Седихан и Тамровия (№8) - До конца времен

И как она забыла, что с этим упрямым мужчиной совершенно бесполезно спорить?! Угрюмо поджав губы, Сандра продиралась сквозь кусты вслед за Шандором. Почему он не считается с ее мнением? Он глубоко ошибается, если думает, что их отношения будут и дальше строиться подобным образом! Когда она придет в себя, непременно скажет ему пару теплых слов об этой отвратительной привычке брать все на себя!

— Пожалуй, вот здесь, — заявил Шандор, снимая с плеч рюкзак. Они стояли на берегу прозрачного ручья. Кругом царили тишина и покой, даже мерный рокот воды действовал успокаивающе.

— Думаю, нам не стоит пить эту воду, но мы можем помыть ноги, — сказал Шандор, снимая сапоги. — Разувайся скорее и присоединяйся ко мне. Ногам станет гораздо легче.

— Иди один. Я не хочу разуваться — помою только руки и лицо.

Шандор удивленно посмотрел на девушку.

— Не валяй дурака! Тебе нужно охладить уставшие ноги.

Сандра покачала головой.

— В этом нет необходимости. Я не так уж сильно устала. — И почему Шандор всегда спорит с ней? Сандра расстегнула рюкзак и положила его на землю, избегая смотреть в глаза своему спутнику. — Вот так еще лучше.

— Алессандра!

— Нет! — вдруг взорвалась она. — Я ведь уже сказала, что не хочу заходить в ручей. Ради бога, оставь меня в покое!

— Ну уж нет! — Шандор схватил ее за руку и властно приказал. — Посмотри на меня!

Сандра упрямо вскинула подбородок и посмотрела ему в глаза. Шандор внимательно изучал ее лицо. Почему-то она вдруг вспомнила, как он сказал, что выстрелил бы в нее, не сомневаясь ни секунды, если это было необходимо. Сейчас перед ней был совсем не тот Шандор, который сжимал ее в своих объятиях сегодня ночью. Перед ней был грозный Танзар.

— Весьма любопытно было бы узнать, почему ты не хочешь разуваться. По-моему, мне просто необходимо взглянуть на твои ноги. Мне почему-то кажется, что это вполне в твоем духе — прятать от меня кровавые мозоли.

— Нет у меня никаких мозолей. — Сандра поспешно отвела взгляд. — С чего это ты взял? Если бы я натерла ноги, я бы хромала…

— Садись, — велел Шандор. — Я сам разую.

Этот человек непреклонен. Что ж, она тоже умеет быть упрямой!

— Нет! Это просто смешно. У тебя нет никаких оснований считать…

— Успокойся, Сандра. — Он обнял девушку за плечи. — Мы можем стоять здесь и спорить еще хоть полчаса, но потом тебе все равно придется разуться. А если ты попробуешь сопротивляться, то очень быстро окажешься на земле. — Взгляд его похолодел, как лед. — Ты очень сильная женщина, Сандра, но я все равно сильнее. Не заставляй меня снова доказывать это.

Сандра понимала, что Шандор добьется своего. Она уже убедилась в этом на собственном горьком опыте. Ругнувшись шепотом, она села на землю и стала разуваться.

— Я не расслышал, что именно ты сказала, — усмехнулся Шандор, — но, кажется, речь шла о моих родственниках. — Опустившись на землю рядом с Сандрой, он расшнуровал ее левую туфлю. Жесткое выражение на его лице испарилось так же быстро, как и появилось.

— Говорю же, нет у меня никаких мозолей! — возмущалась Сандра. — Почему ты мне не веришь? Я ведь не врала тебе. Ни разу.

— Ты все время твердишь одно и то же. Интересно, почему? — Сняв туфлю, он принялся стаскивать носок. — Ты так уверена, что не хромаешь, что невольно приходит в голову одна мысль. Ты изо всех сил старалась не хромать, вот что. — Он снова заглянул в лицо девушки. — Я ведь прав?

— Нет у меня никаких мозолей, — упрямо гнула свое Сандра.

— Что ж, посмотрим, — отбросив носок, Шандор взглянул на ногу Сандры. — Какие у тебя красивые ступни! Сильные, изящные.

