Каменное Сердце (№2) - Каменное Сердце

Вакеро чуть заметно улыбнулся.

— Да, сеньор Фернандо, в этих двух случаях, о которых вы говорите, я оставался вам верен.

Дон Фернандо начинал терять терпение.

— Любопытно было бы узнать, в чем же проявлялась ваша верность?

— Я был по-своему вам верен.

Этот ответ был столь неожидан, что все присутствующие невольно рассмеялись.

Сапоте поклонился с горделивым смирением, обычно присущим людям неоспоримого достоинства, считающим себя непонятыми гениями.

— Словом, скоро у нас будет возможность проверить это, — продолжал дон Фернандо, пожимая плечами. — Я воочию увижу цену вашей верности.

Сапоте молча уставил глаза в небо, как бы призывая его в свидетели проявленной к нему несправедливости.

— Прежде всего позвольте мне закусить, — сказал дон Фернандо. — Я умираю от голода. После отъезда из лагеря я не пил и не ел ничего.

Эстебан проворно разложил перед ним еду, и дон Фернандо пригласил пленника разделить с ним трапезу. С ужином было вскоре покончено, и, утолив аппетит, дон Фернандо не стал долее испытывать любопытства друзей и рассказал им с величайшими подробностями о причине своего продолжительного отсутствия.

Как и предполагал дон Эстебан, он действительно напал на след столь долго и безуспешно отыскиваемый, который уходил на юго-запад в доселе не изведанные земли дальнего Запада.

Дон Фернандо ехал в течение нескольких часов по следу с упорством, свойственным разве что охотникам, желая удостовериться, настоящий ли он, или очередная хитрость индейцев.

Чтобы сбить с толку преследователей, краснокожие запутывают свои следы, если не уничтожают их вовсе, что становится невозможно распознать, где настоящий след, а где ложный. На этот раз они прибегли к такому искусному способу, разгадать который оказалось по силам только Каменному Сердцу. Любой другой охотник неизбежно запутался бы в этом лабиринте следов.

Обрадовавшись своему открытию, дон Фернандо поспешил в лагерь, не пренебрегая, однако, предосторожностями, каких требует благоразумие в стране, где за каждым деревом или кустом может таиться смерть. Внезапно его внимание привлекло какое-то легкое движение в траве. Он тихо соскользнул с лошади и, вооруженный только заткнутым за пояс ножом, пополз, словно змея, к тому подозрительному месту.

Вскоре он был уже у цели, и ему стоило больших усилий удержаться от возгласа радости и изумления, при виде спокойно сидящего на земле Сапаты. Вакеро заканчивал завтрак, держа в руке узду своей лошади.

Дон Фернандо подполз поближе и, старательно рассчитав расстояние, прыгнул, как ягуар, на вакеро, прежде чем тот успел опомниться. Дон Фернандо связал вакеро, лишив его возможности сопротивляться.

— Какая неожиданная встреча! — сказал дон Фернандо, опускаясь на траву рядом с пленником. — Как поживаешь, Сапата, друг мой!

— Вы очень добры, — серьезно ответил тот. — Я немножко кашляю.

— О, бедный кабальеро! Надеюсь, кашель скоро пройдет.

— Я тоже надеюсь, сеньор. Однако признаюсь вам, что он меня тревожит.

— Успокойтесь, я берусь вас вылечить.

— А! Вы знаете лекарство, сеньор?

— Да, прекрасное лекарство, которое я намереваюсь вам прописать.

— Вы очень добры, но, может быть, это для вас обременительно?

— Нисколько, — возразил дон Фернандо, — судите сами, я предполагаю раздробить вам голову пистолетным выстрелом.

Вакеро почувствовал, как нервная дрожь пробежала по его телу, однако сохранил присутствие духа.

— Вы думаете, что это лекарство меня вылечит? — проговорил он.

— Радикально, я в этом убежден.

— Гм! При всем моем уважении к вам, сеньор, я вынужден признаться, что на этот счет придерживаюсь иного мнения.

