Троцкий - Троцкий. Мифы и личность

Впервые с момента вступления Троцкого в большевистскую партию летом 1917 года между ним и Лениным возникли разногласия, принявшие форму политической борьбы. Это не было случайным. Завершение Гражданской войны подводило черту под военным периодом революции. Надежды на перерастание Гражданской войны в России во всемирную революцию оказались несбыточными. Выступая с отчетным докладом ЦК Х съезду РКП(б) (1921 г.), Ленин хотя и утверждал, что «международная революция нарастает и, параллельно, экономический кризис в Европе обостряется», в то же время признавал: «Если бы мы из этого сделали предположение, что вообще в короткий срок помощь придет оттуда в виде прочной пролетарской революции, то мы просто были бы сумасшедшими». России не приходилось рассчитывать на внешнюю поддержку; напротив, усугублявшийся упадок страны делал ее все более уязвимой для возможного нападения извне.

«Опора на штык», провозглашенная Троцким в ноябре 1917 года, методы устрашения армии и гражданского населения, милитаризация хозяйства, до определенной степени объясняемые обстановкой войны, теряли обоснование в мирных условиях. Создание за годы войны мощного централизованного аппарата Вооруженных Сил и распространение его влияния на хозяйственные сферы делали власть Троцкого несравнимой ни с чьей другой в республике.

Профсоюзы явились той областью, в борьбе за которую руководство партии столкнулось с военно-административной «империей» Троцкого. В этой борьбе Ленин получал широкую поддержку тех, кто выступал против диктаторской власти Предреввоенсовета. Троцкий попытался прибегнуть к обычной для него демонстрации, отказавшись участвовать в заседаниях профсоюзной комиссии ЦК. Но в это время произошел «бунт» на «профсоюзной территории», захваченной Троцким, – в Цектране, так как водники, входившие в этот объединенный профсоюз, потребовали отказа от военных методов руководства. Комиссия Зиновьева предложила ликвидировать политотделы в Цектране, ускорить созыв съезда профсоюза транспортных работников, изменить состав Цектрана. Эти предложения 7 декабря рассмотрел пленум ЦК, на котором Троцкий отстаивал методы работы Цектрана. В ходе дискуссии Бухарин выступил с компромиссным решением, которое получило название «буферная резолюция» (состав Цектрана оставался без изменений, требование о «перетряхивании» профсоюзов снималось). Эта резолюция была принята.

Ленин выступил против резолюции пленума, но остался в меньшинстве (семь против восьми). Через три дня водники вышли из состава Цектрана. Политическая борьба в руководстве партии и профсоюзов расширялась и обострялась. 24 декабря пленум ЦК решил открыть дискуссию по вопросам повестки дня предстоящего съезда партии. На другой же день в своем выступлении на VIII Всероссийском съезде Советов Троцкий изложил свою программу «перетряхивания» и милитаризации профсоюзов, которая была затем опубликована в брошюре «Роль и задачи профсоюзов». Троцкий предложил выбирать делегатов на съезд по платформам и фактически объявил о создании своей особой фракции и намерении превратить высший орган партии в поле боя, очевидно рассчитывая на победу своих сторонников.

30 декабря на объединенном заседании фракции РКП(б) VIII съезда Советов и фракций ВЦСПС и МГСПС началась дискуссия. Выступая с речью «О профессиональных союзах, о текущем моменте и об ошибках Троцкого», Ленин резко критиковал брошюру последнего. Словно возвращаясь к стилю полемики между ними в 1903—1916 гг., Ленин писал: «Сличая эту брошюру с теми тезисами, которые были им предложены в Центральном Комитете, вчитываясь в нее, я удивляюсь, какое количество теоретических ошибок и вопиющих неправильностей сконцентрировано в ней».

Решительно отвергая курс Троцкого на милитаризацию труда, Ленин утверждал, что профсоюзы «не есть организация государственная, это не есть организация принуждения, это есть организация воспитательная, организация вовлечения, обучения, это есть школа, школа управления, школа хозяйничания, школа коммунизма».

