Лондон. Темная сторона (сборник)

Облегчение приносит выпивка за контейнером возле футуристической Научной фотобиблиотеки неподалеку от моего дома. Трастафариан – растаман-иждивенец, любитель острых ощущений на халяву – отворяет дверь одной из квартир наверху, видит, как я пью, и начинает бормотать что-то вроде: все путем, пока что-то плетем, всем хорошо нам под капюшоном.

– Это не обо мне.

Тот шипит:

– А я и так не о тебе, зануда!

Осадив парня с его вздором, я готов напуститься на него как следует. Он отступает туда, откуда вылез и где, вне сомнений, считает отцовские денежки в своей дурацкой пижаме и пушистых шлепанцах. Пятясь, этот хмырь косится на меня с боязливой улыбочкой и в конце концов убирается к себе. Жизнь на кромке плюшевой подушечки. Плюшевее некуда. Нечто, возникнув из пустоты, подхватывает меня и запускает по спирали Берналетт; «Диорелла». Айлин; «Диориссимо». Маргарет; «Шанель № 5». Слышно, как неподалеку какая-то чокнутая наркоманка во всю мощь легких проклинает свою жизнь; возможно, и нашу жизнь тоже. БЛУДНИЦА ВАВИЛОНСКАЯ, БЛУДНИЦА ВАВИЛОНСКАЯ! Кровавые песни сворачиваются в черные потоки холодной, холодной ночи. Спасение в вере. Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem.[9] Готов? Да, всегда и ко всему. Приближаюсь к своему жилищу; наверное, надо бы заскочить переодеться. Или сойдет и так? Выбираю последнее, отправляюсь на службу в чем есть. Подбегаю к служебному входу, вставляю ключ в скважину, вхожу и направляюсь к столу. Мэри встречает меня улыбкой:

– Отец Донахью?

– Да, Мэри. – Я бросаю ключи в ящик стола. – Что такое?

– Отец, я знаю, что вы очень заняты, но… Вы не могли бы добавить несколько молитв об упокоении моей сестры? Помянуть ее молитвенно, если не трудно.

– Как давно это случилось?

– Пять лет назад, отец. Пять лет с тех пор, как Он забрал ее от нас, – она принимается плакать. Я обнимаю ее за плечи и напоминаю, что Господь с нами, и прошу звать меня просто по имени, то есть Джонни. Теперь она испытывает некоторую неловкость. И едва заметно, одними глазами выказывает недоумение по поводу моей руки у нее на плечах. Я убираю руку и предлагаю ей глоточек для успокоения. Она соглашается.

– Отец, я не знала.

Я не свожу взгляд со своего стакана:

– Я тоже, Мэри. Я тоже.

Мэри отпивает глоток. А я ставлю свой стакан на стол и беру распятие. И вот мы оба смеемся и болтаем о сделках, которые будут заключены в Исландии и Соммерфилде. И о том, что новый магазин одной цены просто изумителен. Мэри ставит свой опустевший стакан на поднос у графина с виски.

– Благодарю вас, отец. Мне теперь много лучше. А вы как? Привыкли? Вы уже как дома в наших неприглядных краях? Я знаю, сперва они отпугивают, но…

– О, я видел и вещи похуже, Мэри, поверьте мне. А теперь у меня много дел, как вы сами понимаете.

– О, простите меня, отец, за то, что отняла у вас время.

– Ничуть, Мэри. И я непременно помяну…

– Молли.

– Да. Молли. Я не забуду.

– Прощайте, отец.

Сижу и жду. Целый час. Наполняю стакан, меж тем как мои глаза наполняются слезами, и вот уже соленые ручейки скатываются по лицу. Бедный я, как мне быть, приходится пить. Веруя в Него. И не веруя.

Deus Meus, ex toto corde poenitet me omnium meorum peccatorum, eaque detestor, quia peccando, non solum poenas a Te iuste statutas promeritus sum, sed praesertim quia offendi Te summum bonum ac dignum qui super omnia diligaris. Ideo firmiter propono, aduvante gratia Tua, de ceterome non-peccaturum peccandique occasiones proximas fugiturum…[10]

Звонит телефон. Стакан разбивается в моей руке, как только я подношу его к губам.

– Джонни, сам знаешь, я собираюсь тебя прикончить.

Я чувствую, что улыбаюсь. Все шире и шире.

– Как можно убить то, что уже мертво?