— Напрасно, — парировал дон Фернандо, хладнокровно взводя курок пистолета. — Сейчас вы изведаете эффект моего лекарства.

— И вы считаете, сеньор, что никакого другого лекарства, кроме этого, не существует?

— Право, не существует.

— Это лекарство кажется мне слишком сильным.

— Это вам только кажется. Вы скоро поймете, что ошиблись.

— Возможно. Я не смею спорить с вами, сеньор. Но разве вы очень желаете дать мне ваше лекарство именно здесь?

— А вы знаете более подходящее место?

— Кажется, знаю, сеньор.

— Вот как! Какое же?

— Боже мой! Возможно, я ошибаюсь, сеньор, но, по-моему, было бы жаль, если бы за недостатком свидетелей никто не узнал о столь чудодейственном лекарстве. Поэтому я желал бы пригласить вас в одно место, где мы сможем найти свидетелей.

— Прекрасно. И вы знаете такое место недалеко отсюда?

— Да, кабальеро. Я даже думаю, вы будете рады очень увидеть тех, кому я вас представлю.

— Все зависит от того, кто эти люди.

— О! Вы прекрасно знаете их, сеньор. Во-первых, Тигровая Кошка, весьма любезный господин.

— И вы обязуетесь доставить меня к нему?

— В любое время. Если угодно, хоть сейчас. Дон Фернандо заткнул пистолет за пояс.

— Нет, не сейчас, — сказал он. — Сначала нам надо отправиться в лагерь, где меня ждут друзья. Я нахожу вашу болезнь не столь серьезной, поэтому с лекарством можно повременить. К нему можно прибегнуть в любое время.

— О! Конечно, кабальеро, уверяю вас, нет никакой необходимости в спешке.

Договорившись таким образом, эти люди прекрасно понимали, чего можно было ждать друг от друга.

Дон Фернандо не питал ни малейшего доверия к Тонильо, поэтому не стал искушать его соблазном бегства и крепко-накрепко связал ему ноги, чему тот нисколько не противился.

Поскольку, пока они беседовали, наступила ночь, то они решили там же и заночевать, а на рассвете отправиться в лагерь. Два или три раза Тонильо пытался освободиться от пут, но каждый раз на него немедленно устремлялся строгий взгляд голубых глаз дона Фернандо.

— Вам плохо, любезный сеньор? — спросил его дон Фернандо с лукавой усмешкой при его последней попытке.

— Нисколько, — ответил тот, — нисколько, сеньор.

— Но тогда извините меня. Я думал вам стало хуже. Я обеспокоен вашей бессонницей.

После этого Тонильо угомонился и уснул. Когда же он проснулся на восходе солнца, дон Фернандо был уже на ногах, и лошади оседланы.

— А! Вы уже проснулись Хорошо ли вы провели эту ночь?

— Бесподобно. Только ноги немножко затекли. Не помешал бы небольшой моцион.

— Сказалось действие росы, — невозмутимо ответил дон Фернандо. — Ночью довольно свежо.

— Черт побери! Только бы не приключился у меня ревматизм, — парировал Тонильо с усмешкой.

— О! Надеюсь этого не случится. Езда пойдет вам на пользу

С этими словами дон Фернандо взвалил его на плечо и бросил поперек лошади, но после некоторого раздумья развязал ему ноги, не желая таким обращением восстановить против себя человека, который мог сообщить ему полезные сведения.

Тонильо был огорчен перспективой отправиться в путь в таком непривычном положении и очень обрадовался, когда ему было позволено занять сидячее положение, хотя и со связанными под брюхом лошади ногами. Так они и доехали до лагеря, мирно беседуя казалось бы на отвлеченные темы, словно два закадычных друга.

XVI. До погони

На протяжении всего рассказа дона Фернандо, Сапата сидел с напыщенным видом, изредка кивая в знак согласия или довольно улыбаясь. Когда дон Фернандо закончил свой рассказ, заговорил Сапата.

— Видите, сеньоры, — сказал он примирительным тоном — Я без всяких возражений последовал за этим достойным кабальеро. Это значит, что я готов повиноваться вам во всем.

