– Уверяю вас, мастер Роберт, я изучаю то же, что и вы! – горячо возразила Элизабет.
– И это, и многое другое, – гордо заявила она. – И я обожаю каждую минуту уроков.
– Как это возможно? – буркнул Роберт.
– Тсс, – прошипел Генри Брэндон. – Доктор Коукс услышит.
– Он пошел по малой нужде, – ухмыльнулся Гастингс. – Прошу прощения, миледи.
Элизабет улыбнулась. Ей нравились грубые разговоры мальчишек.
– Сестрица, ты же не собираешься становиться королем Англии, – заметил Эдвард. – Зачем все это учить, если ты просто выйдешь замуж и будешь растить детей, как все девочки?
– Еще как выйдешь, – безмятежно парировал принц.
– А вот посмотрим! – вызывающе бросила она.
– Если отец прикажет, тебе придется подчиниться, – самодовольно проговорил тот.
– Хотел бы я поглядеть, как это у вас получится, – встрял Роберт.
Мальчики рассмеялись.
– Он отрубит вам голову! – заорал юный Генри Брэндон.
К его удивлению, внезапно наступила тишина. Пятнадцать пар настороженных глаз неловко уставились на рыжеволосую девочку, хмуро сидевшую в конце длинного стола.
– Ладно, – сказала Элизабет, быстро опомнившись. – Может, лучше вернемся к занятиям? Кажется, доктор Коукс идет.
– Вы вправду так считаете, миледи Элизабет? – спросил Роберт Дадли, поравнявшись с Элизабет.
Девочка вышла на короткую утреннюю прогулку по окружавшему Эшридж лесу в сопровождении Бланш Перри. Было холодно, изо рта летел пар. То был последний день ее визита.
– О том, что вы говорили вчера, – будто никогда не выйдете замуж. – (Элизабет вдруг увидела в его взгляде странное сочувствие.) – Вы вправду не подчинились бы королю, если бы он приказал?
– Да, – ответила она. – Я отказалась бы. Отец меня любит и никогда не заставит силой что-либо делать.
– Может, он захочет выдать вас за именитого принца или лорда ради какой-то собственной выгоды. И тогда вы не сможете отказаться.
– Смогу, даже если меня пообещают самому императору! – пылко возразила Элизабет. – Я терпеть не могу замужество.
– Мой отец утверждает, что брак – наш долг, – сказал Роберт. – Он говорит, что устраивает все наши браки ради политики или государственной пользы.
– У меня много братьев и сестер, некоторые старше меня, – объяснил Роберт. – Полагаю, мне тоже когда-нибудь придется жениться. Но до этого еще далеко, мне всего десять лет.
– Мне тоже, – подхватила Элизабет.
– Что ж, через два года вас могут выдать замуж, – предупредил Роберт.
– Ни за что, – упрямо ответила она.
– Не скажу.
– Я заметил, что вы расстроились, когда глупец Генри Брэндон пошутил, будто король отрубит вам голову, – решился он. – Догадываюсь почему. Моего деда казнили. Отец говорит, что даже в лучших семьях среди предков найдется изменник.
– Моя мама, королева Анна, не изменница, – возразила Элизабет.
– Мой дед тоже, – вторил ей Роберт. – Но он стал непопулярен, так как повысил налоги для короля Генриха Седьмого, а ваш отец, когда взошел на трон, искал народной любви и потому приказал казнить деда. Не беспокойтесь, – добавил он, увидев ее лицо. – Я ничего не имею ни против вас, ни против короля.
– Надеюсь, – отозвалась Элизабет, и они какое-то время шли молча.
– Похоже, у нас есть нечто общее, – наконец молвила Элизабет.
– Обожаю, – призналась та.
Развернувшись, она устремилась к конюшням, и Роберт последовал за ней.
Глава 8
1544
Жизнь при дворе казалась Элизабет настоящим чудом, о каком она прежде могла лишь мечтать – красочная и шумная, совершенно не похожая на прежнюю, и самое главное, девочка теперь могла быть рядом с отцом. Он был центром вселенной не только для нее, но и для всех остальных – рослый, могучий и величественный. Все вращалось вокруг короля, а от него исходил нескончаемый поток любви и заботы. Элизабет привыкла к толпам просителей, которые постоянно теснились в галереях и королевских апартаментах, жаждая получить повышение или просто обменяться словом или кивком с королем, ежедневно направлявшимся со своей свитой в часовню.
Не меньшие знаки внимания оказывали и его дочери. Придворные искали ее благосклонности, кланяясь и расшаркиваясь, когда она проходила мимо. Она наслаждалась ощущением собственной значимости, искренне веря, что остается важной персоной, несмотря на статус незаконнорожденной. Однако она уже достаточно повзрослела, чтобы почувствовать темные стороны придворной жизни: лицемерие, коварные интриги, злословие, раздоры и зависть. И страх – порой почти осязаемый… Да и как могло быть иначе, если недовольство короля означало тюрьму, разорение или даже смерть?