— И огромные!

— Было бы странно, если бы у такой крупной женщины были маленькие ноги. Что ж, на пятках и на пальцах мозолей нет, — с этими словами он поднял ногу, чтобы взглянуть на подошву.

— Нет! — Сандра попыталась выдернуть ногу. — Ты ведь уже убедился…

Поздно — она ясно видела это по окаменевшему лицу Шандора.

— Да, мозолей действительно нет, — хрипло проговорил он. — Господи, почему ты не сказала мне ни слова? Вторая нога выглядит так же?

— Да, — Сандра снова хотела поджать ногу, но Шандор крепко держал ее стопу. — Я хочу обуться.

— Пока не стоит. Тем более что теперь тебе нечего больше скрывать. — В глазах его сверкала ярость. Дрожащими руками Шандор расшнуровал правую туфлю. — Ты прошла не меньше десяти миль, скрывая от меня свое состояние, но теперь я уже все видел. — Он осмотрел вторую ступню и тяжело вздохнул. — Ты снова солгала мне. Эта нога выглядит гораздо хуже.

Сандра пожала плечами.

— Болят они совершенно одинаково, — она печально улыбнулась.

Рука Шандора сжала ее стопу.

— Ничего смешного! Я готов задушить тебя! Почему, почему ты не сказала мне? Почему не спорила, когда я объявил, что придется идти пешком по горам пятнадцать миль? Почему не объяснила, что твои ступни покрыты шрамами и тебе трудно пройти даже одну милю?

— Ты ведь сказал, что безопаснее всего двигаться пешком. Я не могла требовать, чтобы ты рисковал собой из-за моего увечья.

— Я нашел бы способ переправить тебя! Какое ты имела право корчить из себя мученицу! — Он коснулся пальцами ее израненной ноги. — Я чувствую себя одним из палачей Налдоны. Ну почему ты не можешь довериться мне до конца? — В голосе его зазвучала боль. — Как еще я должен доказать тебе, что заслуживаю доверия? Ты не должна переносить все невзгоды одна! Я здесь, и я хочу помочь тебе. Почему ты не позволяешь мне этого? Ты отгородилась от мира стеной молчания и не хочешь пропустить меня к себе. Я не могу больше выносить этого! Я не… — Голос его сорвался, и Сандра увидела, что Шандора бьет крупная дрожь. Он закрыл глаза. — О боже, что это я говорю! — Он зажмурился, глубоко вздохнул и с шумом выдохнул воздух. Когда Шандор открыл глаза, в них больше не пылал гнев. — Извини, я не хотел на тебя кричать. Ты и так достаточно перенесла сегодня.

— Ты вовсе не кричал, — тихо сказала Сандра. Он и вправду ни разу не повысил на нее голос, но в словах его было столько едва сдерживаемой ярости, что ей стало не по себе.

— Нет? — Шандор лукаво улыбнулся. — А мне казалось… — Он опустил ноги Сандры так, что теперь они висели над водой. — Что ж, посмотрим, что можно сделать, чтобы эти кошмарные раны болели не так сильно. — Он присел рядом с Сандрой. — Обидно, когда тебе не доверяют, но готов подождать, пока ты сама захочешь рассказать мне о своем прошлом.

— А другие женщины сразу и во всем доверялись тебе? — Сандра сама не знала, как эти слова сорвались у нее с языка.

— Я, кажется, ясно дал понять, что тебе не стоит сравнивать себя с другими женщинами из моей жизни, — не глядя на Сандру, Шандор закатал ее джинсы до колен. — Я не могу силой добиться твоего доверия. Это должно исходить от тебя. Я не сержусь. Просто мне больно сознавать, что ты не веришь мне до конца. — Он осторожно погрузил ее ноги в холодную воду ручья. — Посиди вот так. Тебе должно стать легче. Ну как? Лучше?

— Намного, — рассеянно прошептала Сандра. Мысли ее были заняты словами Шандора, и она почти не чувствовала, как обмывает распухшие ноги ледяная вода. Она причинила ему боль. При мысли об этом у Сандры защемило сердце. Она же не хотела!.. Шандор прав. Она давно привыкла охранять свой мир от посягательств посторонних и непроизвольно отгораживалась стеной от всякого, кто пытался туда проникнуть. Но Шандор не побоялся дать понять, что Сандра может причинить ему боль. Он доверял Сандре, а она не могла найти к себе силы довериться ему до конца.

