивали мое объяснение: — А как правильно? — Ваше здоровье! — Мы радостно чокались с ощущением прививки нового знания. И что? Приехав в Америку в следующий раз, я снова слышал от тех же друзей: — На здоровье!

На этом опыте я понял, что мир не переделать. Распутин так и останется проклятием буржуазных семей, живущих на этаж выше шумного ночного заведения. Мы обитаем в мире победивших стереотипов. Возможно, это новый ресурс стабильности.

Есть и другие, более локальные мифы о Распутине. Возрождение политического имиджа Распутина в сегодняшней России имеет националистическую обложку. Если до революции националисты пытались представить Распутина марионеткой жидомасонского заговора, то теперь он — хранитель устоев вечной России, защищающий ее от западной скверны, символ союза православия и монархии. Его убийство объявляется неонационалистами делом рук тех же жидомасонов, оно — «ритуально». Впрочем, это маргинальная установка, и если Распутин, действительно, возвращается в Россию, то скорее обходным путем через Запад, чтобы соответствовать идеалам новейшего русского гедонизма.

<p>Мужик не справился с нагрузкой</p>

Какой реальный ущерб нанес Распутин России? В чем провинился? Почему «слуга Антихриста»? Как случилось, что крестьянин в конце жизни мог сказать: «Я держу у себя в кулаке всю Россию»?

Его восхождение началось в церковных кругах Петербурга в 1903 году. Там он прославился не только проницательностью, но и пророчествами. Распутин предсказал разгром русского флота в Цусимском проливе в ходе русско-японской войны 1904—1905 годов. Позже он говорил, что боится не за себя, а «за народ и царскую семью. Потому что, когда меня убьют, народу будет плохо, а царя больше не будет». Увидя раз портрет Карла Маркса, он пришел в возбуждение и предсказал, что за этим бородачом народ пойдет на баррикады. Но самым поразительным было, конечно, лечение наследника. Впервые войдя в его комнату и склонившись над кроватью ребенка, страдающего бессонницей после очередного приступа болезни, Распутин принялся молиться. На глазах родителей царевич успокоился и заснул, чтобы наутро проснуться здоровым. И так происходило из раза в раз. Более того, Распутин лечил его и на расстоянии, по телеграмме, из сибирского далека. Какие родители не доверились бы после этого «старцу»? Он доказал то, во что «цари» хотели верить: человек из народа способен спасти наследника и защитить престол. Он стал незаменим. И какая разница матери, тщеславится ли, по слухам, Распутин дружбой с царской семьей, водит ли женщин в баню (О этом русская печать писала на протяжении многих лет. Распутин то признавался в похождениях, то отрицал — дурил всех), пьет ли, развратничает (публично показывал танцовщицам-цыганкам свой член в московском ресторане «Яр»)? Дано ли было Распутину, действительно, понимать мистическое?

В России начала XX века, казалось бы, ничто не предвещало Распутина. Шло бурное развитие капитализма. Рубль был чуть ли не самой твердой валютой в мире. Революция 1905 года с кровью вырвала у царя долгожданные свободы. Какой еще Распутин? Вместе с тем, все его предвещало. Распутин — зверская насмешка над усилиями России выбраться из ямы. «Ах, вы захотели быть похожими на других, обзавелись философами и независимыми политиками, бердяевыми и милюковыми, отращиваете демократию, авангардистские картинки малюете, декадентские стихи сочиняете? А вот — хрен вам! Не будет этого!» Интересно, кто это говорит? Почему так явственно мне слышен этот голос? И он так каждому русскому говорит: «Хочешь быть разумным, предсказуемым, хочешь определенности? Будешь мучиться, маяться, унижаться перед тем, кто недостоин тебя, будешь любить того, кто утащит тебя в могилу».

Ведьма и дьяволица, соблазняющая, совращающая, оборачивающаяся то императрицей всея Руси, то базарной бабой, то революционеркой, то лимитчицей, то проституткой. Это она, женский дьявол, наслала на Россию Распутина. Бешеная, как индийская богиня Кали. В русских краях имя ее — никак. Она безымянна. Но мы в XXI веке — такие размышления кажутся неуместными.

