Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

Аус поскакал за нами. Я шел пешком и случайно, повернувшись, заметил его. Я сказал об этом Харису, тот угрюмо молчал, потом сказал: «Нам больше не о чем с ним говорить, поехали!» Когда Аус увидел, что мы не собираемся его ждать, он закричал: «Харис, подожди!» Мы остановились, Аус пересказал слова своей жены, и Харис с радостью согласился быть его гостем.

Когда мы вошли в дом, Аус сказал жене: «Приведи старшую дочь». Девушку привели, и отец обратился к ней со словами:

– Дочь моя! Перед тобой благородный араб Харис, сын Ауфа. Он приехал просить руки одной из моих дочерей. Я решил отдать ему тебя, что ты скажешь?

– Не делай этого.

– Почему?

– Я не красива, и характер мой дурен. Я не родня ему, чтобы он уважал меня, и твоя страна не граничит с его, чтобы страх перед тобой остановил его. Если я когда-нибудь вызову его гнев, он разведется со мной, упаси меня Господь от судьбы разведенной жены.

– Иди, благослови тебя Господь, и приведи свою сестру.

Аус сказал средней дочери то же, что и старшей, и она отвечала:

– Я невежественна, неуклюжа и не умею рукодельничать. Я боюсь, что не понравлюсь ему и он разведется со мною. Ты знаешь, какова судьба разведенной. Он не родственник нам, чтобы уважать нас, и не сосед, чтобы бояться.

– Ступай с Богом и позови Бахайсу, младшую сестру.

Привели младшую дочь. Аус обратился к ней с тем же вопросом,

и она отвечала:

– Пусть будет так, как ты хочешь.

– Твои сестры отказались, почему ты согласилась?

– Я прекрасна лицом, благородна душой, искусна в рукоделии и, будучи твоей дочерью, знатна родом. Если он разведется со мной, Бог накажет его.

– Храни тебя Господь, – сказал Аус и, выйдя к нам, торжественно произнес: – Харис, я даю тебе в жены Бахайсу, дочь Ауса.

– Я беру ее.

Тогда Аус приказал жене одеть невесту в подвенечное платье и велел поставить шатер для Хариса. Когда невеста была готова, ее отвели к мужу. Но Харис пробыл внутри лишь короткое время, после чего вышел ко мне. Я спросил:

– Все в порядке?

– Нет.

– Как же так?

– Когда я прикоснулся к ней, она сказала: «Нет! Неужели ты сделаешь это перед моим отцом и братьями? Во имя всего святого, нет! Это будет недостойно».

Тогда Харис погрузил вещи на верблюдов, и мы отправились домой. Дорогой Харис сказал мне: «Поезжай вперед». Сам же свернул в сторону вместе с девушкой. Но вскоре он поравнялся со мной опять; я спросил:

– Все хорошо?

– Нет.

– ???

– Она сказала мне: «Разве ты поступишь со мной как с рабыней, которую можно купить, или как с пленницей, захваченной в бою? Нет! Клянусь Богом! Не делай этого, пока ты не заколешь верблюдов и овец и не пригласишь всех на пир в честь нашей свадьбы».

– Поистине, – сказал я, – это женщина большой души и ума, надеюсь, она родит тебе благородных сыновей, Бог даст.

Итак, мы приехали домой, и Харис приготовил угощение и созвал пир и затем вошел к ней. Но вскоре вернулся, и я спросил:

– Все в порядке?

– Нет.

– Почему?

– Я вошел к ней и сказал: «Смотри, я приготовил пир». Она ответила: «Мне говорили, что ты благородный человек, но я этого не вижу. Неужели ты можешь с легким сердцем пировать сейчас, когда арабы убивают арабов?» – «Что же ты хочешь от меня?» – спросил я. И она ответила: «Поезжай к своим родственникам и помири их, потом возвращайся, и ты получишь желаемое».

– Клянусь Богом, это благородные и мудрые слова!