— Это случилось в Саид-Абабе, — быстро произнесла девушка.

— Что? — Шандор буквально впился взглядом в ее лицо.

— Я говорю о шрамах, — Сандра смотрела на лоскуток неба, темневший в просвете между кронами сосен. — Это случилось шестнадцать лет назад в Саид-Абабе.

Шандор застыл, словно пораженный громом.

— Но ведь шестнадцать лет назад тебе было не больше двенадцати… а раны, от которых остаются такие шрамы, должны быть очень глубокими. — Он старался говорить ровно, чтобы Сандра не испугалась и снова не замкнулась в себе.

— Они и были глубокими, а потом стали нарывать. Лишь по счастливой случайности удалось избежать гангрены. В лагере почти не было антибиотиков. — Девушка облизнула губу. — Я бы, наверное, умерла, если бы не Дмитрий.

— В лагере?

— Я провела два года в лагере для перемещенных лиц в Саид-Абабе. — После стольких лет забвения слова приходили с трудом. — Это было сразу после революции. Люди, захватившие власть, оказались куда более жестокими, чем свергнутые ими тираны.

— Я слышал об этом. — После революции в Саид-Абабе до Тамровии доходило множество историй о зверствах тамошнего режима. Так, значит, Алессандра попала в самое пекло этого ада!

— Но ты же американка. Почему ты попала в лагерь для перемещенных лиц?

— Я никогда не говорила, что я родом из Штатов. Речь шла лишь об американском паспорте. После революции у меня не было никаких документов. Я ничего не знала о своей национальности. Джеймс решил, что я вполне могу быть американкой, потому что один из лагерных офицеров вроде бы видел, как я бродила по улицам городка, построенного вокруг американского нефтеперерабатывающего комплекса. — Сандра пожала плечами. — Вообще-то сомневаюсь. Нашли меня за много миль от этого городка. Я лежала в лихорадке у обочины дороги. Джеймс говорит, что мои раны вполне могут быть следствием долгих скитаний по пустыне.

— Джеймс говорит, — задумчиво повторил Шандор. — А сама ты разве не знаешь?

— Нет. Я не помню ничего до той минуты, когда очнулась в лагере. Вот почему оказалось так трудно определить мою национальность. Я свободно говорила по-английски, по-немецки и по-французски. А завод и городок, где меня якобы видели, были разрушены бомбами. — Сандра понизила голос. — Говорят, город горел несколько дней, и клубы черного дыма были видны за сотни миль.

Клубы черного дыма. Шандор представил себе эту страшную картину, полную ужаса и отчаяния.

— Американское правительство выразило тогда протест, — вспомнил Шандор. — Но большую часть американских граждан успели вывезти до того, как стало по-настоящему жарко. Неужели о тебе не было никаких запросов?

Сандра покачала головой.

— Никаких запросов и вообще никаких записей о том, кто я такая. Если задуматься, в этом нет ничего необычного. На свете много людей, оторвавшихся от своих корней. Может быть, мои родители тоже были такими.

— Я не знал, что в Саид-Абабе существовал лагерь для перемещенных лиц, — осторожно сказал Шандор. Ему хотелось забросать Сандру вопросами, вытянуть из нее всю правду о ее прошлом… но он понимал, что должен действовать осторожнее. Сандре наверняка нелегко дались ее признания.

— В первые полтора года после революции никакого лагеря не было. Но потом, уступив нажиму международных организаций, его организовали, — Сандра скривила губы. — Дмитрий говорил, что концлагерь в Польше, где он побывал в детстве, и то не был таким адом.

Сандра второй раз упомянула это имя.

— Дмитрий? — переспросил Шандор.

