Греческие наемники. «Псы войны» древней Эллады

Герберт Уильям Парк

Греческие наемники. «Псы войны» древней Эллады

Вступление

История греческих наемников представляет собой главным образом повествование о трансформации эллинских войн из начального примитивного и непрофессионального состояния к конечному развитому и организованному состоянию.

Типичный греческий воин V и более ранних веков до н. э. был в военном отношении лишь «любителем», точнее, ополченцем. Профессионалом являлся наемник, и в конечном счете профессионал вытеснил «любителя» во всех значительных войнах. Но до Пелопоннесской войны греческие города не обладали серьезным опытом ведения продолжительных военных кампаний или экспедиций на большие расстояния. Их войны ограничивались в основном пограничными стычками большего или меньшего масштаба. В любой битве к сражению привлекались граждане в соответствии с их статусом – в кавалерию, в тяжеловооруженную пехоту или в качестве легких пехотинцев. В последующем каждый из них участвовал в бою, некоторые проявляли себя с лучшей стороны, но никто из них не посвящал себя целиком военному делу. Наемников числилось мало, если исключить тех из них, которые подвизались на службе за пределами Греции.

Несмотря на первоначальное отсутствие профессионализма в ранних войнах, греческие воины превосходили в боевом искусстве воинов остального мира, и это превосходство порождало спрос на их использование за рубежом. Здесь следует особенно отметить Египет, где греческие воины-наемники использовались в большом количестве на службе Саисской династии. Причина состояла в том, что с тяжелым вооружением гоплитов не могли сравниться почти все другие виды вооружения, имевшиеся в наличии в то время. И кроме того, удобнее было использовать воинов, привычных к такому вооружению, чем заставить местных жителей отказаться от традиционного (более легкого) оружия в пользу тяжелого.

Эти сферы применения наемников за рубежом резко сократились с возвышением Персидской империи.

Однако примерно к тому же времени относится появление воинственных тиранов в Сицилии, когда наряду с опасностью, исходившей от Персии, возникла угроза агрессии Карфагена. Это привело к резкому увеличению в Греции количества и численности контингентов войск.

В то время как греческие города в период персидских нашествий оставались относительно разобщенными и доступными по суше, сицилийский тиран Гелон добился больших военных успехов в борьбе с карфагенянами. Но все результаты этих побед рухнули с падением династии, основанной Дионисием.

Афины же только в ходе Пелопоннесской войны научились вести широкомасштабные войны.

Войны V столетия до н. э. потребовали от воинов нового уровня выучки и дисциплины. Они вынуждали их сражаться в любых условиях местности и в любой сезон. Таким требованиям не могли удовлетворять обычные граждане. Поэтому воина-гражданина заменяли наемником, сначала в специальных родах войск, но вскоре в войсках в целом, за исключением чрезвычайных условий.

Исключение составлял македонский воин-гражданин (в основном из свободных крестьян. – Ред.). Простая социальная среда, в которой он находился, позволяла ему посвящать себя войне. Завоевания Александра Македонского обеспечила комбинированная армия из македонцев и наемников.

Вне Греции потребность в греческих наемниках в IV столетии до н. э. возродилась с ослаблением Персии и с возникновением таких же условий, какие существовали во второй период военной активности в Сицилии. Сначала здесь сыграло определяющую роль новшество в виде пелтастов (разновидность легкой пехоты). Этот новый тип воина дополнял или замещал обычных гоплитов.

Но позднее наемники менее различались по способам ведения боя: скорее они стали основой любого числа разных армий. Под их влиянием во всем Средиземноморском регионе был достигнут одинаковый уровень эффективности. Таким образом, был открыт путь к окончательному утверждению эллинистического способа ведения войны, в рамках которого в унифицированную военную машину слились в гармоническом единстве различные локальные особенности вооружений и выучки воинов.

Помимо чисто военного аспекта рост числа и эффективности греческих наемников сыграл значительную роль в социальной и политической истории IV столетия до н. э. Подробная характеристика этого периода зачастую требует сложного и обстоятельного обсуждения. Но определенные аспекты этой темы можно опустить без серьезного ущерба.

В настоящей работе исключаются в основном два поля исследования – наемные матросы и наемные воины-варвары. Кроме того, такие вспомогательные категории, как лучники и метальщики, упоминаются лишь вскользь. В значительные периоды этого времени их виды оружия главными греческими государственными образованиями почти не применялись. С тех пор такие наемники в случае необходимости постоянно привлекались во все времена, но их набор редко достигал больших масштабов.

Часть первая

С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО ОКОНЧАНИЯ ПЕЛОПОННЕССКОЙ ВОЙНЫ

Глава 1

НАЕМНИКИ НА СЛУЖБЕ ПОВСЮДУ ДО 500 Г. ДО Н. Э

Профессия наемника практикуется среди народов Средиземноморья с незапамятных времен. Хеттский царь Муваталли не совершил ничего необычного, когда перед битвой при Кадеше с Рамсесом II «не оставил на своей земле ни золота, ни серебра, но изъял их из своего достояния и отдал союзникам, чтобы привлечь их к сражению вместе с собой». Кроме того, наряду с богатыми нанимателями имелись также свободные воины, которые по нужде, из корысти или авантюризма жертвовали своими мечами и даже жизнью. Среди шарденов египетских фараонов, очевидно, обрели свое место и первые греческие наемники. Но о них мало что известно. Когда они впервые появляются в древних летописях, уже вовсю бушуют миграционные волны, а бродяжничество в поисках приключений становится более редким. Постоянное использование наемников не встречается нигде, кроме одного уголка – Египта. В других местах встречается лишь немного характерных индивидов, о подвигах и характерах которых содержатся некоторые упоминания в отрывках древней лирики.

Очевидно, в строках, которые греческий поэт Алкей адресовал своему брату Антимениду, схвачена и запечатлена навеки пылкая и авантюрная натура бродячего воина.

От пределов земли

Меч ты принес домой;

Рукоять на мече

Кости слоновой,

Вся в оправе златой.

Знать, вавилонянам

Воин пришлый служил

Доблестью эллинской!

Ставкой – жизнь. Чья возьмет?

И великана ты

Из царевых убил,

Единоборствуя,

Чей единый был дрот

Мерою в пять локтей.

(Перевод Вяч. Иванова)

Менее романтичны, но более живо персонифицированы некоторые фрагменты произведения на эту тему Архилоха. Ведь сам он был наемником, хотя его скитания были ограничены, видимо, берегами северной части Эгейского моря. Он воплотил в стихах пьянство и похвальбу, присущие ему самому и его приятелям. Но наиболее яркое выражение природы наемника обнаруживается в боевой песне Гибрия, неизвестного в чем-либо другом критянина (VII–VI вв. до н. э.).

У меня есть большое богатство: копье, меч

И прекрасный кожаный щит, чтобы защитить себя.

С ними я пашу, с ними я собираю урожай.

С ними я выдавливаю сладкие вина из винограда,

Благодаря им меня называют господином рабов.

Те, кто не осмеливается владеть копьями, мечами

И прекрасными кожаными щитами для защиты себя,

Те припадают к моим коленям и падают ниц,

Они величают меня господином и великим царем.

Египет является единственной страной, где можно проследить на протяжении почти 150 лет наличие древних греческих наемников на зарубежной службе. Начало этому положил фараон Псамметих, который между 657 и 655 гг. до н. э. поднял восстание против господства Ассирии. Судя по хорошо известному свидетельству Ееродота, фараону было предсказано, что он будет отомщен при помощи дерзких заморских воинов. Предсказание исполнилось с прибытием в дельту Нила ионийцев и карийцев – гоплитов в полном вооружении. Они появились случайно, но Псамметих уговорил их помочь ему, а затем поселиться в Египте. Это довольно наивное свидетельство представляет греков просто как странствующих воинов, подобных тем, которые отображены в «Одиссее» (например, песнь XIV, стих 253 и далее). Диодор недвусмысленно утверждает, что фараон послал за ними гонца в Малую Азию, и эта версия, которая сама по себе представляет небольшую ценность, получает замечательное подтверждение в надписи, где ассирийский царь Ашшурбанипал сообщает, что наемников прислал в помощь Псамметиху лидийский царь Гигес (Гуггу).

В любом случае, однако, они прибыли в Египет. Греческие гоплиты обосновались там, где и первые эллинские поселенцы. Лучшие из их известных лагерей располагались у Пелусия. Такое их размещение было призвано обеспечить защиту восточных границ Египта. В этих местах были взращены профессиональные воины смешанной расы, которых фараоны использовали в своих военных кампаниях в Сирии и Эфиопии. Следы их обнаруживаются в Абу-Симбиле (Абу-Симбеле), где в период правления Псамметиха II участники военной экспедиции высекли свои имена на ногах Колоссов. Одного из участников звали Псамметих, хотя у его отца было имя Теоклес. Очевидно, он был рожденным в Египте сыном одного из «окованных в медь».

Приток греков, видимо, нарастал по мере роста среди фараонов интереса к грекам. Утверждают, что фараон Априй (Уахибра) располагал не менее 30 тысячами ионийцев и карийцев, и зависимость от иноземных войск вызвала во время его правления восстание египтян. Априя заменил на троне Амасис (Яхмес II), но и он был достаточно благоразумен, чтобы не пренебрегать греческими наемниками. Он лишь наделил их и другими, не менее почетными, однако, обязанностями. Один лишь лагерь Дафны мог легко вместить 20 тысяч воинов. Их переместили из Дафн в Мемфис, и, поселившись там, они служили в качестве личной гвардии фараона. Геродот посещал пустовавшие Дафны. В «Этнике» Стефана Византийского отмечено наличие в Мемфисе «греческого» и «карийского» кварталов, названных по национальному признаку жителей. Если верить позднеегипетской «Демотической хронике», Амасис жаловал наемникам доходы от городов Бубастиса, Гелиополя и Мемфиса.

Греческие наемники играли значительную роль на конечном этапе борьбы фараонов Сансской династии против персов. Геродот с присущей ему склонностью связывать события с действиями особенных личностей приписывал успех нашествия персидского царя Камбиса на Египет, главным образом действиям Фанеса из Галикарнаса. Этот грек занимал высокий пост в армии Амасиса, но из-за какой-то обиды дезертировал и, несмотря на погоню, добрался до двора персидского царя. Благодаря его советам Камбис (Камбуджия) смог пересечь пустыню, достигнув соглашения с бедуинами. Геродот не приводит никаких подробностей последующего поражения греческих наемников от персов, отмечая лишь беспощадный характер борьбы. Камбис, очевидно, принял оставшихся в живых наемников к себе на службу, но к концу своего пребывания в Египте удалил их. Это единственное свидетельство службы греков персам в VI в. до н. э. Мятежный Пактий уже нанимал их за сокровища Сард для борьбы против Персии. Завоевание Египта лишило греческих наемников последней возможности служить в странах Востока, кроме службы Персии. Как мы увидим, в V в. до н. э. персидские сатрапы регулярно нанимали греческих воинов, но сначала надо вернуться к использованию наемников греческими нанимателями.

Глава 2

НАЕМНИКИ НА СЛУЖБЕ У РАННИХ ГРЕЧЕСКИХ ТИРАНОВ

…Безопасность самодержца покоится всецело на преданности и силе наемного войска.

Полибий

С тех пор как Аристотель в «Политике» обрисовал портрет военного деспота, стало общепринято считать греческого тирана в первую очередь военачальником. Против этой точки зрения категорически возражал британский профессор Уре (Иче) («Происхождение греческой тирании»). Он различал тиранов VII–VI вв. до н. э. и более поздних тиранов, правивших в IV в. до н. э. В то время как к последней категории относились в целом воинствующие демагоги, их предшественников, как доказывал профессор, породили экономические условия. Это различие проводится в данной книге без того, чтобы разделять абсолютно все воззрения Уре. Ранние тираны отличаются от поздних главным образом тем, что они использовали наемников, в этом их специфика. Но тираны Сицилии демонстрируют большое сходство как в экономическом, так и военном аспекте, независимо от времени их правления. И их отличие от ионийских и греческих тиранов требует отдельного рассмотрения.

В общем, можно утверждать, что тираны VII и VI вв. до н. э. использовали наемников чуть ли не исключительно как личную гвардию. Тираны же IV в. до н. э. и сицилийские тираны нанимали профессиональных воинов как в целях личной охраны, так и для захвата чужих территорий. Кроме того, как явствует из ограниченного числа документальных свидетельств, самые ранние тираны и примитивные города-государства, видимо, вообще не использовали наемников. Профессиональный воин пришел на смену гражданскому ополченцу. Но некоторые ранние тираны не пользовались ни тем ни другим. (В «Политике» Аристотеля: владение личной гвардией из граждан прерогатива царя.)

1) Мы узнаем о Феагене Мегарском, что он добился власти теми же средствами, что и Писистрат или Дионисий, то есть получил разрешение иметь личную гвардию, правда, неизвестно, состояла она из наемников или только из бедных ополченцев. (Победитель Олимпийских игр Килон, согласно «Истории Пелопоннесской войны» Фукидида, получил от Феагена войско, но опять же это могли не быть наемники, а у Геродота этот эпизод отсутствует.)

2) В соответствии с поздними представлениями IV в. до н. э. проводилось резкое различие между тираном Коринфа Кипселом и его преемником Периандром. Кипсел представляется более популярным, и особо подчеркивается, что у него не было личной гвардии. Периандр, однако, изменил природу тирании и содержал 300 телохранителей. Надо заметить, что, хотя Периандр предназначал это формирование для обеспечения личной безопасности, он никогда не полагался на него в своих зарубежных военных кампаниях. И это несмотря на свою репутацию воинственного тирана.