Дон Фернандо улыбнулся.

— Мне совершенно безразлично, как вы ко мне относитесь. Но, кажется, я убедительно доказал, что нисколько не боюсь вас. Только хочу вам напомнить на всякий случай, что несколько раз держал вашу жизнь в своих руках и никогда не пытался отнять ее у вас.

— Я глубоко вам признателен за это, сеньор.

— Полноте, сеньор Сапата. Вы явно принимаете меня за простака. Я так же мало верю вашим словам, как и вашему расположению ко мне, а говорю все это вам только для того, чтобы вы поняли: мое терпение иссякло, и если вы опять позволите себе что-нибудь подобное в отношении меня, снисхождения не ждите.

— Я очень хорошо понимаю все, что вы изволите говорить, сеньор, но слава Богу, что ничего подобного никогда не повторится. Я обещал вам, а вы знаете, что я честный человек и всегда держу слово…

— Ладно, ладно, — перебил его дон Фернандо. — Я говорю все это для вашего же блага. Послушайте меня внимательно.

— Я весь внимание. Не сомневайтесь, я запомню все до единого слова.

— Хотя я еще молод, сеньор Тонильо, — продолжал дон Фернандо, — я давно пришел к пониманию одного обстоятельства, к несчастью, весьма неутешительного для человечества, а именно: если хочешь добиться чьей-то помощи и преданности, следует обращаться не к добродетелям его, а к порокам. Вы по части пороков — личность непревзойденная.

Топильо скромно поклонился.

— Сеньор, — сказал он, — вы приводите меня в замешательство. Такая похвала…

— Заслуженна, — продолжал дон Фернандо. — Я редко встречал людей с такой обильной коллекцией пороков, как у вас, любезный сеньор. Я в полной растерянности — на каком из них остановиться. На мой взгляд, ваша скаредность поистине феноменальна. Вот ее-то я и выбрал.

Глаза Топильо засверкали алчностью.

— Чего же вы желаете? — спросил он.

— Позвольте мне сказать сначала, что я вам предлагаю, а потом объясню, что от вас требуется. Послушайте меня внимательно. Повторяю, дело стоит того.

Лукавое лицо разбойника приняло серьезное выражение, и он всем корпусом подался вперед, опершись локтями о колени и прищурив глаза. Дон Фернандо заговорил внушительно, делая ударение на каждом слове.

— Не правда ли, вам известно, что я богат? Следовательно, я в состоянии выполнить свое обещание. Однако, чтобы не терять время и лишить вас предлога изменить мне, я немедленно вручаю вам три бриллианта стоимостью две тысячи пятьсот пиастров каждый. Вы великолепно разбираетесь в драгоценных камнях и оцените их с первого взгляда. Эти бриллианты — ваши. Я вам их дарю. Однако я обязуюсь, по вашему желанию, заплатить наличными семь тысяч пятьсот пиастров по первому вашему требованию и по предъявлению бриллиантов.

— И бриллианты при вас? — спросил Тонильо прерывающимся от волнения голосом.

— Вот они, — дон Фернандо достал из-за пазухи небольшой замшевый мешочек, вынул из него три крупных бриллианта и отдал разбойнику. Тот схватил их, даже не пытаясь скрыть алчности, счастливо улыбаясь, повертел их в руках и бережно спрятал на груди.

— Позвольте, — улыбаясь, сказал дон Фернандо, — но я еще не сказал вам моих условий.

— Каковы бы они ни были, я заранее согласен, сеньор! — живо воскликнул Сапоте. — Семь тысяч пятьсот пиастров! Это целое состояние для такого, как я. Удар ножом, как бы хорошо ни заплатили мне за него, не принесет мне столько!

— Итак, вы обдумали?

— Еще бы! Кого требуется подрезать?

— Никого, — сухо ответил дон Фернандо. — Вы должны сопровождать меня до того места, где укрывается Тигровая Кошка.

Тонильо разочарованно покачал головой.

— Я не могу этого сделать, сеньор. Клянусь спасением моей души, это невозможно.

— Вот как! Я забыл еще кое-что сказать вам.