На другой день, покинув канал Великого Союза из-за его неласкового климата, на канале Кью объявились двенадцать канадских гусей. Слышен шум их крыльев, потрясающий и ужасный. Пит, уборщик в пабе «Великий Союз», мыл полы в зале, продолжая выяснять отношения со своей женушкой. Перед тем как в пять утра он ушел, она выдала: «Паника, глупость и похмелье – вот твоя сущность. Больше ты ни на что не способен».

– Отвяжись.

Вначале, услыхав шум, он чуть было не утратил веру. Вот оно что. Он ожидал увидеть как минимум Усаму бен Ладена собственной персоной в реактивном самолете «Хэрриер» в сопровождении одиннадцати приспешников.

Пинту и одиннадцать белого вина для дам? Пит был покорен невиданным великолепием этих птиц и зачарованно следил за их плавным движением; вначале они заметно снизились, а потом взмыли ввысь из-под моста Хафпенни-Степ. Они еще поднимались, когда он завопил: «Красотища-то какая!» И огляделся посмотреть, нет ли рядом Кармеллы. «Кармелла, иди сюда, смотри скорее!» Оставаясь внутри заведения, она покачала головой и, думая о недавнем аборте старшей дочери, огрызнулась: «Что такое? Шутить со мной вздумал, ублюдок? Я не в настроении!» Она отшвырнула тряпку, развернулась и увидела стоящего столбом Пита. Рассмеялась про себя и подошла к нему. «Да с чего это ты так завелся, обалдуй?» Пит по-прежнему не шевелился, как будто кто-то похитил его душу. Он был бел, как саван. «Иисусе». – «О, да. Ты еще Пресвятую Деву Марию приплети…» Тут голос Кармеллы затих.

Она поняла. Прониклась.

Запястья прикручены к ограждению под мостом.

Черные ремни туго перетягивают белую шею.

Глаза, нос, уши, пальцы и губы отрезаны.

Тело наполовину погрузилось в канал.

Тело мертво, как дверной гвоздь.

Ноги отсечены по самые бедра.

Рыжие волосы горят, как пламя.

Чувств нет. Ног нет тоже.

Под воем сирен мой взгляд, как всегда, непреклонный, хмурый и таинственный. Я склонен верить, что наверху лежит грубый и отвратительный мир.

От места, где я умру, полицейский участок Хэрроу-роуд, гудящий, точно улей и полыхающий, точно костер, со всеми этими легавыми, честными и бравыми – направо. А католический храм Лурдской Божьей Матери и Святого Винсента де Пол, куда менее чем через полчаса соберется слушать мессу потрясенная община, налево. Община, сбитая одному Богу ведомо из кого. Община горемык и борцов. Община, тем не менее. Борцов за мир. Подержанный мир. Порок. Рок. Поздний срок.

А пока. Облака. Сады. Звери. Птицы. Аминь.

Часть II

Я победил закон

Майкл Уорд

Я против адвоката

Michael Ward

I Fought the Lawyer

Майкл Уорд родился в Ванкувере в 1967 году и вырос в Торонто. В возрасте одиннадцати лет переехал в Гулль, что на востоке Йоркшира. Некоторое время изучал философию в университете Лестера и переехал в Лондон в 1987 году. Там он успел недолго поработать сортировщиком почты, а потом стал играть в музыкальной группе. Случайная встреча в пабе привела его в журналистику, и с 1997 года он трудится на этом поприще в качестве «свободного художника». Живет в Ноттинг-Хилл.

Место действия – Мейфэр

Я нажал кнопку воспроизведения, и тут же загорелся миниатюрный экран цифровой видеокамеры. Видно было только кривляющееся лицо Вани. Потом Ваня показала язык и исчезла. Это была проверка готовности камеры к работе.

«Хорошая девочка».

С того места на шкафу, где была установлена камера, можно заснять примерно половину комнаты. В дальнем правом углу стоит кровать, рядом с ней – большое зеркало, слева – маленький комод, а между ними, у дальней стены – вешалка с одеждой французской крестьянской девушки, кожаные доспехи и форма медсестры с белой шапочкой. Перед вешалкой стоит пара доходящих до бедра черных кожаных сапог.

Через две секунды опять появляется Ваня. Она несет стул, которым только что воспользовалась, чтобы установить камеру на шкаф, и ставит его на обычное место рядом с комодом. Девушка смотрится в зеркало, быстро поправляет прическу, сверху вниз проводит руками по комбинации, разглаживая ее, а потом выходит из зоны, охватываемой камерой и направляется к двери в гостиную.

