Не знаю, как долго это длилось: может быть, минуту, а, возможно, и четверть часа. Потом Лиз встала и подошла ко мне. Я думал, что она поцелует меня или подставит свои губы для поцелуя. Но она только отстегнула мне верхнюю пуговку на рубашке. Она хотела, чтобы инициативу взял на себя я.
Я опустил руки на ее неожиданно прохладные бедра и повел ими по изгибам ее тела – по талии, бокам, подмышкам, рукам – пока ее платье не оказалось у меня в ладонях. Лиз инстинктивно прикрыла загорелые маленькие груди, но я отвел ее руки и, нагнувшись, целомудренно поцеловал перешеек между ними. На ней были зеленые кружевные, очень легкие трусики, которые она сняла одним движением, прежде чем укрылась в постели и натянула простыню до подбородка.
Я быстро скинул с себя одежду и, отбросив простыню в сторону, вытянулся вдоль ее тела. Я не спешил. Облокотившись о подушку и по-прежнему не отводя взгляда от ее глаз, я провел рукой по ее щеке, по губам, по шее. Чуть стиснул в ладони ее плечо, скользнул пальцем по трогательно выпирающей кости ключицы – мне с самого завтрака хотелось это сделать, обвил нежную округлость груди, не задерживаясь на ней, не дразня. Тело Лиз подрагивало, но она не шевелилась, лежала, как зачарованная. Рука моя спускалась всё дальше по ее бархатной коже, но Лиз перехватила ее.
– Перестань, мне страшно! – прошептала она.
– Страшно? – удивился я.
– Ты делаешь это, как будто в последний раз.
Я перестал.
Не знаю, сколько длились наши объятия, но в них точно было что-то обреченное. Обычно, как и всем мужчинам старше двадцати, мне требуется какое-то время на перезарядку. Однако сейчас Лиз не успела достать свои сигареты, как я набросился на нее снова. После второго раза она пошла в ванную, но стоило мне услышать шум душа, как я настиг ее и там. Лиз принимала меня каждый раз с нежной удивленной радостью, но и с опаской – как человека, который не в себе.
Я и был не в себе. Когда мы разъединились в душе, я соскользнул в ванну и закрыл лицо руками. Всё это было не со мной! Лиз, наклонившись, оторвала мои руки от лица и поцеловала в губы. Это был наш первый поцелуй – то безумие было не в счет.
– Всё наладится! – сказала она.
Что она об этом знала?
Лиз задернула занавеску и выпрямилась под душем. Я выбрался из ванной, обмотал бедра полотенцем и вышел в номер. Мой мобильный лежал на столе, номер Джессики был в памяти последним. Ее телефон звонил, но Джессика не отвечала. «Вдруг что-то случилось?» – подумал я. Суеверным меня не назовешь, но я легко пугаюсь, когда совесть моя нечиста.
Лиз вышла из ванной серьезной. Она поспешно оделась, явно стесняясь теперь своей наготы. Потом присела на край стола, достала из сумки сигарету и закурила. По ее взгляду было непонятно, как она после душа, на холодную голову, относится ко мне теперь.
– Ты успела пожалеть? – спросил я.
Глупый вопрос, если я считаю, что ее сюда за тем и послали.
Лиз покачала головой:
– Нет.
Она совершенно очевидно говорила от себя, независимо от задания – было оно на самом деле или нет. Но по ее голосу и взгляду было непонятно, рада она нашему сумасшедшему спуску по лавине или нет. Просто не жалеет!
– А ты? Ты не жалеешь? У тебя, как я понимаю, жизнь устроена сложнее, чем моя.
Я подумал и ответил честно:
– Чем бы это ни обернулось, это того стоило.
– Ты долго еще будешь в Париже?
– Нет, я уезжаю вечером. Надеюсь, мне удастся сделать хоть что-то до отъезда.
– Так мы больше не увидимся?
– Вряд ли. Сегодня, по крайней мере.
Лиз раздавила сигарету в пепельнице и открыла сумочку.