— Что именно, сеньор? — поспешно спросил Тонильо, огорченный таким оборотом дела.

— А то, что, если вы не исполните моего требования, я немедленно прострелю вам голову.

Сапоте с минуту смотрел на охотника с самым серьезным видом. Чутьем, присущим разбойникам, он безошибочно угадал, что тот не шутит и разговор в любую минуту может закончиться трагедией.

— Позвольте мне по крайней мере объясниться.

— Объясняйтесь. Я жду, у меня время есть, — холодно ответил дон Фернандо.

— Я действительно не могу сопровождать вас к тому месту, где находится Тигровая Кошка. Но я могу назвать вам его.

— Ну, это уже кое-что. Уже сдвинулись с мертвой точки, еще немного, и мы договоримся. Мне неприятно, что приходится прибегать к таким крайностям.

— К сожалению, сеньор, я говорю вам чистую правду. Дело в том, что после своего побега из президио Тигровая Кошка собрал два десятка отважных людей, в числе которых был и я. Эти люди понимали, что вскоре на территории мексиканской конфедерации начнется их преследование, и решили, пока не утихнет гроза, отсидеться в пустыне. Поначалу все шло хорошо, но недели через три Тигровая Кошка вдруг передумал и повел нас к пчелам.

— Неужели? — воскликнул дон Фернандо, пораженный столь ужасным известием.

— Да, сеньор, согласитесь, с моей стороны было бы глупо рисковать собственной жизнью в краю, кишащем хищными зверями, а главное — змеями, укус которых смертелен. Не желая следовать за Тигровой Кошкой, я предпочел умереть с голода в пустыне или быть скальпированным индейцами. При первом же удобном случае я незаметно отстал и ловко улизнул от Тигровой Кошки.

Дон Фернандо устремил на разбойника взгляд, который, казалось, проникал в самую глубь его сердца, но тот не дрогнул.

— Ладно, я вижу, ты не лжешь, сколько времени прошло с тех пор, как ты бросил Тигровую Кошку?

— Всего четыре дня, сеньор. Я совсем не знаю здешних мест, поэтому брел наугад. Тогда-то счастливый случай и свел меня с вами.

— Гм! Теперь скажите, как называется место, куда намеревался отправиться Тигровая Кошка?

— Эль Воладеро де-Лас-Анимас, — ответил, не колеблясь, Тонильо.

Смертельная бледность разлилась по лицу дона Фернандо при этом известии, которое, однако, не явилось для него неожиданным, ибо он знал характер воспитавшего его человека.

— О! — горестно воскликнул он. — Бедняжка несомненно погибла. Он специально отвез ее именно туда. Все присутствующие содрогнулись от ужаса.

— Где же это страшное место? — с беспокойством спросил дон Педро.

— Увы! — ответил дон Фернандо. — Воладеро де-Лас-Анимас — место гибельное. Туда даже самые бесстрашные охотники за пчелами не рискуют отправляться. Это гора с крутыми, почти отвесными склонами, одиноко возвышающаяся среди обширных болот, кишащих очковыми и гремучими змеями, укус которых влечет за собой почти мгновенную смерть. Никакой защиты от этих змей практически не существует.

— Боже мой! И в этом аду находится моя дочь! — в отчаянии повторял дон Педро.

Дон Фернандо поспешил успокоить несчастного отца.

— Тигровая Кошка слишком хорошо знает это проклятое место, чтобы не принять мер предосторожности. Опасны сами болота, что касается Воладеро, то, поскольку гора достаточно высока, разреженный воздух служит надежной гарантией от хищных животных. Если ваша дочь, как я надеюсь, благополучно доставлена на Воладеро, она в безопасности.

— Но каким образом можно одолеть эти коварные болота? — спросил дон Педро. — Как добраться до моей дочери?

Неизъяснимая улыбка мелькнула на губах дона Фернандо.

