Мордовский марафон

      А вечером, упившись медовухи, вздохнет устало: "Тяжела ты, шапка Мономаха!" - и упадет замертво на свои семь пуховиков, чтобы опять увидеть все тот же сон:
      Дугой сгорбившись над деревянной сохой, он тяжело ступает босыми ногами по борозде, от мошкары спасу нет, едкий пот жжет свежие рубцы от кнута, которым его намедни лупцевали на псарне. До воскресенья, то бишь до кабака, еще черт знает сколько... Эх-ма!
      Вечером, пошатываясь, он бредет к своей развалюхе, устало хлебает тюрю из кваса с луком, раскорячась вскарабкивается на печь, чтобы, едва ткнувшись носом в жаркую вонючую овчину, захрапеть и увидеть все тот же сон:
      Весь день он царствует не покладая рук...
      И приснится же Царю Великому будто он смерд смердящий! Экая чушь несусветная, наваждение сатанинское!.. Когда бы так не саднила спина...
      Но почему мне одеялом полосатый бушлат?..
      ПРИЛОЖЕНИЕ
      В. Черновол, Э. Кузнецов "СТАТУС ПОЛИТИЧЕСКОГО ЗАКЛЮЧЕННОГО"
      Раздел I. Определение понятия "политический заключенный"
      1. Политическим заключенным является всякий, осужденный по политическим мотивам и отбывающий наказание в тюрьме, концлагере или ссылке либо помещенный в психбольницу закрытого типа.
      2. Политическими заключенными могут считаться:
      1) лица, осужденные за убеждения (в том числе религиозные) и их распространение в устной, письменной или любой другой форме;
      2) лица, осужденные за создание ассоциаций (политических партий, профессиональных и других организаций и объединений) или за участие в таковых, если целью такой организации не является совершение уголовных деяний;
      3) лица, осужденные за участие в демонстрациях, митингах, собраниях и других массовых, стихийных или организованных выступлениях ненасильственного характера, по своему характеру оппозиционных к существующему строю в целом или к отдельным его проявлениям;
      4) лица, осужденные за совершенные по политическим мотивам террористические акты и вооруженные выступления или за подготовку к таковым. Сюда же относятся осужденные за участие в партизанских и подпольных национально-освободительных движениях. Не могут считаться политическими заключенными осужденные за участие в полицейских или карательных формированиях, непосредственно подчиненных только немецким оккупационным властям в годы Второй мировой войны;
      5) лица, пытавшиеся бежать из СССР по политическим мотивам;
      6) лица, осужденные по сфабрикованным уголовным обвинениям, если действительные политические мотивы осуждения несомненны и если подсудимый заявил о них в ходе суда.
      В пределах действующего в СССР законодательства политзаключенными могут считаться все лица, осужденные по статьям 70 и 190 I или по соответственным статьям Кодексов Союзных республик, а также часть лиц, осужденных по статьям 64, 72, 190 2, в случае же, предусмотренном п.6 этого параграфа, политзаключенным является лицо, осужденное по любым статьям уголовного кодекса.
      3. Основными критериями для отнесения того или иного лица к числу политзаключенных служат мотивы деятельности, за которую он был осужден, и его самоопределение. Лицо считается политическим заключенным до момента истечения срока осуждения за любое из деяний, предусмотренных 2 пп. 1-5 данного раздела, или до момента, когда само это лицо, будучи ознакомлено с данным "Статусом", отказывается считать себя политзаключенным.
      4. Политзаключенный, недостойно - с точки зрения этики политзаключенного - ведущий себя во время следствия, суда или в местах лишения свободы, может быть подвергнут тем или иным формам бойкота, в том числе и исключению из самоуправленческих организаций там, где таковые существуют. Неопровержимо обоснованные данные о недостойном поведении политзаключенного могут в случае необходимости быть переданы в "Комитет защиты прав человека в СССР" или в иную заинтересованную организацию.