— Дмитрий Сокол, мой друг. Очнувшись, я увидела перед собой его лицо. Он выходил меня. Благодаря ему я снова смогла ходить. Дмитрий отдавал мне половину своей пайки, потому что я была слишком слаба и другие заключенные крали мою еду. Дмитрий защищал меня как мог. Вот только мог он не так много. Дмитрий не хотел понимать, как устроен мир, в котором он живет. Он был профессором Варшавского университета. Казалось бы, изучая историю нашего общества, он должен был понять, что в этом мире надо бороться, чтобы выжить. А святые непременно становятся мучениками.

— Твой Дмитрий был святым?

— Нет, всего-навсего человеком. Добрым и щедрым… — Голос ее дрогнул. — Но я не хочу говорить о Дмитрии.

— Значит, не надо о нем говорить. — Шандор накрыл ладонью ее руку. — Не надо говорить о том, что причиняет тебе боль.

С минуту Сандра молчала. И все же… Дмитрий был частью ее жизни, и она не могла рассказывать о ней, не упоминая его. Усилием воли Сандра заставила себя продолжать.

— Когда я поправилась, Дмитрию не приходилось больше заботиться обо мне. Я взяла все в свои руки. Я была молодой и сильной и знала, как выжить, — в голосе ее звенела ярость. — Никто больше не смел воровать пайку у меня или у Дмитрия, после того как я один раз показала им, что будет с теми, кто осмелится. Это были не люди — животные. Война сделала их такими. Знаешь, как выжить среди животных?

— Нет, — Шандор не был уверен, что Сандра слышит его. Она жила сейчас в другом мире — в мире своего ужасного прошлого.

— Надо дать им понять, что каждое сказанное тобой слово имеет вес. Если ты угрожаешь, они должны знать, что ты исполнишь свою угрозу. Я быстро усвоила эти правила и добавила к ним несколько своих. Дмитрий почти никогда не понимал, что происходит. Думаю, он просто не хотел жить по звериным законам. Мне даже приходилось останавливать его, когда он пытался отдать кому-то с таким трудом отбитую мною пищу. Я следила, чтобы Дмитрий укрывался на ночь, чтобы не оставался голодным, не забывал гулять. А Дмитрий рассказывал мне разные истории, учил меня и даже иногда умел рассмешить. Он помогал мне оставаться человеком. Если бы не Дмитрий, я превратилась бы в такое же животное, как все остальные. Знаешь, он дал мне даже мое имя. Администрации лагеря было все равно. Я была для них просто номер пятьсот тридцать четыре. Дмитрий сказал, что красивые слова радуют сердце, и я должна иметь красивое имя, чтобы всякий раз, когда его произносят, душу наполняла радость. Мы выбирали имя двое суток. Это был один из самых страшных периодов нашей жизни в лагере. Наверное, Дмитрий пытался отвлечь меня таким образом от того, что происходит вокруг. — Голос ее был чуть громче шепота. — Он дал мне намного больше, чем могла дать ему я, и даже не понимал этого.

У Шандора перехватило горло.

— Это ты дала ему куда больше, чем понимала. Ты любила его. И он наверняка знал об этом.

— Да, думаю, он знал, что я люблю его. Мы никогда не говорили об этом. Любовь казалась чем-то чуждым в этом ужасном месте. Но Дмитрий знал, — Сандра закрыла глаза. — Господи, я надеюсь, что он действительно знал это. Я думала, что нам не нужны слова, но, может быть, я ошибалась? Неужели он умер, так и не зная, как сильно я…

— Нет, — твердо сказал Шандор. — Ты все сделала правильно. Иногда слова действительно ни к чему. Дмитрий понимал, что ты чувствуешь. — Значит, Дмитрий умер. Шандор поспешил перевести разговор на другую тему — воспоминания о покойном друге причиняли Сандре слишком сильную боль. — А когда ты встретила Брюнера?

— В тот день, когда умер Дмитрий. Как глупо получилось! Он надеялся отвлечь Сандру от воспоминаний, но было слишком поздно. Она уже погрузилась с головой в ужасы своего прошлого и снова переживала давно испытанные страдания.

— Как я уже сказала, в лагере практически не было антибиотиков. Я делала все, чтобы сохранить ему жизнь, но все же Дмитрий простудился, и у него началась пневмония. Я требовала у охранников достать необходимые ему лекарства. Я кричала на них. Дмитрий умирал, а меня никто не хотел слушать. — Сама того не замечая, Сандра впилась ногтями в руку Шандора. — Все, что я могла, — сидеть рядом и смотреть, как Дмитрий борется за каждый вздох. Это продолжалось пять дней.

