Грехи прошлого

      - Привет, Толян! - заулыбалась она.
      - Здорово! - Тот тоже расплылся в улыбке, но тут же встревожился: - Чё смурная?
      - А что - так заметно?
      Ответить он не успел - из глубин квартиры раздалось истошное:
      - Мя-а-а!
      - Ой, я же Перса нечаянно заперла в кабинете! - спохватилась Алла и быстро пошла по коридору. Услышав трель звонка, она переложила спящего котенка на кресло и по привычке захлопнула дверь комнаты. Теперь возмущенный сэр Персиваль рвался на свободу: то скреб коготками по полу, то пытался просунуть лапку в щель под дверью и истошно вопил - как же так, безобразие, его не пускают поприветствовать гостя!
      Обогнав хозяйку, Толик распахнул дверь, а обрадованный котенок тут же запрыгнул ему на руки. Понаблюдав за их счастливым воркованием, Алла потихоньку оттеснила верного оруженосца в коридор и прикрыла за собой дверь - почему-то ей не хотелось пускать в эту комнату даже его, хотя от него у неё секретов не было.
      - Алка, чё ты какая-то не такая? - спросил он, наигравшись с любимцем.
      - Сама не знаю, Толян, - призналась она.
      - С Олегом полаялась?
      - Нет, с любимым мужчиной все в порядке. С ним при всем желании поссориться невозможно. Да и не хочется мне с ним собачиться. Потеряв родного отца, я обрела в его лице эквивалент отеческой любви и мудрости. Олег относится к моим взбрыкам с пониманием, как любящий папаша к фортелям обожаемой дочурки.
      - А-а... - произнес верный оруженосец, решив, что Аллина грусть связана с недавней утратой. - Дак давай на кладбище съездим.
      Она мысленно подивилась его интуиции. Вроде бы, Толик - примитивная личность, бывшая шестерка из команды Мирона, дважды судим, образования ноль классов, а поди ж ты...
      Еще недавно Алла энергично занималась выяснением обстоятельств смерти отца, нашла виновных и своеобразно наказала6. А вот теперь, когда все закончено, навалилась тоска. Папы уже нет... Полтора месяца - слишком малый срок, чтобы примириться с утратой, осознать, что больше никогда не увидишь любимого человека, не посмотришь ему в глаза, не услышишь родного голоса...
      Так уж устроен человек - нередко мы ценим лишь тогда, когда теряем...
      Поездка на кладбище позволяет хоть как-то сжиться с утратой - и Толик это интуитивно почувствовал. Да, душа все ещё саднит, да, там угнездилась боль, которую невозможно описать словами, но все же, когда приходишь к могиле, ухаживаешь за цветами, уже чуточку полегче. Можно тихо постоять, глядя на портрет любимого человека и ещё раз вспоминая все хорошее, можно мысленно поговорить с ним, а если мучаешься виной, - попросить прощения.
      Обычно Алла ездила на кладбище с матерью, но сегодня ей хотелось побыть с отцом наедине.
      - Поехали, Толян, - согласилась она. - Но маму мы сегодня не возьмем.
      И опять верный оруженосец многое понял интуитивно.
      - Вы не против, если я постою рядом? - услышала Марго приятный баритон и подняла голову.
      На нее, улыбаясь, смотрел кареглазый блондин, и сердце почему-то сильно забилось. Это её удивило - и не чаяла, что при виде симпатичного мужчины может испытывать давно позабытое волнение.
      - Не против, - ответила она, ощущая, что губы, помимо воли, расползлись в улыбке. Попытка придать лицу серьезное выражение не увенчалась успехом, и Марго решила - раз с редакционным заданием полный облом, в качестве моральной компенсации можно не отказывать себе ни в чем.
      - Что-то госпожа Астралова задерживается, - продолжал светскую беседу незнакомец.
      - Да, - весьма содержательно поддержала диалог журналистка.
      - Вы из какого боевого листка? - начал прощупывать почву блондин.