Есть другое, близкое мне решение: Распутина породила русская литература. Это она взрастила опасную иллюзию и заразила ею интеллигенцию: русский народ мудрее правительства и всех, всех, всех. Сам того не зная, Распутин стал литературной эманацией. Нет ничего милее русской литературе, чем мысль, что правда принадлежит народу. Это уже маячит у Пушкина в «Капитанской дочке». Весь Достоевский после своего каторжного опыта пронизан этой идеей, ею же внедряет Толстой в читателей «Войны и мира». Радикалы и консерваторы, революционеры и мракобесы — все клялись народом и верили в него как в священную корову. Но впервые эта идея с большим опозданием дошла до престола во время царствования последнего царя. Николай Второй вряд ли почерпнул ее из книг; из нее был соткан русский воздух. С царем же все складывалось на редкость плохо. В эпоху политического переустройства неуверенный в себе и упрямый, застенчивый и низкорослый, Николай был придавлен гигантским образом умершего отца, чувствовал себя одинаково неуклюже как на балах, так и с министрами. Он нуждался в жизненной опоре. С одной стороны, ей была Александра Федоровна. С другой, ей стал Распутин. Дикий vox populi его устами вернул покачнувшемуся царю мандат божьей власти, что, в конечном счете, и спровоцировало цареубийственную революцию. Короче, наследника лечили на расстрел.

Распутин был порожден не только классической литературой. Он же продукт русского декадентства. Часть интеллигенции в начале века прошла через радикальный идеологический кризис, пережив разочарование в прогрессе. На место марксистским увлечениям пришел комплекс идей, связанный с рассвобождением психики, разрушением старой морали, личностными поисками Бога. Положивший начало этому движению Дмитрий Мережковский проповедовал третий завет: обожествленную плоть, — что стимулировало эротику, мистику, оккультизм. Началось увлечение хлыстами, на их собрания съезжались статусные верхи литературы и философии: Александр Блок, Федор Сологуб, Михаил Ремизов, Василий Розанов. Андрей Белый посвятил хлыстам роман «Серебряный голубь». Мережковский видел в сектах «мост к народу», а ранние большевики нагрузили их революционным смыслом. Русские собирают мечту в пучок и выжигают ею свой жизненный проект, который становится их саморазрушением. Однако оно не оказывается конкретным сигналом опасности. Напротив, считается особым подвигом идти на это разрушение как в пьянстве, разгроме семейной жизни, так и в социальном утопизме. Русских без преувеличения можно назвать самоедами. Они уничтожают себя (и друг друга) лучше, чем внешних врагов, отчего всегда содрогались иностранцы, не постигающие основ русского самоедства. Общество было готово к явлению Распутина. Он явился. Но когда это произошло, все шарахнулись, кроме горстки истеричных фанатичек. Вот русский феномен: прийти в запоздалый ужас от олицетворения собственной мечты.

<p>«Держись центра, мама!»</p>

Распутин верно почувствовал расстановку сил в царской семье, власть императрицы и стал подыгрывать ей. «Цари» попали в зависимость от Распутина не только из-за болезни сына. Существовал контраст между атмосферой дворцовых интриг и Распутиным, который рассказывал «царям» о своих странствиях, бездомстве, ночах под открытым небом — обо всем том, о чем мог только мечтать царь, любитель простой жизни. Ему бы родиться садовником, а не царем.

Насколько далеко пошла императрица в безоглядной вере в Распутина? Не делала ли она то же самое, что и Ольга Лохтина? Картина, конечно, соблазнительная. Жаль, если нет — была бы тема для шокового фильма: «Царица и мужик». О ее тайных письмах к Распутину говорила в свое время вся Россия. Они доходят до предельной черты сухого обожания, но что-то не верится в адюльтер этой русской королевы немецких кровей. Впрочем, до самой смерти Распутина она не позволяла никому говорить о нем гадости, и царь следовал ее примеру даже тогда, когда ему явно этого не хотелось. Чувствуя всеобщую нелюбовь к Распутину, «цари» держали свою связь с ним в тайне, что было тем более взрывоопасно. Здесь заключается основная загадка: Распутин и революция.

Катализатор глубокой ненависти к «царям» со стороны всех, включая их близких родственников, Распутин уволок Россию в революцию, как в прорубь. Видимо, таково было ее предназначение. Но, с другой стороны, Распутин яростно сопротивлялся «военной партии», сорвал европейскую войну в 1911 году, заявив царю, что балканский вопрос не стоит русской крови, и не менее яростно противился войне в 1914 году. Накануне военных действий на него в Сибири было совершено покушение женщиной, считавшей его Антихристом, и позже он говорил, что если бы не нож, порезавший его внутренности, войны бы не было.