– Вот, – она протянула мне свою визитку. – Я не хочу знать, что вижу тебя в последний раз.
Я взглянул на нее: Элизабет Барретт, доктор философии, доцент, Тринити-колледж, Оксфорд. Телефоны, электронный адрес, почтовый.
А вдруг она действительно не имеет к нашим играм никакого отношения? Проклятая работа, здесь любой станет параноиком!
– Ты не обязан делать то же самое, – быстро сказала Лиз. – Пусть хотя бы с одной стороны остается надежда.
Она настояла на том, чтобы проводить меня до метро. Я время от времени проваливался в свои мрачные размышления и, возвращаясь, наталкивался на ее внимательный взгляд. Перед подземным переходом у фонтана Сен-Мишель мы остановились. На прощание Лиз поцеловала меня в губы, почти по-дружески:
– Не переживай! Говори себе, что это было временное умопомрачение!
5
Я ехал в полупустом вагоне, расписанном бессмысленными письменами из аэрозольных баллончиков. В душе у меня был полный раздрай. «Это было временное умопомрачение!» – как и было велено, сказал я себе. Но это не помогало.
Теперь, когда умопомрачению пришел конец, я спешил выполнить свой список дел. Телефон Джессики по-прежнему не отвечал. Я позвонил в «Дельту» и выяснил, что их самолет еще не вылетел из Брюсселя. «Планируемое время вылета: одиннадцать двадцать по местному времени».
Мой «патек-филипп» показывал без семи одиннадцать – по парижскому времени. У меня в запасе было часа полтора – пока они летят, я успею добраться до аэропорта. Таким образом, я, как правоверный мусульманин, целиком отдавал решение в руки Провидения. Если Метеку было написано на роду умереть, он еще не ушел из гостиницы. А не судьба мне рассчитаться с Метеком, значит, не судьба. Мехтуб!
Почему только Джессика не принимает вызов? Я опять почувствовал суеверный укол в груди. Зачем я набросился на Лиз? Вдруг теперь что-то случилось? Но причина могла быть самой банальной – разрядился аккумулятор. И поскольку ничего пока не меняется, Джессика не ищет другого, более сложного способа связаться со мной. И потом, она меня знает. Она уверена, что я уже позвонил в Дельту и буду звонить регулярно. Так что встретить их с Бобби в аэропорту я смогу и без ее звонка.
Но нет, вот он, Бах!
- Джессика, я никак не могу до тебя дозвониться.
- Я знаю. У меня разрядился мобильный, и я пошла искать, где купить карточку для таксофона. А сейчас нам только что сообщили, что всем жертвам неблагоприятных метеоусловий можно сделать один звонок из офиса компании.
– Вы где?
– В аэропорту. Гроза теперь где-то между Парижем и Брюсселем.
- Так, может, вам лучше ехать на поезде?
- Какой смысл? Нужно будет ехать в город. Мне кажется, теперь уже лучше дождаться вылета.
- А где малец?
- Бобби хотел найти видеоавтоматы, но это аэропорт – здесь в транзитной зоне только Ив Роше и Версаче. Хорошо, у него с собой какая-то пищалка.
Действительно, я слышал приглушенные выстрелы, писки и характерный звук всасывания плохих ребят в воронку Преисподней.
– Бобби, ты бы лучше взял книгу! – крикнула Джессика нашему сыну и вернулась ко мне. – Ты бы видел, чем они занимают наших детей!
– Спецназ?
– Хуже – гигантские спруты и медузы. Ой, что-то объявляют! Нет, это не про нас. Ну, целую тебя!
- Целую. До встречи!
Поезд въезжал на перрон моей станции. Через несколько минут, превратившись в подземном переходе в Эрнесто Родригеса, я уже спускался от Триумфальной арки по авеню Карно.
Приветливый алжирец за стойкой отеля осведомился, собираюсь ли я съезжать сегодня, и я заверил его, что сделаю это в любом случае. Мне было приятно для разнообразия сказать правду. А дальше я действовал с автоматизмом робота.