3) Современная им династия полиса Сикиона демонстрирует такое же изменение. Первые властители не были агрессивными, однако тиран Клисфен придал своей политике воинственный уклон. Но в отличие от Периандра он всегда пользовался относительной популярностью среди своих граждан, и нет указаний на то, что он вербовал наемников в личную гвардию больше, чем его предшественники.

4) В Афинах мы обнаруживаем, как этот процесс развивается в течение жизни одного тирана. Писистрат начал формирование личной гвардии, состоявшей лишь из граждан, вооруженных дубинками, и даже после первого возвращения из ссылки он полагался в обеспечении собственной безопасности на политическую коалицию. (Геродот, Юстин, Плутарх приводят численность его охраны в 50 стражников, Полиен – в 300, что явное преувеличение.) Но после второй ссылки он вознамерился обеспечить более надежную опору своей власти. Он собирал денежные подношения задолжавших ему городов-государств и, возможно, разрабатывал копи в Пангее. Эти средства позволили ему нанимать профессиональных воинов в дополнение к добровольцам. Вместе с наемниками он нанес поражение афинянам при Пеллене.

Более того, одержав победу, Писистрат продолжил практику найма и «укоренил свою тиранию посредством многочисленных наемников и налоговыми сборами». Но он никогда не использовал наемников для распространения своей власти за пределы полиса, за исключением, возможно, поставки Лигдама на управление Наксосом. Наем солдат производился только для охраны тирана и его семьи. Эти телохранители известны главным образом по сохранившимся источникам. Однако очевидно, что их было слишком мало для того, чтобы образовать армию, потому что, например, Гиппию пришлось обращаться за помощью к союзникам в Фессалии либо уповать на укрепление Акрополя и Мунихии во время его конфликта со Спартой.

5) Ко второй половине VI в. до н. э. владение тираном личной гвардией из наемников стало скорее правилом, чем исключением. Поликрат для захвата острова Самос позаимствовал солдат у Лигдама (Полнен). Позднее численность его войск превысила обычные пропорции, потому что кроме платных наемников он рекрутировал тысячу местных лучников (Геродот). Из всех восточных тиранов он наиболее заслуживал характеристики «поджигатель войны», но безопасность его владений обеспечивал флот, а не полевая армия.

Приведенные примеры типичны для иллюстрации использования наемников ранними тиранами. См. также о Мильтиаде Младшем из Херсонеса Фракийского у Геродота. Но, как явление, эти автократические правители были продуктом переходного периода в развитии Греции. Они сходят со сцены с началом V столетия до н. э., и та же причина, что вызывает их уход, ведет к исчезновению их охраны – греческих наемников. Растущая стабильность городов-государств (полисов) сделала контроль их правительств более реальным и обеспечивала каждому гражданину место в политической жизни. Это на время положило конец тирании и наемникам. Только в Сицилии, где профессионализм стал чуть ли не неотъемлемой чертой ведения войны, этот разрыв между властью и народом был почти преодолен династией, основанной Дионисием.

Свидетельства о ранних сицилийских тиранах малосодержательны и не слишком заслуживают доверия, поскольку упоминания, относящиеся именно к личной гвардии тиранов, встречаются только у Полнена и отличаются подозрительной похожестью и легкостью формулировок. Панетий Леонтинский (Полиен. Военные хитрости) для совершения военного переворота прибегает к помощи 600 пелтастов – средних пехотинцев с дротиками. Должно быть, если это вообще правда, они были обыкновенными легковооруженными воинами. В это время сицилийцы не знали фракийского вооружения. Фаларий вооружает зарубежных варваров и рабов, нанимая их по подобию государственного контракта. Ферон из Селинунта тоже отбирает и вооружает 300 рабов. Стесихору Аристотель (в «Риторике») приписывает выступление перед гражданами Гимеры с басней о коне и олене применительно к угрозе тирании Фалария. Тиран использовал узилище в виде медного быка, в чреве которого истязались жертвы.

Первым тираном, о котором имеются достоверные сведения, является Гиппократ из Гелы. Он наследовал власть своего брата Клеандра и содержал среди своих охранников будущего преемника Гелона (Геродот). Другой телохранитель, возможно, был отцом Ферона из Акраганта. Гиппократ интересен как первый грек, о котором имеются документальные свидетельства, что он нанимал солдат-сикулов (коренное население Восточной Сицилии. – Ред.). (Полиен приводит ужасный рассказ о предательстве Гиппократа.) В течение IV в. до н. э. практика найма варваров на военную службу становится на Сицилии общепринятой. Гиппократ инициировал также другое направление в политике. Он является первым греком, который поставил своей целью завоевать всю Сицилию. До того как эта цель была достигнута, Гиппократ умер, но, хотя исторические источники не уделяют этому факту должного внимания, тиран определенно продвинулся в намеченном направлении, поскольку действительно поставил использование наемников на широкую ногу.

Его преемник Гелон выдвинулся благодаря своей доблести на пост командира всей кавалерии тирана. Он, должно быть, владел значительной армией наемников, лично ему преданных. Поэтому, когда Гиппократ умер во время зарубежной военной экспедиции, Гелон смог вернуться назад в Гелу, несмотря на сопротивление горожан (Геродот). Короткий рассказ Геродота не позволяет нам проследить, каким образом Гелон использовал своих наемников для быстрого расширения своих владений. Но к 481 г. до н. э. он, как правитель Сиракуз распространивший свою власть на большую часть Сицилии, должно быть, владел наемной армией, которая превосходила любую другую профессиональную армию греков до него. Согласно Геродоту, он мог предложить греческим посланникам 20 тысяч гоплитов и 2 тысячи легковооруженных конников. Возможно, здесь преувеличение, и, конечно, не утверждается, что все эти воины были наемниками. Но очевидно также, что ни один тиран не смог бы оголить свой город до такой степени, чтобы отправить на войну за рубеж все свои войска. (Эфор сообщает, что Гелон приготовил для зарубежного похода 10 тысяч пехотинцев. Тимей приводит в связи с предложением тирана цифру 20 тысяч солдат.)

Округляя цифры, можно предположить, что Гелон располагал в то время силами до 15 тысяч наемников. Это число не покажется слишком большим в свете цифры, приведенной Диодором в другом контексте. Он утверждает, что Гелон за всю свою жизнь сделал гражданами Сиракуз более 10 тысяч наемников. Эту практику наделения своих последователей правами коренных сицилийцев подхватил позднее тиран Дионисий.

Гелон, кроме того, внедрил новый метод укрепления армии, аналогию которому можно обнаружить в политике Филиппа II Македонского. Помимо многих обыкновенных солдат, которые, очевидно, перебрались к нему на службу из континентальной Греции, он привлекал представителей знаменитых аркадских семей. Они становились его «товарищами» и занимали ответственные и почетные должности у него на службе. Один из них знаком нам по оде, посвященной ему Пиндаром, двое других – из надписей в Олимпии.

С армией, организованной таким образом, Гелон добился огромных успехов. Он нанес поражение карфагенянам при Гимере и этим завоевал вечную благодарность сицилийцев. Диодор приводит численность его армии – 50 тысяч пехотинцев и 5 тысяч всадников. Но эти цифры, даже если в них нет преувеличения, едва ли способны помочь нам в определении численности его наемников, поскольку в такой чрезвычайной ситуации на военную службу призывался каждый гражданин. Вскоре после этого Гелон умер, а его преемник Гиерон рекрутировал новых наемников для собственной защиты. Он заменил ими тех наемников, которым Гелон предоставил гражданство. Целью одной крупной военной экспедиции, для которой Гиерон отрядил своих воинов, была помощь Сибарису в борьбе с Кротоном. Затем командование экспедицией взял на себя Полизел, младший брат Гиерона, к которому тиран относился с большим подозрением, поскольку сам, несмотря на морскую победу при Кумах, не обладал полководческими способностями. Его наиболее крупным достижением в сфере созидания было основание Этны, которая, возможно, была заселена некоторыми из его бывших наемников. Когда его сменил брат, Фрасибул, тот же самый процесс найма новых телохранителей продолжился. В этот раз наемники были тем более необходимы, поскольку Фрасибул умудрился вызвать к себе особую ненависть. Против него вспыхнуло народное восстание в Сиракузах, и он призвал на помощь наемников и колонистов под командованием своего брата в Этне. Численность его армии достигла 15 тысяч человек, но этого было недостаточно, чтобы спасти его от осады в Ортигии. Там его покинули все, кроме наемников. В конце концов он был вынужден предложить тем, кто его осадил, условия сдачи. Ему позволили удалиться, как частному лицу, в Локры. Нанятые им телохранители были распущены.

Так произошло падение одной из ранних династий в Сицилии. Возможно также, она была последней среди современников, поскольку семья Ферона в Акраганте закончила свое существование таким же образом в ссылке у Фрасидея. (Фрасидей во время своего последнего нападения на Гиерона располагал 20 тысячами всадников и пехотинцев, включая многих наемников и граждан Акраганта и Гимеры.) Но проблема наемников тиранов не была решена. Из 10 тысяч воинов Гелона 7 тысяч все еще жили в качестве граждан Сиракуз. Позднее, в течение трех лет существования демократии, вышло постановление, что эти изначальные сторонники тиранов не имеют прав занимать государственные и судебные должности. Бывшие наемники были не теми людьми, которые уступали этим ограничениям. Они захватили укрепленные районы Сиракуз и изгнали коренных жителей. Их подвергли осаде так же, как и их бывшего нанимателя, но благодаря своей военной выучке они сопротивлялись численно превосходящему противнику продолжительное время. Наконец им нанесли поражение на суше и на море, после чего они удалились на определенных условиях. В других городах Сицилии, где возникали проблемы, связанные с местожительством наемников, трудности улаживались посредством соглашений. Благодаря общему взаимопониманию, тем, кого не приняли в ряды граждан, позволили колонизировать Мессану (совр. Мессина).

Но очевидно, что этот процесс вряд ли совершался сразу или без проблем. Сицилийский наемник был достаточно хорошо известен, чтобы войти в пословицу (непечатную). Пергамент папируса дает нам смутные представления о наемниках, сопротивлявшихся переселению или подвергавшихся нападениям сиракузян (Оксиринхские папирусы). Более того, тирания еще не перестала быть желанной целью. Тиндарион сделал безуспешную попытку переворота в Сиракузах, и это не был единичный случай. Но в целом следующая половина столетия стала единственным продолжительным периодом за четыре века, когда Сицилия не страдала от присутствия тиранов и наемников. Наемный воин вновь появился в условиях демократии, когда угроза вторжения афинян вынудила обратиться к нему (Фукидид). Возвращение наемника, как мы увидим, последовало вскоре за возвращением тирана.

Глава 3

НАЕМНИКИ В V В. ДО Н. Э. В ГОРОДАХ-ГОСУДАРСТВАХ (ПОЛИСАХ)

Когда мы переходим от эпохи тиранов к эпохе крепнущей демократии, то первое, что приходится констатировать, – это крайняя скудость свидетельств о греческих наемниках по сравнению с их частотой раньше и обилием позднее. Этот дефицит нельзя связывать просто со сравнительной бедностью наших источников в отношении периода, известного как Пентеконтеция (Pentecontaetia) – период греческой истории в 50 лет между поражением персов в битве при Платеях в 479 г. до н. э. и началом Пелопоннесской войны в 431 г. до н. э. Он коренится в реальной обстановке и проистекает из благоденствия и процветания города-полиса, который в это время мог поддержать и занять делом большую часть своего населения. Те граждане, которых принуждали отправляться в ссылку, отнюдь не превращались в простых бродяг. Им оставляли надежду приобрести такой же статус, как у метеков в Афинах.

Мнение о том, что незначительное число наемников не просто результат отсутствия спроса, подтверждается, когда выясняется, что в V в. до н. э. одна часть Греции пользовалась репутацией преобладающего поставщика наемников. В этом отношении выделялась Аркадия, а доказательств того, что так было и в прежние времена, нет. Кроме того, в это время она была наиболее отсталой областью среди развивающихся полисов, если исключить такие местности, как Этолия и Македония, которые оставались еще на стадии первоначальной племенной организации. (Первыми именно аркадскими наемниками, кажется, были воины, взятые на службу Ксерксом в 480 г. до н. э., после того как он подошел к Фермопилам. По легендам, они были связаны с женщинами Карии (в Малой Азии). Но вероятно, на самом деле они не были самыми первыми. В Аркадии всегда существовала тенденция производить больше населения, чем она могла прокормить.)

Перед Пелопоннесской войной, как показывают источники, эти аркадские гоплиты всегда пользовались спросом главным образом у персов. Их службу во время больших походов под командованием сатрапов лучше изучать в связи с походом «десяти тысяч» (в 401–400 гг. до н. э., описанном в «Анабасисе» Ксенофонта. – Ред.). Но их тоже нанимали ради задач, похожих на те, которые они решали на службе тиранам. Небольшие отряды выступали телохранителями сатрапов. Фактически наши главные доказательства наемной службы греков восходят все же к начальному периоду Пелопоннесской войны и незадолго до нее. И наемники появляются, как описано в исторических трудах, главным образом тогда, когда восстающие против Афин города нуждались в их профессиональной помощи. Фукидид сообщает, что сатрап Сард Писсутнес выделил 700 наемников аркадцев враждебной Афинам партии на острове Самос (440 до н. э.). Известно, что их командира звали Гиппий. Аморгес, незаконнорожденный сын Писсутнеса, располагал силами наемников «главным образом с Пелопоннесского полуострова». Наемники Фарнабаза упоминаются в битве при Кизике. Семь аркадских гоплитов, убийством которых в один день хвастал ликиец, посвятивший стелу Ксанфу, возможно, были воинами одного из персидских сатрапов.