— Алессандра…

— Я думала, что сойду с ума. Мне хотелось убить кого-нибудь. Дмитрий был единственным светлым пятном в моей жизни, а они позволили ему умереть. Я кричала как одержимая. Я набросилась на охранника. Мы катались по пыльному двору перед бараком, осыпая друг друга проклятьями, и я запомнила на всю жизнь удивленное лицо охранника. Они позволили Дмитрию умереть, а я должна была смириться с этим. Казалось бы, они должны понимать, что это просто невозможно!

— Конечно, — тихо произнес Шандор. — Конечно, ты не могла с этим смириться.

— Джеймс в тот день осматривал лагерь и увидел, как мы с охранником катаемся по земле. Когда нас наконец разняли, он приказал не трогать меня. — Сандра открыла глаза. — Мы долго беседовали. Не помню, о чем. Джеймс приказал устроить для Дмитрия приличные похороны. Потом он говорил, что сделал это по моей просьбе, но я не помню, как просила его об этом. Я понимала тогда только одно: Дмитрий умер, и я снова одна на этом свете. На следующий день Джеймс вернулся, и мы снова говорили. Так он приходил день за днем, а потом сообщил мне однажды, что договорился, чтобы я переехала к нему в гостиницу. Я буду жить там, пока он не оформит для меня паспорт, чтобы мы могли покинуть Саид-Абабу. Шандор чуть не задохнулся от ярости.

— Так они просто отдали тебя ему? — Он изо всех сил старался не выдать голосом своих истинных чувств. Он не имеет права ревновать. Перед Сандрой стоял нелегкий выбор. Конечно, лучше стать любовницей Брюнера, чем терпеть ужасы лагерной жизни.

Сандра кивнула.

— Джеймс очень интересовал правительство Саид-Абабы. Его компания продавала им оружие, с помощью которого был подавлен мятеж. К тому времени они уже начали поглядывать через границу на Седихан, и теперь им требовалось оружие, чтобы начать вторжение. Джеймс не собирался поставлять его, но тянул время, дожидаясь, пока можно будет вывезти меня из страны. — Сандра замолчала, прислушиваясь к шуму деревьев и стрекоту цикад. — Этого достаточно?

— Достаточно? — удивленно переспросил Шандор.

Впервые с тех пор, как она начала свой рассказ, Сандра посмотрела ему в глаза.

— Я никогда никому не рассказывала о Саид-Абабе. Просто я решила, что только так смогу доказать, что доверяю тебе. Ты хочешь, чтобы я рассказывала дальше?

В груди Шандора потеплело. Так значит, Сандра согласилась вспомнить, снова пережить весь этот ужас, чтобы доказать, что он что-то значит для нее? Он не мог смотреть ей в глаза.

— Ну конечно, достаточно, — хрипло сказал он и, отпустив руку Сандры, по очереди вынул из воды ее ноги. — Ох, они, должно быть, превратились в ледышки.

— Зато теперь они не болят. — Сандра смотрела, как Шандор достает из кармана джинсов платок и вытирает ей ноги, и сердце ее наполнялось нежностью.

— Теперь я смогу дойти до летного поля.

— Сможешь? — рассеянно переспросил Шандор, сжимая в ладонях ее ступню. — Бедная моя русалочка!

— Русалочка?

— Разве ты не знаешь сказку о русалочке? Ведьма прочла над ней заклинание, чтобы она смогла стать обычной девушкой и жить среди смертных… но каждый шаг по суше причинял ей чудовищную боль.

— Ну, я все же не русалочка и прекрасно хожу по суше. Уже почти темно. Не пора ли нам трогаться в путь?

— Ты права, — Шандор погладил ее ногу. — Надевай носки и обувь.

— Но ты ведь тоже хотел помыть ноги?

— Ничего, это может подождать. Нам осталось идти не так уж долго.