Отягощать убийством свое, теперь уже не анонимное, досье мне не хотелось. Поэтому я надел супероблегающие перчатки из несессера домушника, потом вооружился полотенцем и тщательно протер все предметы, к которым хотя бы теоретически мог прикасаться.
«Бальмораль» являл обычную картину: открытое окно в номере Метека и полощущиеся занавески этажом выше напротив моего окна. Я закрепил на раме струбцину камеры, навел прицел и взгромоздился в ожидании на спинку стула, чтобы видеть второй этаж.
Когда Провидение решает что-то сделать, оно действует неукоснительно. Не прошло и десяти минут, как занавеска в окне Метека качнулась. Вслед за этим показалась его голова. Мой враг был уже одет и казался озабоченным, по крайней мере, собранным. Так выглядит человек, который лег спать беспечным туристом, а проснулся ответственным пассажиром, который уже собрал багаж, проверил билет и паспорт и теперь ждет вызванное такси. Метек действительно смотрел влево, откуда должна была появиться машина, и я инстинктивно отшатнулся назад, в глубь номера. Мне даже показалось, что Метек скользнул по мне глазами, но, убедившись, что улица пуста, он снова исчез из окна.
Я навел прицел на дверь «Бальмораля» – я почему-то был уверен, что он сейчас появится на тротуаре. Хотя ждать его раньше, чем подъедет такси и ему сообщат об этом в номер, смысла не имело. Такси всё не было, но дверь отеля распахнулась, и из нее вышел Метек. Он был в летнем льняном костюме, подтверждая мою версию об отъезде, но без вещей. И по поводу его озабоченности я тоже не обманулся. Он кусал губу и, оглядевшись, двинулся вниз по тротуару. Теперь он целиком был в моем прицеле.
Странное дело. Из нашего злополучного обеда в Crab House в Сан-Франциско моя память не сохранила ни звука. Теперь вся действительность воспринималась мною не глазами, как можно было бы предположить, а исключительно при помощи слуха. Звуков было три. Первый – мерное биение крови у меня в висках. Второй – пардон за подробность – урчание в животе. Со мной случается такое в исключительные моменты, например, на самом пике первого галантного свидания с женщиной, перед тем, как лечь в постель. Хотя с Лиз этого не было. И третий – Бах в мобильном телефоне. Это, возможно, снова звонила Джессика, но сейчас она объявилась некстати.
Мой палец лег на кнопку спуска. Метек, пройдя несколько шагов по своей стороне, стал переходить улицу. Его грудь колыхалась в прицеле едва ли в десятке метров от меня. Давай! Сейчас или никогда!
Я запомню эти секунды до конца своих дней. Их было не больше трех-четырех, но каждая раздробилась на десятки частей, и поэтому приближение Метека было нестерпимо медленным, бесконечным. Шум с висков перекинулся на уши, на всю голову, и прорывалось сквозь него только повторяющееся начало ре-минорной токкаты Баха. А Метек всё шел и шел на меня, грудь его слегка колыхалась в прямоугольнике прицела, лицо было собрано, глаза смотрели напряженно. А я всё не мог заставить себя нажать на спуск.
Камера, которую я опускал, следя за Метеком, уперлась в струбцину – через долю секунды я буду уже не в состоянии стрелять. Грудь в прямоугольнике сменилась курчавой с проседью головой, а потом и та исчезла из видоискателя. Метек перешел на нашу сторону. Я сел на стул – с меня градом катил пот, как и в тот, первый раз.
Почему я не выстрелил?
Я не знал в тот момент – сейчас знаю! Совсем не по той причине, по которой я являюсь противником смертной казни. А я против узаконенного убийства и даже регулярно подписываю петиции по просьбе Международной амнистии. Не потому, что каждый человек – это целый мир, более того, это мы сами. Я достаточно видел скотов, в которых из человеческого оставались лишь телесные формы и биология, и чья смерть была бы для человечества бесспорным и исключительным благом. Я против смертной казни из-за ошибок – исключительно из-за возможности ошибки. Потому что невозможно представить себе что-либо более ужасное, чем казнь невиновного. Метек, как я уже говорил, был похож на сотни интеллигентов с восточной кровью, и ошибиться я, конечно, мог, хотя и в данном случае был совершенно уверен. Но я знал, что не выстрелил не потому, что допускал возможность ошибки. Просто я не был хладнокровным убийцей.