Аналогичная, но более изолированная сфера применения наемников существовала в Херсонесе Таврическом в Крыму. Командующим армией боспорского царя Сатира I (407–389 до н. э.) был грек по имени Сопей. (Стоик Хрисипп утверждал, что если мудрый человек не мог стать царем, то он должен, по крайней мере, наняться воином к хорошему царю, подобно Левкону.) Можно вообразить, что широкая практика использования греческих наемников сначала возникла через некоторое время после Каллиева мира (449 до н. э.) между греками (прежде всего Афинами) и персами. По мере ее распространения греки стали также нести гарнизонную службу в персидских сатрапиях Персидской державы Ахеменидов.

Пелопоннесская война предоставила первую широкую возможность для найма профессиональных воинов в Греции. Наем гоплитов производился вначале исключительно Спартой. Это можно объяснить двумя причинами. Афины никак не могли поддерживать связи с основным источником таких наемников – Аркадией. Кроме того, во время так называемой Архидамовой войны (431–421 до н. э.) – первого периода Пелопоннесской войны (431–404 до н. э.) афинская стратегия полного истощения врага не предусматривала больших подкреплений в тяжелой пехоте. Граждан Афин и союзников было достаточно, чтобы оборонять их базы на суше, в то время как афинский флот господствовал на море. Пелопоннесцы, однако, считали использование наемников в дальних походах на территорию Афинского государства полезным, поскольку их ополченцы не особенно хорошо переносили длительные военные кампании. Свидетельством тому посылка коринфянами Аристея во главе вспомогательного отряда в Халкидику. Его отряд состоял из волонтеров-ополченцев и других жителей Пелопоннеса, которых «уговорили выступить за плату» (Фукидид). Хотя наемников прямо не называют аркадцами, они, возможно, происходили главным образом из Аркадии или Ахайи. Их отпустили по завершении афинянами осады Потидеи. Возможно, эти наемники оказались позднее в рядах халдикян во время битвы при Спартоле в 429 г. до н. э.

Аналогичным образом обстояло дело, когда спартанский полководец Эврилох совершал дальний поход против Акарнании. Его армия включала отряд гоплитов из Мантинеи. Кроме того, остальные пехотинцы коллективно обращались к ним как к толпе наемников. Мантинейцы проявляли профессиональную выучку в поддержании боевого порядка, но также готовность присоединиться к своему военачальнику в измене жителям Амбракии (союзники Спарты. – Ред.) и остальной армии.

Спартанский полководец Брасид возглавил поход, организованный так же, как поход Аристея. 700 человек были илотами-волонтерами, тысячу составляли жители Пелопоннеса, которых «уговорили за плату». Своим содержанием они были обязаны наполовину македонскому царю Пердикке и наполовину Халкидской лиге, поскольку Спарта была не в состоянии позволить себе содержание зарубежной армии. Такой порядок связывал Брасиду руки и заставлял его служить Пердикке, в то время когда он должен был поспевать повсюду. Иначе говоря, его полузависимое положение больше походило на положение командующего наемниками в IV в. до н. э., чем на положение любого командира на службе Спарте.

Наемники-гоплиты впервые использовались Афинами в походе на Сицилию, в котором участвовали 250 мантинейцев и другие аркадцы, служившие в качестве наемников. Фукидид уделяет много внимания показу того, как греки одного племени сражались друг с другом перед Сиракузами. Признавая, что многие другие руководствовались не только строгим соблюдением обязательств перед альянсом, он отмечает, что среди них только аркадцы воевали ради выгоды с земляками, служившими коринфянам. Подкрепления из аркадцев посылались Сиракузам Коринфом. Этот пример показывает, насколько редким еще было это явление. Аркадцы конкретно не упоминаются в какой-либо битве и на самом деле не могли играть существенную роль в военных кампаниях афинян.

В Ионийской войне (заключительная фаза Пелопоннесской войны), которая проходила сначала на море, наемники не использовались афинянами как солдаты. Они воевали тогда главным образом как матросы, и спартанцы прилагали усилия соблазнить их более высокой платой персидским золотом. Лакедемоняне на суше подчас находили полезным ставить наемных гоплитов под командование своих гармостов (военных наместников), что стало позднее частым явлением в Спарте. Диодор называет наемниками даже беотийские и мегарские войска под командованием Клеарха в городе Византий. На самом деле их следовало называть союзниками, но военный контингент, предназначавшийся для несения гарнизонной службы многие годы так далеко от дома, должен был состоять практически из профессиональных воинов.

Невозможно отрицать, однако, то, что наемные гоплиты значительно усиливали противоборствующие стороны в Пелопоннесской войне. Как случилось выразиться Алкивиаду, Греция сочла себя обманутой адекватностью этого вида вооружения (Фукидид). Поражения в битвах при Спартоле, Страте и Сфактерии убедили обе стороны, что при известных обстоятельствах гоплиты беспомощны перед атаками легковооруженных войск. Поскольку город-полис специализировался на формировании тяжеловооруженных войск, с давних пор существовала привычка нанимать лучников среди отсталых или варварских народностей, у которых лук еще не вышел из употребления. Теперь к тому же в качестве воинов вспомогательных войск стали популярными фракийские пелтасты. У таких солдат были легкие доспехи, для защиты имелся небольшой круглый щит (пелта). К их наступательному оружию относились легкие дротики и мечи или кинжалы для ближнего боя. Вначале их редко использовали в крупных сражениях, за исключением фракийских областей, где изначально пользовались таким вооружением. Более того, они оказались и слишком дорогостоящими. 1300 пелтастов из фракийского племени диев, прибывшие слишком поздно для того, чтобы отправиться в Сицилию с Демосфеном, безуспешно требовали по драхме в день (жалованье свободного гражданина) в том случае, если бы их оставили сражаться против Декелей (крепость в Аттике, занятая скарбанцами и очень мешавшая Афинам. – Ред.). С тех пор Афины стали использовать в заморских походах представителей низшей цензовой группы гражданского населения – фетов, вооруженных небольшими круглыми щитами. Это превращение бедных граждан в дисциплинированных пехотинцев, возможно, сразу повлекло бы за собой тактические изменения, если бы в них не отпала нужда в связи с окончанием Пелопоннесской войны. Но даже при существующем положении перспектива службы за плату стала соблазном, который побуждал бедных афинян благосклонно взирать на заморские походы. (Плата гражданам за военную и морскую службу была впервые введена в период между 479 и 431 гг. до н. э.)

Мир, очевидно, наводнил Средиземноморье большим числом греков, которые привыкли зарабатывать себе на жизнь войной. Наиболее яркой демонстрацией потенциальных возможностей этих сил стал поход «десяти тысяч». Эта тема заслуживает отдельного рассмотрения. Уже в ходе Пелопоннесской войны появились признаки того, что тираны и олигархи понимали, какое мощное оружие в их руках могла представлять собой наемная армия. Согласно Фукидиду, олигархи и демократы Коринфа использовали «наемников с континента», видимо варваров, ссыльные из Митилены нанимали наемников из числа жителей Пелопоннесского полуострова, ссыльные из Орхомена тоже нанимали солдат на Пелопоннесском полуострове, в Аркадии. В 403 г. до н. э. как олигархи, так и демократы в Афинах пользовались услугами наемников. Когда 30 тиранов, удалившихся в Элевсин, попросили защиты у Спарты, Лисандр выделил им кредит 100 талантов и на эту сумму навербовал на Пелопоннесе много гоплитов. Демократы тоже пользовались помощью наемников. Сам Лисий набрал 300 из них, он обеспечил их 200 щитами и 2 тысячами драхм и уговорил предводителя демократов Элиды пожертвовать 2 таланта. Точно так же в 401 г. до н. э. новость о том, что олигархи Элевсина нанимают войска, послужила поводом для их окончательного свержения со стороны восстановленной демократии в Афинах.

Кроме афинян, и другие греки считали возможным воспользоваться наличием большого числа оказавшихся безработными воинов. Яркий пример представлял Клеарх, спартанский гормост города Византий. Свободно распоряжаясь деньгами, он собрал вокруг себя армию и превратил свою власть в тиранию. Но по призыву жителей Византия Спарта прислала войско и сокрушила тирана. Резкая активизация использования наемников в конце Пелопоннесской войны явилась лишь симптомом развития событий, нашедшего свое завершение в IV в.

Часть вторая

ЭПОХА КИРА МЛАДШЕГО И ДИОНИСИЯ I

Глава 4

ПРЕДИСЛОВИЕ К IV СТОЛЕТИЮ ДО Н. Э

Преобладание греческих наемников в Средиземноморье IV в. до н. э. было одновременно и симптомом, и побочной причиной падения полисной системы. В эволюции наемников из ранних ополченцев можно усмотреть часть великого переходного процесса, ведущего от полиса к эллинской монархии как основе политической жизни. Наемный воин являлся средством насильственного подчинения демократии автократией. И индивид, обладавший управленческим даром, мог поставить себя выше сообщества или совокупности сообществ.

Наемный солдат не выделился бы заметно в IV столетии до н. э., если бы греческие полисы уже не начали приходить в упадок. Когда Афины и Коринф достигали вершины своего экономического и политического процветания, они могли обеспечивать средствами и работой почти всех своих граждан и, кроме того, иностранцев. Никто не нуждался в том, чтобы зарабатывать себе на жизнь войной: средний грек V в. до н. э. не имел никакого желания приобщаться к жизни наемника и испытывал мало доверия к ее преимуществам.

Пелопоннесская война, нанесшая большой ущерб значительной части Греции, стала непосредственной причиной греческого упадка, а также способствовала из-за последующих внутренних волнений появлению огромного числа солдат, готовых служить наемниками. Но эта война была также причиной повышенного спроса на профессиональных воинов в Греции. Ее продолжительность, территориальный охват и сложные условия ведения кампаний постепенно вывели из употребления старый тип гражданина-ополченца.

Изменение статуса наемника воспроизводится различными терминами, в которых он описывается. В VI в. до н. э. его обычно называли «помощник». Ссылаться на его оплату казалось неприличным нанимателю и нанимаемому воину. Поэтому его и называли «помощником» – профессионалом, который делился с отрядом любителей своими умениями в определенной военной сфере (поскольку считалось, что любой гражданин способен защищать страну, даже если для его военной подготовки уделялось минимум внимания). В первой половине IV в. до н. э. наемник являлся фигурой слишком реальной. Он представлял собой слишком непреложный факт, чтобы его существование прикрывать эвфемизмами. Теперь это был «пелтаст, получающий плату» – предполагалось, что он относится к наиболее распространенному типу новой пехоты. Гражданин все еще сохранялся как гоплит. К концу IV столетия до н. э. не надо было напрягаться, чтобы отличить одного от другого. Наемник теперь был просто воином, солдатом. Ополченец потребовал бы какого-нибудь отличительного эпитета. Гражданина V в. до н. э. заменил профессиональный солдат греческих монархов.

Эта трансформация приемов ведения войны – участие в ней более дисциплинированных, специализированных и диверсифицированных войск – создала новую нишу для греческих солдат в самой Греции. Особенные условия вне Греции обеспечили другую, более широкую сферу для их найма. В Персидской империи стала ослабевать центральная власть. Местные правители становились все более независимыми и амбициозными. Их положение нуждалось в военной защите, и они довольно легко нашли ее в лице греческих наемников – потому что пехота, нанимавшаяся в Греции, продолжала доказывать свое превосходство над любой другой, сформированной в Азии. Персидский царь царей был вынужден следовать примеру мятежных правителей и нанимать греков для подавления мятежей. Этот процесс продолжался до тех пор, пока все азиатские армии не стали полагаться на греческих наемников.

Особые условия складывались и на западе. Возобновил свою прежнюю агрессивную политику Карфаген, а Сицилия после Пелопоннесской войны оказалась не в состоянии давать ему адекватный отпор. Чрезвычайная обстановка породила Дионисия, который утвердился в качестве воинственного автократа-правителя, главным образом потому, что проявил способность сдерживать карфагенян. Он был первым и одним из ярчайших примеров тех особо одаренных полководцев, которые потребовались для того, чтобы умело воспользоваться профессиональными солдатами. И демократии, и олигархии не способствовали появлению прирожденного лидера, поскольку они не могли приспособиться к наилучшим способам руководства наемными армиями. Доминирующая личность, обладающая властью и инициативой для успешного командования наемниками, не лучшим образом воспринималась в обстановке ограничений древнего города-полиса. Такой лидер либо становился непатриотичным и искал применение своим способностям за рубежом, либо оставался дома и становился тираном. В обоих случаях его положение было непрочным, а город не мог получить от него ожидаемых услуг. Проблема не решалась до тех пор, пока предводителей наемников не заменили автократы, которые возглавляли свои армии подобно царям, не связанным присягой городу, или обладали властью передавать своих солдат под командование избранных ими полководцев.