— Четыре мили по холмам. Это не близко. Послушай, несколько минут ничего не изменят. Почему бы тебе…

— Пойдем, — Шандор поднял Сандру на ноги и протянул ей ее рюкзак. — В горах не стоит бродить ночью. — Не глядя на Сандру, он вел ее через кусты к тропинке. — Поэтому сейчас мы отправимся в Лимтану.

Глава 6

Они стояли на вершине холма и смотрели на раскинувшуюся внизу долину. Замок из серого камня с его ажурными башенками был величественным — и в то же время казался каким-то заброшенным, одиноким.

— Похоже на замок Спящей красавицы, — прошептала Сандра.

— Мой замок проспал не сто лет, а только два года, — Шандор невесело улыбнулся. — Да, хозяйственные заботы Налдоны явно не распространяются на окрестности. — Он поспешно отвернулся. — Пойдем.

— Нет! — Сандра невольно сжала кулаки. — Ты ведь сам говорил, что этот замок — ловушка, устроенная Налдоной. Выглядит он покинутым, но внутри наверняка кто-то есть. Люди Налдоны, которые докладывают ему обо всех подозрительных вещах.

— Конечно, там стоят его соглядатаи, но они никого не увидят, — Шандор лукаво оглянулся на Сандру. — Как ты, однако, любишь спорить! Неужели все начинается сначала? Я не собираюсь таскать тебя ночью по горам. Мы отправимся в путь на рассвете, после того, как ты хорошенько отдохнешь.

— Но это же глупо! Неужели не понимаешь? Если уж ты настаиваешь на том, чтобы мы прервали наш поход на ночь, давай расположимся в лесу или здесь, на холме. Тебе опасно появляться в замке!

Лицо Шандора вдруг просветлело.

— Знаешь, только что ты впервые дала понять, что тебя… гм… огорчит, если Налдона прикажет перерезать мне горло. Я думал, тебе все равно…

— Разумеется, мне не все равно! — раздраженно перебила его Сандра. — Хотя именно это ты заслужил за свое дурацкое упрямство.

В ответ Шандор лишь усмехнулся.

— Трудно упрекнуть тебя в излишней сентиментальности. Что ж, я влюблен, а влюбленные всегда немного дураки. Так говорят все поэты. — Улыбка его вдруг померкла. — Я хочу, чтобы ты увидела мой дом, Алессандра. Это важно для меня, конечно, это небезопасно, но я не стал бы рисковать, если бы не рассчитывал проникнуть туда незамеченным.

Шандор снова просил довериться ему. На этот раз он не произнес этого вслух, по Сандра понимала его без слов. И, конечно, она сделает так, как он скажет.

— Что ж, ладно, — махнула рукой Сандра. — Надеюсь, мы об этом не пожалеем.

Шандор привел ее к груде огромных камней и, наклонившись, стал шарить руками по траве.

— Вот он, — Шандор потянул невидимый Сандре рычаг. Кусок земли вместе с растущей на нем травой оказался люком, который откинулся, открыв взгляду круглое отверстие около трех футов в диаметре.

— Дверца мышеловки, — угрюмо пробормотала Алессандра. — Только не говори мне, что это еще один подземный ход.

— Тем не менее это так.

— И как только вам в Тамровии вообще пришло в голову строить улицы? По-моему, вам куда больше нравится ползать под землей, чем ходить в полный рост.

— Не надо издеваться, дорогая. В каждом порядочном замке должен быть свой подземный ход. Это неотъемлемая часть местного колорита. — Он пропустил Сандру вперед. — Держись покрепче за перила. Ступеньки могут оказаться скользкими. Видишь, какая у нас тут дикость. Никакой железной лестницы, как в канализации Белахо. Настоящие каменные ступени.

— Впечатляет, — скептически отозвалась Сандра, делая шаг в темноту. — Но еще больше меня бы впечатлило, если бы я услышала, что этот самый кусочек местного колорита, в отличие от Белахо, не кишит грызунами.

— Ну… — Шандор шел прямо за Сандрой, и губы его касались ее уха. — Мне, конечно, хотелось бы тебя приободрить, но в последний раз я был здесь в возрасте примерно десяти лет. — Он зажег фонарик. — Так что за крыс поручиться не могу, зато гарантирую, что в Лимтане не водятся крокодилы.