Однако Элизабет предпочитала об этом не задумываться, подобные мысли слишком выбивали ее из колеи. К счастью, вокруг полно было великолепных развлечений – к примеру, первое Рождество для Екатерины в роли королевы, сопровождавшееся роскошными торжествами в Хэмптон-корте. Мачеха пришла в восторг от льняного чепчика, который трудолюбиво вышила для нее Элизабет.
Но в новом, тысяча пятьсот сорок четвертом году король слег из-за больной ноги.
– Можно мне навестить отца? – спросила Элизабет у Екатерины Парр. – Меня беспокоит его здоровье.
– Не сейчас, – рассеянно ответила королева, переставляя в вазах свои любимые цветы. – Он не слишком хорошо себя чувствует, чтобы принимать посетителей.
– Ему станет лучше? – тревожно спросила девочка.
Екатерина с некоторым усилием вернулась с небес на землю.
– Да, конечно, – быстро ответила она с нарочитой уверенностью. – Подожди день-другой, а потом, возможно, тебе разрешат с ним увидеться.
Екатерина сдержала слово, но, когда неделей позже Элизабет наконец пустили в королевские покои, она ужаснулась при виде посеревшего и осунувшегося от боли лица Генриха. Туго забинтованная нога опиралась на скамеечку. Элизабет с трудом отбросила мысль о его скорой смерти, не в силах представить себе мир без отца. Ведь он управлял всем на свете, и без него даже день не смел смениться ночью! Он никак не мог умереть! Это было немыслимо.
Стараясь не морщиться от стоявшей в комнате приторной вони, Элизабет присела в почтительном реверансе.
– Встань, дочь моя, – молвил король. – Прости, что не разрешал тебе прийти. Мне не хотелось, чтобы ты видела меня столь низко павшим.
Он страдальчески пошевелился в кресле, вздрогнув от боли, пронзившей голень.
– Кость никуда не годится, – скривился он. – Она докучает мне с тех пор, как много лет назад меня угораздило сверзиться с лошади. И хуже того, эти никудышные доктора убеждают меня ограничиваться в еде. Они говорят, будто я слишком растолстел. Ты тоже так думаешь, Бесси?
– Нет, сир, – ответила Элизабет. – Я не зашла бы в своих мыслях так далеко.
– Вот и я сказал этим мошенникам, что они зашли слишком далеко! Ха! Ты прямо вся в отца, да, Бесси?
Элизабет улыбнулась. Ей нравилось, когда отец называл ее Бесси и смеялся с ней вместе. Она знала, что он ее любит, и переполнялась блаженным ощущением счастья и безопасности.
– Не волнуйся, – молвил король. – Через пару дней я снова буду на ногах, здоровый как лошадь. А пока присядь и расскажи, чему ты в последнее время училась.
– Я изучала Цицерона, – гордо заявила Элизабет.
– Appetitus rationi pareat – можешь перевести?
– Да, сэр. Пусть желаниями правит разум.
– Хорошее изречение, – сказал он.
Пожалуй, ему самому стоило следовать тому же принципу, когда он добивался расположения ее матери, не задумываясь о последствиях своей безрассудной страсти. Впрочем, тогда он был моложе и считал себя непобедимым образчиком силы и мужественности. «А теперь, – печально подумал он, – я лишь преждевременно состарившаяся развалина. Да хранит меня Бог, пока не повзрослеет мой маленький сын».
– Saepe ne utile quidem est scire quid futurum sic, – грустно процитировал король.
Элизабет неуверенно взглянула на него.
– Это мне тоже перевести, сэр? – нерешительно спросила она.
– Да-да. – Генрих вымученно улыбнулся.
– Часто, – сказала девочка, тщательно подбирая слова, – нет пользы знать, что будет потом.
– Еще один трюизм, – заметил король, – и, увы, столь же верный. Цицерон знал, что говорил.
– Мне особенно нравится другое высказывание, – сказала Элизабет. – Semper eadem – всегда одно и то же. Надеюсь, всегда будет одно и то же, и я всегда буду любить вас, королеву и моего брата-принца.
– Рад слышать, что ты столь предана долгу, дитя мое, – ответил Генрих, простирая руку, отягощенную многими перстнями, и гладя девочку по плечу. – Мне очень понравился твой подарок королеве. Сшей мне такой же ночной колпак. – Глаза его озорно блеснули.
– Сэр, я вовсе не хотела вас обойти! – взволнованно возразила Элизабет. – Я просто хотела выразить свое почтение королеве за ее доброту.