      Раздел II. Правовое положение политических заключенных
      5. Положение, при котором наличие политических заключенных СССР официально не признается и в правовом отношении они приравниваются к уголовным преступникам, противоречит международным документам по правам человека и международной практике. Каждый политзаключенный может поэтому считать неправомерным применение к себе действующего исправительно-трудового законодательства Союза ССР и добиваться правовой реализации положений нижеследующих разделов этого "Статуса", выработанных в соответствии с международным правом и правосознанием самих политических заключенных.
      6. Особо противоправными и попирающими даже Конституцию СССР следует считать регулирующие режим содержания политзаключенных внутриведомственные (непубличные) приказы, инструкции, распоряжения, не доведенные до сведения граждан СССР и международной общественности посредством открытой печати. Каждый политзаключенный может считать это "тайное" законодательство неправомочным, а применение его к себе - насилием.
      7. Настоящий "Статус", требуя установить режим содержания для политзаключенных, значительно отличающийся от режима содержания уголовных преступников, исходит из того, что политзаключенные фактически не являются преступниками, а в основном лицами, изолированными существующим строем из боязни распространения инакомыслия. Поэтому вполне правомерно требование для изолированных по этой причине лиц условий содержания, максимально приближенных к условиям жизни свободных людей.
      Раздел III. Места содержания политзаключенных
      8. Каждый политзаключенный вправе расценивать как национальную дискриминацию существующую практику вывоза значительной части политзаключенных в лагеря и тюрьмы других республик и вправе требовать содержания его на территории той союзной республики, именем которой он осужден, с обеспечением неограниченной возможности пользоваться родным языком.
      9. С точки зрения международного права и сложившихся традиций является недопустимой практика содержания значительной части политзаключенных в лагерях для уголовников, а фашистских карателей и бериевцев в лагерях для политзаключенных. Каждое лицо, осужденное по мотивам, изложенным в 2 п.п. 1-6 раздела I данного "Статуса", вправе требовать своего содержания совместно с другими политзаключенными в отдельных лагерях (тюрьмах).
      10. Каждый политический заключенный вправе требовать, чтобы его этапировали в концлагерь (тюрьму) обычными пассажирскими видами транспорта и вправе протестовать как против унижающей человеческое достоинство транспортировки вместе с уголовниками в зэквагонах, так и против содержания в уголовных пересыльных тюрьмах.
      Раздел IV. Жилищно-бытовые условия и режим содержания политзаключенных в лагерях и тюрьмах
      11. Каждый политический заключенный вправе протестовать против травмирующей психику практики многолетнего содержания больших групп узников в общих помещениях, в закрытых тюремных камерах, с антисанитарными нормами жилой площади в 2-2,5 кв. м на человека. Каждый политзаключенный вправе требовать комнатного (камерного) содержания с числом человек, не превышающим пяти в одной комнате (камере) и при минимуме 5 кв. м площади на человека. В дневное время камеры должны быть открыты, разрешен свободный выход в коридор, культурно-бытовые помещения и в прогулочный двор. Каждый политзаключенный вправе сам подбирать себе сожителей по комнате (камере). Каждый узник обеспечивается индивидуальной койкой, столиком, тумбочкой, настольной лампой. В камерах вместо параш должны быть оборудованы изолированные от жилой части камеры санузлы. Больным и инвалидам, не нуждающимся в госпитализации, должны быть предоставлены отдельные комнаты (камеры) с улучшенными условиями содержания.
      12. В каждом концлагере (тюрьме) кроме жилых и обязательных санитарно-бытовых помещений должны быть кинозал, читальный зал, библиотека, учебные классы, спортплощадки, кухня для индивидуальной пищи.
      13. Каждый политический заключенный имеет право на достаточное и доброкачественное питание, а также на нелимитированную возможность получать продуктовые посылки (передачи) и приобретать продукты в лагерном (тюремном) магазине. Пониженное питание как мера наказания не применяется.