      - "Все обо всем".
      - Наслышан. - Его глаза смеялись, и Марго не поняла - то ли он весьма невысокого мнения об этом еженедельнике, то ли у него просто хорошее настроение. - И как же зовут очаровательную сотрудницу очага свободной печати?
      Ее никто и никогда не называл "очаровательной" и, надо признать, слышать это было приятно, а из уст столь привлекательного молодого человека - тем более.
      - Марго, - потупилась журналистка.
      На лацкане её светло-серого делового костюма висела запаянная в целлофан аккредитационная карточка, на ней под её фотографией значилось: "МАРГО М. "Все обо всем", но незнакомец сделал вид, будто не заметил этого, а Марго обрадовалась, - значит, нарочно спросил, как её зовут, чтобы познакомиться поближе.
      У собеседника никаких опознавательных знаков не было, да это и не удивительно - все ж это не пресс-конференция в "Интерфаксе", а всего лишь презентация очередной книги модной писательницы. Некоторые журналисты на таких простеньких тусовках нарочито шикуют - мол, мне ни к чему эта картонка, меня и так должны узнавать в лицо.
      "Может быть, и этот парень известный журналист... - подумала Марго. Немного погрустив, что за десять лет работы не обзавелась связями в профессиональных кругах, никого не знает, и её никто не знает, она утешила себя: - Если это так, мне повезло".
      Постояв некоторое время в ожидании, пока собеседник представится, журналистка решила форсировать события:
      - А вас?
      - Угадайте с трех раз, какое имя мне больше всего подходит?
      - Ну-у... - задумалась Марго, кинув на него быстрый взгляд.
      "Наверное, что-то связанное с его внешностью... Блондин с карими глазами..."
      Она судорожно пыталась припомнить имя в тему, но ничего подходящего в памяти не всплыло. Знала бы, что повезет встретить такого симпатягу и играть с ним в "угадайку", непременно вызубрила бы книгу про имена, благо таких сейчас пруд пруди. Так ничего и вспомнив, Марго ляпнула наобум:
      - Генрих.
      А что? Имя красивое, необычное для соотечественника, тем самым она ему вроде бы польстила, сочтя достойным неизбито именоваться. К тому же, незнакомец чем-то напоминает немца, каковыми их представляли по некоторым персонажам кинофильмов советских времен. Но карие глаза... Видимо, парень смешанных кровей, и потому его характер сочетает в себе противоречивые черты.
      - Ну и интуиция у вас! - широко улыбнулся её визави, сверкнув великолепными зубами, и добавил: - Для вас, очаровательная Марго, - просто Гена.
      - Очень приятно, - выдала та традиционное, не уловив подвоха.
      - Взаимно, - не остался в долгу новый знакомец.
      - А можно, я буду называть вас полным именем?
      - Вам можно все! - с чувством произнес собеседник, и опять она не уловила подтекста. - Марго и Генрих... Похоже, это не случайно. Судьба сама свела нас, как неких исторических персонажей.
      - Вы имеете ввиду Марго Валуа и Генриха Наваррского? продемонстрировала начитанность журналистка.
      - Именно, - подтвердил он.
      Она не нашла достойного ответа и на всякий случай многозначительно улыбнулась.
      - Вам не кажется, что мы чужие на этом празднике жизни?
      Новый знакомый был не оригинален, но неизбалованной мужским вниманием Марго нравилась его раскованная манера поведения. Важно ведь не то, как он её клеит, а то, что клеит. Следовательно, счел подходящим объектом. Приятно сознавать, черт побери!
      Ей хотелось ещё раз блеснуть близким знакомством с художественной литературой, но, как назло, ни одной фразы в том же ключе на ум не пришло, и она ограничилась кивком.
      - В таком случае есть предложение покинуть это неинтересное мероприятие и, скажем, выпить чашечку кофе.
      Журналистка немного растерялась. Хотя ещё недавно она подумывала сбежать, но все же в душе теплилась крохотная надежда, что удастся справиться с заданием шефа. Взять и махнуть рукой на перспективу служебного роста было страшновато.