Вновь образованные греческие царства появились не только для того, чтобы обеспечить нужную организацию для ведения войн на профессиональном уровне, само их образование радикально изменило социальные и экономические перспективы развития греков. Бурные события, которые прежде способствовали росту численности наемников, постепенно улеглись, когда греческие города ушли в тень новых образований на Ближнем Востоке. Таким образом, число профессиональных солдат сократилось как раз в то время, когда спрос на них устоялся. Эллинские монархии разрешили социальные и военные аспекты проблемы, связанной с наемниками.

Глава 5

ПОХОД «ДЕСЯТИ ТЫСЯЧ»

Кир Младший, сын Дария II, начавший борьбу со своим братом Артаксерксом, наняв 10 тысяч греческих солдат, едва закрыл один период истории греческих наемников, как открыл другой (он нанял 13 тысяч, 10 тысяч осталось к моменту начала «похода 10 тысяч» к Черному морю – после битвы при Кунаксе в 401 г. до н. э. в Месопотамии, где Кир Младший был убит. – Ред.). С этих пор его акция, если смотреть на нее с определенной точки зрения, выглядит всего лишь кульминацией длительного процесса в развитии военного искусства.

В течение долгого времени сатрапы привыкли использовать греческих наемников в качестве телохранителей или для несения гарнизонной службы на побережье Малой Азии. Не в новинку для сатрапов было собирать греческие войска и для мятежных действий против царя царей. Мегабиз познал доблесть гоплита в своем Египетском походе, и, замыслив мятеж, он тайком переправил из Суз тех самых афинян, которых пленил в свое время, чтобы они образовали ядро его армии в Сирии. Позже восставали другие сатрапы, полагаясь на греческие войска, которые лишь предавали их. В сравнении с этими прецедентами попытка Кира Младшего отличалась лишь очень большим количеством привлеченных войск и огромным честолюбием.

Как обычно, личный состав армии вполне соответствовал ее функциям. Кир приказал своим агентам отбирать преимущественно пелопоннесцев, и впоследствии его войска, как и прежние контингенты наемников, состояли более чем наполовину из уроженцев Аркадии и Ахайи (Ксенофонт, Анабасис). Их вооружение тоже было обычного типа, на девять десятых эти солдаты были гоплитами. Этого следовало ожидать, поскольку именно в тяжеловооруженных войсках греки продемонстрировали свое превосходство над персами. Кир заполнил явный недостаток в легковооруженных воинах и кавалерии рекрутами из местных жителей. При отступлении «десяти тысяч» обнаружилось, что такая военная организация была серьезным просчетом. Любая армия греческих гоплитов того времени испытала бы аналогичные затруднения, если бы при отступлении подвергалась атакам мобильных восточных легковооруженных войск. К чести Ксенофонта и других командиров, они смогли найти средство защиты.

Однако имелись две особенности, которые отличали поход «десяти тысяч» от всех предшествующих походов. Во-первых, Греция никогда не поставляла такой массы наемных войск. По численности она равнялась, должно быть, всем гоплитам, которых Афины послали против Сиракуз. Данные войска, почти равные по численности тем, что участвовали в Сицилийском походе, находились так же далеко от родины, но они не были одушевлены национальной целью. (Общее число гоплитов, посланное в Сицилию, оценивается в 10 600. В Сицилию было послано сначала 38 тысяч, затем 26 тысяч воинов и моряков, всего около 64 тысяч. – Ред.) Более того, позднейшие события в истории похода «киреанцев» выявили вторую уникальную особенность. Вместо достижения цели, поставленной перед ними, и последующего роспуска их неожиданно бросили на произвол судьбы, во-первых, из-за утраты их нанимателя и, во-вторых, из-за умерщвления их военачальников. С этих пор им пришлось пройти через такие испытания, что оставшаяся часть войск выработала корпоративный дух и превратилась любопытным образом в первую бродячую армию наемников.

Для нас поход «десяти тысяч» представляет дополнительный интерес и в связи с «Анабасисом» Ксенофонта. Они представляли собой единственную наемную армию, о приключениях которой мы узнаем по записям очевидца. Для живописного повествования Ксенофонт использовал весь свой писательский дар. В частности, после второй книги повествование пронизано личными эмоциями. До такой степени, что возникает желание, чтобы более поздние авторы сохраняли больше оригинального текста от трудов других авторов. Впрочем, Диодор отчасти идет навстречу такому пожеланию. Тем не менее «десять тысяч» если и не являются самой типичной греческой наемной армией, но, поскольку эта армия наиболее известна нам, она требует полного и подробного толкования.

Набор по необходимости столь большой массы людей представлял собой сложную задачу. Но набор этих солдат был сложным вдвойне, поскольку Кир желал скрыть свою подлинную цель. Поэтому «десять тысяч» (13 тысяч. – Ред.) зачислялись на службу поодиночке, якобы в различные отряды. Рекрутам не раскрывали подлинной цели того, для чего их нанимают, и того, что их подчиняют единому командованию.

Ядро составили аркадские телохранители Кира из 300 гоплитов под командованием Ксения. Они служили Киру еще до 405 г. до н. э., когда сопровождали его в Сузы. У Кира, очевидно, уже были греки, командовавшие его гарнизонами в Малой Азии. Далее первым его действием был приказ этим командирам нарастить свои силы. Причиной называлась необходимость использовать рекрутов против Тиссаферна, который, как утверждалось, замышлял нападение на города своей бывшей провинции, которую Кир взял под свой контроль.

Чтобы сформировать второй отряд, Кир передал Клеарху, спартанскому изгнаннику, 10 тысяч дариков (золотая монета весом 8,4 г; т. е. 84 кг золота. – Ред.) (плата на шесть месяцев вперед?), на которые тот собрал войско в Херсонесе. Вероятно, у Клеарха уже было некоторое число наемников, при помощи которых он удерживал свою тиранию в городе Византий. Теперь его борьба против фракийцев снискала ему благодарность и материальные пожертвования от городов Геллеспонта. Так, по крайней мере, утверждает Ксенофонт: можно ли быть уверенным, что это не шантаж?

Третий агент Кира явился непрошеным. Аристипп, бывший уже чужестранцем, пользующимся защитой закона при Кире, обратился к нему за помощью в борьбе против политических противников в Ларисе, где он, видимо, возглавлял олигархическую реакцию. Он запрашивал всего 2 тысячи наемников и сумму на три месяца жалованья для них, но Кир удвоил требуемое, он послал Аристиппу 4 тысячи наемников и сумму денег на оплату жалованья за шесть месяцев. Ксенофонт говорит, что таким образом Кир смог скрыть тот факт, что содержал регулярные войска в Фессалии. Любопытно, однако, что, когда начался поход, Аристипп отправил Киру только тысячу гоплитов и 500 пелтастов под командованием Менона. Сохранил ли он оставшихся воинов, чтобы продолжать борьбу с противниками в Фессалии? (Ксенофонт не утверждает, будто Аристипп помирился со своими противниками, но что Кир велел ему помириться с ними и затем послал наемников. Из моего толкования событий становится очевидным, что Аристипп предпочел выполнить требование Кира только частично: он послал лишь те войска, какие мог позволить себе в данный момент.)

Кир призвал другого чужестранца, Проксена из Феба, собрать войско с целью дать отпор набегам из Писидии.

Наконец двум другим чужестранцам (возможно, двум старым его агентам по вербовке наемников), Софенету из Аркадии и Сократу из Ахайи, было велено собирать войска, чтобы помочь милетским изгнанникам в борьбе против Тиссаферна.

В результате войсковую группу, собравшуюся в Келенах, можно легко представить таким образом:

Окончание табл.

Небольшой контингент под командованием Сосия нигде не упоминается Ксенофонтом. Пасий ранее служил Милету. Надо заметить, что около половины пелтастов были варварами, большинство же из них – выходцы из Северо-Западной Греции. Все они не составляют общего числа наемников Кира, поскольку он оставил гарнизоны достаточно сильные, чтобы оборонять цитадели своих азиатских городов.

В Киликии к этому войску (11 900 человек) добавилось 700 гоплитов под командованием Хирисофа из Спарты (Ксенофонт. Анабасис. Диодор приводит цифру 800). О нем Ксенофонт бросает туманное замечание, что Хирисоф был «послан Киру». Трактуя это замечание, Диодор утверждает, что он был послан Спартой в поддержку, запрашиваемую Киром у своего союзника. Такая трактовка, хотя и не имеет документального подтверждения, может быть принята на веру.

Кроме того, 400 греческих наемников перебежали к Киру из войска Аброкома, сатрапа Финикии (итого – 13 тысяч. – Ред.). Интересно обнаружить такой контингент греков далеко на Востоке. Вероятно, они служили сатрапу в качестве личной гвардии, подобно 300 грекам у Кира. О местах их происхождения сведений нет. (Некоторые историки объясняют их присутствие здесь подготовкой Артаксерксом вторжения в Египет.)

10 (вначале 13) тысяч, как мы видели, не имели четкой организации. Войсками командовали различные предводители, первоначально их собиравшие. Войдя в общую армию, эти предводители держались с подчиненными войсками обособленно. Солдаты нескольких военных частей были организованы в лохи-отряды. Разные оценки этого вида военного подразделения на первый взгляд несколько странны, поскольку относятся к наличным лохам разной численности. (Например, у Ксенофонта в Анабасисе два лоха отряда Менона состоят из 100 человек, следовательно, лох насчитывал 50 человек. Но у Ксенофонта же далее арьергардный лох насчитывал около 70 человек.) Объяснение, видимо, заключается в том, что большинство войск было организовано на основе лохов численностью по 100 человек. Хотя в подразделении Менона лох состоял из 50 человек.

При дальнейших реорганизациях, например отборных воинов, использовался лох в 100 воинов. Но в ходе отступления прежние подразделения перестраивались не так, чтобы сохранять полную численность каждого лоха в 100 воинов. Поэтому даже лохи отборных солдат позднее сократились в результате потерь до 70 воинов. Лох в 100 воинов делился на два подразделения по 50 воинов, а эти подразделения, в свою очередь, на отделения отборных воинов, численность которых не приводится.

Легковооруженными войсками командовали таксиархи, но у нас нет данных о численности их подразделений.

В заключительных главах своего повествования Ксенофонт дает нам несколько общих указаний относительно самих воинов, из которых состояло войско. Как уже показано, более половины из них составляли гоплиты из Аркадии и Ахайи, происходившие из земель, где наемная служба стала традиционной. Но других воинов нанимали почти во всех уголках греческого мира. Нижеследующая таблица покажет происхождение тех воинов, которые известны нам поименно, – в большинстве своем это командный состав:

¹ Исключая Феопомпа, поскольку это псевдоним Ксенофонта.

² Лидиец выступал под видом беотийца.

Попадаются также энианы, долопы и родосцы, но без имен. (Из Анабасиса Ксенофонта можно сделать вывод о том, что в войске было не менее 200 родосцев.) Число упомянутых афинян выглядит поразительно большим, но могло быть так, что Ксенофонт был склонен привлекать на службу больше своих земляков. Упущением в этом списке, которое заслуживает внимания, является отсутствие фокидцев и этолийцев – потому что позднее эти области Греции стали одними из главных поставщиков наемников.

Судя по источникам, верить в то, что сколько-нибудь значительная часть «десяти тысяч» состояла из изгнанников, нет оснований. Мы узнаем о Клеархе и Драконтии из Спарты, Гавлите из Самоса, Архагоре из Аргоса, Тимасионе из Дардана. Но сам факт, что некоторые из них обозначаются эпитетом «беглый», указывает на них как на исключение, а не правило. Об их мотивации Ксенофронт пишет: «Ведь большинство воинов прибыло из-за моря, чтобы поступить на службу по найму не из нужды, но потому, что они наслышались о щедрости Кира. При этом некоторые из них привели с собой товарищей, а другие затратили собственные средства. Были и такие воины, которые бросили отцов и матерей, а иные покинули и детей своих с тем, чтобы вернуться обратно, накопив для них богатства, так как они слышали, что у Кира многие добились счастья и благополучия. Поэтому они горели желанием вернуться в Элладу».

Ксенофонт, возможно, поддался некоторому искушению сгустить краски. То самое место, где он вводит в свое повествование такое замечание, указывает на это. Речь идет об отступлении греков вдоль побережья Черного моря. Ксенофонт вынашивал идею создания там колонии, но встретил сильное сопротивление со стороны тех греков, которые предпочитали не селиться среди варваров. Поэтому он, может быть, преувеличил число тех, которые желали вернуться домой и у которых еще оставались дома, куда они могли вернуться.

Но даже при допущении некоторого преувеличения его повествование о «десяти тысячах» разительно отличается от того, которое дает Исократ. Согласно последнему, в отступавшей армии было всего «6 тысяч греков, отобранных отнюдь не по превосходным качествам, но это были те греки, которые из-за своих пороков не имели права жить в собственных странах». Исократ в этом фрагменте из «Панегирика» выглядит даже более тенденциозным, чем Ксенофонт. Он поносит воинов из войска Кира так, чтобы возбудить идею похода эллинов против Персии, и воспринимает этих воинов в понятиях наемных войск своего времени. В своем позднем труде («К Филиппу») он рассуждает более сдержанно: «Тогда не было наемных войск: и поэтому они были вынуждены рекрутировать наемников в городах и больше тратить на подношения тем, которые набирали их, чем на жалованье самим воинам». Это в определенной мере подтверждает характеристику Ксенофонтом людей, ставших наемниками из спекулятивных соображений. Что, конечно, недалеко от истины.