Телефон, который я так и не взял, замолчал. Я остался в грохоте крови, пробивающейся по моим артериям мерными толчками и всё не желающей угомониться. И тут сзади раздался шум открываемой двери. Я обернулся – в мой номер врывался мужчина. Это был Метек. Он бросился ко мне, повалил на пол и упал на меня сверху.
За окном послышался негромкий хлопок, и тут же в моем номере зазвенели осколки стекла. Я приподнял голову, насколько это позволяло лежащее на мне тело Метека. В зеркале, висящем напротив окна, образовалось аккуратное круглое отверстие, ниже которого зигзагами проступил желтоватый картон. Раздался еще хлопок, и рядом с ним появилась еще одна дырочка, и новая порция кривых осколков посыпалась на пол.
6
Я ехал в машине с Метеком – он вез меня в аэропорт. У него был арендован маленький мощный «остин» красного цвета, который он держал в подземном паркинге сразу за углом, на авеню Мак-Магона.
Наше знакомство было не лишено пикантности.
– Спокойно, я – ваш коллега, – сказал Метек на чистейшем русском, слезая с моего поверженного тела. – Я здесь, чтобы с вами ничего не случилось.
Я, не понимая еще смысла его слов, отреагировал на русский язык и в ужасе показал ему глазами на стены.
– Не волнуйтесь, номер мы проверили – он чист, – успокоил меня Метек.
Он отвинтил струбцину, бросил камеру на постель, захлопнул раму и задернул занавеску.
Первыми вышли слова, которые были у меня на языке:
– Я только что чуть не застрелил вас.
– Догадываюсь, – усмехнулся он.
Я уцепился за спинку кровати и поднялся на ноги.
– Вы так спокойно об этом говорите. На что вы надеялись?
Метек пожал плечами.
– Я надеялся, что ваш психологический портрет окажется верным.
Идиот! Какой психологический портрет, когда речь идет о твоей жизни?
– А как вы вошли в мой номер?
Метек улыбнулся.
– Дверь была не заперта.
Хорош убийца! Я только покачал головой – мое неминуемое разоблачение, а потом еще внезапное приключение с оксфордским специалистом по скандинавской литературе явно что-то повредило в моем вшитом компьютере.
– Кстати, эта небрежность спасла вам жизнь, – бесцветным голосом констатировал Метек.
Спас мне жизнь он. Убей я его минутой раньше, я сейчас лежал бы у себя в номере. Только аккуратное круглое отверстие было бы не в зеркале, а у меня во лбу. Но меня сейчас занимала не моя сохраненная жизнь, а его.
– А вы знали, почему я хотел вас убить? – спросил я.
– Не уверен! Но вы могли подумать, что это я стрелял в ваших детей. Только, – Метек посмотрел на кучу осколков на полу, – полагаю, нам лучше продолжить этот разговор в другом месте.
В окно ворвался шум автомобиля, въехавшего на нашу улицу с авеню Карно. Левее, у входа в «Бальмораль», скрипнули тормоза. Я сбоку подошел к окну. Из гостиницы быстро вышли двое мужчин – лица сквозь тюлевую занавеску я не разглядел, – и скользнули в машину. Хлопнули дверцы, и автомобиль с визгом понесся вниз.
Метек был прав – задерживаться нам не стоило.
Я наскоро забросил в сумку камеру, рубашки из шкафа, туалетные принадлежности, и мы по лестнице спустились в холл. Я боялся, что мне предстояла еще одна эффектная выписка, но приветливый алжирец за стойкой мирно читал газету.
– Уезжаете, месье? – поднял голову он.