      Видя её колебания, новый знакомый выдвинул убедительный аргумент:
      - Протолкаться к Астраловой не удастся даже самым шустрым, - её литагент никого к ней не подпустит. Мадам оттарабанит домашнюю заготовку, которую вы уже держите в руке, и отбудет. Фуршета сегодня не предвидится, так что в аспекте халявы будущее пессимистично. Но в наших силах скрасить его бокалом-другим. А чтобы вы не терзались мыслями о редакционном задании, я вам надиктую материал, и вы представите руководству отличную статью. Само по себе явление Изабеллы Астраловой публике - уже событие из ряда вон, так что под него пойдет любой текст.
      Марго раздумывала недолго - собеседник был очень убедителен. Да и грело душу, что парень подошел именно к ней.
      Поняв по выражению её лица, что она согласна, новый знакомый уверенным жестом взял Марго под руку и повел к лифту.
      Толик донес до могилы два пятилитровых баллона с водой и молча ушел, а она опять подивилась его такту. Вроде бы, парень простой, как грабли, а вот поди ж ты...
      Алла поставила во врытую землю большую вазу букет белых королевских лилий, полила посаженные на могиле цветы, прорыхлила землю, подвязала к колышку накренившийся после вчерашнего ливня пышный стебель "фритиллярии королевской" - она уже зацвела, и оражево-алый венчик венчал её царственной короной.
      "Виват, король, виват!" - пришли ей на память слова популярной песни.
      "Ты и в самом деле король, папа, - мысленно обратилась она к отцу. Ты велик. После тебя осталось бесценное наследие - твои книги. Я горжусь тобой и горжусь тем, что я твоя дочь. Я - Алла Королева, даже фамилия у нас с тобой царственная".
      На душе стало полегче. Чувство вины немного притупилось.
      "Что ж, даже из плохих поступков нужно извлекать урок, - сказала она себе. - Больше я никогда не позволю себе причинить кому-то боль".
      Змей Горыныч метался по своему кабинету и, образно говоря, рвал на себе волосы, поскольку в буквальном смысле рвать было нечего.
      - Ну где же Маргоша?! - уже в который раз вопрошал он пустоту, но страдать одному ему было неинтересно, и замглавред выбежал в приемную: Лена, Марго не звонила?
      - Нет, Николай Самсонович, - кротко ответила секретарша, мысленно чертыхаясь, - метания шефа ей уже порядком надоели.
      - Куда же она подевалась? - уже в десятый раз спросил он, на что ко всему привычная Лена терпеливо повторила:
      - Но ведь Марго всегда несколько дней не выходит на работу, когда работает над статьей.
      - То было с обычными очерками, а здесь - сенсационный материал! Ты понимаешь - это же сенсация! Сен-са-ция! - отчеканил шеф. - Промедление в такой ситуации смерти подобно!
      - Понимаю, - смиренно кивнула Лена, для самоуспокоения уже трижды мысленно послав начальника к черту.
      - Все газеты уже опубликовали материал, все! Заголовки на первой полосе! А мы? Как всегда, в хвосте.
      - Да, Николай Самсонович, - машинально поддакнула опытная секретарша, уже не слушая его стенаний, а шеф подозрительно воззрился на неё и возмущенно возвысил голос:
      - Что - "да"? Что мы в хвосте?
      - Нет, я имела в виду... - Лена замялась, пытаясь подобрать подходящие слова, которые не вызовут приступа гнева у вспыльчивого Змей Горыныча. Последних его фраз она не слышала, а потому прибегла к универсальному ответу вышколенной служащей: - Вы, как всегда, совершенно правы, Николай Самсонович.
      - М-да... - произнес тот, глядя на неё с сомнением, но не прочел на её лице подвоха и спросил уже обычным тоном: - Ты ей звонила?