Возникает исторический парадокс. В 1916 году вместе с императрицей Распутин пытался оказать на царя воздействие с тем, чтобы заключить сепаратный мир с Германией. Все же просвещенные противники Распутина выступали за войну до победного конца и подняли крик об измене, когда просочилась информация о тайных переговорах. Иными словами, просвещенная Россия оказалась помраченной, а те «темные силы», как называлась императрица с Распутиным, были единственным союзом спасения страны от революции, которую стимулировала проигрышная для русских война. «Держись центра, мама!», — поучал Распутин императрицу, имея ввиду думские фракции. В этом тоже была своя антиреволюционная мудрость. С ней разошелся царь. И он же не послушал Распутина в 1914 году и не пожелал сепаратного мира с Германией на почетных условиях в 1916-ом.

Кто же тогда виноват в революции? Темные силы или просвещение? Во всяком случае, деятельность Распутина не допускает однозначной оценки. Но он сломался, обретя огромную власть. Мужик не справился с нагрузкой. Горький оказался отчасти прав, назвав то время «позорным десятилетием»: Распутин стал закулисным хозяином положения, советником, едва ли не единственным другом царя. Он держал в страхе членов правительства и верховных иерархов церкви. К нему ездили на поклон министры внутренних дел. Это была смехотворная агония демократически еще не созревшего, но уже гниющего государства.

<p>Баня и прорубь</p>

После объявления войны Распутин, собственно, и стал тем Распутиным, который всемирно известен. Словно окончательно поняв, что он ничего не может больше сделать, он принялся пить по-черному и внаглую гулять, устраивать оргии на дому, затаскивать одну женщину за другой на разбитый диван к себе в спальню. В сплошном пьянстве и блядстве он, кажется, утратил свои сверхъестественные качества, превратившись в образ похоти, двойника отца Карамазова.

Пророки слабы в предсказании собственной смерти. У Распутина отказали тормоза бдительности, померкла хваленая интуиция. Убийство великого грешника всегда живописно. Оно освещает почти младенческую доверчивость заложника своих пороков. Убийство Распутина было выполнено в традициях итальянского средневековья и, одновременно, декадентского романа: с отравленными вином и сладостями, «воскрешением» расстрелянного трупа, бегством «воскресшего» через заснеженный двор дворца, вторичным расстрелом и окончательной смертью в проруби. Баня, вечный скандал русского эроса, и прорубь — секс и смерть в России связаны стихией воды. Распутинское убийство замешано на эротической провокации. Распутин попался на «карамазовский» крюк: молодой бисексуальный князь Феликс Юсупов предложил ему свою красавицу-жену под видом фиктивного (ее даже не было тогда в Петербурге) знакомства с ней. Действительно, княжеский дар, достойный распутинского тщеславия. Возможно, что в ночь убийства, перед тем, как его убить, Юсупов имел сексуальную связь с Распутиным. Вот апогей если не русской реальности, то, по крайней мере, русских возможностей. Финал Распутина, по-моему, превратился в такой исторический фантазм, что даже в «Лолите» Набокова убийство Гумбертом Гумбсртом своего соперника выглядит как пародия на многоступенчатый эталон распутинской смерти.

Все остальное — эпилог. Великий князь Дмитрий Павлович, очевидно, главный расстрельщик Распутина, был отправлен Николаем в ссылку, в Иран, благодаря чему спасся во время революции. Впоследствии он стал любовником Коко Шанель. «Цари» остались преданными Распутину и после его смерти: их и детей расстрелял через полтора года комиссар Юровский с нательными крестами — подарком Распутина.

Распутин — не столько прошлое или будущее России, сколько ее вечное повторение, ее слезы и корявая, гордая самобытность. Раскачавший политическую лодку накануне революции, Распутин явил собой гораздо более глубокий знак раскаченности всех основных российских ценностей: как и его зубы, они одним до сих пор кажутся сахарными, другим — гнилыми. Он неизбежный спутник русского автократа — царя или сегодняшнего президента, — мечтающего в тоске по крепкому абсолюту через головы коррумпированных бюрократов слиться с народом. Не будь Распутина, его бы, в самом деле, стоило выдумать. Он не просто пугало или ночной кошмар либералов, но и реализация основного русского мифа о незавершенности мистического строительства жизни. Иначе ей незачем выходить из берегов. Распутин выест русским их собственные сердца — те радостно скажут ему: на здоровье! А Запад решит, что настало время для тоста. И все будут правы.


… год

Любовь к эскимосам: убиваем завтра, едим вчера

<p>Луна — не кастрюлька</p>

— Знаете, как появилась на небе луна?

Берни стояла в придорожных кустах и срывала молодые листья. В тундре цвел весенний июнь. Я вежливо покачал головой.