– Да, такси ждет на углу, – сказал я, доставая бумажник. Я говорил уже, я импровизирую очень легко. – Вот, – я положил перед портье сто евро, – боюсь, я случайно разбил зеркало. Вот вам за беспокойство! Всего доброго и до следующего раза!
Это я выкрикнул уже из дверей. Полиция, разумеется, не оплатит разбитого зеркала, так что портье усердствовать, описывая столь предупредительного постояльца, не станет. Хотя он потом сообразит, что я вряд ли стану постоянным клиентом. Этот район, боюсь, закрыт для меня навсегда.
Мы быстрым шагом шли вниз по улице генерала Ланрезака.
– Это были они? – спросил меня Метек, когда мы поравнялись со входом в «Бальмораль». – Двое мужчин восточного вида?
Я кивнул. Вопросы роились в моей голове, но задавать их на ходу, на улице не стоило. Мы вышли на авеню Мак-Магона.
– У меня здесь машина!
Метек кивнул головой на вход в подземный паркинг, и следующие слова он произнес, когда мы уже выезжали на поверхность.
– Выключите мобильный! – Он уже выключал свой. – Теперь возьмите эту машинку и нажмите вот эту кнопку.
Я не задавал лишних вопросов. Машинка была похожа на антирадар, с несколькими светодиодами по краю. Что-то пискнуло, диоды замигали в разном порядке и выстроились в одну зеленую линию.
– Береженого бог бережет! – и это были последние слова, которые Метек сказал по-русски. У него, похоже, практики не было давно. – Теперь можете выключить машинку, включить свой мобильный и начать говорить.
Он всё же включил потихоньку радио. Он тоже слушал «Ностальжи».
– Кстати, куда мы едем?
Кстати! Если рейс снова не задержат, Джессика с Бобби по идее должны прилететь через час-полтора. Я встречу их, потом придумаю что-нибудь, чтобы смотаться на встречу с эмиссаром из Конторы, а дальше уже – что бог пошлет.
– Аэропорт Шарль де Голль.
– Ах, да!
Что, Метек был в курсе моих дел?
– А самолет уже вылетел?
– Не знаю еще.
– Так звоните.
Самолет еще не вылетел. Расчетное время – через час, но они так могут сдвигать вылет час за часом до завтрашнего дня. Я посмотрел на часы:
– Мне всё равно ехать в аэропорт. Так что если вас не затруднит...
– О чем разговор? – коротко отозвался Метек.
Он лихо развернулся через сплошную полосу – мы ехали по авеню де Терн в сторону центра – и помчал к объездной автостраде, лавируя в потоке машин. Бывший гонщик? В любом случае, этот город явно не был для него чужим.
– Времени, на самом деле, у нас не так много, – сказал я, имея в виду всё, что нам предстояло прояснить между собой.
Он понял.
– Тогда начинайте!
Интересно, с чего?
– Ну, что вам надо про меня знать? – пришел мне на помощь Метек. – Что мне надо знать про вас? Мы с вами два сапога пара!
– Сан-Франциско, 27 января 1984 года.
Меня всё еще колотило – я с трудом ворочал языком. Три покушения – то, старое, в Сан-Франциско и, только что, мое на Метека и кого-то из «Бальмораля» на меня – наложились друг на друга. Я даже забыл про Лиз!
Метек искоса посмотрел на меня. Мы выезжали на автостраду.
– Откройте бардачок, – сказал он мне. – Мне кажется, вам не помешает.
Я повиновался. В бардачке была начатая пол-литровая фляжка «Джека Дэниэлса». Я открутил пробку и сделал пару больших глотков. Виски обожгло мне глотку и теплой волной ударило в голову. Это была хорошая идея.
– Сан-Франциско, – начал Метек и вздохнул. – Ну, хорошо. Я проводил в Crab House операцию. Плевое дело: приходит один человечек, мы обедаем, он передает мне одно, я ему – другое. Деловой ланч. Теперь вы.