— Я доберусь, дон Педро, — сказал он твердым голосом. — Разве вы забыли? Ведь Каменное Сердце — самый знаменитый охотник за пчелами! Тигровая Кошка открыл мне все известные ему тайны, когда мы с ним не только охотились за пчелами, но и отыскивали каскарил. Наберитесь терпения и мужества, пока еще не все потеряно.

Если рядом с человеком, которого постигло страшное несчастье, находится мужественный и добрый друг, способный вселить в него надежду, как бы ни была она зыбка и несбыточна, он вдруг обретает мужество и уверенно смотрит в будущее. Именно так было в случае с доном Педро. Вот уже целый месяц он изо дня в день наблюдал дона Фернандо и успел за это время не только проникнуться к нему полным доверием, но и полюбить. Поэтому сказанное доном Фернандо вернуло совсем было покинувшие его мужество и надежду.

— Теперь, — продолжал дон Фернандо, обращаясь к Тонильо, — скажите, как Тигровая Кошка обращался со своей пленницей. Вы довольно долго находились с ним рядом и наверняка знаете это.

— На это я отвечу вам совершенно откровенно, сеньор. Он проявлял к сеньорите постоянное внимание и всячески заботился о ней, нередко даже замедляя езду из опасения утомить ее.

Присутствующие с облегчением вздохнули. Такое отношение со стороны человека, который никого не уважал, по-видимому, свидетельствовало не о столь коварных намерениях, как могло показаться на первый взгляд.

— Вы никогда не слыхали, — продолжал дон Фернандо, — как Тигровая Кошка разговаривал с донной Гермосой?

— Однажды бедная сеньорита была особенно печальна. Она не смела плакать громко из опасения разгневать начальника, но глаза ее постоянно были полны слез и грудь судорожно вздымалась от сдерживаемых рыданий. Как-то раз, во время очередной остановки, она села поодаль под деревом и, устремив глаза на дорогу, заплакала. Тигровая Кошка подошел к ней и, глядя на нее со смешанным чувством сострадания и гнева, сказал примерно так: «Дитя, напрасно вы смотрите на дорогу. Те, кого вы ждете, не смогут вырвать вас из моих рук до тех пор, пока мне не заблагорассудится возвратить вам свободу. Вам одной обязан я крушением моих планов и гибелью друзей в Сан-Лукасе Я похитил вас в отместку за это, но в утешение вам могу сказать, что не намерен долго держать вас в заточении. Не пройдет и месяца, как я соединю вас с тем, кого вы любите». Молодая сеньорита недоверчиво взглянула на него, и, уловив ее взгляд, он продолжал злобным тоном:

«Самое заветное мое желание — видеть вас женою дона Фернандо Карриля Другой цели у меня никогда не было. Итак, наберитесь мужества и осушите слезы. Они могут только пагубно отразиться на вашей красоте. Все будет так, как я сказал, в день и час, назначенный мною». Так он сказал и сразу же отошел, не пожелав выслушать донну Гермосу. Я лежал на траве неподалеку, и Тигровая Кошка, видимо, меня не приметил, в если и заметил, то, наверно, думал, что я сплю. Вот каким образом мне удалось слышать этот разговор. Впрочем, насколько мне известно, начальник только один раз говорил со своей пленницей, хотя продолжал обращаться с ней наилучшим образом.

После рассказа Тонильо наступило долгое молчание.

Дон Фернандо мучительно искал объяснение столь странному поведению Тигровой Кошки. Ему вспомнились слова, сказанные когда-то Тигровой Кошкой, что-то в этом же духе. Значит, этот план зародился у Тигровой Кошки уже тогда? Но что побудило его действовать именно так? Эти и множество других вопросов теснились в голове дона Фернандо, но он не находил на них ответа.

Между тем солнце закатилось, и сразу, как всегда в странах, где не бывает сумерек, наступила ночь, одна из тех восхитительных ночей, наполненных волшебным благоуханием и свежестью. На темно-синем небе сверкали мириады звезд. Полная луна проливала на землю серебристый свет. Прохладный ветерок после томительного дневного зноя навевал покой и умиротворение.

Сидевшие у шалаша наши путешественники обсуждали план дальнейших действий.