После этого мы поехали к племенам абс и зубьян и наставляли их на путь мира. Мир был заключен на следующих условиях: были подсчитаны убитые с каждой стороны, и цена излишка была взыскана с племени, которое убило больше воинов, чем другое. Мы вдвоем взяли на себя долю выкупа за кровь в размере трех тысяч верблюдов, который был выплачен в течение трех лет. Итак, мы вернулись в лучах славы домой, и Харис возлег со своей женой, и она родила ему сыновей и дочерей.

Не сделать зависти его подобным тем, о ком они вещают:

Ведь мудрость с зрелостью шли рядом с ним все дни.

Люби жизнь – и живи ты долго – живи благополучно – по-прежнему

Жизнь долгая запечатлеется в морщинах на лице твоем.

Но время научило меня кое-чему – все остальные вещи лгали;

Дни тают, их утрата позволяет проясниться и явиться непредвиденному.

И в конце концов теперь я знаю,

как могущественные люди пользуются властью.

Все влиятельные люди добьются похвалы,

какой позор они б ни заслужили.

Я знаю также: в бедности сокрыто сердце великое,

Возвышенное, совершенное, но ношенье это подобно целованию

кнута из сыромятной кожи.

Бедный человек смотрит на величие славы, власти, лавров

Как на вершину, на которую ему уж не взобраться.

И сидит средь остальных – в молчании, безмолвствуя…

Когда рождалась девочка, его лицо мрачнело: «Оставить ее на позор себе или похоронить в песках?» Погребение дочерей – дело благородное.

Ушла Умейма, чтоб остаться там, где камни высоки

и разговаривают с умершими;

Ребенок беспризорный приходит в ее тихую и скрытую от глаз

подземную обитель;

А я сплю крепко. Ныне Осторожность не приходит никогда,

чтоб разбудить меня.

Не посещает ревность меня с той поры, как все, к кому я ревновал,

скончались.

Смерть мне не недруг; я не называю ее недоброй.

Смерть дала Покой мне, даже если более великим даром

было бы Страдание.

Терпи. Ты должен выдержать.

Для человека рожденного свободно только способность

вынести удары все судьбы – честь.

Время потеряло свое масштабное значение;

ни помощи нет, ни исцеления от его разрушения силы.

Даже если сумело подчинить оно и помогло повиноваться страху своему

Иль человек отбить удар невзгод смог любым униженным согласием,

Все ж выдержать ударов натиск полный и уколов Судьбы со стороны людей,

все ж выдержать – единственная честь.

Дурайд, сын Аддера

Дурайд был победителем, удача сопутствовала ему в его планах. За свою жизнь он совершил более сотни набегов. Битва в Барханах – одна из наиболее известных…

Часовой на барханах закричал:

– Я вижу людей, у них курчавые волосы и одежды цвета шафрана.

– Они из клана Ашджа, – сказал Дурайд, – их не надо бояться.

– Теперь я вижу других, – сообщил часовой, – они похожи на детей, их копья лежат между ушами коней.

– Эти из племени фазара, – сказал Дурайд.

Часовой выкрикнул опять:

– Теперь подошли другие, смуглые, темные люди, как глубоко врезаются копыта их лошадей в землю, поднимая облако пыли величиной с гору. Копья свои они тащат позади себя.

– Эти из племени абс! – воскликнул Дурайд. – Они несут с собой смерть!..

После боя Дурайд, лежавший раненный среди тел своих братьев, услышал, как Захдам из племени абс сказал своему товарищу Кардаму:

– Похоже, Дурайд еще жив, мне кажется, что он моргнул. Пойди и прикончи его.

– Нет, он мертв, – сказал Кардам.

– Я сказал, пойди и посмотри, дышит он или нет.

Тогда Кардам спешился, осмотрел тело Дурайда, сел в седло и сказал:

– Точно, мертв.

