Книги мёртвых

.. Я честно сообщил, что к Анастасии у меня никакого интереса нет, просто один мой знакомый интересовался другим ее знакомым. Как же, вдруг обрадовался участковый, был такой, рыжий, два раза напившись пьян, скандалил с соседями, пришлось в отделение сводить, пусть спасибо скажет, что не в вытрезвилку: лыко он вязал, был при документах и деньгах, правда, глупости говорил и чуть дежурного не напугал, все болтал, что, мол, вроде как убили его не то в двадцать два года, не то в двадцать втором году... Кого убили, не понял я, рыжего или дежурного? ВОт и я не понял, ответил участковый.
      Неестественное явления участкового, сообщившего искомую дату, вписывалось в последовательность случайных и как бы случайных встреч, сопровождающих меня, Недолина и, возможно, в свое время Ханина. У меня даже возник соблазн проследить историю всех этих разысканий до Ханина и после меня, но я благоразумно подавил соблазн. Разумеется, встреча эта не имела никакого значения, возможно, участковый возник в этом мире только для того, чтобы сообщить дату, и исчез незамедлительно после того, как исполнил свою миссию. Правда, если существуют генеративные структуры, порождающие участковых, сообщающих даты, то должны существовать и аналогичные структуры, порождающие "меня", узнающего дату, и так далее. Впрочем, это возвращение к идее магического континуума и относится к предыдущему соблазну. Мне же следовало впредь опасаться участковых, даты сообщающих.
      Итак, в 1922 году было запланировано и самым решительным образом осуществлено отделение души от государственного тела. Маленькая и, на первый взгляд, безобидная операция -- высылка морским путем горстки философов, поэтов, ученых... Даже прямое их физическое истребление не привело бы к подобному для государства летальному исходу, истребление одних неизбежно порождает других, смертью, как известно, смерть попирается. Но это изгнание за море носило глубоко магический характер: воспроизводился уход души на тот свет и, в силу симпатических обратных связей, именно к этому и привел.*
      Сноска: *Достаточно вспомнить воды Леты или Стикса, чтобы проследить истоки таких представлений. Любопытно, что во многих мифах и легендах герои, расставаясь с миром, уплывают. В свою очередь, приплывают, как правило, боги или полубоги. Эти представления нашли свое отражение и в так называемой "фэнтези", вспомним, например, финал толкиновской трилогии, когда герои, изнуренные долгой битвой с силами Зла, уплывают за море, откуда нет возврата.-- Э.Г.
      Последующие акции практикующих идеологов привели к тому, что все зарубежье и впрямь стало рассматривать как "тот свет", попасть куда было хуже, чем, допустим, в тюрьму ("Из тюрьм приходят иногда, из заграницы -- никогда". А.Вознесенский). Неудивительно, что эмиграция казалась неким подобием смерти, и отбывающий, внеся свою лепту перевозчику, исчезал словно бы навсегда, в единичные до сих пор случаи возвращаясь как бы воскрешенным в новом качестве ("Иностранец!").
      Как уже поминалось, разложение физического тела -- процесс скоротечный, тогда как государственное тело разлагается в срок исторически скоротечный же, но в масштабах человеческой жизни иногда вполне и безнадежно длительный. Как особо ценный труп, находящийся в герметической изоляции, может сохраниться практически до архангельских труб, как и труп государственного тела в должной изоляции может продержаться, пока не провоняет до невозможности. ХОлодное железо, неплохо зарекомендовавшее себя от воздействия чар снаружи, сдерживает и некробиотические процессы от распространения вширь. В этом аспекте падение "железного занавеса" будет иметь неожиданный и неприятный результат для ничего не подозревающего жителя внешнего мира.
      И, наконец, становится понятным истинный смысл и пафос советской литературы. Мертвую "действительность" может отображать только мертвая литература. Да она и была такой!
      Смерть положительного героя -- не таинственное проявление некоего имманентного зла, носителем которого является Империя, а элементарное воздаяние за "положительность". Ведь с точки зрения внутренней, сокровенной логики, смерть изначально мертвого персонажа, обитателя мертвой страны, гражданина страны мертвых, есть именно возвращение к жизни, воскрешение его.
      Смерть мертвого -- как возвращение к жизни. Не отсюда ли высокие перлы относительно тех, кто "живее всех живых", "навечно в памяти народной", "вечно в строю", "за себя и за того парня" и т.п.? Да, такова логика советской литературы.
      Но это -- мертвая логика.
      И потому она не истинна.
