Невесты для удовольствий - Невеста без фаты

Джиллиан Хантер

Невеста без фаты

Глава 1

Манкс-Хантли

Англия, 1808 год

Мисс Вайолет Ноултон уже не один год подозревала, что с ней что-то не так. Однако только на тринадцатое лето своей жизни она обнаружила у себя скрытый изъян. До той поры она считала себя послушной девочкой, которой повезло в жизни, несмотря на то что она потеряла родителей так давно, что у нее даже не осталось о них воспоминаний, чтобы горевать об утрате.

Ее тетя и дядя, барон и леди Эшфилд, лелеяли ее, пестовали и растили как собственного ребенка. Из Фалмута, где жизнь била ключом, они переехали в забытую Богом деревушку под названием Манкс-Хантли, чтобы уберечь Вайолет от соблазнов, которые, как ей было доподлинно известно, подстерегали каждую девочку, не подозревающую о вездесущих врагах рода человеческого. И чем старше становилась Вайолет, тем чаще она, глядя вдаль из окна спальни, задумывалась о том, в каком облике явится ей этот грозный враг – соблазн. Предстанет ли он в образе мужчины? Или дикого зверя? Она жила под впечатлением, что эта таинственная опасность грозит всем девушкам без исключения. Если бы только ее опекуны объяснили ей, почему они так часто замолкают, когда она входит в комнату без стука. Если бы только признались ей, что опасность заключена в ней самой и что они собираются уберечь ее от нее самой, она бы, возможно, утроила бдительность.

Все их попытки ее уберечь были обречены на провал.

До ее тринадцатого дня рождения оставалось два месяца, когда Вайолет, выглянув из окна, впервые заметила мальчика на заброшенном кладбище в овраге между лесом и усадебным домом дяди. В сгущающихся сумерках ей показалось, что мальчик энергично с кем-то сражался, но с кем? Вайолет при всем старании не смогла разглядеть его соперника.

Прошло три дня, прежде чем она снова его увидела. На этот раз было не так темно, и она поняла, что мальчик сражается лишь с воображаемым врагом. И с тех пор каждый вечер она уже не сходила со своего поста у окна, часами вглядывалась в темноту, надеясь увидеть заинтриговавшего ее загадочного воина.

Она не смогла бы описать его в деталях. Если считать кладбище сценой, а ее место у окна – креслом в зрительном зале, то место это было удачным, потому что отсюда мальчик казался ей высоким, ловким и отважным. Он не был привидением. Вайолет однажды видела его при дневном свете – он носился по могильным плитам, вращая над головой своим оружием. Он бежал так, словно за ним гналась шайка разбойников или стая драконов или словно он гнался за разбойниками или драконами.

Иногда он появлялся и исчезал прямо у нее на глазах точно по волшебству. Она спрашивала себя, где он живет и почему не боится играть на кладбище, которое все в Манкс-Хантли обходили стороной. Она думала о нем часами, потому что ей было одиноко и потому что отчаялась завести себе подруг среди других юных леди, живущих в деревне. Девочки, которые выросли в этом селении вокруг монастыря, никого не пускали в свой круг. И чем больше она стремилась произвести на них впечатление, тем больше они ее сторонились, пока наконец Вайолет не оставила всякие попытки к сближению.

По сути, ее единственной приятельницей была мисс Уинифред Хиггинс, гувернантка, которую дядя Вайолет нанял, повстречав на весенней ярмарке. Мисс Уинифред была пригожей рыжеволосой девушкой, добродушной и приветливой, и, как раз тогда, когда Вайолет почувствовала, что все больше проникается к гувернантке симпатией и относится к ней уже скорее как к подруге, чем как к наставнице, Уинифред призналась ей в том, что солгала барону Эшфилду насчет своей квалификации. Она не была двадцатилетней выпускницей пансиона, и опыта в наставничестве юных леди у нее не было никакого.

Как выяснилось, мисс Хиггинс в школе никогда не училась, а сбежала из дома. Пока Вайолет сидела на садовой ограде и рисовала стрекоз, ее гувернантку в зарослях у колючей изгороди соблазнял сын каменщика. Мисс Хиггинс клялась Вайолет, что у них настоящая любовь.

– Сколько вам на самом деле лет, мисс Хиггинс?

Уинифред посмотрела на Вайолет.

– Девятнадцать.

– Честно?

– Не надо было мне ничего тебе говорить, – сквозь зубы процедила Уинифред.

– Я рассказала вам о мальчике.

– Не подходи к нему, – предупредила ее Уинифред. – По крайней мере одна не подходи. – Она нахмурилась: – Мне почти восемнадцать. – Полагаю, ты собираешься рассказать дяде, что я солгала.

– Нет. – Вайолет и представить не могла, что потеряет свою единственную подругу. – А вы собираетесь рассказать ему о мальчике?

– Я пока не видела никакого мальчика.

– Но вы верите в то, что я его видела?

Мисс Хиггинс пожала плечами:

– Почему нет?