Позже, в священный месяц, паломники в Мекку из племени абс и племени фазара проходили через землю Дурайда и, боясь быть узнанными, закрыли лица платками, так что одни глаза остались видны. Дурайд, увидев паломников, подошел приветствовать их и спросил:

– Откуда вы, добрые люди?

– Ты меня спрашиваешь? – ответил один из всадников.

Дурайд узнал голос Кардама.

– Мне нет нужды спрашивать, я знаю, кто вы. – С этими словами он обнял его и дал в подарок коня, меч и копье. – Это моя благодарность за битву в Барханах.

– Как не оплакивать мне брата твоего? – сестра спросила…

Утраты, горе: заполнена одна могила, выкопана другая —

От этой лихорадки мести исцелиться можно,

Только убив или погибнув.

Дурайд был героем своего народа, племени хавазин, и военачальником в битвах.

Он дожил до эпохи ислама, но не стал правоверным, и в битве при Хунайне он выступил со своим кланом на стороне неверных против пророка, его брали с собой за его удачливость и мудрость. Ему было около ста лет, он почти ослеп. В лагерь Дурайд приехал на верблюде, в паланкине.

– Как называется эта долина? – спросил он.

– Аутас, – ответили ему.

– Хорошее место для того, чтобы двигаться галопом: не слишком каменистое, чтобы поранить копыта лошадям, и не слишком мягкое, чтобы замедлить бег. Но почему я слышу крики верблюдов, ослов, плач детей и блеяние баранов?

– Малик привел детей, женщин и скот вместе с войнами.

– Приведите Малика.

Когда пришел Малик, Дурайд обратился к нему:

– Малик, ты вождь твоего народа теперь, и от сегодняшнего Дня зависят все наши будущие дни. Что означают эти крики животных и плач детей?

– Я думал, что, если каждый воин возьмет своих детей и добро, он будет сражаться мужественней.

– Дурная мысль! Пастух со стадом овец! О, какое невежество. Может ли человек бороться с Судьбой? Послушай, если сегодня тебе суждено победить, то все, что тебе нужно, – это воины с мечами и копьями, но, если Судьба распорядится иначе, ты оставишь своих женщин, детей и имущество на поругание и грабеж. – Помолчав немного, он продолжил: – Племена кааб и килаб пришли?

– Нет.

– Тогда наш меч будет лишен обоих лезвий. Если бы день предвещал удачу, они пришли бы. Было бы лучше, чтобы и ты поступил как они. Есть кто-нибудь из племени амир?

– Дети Амира и Ауфа, больше никого.

– Подростки! От них не будет вреда, но пользы тоже. Малик, это поистине глупый поступок – отправить детей, прекрасные цветы народа хавазин, под копыта коней. Отправь их в горы, оплот нашего рода, и пошли на врага конницу. Если победа будет твоя, ты получаешь все, если нет, то ты, по крайней мере, спасешь детей и стада и не будешь обесчещен бесчестьем твоих женщин.

– Нет! Клянусь Богом, ни за что! – воскликнул Малик. – Ты выжил из ума, ты слишком стар. Либо вы, люди Хавазина, будете повиноваться мне, либо я брошусь на свой меч!

Он сказал так, потому что не хотел, чтобы слава и мудрость Дурайда превзошли его собственные. Все окружавшие их люди закричали: «Мы слушаем тебя, а не Дурайда».

Победа досталась в тот день пророку; и Малик с большей частью войска бежал и добрался в целости и сохранности до Таифа, оставив семьи и стада на милость победителей. Некоторые из брошенных на произвол людей спасались бегством по дороге на Нахлу; их преследовала конница пророка. Молодой воин из племени сулайм по имени Рабиа поравнялся с верблюдом, на котором ехал Дурайд в своем паланкине. Думая, что там женщина, юноша схватил повод и заставил верблюда стать на колени; и вот! В носилках оказался старик.

– Что ты хочешь? – спросил Дурайд.

– Ты должен умереть.

– Скажи, как твое имя, из какого ты рода?