Отвергая идею о распространении военных методов на гражданскую сферу, Ленин заявлял: «Есть ценный военный опыт: героизм, исполнительность и проч. Есть худое в опыте худших элементов из военных: бюрократизм, чванство. Тезисы Троцкого, вопреки его сознанию и воле, оказались поддерживающими не лучшее, а худшее в военном опыте». Ленин выражал неудовлетворение решением пленума ЦК от 7 декабря, называя его «печальным»: «Получилась в Центральном Комитете каша и кутерьма; это первый раз в истории нашей партии во время революции, и это опасно. Гвоздем было то, что получилось раздвоение, получилась «буферная» группа Бухарина, Преображенского и Серебрякова, которая больше всех навредила и напутала». Не скрывая своего раздражения, Ленин говорил: «На этом примере… надо сказать: «Тов. Н.И. Бухарин, поменьше словесных выкрутасов, – польза будет для вас, для теории, для республики».

Тем временем борьба вокруг спорного вопроса обострялась. Профсоюзная комиссия ЦК во главе с Зиновьевым подготовила «Проект постановления X съезда РКП(б) о роли и задачах профсоюзов», который подписали В.И. Ленин, Ф.А. Сергеев (Артем), Г.Е. Зиновьев, М.И. Калинин, Л.Б. Каменев, Г.И. Петровский, Я.Э. Рудзутак, И.В. Сталин, М.П. Томский, С.А. Лозовский. Эта так называемая платформа десяти, опубликованная в «Правде» 18 января 1921 года, стала программным документом сторонников Ленина в ЦК партии. Хотя среди подписавшихся было девять членов ЦК, отсутствие подписей других 11 членов, в том числе таких видных, как Н. И. Бухарин, Ф.Э. Дзержинский, Н.Н. Крестинский, А.И. Рыков, К.Б. Радек, свидетельствовало о том, что большинство руководства партии не было готово решительно поддержать Ленина в борьбе против Троцкого.

В дискуссию активно включились сторонники «рабочей оппозиции», платформы «демократического централизма» и других, выступавших за всемерное расширение прав профсоюзов и «рабочей демократии». Их требования были диаметрально противоположны позиции Троцкого и в то же время вызвали критику Ленина. При поддержке Ю. Ларина, Е.А. Преображенского, Л.П. Серебрякова, Г.Я. Сокольникова и В.Н. Яковлевой выдвинул свою платформу Н.И. Бухарин. В этой платформе были поддержаны идея Троцкого об «огосударствлении профсоюзов» и одновременно требование «рабочей оппозиции» и так называемых децистов о выдвижении профсоюзами своих кандидатов в аппарат управления хозяйством. Крайняя беспринципность в идейных основах новой платформы позволила Ленину назвать ее «верхом распада идейного». Объединение группировок, занимавших прямо противоположные взгляды по обсуждавшемуся вопросу, свидетельствовало о том, что идейно-политические лозунги являются подчиненными задачам борьбы против существовавшего руководства Ленина и его ближайших союзников.

В своей статье «Кризис в партии» Ленин осудил и «синдикалистский» уклон ряда платформ («мы доросли от маленьких разногласий до синдикализма, означающего полный разрыв с коммунизмом и неминуемый раскол партии»), и курс Троцкого на огосударствление и милитаризацию профсоюзов. Оценивая позицию Троцкого и поддерживавшего его Бухарина, Ленин подчеркивал, что их «политические ошибки… отвлекают нашу партию от хозяйственных задач, от производственной работы, заставляют нас, к сожалению, терять время на исправление этих ошибок». Говоря о ходе дискуссии, Ленин объявлял, что «мы пороскошествовали и дали миру удивительный образец того, как партия, поставленная в труднейшие условия отчаянной борьбы, проявляет неслыханное внимание к деталям выяснения отдельных подробностей платформ, – и это при условии неурожая и кризиса, при условиях разорения и демобилизации».

Практический вопрос о Цектране и теоретические рассуждения о роли профсоюзов открыли политическую борьбу за власть в партии и в стране, которая, то вспыхивая, то затухая, не прекращалась на протяжении большей части 20-х годов. Несколько позже в Советской России широко распространялись копии письма неизвестного автора, направленного из Москвы эмигранту Илии Британу. В этом письме давался анализ внутриполитического положения страны и давались нелицеприятные характеристики многим видным деятелям Советской страны. Говоря о ходе «профсоюзной дискуссии», анонимный автор напоминал: «Помните, когда пресловутая дискуссия о профсоюзах угрожала и расколом партии, и заменой Ленина Троцким (в этом была сущность дискуссии, скрытая от непосвященных под тряпьем теоретического спора)».