Глаза его задиристо блестели, и Сандра без труда представила озорного десятилетнего мальчишку, облюбовавшего старинный подземный ход для своих детских игр.

— У тебя счастливое лицо, — сказала Сандра.

— Это потому что я дома. — Шандор легонько подтолкнул ее вперед. — Мальчишкой я часто играл в этих лабиринтах. Существование подземного хода считалось семейной тайной, поэтому я не мог привести с собой детишек наших слуг, с которыми играл во дворе и в коридорах замка. Впрочем, это не имело значения. Здесь я мог представлять себя кем угодно. У меня был ирландский сеттер по имени Борис, так вот он носился по этим коридорам, как…

Всю дорогу Шандор предавался воспоминаниям о детских проделках. Сандре было приятно, что он так охотно делится с ней своим прошлым. Она слушала с улыбкой на губах, ловя себя на том, что испытывает к этому мужчине почти материнскую нежность. Наконец они оказались перед лестницей, ведущей вверх.

— Где заканчивается подземный ход? — поинтересовалась Сандра.

— В детской. Раньше меня это вполне устраивало.

— Не сомневаюсь, — Сандра снова улыбнулась. — Должно быть, у тебя было очень счастливое детство.

Шандор кивнул.

— Мне повезло. У меня были любящие родители, которые к тому же обожали друг друга. Был дом, был огромный двор, по которому можно носиться сломя голову. Мне так нравилось… — он вдруг замолчал, нахмурился. — Извини, я как-то не подумал… Мне не стоило… Теперь ты будешь считать меня бесчувственным негодяем.

— Ты думаешь, что не должен рассказывать мне о своем детстве, потому что у меня его не было? — Сандра покачала головой. — Я ведь не помню, как жила до революции в Саид-Абабе. Может, я тоже была счастливым ребенком.

— Но ты ведь не помнишь, — угрюмо повторил Шандор. — Тебе никогда не хотелось вернуть память о прошлом?

— Нет, — тихо, но твердо сказала Сандра. — Ведь то, что я забыла, может оказаться еще хуже того, что я помню. В моей жизни и так хватало кошмаров. Я такая, какая есть. И, даже обретя семью и родословное древо, я уже не способна измениться.

«Что ж, возможно, она права, — подумал Шандор. — Не всегда стоит пытаться оживить прошлое».

— Знаешь, родословное древо может оказаться для человека тяжелым грузом; — шутливо сказал он вслух, подымаясь по лестнице. — Я, например, обременен таким количеством знатных родственников, что с удовольствием поделился бы с тобой. — Он неожиданно серьезно посмотрел на девушку. — Я готов поделиться с тобой всем, что имею. Воспоминаниями о детстве, о юности, обо всем, что было в моей жизни. Поверь, в моем прошлом нет ничего позорного.

У Сандры защипало в горле. Она отчаянно боролась с подступившими слезами. Неужели перед ней знаменитый Танзар, герой революции, непримиримый борец с тиранией? Откуда в этом человеке столько доброты и нежности, столько сочувствия к ее бедам?

— Это… как это мило с твоей стороны. — Она понимала, что несет чепуху, но ничего не могла с собой поделать. — Я не знаю, что сказать, — честно призналась Сандра, смущенно улыбаясь. — Ни в одной книге не написано, как принимать подобные подарки.

— Просто принимать их, и все, — Шандор нежно поцеловал ее в щеку. — А я просто преподношу тебе этот дар от всей души и с огромной любовью.

Любовь. Сандра замерла, мысленно повторяя это слово. До сих пор Шандор не говорил ничего подобного. Она посмотрела ему в глаза.

— Шандор, я не знаю…

— Тсс. — Он приложил палец к ее губам. — Не сейчас, конечно, не сейчас. Я понимаю — все произошло слишком быстро. Просто подумай об этом, ладно?

— Ладно, — кивнула Сандра. «Подумай об этом». Как будто она могла думать о чем-нибудь другом!

— Вот и хорошо, — Шандор потянул за рычаг на стене, в которую упиралась лестница. Стенная панель отъехала в сторону, и они протиснулись в комнату.