Воин назвался и нанес ему удар мечом, но не смог убить его.

– Плохое оружие дала тебе мать, – сказал старик. – Возьми мой меч, он в ножнах позади седла, и ударь меня им с размаху чуть пониже головы и чуть повыше плеч, как делал я сам в былые времена. А потом иди к матери и скажи ей, что убил Дурайда, сына Аддера; много лет я защищал женщин твоего народа.

Тогда молодой сулаймит размахнулся и ударил его еще раз его собственным мечом. Голова покатилась, тело осело. Рабиа заметил, что от постоянной езды в седле кожа на бедрах старика стертая и затвердевшая, как пергамент. Когда он вернулся домой, то рассказал матери о своем подвиге.

– О сын мой! – воскликнула она. – Человек, которого ты убил, спас однажды из плена меня, твою мать, мать твоего отца и мою мать также.

Разбито, уничтожено Амира племя. Не осталось ничего от их добра.

Теперь в лугах А'рафа – только разрушенные жилища,

Палаток тени рваные и руины стен и укреплений,

Ветвь, оторванная от ветви, испорчено все ветром и погодой.

Все исчезло, древние ушли, все мудрые советы унесли с собой,

Не осталось среди нас ни одного, только народ,

чьи кони – всего лишь кобылы.

Мир Амиру теперь; однако еще хвалите и благословляйте древность,

Где бы на земле ни был путь ее иль остановка.

Таким же был прекрасным он,

Каким ты был в Рахмане,

Табид, сын Джабира, который убивал врага

И наливал вина для друга своего.

* * *

За час до рассвета мы услышали крик «ОТПРАВЛЯЕМСЯ!». Люди в спешке встают, тлеющие сторожевые костры раздуты, и сучья подброшены, чтобы дать нам свет, слышны резкие выкрики работающих людей и хрип множества верблюдов. Однако минута-две – и все смолкает: ездоки в седле и те, что на ногах, деловито осматриваются в сумерках, не забыли ли чего.

Мы выступаем, и очередной переход начинается, чтобы продлиться весь долгий, знойный день до вечера…

В нашем караване сто семьдесят верблюдов, несущих около тридцати тонн масла, и семьдесят человек, сорок из которых едут на верховых верблюдах, остальные – погонщики… В таком большом городском караване есть начальник, он знатного рода… Мы разбиты на группы: каждый хозяин со своими друзьями и слугами. Каждая группа несет палатку или навес для защиты от зноя на полуденных остановках и чтобы накрывать масло, которое плавится в мехах из козьих шкур в жаркие часы. Меха должны быть густо смазаны изнутри финиковой патокой. Каждые меха привязываются к ленчику седла специальной петлей…

После трех часов пути по пустынной равнине… мы у границы глубоких песков, и вскоре под нашими ногами грубый гравий: мы снова вступаем в гранитно-базальтовую центральную область Аравии, которая тянется от гор Шаммара до Мекки… Караваны идут в Мекку через переход Вади-Лаймун. Мекка окружена горами…

На каждой полуденной остановке верблюдов отпускают пастись… Гигантские животные, изнемогая под своей ношей, сильно потеют и, чувствуя жажду, все семнадцать дней, пока их не разгрузят в Мекке, почти ничего не едят… Погонщики после трех дней пути теряют все свое слабое самообладание; они кричат на животных раздраженными голосами, подгоняют отстающих древками копий, ругаются, причитают, стенают и произносят в их адрес зловещие проклятия: «Эй! Ты, падаль для ворон! Эй, туша для мясника…» С каждым днем погонщики становятся все раздражительней и немногословней; с пересохшими от жажды языками, они изредка перебрасываются язвительными репликами: «Разве я раб твоего отца, чтобы служить тебе…» Как приятен ровный и покладистый прав бедуинов по сравнению с несдержанностью горожан.