– Я просто пошутил, Бесси! – улыбнулся Генрих, посверкивая заплывшими жиром голубыми глазками. – Конечно, ты так и сделала, а я аплодирую твоему усердию, ибо знаю, что ты терпеть не можешь рукоделие!
В дверь постучали.
– Входи, Кейт! – крикнул король.
Явилась королева с серебряной чашей под крышкой.
– Эльберри, сэр, – сказала она, ставя чашу на столик возле кресла и подавая королю серебряную ложечку.
– Ты хорошая жена, Кейт, – улыбнулся он, жадно пробуя десерт.
– Что это, сэр? – поинтересовалась Элизабет, у которой от запаха потекли слюнки.
– Никогда не ела эльберри, Бесси? – спросил король, протягивая ложку. – Что-то вроде хлебного пудинга с фруктами. Попробуй.
– Вкусно, – сказала девочка.
Ее приводило в трепет столь близкое общение с отцом на домашний манер, так как обычно королевская трапеза превращалась в торжественную церемонию.
– Съешь еще ложку, – предложил король.
– Кушайте сами, сэр, вам нужно укрепить силы, – возразила Екатерина.
Она грациозно прошла в другой конец комнаты, разгладила покрывало и взбила подушки.
– Вот видишь, как со мной обращаются, Бесси, – посетовал Генрих. – Твоя добрая мачеха, похоже, забыла, кто я такой.
– Простите, сэр, я вовсе не хотела! – воскликнула Екатерина.
– Знаю, Кейт, – улыбнулся тот. – Успокойся, я просто пошутил. А теперь помоги мне подняться – пойду прилягу. Элизабет, можешь доесть.
Отдав ей ложку, он попытался привстать в кресле, схватившись за подлокотники.
– Плохо, – прохрипел он, снова садясь. – Сил нет.
– Позвать камердинеров, сир? – озабоченно спросила королева.
– Нет, Кейт, не стоит их беспокоить. Им незачем видеть меня таким. Элизабет, можешь идти. Налегай на Цицерона – он еще не раз тебя вознаградит.
Проглотив остатки эльберри, Элизабет присела в реверансе и выскользнула из комнаты.
– Думаю, у нас есть повод гордиться юной леди, – сказал Генрих Екатерине, когда за девочкой закрылась дверь. – Мы еще сделаем из нее доктора!
Улыбнувшись, Екатерина подала ему кубок с вином.
– Мэри тоже изменилась к лучшему, – продолжал он. – Твое общество пошло ей на пользу, Кейт.
– Если позволите сказать, сэр, Мэри давно пора замуж. Если бы вы сумели найти ей мужа… Ей уже двадцать восемь, и она тоскует по замужеству и детям.
Генрих нахмурился:
– Я уже думал об этом – обсуждал варианты, вел переговоры… Боюсь, ее статус незаконнорожденной закрывает ей путь к королевскому союзу, но пока не нашлось придворного, которому я мог бы предложить ее руку. Но я буду помнить.
– Ваше величество, вы, как всегда, заботитесь о ваших детях, – заметила Екатерина, садясь рядом и берясь за шитье.
– Мне хотелось поговорить с тобой наедине, Кейт, – поколебавшись, угрюмо молвил король. – Должен выйти новый закон о престолонаследии, учитывающий наш брак и прочее. Мои советники сочли это разумным.
Он не стал говорить ей, что те настояли на обеспечении престолонаследия в любом случае, ибо опасались, что принц умрет от детской болезни, как часто случалось с детьми. «Они считают, что я долго не протяну, – подумал король, – хотя и не осмеливаются высказать этого вслух, ибо предсказывать смерть короля – высшая степень измены».
Генрих глубоко вздохнул. То, что он собирался сказать Екатерине, крайне унижало его самого, но иного выхода не оставалось.
– Закон ссылается на то, что наш союз может быть благословлен рождением детей, – сказал он. – Не бойся, я на это не рассчитываю. Я не сумел стать тебе хорошим мужем и вряд ли смогу в будущем.
Глаза Екатерины наполнились слезами. Она догадывалась, чего стоили ему подобные слова.
– Конечно же сможете, сэр, – поспешно возразила она. – Просто сейчас вы больны и вам не хватает сил. Но если ваше выздоровление затянется – что ж, я буду счастлива тем, что есть.
Король грустно улыбнулся и погладил ее по руке.
– У меня никогда не было столь милой моему сердцу жены, как ты, Кейт, – тихо сказал он. – Ты свет очей моих, опора моей старости. Я и мои дети во многом тебе благодарны. И ты наверняка рада будешь узнать, что, когда новый закон вступит в силу, Мэри и Элизабет вновь займут место в очереди на трон после Эдварда.
Миловидное лицо королевы осветилось радостью.