23 января Троцкий заявил о том, что он снимает свою платформу и объединяется с Бухариным. 1 февраля Троцкий и Бухарин создали объединенную платформу. Как и тезисы децистов, проект постановления X съезда по вопросу «О роли и задачах профсоюзов», предложенный Троцким, Бухариным и другими, направлял основной удар по Зиновьеву, который к этому времени вновь стал одним из ближайших соратников Ленина. В проекте говорилось, что «платформа, которая была выработана комиссией т. Зиновьева, не только не дала сближения, но, наоборот, углубила расхождение с «рабочей оппозицией», оттолкнув последнюю еще более в сторону синдикализма».

Платформа Троцкого – Бухарина, бравшая за основу идею «огосударствления профсоюзов», создавала возможность блока с децистами и «рабочей оппозицией», на время затушевав принципиальные различия о методах принятия решений и их реализации в «огосударствленных» профсоюзах. Под лозунгом «производственной демократии» Троцкий и Бухарин предлагали развернуть борьбу против бюрократизма. По сути же речь шла о создании новой прослойки управляющих, опирающихся на «сращенные» аппараты хозяйственных и профсоюзных организаций.

За «демократическими» лозунгами проглядывали все те же положения программы Троцкого по созданию жесткой системы хозяйственного управления, в которой главную опору составляли новые администраторы профсоюзов. Проект постановления подписали, помимо Л.Д. Троцкого и Н.И. Бухарина, еще шесть членов ЦК (А.А. Андреев, Ф.Э. Дзержинский, Н.Н. Крестинский, Е.А. Преображенский, Х.Г. Раковский, Л.П. Серебряков), а также члены руководства ВЦСПС А.З. Гольцман, В. В. Косиор и многие видные деятели партии, включая А. П. Розенгольца, Г.Я. Сокольникова, В.Н. Яковлеву, Г.Л. Пятакова. Однако то обстоятельство, что платформа Троцкого – Бухарина не имела поддержки Ленина и выступала против него, существенно ослабляло ее поддержку в партийных массах.

Ленин и его сторонники развернули активную критику позиций своих противников и пропаганду «платформы десяти». В крупных партийных организациях ленинская платформа получила подавляющую поддержку. Особенно мощной была поддержка ленинской платформы в Петрограде, партийную организацию которого возглавлял Зиновьев (95—98 % всех коммунистов). Даже в тех организациях, в которых господствовали представители оппозиции (например, в Екатеринбурге), «платформа десяти» получила большинство.

И все же неизвестный друг И. Британа утверждал, что Троцкий имел «за собой на съезде большинство, потому что секретариат недоглядел и были выбраны не те представители с мест». (На самом деле секретариат ЦК, состоявший из сторонников Троцкого, сделал немало для того, чтобы провести на съезд в качестве делегатов немало сторонников предреввоенсовета.) Но ожидавшейся победы Троцкого над Лениным на съезде не произошло. Не состоялось и серьезного столкновения двух лидеров. Дело в том, что в течение большей части съезда Троцкого не было. Автор письма Британу объяснял поведение предреввоенсовета трусостью: «Троцкий в последнюю минуту испугался власти и ответственности». Однако вряд ли можно согласиться с таким объяснением.

Автор письма несколько упрощенно излагает ход событий: Троцкий не присутствовал во время большей части съезда, так как руководил подавлением восстания в Кронштадте. Как и во время VIII съезда, он покинул Москву незадолго до начала съезда. И хотя чуть ли не каждый день председательствующий объявлял о том, что Троцкий «прибудет завтра», его приезд откладывался вновь и вновь. Троцкий взял первый раз слово для содоклада о профсоюзах лишь 14 марта, за два дня до завершения работы съезда, будучи до этого предельно занятым организацией разгрома этого, казалось бы, неожиданного мятежа. Хотя события в Кронштадте и сравнивались с молнией среди ясного неба, их развитие следовало сюжету, напоминающему «Хронику объявленного убийства» Г. Маркеса, в соответствии с которым о преступлении становится широко известно всем задолго до его совершения.

За две недели до начавшегося 2 марта 1921 г. восстания в Кронштадте 14—15 февраля о его начале было подробно рассказано в парижских газетах «Эко де Пари» и «Ле Матэн» и в эмигрантской газете «Общее дело», издававшейся бывшим разоблачителем полицейских провокаторов В.Л. Бурцевым. Эти парижские газеты опубликовали сообщения под заголовками «Восстание Балтийского флота против Советского правительства», «Москва принимает меры против кронштадтских повстанцев», «Отголоски кронштадтского восстания в Петрограде». Как и в июле 1917 года, когда главную роль в демонстрациях играли матросы из Кронштадта, публикации в газетах опережали реальные события.