— Что ж, по крайней мере теперь мы знаем, что Налдона не обнаружил этот ход. Я боялся, что нам придется убирать стоящего у двери часового.

Шандор установил панель на место и с улыбкой на губах повернулся к Сандре.

— Наверное, мне следовало, когда я вырос, пользоваться этим ходом почаще. В детстве дверь открывалась куда проще, но за столько лет механизм заржавел. — Луч фонарика осветил пыльную комнату. — Да и детская казалась тогда гораздо больше.

— Или просто ты был поменьше?

— Может быть, может быть. — Луч фонарика осветил какой-то странный предмет у дальней стены. — Правда, кое-что не меняется с годами. Пойдем, представлю тебя Лео.

— Лео?

— Мой игрушечный конь. Он принадлежал еще моему прапрадедушке и передается в семье от отца к сыну. Лео всегда был моей любимой игрушкой.

Большой конь-качалка был темно-серым с черной гривой, под красным седлом с золотистыми кисточками.

— Он — просто чудо! — тихо сказала Сандра. — Выглядит так, будто снова готов пуститься вскачь, навстречу новым приключениям. Но почему ты зовешь его Лео? Так обычно называют игрушечных львят.

Шандор кинул, поглаживая Лео по пыльной гриве.

— Мой отец говорил, что у этого коня сердце льва. Он подарил мне Лео, когда мне исполнилось четыре года, и рассказал его историю и истории всех Карпатанов, которые качались на нем в прошлом. — Шандор провел пальцем по царапине на боку коня. — Это сделал мой отец. Однажды он прокрался в кабинет деда и отстегнул с его сапог шпоры. Решил, что должен непременно выглядеть, как взрослый наездник. — Шандор потянул за одну из кисточек. — Иногда Лео казался мне куда более настоящим, чем живой пони, которого я получил в подарок год спустя.

— От отца к сыну — какая славная традиция. — Шагнув вперед, Сандра осторожно потрогала пальцем нарисованное седло. Глупо, но этот деревянный конь казался ей почти живым. Он видел столько любви от своих маленьких хозяев, слышал столько смеха! Теперь конь стоял в пыльной детской, заброшенный, но не забытый. Он отдыхал, ожидая своего нового хозяина.

— Когда-нибудь и ты передашь его своему сыну, — тихо сказала Сандра.

Шандор ничего не ответил. Подняв голову, она увидела, что лицо его помрачнело. — Что-то не так?

Он снова подергал кисточку и сказал:

— Все в порядке. Позволь показать тебе мой дом. Как твои ноги?

— Болят немного. Но это так — ничего серьезного.

— Я не буду утомлять тебя. — Шандор окинул комнату грустным, полным любви взглядом. — Хочу показать тебе некоторые вещи, которые мне дороги, — он сделал паузу. — И сам хочу посмотреть на них, стоя рядом с тобой. А потом ты сможешь выкупаться и лечь спать.

— Я хочу увидеть здесь все, — быстро сказала Сандра. — Ты обещал поделиться со мной своей прошлой жизнью, и я решила поймать тебя на слове. — Даже если бы она падала с ног от усталости, ответ ее был бы точно таким же. Сандра чувствовала, как важно для Шандора поделиться с ней своим прошлым. — Думаю, нам не стоит зажигать свет.

— Нет, не стоит. Да и главный генератор наверняка выключен. Но в замке всегда хранилось множество свечей. Моя мать любила свечи. Если задернуть шторы, света никто не увидит. — Открыв перед Сандрой дверь, он отвесил шутовской поклон. — Добро пожаловать в мой мир, миледи.

Они бродили по огромным залам с натертыми до блеска полами. Заходили в комнаты, каждая из которых имела свою историю, с каждой были связаны свои воспоминания. Шандор любил свой дом и был счастлив снова оказаться в его стенах.

— Моя мать обожала эту вазу. Отец подарил… — Он осекся, удивленно глядя на Сандру. — Почему ты так смотришь на меня? — Он смущенно улыбнулся. — Наверное, я слишком много болтаю. Девушка энергично помотала головой.

— Мне все здесь нравится. И больше всего ты, Шандор.