Девять секунд ничего не происходит, потом снова появляется изображение. В комнату входит мужчина, делает четыре молодцеватых шага к зеркалу, останавливается и разглядывает свое отражение. Это высокий, стройный, красивый мужчина лет пятидесяти с небольшим, с внушительной копной седых волос. На нем дорогой, темный, со вкусом подобранный костюм. Олицетворение консервативного английского стиля. Указательным пальцем мужчина проводит по бровям, приглаживая все неровно лежащие волоски, затем поворачивается и непроизвольно принимает идеальную позицию для кинопробы. Вид в фас.

«Отлично».

Ваня возвращается в комнату. Слегка покачиваясь на каблучках, которые утопают в ковре, она идет к комоду за презервативом. Джентльмен снимает пиджак и вешает его на спинку стула, затем аккуратно ставит под стул ботинки. К тому времени, как Ваня, тщательно смазав презерватив вазелином, надевает его на указательный палец, мужчина уже полностью раздет, на нем остаются только тонкие черные носки до середины икры. Он ложится на кровать, но смотрит в противоположную от камеры сторону. В объектив попадает его голый зад.

Ваня, все еще в комбинации и туфлях, залезает на кровать и встает на колени за спиной мужчины. Она нежно смазывает вазелином ректальную область королевского адвоката, сопровождая движение пальца тихим пением хорватской колыбельной «Mamu ti jebem u guzicu». Затем она осторожно вводит палец джентльмену в анус и начинает трахать его. Громкость сербохорватской мантры повышается по мере ускорения движений пальца. «Picka. Mamu ti jebem u guzicu…» Мужчина начинает яростно мастурбировать. Примерно через минуту седовласый джентльмен достигает пика удовольствия. Все свершилось.

Я нажимаю на «STOP».

«Получилось!»

Пора перемотать пленку назад.

На прошлой неделе, фактически в предыдущем тысячелетии, я присутствовал на представлении под названием «Река в огне». Власти организовали на Темзе полуночное огненное шоу под бой часов. Планировался мощный выброс оранжево-красного пламени на высоту двадцатого этажа. Благодаря пиротехническим средствам это пламя должно было пронестись через центр города на скорости восемьсот миль в час. «Превращение воды в огонь!», «Элементарная алхимия в грандиозном масштабе!». На самом деле на баржах посреди грязной реки установили несколько очень больших свечей, которые погасли, не успев как следует разгореться.

Не то чтобы меня это беспокоило. Мне было наплевать. Ложь, подделка, фальшивка. Эти суки только и могут придумывать рекламные слоганы, а результатов никогда нет. Я пошел туда не из-за шоу, а чтобы облегчить содержимое карманов ничего не подозревающих толстых ублюдков. И ничего не подозревающие толстые ублюдки не подкачали. Я собрал хороший урожай.

Я делал это не из-за денег, хотя кое-что из украденного в дальнейшем очень пригодилось. Это просто нужно было сделать. Все ликовали, возлагая на наступление нового тысячелетия свои ожидания и надежды; кто-то должен был восстановить равновесие. Привнести немного реальности в сложившееся положение вещей. Предполагается, что эти люди – матерые и опытные горожане, не правда ли? Эксперты по жизни в городе. «Приезжайте в Лондон». В Лондон, жители которого мочатся, гадят и блюют на собственных улицах; тем временем клика некомпетентных юристов, торгующих на улицах рекламными слоганами, трахает их в задницы и заставляет платить за это удовольствие.

Поэтому я устроил свое шоу. Маленький несанкционированный одноразовый перформанс для одного понимающего зрителя – для меня. Творческая кража. Берешь и даешь. В любом случае ни у кого другого это не получилось бы. Поблизости не было ни цыган, ни карманников, которые работают на Оксфорд-стрит и в метро. Они врезаются в туристов и неловко шарят у них по карманам. В результате получают однодневный проездной билет, который можно продать за соверен. Иногда мобильный телефон. Никакого чувства стиля, никакой оригинальности. Никакой драмы. Я же давал виртуозное представление. У меня был рюкзак и две проворных приятельницы, Правая Рука и ее партнерша, Левая Рука. Мои руки такие ловкие! Они славятся легкими, мягкими прикосновениями. Можно сказать, что они точны, как цифровая техника. Однако стоит держаться от них подальше. Понимаете? Это называется стиль, сука. Ум! То, чего у этих кретинов никогда не будет. Я беру, и я даю. Это искусство. Искусство, черт побери!