Зиновьев и близкие к нему люди были давно заражены паникерством. По справедливому выводу Н.А. Васецкого, «Зиновьев и его петроградские сторонники были буквально одержимы шпиономанией. Повсюду в Петрограде и окрестностях им чудились козни врагов Советской власти. Редактировавшаяся шурином Зиновьева С. Закс-Гладневым «Петроградская правда» неоднократно призывала ловить шпионов и не поддаваться на их провокации». Поэтому невнимание Зиновьева и его окружения к сообщениям парижских газет представляется особенно странным.

Странности в поведении Зиновьева становятся понятными, если предположить, что он сам сделал немало, чтобы спровоцировать восстание. Есть основания полагать, что продовольственные трудности в Кронштадте, ставшие первопричиной восстания, были созданы искусственно. Когда же кронштадтские матросы стали выдвигать обоснованные требования, Зиновьев опубликовал в «Петроградской правде» свою статью «Достукались!», в которой обвинял их в контрреволюционных настроениях.

Еще до начала восстания Зиновьев объявил о контрреволюционном выступлении в Кронштадте. Историк Н.А. Васецкий замечал: «Первым, кто сообщил в Москву о происшедшем в Кронштадте, оказался Г. Зиновьев. В конце февраля он позвонил по телефону в Кремль Ленину, став не только информатором, но и фактически первым комментатором случившегося. Полагаем, что не без участия Зиновьева в правительственном сообщении главной причиной мятежа указаны происки контрреволюции». Как считает Н.А. Васецкий, «программа Кронштадтского ревкома сначала была не столько антисоветской, сколько, пользуясь современной лексикой, популистской… Можно было бы предотвратить трагический исход, тем более что рядовой состав мятежников имел намерение уладить конфликт мирным путем».

Провоцирование недовольства в Кронштадте, а затем целенаправленная интерпретация настроений матросов могли бы помочь Зиновьеву в борьбе против Троцкого. Отзыв Троцкого на подавление мятежа позволял держать его вдали от своих сторонников на съезде. У Троцкого не было иллюзий относительно того, кто постарался создать ситуацию, которая помешала присутствовать ему на съезде. По словам Дейчера, «во время кронштадтского восстания Троцкий обвинял Зиновьева в том, что он без нужды спровоцировал его».

Но почему же Троцкий безропотно согласился с решением руководства о необходимости его личного присутствия при подавлении восстания? Ведь если у Троцкого была реальная возможность одержать успех на съезде, то этот властолюбивый человек под любым предлогом остался бы в Москве. А если такой возможности не было, то преувеличенное внимание к Кронштадту было на руку Троцкому. Как справедливо отмечает Н.А. Васецкий, «у него, помимо прочих, был и личный интерес к Кронштадтскому мятежу. Может, поэтому он и не пытался найти иных, кроме военных, способов его ликвидации. Потерпев поражение в дискуссии о профсоюзах, Троцкий надеялся путем быстрой и успешной победы над кронштадтцами поднять свой пошатнувшийся авторитет».

Несмотря на то что на съезде Троцкий располагал достаточным количеством своих сторонников, он вряд ли был готов встать во главе расколотого руководства партии и попытаться навязать волю всем коммунистам страны, большинство которых только что одобрило ленинскую платформу. Даже достигнув успеха на съезде и отстранив от власти ленинское руководство, Троцкий оказался бы в трудном положении. Ведь теперь вся страна знала, что он – защитник методов Цектрана. Между тем не только кронштадтские матросы, но и значительная часть страны уже изнемогала от «военного коммунизма». Любой бы, кто попытался в начале 1921 года взять власть в России, требуя дальнейшей милитаризации жизни и имея оппозицию в лице главного вождя Советской республики, Ленина был бы обречен.

Отъезд на подавление Кронштадтского восстания позволял Троцкому найти благовидное объяснение для своих сторонников на съезде, которые готовились к захвату власти в партии. Поэтому затяжка в разгроме кронштадтцев также отвечала планам Троцкого. Восстание было удобным предлогом для того, чтобы оправдать свое неучастие в политических баталиях, которые неизбежно вели к крайне опасной конфронтации с Лениным. Знаменательно, что, даже вернувшись в Москву, Троцкий не спешил появляться в зале заседаний съезда.