Из принятых на службу новых воинов нам известен только один, которого можно идентифицировать как профессионального наемника, – Дексиппа, сделавшего скандальную карьеру в Сицилии. Вероятно, большинство воинов были довольно молодыми людьми. Те, возраст которых был до 30 лет, очевидно, составляли основную часть войск. Тех же, кому за сорок пять, было немного. Их хватало на то, чтобы составить минимальную охрану лагеря на случай чрезвычайной обстановки. (Их число оценивают в 200 человек.)

Теперь давайте последуем за повествованием о «десяти тысячах», отмечая такие эпизоды, которые смогут пролить свет на природу этого сборного войска, как наемников.

Когда Кир собрал войска в Малой Азии, то объявил своей целью завоевание Писидии, которая никогда не покорялась Персии полностью. Но Тиссаферн сразу же заподозрил, что приготовления Кира слишком велики для такой цели. Он отправился в Сузы, чтобы предостеречь царя царей. Пока воины не достигли Киликии, они не выражали сомнений. Но там они отказались идти вперед, сетуя, что не нанимались для кампании против царя царей. Ксенофонт приводит интересный рассказ о том, каким способом Клеарх преодолел их сопротивление. Сначала он просто попытался заставить их идти, но воины, сделав несколько шагов вперед, начали забрасывать камнями его и вьючных животных. (Это первое письменное свидетельство неподчинения солдат своим командирам. Они уже грабили город Таре в отместку за гибель нескольких товарищей, что было всего лишь проявлением недисциплинированности. Но здесь возникла опасность мятежа.) Поэтому Клеарх изменил тактику. Он провел «сбор» собственных воинов. На время армия становится очагом греческой демократии, а Клеарх ее покровителем, гарантом, использующим софистику Ферамена.

Он начал с того, что «стоял и плакал продолжительное время, пока они наблюдали его в молчании и удивлении». Затем произнес речь, указывая на боль, которую почувствовал от внутренней борьбы долга перед Киром и долга перед воинами. Он прибавил далее: «Я считаю вас своим Отечеством, друзьями и союзниками. С вами я, где бы ни был, чувствую свою ценность. Без вас я не могу преуспеть в помощи друзьям или в мести врагам». Это заявление произвело такое впечатление, что более 2 тысяч воинов Ксения и Пасия перешли в лагерь Клеарха.

Затем Клеарх сымитировал Ахилла. Разгневавшись, он укрылся в палатке, в то время как Кир в соответствии с их тайной договоренностью посылал к нему гонцов, которым он отказывал в приеме. К этому времени Клеарх достаточно восстановил свой престиж, чтобы быть в состоянии созвать общий сбор для обсуждения того, что следует предпринять. Подговорив несколько воинов предложить абсурдные варианты действий, он смог легко убедить войска в необходимости поддерживать хорошие отношения с Киром. Избрали депутацию к Киру, чтобы выяснить его планы. Тот заявил, что желал всего лишь напасть на своего противника Аброкома, сатрапа Финикии, который находился в это время на берегах Евфрата. Это объяснение успокоило, хотя и не убедило солдат. Они потребовали прибавки к жалованью, и Кир увеличил его с дарика (золотая монета, 8,4 г золота) до дарика с половиной в месяц. Единственным непосредственным следствием этих событий, видимо, явилось то, что Ксений и Пасий, два командира, солдаты которых присягнули на верность Клеарху, в раздражении покинули войско. Кир воспользовался случаем для благородного жеста. Он не преследовал дезертиров и сказал, что не будет подвергать репрессиям их жен и детей, которых держал заложниками в Траллах.

Достигнув берегов Евфрата, Кир созвал военачальников и раскрыл им свою подлинную цель – начать военную кампанию против царя царей. Ксенофонт сообщает, что Клеарх был единственным греком, который знал об этом с самого начала. Воины выразили возмущение военачальникам, когда услышали об этом, но поворачивать было слишком поздно, поэтому они ограничились требованием повышения жалованья. Они напомнили, что аркадцы, сопровождавшие Кира в Сузы в 405 г. до н. э., получили особую премию и сказали, что рассчитывают по меньшей мере на такое же вознаграждение. (Это проливает дополнительный свет на положение аркадских телохранителей и побуждает предположить, что они, видимо, хорошо оплачивались и предназначались для специальных операций.) Кир пообещал каждому воину по 5 мин (1 мина равнялась 100 драхмам или 50 статерам. – Ред.), когда они достигнут Вавилона, и полное денежное обеспечение обратного пути в Ионию.

Один из военачальников, Менон, надеялся нажить капитал на недовольстве воинов. Он убедил свой отряд немедленно переправиться через Евфрат: за такую инициативу они, дескать, получат от Кира похвалу и обещание вознаграждения. Этот эпизод важен указанием на то, что киряне все еще представляли в действительности разрозненное войско, каждый из командиров которого добивался преобладания. Также интересны последствия этого. Между войсками Менона и Клеарха возникла ссора. Клеарх приказал высечь одного из воинов Менона и вызвал таким образом ненависть к себе его товарищей.

«В этот самый день Клеарх, прибыв к переправе через реку, проезжал верхом с небольшой свитой через расположение отряда Менона к своей палатке… Один из солдат Менона, коловший дрова, увидел проезжавшего Клеарха и запустил в него топором. Он не попал, но затем один за другим многие солдаты с громкими криками стали кидать камни. Клеарх спасся бегством к своему отряду и тотчас же призвал его к оружию».

Этот инцидент привел бы к бою между двумя отрядами войска, если бы не вмешался Проксен со своими воинами, сдерживая столкновение, пока Кир успокаивал Клеарха. Перед неминуемой битвой с царем царей (Артаксерксом II) непосредственная угроза внутренних столкновений отступила. Кир привел воинов в крайнее возбуждение, пообещав каждому из них золотую корону, если добьется победы. В битве при Кунаксе в греческих войсках не наблюдалось разброда. Они действовали под командованием Клеарха в едином порыве. Однако Клеарх отказался следовать общему боевому плану Кира, а его собственная тактика оказалась непригодной для особых условий службы наемных войск на чужих землях. Спартанский военачальник, как и в предыдущих боях, сокрушил левый фланг противника. Затем, когда обнаружил, что обойден вражескими войсками, он отступил. На следующий день Клеарх узнал, что, пока он преследовал противника, Кира убили. После этого войско утратило цель: поскольку Арией отказался от трона, который предложил ему Клеарх, все еще уверенный в победе.

Предоставленные самим себе, «десять тысяч», заняли оборонительную позицию и отвергали требования Артаксеркса II сложить оружие. «В момент слабости» некоторые из них предлагали перейти на службу Персии для борьбы с Египтом (Артаксеркс II был бы достаточно мудр, чтобы принять это предложение). Наконец явился Тиссаферн и объявил, что уговорил царя царей позволить ему провести греков обратно в Грецию. На самом деле он повел греков через Тигр, чтобы поставить их в изолированное положение и в зависимость от себя.

Интересно отметить, что в течение всего этого тревожного периода все предложения и переговоры велись одними стратегами и лохагами (командирами лохов). Не прозвучало ни одного призыва созвать общий сбор. Воины доверяли своим командирам, а те, в свою очередь, зависели от Клеарха. За одним исключением. Сразу после битвы при Кунаксе Менон присягнул Ариею и связался через него с Тиссаферном. Завидуя Клеарху, он хотел присвоить себе все выгоды примирения с Персией. Клеарх тоже стремился во время личной встречи развеять опасения Тиссаферна. Он повторил предложение о переходе на службу к персам, чтобы бороться с Египтом. И кроме того, прозондировал возможность для Тиссаферна занять место Кира в качестве предводителя греческих наемников и в использовании греков в провинции Малая Азия. Тиссаферн сделал вид, что считает это честью для себя, и пригласил всех стратегов выразить на общей встрече свою лояльность к нему. Так, играя на противоречиях греческих военачальников, Тиссаферн смог схватить (и ликвидировать) пять стратегов и двадцать лохагов.

«Десять тысяч» оказались без главных военачальников в незнакомой и суровой стране, лицом к лицу с противником, которого они хорошо знали. К счастью, они не позволили принудить себя к капитуляции. Вместо этого воины, воодушевляемые Ксенофонтом и некоторыми другими, объединились в решимости сопротивляться. Но даже в этом случае отступление началось без должной организации. Ксенофонт, который не был профессиональным воином, но просто приспешником Проксена, начал с того, что созвал его лохагов. Затем они пригласили на совет оставшихся стратегов, Хирисофа и Софенета, а также других нижестоящих командиров и лохагов. В своей речи Ксенофонт обратился к ним как к опекунам простых воинов. «В мирное время вы превосходили их в богатстве и славе, теперь, когда идет война, вы должны подняться над уровнем массы, должны, если понадобится, руководить и заботиться о них». Затем лохаги посредством выборов заместили освободившиеся должности погибших стратегов. И только после этого командиры созвали общий сбор воинов для одобрения их решений.

План состоял в том, чтобы пробиться на северо-запад из Месопотамской равнины или в случае неудачи осесть на месте и сопротивляться царю царей как мисийцы и другие азиатские племена. В это время Ксенофонт выступает с предложением, которое, если оно действительно высказывалось, явилось любопытным предвосхищением позднейшей истории. «Поэтому я считаю более правильным и более честным сперва попытаться пройти в Элладу к своим родным и объяснить эллинам, что они по доброй воле остаются в нужде, так как у них есть возможность отправить сюда людей, живущих там в суровых условиях, и видеть их богатыми». Это устремление отозвалось эхом 60 лет спустя на страницах произведений Исократа и было реализовано в царствах диад охов.

В чрезвычайной обстановке армия приняла несколько другой характер. Стратеги преднамеренно старались обращаться с простыми воинами как с партнерами в одном деле преодоления опасностей. Ксенофонт обратился к ним с призывом вести себя как Клеарх в обеспечении дисциплины. В то же время он гордился своим необычным поведением, когда был готов в любое время общаться с самым юным воином. Это товарищество в беде иногда нарушалось отдельными странными личностями, например родосцем, который изобрел способ переправиться через реку Тигр, желая получить талант в виде вознаграждения. Был отмечен лишь один случай неподчинения. Но тяжелые условия делали людей жестокими. Они уродовали тела врагов. Одного пленника убили на глазах другого, чтобы оставшийся в живых показал грекам дорогу. Возможно, так складывалась ситуация. Однажды преступника чуть не закопали в землю заживо, правда, справедливо отметить, что преступление совершил не солдат, но носильщик. (Все вышеописанное – обычная практика реальной войны. Можно вспомнить резню Лисандром 3 тысяч пленных афинских моряков, захваченных врасплох при Эгос-Потамах в 405 г. до н. э., когда они из-за отсутствия жесткой дисциплины разбрелись по берегу и не успели занять места на своих тронах. – Ред.)

Обстановка в целом и войско снова изменились, когда воины благополучно достигли Трапезунта (совр. Трабзон). (Автор не осветил самый тяжелый этап героического похода «десяти тысяч». Всего за 1 год и 3 месяца они прошли с боями около 4 тысяч километров. – Ред.) Подчиняясь инстинктивному побуждению, они с энтузиазмом приветствовали морскую стихию. Это означало для них, что время полной изоляции от эллинского мира никогда не вернется. С исчезновением их страха пропало также и единство их цели. Едва они закончили праздновать свое избавление от испытаний на чужбине, как приступили к обсуждению планов на будущее. Их лучше разобрать в упрощенном порядке.

1) Предположим, они хотели вернуться в Грецию – и все, видимо, начали с этой посылки: а) они могли через Хирисофа обратиться к спартанскому наварху Анаксибию с просьбой прислать корабли и доставить их домой морем. Этот план, который сам по себе выглядел привлекательным для людей, изнуренных походом, был немедленно приведен в действие посредством отправки Хирисофа; б) чтобы убить время до возвращения Хирисофа и подготовиться к возможному провалу его миссии, они, по предложению Ксенофонта, позаимствовали у жителей Трапезунда 50-весельный корабль. На нем они решили заняться немного пиратством. Захваченные ими корабли могли послужить позднее транспортными судами. Однако Дексипп, которому поручили командовать кораблем, воспользовался судном для побега из Понта, оставив товарищей бедствовать, как прежде. При помощи позаимствованного другого 30-весельного корабля им удалось захватить несколько судов, но их было недостаточно для того, чтобы переправить войска на родину. Провиант заканчивался, а Хирисоф не возвращался. Поэтому: в) следовало принять третий план: им нужно следовать походным порядком по суше, отправив женщин и детей, а также мужчин за 40 лет морем.

В своем продвижении вдоль побережья «десять тысяч» входили в греческие города как непрошеные гости: иногда они были союзниками той или иной стороны во внутренних конфликтах, но чаще представляли собой настоящих грабителей. (Гераклейцы предоставили в виде безвозмездного дара 3 тысячи мер зерна, 2 тысячи кувшинов вина, 20 быков и 100 овец. Но воин из «десяти тысяч» сетует, что это не прокормит армию и три дня – что является явным преувеличением – зерна хватило бы почти на 14 дней 10 тысяч воинов.) Сипоп, считавший себя сильнее соседей, выслал послов с целью предостеречь участников похода, но даже синопцы спасовали перед твердой позицией Ксенофонта. Отсюда родился четвертый план: г) одной лишь угрозы со стороны «десяти тысяч» наведаться в Синоп было достаточно, чтобы предъявить требование о предоставлении необходимого числа кораблей для доставки воинов прямо в Гераклею. (Синопцы, видимо, не переставали интересоваться, чего они потребуют от Гераклеи.) Так или иначе, «десять тысяч» стали дожидаться прибытия этих кораблей.