Наконец я вижу, что солнце почти зашло… Мы въезжаем в небольшое ущелье и спешиваемся. Мы теперь в цивилизованной стране – аравийской Мекке… Отсюда до Мекки около двадцати двух миль. Ночь приносит с собой теплый туманный воздух, и мы узнаем по лаю собак, что здесь много кочевников и бродяг.

Мы ложимся на песок, укутываемся в плащи и спим два часа, затем вереницы верблюдов снова идут проторенным путем… Всадники, садясь в седла, отправляются вперед – мы приближаемся к Мекке! Некоторые из погонщиков громко произносят молитвы паломников у горы Арафат. Но в сердцах торговцев маслом, ежегодно привозящих свой товар, нет благоговейного трепета. Труды тяжкие ожидают их в Святом Городе… все дни на базаре продавать товар, и душные ночи не приносят отдыха… В Мекке почти весь год тропическая жара… Люди из каравана расходятся: те, кто живет в Городе, идут домой, другие снимают жилье.

В утренних сумерках я вижу, как мы подходим к стене фруктового сада, за которой видны виноградники и смоковницы… Теперь мы выходим на дорогу, дорогу в Аравии!.. Мы проходим мимо двух домов у обочины дороги… На следующем подъеме я вижу поселение… Мы выходим опять на дорогу, пройдя через теплый поток, спускающийся с тех дальних гор, в которых зарождаются муссоны… Водоносы идут от реки, пошатываясь под бременем огромных бурдюков; среди них есть такие, что могут поднять на своих могучих плечах ношу верблюда!.. Ворота, через которые мы прошли, называются Врата Потока.

Улицы грубой застройки, дома побогаче покрыты штукатуркой. Дороги немощеные…

Посланник бога и его книга

Говорят, что, когда поэту-идолопоклоннику Зухайру было более ста лет, он встретил пророка Мухаммеда, и пророк, увидев его, воскликнул: «Господи, упаси меня от демонов, сидящих в этом человеке!»

Смотри, – пророк! Свет, освещающий мир,

Меч обнаженный Божьего воинства!

* * *

Посланник Бога Мухаммед родился в Мекке в Год Слона (или в 570 г. н. э.), его матерью была Амина из племени зухра, его отцом – Абдаллах, Хашимит из племени курейш. Его мать умерла, как говорят одни, когда пророк был грудным младенцем, но другие говорят, что к тому времени ему было два года. Его отец умер за четыре месяца до рождения сына. До пяти лет он воспитывался в семье Халимы, женщины-бедуинки из племени саад.

Однажды (как рассказывала Халима), когда Мухаммед и его молочный брат пасли скот позади лагеря, ее сын подбежал к ней с криком:

– Мой брат! Курейшит! Он говорит, что два человека в белом взяли его, положили на бок, разрезали его живот и засунули туда свои руки!

Когда женщина и ее муж побежали к ребенку, то нашли его стоящим неподвижно, с лицом белым как мел.

– Что с тобой? – спросили они.

– Два человека в белых одеждах подошли ко мне, – ответил он, – положили меня на бок, распороли мой живот и искали там что-то, – я не знаю что.

Они привели его в свою палатку.

– Халима, – сказал мой муж, – мальчик болен. Я думаю, нам лучше отвести его назад к его родственникам, прежде чем это станет очевидно.

Таким образом они отдали его.

После чего Мухаммед жил в доме своего деда. Когда пророку было восемь лет, его дед умер, поручив его заботам Абу Талиба, дяди Мухаммеда.

В двадцать пять лет Мухаммед женился на Хадидже, женщине из племени курейш, своей сорокалетней двоюродной сестре. Ее первый муж умер, оставив ей большое состояние, и она занималась торговлей. В Мекке Мухаммед был известен как честный человек и даже имел прозвище Надежный. Зная это, Хадиджа поручила ему пойти с ее караваном в Сирию. Некоторые говорят, что она наняла его как слугу, другие – что она взяла его в качестве партнера. Когда караван вернулся в Мекку и товар был продан с хорошей прибылью, она послала за ним и сказала:

– Ты знаешь, что я женщина не молодая и достаточно богатая, чтобы нуждаться в муже, но для моего дела мне нужен управляющий. Я наблюдала за тобой и считаю тебя честным и преданным, в твоих руках мое имущество не только не пропадет, но и преумножится. Иди разыщи своего дядю Абу Талиба, и пусть он попросит моего отца отдать меня тебе в жены.