Казалось, что самые разные силы в руководстве партии были заинтересованы в восстании. Об этом свидетельствовало и необычайное решение направить делегатов партсъезда на штурм Кронштадта. Условия штурма, когда бойцы должны были ползти по льду к восставшей крепости под огнем мятежников, превращали 279 делегатов съезда, записавшихся добровольцами в штурмовые отряды (42% от общего состава), в смертников. (Правда, до сих пор не найден список тех, кто действительно принял участие в штурме Кронштадта.) Эта ситуация открывала такие же богатые возможности для физического устранения политических противников, как и для персонажа из рассказа Честертона, который бросил полк в безнадежную схватку против превосходящих сил противника, чтобы скрыть среди убитых в кровопролитном бою жертву своего преступления.

Какие бы силы ни стояли за событиями в Кронштадте и какими бы мотивами они ни руководствовались, очевидно, что это восстание явилось шоком для рядовых членов большевистской партии и ее беспартийных сторонников, так как считалось, что балтийские матросы – это опора революции. Но также очевидно, что и это убеждение, и потрясение от восстания были во многом преувеличенными. Социальной базой революции был пролетариат крупных городов. Антибольшевистские восстания рабочих Петрограда и Москвы, если бы такие произошли, могли бы по праву рассматриваться как полное банкротство политики партии. Восстание же матросов отражало настроения крестьянства, основной массы населения, из которой всегда рекрутировался флот. В 1921 году эти настроения уже проявились в гораздо более массовых крестьянских восстаниях, которые к этому времени охватили ряд губерний России. «Большевизация» Кронштадта никогда не покоилась на прочной социальной базе. Даже в 1917 году, когда кронштадтский гарнизон сыграл решающую роль в победе большевиков, его матросы сплошь и рядом отдавали предпочтение стихийно-бунтарским импульсам или анархистским лозунгам, что проявилось и во время расправы с адмиралом Виреном, и в июльских событиях 1917 года.

Преувеличенная реакция на события в Кронштадте использовалась руководством партии для того, чтобы доказать глубину кризиса революции и сделать из этого практические выводы. Нет оснований полагать, что кронштадтское восстание обусловило переход к новой экономической политике. Этот курс был взят руководством еще за три недели до начала восстания (и за неделю до публикаций об этом восстании в парижских газетах). Уже 8 февраля 1921 года на заседании Политбюро был заслушан доклад Н.Н. Осинского «О посевной кампании и положении крестьянства». После этого заседания Ленин подготовил «Предварительный черновой набросок тезисов насчет крестьянства», в котором предлагал «удовлетворить желание беспартийного крестьянства о замене разверстки (в смысле изъятия излишков) хлебным налогом». 16 февраля 1921 г. на заседании Политбюро был поставлен вопрос об открытии в «Правде» дискуссии «О замене разверстки продналогом». Продразверстка была отменена в Тамбовской губернии уже в феврале 1921 года. Что же касается введения свободной торговли, на чем настаивали кронштадтские сторонники «третьей революции», то это требование было реализовано лишь осенью 1921 года без всякой видимой связи с событиями в Кронштадте.

Ленин истолковал кронштадтское восстание как свидетельство невозможности продолжать управление страной военными методами, на распространении которых настаивал Троцкий. На X съезде Ленин заявил: «Мы знаем, что только соглашение с крестьянством может спасти социалистическую революцию в России… Мы должны постараться удовлетворить требования крестьян, которые не удовлетворены, и законно недовольны и не могут быть довольны». Ленин подчеркивал, что «удовлетворить мелкого земледельца… можно двумя вещами. Во-первых, нужна известная свобода оборота, свобода для частного, мелкого хозяина, а во-вторых, нужно достать товары и продукты».

Одновременно Ленин увидел в происшедших событиях довод в пользу укрепления единства в партии. После острой полемики на X съезде резолюция, одобрявшая деятельность ЦК, была принята 514 голосами (за резолюцию децистов, осуждавшую деятельность ЦК, – 47 голосов, за резолюцию «рабочей оппозиции» аналогичного содержания – 45 голосов). К моменту открытия прений по профсоюзному вопросу 14 марта поддержка делегатами «платформы десяти» была несомненной.