      - Постоянно названиваю, - с готовностью ответила секретарша, дав себе слово впредь быть повнимательней, когда начальство желает выговориться. Никто не берет трубку.
      - И что ты по этому поводу думаешь? - Как всегда, выплеснув излишки эмоций, Самсоныч стал почти благодушен.
      - Марго отключила телефон и корпит над сногсшибательной статьей. Умненькая Лена знала, что эта журналистка пользуется особой благосклонностью шефа, а потому всегда изображала по отношению к ней лояльность. - Вы отправили её на презентацию Астраловой в пятницу, а сегодня всего лишь понедельник. Марго пишет долго, зато материал будет оригинальным.
      - Ладно, подождем, - совсем успокоился Самсоныч. - Номер немного задержится, но не разочарует читателей. Конечно, можно было тиснуть новость и начать верстать номер, но тогда будет как у всех. А Маргоша наверняка подаст материал в особом ракурсе, она это умеет.
      - Разумеется, Николай Самсонович, - заулыбалась Лена, мысленно перекрестившись, - шеф направился к двери.
      А заместитель главного редактора, вернувшись в своей кабинет, подумал, что в этой банке со скорпионами под названием "редакция еженедельника", всего два человека, общение с которыми проливает бальзам на душу.
      К Леночке он тоже благоволил, как и к Марго. Его секретарше всего двадцать, совсем девчонка, на год младше его внучки. Маргоша постарше, но обе такие трогательно беззащитные, да и его почитают почти как отца родного, ценят хорошее отношение и преданы ему, не то, что остальные его сотрудники, циничные, распущенные и неблагодарные.
      Николай Самсонович Фалеев числился заместителем главного редактора, но хозяин газеты - его сын Илья, так что мнение замглавреда было решающим. Согласно ведомости, и Марго, и Леночка получали обычный оклад, а в его кабинете обеим ежемесячно вручался конверт с отеческим напутствием:
      - Ты заслужила, душа моя. Работаешь лучше всех, а у нас теперь не советская власть, чтобы всех уравнивать. По труду и оплата.
      Вот принесет Марго сенсационный материал и получит премиальные и должность обозревателя светской хроники. Только ей по силам вести эту колонку, и она справится с блеском - у неё свой стиль, свой взгляд на актуальные проблемы, и читатели их еженедельника будут в восторге.
      - Ларка звонила, прилетает 18 мая, - сообщила Алла верному оруженосцу через пару дней.
      - Здорово! - обрадовался тот.
      - Да уж, соскучилась я по любимой подружке, - призналась она. Столько лет были неразлучны, а теперь болячки развели нас по разным частям света. Ларка поправляет здоровье в Италии, а я тут кантуюсь, хотя не прочь погреться рядом с ней на солнышке.
      - А чё, Олег ещё не пускает тебя?
      - Воздушно-солнечные ванны мне полезны, но мой любимый лечащий врач считает, что авиаперелет будет слишком большой нагрузкой на мой ещё неокрепший организм.
      - Тада с Ларкой на дачу махните. Гляди, как солнце-то жарит! Почище всякой Италии загорите.
      - Да, мой Санчо Панса, именно так мы и сделаем, - согласилась Алла. Одна проблема - на какую дачу поехать. Подружка любит свою, а у меня теперь аж две. Правда, откупленный у паршивца Яшки Паршина навороченный особняк я надумала продать - мама хочет жить на нашей старой даче, а мне эти новорусские хоромы без надобности.
      - Зачем продавать? - возразил верный оруженосец. - Мать пускай живет на той даче, раз ей там нравится, а ты - на своей.
      - Да что мне там делать? Валяться в гамаке я не люблю.
      Толик подумал, что ей было бы невредно поваляться в гамаке, да и просто отдохнуть. А то не успела выписаться из больницы, - одно дело за другим. Чуть не погибла7, а все равно встревает в опасные ситуации. А на даче её никто не достанет. Телефона там пока нет, а у Аллиного мобильника он намеревался втайне от хозяйки отключить звук. Что за дела, в самом деле! Чуть что - все бегут к ней: спаси, помоги! А она ещё не выздоровела после ранения! И совсем себя не жалеет. Да ведь и эти-то, называющие себя друзьями, её не жалеют. Она что - двужильная?!