2) Пока столкновений между военными предводителями не было. Хотя принятые планы носили разрозненный характер, они не противоречили друг другу. Но однажды Ксенофонт выдвинул план создания колонии в Понте и поселения в ней без возвращения в Грецию. Очевидно, с этого момента повествование Ксенофонта приобретает оправдательный оттенок. Два заместителя стратегов, Тимасий, исполнявший обязанности командующего вместо Хирисофа, и Форакс, младший командир в отряде Ксенофонта, усмотрели в этом плане возможность извлечь двойную выгоду. Сначала они тайком сообщили синопцам об опасности, которой они подвергнутся, если Ксенофонт уговорит «десять тысяч» остаться в Понте. Это предостережение произвело впечатление на Синоп и Гераклею как шантаж. Представители двух городов сразу же предложили Тимасию деньги за то, чтобы он настаивал на необходимости для «десяти тысяч» двигаться дальше. После этого Тимасий выступил в роли спасителя армии, предложив каждому из солдат кизикинский статер в месяц, если они отправятся вместе с ним морем в Троаду и помогут ему восстановить свою власть в родном городе Дардане, откуда его изгнали. В то время в Дардане правила местная династия во главе с сатрапом Фарнабазом. Относительно использования этой династией наемников см. далее главу 6 этой книги. Он даже был готов предоставить им возможность поселиться в городе, продемонстрировав таким образом все пороки Дионисия. Это предложение, видимо, отражало личные амбиции Тимасия, поскольку Форакс в качестве альтернативной цели предлагал Херсонес. Воины тепло принимали эти заигрывания, и Ксенофонт попал в сложное положение, когда дипломатично поменял свою позицию и согласился с общим решением. Синопцы, поняв, что шантажу можно противостоять, отказались платить. Тогда Тимасий и Фораз, возможно в целях повлиять на синопцев, выдвинули новое предложение, на этот раз поселиться в Фасисе (совр. Поти в Грузии) на территории Колхиды. Предложение обсуждали стратеги, и когда об этом узнали воины, то они настроились порицать Ксенофонта за это изменение планов. Чтобы оправдаться, Ксенофонт (и здесь мы следуем его повествованию) созвал общий сбор и сурово предупредил воинов, что они погружаются в опасную стихию беззакония. Доказательства, на которые он ссылается, вполне правдоподобны. Выясняется, что в результате утраты общей цели армия деградирует в неуправляемую толпу. Кто пожелает, совершает разбойничьи набеги даже на дружественные города, и популистские призывы ведут к немедленным расправам самосудом над жертвами за недоказанные преступления. В армии, как во время мятежа в Киликии, снова утвердилась демократия, был учрежден суд лохагов над всеми военачальниками (судебное преследование за должностные преступления) и над всеми другими, кто заслуживал обвинения. В результате за мелкие хищения были оштрафованы три стратега. Эти преобразования на время восстановили порядок.

Теперь корабли из Синопа доставили греческих воинов в окрестности города. Туда же вернулся от Анаксибия Хирисоф. Его миссия завершилась большей частью провалом: он добился не кораблей, но туманного обещания принятия их на службу, если им удастся вырваться из Понта. Дело в том, что Спарта в данное время переживала короткий период мира, хотя и в преддверии войны с Персией. Взять внаем остатки «десяти тысяч» представляло собой слишком дорогое предприятие для любой власти, а для Спарты было чревато компрометацией.

Другая причина разочарования давала о себе знать внутри армии. Воины все же приближались к Греции, но чувствовали, что им нечего привезти с собой домой. Некоторым повезло что-то приобрести во время службы Киру, но большая часть солдат растеряла или растратила свое достояние. Что-то досталось от продажи пленников в Трапезуйте, от набегов и пиратства, но это было слишком мало в сравнении с большими надеждами, которые вынашивали греки, идя на службу Киру. Крепло убеждение, что воины добьются больших успехов, подчинившись одному предводителю. Пост предводителя предложили Ксенофонту, но тот со своей обычной ориентацией на предзнаменования отказался от него. Он предложил на этот пост Хирисофа, который был типичным спартанцем и поэтому являлся наиболее неподходящей кандидатурой на пост предводителя. На этом сходились все, а аркадцы считали, что его спартанское происхождение и полководческое искусство ценятся чересчур высоко. Однако Ксенофонт добился назначения Хирисофа.

Под его командованием воины отплыли в Гераклею, где за неспособностью других методов сбора денег ахеянин Ликон предложил изъять 3 тысячи кизикийских статеров (кизикийский статер, монета города Кизик из Электра (сплав золота и серебра весом 16 г. – Ред.) у горожан посредством шантажа. Сменившие его ораторы повысили эту сумму до 10 тысяч. Было предложено отправить послами, с целью добиться выполнения таких требований, Хирисофа и Ксенофонта, но те отказались, и вместо них выбрали Ликона и двух аркадцев. Однако гераклейцы тянули с ответом, пока не закрыли доступ в город, чтобы игнорировать угрозы.

Провал миссии означал катастрофу. Уроженцы Аркадии и Ахайи, у которых взыграли национальные чувства, возложили вину за неудачу на Ксенофонта и Хирисофа. Они отказались подчиняться афинянину и спартанцу и, отделившись от остальной армии и будучи числом 4 тысячи гоплитов, выбрали десять новых стратегов с коллегиальными полномочиями. Ксенофонт пытался сплотить оставшиеся войска, но и они раскололись – на 1400 гоплитов и 700 пелтастов под командой Хирисофа и 1700 гоплитов и 300 пелтастов под командой Ксенофонта.

Аркадский отряд сильно пострадал, когда попытался заполучить необходимую добычу набегами на вифинских фракийцев. Ее спас лишь приход отряда Ксенофонта. Вследствие этого, а также смерти Хирисофа войска объединились в Калпес-Лимене. Они согласились никогда не разъединяться и оставаться под командованием прежних стратегов. Воссоединение значительно повысило бы репутацию Ксенофонта, если бы снова не начали ходить слухи, что он хочет основать колонию. Очевидно, эти слухи подкреплялись его нежеланием двигаться дальше без жертвоприношений, которые дали бы благоприятные предзнаменования. Но они являлись подозрительно медленно. Промежуток времени до прибытия Клеандра, гармоста Византия, был использован для набегов, в одном из которых бывшие воины Кира успешно сразились с войсками Фарнабаза.

Прибытие Клеандра сопровождалось небольшим, но важным инцидентом, выявившим контраст между армией, в которую превратились «десять тысяч», и армией, к которой привыкли спартанские блюстители строгой дисциплины. Некоторые участники набега, возвратившиеся с добычей, встретили Дексиппа, бывшего своего дезертира, который вернулся вместе с Клеандром. Они полагали, что смогут уберечь добычу от помещения в общий котел, если предложат часть ее Дексиппу и воспользуются защитой гармоста. Когда вмешались другие воины, не участвовавшие в набеге, Дексипп сказал Клеандру, что это воры, и получил приказ арестовать главаря воровской шайки. Но едва он арестовал одного солдата, как Агиас, один из лохагов, отнял у него пленника, а другие воины стали забрасывать Дексиппа камнями, называя его предателем. Их поведение стало столь угрожающим, что Клеандр со своими людьми обратился в бегство. Ксенофонт и другие стратеги попытались утешить оскорбленного гармоста словами: «Это лишь результат решения, что добыча принадлежит войску». Но Клеандра легко уговорить было нельзя. Дексипп охарактеризовал «десять тысяч» с самой худшей стороны, и эта характеристика теперь подтвердилась. Поэтому Клеандр пригрозил бросить их и даже поставить их вне закона в Спарте, которая в это время доминировала в Греции. Для кирян это уже было слишком: еще не наступило такое время, когда наемники могли игнорировать подобную угрозу. Они уступили представителю всей Греции и старались успокоить его речами и согласием с его решениями. Позднее Ксенофонт замечает: «…и когда он увидел, как они дисциплинированны и подчиняются командам, то еще больше захотел стать их командиром».

Таким образом, они наконец прибыли в город Византий (через 7 с лишним веков, в IV в., на его месте будет построен Константинополь – новая столица Римской империи. – Ред.) и встали лагерем в его окрестностях. Анаксибий, наварх, не знал, что с ними делать, и не дал им ничего, кроме обещаний выплат жалованья. Фарнабаз провел с ним переговоры для получения гарантий, что киряне не будут использованы для нападения на его сатрапию, а Севтом Фракийский связался с Ксенофонтом. Наконец Анаксибий рекомендовал кирянам идти к Киниску, гармосту Херсонеса, который наймет их на службу. Сказав это, он закрыл ворота Византия в знак окончательного недоверия греческим воинам. Эта последняя задержка рассердила наемников выше всякой меры. Они пробились в город и, согласно Ксенофонту, разграбили бы его, если бы не умиротворяющий характер одного из его выступлений.

Как раз на этом этапе возникает неожиданная развязка – появился фиванец Койратид, «который странствовал по Элладе, хотя и не был изгнанником: он мечтал стать полководцем и предлагал свои услуги всем городам и народам, нуждавшимся в стратеге». Подобные профессиональные стратеги были, как и профессиональные армии, не в новость. Они стали появляться после того, как софисты открыли, что стратегию можно сделать дисциплиной в профессиональном обучении. Сам Койратид, однако, не был теоретиком, зато участвовал в событиях Пелопоннесской войны. (Койратид, в частности, командовал в городе Византии в 411–408 гг. до н. э. беотийским отрядом гарнизона. После измены городу его схватили афиняне, но он сбежал, сев на корабль в Пирее и добравшись до Декелей.) Он попытался подрядить армию для следования с ним во «фракийскую Дельту, где они бы нашли все необходимое: а до похода, по его словам, он будет обеспечивать их пищей и питьем». В первый день своего командования он явился в сопровождении двадцати человек, несших ячмень, другие двадцать несли вино, три – оливковое масло, и еще один нес столько чеснока и лука, сколько мог поднять. Когда же наступило время распределить эти продукты среди воинов, то на всех их не хватило. Поэтому Койратиду пришлось распрощаться с исполнением функций командующего.

По странному капризу судьбы первая большая армия греческих наемников оказалась в городе Византий, у ворот в эллинский мир, и все еще не могла обеспечить себя адекватным греческим нанимателем. Следующее столетие не раз показывало, как можно было использовать большую профессиональную армию. Пока же никто не смог воспользоваться представившейся возможностью: наемные воины были малоэффективны без способного автократического лидера.

После неудачи с Койратидом военные советы снова разделились. Клеонор и Фриниск пожелали вести войска к Севтому. (Очевидно, Севтом II, царь Одрисского царства во Фракии, правил в 405–391 гг. до н. э. – Ред.) Неон, происходивший из периэков, счел за лучшее уговаривать армию служить под его началом в Херсонесе. Тимасий вновь выдвинул свой план использования воинов для обеспечения его возврата на родину в Дардан. Анаксибий, наварх, ждал развала армии, что отвечало его цели умилостивить Фарнабаза. Однако он и Клеандр, гармост Византия, были сняты со своих постов спартанскими властями, а их преемники были настроены столь враждебно к кирянам, что продали в рабство не менее четырехсот из них – в основном больных и раненых, – которых нашли в Византии. Из остальных воинов некоторые разочаровались в бродячей жизни наемников, освободились от оружия и отплыли домой. Другие отправились жить в города. У третьих же не осталось выбора, кроме как предложить себя Севтому. Он нанял их, пообещав «по кизикийскому статеру (в месяц), каждому лохагу вдвое и каждому стратегу в четыре раза больше и, кроме того, дать земли, сколько они пожелают, упряжных животных и укрепленное место у моря». Севтом даже предложил отдать в жены свою дочь Ксенофонту, который снова стал главным военным предводителем.

Судя по источникам, это первый случай, когда греческие наемники подрядились служить фракийскому царю. Причина этого шага объясняется тем, что «…наступила зима, и желающим отплыть домой нельзя этого сделать, а прожить в дружественной стране невозможно, раз необходимо за все платить, пребывать же и питаться во вражеской стране гораздо безопаснее вместе с Севтомом, чем без него. А если при всех этих благах еще будет выдаваться жалованье, то это надо считать чистой находкой». Все это верно, но не исключает объяснения Диодора, который утверждает, что «большинство из них, числом более 5 тысяч, привыкло вести жизнь профессиональных воинов». Хотя немало из них отправилось домой, а почти восемьсот пошли за Неоном в Херсонес, воины большей частью приобрели корпоративную психологию, предпочитали держаться вместе и продолжать заниматься военным ремеслом.

Севтом II хотел вернуть с их помощью царство предков, которое утратил его отец. Фактически война велась скотоводами методами пограничной войны в древности: наиболее пострадавшие племена сдавались и признавали Севтома верховным вождем. В конце первого месяца Гераклид, греческий агент Севтома, вернулся с вырученной суммой от продажи в цивилизованных землях добычи наемников. Но ее хватило лишь на двадцатидневное жалованье, и это вызвало много недовольства. Севтом также выделил несколько обещанных пар волов, но обошел вопрос о земле на побережье Мраморного моря.

