Лос-анджелесский квартет (№1) - Черная Орхидея

Случайные задержания подозрительных типов закончились еще дюжиной арестов, почти все за хранение наркотиков. Мы выполняли прямые приказы Эллиса Лоу, полагаясь на интуицию Ли, который просеивал информацию, полученную нами во время инструктажа. Методы его работы с преступниками варьировали от осторожного и вежливого обращения до грубого и даже жесткого, правда, он всегда был мягок с детьми. Если во время допросов он и применял силу, то только когда это был единственный способ получить результат.

В общем, мы с ним составляли пару «хороший — плохой», мистер Огонь — злой полицейский, мистер Лед — добрый. Наша боксерская репутация добавляла нам уважения на улицах, и когда Ли начинал вышибать из подозреваемых необходимую информацию, а я его останавливал, то мы ее гарантированно получали.

Партнерство наше, однако, было далеко не идеальным. Когда мы работали сутки, Ли обычно тряс наркоманов, отбирая у них амфетамин, который глотал целыми пригоршнями, чтобы оставаться бодрым; тогда каждый задержанный негр становился для него «самбо», каждый белый — «говнюком», а латиноамериканец — «панчо». В такие дни он делался грубым и жестоким, исчезала его обычная деликатность, и мне приходилось сдерживать его, когда он слишком входил в роль.

Но это было небольшой платой за учебу. Под его руководством я очень быстро набирался опыта и становился толковым полицейским, и это замечал не я один. Несмотря на то что во время того боя Эллис проиграл из-за меня пятьсот долларов, он явно смягчился, когда мы с Ли привели ему группу преступников, против которых он собирался выступить в суде. А Фриц Фогель, ненавидевший меня за то, что я увел место у его сына, нехотя признался ему, что я — отличный полицейский.

При этом, как ни странно, моя боксерская слава не сходила довольно долго и тоже приносила свои плоды. У известного автомобильного дилера, Х.-Дж. Карузо, Ли промышлял чем-то вроде автоугона: не слишком загруженные работой днем, мы рыскали по Уотсу и Комптону в поисках машин с неоплаченными штрафами за неправильную парковку, и, когда находили такую, я стоял на шухере, Ли, выбив стекло и замкнув проводки, заводил ее, и наш конвой из двух машин отправлялся на стоянку в Фигероа, где хозяин выдавал нам по двадцатке. Мы с ним трепались про полицейских, воров и преступность в целом, потом он ставил нам бутылку хорошего бурбона, которую Ли в свою очередь ставил Гарри Сирзу, чтобы он подкидывал нам хорошую работенку.

Иногда мы с Карузо ходили на бои в «Олимпик». Там у него была своя «закрытая ложа» рядом с рингом, в которой мы не боялись тех моментов, когда толпа мексиканцев с верхних ярусов начинала бушевать и швырять на ринг монеты и пивные стаканчики с мочой. Во время предматчевых церемоний Джимми Леннон часто знакомил нас с боксерами. Иногда мимо нашей кабинки проходил Бенни Сигел, и они с Ли уходили. После этих разговоров Ли было явно не по себе. Человек, которому он однажды отказал, был одним из самых влиятельных гангстеров в Калифорнии, к тому же известным своей мстительностью и взрывным характером. Но Ли обычно получал от него хорошие подсказки на бегах — и лошади, которых «давал» ему Сигел, обычно выигрывали.

Так пролетела осень. Под Рождество моего старика отпустили «на каникулы», и я привез его домой на праздничный ужин. Он довольно быстро поправлялся после перенесенного удара, но знание английского к нему так и не вернулось, и он по-прежнему бормотал по-немецки. Кей кормила его индейкой и жареным гусем, а Ли, слушая его монологи на немецком, всякий раз во время пауз вставлял что-нибудь типа «Еще бы, старик» или «Ужас, блин».

Когда я отвез его обратно в пансионат, он взмахнул рукой, имитируя удар бейсбольной битой, и без посторонней помощи вошел внутрь.