      14. Каждый политзаключенный имеет право носить обычную обувь и одежду, приобретать ее в магазине или получать из дому. Лагерная униформа (особенно полосатая), опознавательные нагрудные нашивки, стрижка наголо, передвижение по территории лагеря только строем под бравурные марши - подлежат отмене как унижающие человеческое достоинство и преступные согласно определению Нюрнбергского международного трибунала.
      15. Повальные обыски в качестве повседневной нормы недопустимы. Досмотр вещей отдельных политических заключенных производится только по мотивированному постановлению начальника лагеря (тюрьмы). Личный обыск при наличии к тому достаточных оснований производится только с санкции прокурора или, в исключительных случаях, по постановлению начальника лагеря (тюрьмы) с немедленным уведомлением прокурора.
      16. Каждый политический заключенный имеет право на труд с полноценной оплатой, достаточной для содержания себя и помощи семье. Вычисление из заработка политических заключенных пятидесятипроцентного налога на "инакомыслие" для оплаты содержания карательного аппарата - незаконно и аморально. Устанавливается 41-часовая рабочая неделя с ежегодным оплачиваемым отпуском. Работа политзаключенных должна засчитываться в общий трудовой стаж и учитываться при начислении пенсионного обеспечения. Политические заключенные, достигающие пенсионного возраста, а также нетрудоспособные должны в период пребывания в лагере (тюрьме) получать государственную пенсию в том же размере, какой установлен для свободных граждан их возраста, здоровья и трудового стажа.
      17. Согласно конвенции МОТ о запрещении всех форм принудительного или обязательного труда, объявившей такой труд рабством, каждый политический заключенный вправе вообще отказаться от принудительного труда. Принуждение его к труду под угрозой наказания (особенно - перевода на пониженную норму питания) - противоправно.
      18. Каждый политический заключенный имеет право на еженедельное краткосрочное свидание (4 часа) с родственниками и иными лицами. Для получения свидания с политическим заключенным достаточным является предъявление советского или иностранного паспорта или любого другого документа, удостоверяющего личность. Никому не может быть отказано в праве свидания с политическим заключенным. Разговор на свидании ведется на любом языке. Вмешиваться в разговор представителям администрации не разрешается.
      19. Каждый политический заключенный имеет право на создание и сохранение семьи. Он имеет право на оформление брака. Каждый политический заключенный имеет право на получение ежегодно не менее трех длительных свиданий (с совместным проживанием в течение суток) с близкими родственниками в специально отведенных для этого помещениях на территории лагерей и тюрем.
      20. Каждый политический заключенный имеет право отправлять и получать письма, бандероли, посылки, телеграммы, денежные переводы без каких-либо ограничений. Корреспонденция политзаключенных лагерной (тюремной) цензуре не подлежит, отправляется и вручается без задержек.
      21. Наказания политзаключенных в виде лишения свиданий, посылок и закупок продуктов не допускаются. Водворение в карцер или обычную камеру применяется в исключительных случаях и только по мотивированному постановлению прокурора (с правом его обжалования) и письменному разрешению врача. Ни при каком виде наказания недопустим перевод на пониженную норму питания и лишение прогулок. Минимальная продолжительность прогулок наказанных - 1 час. Совмещение туалетов с прогулочным двориком не допускается. На каждого узника должно приходиться не менее 10 кв. м прогулочной площади.
      22. Все административные поощрения (кроме производственных премий), являющиеся мелкими подачками, унижающими и деморализующими узников, должны быть отменены.
      23. Каждый политический заключенный имеет право на получение квалифицированной медицинской помощи. Медперсонал лагерей и тюрем во всех вопросах медицинского обслуживания должен быть полностью независим от администрации лагерей (тюрем). Каждый политический заключенный имеет право на получение лекарств из любого источника, а также может обращаться за консультацией к приглашенным родственниками или знакомыми специалистам.
      24. Каждый политический заключенный имеет право в случае смерти быть погребенным не на лагерном участке под номером, а на общем кладбище с собственным именем на надгробии. Родственники имеют право на захоронение умершего политического заключенного на родине. Стоимость захоронения или перевозки тела оплачивается государством.