— Луна появилась, потому что человеку в красной кухлянке сломали ногу.

Джим выскочил из джипа и умоляюще сложил руки.

— Бред! Я уважаю эскимосские сказки. Но она в это верит! Эмансипированная эскимосская женщина, вечерами сидит в Интернете, у нее есть я — белый американский бизнесмен, у нас трое детей, которые ни во что не верят, кроме своих игрушек, и она верит в то, что человек в красной кухлянке со сломанной ногой улетел на небо!

— Взяв с собой кастрюльку, — тихо вставила Берни.

— Ага, с кастрюлькой! Она не делает разницы между сказкой и реальностью.

— А что такое реальность? — спросила Берни.

— Вон на горе радар. — Джим оглянулся. — Он следит за русскими ракетами. Это наша реальность на Аляске.

— Да, но человек в красной кухлянке был нездешний…

— Пусть я палка, воткнутая в грязь возле Берингова пролива, и ничего не понимаю в жизни, — не на шутку разозлился Джим, — но луна — не кастрюлька!

— Вы послушайте меня, женщину с острова Малый Диомед, — сказала Берни, не обращая внимания на мужа. — В тундре жил оленевод с двумя сыновьями. Отец делал им копья. Копья быстро ломались. Он делал их еще толще. Наконец сделал копья толще своих и почувствовал, что сыновья стали взрослыми.

— Толстые копья! Это — секс! — захохотал Джим.

— Секс разлит во всем. Понял разницу?

— За ужином расскажешь, — сказал Джим. — Поехали ужинать.

— Я накормлю вас листиками с тюленьим жиром. Это наш эскимосский салат.

<p>Соблазн сравнения</p>

Умом я знаю, что жизнь состоит из потерь. Как всякий человек, я ненавижу терять. Но, как всякий русский, я люблю подсчитывать потери. Это — не мазохизм, а жадность саморазрушения. История России этому потакает. Она состоит из захвата земель, невозможности ими управлять, из камуфляжа бесчисленных жертв. Теперь понятно, почему я поехал на Аляску? Что мы там потеряли?

Но я не просто поехал на Аляску потомиться русским духом. Азию и Америку на дальнем Севере разделяет узкий Берингов пролив. В древние времена там был перешеек, по которому можно было перейти с одного континента на другой, не замочившись — что и сделали эскимосы. Перешеек ушел под воду, и на его месте остались два острова. Их отделяет всего только две с половиной мили. При продаже Аляски остров побольше сохранилось за русскими; другой стал американским.

Два эскимосских острова в цепких руках сверхдержав. На одном эскимосы поют «Очи черные» и песни о Ленине, на другом любят Элвиса Пресли. На русском квасят водку в промасленных телогрейках; на американском катаются с горки на снегокатах, предпочитая виски.

Самая резкая граница времени в мире: если на американском острове — полдень в понедельник, на русском — вторник, 9 утра. На глобусе где-то должен быть шов смены дней, но все-таки странно, что на соседних островах русские завтракают, а американцы уже обедают. Как тут понять друг друга?

«Мы идем охотиться сегодня, — говорили американские эскимосы, традиционно ходившие в русские воды бить морского зверя. — Мы убиваем завтра. А вчера мы, разделав мясо, едим его». Идеальное место сгрести в охапку Восток и Запад для несуществующего нынче туризма. Вот только климат… Равнодушная природа то слепнет в тумане, то принудительно скачет под Борей. По словам французского анатома морей Жака Кусто, добраться до этих островов — одно из самых опасных путешествий на свете. Там каждый год гибнут авантюристы, мечтающие, как я, посмотреть, где целуются завтра с сегодня.

У меня разыгралось воображение, но я уперся в русское воздушное бездорожье. Лететь из Москвы на Чукотку и — дальше на русский остров — пустая затея. С островом нет регулярного сообщения. За чартерный рейс вертолета Чукотские авиалинии запросили с меня 5.000 долларов. Короче, я решил лететь через Америку. С ней всегда договоришься, если заявить себя любопытствующим путешественником с прозрачными целями. На другом конце света, в череде «ем'елей» замаячило имя Эрика — единственного человека на свете, который регулярно, по средам, летает на остров Малый Диомед с материка. Если погода позволяет.