Пятнадцать лет Мухаммед был мужем Хадиджи, когда, в возрасте сорока лет, он впервые ощутил Призыв быть пророком. Она прожила еще несколько лет после этого переломного события; и все это время Мухаммед, из любви к ней, не брал себе другой жены. Он имел от нее троих сыновей и четырех дочерей; мальчики умерли перед его Призывом, но дочери остались с ним.

Каждый год в месяце Раджабе, по обычаю того времени, все благочестивые люди города восходили на гору Хира и жили там в посте и молитве. В тот сороковой год своей жизни Мухаммед спустился с горы, пришел домой и сказал своей жене:

– Хадиджа, я боюсь, что сойду с ума!

– Почему? – спросила она.

– Потому что, – ответил он, – я вижу в себе признаки сумасшествия. Когда я иду по дороге, у каждой скалы и каждого холма мне слышатся голоса. И ночью я вижу во сне гигантское существо, голова которого касается неба, а ноги упираются в землю. Я не знаю, кто оно, но оно приближается все ближе и ближе, как будто хочет схватить меня.

– Не тревожься, Мухаммед, – сказала она, – ты честный и достойный человек, и тебе нечего бояться.

Но Мухаммеду было тяжело на сердце, он часто ходил на гору Хира и сидел там в одиночестве, поздно возвращаясь домой с выражением печали на лице.

Это случилось ночью, в понедельник, в месяце Рамадане.

Ночь судьбы

Дух явился к нему и приказал: «Читай!» И он ответил: «Я не могу читать». Тогда Дух схватил его с силой и сказал снова: «Читай!» И он повторил: «Я не могу». И Дух схватил его во второй раз, говоря:

1. Читай [откровение] во имя Господа твоего, который сотворил

[все

2. создания],

3. сотворил человека из сгустка [крови].

4. Возвещай, ведь твой Господь – самый великодушный,

5. который научил [человека письму] посредством калама[4],

6. научил человека тому, чего он [ранее] не ведал[5].

Тогда Дух оставил его. Он спустился с горы, весь дрожа, и возвратился домой, повторяя главу. Ему стало холодно, он склонил голову и сказал жене:

– Укрой меня! Укрой меня!

Хадиджа накрыла его плащом; и он заснул.

Затем Дух возвратился и крикнул Мухаммеду громовым голосом:

1. О завернувшийся!

2. Встань и увещевай,

3. превозноси своего Господа,

4. очисти одежды свои,

5. избегай скверны…[6]

Тогда Мухаммед отбросил плащ и встал.

– Разве ты не будешь больше спать? – спросила жена.

– Нет больше ни сна, ни отдыха для меня, – сказал Мухаммед. – Он повелевает мне призывать людей к БОГУ. Но кого я буду звать? И кто поверит мне?

– Призови меня первой, я верю тебе, – ответила она.

У Мухаммеда был близкий друг, некто Абу Бакр, человек, пользовавшийся уважением в племени курейш, честный и богатый, занимавшийся торговлей. В те времена существовал обычай, согласно которому каждый, кто приходил в святилище в Мекке, должен был совершить ритуальный круг вокруг Черного камня и поклониться одному из идолов, которые находились в Святом Доме[7]. После этого, согласно своему желанию, он мог присоединиться к одной из групп людей, в центре которых сидели наиболее уважаемые люди города. Мухаммед обычно сидел в компании Абу Бакра и делился с ним своими делами. Услышав призыв, он решил прежде всего повидать друга.