      6
      Результаты столь изнуряющей исследовательской акции оказались удручающе малы. Стоило воссоздавать, опрашивать, домысливать, чтобы в итоге придти к банальному и широко известному выводу. К Недолину понимание всего пришло быстрее, чем к Ханину,-- может, потому, что срок его небытия был несколько короче. Иногда я задумывался, каково им, мертвым, там, среди вроде бы живых? Дело ведь не в преодолении стереотипа "совка", а совершенно, как вы уже догадались, в ином. Но эмоционально этот вопрос не возбуждает -- что нам, мертвым, до живых?! Кто мешает считать живым себя и только себя? Ведь сколько лет мы полагали "трупом" Запад и добродушно посмеивались на ароматом его разложения.
      Не исключено, правда, что в свое время некий чикагский аналог Ханина или вашингтонская аватара Недолина придут к выводу, что Запад тоже мертв, правда, по-своему.
      До меня доходили сведения о деятельности Недолина на той стороне, где, по недостоверным источникам, есть добро и зло. Он закончил какое-то местное престижное учебное заведение и подвизается очеркистом в русскоязычной газете. Время от времени далекие друзья, в чьем существовании я с каждым годом все больше и больше сомневаюсь, присылают мне копии газетных вырезок. Осенью этого года, например, Недолин провел сравнительный анализ этимологии слова "красный" в сопоставлении с методами окраски некоторых вирулентных биотоксинов. Примитивные сюжеты о красном флаге, сигнализирующем о том, что на корабле чума, развлекает читателей из очередной волны контрконтактов, абсолютно незнакомых с трудами шестидесяти- и более -летней давности. Все весьма скучно и неинтересно.
      Даже его трактат о буквальном понимании понятия "красная чума" кажется пересказом одного или нескольких сюжетов не то польского, не то болгарского фантаста.* Все эти рассуждения о зигзаге эволюции, образующих разумные сгустки микробов, было бы невозможно читать, если бы не отдельные забавные страницы, где описан (хочется добавить -- с большим знанием дела) процесс возникновения и самопознания "чумных" ментальных образований на кладбищах и моргах. Но все это изложено сухо, схематично, протокольно. Художественность не самая сильная сторона Недолина, если она вообще у него есть, художественность.
      Сноска: *Очевидно, имеется в виду С.Лем. -- Э.Г.
      В одном из оккультных сборников мелькнула его заметочка о спонтанной магии сложных и сверхсложных структур. Некоторые мысли показались мне достойными внимания, если бы они не были разбавлены переживанием все тех же идей относительно некоего Супермозга, образованного несчетным количеством бактерий, вирусов и прочей гадости. Смешно читать о попытках этого сверхразума нащупать контакт с иными сущностями, например, со служителем морга. Не менее смешно читать об описаниях контактов на субоккультном уровне, когда обрывки плохо воспринятых символов воплощаются в тифозные фантазии Троцкого и К.
      Недолину чем-то очень досадил Троцкий. Недолину проще разобраться с Тем, Кто Не Погребен Замертво, и потому является мировым стержнем коловращения магии мертвых. В одном из его спусков образ бесконечно мертвого мертвеца, но он тут же размывается легковесными рассуждениями о депавлизации (или, напротив, саулизацией) героя советской литературы. Новозаветный Саул (Савл) спасен от погружения во тьму (слепота!) верою в Христа. Павлы соцреализма слепнут, гибнут, самоистребляются во имя своей "веры". Три Павла -- Власов, Корчагин и Морозов -- долго мусолятся автором ради того, чтобы придти к "неожиданному" выводу: во всех странах писатель есть невыделенный гражданин своей страны, тогда как в стране мертвых любой, сподобившийся войти в клан пишущих и печатающихся, тут же "при жизни" получает посмертное имя "советский". И оно добавляется к кому бы то ни было, независимо от национальности или даже классового происхождения, будь то бывший граф, колчаковский контрразведчик или пролетарский самоучка.
      Затем у Недолина прорезался интерес к фантастике. Три или четыре очерка посвящены именно ей. Он немного порезвился на тему двойного посмертного имени: "советский писатель -- фантаст", поговорил об именах фараонов, заключаемых в картуш, но, хвала небесам, этим и ограничился, оставив в стороне пирамиды, сфинкса и египетскую магию. Его увлекла непонятная и, на первый взгляд, иррациональная антипатия властей к фантастической литературе.
      Чем была вызвана эта неприязнь или даже, если копнуть глубже, под надгробие, ненависть? Возможно, инстинктивная защита своих прерогатив: как смеют эти мелкие прихлебатели описывать будущее, когда означенное будущее выписывается в тенистых кущах кремлевских дач в соответствии с кроками очередного съезда-пленума! Поэтому даже самая верноподданическая фантастика принималась с брезгливым опасением. В конце концов, от так называемой творческой интеллигенции можно было ждать любой пакости: что, если сама возможность выхода за переделы "реальности", пусть даже в самых узких рамках дозволенного, подтолкнет их к догадке об ирреальности своего бытия? Вероятно, предположил Недолин, при посвящении в высшие градусы власти продвинутого аппаратчика слегка приобщают к тайне государственного небытия. В этом очерке он резвится дефинициями понятий "турпоходы" в применении к партийным карьеристам, пытается ввести термин "некромасоны", но потом вновь возвращается к ритуалу посвящения.