      25. Голодовка является допустимой формой протеста против беззакония и попрания человеческих прав. Длительность голодовки устанавливается самим политическим заключенным, имеющим право даже на добровольную смерть от голода в качестве средства избавления от своей участи или протеста против ущемления его прав. Прерывать голодовку искусственным кормлением администрация не вправе.
      26. Каждый политический заключенный имеет право на реальную правовую помощь и защиту. Это право реализуется посредством: а) неограниченных числом и временем свиданий с любым адвокатом (секретная инструкция о допуске к политическому заключенному только специально отобранных адвокатов отменяется как незаконная); б) неограниченных обращений за защитой в любые организации, как советские, так и зарубежные, а также реальной возможностью встреч с их представителями.
      27. Политические заключенные имеют право создавать добровольные ассоциации: творческие, художественной самодеятельности, политические, а равно - организации для защиты прав узников перед лицом администрации и для самостоятельного регулирования тех или иных форм внутренней жизни лагеря или тюрьмы.
      Раздел V. Право на образование и творческий труд
      28. Каждый политический заключенный имеет право на получение среднего, а заочно также среднего-специального и высшего образования на общих для граждан СССР основаниях. Администрация обязана обеспечить абитуриенту или студенту возможность сдавать экзамены, получать консультации и необходимую литературу в пределах лагеря (тюрьмы) или вне их.
      29. Политические заключенные имеют право на творческий труд, а следовательно, на приобретение орудий и пособий для такого труда (разрешается иметь пишущую машинку, чертежные принадлежности, краски и другие необходимые материалы и средства). Созданные труды, произведения и изобретения авторы имеют право отсылать родным или иным лицам в творческие союзы и научно-исследовательские организации в издательства, выставкомы и патентные бюро. Принятое к печати (на выставку и т.п.) произведение (изобретение) политзаключенного при желании автора печатается (выставляется и т.п.) под его собственным именем.
      30. Так как в наше время лишение человека доступа к интересующей его информации является способом сознательного увечья, политические заключенные должны пользоваться такими же правами на получение информации и самообразования, как и остальные граждане. Это правило обеспечивается:
      1) свободной подпиской на все распространяемые в СССР периодические издания (в том числе иностранные);
      2) неограниченным получением литературы как через систему "книга почтой" и межбиблиотечный обмен, так и от родных или иных лиц, никакие ограничения количества используемых книг недопустимы;
      3) пользованием радиоприемниками (в том числе с индивидуальными наушниками), магнитофонами и проигрывателями в учебных комнатах, телевизорами в комнатах отдыха;
      4) наличием библиотек с достаточным и постоянно пополняющимся запасом литературы на языках народов СССР и зарубежных стран. Комплектование лагерных и тюремных библиотек должно быть разрешено общественными организациями и частными лицами.
      31. Верующие имеют право получать допущенную к хождению в СССР религиозную литературу, отправлять религиозные обряды и иметь отведенное для этого место. Тяжелобольные и умирающие имеют право пригласить к себе священника.
      32. Принудительное навязывание идеологии в форме обязательных (под угрозой наказания) политзанятий недопустимо и аморально. Каждый политический заключенный, исходя из своих убеждений, вправе подобные мероприятия игнорировать.
      Раздел VI. Ссылка
      33. Политссыльный следует в место ссылки без конвоя любым избранным видом транспорта.
      34. Кроме ограничения места жительства, определенного административным режимом, политический ссыльный пользуется всеми правами советского гражданина без каких-либо изъятий. Он вправе требовать выдачи ему не временных справок, а паспорта и других постоянных документов.
      35. Принуждение политических ссыльных регулярно являться в органы милиции для регистрации является унижением его достоинства и подлежит отмене.
      36. Политический ссыльный вправе требовать предоставления ему работы по специальности, или направления его в другое место ссылки, где такая работа имеется, или выдачи государственного пособия в размере официально объявленной средней зарплаты советских граждан. Политический ссыльный вправе отказаться от навязываемой ему работы не по специальности.