В новогодний вечер мы поехали на остров Бальбоа, чтобы послушать оркестр Стэна Кентона. 1947 год мы встречали, напившись шампанского, и Кей подбрасывала монетки, чтобы определить, кому достанется медленный танец и первый в новом году поцелуй. Танец достался Ли. Наблюдая, как они кружатся по залу под звуки «Измены», я не переставал удивляться тому, как они изменили мою жизнь. Затем пробила полночь, заиграл оркестр, а я медлил, не зная, как себя вести.

Кей взяла все на себя — она поцеловала меня в губы и прошептала: «Я люблю тебя, Дуайт». Но прежде чем я успел ей ответить, какая-то толстуха схватила меня и задудела в рожок прямо мне в лицо.

Мы долго ехали обратно в большом и шумном потоке автомобилей по автостраде Тихоокеанского побережья. Когда мы наконец добрались, мой автомобиль отказался заводиться, поэтому я постелил себе на тахте. Под воздействием алкоголя я отключился почти мгновенно, едва коснувшись постели. Ближе к утру меня разбудили какие-то приглушенные звуки, доносившиеся из-за стены. Прислушавшись, я понял, что там кто-то плачет; голос Кей — она говорила очень мягко и тихо. Плач усилился, а потом утих, доносились отдельные всхлипы. Я накрылся сверху подушкой и попытался снова заснуть.

Глава 6

Большую часть довольно скучной сводки преступлений за 10 января я проспал и проснулся только под конец, когда капитан Джек рявкнул:

— На этом все. Лейтенант Миллард, сержанты Сирз, Бланчард и Блайкерт, срочно пройдите в кабинет мистера Лоу. Все свободны!

Я поплелся по коридору в рабочий кабинет Эллиса Лоу. Ли, Расс Миллард и Гарри Сирз были уже там, толпясь возле стола на котором лежала стопка утренних выпусков «Геральд».

Ли подмигнул мне и протянул один экземпляр газеты, раскрытой на заголовке: «На выборах у республиканцев зам окружного прокурора метит в отцы города?» Прочитав три параграфа, восхваляющих Эллиса Лоу и его заботу о жителях Лос-Анджелеса, я раздраженно швырнул газету на стол. Ли сказал:

— А вот и он. Что, Эллис, решил заняться политикой? Скажи: «Единственное, чего нам следует страшиться, — это сам страх». А мы послушаем.

Все рассмеялись над тем, как ловко Ли спародировал Франклина Рузвельта. Даже Лоу захихикал, раздавая нам копии полицейских протоколов по задержанным с приколотыми к ним фотографиями.

— Вот господин, которого нам всем следует страшиться. Прочитайте то, что я вам раздал, и узнаете почему.

Я прочитал протокол. В нем подробно описывалась преступная карьера Рэймонда Дугласа Джуниора Нэша, родился в 1908 году в Талсе, штат Оклахома, белый. Список его судимостей начинался в 1926 году и включал в себя отсидку в Техасской государственной тюрьме. Он сидел там за изнасилование, вооруженное ограбление, нанесение тяжких телесных повреждений и вооруженное нападение. В Калифорнии против него было выдвинуто пять обвинений: за три вооруженных ограбления в округе Окленд и за два деяния, о которых писали местные газеты, а именно: изнасилование и развратные действия в отношении несовершеннолетних. В конце протокола была приведена информация следственного отдела полицейского управления Сан-Франциско, согласно которой Нэш подозревался в десятке ограблений в районе Залива, а также в организации в мае 46-го года попытки побега из тюрьмы Алькатрас. Закончив читать, я посмотрел на его фотографии. Джуниор Нэш был похож на типичного оклахомского отморозка: вытянутая голова, тонкие губы, маленькие глазки и уши, как у дебила.

Я посмотрел на других. Лоу читал статью о себе в «Геральд». Миллард и Сирз с каменными лицами продолжали изучать протокол. Ли сказал:

— Расскажи нам что-нибудь хорошее, Эллис. Он в Лос-Анджелесе и опять бузит, так?

Лоу покрутил университетский значок на своем лацкане.