      Но верный оруженосец не стал ничего говорить - все равно не послушается.
      - Алка, давай на твою дачу съездим, - предложил он. - Поглядишь, как там чё, ремонт-то уже закончили.
      - Пожалуй, надо туда прокатиться, - согласилась она. - Надоело маяться бездельем, нужно придумать себе занятие.
      Наконец Марго появилась в редакции. В четверг ровно в десять утра она зашла в кабинет своего покровителя и положила на стол компьютерную распечатку статьи "Трагедия Изабеллы Астраловой".
      Увидев заголовок, Самсоныч просиял и радостно потер руки:
      - Потом прочту, вдумчиво и не спеша, сейчас некогда. Маргошенька, а дискетку принесла?
      - Разумеется, - кивнула журналистка.
      - Не сочти за труд, душа моя, снеси дискету к ответственному за выпуск, пусть немедленно ставит в номер. Задержались мы немного, Маргоша, тебя ждали, материал-то сенсационный.
      Марго немного удивилась - что сенсационного в жизнеописании писательницы, уже сто раз опубликованном и всем известном? Правда, она постаралась подать материал в своем привычном ключе, именно так, как просил шеф - описала судьбу знаменитой, но одинокой и страдающей от своего одиночества женщины. Писательница достигла пика популярности, но слава, будто незримой стеной отгородила её от других людей. Они завидуют её известности, а она мечтает, чтобы её любили, как хочется этого любой женщине.
      Журналистка была довольна тем, что получилось. Читательницам понравится, а кое-кто даже прослезится над несчастной судьбой знаменитой писательницы, а по сути - простой бабы, которая уже и сама не рада собственной популярности, потому что лишена самого главного - любви. Материал берет за душу. Но назвать его сенсационным - явное преувеличение.
      Пока Марго размышляла, что сказать Змею Горынычу, тот с озабоченным видом открыл ящик стола, доложил в конверт с уже заготовленной премией ещё две купюры и протянул своей любимице:
      - Это тебе, моя радость. Я горжусь, что вырастил такой талант. - Тут он вспомнил, что ему через полгода стукнет восемьдесят, и его глаза увлажнились: - Еще немного поработаю и уйду на покой, Маргоша. А ты заменишь меня на этом посту. Не хотел тебе заранее говорить, предполагал сделать сюрприз на твой день рождения, но не сдержался, уж очень ты меня растрогала.
      Марго изобразила неописуемую радость и безмерную благодарность, хотя на самом деле испытывала совсем другие чувства.
      "Чтоб ты провалился, - мысленно ругнула она благодетеля. - Не мог сказать раньше, старый идиот!"
      Эдуард Леонидович Нечаев, владелец процветающего издательства "Кондор", сидел в своем кабинете, незаметно разглядывая писательницу, в отношении которой у него были далеко идущие планы. Разумеется, ей он этого не сказал - зачем лить воду на мельницу её тщеславия? У некоторых авторов и так самомнение чересчур - напишут нечитабельную тягомотину и уверены, что сотворили шедевр. Работать с такими трудно, они скандалят по любой ерунде и ссорятся с редакторами, не позволяя менять ни единого слова в своем произведении.
      Все беда в том, что переубедить таких гордецов невозможно, - на любое замечание они устраивают истерику, мол, сотрудники издательства ничего не смыслят в подлинном творчестве и норовят испортить будущий шедевр отечественной беллетристики. "Что же вы сами не пишете, раз такие умные!" заявляют эти писаки, мнящие себя талантливыми. А его редакторы профессионалы, просто у каждого своя стезя, человек должен заниматься делом, к которому у него призвание. Одни пишут, не видя огрехов в своей писанине, а другие это подмечают и знают, как исправить, чтобы нормально читалось. Но автор с задатками мании величия не желает этого признавать.