Как раз в тот момент, когда усиливалось отчуждение между Севтомом и наемниками, из Спарты прибыли два посла, чтобы принять их на службу Фиброну для борьбы против Тиссаферна за обычную плату дарик в месяц. (Потому что Спарта наконец решила воевать с Персией и послала Фиброна с довольно незначительными силами освобождать греков Малой Азии от персидского господства.) Севтом был рад возможности избавиться от кирян, поскольку они выполнили свое предназначение и стоили слишком дорого. Он предложил Ксенофонту остаться при нем с тысячей воинов, но предложение не было принято. Ксенофонту удалось даже (при помощи послов из Спарты) убедить Севтома выплатить все, что он был должен. Так как у фракийского царя было всего лишь 1 талант наличных денег, он дал в счет своего долга в 30 талантов 600 быков, 4 тысячи овец и 120 пленников. С этими доходами и авансом со стороны спартанцев киряне пересекли Азию и совершили марш в Пергам, занимаясь, по возможности, грабежами. Это было первое большое войско греческих гоплитов, служившее наемниками Спарты.

Глава 6

ГРЕЧЕСКИЕ НАЕМНИКИ ДО АНТАЛКИДОВА МИРА

Состав армии, которой командовал Фиброн (весна 399 г. до н. э.), поразительно похож на состав войска, которое привел в 424 г. до н. э. во Фракию Брасид, в то время как разница в соотношении между ними показывает перемену, происшедшую в методах ведения войны. Например:

Разница между двумя армиями заключается в том, что Брасид собирал своих союзников за плату как наемников. Фиброну, видимо, предоставили свободу действий в наборе его контингента, но воины находились на самостоятельном обеспечении, за исключением афинской кавалерии.

Большая разница в цифрах показывает, насколько расширились имперские ресурсы и устремления Спарты. Более важен, однако, рост численности греческих наемников в соотношении с воинами по призыву. В частности, подкрепление, полученное наймом кирян весной 399 г., можно противопоставить обращению Брасида за помощью к фракийским пелтастам весной 422 г.

Ксенофонт намекает на то, что прибытие его товарищей в первую очередь позволило Фиброну вступить в сражение с Тиссаферном. Но это скорее преувеличение. Присоединение кирян позволило Фиброну расширить свой план действий. Тем не менее, если истолковать то, что Ксенофонт не выразил точно, то легко понять, что использование Фиброном наемников принесло ему столько же вреда, сколько пользы, – потому что Ксенофонт сделал в своем повествовании несколько важных замечаний. (1. Эфоры отозвали и отправили в изгнание Фиброна (ибо союзники обвинили его в том, что он позволил своему войску грабить дружественные города). 2. Деркиллид провел войско через дружественную страну до подвластной Фарнабазу Эолиды, не причинив никакого вреда союзникам. 3. Послы, направленные из Спарты по поручению эфоров, созвав воинов, передали им, что они (эфоры) порицают войско за его прежнее поведение, но хвалят его за то, что оно теперь ни в чем не нарушает законов. «Вождь кирян» принимает упрек, содержащийся в первой части этого суждения, насчет своего войска и приписывает прошлые проступки плохому руководству Фиброна. Вероятно, этим вождем был сам Ксенофонт. Он любит рассказывать с позиции бесстрастного наблюдателя и поэтому скрывает свое имя.) Из всего сказанного очевидно, что кампания Фиброна была омрачена грабежами собственности союзников – такими способами киряне привыкли обеспечивать себе пропитание и имущество. Ксенофонт также намекает, что такая практика в целом предосудительна, хотя стремится переложить вину за нее на Фиброна. Это оправдание, видимо, справедливо отчасти, потому что спартанцы долгое время были, в лучшем случае, предводителями наемников, равнодушно взирающими на их бесчинства.

Деркиллид, несомненно, командовал наемниками более успешно. Он проявлял полное понимание зависимости наемников от регулярно выплачиваемого жалованья. Главным же его методом предотвращения грабежей был вывод войск на зимний сезон на территорию противника. О том, что он смог, однако, повлиять в определенной степени на характер его новых войск, можно судить по тому, что в дальнейшем бывшие киряне поступают на службу Агесилаю уже как «деркиллидианцы».

Мы располагаем также любопытной ссылкой на использование Спартой в этот период времени наемных легковооруженных войск. Деркиллид после захвата Атарнея сделал это укрепление своей базой и поставил ее комендантом Драконта из Пеллены. По словам Исократа, «Драконт, заняв Атарней, с 3 тысячами собранных легковооруженных воинов опустошил Мисийскую равнину». Использованное слово (собранных) в данном контексте, очевидно, подразумевает, что войска Драконта рекрутировались путем найма. Так же как пелтасты, они не могли составлять какую-либо часть воинских контингентов Спарты или ее союзников. В свете дальнейших военных событий интересно само по себе использование такого большого количества легковооруженных войск. Но провести параллель с этим временем трудно, и, возможно, не стоит слишком налегать на слово «пелтасты».

Однако имеется несколько других ссылок об использовании спартанцами пелтастов в азиатских кампаниях. Впрочем, во всех этих примерах они выполняли свои обычные функции легковооруженных пехотинцев во взаимодействии с главными силами, состоявшими из гоплитов. Поэтому лучше предположить, что у Драконта также было некоторое количество таких воинов для подкрепления легковооруженных войск – возможно, контингент, оставленный ему Деркиллидом.

Откуда набирались эти пелтасты, сообщается неопределенно. Видимо, из местных жителей, а не из фракийцев, как обычно до сих пор. Возможно, они требовались не только для разорения зимой вражеской территории, но также для компенсации перевеса персов в легковооруженных войсках в период военной кампании. (На службе у персов в это время греческие войска были, видимо, в небольшом количестве, и они не появлялись на поле битвы. Это была личная гвардия (видимо) двух сатрапов – Тиссаферна и Фарнабаза.)

В 396 г. до н. э., когда в Малую Азию прибыл Агесилай, он привел в качестве подкреплений не менее 8 тысяч неодамодиев (вольноотпущенных) и союзников. Нанимать больше солдат, видимо, было непрактично. Так же как и во время Пелопоннесской войны, илот, частично получивший свободу и вооружение гоплита, мог заменить наемного воина. В это время он обходился дешевле.

Кроме того, когда первый опыт войны с персами убедил его в необходимости кавалерии, Агесилай собрал ее в Малой Азии, принудив богатых граждан поставить лошадей, вооружение и всадников. Он не считал, что богачи должны были проходить военную службу лично: поэтому они на практике нанимали «людей умирать за них». Но, хотя этот метод привел к формированию конницы, частично наемной, Агесилай, видимо, не следовал ему до конца, предпочитая более простую практику обложения богатых налогом и набора конников самостоятельно. В целом обстановка указывает на то, что набор наемников в конницу находился еще на стадии привлечения на службу отдельных лиц. Но возможно, благодаря профессионализму, греческие всадники в первое время добивались успехов в сражениях с персидской конницей.

В 395 г. до н. э. Агесилай произвел очередную реформу. Из тридцати спартиатов, составлявших его штаб, он выбрал пятерых на должности командиров фаланг. Одного из них, Гериппида, поставили командовать кирянами. Реформа, видимо, означала, что Ксенофонт отныне перестал осуществлять общее командование над остатками «десяти тысяч», хотя известно, что он оставался с Агесилаем, по крайней мере первое время после битвы при Коронее. Спартанский царь, видимо, решил, что наемники станут более надежными под командованием спартиата. Этого принципа, как мы увидим в дальнейшем, Спарта придерживалась во всех ее позднейших войнах.

К сожалению, такое распределение командования не облегчает нам задачу исследовать роль, которую играли киряне в этих военных кампаниях. Ведь командиры фаланг, когда действовали в отрыве от основной армии, обычно командовали смешанными силами. Единственный раз, когда упоминаются наемники, – это успешное использование деркиллидианцев (см. выше) во время внезапного нападения на мисийцев. Однако нет сомнений, что Агесилай умел обращаться с такого рода воинами. Потому что (летом) 394 г. до н. э., когда, намереваясь увести большинство своих войск в Грецию «и желая взять с собой воинов в возможно большем числе и наиболее искусных, он назначил награды тем из городов, которые пошлют наилучшее войско, тому из лохагов-наемников, который явится с наилучшим по вооружению отрядом гоплитов, стрелков или пелтастов» (Ксенофонт). Аналогичным образом, было предложено вознаграждение лучшей коннице, а также призы, золотые короны и оружие, общей стоимостью свыше 4 талантов.

В этих условиях битва при Коронее (394 до н. э.) вызывает особый интерес как первое серьезное сражение на греческой территории, в котором греческие наемники, как известно, сыграли выдающуюся роль. Киряне под командованием Гериппида образовывали часть центра фаланги, соседствующую с правым флангом, который составляли лакедемоняне: имелось также большое количество пелтастов, превышавшее даже легковооруженных граждан-ополченцев со стороны противников. Битва началась с атаки фиванцев, на которую часть наемников ответили контратакой. Вместе со спартанцами они легко рассеяли непосредственного противника, и некоторые киряне уже увенчивали Агесилая венком победителя, когда пришла весть, что фиванцы смяли левый фланг и захватили обоз. Агесилай сразу развернул свою фалангу с целью предупредить выход из боя фиванцев. Далее последовала ожесточенная схватка противников, которые отрезали друг друга от своих лагерей. Наконец фиванцы прорвались и отступили в направлении Геликона. Битва оказалась безрезультатной. Агесилай с остатками наемников-гоплитов вернулся на Пелопоннес.

Ксенофонт позднее писал, что во время Коринфской войны 395–387 гг. до н. э. наемников использовали как спартанцы, так и афиняне. Но следует заметить, что помимо этого единственного обобщения мы располагаем лишь одной ссылкой на наемников, которых набирали спартанцы на Пелопоннесском полуострове. (Полиен свидетельствует, что сторонники оппозиционного меньшинства в Коринфе тайком послали за спартанскими наемниками, чтобы впустить их ночью в город. Но об их заговоре предупредили Ификрата, и он сорвал его, бросив своих наемников против врагов, которые были убиты или захвачены в плен.) Эта скудная информация о наемных войсках в Лexee, видимо, соответствует действительности. К 394 г. до н. э. киряне уже находились на службе Спарте пять лет. Численность этих наемников, должно быть, значительно сократилась, пока Агесилай не позаботился о том, чтобы пополнить их ряды. И лишь небольшую часть от их общего количества Агесилай взял с собой в Европу. (Некоторое число кирян, оставшихся с Эвксеном, возможно, включили в 8 тысяч наемников, которых Фиброн привел к поражению во время своего второго похода в Малую Азию в 390 г. до и. э.) Можно предположить, то спартанцы со своим врожденным консерватизмом ведения войн не пополнили наличного количества наемников и не расширили возможности их применения. Спарта продемонстрировала мало изобретательности в использовании готовой наемной армии под рукой. Афины же с их меньшими возможностями продемонстрировали в этом деле больший прогресс.

Если обратиться от Спарты к применению наемников Афинами, то контраст сразу бросается в глаза. Афины, в отличие от Спарты, ограничивали их боевое применение легковооруженными силами. В то время как Фиброн и его последователи в малоазиатских войнах укрепляли (вне зависимости от большого количества легковооруженных воинов) свои армии гоплитами из кирян, афиняне во время Коринфской войны все еще зависели главным образом от гражданского ополчения, где бы ни велись войны.

В этом деле они лишь следовали традициям V столетия до н. э., когда, как нам известно, гоплиты-наемники редко принимались на службу Афинам. Наем же легковооруженных воинов проводился с целью превращения их в контингенты регулярных войск, и Коринфская война преподнесла лакедемонянам неприятные сюрпризы. Обобщая, можно сказать, что в течение прежних войн у Афин не было регулярных воинских формирований граждан, действовавших в качестве легковооруженных воинов на суше. (Такие формирования были и набирались из числа беднейших граждан, которые не могли быть гоплитами. Они готовились, даже без надлежащего вооружения, для набегов на соседние полисы. По своей природе такие войска обычно не принимали участия в регулярных походах.)

Но потребность в наличии какого-либо специализированного вида легковооруженных войск признавалась до такой степени, что был организован небольшой отряд лучников. Он состоял частью из наемников, частью из граждан. Остальные бедные граждане обычно находили применение в военной службе на флоте.

Когда в 395 г. до н. э. разразилась Коринфская война, ситуация кардинально изменилась. У Афин почти не было флота. (Лисандр оставил им лишь 12 триер (трирем). В 391 г. до н. э. Филократ рискнул совершить заморский поход с десятью триерами. В 390 г. благодаря энергичным усилиям Фрасибула были снаряжены 40 кораблей.) В течение первых четырех или пяти лет, когда Афины вели войну, они не могли поддерживать значительную часть своего населения платой за морскую службу. Бедные граждане несли суровые тяготы военного времени, и был сделан запрос в Народное собрание об оплате, как только полис может себе это позволить. А войска, подобные конным лучникам, которые прежде состояли исключительно из наемников, теперь формировались из граждан, и им была повышена плата. В этих условиях не может вызывать удивление то, что Афины нанимали своих граждан. Удивление вызвало бы скорее, если бы их легковооруженные войска целиком состояли из наемников. Тем не менее античные источники (впрочем, в большинстве не очень достоверные) говорят о них обычно как о наемниках или чужеземцах: то предположение, что они состояли частью из граждан, тоже можно, по-видимому, проигнорировать. Нас беспокоит здесь, однако, не этот аспект. Очевидно, скорее из-за военных, нежели экономических причин Афины поддались соблазну развивать свои собственные наемные легковооруженные силы.