      Перейдя от излюбленных вирусов и микробов к объектам покрупнее, он долго и с тошнотворной обстоятельностью рассуждает о раковых клетках, о своего рода посвящениях в метастазы, причем каждая клетка персонально проходит обряд инициации в первичке. Отсюда следует банальный ход -- неприязнь властей к фантастам -- это естественное отношение злокачественной опухоли к доброкачественной.
      В другом опусе Недолин сводит ревность властей к раздражению старого палача, сообщающего своему восприемнику "сакральную" профессиональную тайну -- все жертвы: прошлые, настоящие и будущие -- суть одна жертва, на самом деле изначально умерщвленная. И тут, представьте себе, на это профсобрание заваливается сосед-точильщик, функция которого -- время от времени затачивать топор, и, то ли подслушав разговор, то ли с перепоя, заявляет, что нет никакого "на самом деле" и что этих "на самом деле" превеликое, если не бесконечное, множество.
      Некоторые пассажи, впрочем, забавны. Так, в описаниях ракет в фантастической литературе 50-60-х годов Недолин не обратил внимания на откровенную фрейдистскую символику (вернее, пренебрег ею, полагая, что это всего лишь первый уровень магической мимикрии), а стал подсчитывать, сколько раз в иллюстрациях повторяется выписанный на бортах стальных фаллосов тетраграмматон "СССР". Выводов, правда, он никаких не делает.
      Если у него мелкие заметки о самоубийствах поэтов и прозаиков, не он запутался в своих конструкциях, Мне, да и, наверное, любому читателю, не вполне понятна связь между самоубийством Есенина и "Теркиным на том свете" Твардовского.
      В последнее время вообще мало что можно понять из его сочинений. Даже если согласиться с тем, что в момент смерти Александра Ульянова его душа вселилась в тело брата Владимира и начало своей новой жизни ("другой путь") ознаменовала фактическим изгнанием, изъятием души брата своего (зомбификация ритуального убиения Авеля Каиным?), даже если предположить, что на Красной площади лежит дважды мертвец Советского Союза (а потому и живее всех живых -- единственный!), то почему из всего этого следует, что Отечество наше не просто "тот свет", а истинный ад, и притом, прошу заметить, ад китайский? Ссылки на тибетскую "Книгу мертвых" и обильная цитация "Записок из хижины "Великое в малом" не вносят никакой ясности.*
      Сноска: *В китайских источниках действительно описаны случаи, когда в момент казни, самоубийства или насильственной смерти неумиротворенная душа вселяется не только в новорожденного, но и во вполне зрелую особь. Одержание духом может быть кратковременным, а может и затянуться надолго. Китайские практики рекомендуют сразу же по одержанию облить жертву смесью собачьего кала, конской мочи и кошачьей крови. Дух удалится немедленно. Очевидно, в то время с собачьим калом было напряженно.-- Э.Г.
      Некоторые реверансы Недолина в сторону тибетских магов и попытки нащупать контакт с силами, разрушающими красную магию, естественно, ни к чему не приводят. Ни Ханин, ни Недолин не подозревали, что столкнулись с демоном, владеющим самой древней, могущественной и неодолимой -- мозаичной магией. Мозаичная (она же кумулятивная, она же виртуальная, она же трансметрическая...) магия рассыпана, растворена везде и во всем, что существует, а потому -смертно. Забытое заклятие "на миру и смерть красна" осталось только в сборниках пословиц и поговорок, но всякий, пытающийся добраться до истинного его смысла, увидит в нем не только красную смерть мира, но и смерть красного мира. Однако это мало обнадеживает.
      Пока крутятся молитвенные валы ротационных машин, пока верстаются изо дня в день, пока создаются адептами Сына Четырех Кровей книги мертвых -- надежды для нас нет. Может быть, наши дети...
      Рано или поздно мне придется сделать свой шаг за холодную линию пентаграммы и вынуть иглу из точки пресекновения. Скорее всего эта попытка ни к чему не приведет. Ханин исчез бесследно. Исчезнет и Недолин. Исчезнем и мы.
      Перед своим окончательным исчезновением Недолин расставит по углам стола четыре зеркала и призовет невесть откуда вспомнившимися заклинаниями все силы, которые он будет в состоянии призвать.
      Разумеется, ничего не произойдет.
      И после этой попытки он сгинет, растворится в бытии.
      От его последнего труда, посвященного новому поколению, как символу надежды на возрождение духа, останется горсть пепла и несколько слов. Это будет надпись черным фломастером на стене, чуть ниже выцветшей фотопанорамы города Суздаля.
      Надпись гласит:
      "Новое поколение червей -- выбирает новые трупы".
      Большой оптимист был этот Недолин.