      Сколько таких самоуверенных "талантов" прошло через его кабинет... И не счесть.
      За много лет работы Эдуард Леонидович научился с ними ладить - нужно не спорить, не хаять, а хвалить, и тогда автор счастлив, что его столь высоко ценят. Хозяин "Кондора" уже поднаторел в искусстве вести грамотную беседу с писателями - приветливое выражение лица, любезная улыбка, доброжелательный тон, полное одобрение, комплименты. И непременно грандиозные планы в аспекте их совместного будущего. Заслышав про перспективу миллионных тиражей, начинающие авторы шалеют от счастья. А дальше уже дело техники. Самое главное, грамотно составить договор, по которому все права у издательства, а обязанности - у автора. От сознания, что вскоре станет знаменитостью, начинающий писатель полностью утрачивает бдительность. Да и не знают непосвященные всех нюансов - законодательство об авторском праве в нашей стране оставляет желать лучшего, специалистов в этой области единицы.
      Когда договор подписан, у издателя руки развязаны. Нет, автору ни в коем случае нельзя дать понять, что он всего лишь материал, средство, наоборот, его нужно постоянно нахваливать и стимулировать - пусть пишет еще. Эдуард Леонидович Нечаев хорошо освоил искусство с любезной улыбкой кормить писателей обещаниями - мол, потерпите ещё чуть-чуть, ваша слава уже не за горами, а с ней и миллионные тиражи и соответствующие гонорары.
      Таких авторов в "Кондоре" несколько сотен, но их произведения - всего лишь для ассортимента. Однако каждое издательство славится своими звездами, а не валом. Известных писателей под началом Эдуарда Леонидовича уже два десятка, но ведь хорошего много не бывает.
      Та, что сидит напротив его стола, обладает хорошим потенциалом, из неё можно вырастить звезду. Это гораздо выгоднее, чем привлекать к сотрудничеству уже состоявшуюся знаменитость, которую приходится долго уламывать перебежать из прежнего издательства в "Кондор". Звезда будет прикидывать, что выгоднее, потом торговаться за гонорар, а согласившись, капризничать, - в общем хлопотно.
      Но если взять никому не известного, но способного автора и выпестовать из него звездного, тогда игра стоит свеч. Это приятно греет самолюбие, а Эдуард Леонидович был очень тщеславен. Умение разглядеть в авторе талант дано не каждому, таким верхним чутьем обладают единицы, и Нечаев по праву гордился собой.
      В общем-то, писатели люди неблагодарные. Став знаменитым, автор тут же забывает, кто обеспечил ему известность, сколько сил и денег в него вложено, и приписывает все заслуги исключительно себе - мол, я талант, и этим все сказано, никаких ваших заслуг нет, другие издатели меня бы тоже оценили, носили на руках и пылинки сдували.
      Но Бог с ней, с неблагодарностью, у творческих личностей свои тараканы, к ним нужно относиться как к капризным детям и не брать в голову их слова и поступки. Мало ли что они говорят! Дело - вот что мерило всего.
      Когда составлен грамотный договор, каким бы автор ни был истеричным и самоуверенным, ему уже никуда не деться. Хочешь - не хочешь, приходится тащить одну упряжку с издателем. Покочевряжится писатель, мол, цену себе знаю! - да и уймется. А дело идет.
      В редакции еженедельника "Все обо всем" ожидалась очередная буря. Как это обычно бывает перед грозой, когда небо заволакивает тучами, сразу темнеет, перепад давления будто давит на плечи и все замирает перед первым ударом грома, так и в помещении редакции сгустился воздух и чувствовалось почти физически ощутимое напряжение - журналисты ждали грядущего начальственного разноса, строя предположения, по какому поводу разбушуется Змей Горыныч.