— Свидетели признали его участие в двух ограблениях, происшедших в Лаймарт-парке в прошлый уик-энд. Эти ограбления, кстати, не упоминались в сводке преступлений. Во время второго ограбления он припугнул пистолетом одну старушку, которая скончалась час назад в благотворительной больнице.

Гарри Сирз спросил:

— К-как насчет с-сообщников?

Лоу отрицательно покачал головой.

— Капитан Тирни этим утром разговаривал с представителями полицейского управления Сан-Франциско. Они сказали, что Нэш всегда действует в одиночку. Единственное исключение — тот побег из Алькатраса, в подготовке которого он, по всей видимости, участвовал. А вообще...

Расс Миллард поднял руку.

— А кого он насилует?

— Я собирался об этом сказать, — продолжил Лоу. — Нэшу в основном нравятся негритянки. Совсем молоденькие. Все изнасилования, за которые он привлекался, были в отношении негритянок.

Ли начал подталкивать меня к двери.

— Поехали к университетским, прочитаем их отчет и узнаем подробности. Думаю, что Нэш ошивается сейчас где-то в районе Лаймарт-парка. Его любят белые, но южнее можно встретить и цветных. В общем, там водятся «шоколадки».

Миллард и Сирз поднялись, чтобы уйти. Лоу подошел к Ли и сказал:

— Постарайся не грохнуть его, сержант. Хотя он этого и заслуживает, все-таки постарайся.

Ли улыбнулся своей демонической ухмылкой.

— Постараюсь, сэр. Но тогда вы постарайтесь грохнуть его на суде. Избиратели хотят, чтобы таких поджаривали — спокойнее ночью спится.

* * *

Нашей первой остановкой был Университетский участок. Начальник участка показал нам отчеты по этим ограблениям и предупредил, чтобы мы не теряли попусту время, прочесывая район возле двух супермаркетов, так как этим занимались Миллард и Сирз, которые старались получить более точное описание машины Нэша, предположительно белого седана послевоенного образца. Капитан Джек уже сообщил им о сексуальных пристрастиях Нэша, и в южную часть города были отправлены три человека из Отдела нравов, чтобы проверить тамошние публичные дома, специализирующиеся на молоденьких негритянках. Ближе к вечеру патрульные района 77-й и Ньютон-стрит — почти поголовно цветные — собирались отправиться на машинах к местам скопления негритянской молодежи и предупредить подростков о возможной опасности.

Нам ничего не оставалось, как кружить по району в надежде на то, что Нэш все еще находится поблизости, и дать знать о нем осведомителям Ли. Решив проехаться по Лаймарт-парку, мы покинули участок.

Главной магистралью района был бульвар Креншо. Протянувшийся к северу до самого Уилшира, а к югу до Болдуин Хиллс, он представлял собою образец послевоенного строительного бума. В каждом квартале от Джефферсон до Лаймарт стояли полуразвалившиеся дома, предназначенные под снос, фасады их были завешены гигантскими плакатами с рекламой супермаркетов, крупных торговых центров, детских парков и кинотеатров, которые будут тут построены. Сроки сдачи данных объектов варьировались от декабря 1947-го до начала 1949 года, и я вдруг подумал, что к 1950-м эту часть Лос-Анджелеса будет просто не узнать. Следуя на восток, мы проезжали бесконечные пустыри, где, возможно, скоро появятся жилые дома. Затем пошли однотипные одноэтажные домишки из сырцового кирпича, построенные еще в начале века, которые отличались друг от друга лишь цветом и состоянием газона. Южнее следовали старинные деревянные дома, с каждой милей все более запущенные.

И никакого вам Джуниора Нэша. За рулем попадавшихся нам белых седанов сидели либо женщины, либо какие-то пижоны.

На подъезде к перекрестку Санта-Барбары и Вермонт Ли наконец нарушил молчание.

— Эта наша экскурсия — полное дерьмо. Надо обращаться к осведомителям.

Он подъехал к заправке и, выйдя из машины, пошел к таксофону. Я остался слушать полицейскую частоту. Через десять минут он вернулся — бледный и взмокший.

— Есть наводка. Мой осведомитель сказал, что Нэш сейчас дрючит какую-то негритянку в одном из борделей на Слосон и Гувер.