Когда дон Педро и два верных его мажордома собрались под предводительством дона Фернандо на поиски донны Гермосы, Мануэла не пожелала расстаться со своим господином и сыном. Она решительно заявила о своем праве разделить с ними любые тяготы предстоящего путешествия по праву кормилицы донны Гермосы. Она была столь упорна в своей решимости, что тронутый такой самоотверженностью дон Педро не устоял перед ее просьбой, и она отправилась вместе с ними.

Донна Мануэла взяла на себя хозяйственные хлопоты, ухаживала за больными, словом, была для всех них матерью. Все двадцать членов отряда относились к ней с величайшим почтением. Она же помогала им всем, чем могла, всячески утешала их, а в трудные минуты являла собой пример мужества и выносливости.

Мануэла ведала запасами продовольствия отряда. Вот и сейчас она переходила от одного к другому, оделяя одинаковой едой всех подряд. Это мужественная женщина, несомненно, слышала весь разговор дона Фернандо с вакеро, но внешне оставалась спокойной, хотя сердце у нее разрывалось от горя. Она опасалась усугубить страдания дона Педро.

Между тем настало время отдыха. Пеоны, кроме часовых, завернулись в свои одеяла и заснули.

Дон Фернандо продолжал сидеть в задумчивости, занятый печальными мыслями. Его друзья изредка перебрасывались отдельными словами, стараясь не мешать ему. Они догадывались, что дон Фернандо обдумывает какой-нибудь план. Один только Тонильо, совершенно безучастный ко всему происходящему, собирался спать. Он не успел погрузиться в сон, а пребывал в полузыбком состоянии дремоты, которое нельзя назвать ни сном, ни бдением, как вдруг был разбужен доном Фернандо.

— Э, в чем дело? — вскричал он, вскакивая.

— Способен ли ты проявить преданность? — спросил его дон Фернандо.

— Вы задавали уже мне этот вопрос, сеньор. Я вам отвечал, что способен, если мне хорошо платят, а вы мне заплатили по-царски. Только один человек мог превзойти вас в щедрости, а именно — дон Торрибио Квирога. Он умер, остались вы один. Говорите. Ни одна собака не служила вам так преданно, как это сделаю я по первому же вашему знаку.

— Я не хочу подвергать слишком тяжелому испытанию вашу преданность. Вы останетесь здесь и запомните: никаких уловок и тайных замыслов. У меня не дрогнет рука пристрелить вас на месте в случае обмана, и, уверяю вас, вы не сможете укрыться от меня нигде. Я достану вас из-под земли.

Тонильо поклонился и сказал с чувством редкостным в устах подобного разбойника:

— Сеньор дон Фернандо, крестом нашего Господа, умершего во искупление грехов наших, клянусь, что я честно буду вам служить.

— Хорошо, Сапата, я вам верю. Теперь вы можете спать, если хотите.

Через несколько минут Сапата спал.

— Сеньоры, — обратился дон Фернандо к своим друзьям, — вам не мешает отдохнуть. Я часть ночи не буду спать. Дон Педро, не теряйте мужества. Положение отнюдь не безнадежное. Чем больше я размышляю, тем более утверждаюсь в мысли, что мы сможем вызволить донну Гермосу из когтей Тигровой Кошки. Не тревожьтесь, если завтра меня не увидите, впрочем, моя поездка будет непродолжительна — ни под каким предлогом не оставляйте этого лагеря до моего возвращения. Прощайте все!

После этого дон Фернандо опустил голову на грудь и погрузился в размышления.

Друзья догадались о его желании остаться наедине с собой и молча удалились.

Несколько минут спустя все в лагере, кроме дона Фернандо и часовых, спали или притворялись спящими.

XVII. Погоня

Величественная тишина царила в пустыне, только изредка у водопоя слышался рев ягуаров и вой волков. Дон Фернандо продолжал сидеть все в той же неподвижной позе, в какой оставили его друзья. И если бы не поблескивавшие в темноте глаза, можно было подумать, что он спит.

Внезапно чья-то рука коснулась его плеча. Дон Фернандо приподнялся от неожиданности и увидел кротко улыбающегося дона Эстебана.