      Полчаса назад ответственный за выпуск Борис Аркадьевич Левин, бормоча под нос что-то невразумительное и теряя на ходу очки, в необычайном волнении помчался к шефу, пробыл в его кабинете несколько минут и поспешно улизнул, не пожелав принять на себя первый удар.
      Многолетний опыт общения со вспыльчивым замглавредом обогатил Бориса Аркадьевича умением заранее предвидеть, предстоит ли рядовая головомойка или начальственный гнев достигнет кульминации. Обычные разносы шефа по своей штормовой силе тянули на три-четыре балла, а сегодняшний обещал зашкалить за десятибалльную отметку и грозил перерасти в настоящий цунами.
      На памяти Левина таких случаев было немало. Подобно опытному сейсмологу, он мог предсказать развитие событий уже по первым предвестникам. Как во время шторма волна постепенно набирает мощь и силу, так и гнев Змей Горыныча все более нарастал и, достигнув критической отметки, обрушивался тяжелой штормовой волной, сокрушая все на своем пути.
      Хитрый Борис Аркадьевич отнюдь не жаждал оказаться в качестве подвернувшегося под руку и стать свидетелем ярости начальника, а потому предпочел укрыться в своем кабинете.
      Остальные сотрудники газеты тоже попрятались, переглядываясь, недоуменно пожимая плечами и шепотом спрашивая друг друга, отчего обычно невозмутимый, степенный и преисполненный чувства собственного достоинства Левин только что рысью промчался по коридору, ничуть не заботясь о том, как выглядит в глазах коллег более низкого ранга.
      Сбегать в соседние комнаты и поспрашивать, кто провинился на этот раз, журналисты опасались - в свои почти восемьдесят Самсоныч ещё очень подвижен, а уж когда зол, тем более не сидит на месте. Старикан вполне может ринуться по редакции, распахивая все двери в поисках объекта своего недовольства, а застав кого-то в неположенном месте, для начала напустится на него, дабы набрать инерцию для предстоящего разноса.
      Последнее время генеральный директор, он же хозяин издательства "Кондор" Эдуард Леонидович Нечаев редко удостаивал автора личной встречи. Есть главный редактор и его зам, три ведущих редактора, четверо заведующих профильными отделами. Предварительную работу проводили его подчиненные, а на завещающем этапе подключался САМ. Но встречался не со всеми, а лишь с талантливыми писателями, из которых надеялся взрастить звезду.
      С известными авторами, которых хотелось бы переманить у конкурентов, Нечаев тоже беседовал тет-а-тет, но общаться с ними не любил - эти ушлые, уже собаку съели в издательском деле, с ними неинтересно. Да и их взбрыкивания его теперь порядком раздражали - чуть что, звезда фыркает, дергает плечиком и хлопает дверью. Понятное дело, популярный писатель всегда востребован, не в этом, так в другом издательстве примут с распростертыми объятиями, потому и топает ножкой.
      Звезд у него уже немало, но теперь Эдуарду Леонидовичу нравилось работать лишь с потенциальными знаменитостями. Спустя несколько лет можно с гордостью констатировать: "Я вырастил звезду!" Конкурентам этого не скажешь - они и сами все понимают, хвастаться нужно не этим, а тиражами. Оборот издательства - лучшее доказательство его успеха, а тиражи "Кондора" говорят сами за себя.
      Но все ж приятно сознавать, что из ничего сделал звезду. Приятно...
      Секретарша заместителя главного редактора еженедельника "Все обо всем" Лена Федоренко трудилась на этом непыльном месте уже третий год, и невроз на почве переутомления ей не грозил. Ее обязанностью было отвечать на телефонные звонки, - а звонили не так уж часто, - набрать и распечатать приказы начальника и заботиться о его пропитании, в частности, к двум часам дня принести в его кабинет разогретый в микроволновке суп, а спустя некоторое время - второе блюдо и жиденький чай. Вот и все. Ну, и доложить шефу, если кто-то из подчиненных желал обсудить с ним какой-либо животрепещущий вопрос. Но это случалось крайне редко.