Я выключил радио.

— Это ведь квартал, где живут одни черные. Как думаешь?

— Я думаю, надо двинуть туда.

Мы свернули с Вермонт на Слосон и поехали на восток. За окном замелькали фасады церквей, парикмахерские по распрямлению волос, пустыри и безымянные винные магазины — только над одним мигало средь бела дня: «Вино». Повернув направо, на Гувер-стрит, Ли замедлил ход и начал присматриваться к происходящему на верандах жилых домов. Вот заметили троих негров и белого, сидящих на ступеньках особенно убогой лачуги. Я увидел, что они распознали в нас полицейских. Ли сказал:

— Наркоманы. Нэш, предположительно, общается с черномазыми, поэтому давай-ка их тряханем. Если у них что-то припрятано, выбьем его адрес.

Я согласно кивнул; Ли остановил машину посреди улицы. Мы вышли и направились к четверке. Те, как по команде, сунули руки в карманы и зашаркали ногами — танец, который танцуют все подонки, когда начинаешь их шугать. Я сказал:

— Полиция. А теперь медленно и без глупостей повернулись к стене.

Они стали в положение для обыска: руки над головой, ладони к стене, ноги на ширине плеч.

Ли начал обыскивать двоих справа; белый парень вдруг пробормотал:

— Что за... Бланчард?

Ли ответил:

— Заткнись, говнюк. — И принялся его обшаривать.

Я взялся за негра посередине, проверив рукава его костюма, а затем обыскав карманы.

Левой рукой я вытащил пачку «Лаки Страйк» и зажигалку «Зипио», правой — стопку сигарет с марихуаной. Я сказал:

— Травка, — и швырнул их на тротуар, затем бросил взгляд на Ли. Негр-зутер, стоявший рядом с ним, сунул руку за пазуху своего широкого белого пиджака; на солнце блеснуло что-то металлическое. Я закричал: — Напарник! — И выхватил свой кольт.

Белый резко повернулся, и тут Ли дважды выстрелил ему в лицо. Зутер взмахнул ножом, но я успел выстрелить раньше. Выронив нож, он схватился за шею и рухнул на стену. Обернувшись и заметив, как второй черномазый засунул руку в карман брюк, я сделал три выстрела. Негритос повалился на спину.

— Баки, берегись! — Я присел и увидел, как Ли и последний черный целятся друг в друга. Ли опередил негра — три выстрела уложили его наповал, отхватив ему полголовы.

Я поднялся на ноги и, взглянув на четыре трупа и забрызганный кровью тротуар, заковылял к бордюру — меня все рвало и рвало, до боли в груди. Услышав сирены полицейских машин, я прикрепил к своей куртке жетон и обернулся. Ли выворачивал карманы убитых, выкидывая на тротуар ножи и марихуану, стараясь не испачкаться в крови. Потом он поднялся и направился ко мне. Я надеялся, что он как-то разрядит обстановку, но он ничего не сказал. По щекам у него текли слезы.

* * *

Оставшаяся часть дня ушла на то, чтобы изложить на бумаге эти десять секунд.

Мы написали наши отчеты на участке 77-й стрит. Затем нас допросила бригада следователей, расследовавших все перестрелки с участием полицейских.

Они сказали, что эти трое негров — Вилли Уолкер Браун, Касвел Притчфорд и Като Эли — были довольно известными наркоторговцами, а белый парень — Бакстер Фитч — в конце 20-х дважды привлекался за бандитские нападения. Так как у всех четверых была марихуана и оружие, следователи заверили нас, что никаких слушаний по этому делу не будет.

На все вопросы я отвечал уверенно и спокойно, Ли, напротив, сильно нервничал и бормотал про то, как, еще работая на участке в Хайленд-парк, он пару раз задерживал Бакстера Фитча за незначительные нарушения, и что этот парень ему где-то даже нравился. Во время допроса я сидел рядом с Ли, а когда нас отпустили, через толпу репортеров провел его к машине.

На крыльце дома нас уже встречала Кей. Одного взгляда на ее побледневшее лицо было достаточно, чтобы понять — она все знает. Кей подбежала к Ли и, обняв его, зашептала:

— Милый, милый мой котенок.