– Уф! – Виски ударило мне в голову. Тем не менее, я открутил пробку и сделал еще глоток. – Мы с женой и детьми гуляли по городу, проголодались и зашли туда пообедать. Там внизу, у пирса, плавали лежаки для морских львов, и мы думали, что их будет видно с террасы второго этажа. Но террасы не было.
– А откуда взялся Винс?
– Кто это, Винс? Этот парень, – я поднес два пальца к переносице, – с глазами, как двустволка? – Метек кивнул. – Я даже не знал, как его зовут. Мне только накануне передали его на связь.
– Это раньше был мой клиент. А у вас что, тоже была назначена там встреча?
– Нет. Просто мне показали, как он выглядит, чтобы я смог узнать его, если он ко мне подойдет. И он подошел на следующий же день – в том ресторане.
– Я так и думал, – сказал Метек.
– Думал что?
– Трагическое совпадение.
– Но зачем вы стали стрелять?
– Подождите, подождите! – Метек с изумлением посмотрел на меня. – Вы что, их не видели?
– Кого их?
– Так! Тогда всё с самого начала.
Я даже не понимаю, почему получилось так, что Метек всё видел и всё запомнил, а я – ничего. Возможно, оттого, что я тогда никак не ожидал, что после четырех лет затишья переданный мне на связь агент подойдет ко мне на следующий же день. Да и в любом случае это была бы моя первая операция, только я не отправился бы на нее со всей семьей. А Метек ту сцену запомнил по секундам.
– Вы сидели боком к двери, поэтому не увидели сразу Винса. А я увидел. Это был скользкий тип, не знаю, зачем с таким нужно было связываться. Я не хотел, чтобы он рассмотрел человека, который пришел ко мне на встречу, и решил уйти оттуда.
– Я помню, Винс этот уже прошел мимо нас в глубь зала, но вы еще сидели, – уточнил я.
– Правильно. Примерно в этот момент я и говорил тому человеку, что нам лучше уйти.
– Потом к нам двинулся официант, – я прямо видел сейчас опять, как он шел. – Я заметил боковым зрением белую куртку.
– Точно. Но за его спиной входили еще двое.
– Я не помню. Я никого не видел.
– Ну, как же! Два брата, в одинаковых бежевых костюмах! Про них писали потом газеты на всем тихоокеанском побережье! Забыл их фамилию.
Я тогда газет не читал. Говорю же, я несколько месяцев прожил, как в тумане!
– И что?
– Эти ребята – шестерки. И они, и Винс были в банде, которая занималась нелегальной торговлей оружием. Винс помогал нам перебрасывать взрывчатку повстанцам в Центральной Америке. Возможно, его раскрыли – не знаю, что у них там произошло. Так или иначе, его, видимо, решили убрать. Так что эти двое прямо с порога стали палить по Винсу из автоматов. Вы все просто оказались почти на линии огня. У них были «узи», а у этих стволов кучность, сами знаете…
– У меня пуля разбила кружку, – я вспомнил опять этот ужас, и даже зажмурился. – И я, как последний трус, бросился на пол.
Метек посмотрел на меня долгим взглядом. Слишком долгим для 160 км в час.
– Хлебните еще! Вы ничего не могли сделать.
Он, почти не сбавляя скорости, съехал с объездной автострады в сторону аэропорта. Теперь мы были на прямой.
– А откуда у вас взялся пистолет?
Метек усмехнулся.
– Меня в Сан-Франциско избрали казначеем еврейской общины. Я оформил право на ношение оружия и купил себе «кольт». Когда началась стрельба и я увидел, что пострадали дети, я вытащил его и открыл огонь по братьям.
– Я помню вас с револьвером на пороге, – сказал я. – Вы смотрели в мою сторону, поэтому я решил, что вы и стреляли в нас.
Метек покивал головой.
– Конечно, раз вы не видели тех двоих! Из-за этого как раз у меня и не было стройной версии событий с вашей стороны. Я чувствовал, что вы меня связываете с той бойней, но никак не мог понять, каким образом.