– О сэр, вы прекрасно понимаете, что это значит для них обеих.
– Я намерен передать трон моим наследникам, – продолжал Генрих, – а не королеве Шотландии, внучке моей сестры Маргарет. Ее я предназначаю в жены Эдварду, и ни один шотландец от Джедборо до Инвернесса не сможет мне помешать. Шотландия будет моей, и короны объединятся.
– Не означает ли это войну? – осведомилась Екатерина.
– Возможно, – мрачно ответил Генрих. – Но поживем – увидим. Пока же я намерен предоставить моим дочерям право на трон после Эдварда, а вслед за ними – наследникам моей сестры Марии, Брэндонам и Греям. Но до этого никогда не дойдет. Эдвард женится, и у него будут дети, и я могу даже найти мужа для Мэри. – Он улыбнулся жене. – И для Элизабет тоже, если Бог дарует мне столь долгие годы.
– Элизабет рассказывает всем подряд, что никогда не выйдет замуж, – поделилась секретом Екатерина.
– Девичья скромность, да? – усмехнулся Генрих. – Вполне ей подобает. Но она передумает через несколько лет, когда припрет!
– Сир! – покраснела его жена. – Ради всего святого! Серьезно, милорд, похоже, она уже все для себя решила.
– Ну, тогда я решу по-другому, – рассмеялся король. – Она еще слишком мала, чтобы разбираться в этом. Пусть подрастет. Замужество – естественное состояние женщины. Погоди, пока ей не понравится какой-нибудь мужлан!
Королева улыбнулась.
– Что касается дочерей вашего величества, – молвила она, – значит ли это, что их восстановят в законных правах на престол?
Король нахмурился:
– Нет, Кейт. Иначе я непременно разворошу змеиное гнездо. Они обе – плод незаконных союзов, и я не отменю решений, которые уже принял. Но я король, и, если бы мне захотелось надеть на шест свою шляпу и объявить его моим наследником, я в полном праве так поступить. И потому я могу сделать наследницами своих дочерей, пусть даже незаконнорожденных.
– Ваша мудрость, как всегда, безупречна, ваше величество, – польстила ему Екатерина.
Генрих откинулся в кресле, довольный, что выбрал лучший вариант из возможных.
– Я снова стану наследницей? – От удивления Элизабет даже забыла об этикете и пренебрегла отцовским титулом.
Король воспользовался возможностью сообщить хорошие новости ей и Мэри за ужином в его личных покоях, в присутствии лишь королевы и архиепископа Кранмера. Скатерть убрали, слуги удалились, и все закусывали сладким печеньем, запивая его вином с пряностями, известным как вино Гиппократа[10].
На глазах Мэри выступили слезы. Королева Екатерина тоже чуть не расплакалась от радости, глядя на сестер.
– Да, – великодушно ответил король, – но только после Эдварда и его наследников. Потом, Мэри, будешь ты и твои наследники, а за тобой настанет черед Элизабет.
– И мои наследники, сир? – спросила Элизабет.
– Разумеется. Но ходят слухи, юная Бесси, будто ты не собираешься выходить замуж, так что, скорее всего, наследников у тебя не будет, – подмигнул ей король.
– Совершенно верно, сэр, – со всей серьезностью сказала Элизабет.
В последнее время она много думала о замужестве, зная, что ей осталось полтора года до брачного возраста, а еще больше ее тревожили мысли про корешок и щелочку. Ей до сих пор казалось, что супружество не дает никаких преимуществ, доставляя лишь хлопоты.
– Гм, – пробормотал Генрих, теребя бороду. – Придет время – увидим.
Он думал, что однажды, и довольно скоро, пробуждающееся очарование Элизабет покорит сердца многих мужчин. Она уже неплохо кокетничала, как некогда Анна, будь она проклята. Анна… Тогда он был молод, в полном расцвете сил – и она его отвергла. Столько потраченных впустую лет… Король тряхнул головой. Теперь он женат на Кейт, и об Анне следует забыть. Он пытался сделать это уже многие годы. От его хорошего настроения не осталось и следа.
Королева и архиепископ с трудом скрывали улыбку. Мэри переваривала новость, не осмеливаясь задать мучивший ее вопрос.
– Сир, – наконец решилась она, заговорив дрогнувшим голосом, – значит ли это, что ваше величество намерено объявить нас законнорожденными?
– Увы, не могу, дочь моя, – ответил король, – ибо я никогда не был по-настоящему женат на твоей матери, как и на матери Элизабет, что может подтвердить присутствующий здесь его светлость архиепископ Кентерберийский.
Кранмер быстро поднялся:
– Да, это так, ваши высочества. Брак с покойной вдовствующей принцессой явно запрещался Писанием – Левит, глава восьмая, стих…
– Да-да, мы знаем, – вмешался король.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.