— Вы хотите поговорить со мной, друг мой?

— Да, — ответил дон Эстебан, подсаживаясь к нему.

— Слушаю вас, Эстебан.

— Когда все уснули, я поспешил к вам. Друг мой, вы замышляете какую-то смелую экспедицию. Может быть, вы решили отправиться в лагерь Тигровой Кошки?

Охотник улыбнулся в ответ.

— Я угадал, не так ли? — продолжал дон Эстебан, уловивший эту мимолетную улыбку.

— Может быть, друг мой. Но почему все это вас беспокоит?

— Потому что, Фернандо, эта экспедиция чрезвычайно опасна. Вы сами только что сказали это. Предпринимать ее одному, как это вы намерены сделать, сумасбродство, я этого не допущу. Вспомните, мы с первой же встречи стали неразлучными друзьями, нас связывает дружба, которую ничто не способно разрушить. Как знать, какие опасности подстерегают вас в этой экспедиции, задуманной вами. Друг, я пришел сказать, что половина этих опасностей по праву принадлежит мне и вы не имеете права лишать меня ее.

— Друг мои, — с волнением ответил дон Фернандо, — так я и знал, что вы непременно обратитесь ко мне с этой просьбой. Вы угадали, я действительно готовлюсь к отчаянной экспедиции. Как знать, чем она завершится? Зачем же вы хотите разделить мою несчастную судьбу? Вся моя жизнь была бесконечной чередой горестей. Я рад, что жертвую своей жизнью ради бедного отца, оплакивающего похищенную у него дочь. У каждого человека своя судьба. У меня судьба несчастливая. Предоставьте ей совершиться. Вы — совсем другое дело, у вас есть мать, любимая и любящая. Я же — один, как перст. Если я умру, никто, кроме вас, не станет печалиться обо мне. Не усугубляйте моей горестной судьбы. Если вы ненароком погибнете на моих глазах, я буду терзаться до конца моих дней, сознавая себя причиной вашей смерти.

— Моя решимость неизменна, друг мой. Что бы вы ни говорили, я последую за вами. Вы знаете, преданность в нашем семействе передается по наследству. Я должен ныне сделать то, что мой отец, не колеблясь, сделал бы в свое время для блага того семейства, которому мы преданы всей душой. Итак, друг мой, повторяю еще раз, долг повелевает мне отправиться вместе с вами.

— Не упорствуйте, Эстебан, умоляю вас. Подумайте о вашей матери!

— Я думаю в эту минуту только о том, что предписывает мне честь! — с жаром воскликнул дон Эстебан.

— Нет, повторяю, я не могу согласиться, чтобы вы были со мною, друг мой. Подумайте, что будет с вашей матерью, если она вдруг вас лишится.

— Будь моя мать здесь, Фернандо, она бы первая приказала мне следовать за вами.

— Правильно, сын мой! — послышался кроткий голос у них за спиной.

Они вздрогнули от неожиданности. В двух шагах от них стояла улыбающаяся Мануэла.

— Я все слышала, — сказала она. — Благодарю, дон Фернандо, за ваши трогательные слова. Они нашли отзвук в моем сердце. Но Эстебан прав: долг требует, чтобы он последовал за вами, не надо его отговаривать.

Он принадлежит к роду, где не принято уклоняться от долга. Пусть он едет с вами. Так надо. Если он погибнет, я буду его оплакивать, я, может быть, умру от горя, но умру, благословляя его, потому что он погибнет за тех, кому на протяжении пяти поколений мы клялись служить верой и правдой.

Дон Фернандо с восторгом смотрел на эту женщину, которая, несмотря на безграничную любовь к сыну, не колеблясь, готова была пожертвовать им во имя долга. Он был совершенно обезоружен этой мужественной женщиной. Он не находил слов для выражения обуревавших его чувств и потому лишь молча кивнул головой.