Я почему-то верил всему, что он говорил. То ли из-за виски, то ли из-за моего общего предыстерического состояния, то ли он так убедительно всё описывал, то ли это всё так и было, и я инстинктивно распознавал правду. Потом, в спокойной обстановке, я просею всё это еще раз.
– Так что было дальше?
– Дальше? Гангстеры никак не ожидали, что встретят отпор. Они видели, что Винс упал – из него, кстати, они сделали настоящее решето. Поняли, что тот мертв, и побежали к выходу. Я погнался за ними, но с порога оглянулся, надеясь увидеть, что ваши дети встают. И понял, что…
Я снова полез в бардачок. Теперь пошел какой-то обратный процесс: чем больше я пил, тем больше трезвел. Так что, приложившись, бутылку я прятать не стал, положил между ног на сиденье.
– Знаете, чего я никак не могу понять? Почему мне никто ничего не объяснил? Ну, вот как вы сейчас это делаете. Мне ведь так и не сказали, из-за чего погибли моя жена и дети. Тогда это было для меня не так важно – у меня был убийца.
– Теперь его у вас нет. Причина по-прежнему важна?
Я молчал. Я не знал.
– Это был несчастный случай. Вы оказались не в то время не в том месте.
– Если бы погибли только мы с Ритой, всё было бы закономерно, – наконец проговорил я. – Мы знали, на что шли. Но получилось так, что я и их подставил.
Я имел в виду детей.
– Не вините себя за то, что их нет, а вы остались живы, – сказал Метек. – Хотя у каждого из нас был хотя бы один такой случай.
– Теперь я буду думать, как мне отыскать этих двух парней в одинаковых костюмах.
Метек искоса взглянул на меня.
– Можете их не искать.
– Их схватили? – Метек молчал. – Вы их догнали! – догадался я.
Он только коротко посмотрел в мою сторону.
– Почему? Это я должен был сделать, а не вы!
Метек пожал плечами:
– Это произошло как-то спонтанно.
У очередного выезда с автострады движение замедлилось – впереди была пробка. Метек, едва притормозив, юркнул на своем «остине» в узкий просвет между левым рядом машин и отбойниками. Хорошая машина «остин» – почти как мотоцикл!
Метек посмотрел на меня, как бы раздумывая, говорить ли ему дальше.
– Когда я выскочил из ресторана, они сбегали по лестнице. Это же, помните, была как будто такая палуба с ресторанами и магазинчиками, потом шла лестница на первый этаж, к другим ресторанам. Они спустились, спрятали автоматы под полу пиджака и быстро пошли к выходу с пирса. Я тоже сунул револьвер в карман и побежал за ними. Я тогда еще не знал, что собираюсь сделать. Это они помогли мне понять. Они обернулись и сразу поняли, что я – не просто посетитель ресторана, который выбежал оттуда в панике, а что я иду за ними. Они полезли за автоматами – им-то что было терять? Я оказался быстрее – я вообще хорошо стреляю.
Я сглотнул слюну.
– Обоих?
Метек кивнул.
– Агент, с которым мы встречались в том ресторане, запихал меня в машину. Мы ехали весь день и полночи и остановились только в Канаде, в Ванкувере. Я улетел к родственникам в Иерусалим и вернулся в Сан-Франциско через пару недель, когда всё утряслось.
Я долго молчал.
– Почему вы их убили? – наконец, спросил я.
– Это была самооборона! – усмехнувшись, дежурной фразой ответил Метек.
– Почему вы выбежали за ними из ресторана?
Метек только пожал плечами.
– Наверное, из-за детей! Я не отдавал себе отчета. Вы жалеете, что кто-то сделал это за вас?
Теперь пожал плечами я.
– Карма будет легче, – сказал Метек.
– Я ее из-за вас сегодня чуть-чуть не подпортил, – вздохнул я.
– Не переживайте! Значит, не судьба.
Еще один фаталист. Мы уже сворачивали с автострады к аэропорту.
– Какой терминал? – спросил Метек.
– Это Дельта. Наверное, первый.
Вдоль дороги начались щиты с указанием авиакомпаний.