После двух летних кампаний без решительного успеха с 394 г. до н. э. Коринфская война стала войной на истощение. К 392 г. противоборствующие стороны продолжали военные действия, используя наемников, так как эти войска оставались постоянно на поле боя в то время, когда обычные граждане-рекруты требовали возвращения домой. Афиняне удерживали проход через Коринфский перешеек вновь набранными войсками, которые позднее (в 388 г. до н. э.) Аристофан называл «иноземцы в Коринфе». Лучшее объяснение по вопросу происхождения этого войска содержится во фрагментах Андротиона и Филохора, сохраненных Гарпократионом (так называемым). Согласно их свидетельствам, «сначала их (иноземцев) собрал Конон, принял под свое командование Ификрат, потом Хабрий». Гарпократион цитировал это в качестве комментария к «Первой филиппике», где Демосфен говорит: «И я слышал, что однажды перед нашим городом использовали «наемников Коринфа», которыми командовали Полистрат, Ификрат, Хабрий и некоторые другие, и вы сами сражались с ними, как братья по оружию». Если бы фрагмент Демосфена был единственным свидетельством, было бы естественным предположить, как это делают некоторые исследователи, что имена упомянутых командиров даны в хронологической последовательности. Следовательно, Полистрат предшествовал Ификрату. Но цитаты из древних историографов Аттики опровергают утверждение, что Полистрат осуществлял набор войска. И из того, что мы узнаем о нем из них, становится очевидным, что он не был таким командиром, как Конон или Ификрат. (Сам Демосфен в своей речи против Лептина доказывает это, заявляя: «Вы однажды, чествуя Ификрата, чествовали не только его, но и от его имени также Страбакса и Полистрата». Полистрат, должно быть, являлся подчиненным и, по-видимому, не гражданином.) Риданц, видимо, прав в своем предположении о том, что Полистрат был нанят в качестве ксенага при формировании этих войск; или, возможно, он уже был командиром главной из их частей и так же поддерживал Конона, как Ксенофонт Фиброна.

Очевидно, в таком случае, что войско, служившее в Коринфе, было первоначально собрано Кононом. Составлявшие его воины отличались тем, что были пелтастами. Эти два факта в совокупности приобретают тем больший интерес, когда мы замечаем, что Ксенофонт свидетельствует, как после битвы при Книде Конон при содействии Фарнабаза собрал наемное войско в районе Геллеспонта (зимой 394/393 г.). Ксенофонт не связывает их с «иноземцами в Коринфе», но он также совершенно обходит молчанием происхождение этого войска, которое обычно называет просто пелтастами. Мы только полагаем, что в 393 г. Конон и Фарнабаз проследовали через Эгейский архипелаг к перешейку, где проводился военный совет союзников. Если, что представляется очевидным, это войско вербовалось для использования в Греции, то прибытие к перешейку должно было стать моментом, когда Конон оставил командование наемной армией, чтобы его заменил афинский командир. Конечно, если «иноземцы в Коринфе» были наняты за пределами Афинского государства, они требовались лишь для того, чтобы сформировать ядро последующего войска. Но второй важный момент заключается в том, что район Геллеспонта был бы наиболее подходящим местом для вербовки контингента пелтастов, поскольку такая легковооруженная пехота обладала исключительно фракийским вооружением. Это облегчает понимание того, почему наемники в Коринфе были только пелтастами. Мы не встречаем среди них гоплитов, хотя спартанцы, видимо, все еще использовали со своей стороны гоплитов-кирян.

Наши первые сведения об этих пелтастах в Коринфе датируются 392 г. до н. э. Но если то, что мы сказали об их происхождении, справедливо, то Ификрат был назначен на эту новую должность стратега наемников не раньше лета 393 г. Ведь Конон был слишком важным полководцем, чтобы зависеть от ситуации на перешейке.

Юстин, несмотря на неточности, бросает несколько более реальный свет на назначение Ификрата. Он начинает свое повествование с туманного замечания, что «афиняне наняли армию (очевидно, до прибытия Конона) и послали ее в помощь беотийцам (Юстин практически не упоминает Коринф в своем повествовании), под командованием молодого, 20 лет от роду, но наделенного большими природными способностями Ификрата». Хотя до боли очевидно, насколько Юстин искажает факты, тем не менее его замечание о возрасте Ификрата, видимо, не лишено оснований. (Позднее этот факт приводится также у Оросия.) Конечно, когда Юстин говорит «20 лет от роду», его без опасений можно толковать и как «еще не достигший тридцати», но если это верно в отношении Ификрата, то такой факт приобретает определенную значимость, поскольку афинянина нельзя было избрать стратегом в таком возрасте. Это ограничение, которое на первый взгляд обесценивает замечание Юстина, на самом деле подтверждает его. Потому что если обратиться к Ксенофонту, то обнаруживается, что в 390 г. до н. э. Ификрат хотя и командовал наемниками, но не был стратегом. В своем повествовании об уничтожении спартанской моры (не совсем точно – в море 1024 гоплита, а здесь был разгромлен отряд численностью около 600 чел. – Ред.) в бою при Лexee (390 до н. э.) Ксенофонт говорит о стратеге афинских гоплитов Каллии, сыне Гиппоника, и Ификрате, командире пелтастов. Различия в названиях, очевидно, подразумевают различия в должностях. И было бы неудивительно, если бы афиняне изначально не рассматривали функции «начальника пелтастов» достаточно важными, чтобы они неизбежно влекли за собой назначение на этот пост воина в звании стратега. Мы не можем ответить, почему следовало выбрать именно Ификрата. Реданц полагал, что у него, возможно, были семейные связи во Фракии и поэтому он особенно отвечал требованиям, предъявляемым предводителю пелтастов. Это предположение заслуживает внимания. Свидетельства относительно ранних лет жизни Ификрата, содержащиеся в довольно поздних источниках, представляют его сыном сапожника. Впервые он отличился, совершив подвиг во время морского боя (Плутарх и др.). Поэтому он, возможно, служил под командованием Конона и получил свое назначение благодаря успешной вербовке пелтастов.

Трудно, если не невозможно, дать точную оценку численности этих наемников. Наше единственное свидетельство того времени заключается в том, что когда Ификрат отправился с перешейка в Херсонес (Фракийский), то он взял с собой «1200 пелтастов, большинство из которых были воинами, служившими под его командой в Коринфе» (Ксенофонт). Если 800–1000 из них составляли определенное количество «чужеземцев в Коринфе» и представляют только часть войска, которое не было распущено после отставки Ификрата, то отсюда следует, что 1500 воинов были минимальным общим числом, когда наемники были в полном составе.

Если бы было возможно полностью доверять отрывку из сочинения Полнена, то можно было бы поверить, хотя бы на время, по крайней мере, что «чужеземцы в Коринфе» были гораздо многочисленнее. Полиен рассказывает об уловке, благодаря которой, когда 2 тысячи наемников Ификрата перебежали к спартанцам, ему удалось убедить своего противника не доверять перебежчикам. По своему обыкновению, Полиен, когда пользуется малоценными источниками, не дает никаких указаний на место и дату, но нам не известен другой случай командования Ификратом силами, противостоящими спартанцам, кроме как в период 393–389 гг. до н. э. в Коринфе. Если Полиен приводит достоверные факты, то тогда Ификрат мог располагать столь большими силами, что даже дезертирство 2 тысяч наемников не обрекло его на беспомощность. Но нельзя сказать того же о его прежних походах.

Вначале Ификрату с его пелтастами не сопутствовал особый успех. В первом бою у стен Лехея ему предоставили почетное место на правом фланге. Однако коринфским изгнанникам, которые противостояли Ификрату, удалось отбросить его наемников. Но во время набегов, в отличие от крупных сражений, пелтасты доказали свою эффективность. Ификрат разграбил Сикион, Флиунт и Аркадию. Он внушил аркадским гоплитам такой страх по отношению к пелтастам, что эти гоплиты предпочитали с ними не встречаться. Спартанские же гоплиты, хорошо натренированные бегать в доспехах, могли даже догонять своих легковооруженных противников. Тем не менее, по иронии судьбы, против самих спартанцев сыграло то, что пелтасты первыми обнаружили способность нанести сокрушительное поражение противнику на поле боя.

Летом 390 г. спартанская мора гоплитов (часть моры. – Ред.), обычно дислоцировавшаяся в Лехее, сопроводила в Сикион его уроженцев, направлявшихся домой для празднования местного праздника. Спартанцы беззаботно возвращались на свой пост без прикрытия кавалерии или легковооруженных воинов. Они таким образом привлекли внимание афинского отряда, сформированного из гоплитов под командованием Каллия и пелтастов во главе с Ификратом, которые вышли из Коринфа на перехват лакедемонян. Афинские гоплиты выступали в качестве сил поддержки, в то время как пелтасты начали забрасывать спартанцев дротиками. Атаки афинян приносили успех, несмотря на попытки противника рассеять их контратаками отдельных подразделений. Даже когда подоспела спартанская кавалерия, она не смогла действовать против пелтастов самостоятельно, но просто оказывала поддержку атакам гоплитов. Здесь впервые спартанцы были вынуждены остановиться и собраться на невысоком холме. А затем, когда афинские пелтасты осмелели еще больше, спартанцы обратились в беспорядочное бегство с большими потерями.

Этот успех пелтастов, в достижении которого афинские гоплиты сыграли лишь пассивную роль, был достаточно значительным, чтобы прославить имя Ификрата как стратега. Более того, он придал легковооруженным войскам репутацию боевой силы, которой они никогда не имели в общественном мнении. С этой оценкой связано частое включение пелтастов во все войска, в частности войска афинян, в грядущие полвека. С этой поры они стали типичным видом легковооруженных войск и заменили менее четкие предыдущие варианты военной организации.

Собственно, о самом успехе Ификрата достаточно отметить, что он не произвел какой-либо революции в боевом построении войск или военной тактике. Его пелтасты, видимо, были обычными метателями дротиков, и их применение принесло большой успех, достичь которого помогло умелое использование специфической ситуации. Кроме того, Ификрат позаботился о том, чтобы в его воинах сочетался высокий уровень индивидуальной подготовки с высоким боевым духом. Личная стойкость и эффективное использование оружия более необходимы этому действующему самостоятельно пехотинцу, чем гоплиту, которому поддержка остальной фаланги могла помогать в случае осложнения ситуации и даже ранения. Боевой дух и сопутствующая дисциплина сыграли большую роль в ведении войн IV столетия до н. э. наемными воинами.

Ификрат продолжил захваты гарнизонов, которые Спарта оставила на территории Коринфа, за исключением Лехея. Эта кампания оказала прямое воздействие на дальнейший ход войны. С этого времени спартанцы отказались от своих попыток завоевать Коринф посредством набегов на его территорию. Вместо этого они повели войну путем вторжений в Акарнанию или Арголиду и постарались восстановить свое утраченное господство над заморскими землями. Впоследствии положение Ификрата стало менее устойчивым. Он также вызвал недовольство в Коринфе своим активным противодействием партии, которая выступала за ассимиляцию Аргоса. О действиях Ификрата сообщили афинскому демосу, и он был освобожден от командования войсками в Коринфе.

Теперь это мало значило для афинян, поскольку война на перешейке приобрела позиционный характер. Но вот на побережье Малой Азии Спарта возобновила свою экспансию. Поэтому Ификрата отрядили с 8 кораблями и 1200 пелтастами в Сеет противостоять новому спартанскому гармосту города Абидоса, Анаксибию, которого послали с деньгами для оплаты 1 тысячи наемников, готовых чинить неприятности Афинам в районе Геллеспонта. Там Ификрат повторил свой успех в борьбе против спартанской моры в несколько иной форме. Он устроил засаду Анаксибию, когда тот возвращался из Антандра. Внезапное нападение на растянутую колонну, спускавшуюся по склону горы, привела к гибели гармоста со всеми его соратниками-спартанцами, около 200 наемников и 50 воинов авангарда абидосцев. Ификрат продолжал свои операции в районе Геллеспонта вплоть до достижения в 387 г. до н. э. Анталкидова мира. И даже после закончившейся в связи с этим войны со Спартой он оставался в этом районе и служил фракийским вождям в ходе их междоусобиц.

Хронология его походов, однако, утеряна, если не принимать во внимание недостоверные и сомнительные истории.

Победы Ификрата (386–379 до н. э.) имели один важный результат: Котис отдал ему в жены свою дочь и таким образом привязал его к Фракии. Поэт-юморист Анаксандрид дал колоритное описание свадьбы. Видимо, фракийские цари практиковали еще раньше делание зятьями служивших им греков. Например, Ксенофонт получал такое же предложение от Севтома II.

Пост Ификрата в Коринфе занял Хабрий, который появляется с этого времени впервые в литературных источниках. Из одной надписи нам известно, что он служил прежде Фрасибулу в Геллеспонте. Он командовал «чужеземцами в Коринфе», когда Аристофан сделал одиночную ссылку на их существование, но Хабрия освободили с этого поста всего лишь через год (389–388). Однако нет оснований полагать, что это случилось из-за какого-то его проступка. Важность этого поста снизилась, а Ификрат взял с собой в Малую Азию многих пелтастов, с которыми начинал службу. С тех пор не обнаруживается никаких позитивных ссылок на успешную карьеру Хабрия.

Хабрия послали на Кипр. Любопытно, что он повторил поведение Ификрата в том, что не вернулся в Афины после заключения мира, но остался со своим войском на Востоке. Таким образом, оба афинских полководца, командовавшие пелтастами на чужбине, предпочли продолжение своего военного ремесла вдали, если не в пику своему родному городу. Прежде такого не происходило, и это показывает, как даже на ранних стадиях развитие профессиональной армии и ее командиров стимулировало разрыв наемников с городами-полисами.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.