Какое-то время я наблюдал за ними, а потом заметил лежащую на крыльце газету.

Я поднял ее. Это был первый утренний выпуск «Миррор» с огромным заголовком: «Полицейские-боксеры в жестокой перестрелке! Четверо подонков убиты!!!» Ниже следовали рекламные плакаты, на которых Огонь и Лед в боксерских трусах и перчатках стояли друг против друга в боевой стойке, рядом были помещены фотографии четырех убитых. Я прочитал весьма художественное описание перестрелки и рассказ о нашем октябрьском бое и тут услышал крик Ли:

— Тебе этого никогда не понять, поэтому оставь меня в покое!

После этого он побежал к гаражу, Кей — за ним. Я стоял на крыльце, не веря своим глазам — этот непробиваемый сукин сын распустил нюни! Я услышал, как мотоцикл Ли завелся, через несколько секунд, визжа тормозами, вырвался из гаража и, кто бы сомневался, понесся гонять по Малхолланду.

Как только затих шум унесшегося вдаль мотоцикла, из гаража вышла Кей. Взяв ее за руку, я сказал:

— Он переживет. Просто он был знаком с одним из убитых, и это так огорчило. Но он переживет.

Кей странно на меня посмотрела:

— А ты очень спокоен.

— Там было так: или мы их, или они нас. Завтра присмотри за ним. У нас выходной, но, когда вернемся на службу, нам предстоит найти настоящего зверюгу.

— Ты тоже присмотри за ним. Где-то через неделю выпускают Бобби, который еще на суде поклялся, что убьет Ли и всех остальных, кто принимал участие в его аресте. Ли очень напуган, я знаю Бобби. Хуже него подонка трудно представить.

Я обнял Кей и прижал ее к себе.

— Ш-ш-ш. Огонь и Лед тебя защитят, так что не бери в голову.

Кей высвободилась из моих объятий.

— Ты не знаешь Бобби. Ты не знаешь, что он заставлял меня делать.

Я отвел упавший ей на глаза локон:

— Знаю, и мне плевать. То есть мне не плевать, но...

— Не сомневаюсь, — сказала Кей и оттолкнула меня. Я отпустил ее, понимая, что она может сгоряча наговорить мне того, что я не хочу услышать.

Дверь с треском захлопнулась, и я сел на ступеньку — наконец я могу собраться с мыслями.

Еще четыре месяца назад я был патрульным, ехавшим в никуда. Сейчас я стал сыщиком, помог организовать миллионный заем, а в послужном списке у меня числилось двое убитых негров. Через месяц мне будет тридцать, я уже пять лет в полиции, можно сдавать на сержанта. Если сдам и все сложится удачно, к тридцати пяти стану лейтенантом, и это еще только начало.

Мне стало как-то не по себе, и я вошел внутрь. Пошатался по гостиной, полистал журналы, порылся в книжном шкафу, надеясь найти что-нибудь почитать. Потом услышал, как в задней части дома раздаются звуки льющейся воды. Я направился туда и увидел открытую дверь ванной комнаты, из которой шел пар, и понял, что это сделано специально для меня.

Под душем стояла обнаженная Кей. Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом. Я любовался ее телом — ее веснушчатой грудью с темными сосками, плавными бедрами и плоским животом. Она медленно повернулась, и я увидел, что ее спину крест-накрест пересекают шрамы от ножевых порезов, которые шли от бедер до позвоночника. Содрогнувшись, я вышел, сожалея о том, что она показала мне это в тот день, когда я сам убил двух человек.

Часть вторая

Перекресток 39-й и Нортон

Глава 7

Телефонный звонок, раздавшийся в среду утром, прервал увлекательнейший сон, который мне снился — сон, в точности соответствовавший заголовку «Дейли Ньюс» за вторник: «Огонь и Лед нокаутируют черных бандитов». Увлекательность сна состояла в том, что там фигурировала симпатичная блондинка с фигуркой Кей. Решив, что это опять газетчики, не дававшие мне покоя с той самой перестрелки, я бросил трубку на тумбочку и снова ушел в царство снов. Но тут раздался голос:

— Проснись и пой, напарник! — Я схватил трубку.