– Да, первый, – убедился я.
Я достал свой американский мобильный и автоматически вызвал номер Джессики. Черт, у нее же мобильник разряжен! Следующим в памяти был номер Дельты. Я набрал его и узнал, что рейс отложен еще на час.
- Гроза не может длиться много часов подряд, - строго заметил я приветливой служащей. – Что вы скрываете от пассажиров и от меня?
Девушка на том конце провода рассмеялась.
- Ну, хорошо, раз вы и сами догадались... В аэропорту объявили забастовку грузчики службы багажа. Сейчас с ними пытаются договориться.
- То есть в ближайшие часа два самолет точно не вылетит.
- Мы надеемся как раз, что это не займет больше двух часов.
- Я тоже надеюсь.
Метек всё это время посматривал на меня.
– Так мы можем не спешить? – спросил он. - У нас есть время посидеть где-нибудь.
Я посмотрел на него – у меня к Метеку была еще масса вопросов.
– Аэропорт для этого не лучшее место.
Метек кивнул. В таких местах всегда полно полиции и агентов в штатском.
– Можем остановиться здесь, прямо на обочине.
– Вы не спешите?
– Моя операция недавно успешно завершилась, – усмехнулся Метек.
7
Мы всё же поехали дальше – стоявшую на обочине машину замучают предложениями помочь. А удаляться от Руасси мне смысла не было. Мы с Метеком вернулись на автостраду, повернули на север и остановились в ближайшей зоне отдыха, где была закусочная. Музыка в ней играла слишком громко, но нас это устраивало – по крайней мере, никто не подслушает. Но мы всё-таки сели подальше от динамика.
Странно, мы вели себя как два старинных приятеля. По крайней мере, у меня было такое чувство.
«Джек Дэниэлс» с неповторимым вкусом ореха – отличное средство для снятия стресса. У меня было желание продолжить, раз я с каждой новой порцией только трезвел. Но со всеми этими недосыпами и перипетиями, которые еще далеко не закончились, я боялся, что процесс опьянения вернется в естественное русло. Поэтому я заказал большую чашку кофе со сливками.
Метек, которого тоже час назад чуть не пристрелили, похоже, в стимулирующих или седативных средствах не нуждался. Он заказал себе «перье», достал плоскую жестяную коробочку с сигарийос и закурил. Он курил «Давидофф», да он и был чем-то похож на их рекламу. Помните: поживший красивый мужчина с трехдневной небритостью и надпись типа «В свои годы я знаю цену вещам».
– Теперь к делам менее важным, – заговорил я, поскольку Метек молчал. – В меня-то кто стрелял?
Откуда в меня стреляли, я понял сразу – из тех двух окон четвертого этажа отеля «Бальмораль», которые были прямо напротив моего и которые были постоянно открыты. Как и все живые существа в мире, в котором идет война всех против всех, я считал себя охотником, хотя для кого-то сам был добычей. Так же, как я видел Метека в видоискателе своей смертоносной камеры, моя голова плясала в чужом прицеле. Так же, как я, эти люди отмечали, когда я выходил и когда возвращался. Так же, как и я, они почему-то не выстрелили при первой возможности. Хотя вряд ли по тем же причинам.
– Наши друзья ливийцы, – коротко ответил мой бывший враг.
Ливийцы охотились за контейнером, который сейчас лежал у меня в кармане. Я похолодел: лежал ли?! Лиз! Она оставалась одна в моем номере? Я судорожно зашлепал себя по ляжкам. Вроде бы не оставалась: это она плескалась в душе, а я уже вышел! Я выгнулся на сиденье, чтобы сунуть руку в правый карман брюк. Во рту у меня вдруг стало сухо, как в пещере в центре Сахары. Пригоршня мелочи была на месте, но она вряд ли кого-то заинтересует. Я стал перебирать ее между пальцами и с облегчением обнаружил, что непривычно толстая монетка была на месте. Я всё-таки вытащил мелочь и визуально убедился, что всё было в порядке.