В содокладе с обоснованием своей платформы Троцкий прежде всего постарался доказать, что еще год назад, «в феврале прошлого года», он внес в ЦК «письменное предложение… о замене разверстки продовольственным налогом, которое вы теперь будете обсуждать и принимать». Троцкий заявлял, что он может раздать этот документ всем членам съезда и они смогут увидеть, что он «почти буква в букву совпадает с тем предложением», которое было внесено Лениным. Объясняя, почему он не настоял на введении нэпа в феврале 1920 года, когда его положение было необыкновенно прочным, Троцкий сообщил, что тогда он «был обвинен во фритредерстве, в стремлении к свободе торговли – и получил 4 голоса в Центральном Комитете».

На самом же деле тезисы Троцкого «Основные вопросы продовольственной и земельной политики», внесенные им в феврале 1920 года в ЦК РКП(б), принципиально отличались от резолюции «О замене разверстки натуральным налогом». Хотя в этих тезисах Троцкий предлагал «некоторое ослабление нажима на кулака», «более осторожно относиться к крестьянским верхам», но верный своему курсу, он высказывался за ускорение коллективизации сельского хозяйства. Основная цель политики партии в деревне, по предложению Троцкого, состояла в следующем – «принудительная разверстка по запашке и вообще обработке земли». В изменившихся же к 1921 году условиях Троцкий считал необходимым доказать не только свою приверженность продналогу, но и свой приоритет в разработке этого предложения.

Троцкий отдавал себе отчет в том, что образ «диктатора» перестал быть привлекательным. Он зло иронизировал по поводу того, что «во всякой деревне теперь знают, что такое Цектран: это нечто такое, что отбирает хлеб, имеет в руках палку, не дает рабочим свободно вздохнуть и подносит труженику уксус, когда тот устал, вместо молока, которое имеется в распоряжении т. Зиновьева». Троцкий доказывал, что Цектран был создан Лениным, Зиновьевым и Сталиным «против Томского» и «в мое отсутствие». Он обвинял руководство партии в двурушничестве: «когда нужны были жесткие методы – создавали Цектран, когда политика Цектрана стала объектом критики– ЦК от нее отмежевался». Троцкий утверждал, что именно он «говорил Цектрану: нам необходим решительный поворот на линию демократии».

Троцкий заявил, что он не был инициатором дискуссии о профсоюзах и постарался преуменьшить значение профсоюзной проблемы. «Нельзя растворять вопрос о профсоюзах в общем вопросе о кризисе революции», – заявлял он. Главным объектом его критики был Зиновьев, а не Ленин. Вероятно, нежелание вступать в решающий бой за власть сдерживало Троцкого. Он постарался защитить свои позиции, осудив «платформу десяти» и отстаивая курс на сращивание профсоюзов и хозяйственных органов. Голосование по «профсоюзным» резолюциям принесло убедительную победу «платформе десяти» (336 голосов). Резолюция Троцкого – Бухарина и других получила 50 голосов, резолюция «рабочей оппозиции»– 18 голосов.

Ослабление позиций Троцкого сказалось и на итогах выборов. Он заметно отставал от Ленина по числу голосов, поданных за него. (Ленин – 479, Радек – 475, Томский – 472, Калинин – 470, Комаров– 457, Молотов– 453, Троцкий– 452.) Правда, два члена политбюро получили еще меньше голосов (Зиновьев – 423, Каменев – 406). В ходе выборов в новый состав ЦК вошли все соавторы «платформы десяти». В состав ЦК вошли такие ее сторонники, как К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов, Г.К. Орджоникидзе, М.В. Фрунзе, М.И. Ярославский. Напротив, ряд соавторов резолюции Троцкого – Бухарина и другие не были избраны в ЦК(Н. Н. Крестинский, Е.А. Преображенский, Л.П. Серебряков, А.А. Андреев). Сторонник Троцкого со времен казанской операции И.Н. Смирнов также не вошел в ЦК. Помимо Троцкого и Бухарина, из соавторов их резолюции в состав ЦК вошли лишь Г.Х. Раковский и Ф.Э. Дзержинский. Это также говорило о серьезном поражении Троцкого.

Завершение съезда означало для Троцкого возвращение к нерешенной проблеме Кронштадта. В день закрытия съезда штурм крепости возобновился. Восставшие были разбиты, и многие из них стали жертвами жестокой расправы. Однако их значительная часть во главе с ревкомом и генералом Козловским 18 марта перешла по льду в Финляндию, где была интернирована. 3 апреля на Дворцовой площади в Петрограде Троцкий принимал парад в честь героев штурма Кронштадта. Его роль в победе была высоко оценена: он был награжден вторым орденом Красного Знамени.