— Да, Ли...

— Ты знаешь, какой сегодня день?

— Пятнадцатое. День зарплаты. Ты звонишь мне в шесть утра, чтобы... — Тут я остановился, уловив в голосе Бланчарда нервное возбуждение. — Ты в порядке?

— В полном. Погонял по Малхолланду на ста десяти, а вчера целый день сидел дома с Кей. Сейчас тоска одолевает. Не хочешь немного поработать полицейским?

— Не тяни.

— Я только что поговорил со стукачом, который мне кое-чем обязан, и он сказал, что у Джуниора Нэша есть свой сексодром — в гараже на Колизеум и Нортон, во дворе большого зеленого дома. Может, подскочим туда? Кто приедет позже, ставит вечером пиво.

У меня перед глазами замелькали новые газетные заголовки. Я ответил:

— Как скажешь, — и, бросив трубку, в момент оделся и вылетел на улицу.

Плюхнувшись в машину, я погнал в Лаймарт-парк. Там меня уже поджидал Ли, прислонившись к своему «форду», припаркованному у тротуара напротив единственного дома на пустырях — ядовито-зеленого одноэтажного строения буквой П, за которым виднелся двухэтажный сарай.

Я припарковался за его машиной и вышел. Подмигнув мне, Ли сказал:

— Ты проиграл.

Я ответил:

— А ты смухлевал.

Ли засмеялся:

— Ты прав, я звонил из телефона-автомата. Журналисты тебя донимали?

Я внимательно на него посмотрел. Казалось, он был спокоен, но все-таки что-то его тревожило, хотя юморок был при нем.

— Я не вылезал из дома. А тебя?

— Заходил Биво Минс, справлялся, как я себя чувствую. Я сказал ему, что желал бы общаться с их братией менее регулярно.

Я показал рукой на двор.

— Уже разговаривал с жильцами? Машину засек?

Ли ответил:

— Машины здесь нет, но я разговаривал с управляющим. Он сдавал Нэшу в аренду вон тот сарай. Он там пару раз развлекался с телками, но управляющий говорит, что не видел его уже неделю.

— Ты проверил сарай?

— Еще нет. Ждал тебя.

Я достал свой 38-й и прижал к бедру. Ли подмигнул и сделал так же. Мы направились к сараю. На обоих этажах были хрупкие фанерные двери, на второй этаж вела шаткая лестница. Ли толкнул дверь на первом этаже, она со скрипом отворилась. Мы прижались к противоположным стенам, я сделал шаг и вошел внутрь, держа наготове пушку.

Вокруг стояла мертвая тишина. Вся комната была затянута паутиной, на деревянном полу разбросаны пожелтевшие газеты и лысые автопокрышки. Я вышел наружу. Ли стал на цыпочках подниматься по лестнице. На лестничной площадке он дернул дверную ручку, отрицательно покачал головой и вышиб дверь ногой, снеся ее с петель.

Я взбежал по лестнице; Ли с пистолетом в руке вошел в помещение. Уже в комнате он засунул оружие в кобуру и, окинув рукой всю комнату, сказал:

— Бардак.

Я переступил порог и кивнул.

Комната пропахла дешевым пойлом. На полу, занимая почти все пространство, стояла самодельная кровать, сделанная из разложенных автомобильных кресел. На них была накинута обивочная ткань, на которой валялись использованные резинки. По углам торчали пустые бутылки из-под муската, единственное окно было покрыто паутиной и грязью. Из-за невыносимой вони, которая ударила мне в нос, я открыл окно. Выглянув на улицу, я увидел группу полицейских в форме, а также нескольких человек в штатском на тротуаре Нортон, недалеко от ее пересечения с 39-й стрит. Все они смотрели в сторону зарослей кустарника, окружавших пустую автостоянку. Рядом с бордюром были припаркованы две полицейские машины с мигалками и автомобиль без опознавательных знаков. Я подозвал Ли.