Утром он пошел к Абу Бакру. И вот! Абу Бакр идет, чтобы встретить.

– Я шел, чтобы посоветоваться с тобой, – сказал Мухаммед.

– А я – с тобой, – сказал Абу Бакр, – но говори сначала ты, поскольку мой рассказ длинен.

Тогда Мухаммед сказал:

– Вчера Ангел явился ко мне и повелел мне призывать людей к Богу. Он сказал: «Люди должны поверить в Бога, в то, что я послан Им, и не должны больше поклоняться идолам». Я хотел спросить тебя, кого я должен призывать и кому я могу довериться?

– В таком случае позволь мне быть первым человеком, который будет призван тобою, – сказал Абу Бакр.

Тогда пророк с радостью сообщил ему формулу ИСЛАМА (что означает Преданность Господу); и Абу Бакр произнес Символ веры, а именно:

Нет БОГА, кроме АЛЛАХА,

и Мухаммед – пророк ЕГО.

Есть Предание, идущее от первых последователей пророка, согласно которому тот произнес: «Из всех, кому я когда-либо предлагал ислам, никто не принял его так легко, как Абу Бакр; он не колебался ни секунды».

Поначалу Абу Бакр держал свою Веру в тайне; но каждый раз, будучи в святилище и беседуя с людьми, пытался обратить их в ислам; когда это удавалось, он приводил их к пророку, и они произносили Символ веры. Первый человек, которого он обратил, был Осман; за ним последовали Абд аль-Рахман, сын Ауфа, Зубайр, Талха, Саад, сын Абу Ваккаса, и другие, пока их число не достигло тридцати девяти правоверных. Они держали свою Веру в тайне.

И послал Бог Откровение:

13. В тот день человеку возвестят о том, что он совершил и чего не совершал [из добра и зла].

14. Но человек свидетельствует против самого себя,

15. даже если он пытается оправдаться.

16. Не повторяй [, Мухаммад,] его (т. е. Корана), чтобы ускорить [запоминание, опасаясь ухода Джибрила],

17. ибо Нам надлежит собрать Коран [в твоем сердце] и прочесть его [твоими устами людям].

18. Когда Мы возвещаем тебе его [устами Джибрила], то слушай внимательно чтение.

19. Далее, воистину, Нам надлежит разъяснять его.

20. Но нет, вы любите [жизнь] преходящую

21. и пренебрегаете будущей.

22. Лица [счастливых людей] в тот день будут сиять

23. и взирать на Господа своего.

24. А лица [обитателей ада] в тот день будут омрачены

25. думой о том, что их поразит беда.

26. Так нет! Когда [душа] дойдет до ключицы

27. и спросят [сородичи]: «Кто же заговорит [от смерти]?»

28. Тогда догадается умирающий, что настала разлука [с миром],

29. что сойдутся [земные и потусторонние] муки

30. в тот день, [когда его] пригонят к Господу твоему[8].

* * *

Люди, собираясь в святилище, стали поговаривать, что Мухаммед основал новую веру, что он объявил себя пророком Бога и имеет послание от Бога; и что некоторые верят ему и молятся втайне. Некий Абу Джахль заявил: «Если я найду человека, который верит ему, я размозжу ему голову, как ядовитой змее, если я увижу, что Мухаммед в святилище поклоняется кому-либо, кроме моего бога Хубала, я вышибу ему мозги камнем. По крайней мере, убийство племянника собьет спесь с Абу Талиба».

Бог ниспослал Главу Рассвета:

1. Скажи: «Ищу убежища у Господа рассвета

2. от зла того, что Он сотворил,

3. от зла ночного мрака, когда он застилает [мир],

4. от зла дующих на узлы [колдуний],

5. от зла зависти завистника»[9].

* * *

Правоверные не осмеливались входить в Святилище, они молились дома или на горе Хира. Абу Талиб, узнав об этом, решил поговорить с Мухаммедом. Пророк рассказал ему все как есть и пытался обратить его в ислам, но Абу Талиб ответил: «Я не буду менять свою веру – это вера моего отца, но я помогу тебе».