Принятие на последнем заседании съезда по предложению Ленина резолюции «О единстве партии», запретившей фракции, и включение в состав ЦК некоторых лидеров «рабочей оппозиции» (А.Г. Шляпников, И.И. Кутузов) должны были способствовать восстановлению мира в партии. Это соответствовало новой политике, исходившей из мирного пути развития страны. Попытка Троцкого распространить власть трудовых армий и Цектрана на всю страну оказалась неудачной. Однако он сохранил высокое положение в руководстве партии, возглавляя вооруженные силы, и имел основания полагать, что время работает на него.

ЛЕВ ГОТОВИТСЯ К ПРЫЖКУ

После весны 1921 года начался период нэпа. 17 мая 1921 года была частично денационализирована мелкая промышленность и сохранены в частной собственности предприятия, которые фактически не были национализированы. 24 мая был издан декрет, допускавший частную торговлю, были приняты решения об использовании форм госкапитализма в виде концессий, аренды, смешанных обществ.

Новая экономическая политика открыла простор для развития рыночных отношений. Хозяйственная жизнь страны стала возрождаться. Вместе с оживившимся частным предпринимательством в стране развили активность иностранные компании, получившие доступ к российским сырьевым ресурсам и другим богатствам страны. В этой связи Игорь Фроянов в своей книге «Погружение в бездну» приводит слова известного американского миллиардера Арманда Хаммера, так ответившего на вопрос, как делаются многомилионные состояния: «Вообще-то это не так уж и трудно. Надо просто дождаться революции в России. Как только она произойдет, следует ехать туда, захватив теплую одежду, и немедленно начать договариваться о заключении торговых сделок с представителями нового правительства. Их не больше трехсот человек, потому это не представит большой трудности».

Возможно, Хаммеру даже не пришлось обходить кабинеты 300 советских государственных служащих, а ограничиться встречами с наиболее влиятельными из них. Одним из них был Троцкий. Хаммер вспоминал, как, беседуя с ним, Троцкий убеждал его, что «в России, в частности, на Урале, имеются неограниченные возможности для вложения американского капитала». Эти слова Троцкого оправдались. Скупая по дешевке на Урале меха и кожи и продавая американское зерно, сильно подешевевшее благодаря небывалому урожаю в США, Арманд Хаммер превратился в миллионера. Однако Хаммер был далеко не единственным американским предпринимателем, озолотившимся в ходе выгодных торговых сделок с Советской Россией.

Как отмечает И. Фроянов, уже «в 1919 г. 9 американских фирм заключили с Советской Россией договоры о поставке различных товаров на весьма крупную сумму 20 902 541 в долларовом исчислении… Большевики расплачивались золотыми слитками и царской золотой монетой… Кроме легального… экспорта золотых запасов России широко практиковался и контрабандный вывоз». Фроянов приводит слова Хаммера: «В то время Ревель (Таллинн) был одним из перевалочных пунктов в торговле с Россией, но большая часть поступавших в него из России товаров для обмена на продукты питания представляла собой контрабанду: произведения искусства, бриллианты, платина».

Можно допустить, что Троцкий оказывал содействие американским предпринимателям в силу своих давних связей с Парвусом, а затем и с другими международными финансовыми кругами. Но почему же и другие члены большевистского правительства, постоянно заявлявшие о желании уничтожить капитализм на планете, создавали условия для обогащения предпринимателей США и других стран Запада? Исходя из необходимости играть на межимпериалистических противоречиях и веря в неспособность буржуазии подняться над узкими своекорыстными интересами, Ленин и другие руководители советской страны считали, что следует использовать стремление буржуазии к прибыли для того, чтобы оживить советское хозяйство, которое затем станет базой для разгрома мировой буржуазии.

Советское руководство исходило из временного характера «передышки», начавшейся после завершения Гражданской войны. Нэп представлялся временным отступлением перед внутренней и международной буржуазией для того, чтобы с помощью рыночных механизмов восстановить хозяйственную жизнь страны. В то же время предполагалось, что внешние события станут решающими для судеб Советской страны. С одной стороны, советские руководители ожидали революции в той или иной капиталистической стране. С другой стороны, они опасались начала военной интервенции белых армий при поддержке западных стран.