Ли высунул голову из окна и, прищурившись, сказал:

— Думаю, это Миллард и Сирз. Они, по идее, должны сегодня ловить стукачей, так что...

Я пулей выбежал из комнаты, пронесся вниз по лестнице и побежал за угол, на Нортон, Ли за мной следом. Увидев, только что подъехавшую машину коронера и фотофургон, я рванул еще быстрее. Гарри Сирз у всех на виду прикладывался к бутылке; в его глазах застыл ужас. Фотографы, подъехавшие к автостоянке, выходя из машины, сразу же направляли свои камеры вниз. Оттолкнув двух патрульных, стоявших на пути, я наконец-то увидел то, из-за чего собралась эта толпа.

Это было обнаженное изувеченное тело молодой женщины, разрубленное пополам. Нижняя половина с широко раздвинутыми ногами лежала в кустах, всего в нескольких метрах от верхней. На левом бедре был вырезан большой треугольник, а от линии, по которой было разрублено тело и до лобка проходил длинный широкий разрез, кожа вокруг него была отогнута; внутренние органы отсутствовали. Верхняя часть была обезображена еще хуже: груди были испещрены ожогами от сигарет; правая едва держалась — ей не давали упасть лишь несколько тонких лоскутков кожи; от левой был отрезан сосок. Разрезы были настолько глубокими, что доходили до кости.

Но больше всего пострадало лицо девушки. Это была одна сплошная рана. Нос буквально вмят внутрь, а рот, разрезанный от уха до уха, словно смеялся над тем зверством, которое было сотворено с остальными частями тела. Я понял, что буду помнить эту зловещую ухмылку до самой могилы.

Подняв глаза, я весь затрясся и с трудом овладел дыханием. Вокруг кто-то толкался, а в голове слышался хор голосов: «И ни капли крови», «Это самое чудовищное убийство женщины, которое я видел за шестнадцать лет...», «Он связал ее. Посмотри, вон, на лодыжках, отметины от веревки». Все прервал пронзительный свисток.

Полицейские замолкли и посмотрели на Расса Милларда. Он спокойно произнес:

— Прежде чем все выйдет из-под контроля, установим жесткие рамки. Если убийство получит широкую огласку, появится куча желающих в нем сознаться. Эту девчонку выпотрошили. Нам нужна информация, которая помогла бы избавиться от психов, и только. Никому об этом не рассказывайте. Ни женам, ни подругам, ни другим полицейским. Гарри?

Гарри Сирз откликнулся, пряча от босса фляжку со спиртным. Миллард это заметил и с отвращением закатил глаза.

— Никто из журналистов не должен видеть труп. Фотографы, делайте снимки сейчас. Помощники коронера, когда они закончат, накройте тело простыней. Патрульные, оградите место преступления от самого тротуара и на шесть футов позади тела. Любого репортера, который переступит ленту ограждения, — под арест. Когда для осмотра приедут судмедэксперты, оттесните журналистов на другой конец улицы. Гарри, позвони лейтенанту Хаскинсу на Университетский участок и скажи, чтобы прислал на подмогу всех свободных полицейских.

Миллард осмотрелся и заметил меня.

— Блайкерт, а ты что тут делаешь? Бланчард тоже здесь?

Ли сидел на корточках возле трупа и что-то записывал в блокнот. Показав на север, я сказал:

— Во дворе того здания находится гараж, который снимает Джуниор Нэш. Мы как раз собирались его осмотреть, когда увидели это сборище.

— В помещении была кровь?

— Нет. Лейтенант, это не Нэш.

— Об этом нам скажут криминалисты. Гарри!

Сирз сидел в машине и что-то говорил в радиомикрофон. Услышав свое имя, он откликнулся:

— Да, Расс!

— Гарри, когда приедут криминалисты, скажи им, чтобы осмотрели гараж во дворе того зеленого здания на углу. Пусть проверят, нет ли там следов крови и отпечатков пальцев. Потом надо оцепить улицу.