— Поезжайте, дети, — продолжала Мануэла, воздев глаза к небу с безмолвной мольбой. — Вездесущий Господь увидит вашу преданность и вознаградит вас. Покровительство Всемогущего будет сопутствовать вам и защитит вас от опасностей, подстерегающих вас в пути. Поезжайте без страха. Я верю, что вас ждет успех. До свидания!

— Благодарим, матушка! — ответили молодые люди, тронутые до слез.

Бедная женщина по очереди прижала их крепко к груди, потом, собрав всю свою волю, спокойно сказала:

— Помните правило кодекса чести: делай, что должен делать, пусть будет, что будет! До свидания, до свидания!

Она повернулась и быстро исчезла за пологом в шалаше, потому что, как ни старалась, не могла сдержать слезы. Слезы же, как она считала, могли поколебать их решимость.

Молодые люди пребывали минуту в задумчивости, глядя ей вслед.

— Вы видите, друг, — сказал наконец Эстебан, — мать приказывает мне следовать за вами.

— Пусть будет по вашему, Эстебан, — ответил дон Фернандо со вздохом. — Я не должен долее противиться вашему желанию.

— Наконец!

Дон Фернандо внимательно посмотрел на небо.

— Три часа утра, четвертого половина. Рассветает. Пора в путь.

Ни говоря ни слова, Эстебан пошел за лошадьми. Через минуту друзья неслышно покинули лагерь и, отъехав на некоторое расстояние, помчались во весь опор.

До восхода солнца они проехали шесть миль. Путь их пролегал по зеленому берегу одной из многочисленных не имеющих названия речушек, которые прорезывают пустыню во всех направлениях и рано или поздно вливаются в более крупную реку.

— Сделаем короткую остановку, — сказал дон Фернандо. — Во-первых, надо дать отдых лошадям, а во-вторых, обдумать наши дальнейшие действия.

Они разнуздали лошадей и пустили их щипать траву на берегу реки.

— Теперь, друг мой, — сказал дон Фернандо. — Я должен ввести вас в курс дел в связи с предстоящей операцией, а главное — тех опасностей, которые могут нам встретиться на пути. Через две мили начнется болото, кишащее ядовитыми змеями, и нам необходимо принять меры, чтобы избежать их смертоносных укусов.

— Черт побери! — воскликнул Эстебан, слегка побледнев.

— Не беспокойтесь. Мы должны надеть кирасы, и тогда можно не опасаться ходить, наступая на головы самых опасных змей.

— Кра! Вы знаете, как уберечься от опасных тварей!

— Вы скоро убедитесь в этом сами. Следуйте за мной. Вы, очевидно, знаете птиц гуако?

— Конечно, я несколько раз наблюдал, как они расправляются со змеями.

— Вам, без сомнения, известно, как эта умная птица залечивает укусы змей, над которыми она неизменно одерживает победу.

— Признаюсь, я никогда не задумывался над этим.

— Ну, я очень рад, что сообразил просветить вас на этот счет. Вот здесь неподалеку я заметил лиану миканию, обвивающую стволы дубов. Нам надо непременно нарвать побольше ее листьев.

Дон Эстебан, следуя примеру друга и не задавая лишних вопросов, принялся рвать листья микании. Когда, по мнению дона Фернандо, их было нарвано достаточно, они взяли их в охапку и понесли туда, где их ждали лошади.

Ничего не объясняя, дон Фернандо начал рубить листья на плоском камне, принесенном для этой цели с реки. Дону Эстебану, с любопытством следившему за этой таинственной операцией, он передавал горсть за горстью рубленые листья, и тот должен был выжимать из них сок в тыкву-горлянку. Примерно через час горлянка была наполнена до краев зеленой жидкостью.

— А теперь что будем с этим делать? — с любопытством спросил дон Эстебан.

— Да! — засмеялся дон Фернандо. — Сейчас наступает весьма щекотливый момент. Нам предстоит раздеться донага. Затем мы сделаем ножом довольно глубокие надрезы на груди, на руках, на бедрах, между пальцами рук и ног, так чтобы брызнула кровь. После этого надо тщательно втереть во все порезы эту жидкость. Ну, как? Хватит у вас мужества привить себе сок микании?