      Политический ссыльный имеет не подлежащее никакому дальнейшему согласованию право использовать ежегодный отпуск для поездки на родину.
      37. К политическим заключенным, отбывшим срок заключения или ссылки, не применимы никакие ограничения в правах (гласный надзор, отметки о судимости в паспорте, ограничения выбора места жительства или работы и т.п.). В случае сохранения в СССР судебных преследований за инакомыслие отбывшему срок политзаключенному предоставляется возможность свободного выбора между повторным заключением и легальным выездом из СССР.
      38. В отличие от регулирующих режим содержания заключенных гласных и тайных государственных законов, обеспечиваемых карательным аппаратом, реализация положения этого "Статуса" зависит от моральной стойкости политических заключенных. Каждый политзаключенный, отстаивая свои права, может ссылаться на этот "Статус", а также реализовать те или иные положения "Статуса" явочным порядком.
      39. Изменения и дополнения к этому "Статусу", вызванные изменением обстановки в стране или изменением действующего законодательства и репрессивной практики, могут вноситься Комитетом защиты прав человека с учетом поступающих предложений.
      "ХЭППИ-ЭНД"
      (послесловие редактора)
      Пришлите мне книгу со счастливым концом.
      Иосиф Бродский
      Книга со счастливым концом перед нами. Эпилог дописан жизнью и хорошо известен большинству читателей: "И свобода вас встретит радостно у входа..." Сюжет завершен, и можно поставить точку.
      Вместе с тем завершен и другой сюжет - сюжет этой книги, параллельный авторскому, но и отдельный от него. Книга освободилась - точнее сказать, сбежала - раньше автора. Писалась она в виде писем - единственный вид литературного творчества, разрешенный узнику. Большинство из них адресовано жене, Сильве Залмансон, и тетке, Елене Боннэр. "Сильва, дорогая...", "Люся, здравствуй, дорогая..." - а затем рассказ, очерк, проект статуса политического заключенного, философический трактат.
      В конце 1978 года пачка фотографий и стопка машинописных листов оказались у меня на столе. Кто-то снимал с рукописи микрофильм, кто-то выталкивал его за границу, кто-то уже здесь, с нашей стороны, за кордоном, увеличивал фотографии и отдавал на машинку. И на каждом этапе что-то терялось, погибало, обрывалось и перепутывалось. Беспорядочная груда отрывков лежала передо мной. Связь между ними иногда слабо угадывалась, а иногда не угадывалась вовсе.
      Подлинник рукописи показал мне Эдуард Кузнецов в первые же дни его свободы. Это был обыкновенный непостижимый арестантский фокус, последовавший за разговором о том, как освобождали, как обыскивали, как не дали забрать ничего из бумаг... "Но полрассказа я все-таки унес",- сказал Кузнецов и положил на стол листочки, кусок рассказа "Кандаламша". Я забыла спросить, как унес: вид рукописи был поразительнее любого чуда. До этого упоминалось пару раз: "Я у нас в лагере один умел писать на микро". Я догадывалась: мелко писать на маленьких листочках. А это были полоски из тончайшей бумаги - какой иногда прокладывают цветные репродукции в хороших изданиях - в высоту не больше сигареты, в длину - не длиннее школьной тетради. Листочки были синеватые от равномерной заполненности буквенной вязью, столь плотной и мелкой, что прочесть без увеличительного стекла вряд ли возможно. А написать возможно? Возможно ли написать это близорукому человеку, в очках, в три погибели согнувшись, на нарах усевшись, положив на колени книжку, пристроившись в ночи поближе к свету заоконного фонаря? И на увеличенных фотографиях почерк тверд и разборчив, буквы ровны... Оказывается, возможно.