Миллард остановился, заметив, как машины, стараясь объехать толпу, стали сворачивать на Нортон. Я посмотрел на труп. Фотографы до сих пор с разных точек снимали его. Ли все еще что-то строчил в блокноте. Полицейские, толпившиеся на тротуаре, то и дело бросали взгляды на труп и спешно отворачивались. На улицу высадился десант репортеров и фотографов. Гарри Сирз и целый отряд полиции уже приготовились к отражению их атаки. Место преступления притягивало мой взгляд, и я стал более внимательно рассматривать труп девушки.

Ее ноги были раздвинуты для сношения, и, судя по согнутым коленям, я понял, что они были перебиты; на темных волосах не было следов крови, как будто, прежде чем выбросить труп, убийца вымыл ей голову. А эта зловещая посмертная ухмылка представляла собой верх жестокости — обломки зубов, выступавшие из-под разрезанной кожи, заставили меня отвести глаза.

Я нашел Ли на улице. Он помогал натягивать ленты ограждения. Он уставился на меня как на привидение. Я сказал:

— Про Джуниора Нэша помнишь?

Его взгляд стал осмысленным.

— Это не ом. Он не мог такого сделать, хоть и подонок...

Со стороны улицы послышался шум. Подъехала новая группа журналистов, и полицейские образовали кордон, чтобы не пустить их. Я закричал, чтобы привести его в чувство:

— Он до смерти избил старую женщину! Мы должны найти его в первую очередь!

Ли схватил меня за руку и больно сжал.

— Это дело номер один, и мы остаемся. Я старший, и я так решил!

Его голос заглушил общий шум, в нашу сторону стали поворачивать головы. Я высвободил руку и отмахнулся от привидений, которые преследовали Ли.

— Ладно, напарник.

* * *

Через час 39-я и Нортон были уже запружены полицейскими машинами, репортерами и большой толпой зевак. Тело положили на покрытые простынями носилки и отнесли в машину скорой помощи, где криминалисты сняли отпечатки пальцев девушки, после чего тело отвезли в морг. Гарри Сирз зачитал прессе написанное Рассом Миллардом заявление, в котором излагались все подробности, за исключением того, что труп был выпотрошен. Затем Сирз уехал в администрацию, чтобы проверить списки пропавших без вести. Миллард остался руководить расследованием. Криминалисты направились исследовать территорию вокруг места преступления в надежде найти возможные орудия убийства и фрагменты женской одежды. Другая группа экспертов отправилась в гараж Джуниора Нэша, чтобы проверить наличие отпечатков и следов крови. После этого Миллард сосчитал полицейских. Четверо регулировали движение на улице, не пуская за ограждения любопытных, кроме них было еще двенадцать человек в форме, пятеро в штатском и я с Ли. Миллард достал из машины карту города и, разделив территорию Лаймарт-парка на участки, прикрепил к каждому из них по человеку, в чьи обязанности входило обойти свой район и опросить всех жителей, задавая им следующий набор вопросов: «Не слышали ли вы за последние двое суток женские крики?», «Не попадались ли в вашем районе подозрительные личности или автомобили?», «Не приходилось ли вам проходить по Нортон-авеню, между 39-й и Колизеум-стрит за последние сутки, если да, не заметили ли вы кого-нибудь на близлежащих пустырях?»

Мне достался участок на Олмстед-авеню, в трех кварталах восточнее Нортон, от Колизеум-стрит до Лаймарт-бульвара; Ли — магазины и строительные площадки на Креншо, от 39-й до Джефферсон. Мы договорились встретиться в восемь вечера в «Олимпике» и расстались. Я зашагал по мостовой.

Я звонил в дома, задавал вопросы, получал отрицательные ответы, записывал номера домов, где никого не оказалось, чтобы те, кто будет делать обход после меня, зашли туда еще раз.

Я говорил с домохозяйками — тайными алкоголичками и наглыми детьми, с пенсионерами и военными в отпуске, даже с одним полицейским из западного подразделения Лос-Анджелеса, у которого был свободный день. Попутно я спрашивал их про Джуниора Нэша, показывая его фотографию, и про белый седан последней модели. Результат был нулевой; в семь вечера я пошел обратно к своей машине, полный отвращения к роду людскому из-за всего, что увидел в этот день.