      Сотрудники газеты предпочитали общаться на профессиональные темы с главным редактором Владимиром Сергеевичем Головко. Тот прошел путь от рядового журналиста до своей нынешней должности, прекрасно во всем разбирался и всегда подсказывал дельную мысль. А профессия Николая Самсоновича Фалеева - начальник. Он был большим начальником и в советские времена, и в постсоветсткие, так что стаж в этом качестве у него солидный. Журналистского образования замглавред не имел, однако кое-чего нахватался и во время разносов вполне к месту вставлял нужные слова. В текущий материал Змей Горыныч не вникал, но если случался какой-то казус, не оставлял его без внимания и устраивал разборку, дабы подчиненные не расслаблялись и знали - начальственное око не дремлет.
      Самой важной обязанностью Лены Федоренко было общение с шефом, когда тому хотелось поговорить, в частности, ностальгически предаться воспоминаниям о своем славном прошлом и сравнениям с не внушающим оптимизма настоящим. За эти годы она научилась внимать не слушая, вовремя кивать, поддакивать и вставлять адекватные тематике междометия и краткие фразы, а Самсоныча такая беседа вполне устраивала. Выговорившись и посетовав на времена и нравы, тот становился благодушным, а его хорошее отношение приобретало материальное выражение - в очередном конверте, именуемым премией, на одну купюру становилось больше.
      Своей работой Леночка была довольна. А с чего ей проявлять недовольство? Пусть их газета не из известных, но таких сейчас много. Зато, когда очередной бойфренд спрашивает, чем она занимается, у неё есть возможность с гордостью произносить: "Сотрудница еженедельника "Все обо всем". Да и ежемесячные гонорары за умение правильно вести себя с шефом позволяют поддерживать свой экстерьер на должном уровне.
      В данный момент Лена ничуть не беспокоилась - обычно гроза начальственного гнева обходила её стороной. Быть громоотводом ей доводилось лишь в исключительных случаях - когда виновника не оказывалось на месте. Да и то, выпустив первый пар и решив, что умница Леночка в качестве объекта для разрядки не подходит, огнедышащий Змей Горыныч вылетал в коридор и непременно находил того, на котором можно полномасштабно сорвать свое раздражение.
      Под предлогом заботы о здоровье, в первую очередь, своем собственном, замглавред запретил подчиненным курить на рабочем месте и велел портить атмосферу на лестничной площадке. Журналисты считали его требование проявлением старческой вредности и злостно нарушали приказ начальства. В общем-то основания сомневаться в целесообразности указаний Самсоныча у них были. Ему-то какое дело, если они будут курить в комнатах? Его кабинет в противоположном конце коридора, дым туда не доходит, пусть старикан наслаждается свежим воздухом там, а не шляется по другим помещениям, где ему делать совершенно нечего.
      Но у их скандального шефа были свои соображения. Курение подчиненных стало камнем преткновения и поводом для постоянных втыков. А когда начальнику не на ком было сорвать зло, объект находился незамедлительно. Застав журналиста с дымящейся сигаретой на рабочем месте или унюхав табачный дым, Змей Горыныч краснел, набирая обороты для предстоящей головомойки, а потом разряжался гневной тирадой. Но если ему не везло застукать кого-то на месте преступления, замглавред устремлялся на лестницу резвой рысью - дабы ушлые куряки не успели разбежаться, - и разносил их в пух и прах.
      - Опять бьете баклуши, лоботрясы, мать вашу за ногу! - грохотал он так, что от его рыка звенели оконные стекла. - Весь ваш так называемый рабочий день - сплошной перекур, а материал не сдан и вряд ли будет подготовлен в срок, а даже если и будет, то это наверняка очередная тоскливая мура.
      И пошло-поехало в том же духе. Злопамятный Самсоныч припомнит провинившимся все просчеты и прегрешения, не поскупится на мат и оскорбления, разрядится и вернется в свой кабинет, весьма довольный, что вправил подчиненным мозги.