Не спорю, сам процесс облегчения чужих карманов был во многом таким же, как всегда. По крайней мере технически. Мне и раньше пару раз случалось выступать в роли карманника. Но это доставило мне мало удовольствия. Возбуждения, на которое я рассчитывал, не было. Не возникало ощущения События. В этот раз все было по-другому. Представление на реке оказалось дерьмовым, но все равно там плотной толпой собралось вместе два миллиона счастливых, обкуренных, пьяных и поющих людей. Все были очарованы несколькими цветными огнями в небе. Все счастливо обнимались со стоящими рядом. Люди подходили очень близко друг к другу и обнимались, словно на самом деле прекратили ненавидеть друг друга, словно на одну секунду перестали быть суками. Я вам спою «Старое доброе время»[11], уроды. «Знакомства прежние забыть…» Ты забыл следить за своими вещами, приятель, большое спасибо. «Возможно ли когда?» Вы не против, чтобы я это у вас забрал, сэр? «И давние года…» Взял! «Знакомства прежние забыть…» Заканчиваю пение, пора идти! А впереди тьма-тьмущая ребят в синей форме. Это была хорошая ночь. Новое начинание. Путь вперед.

* * *

После шоу я решил отправиться на праздничный перепихон. Ваня скорей всего все еще работает в это время.

Я ходил к ней уже примерно полгода – с тех пор, как она приехала из Хорватии. Девушка стоила заплаченных денег – очень красивое лицо и хорошее тело при разумной цене. Будь она англичанкой, брала бы в два раза дороже. Может, в три раза. Я думаю, это один из плюсов иммиграции. Дешевая, квалифицированная рабочая сила.

Я стал медленно пробираться сквозь толпу. Вверх по Станд, мимо Трафальгарской площади, дальше к Пиккадилли и Шеперд-маркет. По пути я тихонечко напевал себе под нос старую песенку Робин Гуда: «Он крадет у богатых / И отдает шлюхе. / Воровать хорошо! / Воровать хорошо! / Воровать хорошо!» Иногда, Джонатан Марк Тиллер, говорил я сам себе, ты на самом деле бываешь самым умным парнем в мире. В этом долбаном мире.

Примечания

1

Ньюгейтская тюрьма – тюрьма, перед которой до середины XIX века публично вешали осужденных, снесена в 1902 году, в настоящее время на ее месте стоит здание Центрального уголовного суда. Бедлам – Вифлеемская королевская психиатрическая больница, основана в 1247 году, в настоящее время переведена в Кент. «Болтик Эксчейндж», или Балтийская биржа, – крупнейшая фрахтовая компания в Лондоне. Джек-попрыгунчик – человекоподобное существо, умевшее высоко прыгать и нападавшее на жителей Лондона в конце XIX – начале XX века; поймать его так и не удалось. По адресу площадь Риллингтон, дом 10, в 1943 – 50 годах жил самый жуткий убийца ХХ века – Джон Реджинальд Кристи Холлидей.

2

Квадратная миля – лондонский Сити, один из крупнейших финансовых и коммерческих центров мира.

3

Rigor mortis (лат.) – трупное окоченение.

4

Букв. «пыльная чаша», название засушливых районов на западе США.

5

Умеренные либералы.

6

Тыквовидный цепень.

7

Пригород Лондона.

8

Святая Мария, Матерь Божия, молись за нас, грешных, ныне и в наш смертный час. Аминь (лат.) (Известная католическая молитва.)

9

Верую в единого Бога, Отца всемогущего (лат.).

10

Боже мой, от всего сердца покарай меня за все мои прегрешения, достойные ненависти, ибо, если я готов согрешить, не только принимаю от Тебя кару по заслугам моим, но и предостерегаю тех, кто готов служить Тебе с добром и достоинством, кого надо всеми Ты поставил. Посему тверже полагаюсь на грядущую милость Твою, да поможет она мне пребывать вне греха, избегая всякого нового случая согрешить… (Лат.)

11

«Старое доброе время» – шотландская песня на слова Роберта Бернса. По традиции ее поют на прощание в конце праздничного обеда, митинга и т. п.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.