Из неверующих самый ожесточенный противник пророка среди его собственной родни, Хашимитов, был его дядя Абу Лахаб. Ибо сказано:

«ОСТЕРЕГАЙСЯ ПЛЕМЕНИ СВОЕГО, БЛИЗКИХ ТВОИХ!»

Мухаммед взошел на холм Сафа, возвысил свой голос и, когда Хашимиты пришли на его призыв, произнес:

– Если я буду предупреждать вас о приближении врага, вы поверите мне?

– Да, – ответили они.

– Тогда я даю вам предупреждение, – сказал пророк, – о страшном наказании:

1. Когда земля задрожит, сотрясаясь,

2. и извергнет то, что в ее чреве,

3. и человек спросит [в страхе]: «Что с нею?» —

4. в тот день она поведает [человеку] о том, что с нею,

5. поскольку Господь твой внушил ей [поведать об этом].

6. В тот день люди толпами выйдут [из могил], дабы обрести [воздаяние] за свои дела.

7. Кто бы ни совершил добро – [хотя бы] на вес пылинки, он обретет [воздаяние за] него.

8. Кто бы ни совершил зла – [хотя бы] на вес пылинки, он обретет [возмездие] за него[10].

<…>

14. на тот день, когда земля будет сотрясаться и горы обратятся в кучи сыпучего песка.

15. Воистину, Мы послали к вам свидетелем против вас посланника, подобно тому как отправили посланника к Фир'ауну.

16. Но Фир'аун ослушался посланника, и Мы наказали его жестоко.

17. И если вы не уверуете, то как же вы спасетесь в такой день, когда младенцы становятся седыми?

18. В тот день разверзнется небо, исполнится обещание Его[11].

Когда Посланник Бога говорил о Судном дне, его щеки горели, его голос гремел, его речь была пламенной.

– Он – пророк, он поистине видит больше, чем мы можем видеть, – сказал кто-то.

Но его дядя Абу Лахаб был в толпе, и он встал и сказал:

– Это для этого ты созвал нас здесь, Мухаммед? Погибни сам! И пропади пропадом твоя религия!

И он убеждал их разойтись по домам, говоря:

– Уходите, Мухаммед сошел с ума.

После того была ниспослана Глава Огня:

1. Да отсохнут руки Абу Лахаба! Да сгинет он сам!

2. Не спасли его ни богатство, ни то, что он обрел.

3. И вскоре войдет он в огонь пылающий.

4. А жена будет таскать дрова [для огня],

5. а на шее у нее – вервь из пальмовых волокон[12].

1. Нун. Клянусь каламом и тем, что пишут.

2. Ты [, Мухаммад,] благодаря милости Господа твоего – не одержимый,

3. и, воистину, награда для тебя [от Аллаха] неисчерпаемая,

4. и, поистине, ты – человек превосходного нрава.

5. Вскоре ты увидишь, и они увидят,

6. кто же из вас одержимый.

7. Воистину, твой Господь лучше знает, кто сошел с Его пути, и Он знает лучше, кто на прямом пути.

8. Не поддавайся же тем, кто отвергает [истину].

9. Они хотели бы, чтобы ты был снисходителен, тогда и они были бы снисходительны.

10. Так не поддавайся же какому-то презренному, раздающему клятвы,

11. злослову и сплетнику,

12. гонителю добра, преступнику, грешнику,

13. жестокому, к тому же самозванцу,

14. если даже у него будет [большое] состояние и [много] сыновей.

15. Когда ему провозглашают Наши аяты, он говорит: «Это – побасенки древних».

16. Мы припечатаем ему на нос клеймо [позора][13].

* * *

– Скольким богам вы поклоняетесь? – спросил пророк одного из курейшитов.

– Семи на земле, одному на небесах, – ответил тот.

– Скажи: Бог един, Бог вечен.