      Нет такой профессии - "герой". Есть такая профессия - "писатель". О том, что не каждый герой - писатель, свидетельствуют книги многих героев последнего десятилетия, выпущенные в эмиграции. Что не каждый писатель герой - говорить даже неловко, банально. Но эту банальность хотелось бы мне частично оспорить. Такой в русской литературе выдался век двадцатый, что таланта как бы и мало для писателя, и если дар не подкреплен готовностью жизнью за этот дар расплатиться, то и самый даровитый окажется... кем? - ну, хоть бы Катаевым. Иной писатель на Западе был бы Сартр. А у нас, глядишь, - всего лишь Федин. И что, разве таланта ему не хватило? Так что писатель - профессия опасная, и, если кто талантливый, но к риску и бедствиям не готовый, пусть лучше сразу обучается на затейника.
      Эдуард Кузнецов - писатель. Не лагерь, не уникальный жизненный опыт сделали из него писателя. Его опыт потому уникален, что он настоящий писатель. Писатель, настоящий, не дает уроки жизни. Но жизнь дает ему урок литературы. Настоящий писатель умеет научиться литературе у той жизни, какая ему досталась. Кузнецов справедливо полагает, что "всюду жизнь" и что шестнадцать лагерных лет снабдили его хорошим знанием жизни вообще. Нравственные проблемы, которые перед Эдуардом Кузнецовым поставила зона, перед иными его современниками ставит повседневный быт научного института или газетной редакции, а перед другими - общественное существование в русской эмиграции.
      Проза Кузнецова мало считается с формами литературного и политического этикета. Условности для него есть вид несвободы. В его прозе опадают последние остатки лагерной экзотики, развенчивается безусловная ценность страдания, а устоявшиеся репутации беспощадно сверены с истиной. На сегодняшний день лагерь - не только особая форма жизни, но и особое общество: сюда сброшены представители всех оппозиционных мнений. Лагерь нынче - не только узилище, юдоль страдания, но единственный в России дискуссионный клуб, горнило, где отковывается идеологическое оружие для будущих социальных битв. От демократов-правозащитников до откровенных русских фашистов - все здесь. Ответственность писателя заставляет Кузнецова за общей гримасой страдания увидеть разные лица. Он обнаруживает, что и на нашей стороне накопилось уже много дутых репутаций, прямого пропагандного вранья. И Кузнецов, вмешиваясь в идеологический маскарад, это вранье разоблачает, не веря, что правому делу может повредить правда.
      Уже публикация отрывков из этой книги - до освобождения автора - породила жаркую дискуссию в русской эмиграции. Стало быть, книга достигает цели.
      День за днем перебирая листы, я пыталась угадать, восстановить эту книгу. И, как могла, справилась к самому концу апреля. Вечером книга ушла в набор. А наутро сын покрутил ручку транзистора и закричал: "Мама, твоего Кузнецова освободили!" "Моего Кузнецова...". Он был "мой Кузнецов" еще с той поры, когда в последний день 1970 года мы укрепили у себя в ленинградской квартире, зажав между стеклами книжной полки, вырезку из газеты о смертном приговоре Кузнецову и Дымшицу - и сроках для остальных "самолетчиков". Эту вырезку мы не снимали до самого отъезда.
      "Кузнецова освободили...". У Андерсена есть сказка о девушке, которая должна освободить от чар своих заколдованных братьев. Она плетет им рубашки из крапивы, обжигая себе пальцы. Она едва успевает к сроку, но, когда рубашки накинуты - дикие лебеди снова становятся юношами. Я долго плела рубашку из жгучего вороха лагерной крапивы. И едва кончила эту работу - спали чары и узник вышел на свободу.
      Никак не отделаться от чувства, что между этими событиями есть связь.
      Итак, перед нами книга со счастливым концом. Если позабыть о том, что шестнадцать лагерных лет не вытрешь ни из памяти, ни из сердца. Если позабыть о том, что порок отнюдь не наказан, а торжество добродетели отнюдь не полное: сколько еще наших узников пропадает по лагерям...
      "Пришлите мне книгу со счастливым концом!.."
      НАТАЛИЯ РУБИНШТЕЙН