<p>Русская Америка</p>

Уже к вечеру я был в Анкоридже. Жилплощадь половины населения Аляски, ее главный город, присягнувший на верность американским градостроительным стандартам. Он забирает меня своим густопсовым березовым запахом, морем цветов с дачной грядки в белые ночи, взятые напрокат из стихов гимназистки о Санкт-Петербурге (он с Анкориджем на одной параллели). У Аляски русская прапамять морских офицеров, давших имена здешним горам, и — креольское потомство алеутским Венерам в мехах. А что теперь? Несколько православных церквей, деревня старообрядцев и базарная армия контрабандистских матрешек, рассыпанная по всей Аляске.

В Анкоридже у меня начинается русская болезнь: тоска по виртуальной истории. Окрестности Анкориджа напоминают Финский залив, но во всех смыслах круче: гряда снежных гор, переходящих в облака, и облака, мимикрирующие под горы.

— И этот пейзаж мог быть наш, — сказал я Вику Фишеру. — Представляю себе, как мы бы его засрали!

Бывший сенатор штата Аляска, Вик Фишер — сын автора известной книги о Ленине, — рассмеялся, не согласившись со мной:

— Беспочвенная ностальгия. «Русская Америка», как у вас называли Аляску, была обречена. Правда, сначала русские сделали все, чтобы здесь укрепиться, хотя их численность никогда не превышала 800 человек. Под началом генерала Баранова они превратили Аляску в выгодную коммерческую монополию, но их политика была близорукой и беспощадной. Они разорили местное население, скупая пушнину по бросовым ценам. К тому же, русских привлекал скорее Китай, и уже император Николай Первый охладел к Русской Америке. Во время русско-британской войны в середине 1850-х годах англичане вынашивали план захвата Аляски, и русские стали склоняться сбыть ее более дружественным американцам. Но те не спешили с покупкой. Аляска им была в сущности не нужна. Русские нервничали. У них не хватало денег на содержание колонии. В конце концов госсекретарь США Уильям Сьюард уговорил своего президента купить территорию, сделка состоялась в 1867 году, и только почти через сто лет, в 1959 году, Аляска стала самостоятельным штатом.

<p>Жизнь после золотой лихорадки</p>

Бывший сенатор снабдил меня полезными телефонами, и я улетел из Анкориджа на северо-запад, на побережье Берингова пролива в легендарный поселок Ном — место золотой лихорадки начала XX века. Если Анкоридж — это еще полноценная «макдоналдская» Америка с жарким летом и длинной зимой, то Ном — это уже луна.

Бесконечное полярное солнце, предлагающее свою ласку даже в два часа ночи, освещает разгром. По углам города разброшены, как игрушки выросшего ребенка, допотопные паровозы, ковши, экскаваторы, лебедки, грузовики, — весь этот «последний поезд в никуда» золотых пионеров.

На берегу пролива, где ветер похож на острый нож, веселые придурки из разных штатов по-прежнему моют в тазах каменистый грунт в поисках буксующей мечты. Они всунули мне таз почти насильно — это было своего рода совращение. На дне таза, после того, как мои руки окоченели от ледяной воды, я нашел две крупицы золота и огляделся: глубоко-синий горизонт был сплющен, как в смелом ракурсе Эйзенштейна. Носились по бездорожью на битых джипах, не пристегнувшись, с сигаретами в зубах белые американцы, своим поведением бросающие вызов Америке, помешанной на безопасности и ненависти к курению. Одного из них звали Джимом Стимпфлом.

Я еще не успел повесить трубку, условившись с Джимом о свидании, как он уже влетел в мой Bed & Breakfast, крича издалека мне русское «здравствуйте» и уже предлагая меня куда-то немедленно вести, что-то показывать, суя мне ключи от машины и кольт 47 калибра с мешочком патрон, чтобы меня не загрызли медведи. Бритый, очкастый Джим представлял собой тот счастливый случай 50-летнего мужчины, у которого все еще впереди. Он закрутил меня в танце гостеприимства, но был столь ненавязчивым, что я его советы сразу принял — и не жалел. Он уже тащил мой чемодан к двери, обещая жилище получше, четырехкомнатную квартиру за смехотворную плату, по дороге высказывая свое кредо по отношению к русским: мир, дружба, секс!

— Почему секс?

— Только ни слова моей жене Берни — она эскимоска и очень ревнует!.. Мы в Америке совсем потеряли представление о женственности. А как я первый раз приехал на Чукотку, нас встретили на аэродроме, повели обедать: Боже! у женщин накрашены губы, легкие платья, туфли на каблуках. Каждую сразу захотелось пригласить на танец — и русскую, и эскимоску, и чукчу! У вас все женщины — красавицы, даже если они не очень красивые! А протокол! Вы — страна протокола! Я чувствовал себя у вас греком, попавшим в Римскую империю, где все носят тоги!


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13