Как тем летом узнала Вайолет, есть определенные преимущества в том, чтобы иметь гувернантку, которая не только пренебрегает своими обязанностями, но и находится у тебя в долгу. Вскоре Уинифред начала позволять Вайолет вольности, которые до тех пор были ей запрещены. Она закрывала глаза на то, что Вайолет разгуливала по саду босиком, и позволяла воспитаннице забредать все дальше от усадебного дома, пока однажды они не оказались на краю откоса, с которого были видны развалины церкви и заброшенное кладбище.

Вайолет и мисс Хиггинс в молчании смотрели на ряды могильных камней, поросших мхом. Они выглядели так романтично из окна спальни Вайолет. Уинифред прошептала:

– И почему кому-то хочется наведываться в такие места?

– Ради сокровищ, – ответил жизнерадостный голос у них за спиной.

Уинифред взвизгнула так, что могла бы пробудить целую армию призраков от их вечного сна. Она чуть было не упала от страху в овраг, но Вайолет схватила ее за руку. Она бы и сама завизжала, если б не узнала полноватого юного джентльмена в куртке с оловянными пуговицами. Это был всего лишь их сосед Элди – Элдберт Томкинсон – сын деревенского врача. Он разговаривал с Вайолет каждое воскресенье после службы в церкви и часто приходил к ним в дом, чтобы поиграть с дядей в шахматы. Элди задом наперед читал наизусть целые поэмы, и еще он на своей простыне начертил карту Манкс-Хантли.

Вайолет считала, что Элди чересчур умный – таким умным человеку быть вредно, – но, к чести его будет сказано, он заявил, что верит в то, что она видела мальчика, который бился на мечах с каким-то невидимым противником на церковном погосте. Но Элди не был тем самым мальчиком, и Вайолет из-за этого даже испытала некоторое разочарование.

– Что он тут делает? – прошептала Уинифред, подозрительно поглядывая на Элдберта и его лопату, которую тот держал на плече.

– Он убежден, что среди могил зарыто сокровище, но боится его искать в одиночку.

– Я не боюсь, – сказал Элдберт. – Мне просто нужен помощник, который бы держал карту и сверялся с компасом, пока я буду копать.

Никто из них ни разу не осмеливался так близко подходить к этим развалинам.

Через несколько дней Вайолет и Элдберт снова встретились и, набравшись храбрости – теперь ее у них было на двоих вдвое больше, – съехали вниз по склону оврага на церковный погост. Вайолет остановилась как раз перед могильной плитой – к счастью, ни ее альбом для этюдов, ни карандаши не пострадали, к этой же плите скатился Элдберт с лопатой и картой.

И Вайолет, и Элдберт понимали, что долго их вольница не продлится. В ближайшие дни их общий заклятый враг, достопочтенный Эмброуз Тилтон, конечно же, уже обратит внимание на то, что давно не видит своих соседей, и решит узнать почему. Эмброузу, как наследнику титула виконта, вскоре предстояло стать завидной добычей незамужних девиц из Манкс-Хантли. Однако по мнению Вайолет, ничего завидного в Тилтоне не было – она считала его подлым и вредным и терпела только из-за Элдберта. Она никогда не понимала, почему Элдберт позволяет Эмброузу издеваться над ним, пока однажды Элди не проговорился, что Эмброуза в школе старшие мальчики регулярно колотят, а он стыдится рассказать об этом отцу или классному наставнику.

– Но он большой, – не веря своим ушам, сказала Вайолет.

– Он боится, – сказал Элдберт. – Знаешь, не все мальчишки храбрые, и ты должна его пожалеть, Вайолет.

И Вайолет его жалела, кроме тех случаев, когда он становился донельзя противным – самым противным мальчишкой в Англии.

– Ты снова ищешь того странного типа с мечом? – крикнул он ей как-то раз с края оврага. – Знай, его не существует! И сокровищ тоже не существует! Надеюсь, вы в конце концов поймете, что выглядите глупо!

Но мальчик с мечом существовал, и Вайолет была намерена выяснить, кто он такой, хотя и не была уверена, что у нее хватит мужества рыскать по кладбищу. И уж конечно, она ни за что не полезет в изрядно осевшие развалины семейного склепа, где более ста лет назад были похоронены граф и все его домочадцы.

– Хочешь попасть в катакомбы? – спросил ее однажды Элдберт.

– Нет, конечно. Там же похоронили умерших от чумы.

– Ну да, – усмехнулся Элдберт. – Причем похоронная команда укладывала трупы один на другой, как бревна.

– Брр.

Они держались вместе, прокрадываясь между клочками травы и потрескавшимися надгробиями. Вайолет прочла только несколько из имен и эпитафий на могильных плитах, мимо которых проходила. Она отказывалась верить, что жизнь оканчивается вот так, в запустении и забвении, и была рада тому, что мать Элди положили на вечный покой на кладбище с другой стороны деревни.

– Пусть это будет рекой Стикс, – сказал Элдберт, указав лопатой на ручей, журчащий перед часовней.

Вайолет почувствовала, как по спине пробежал холодок, но то была не дрожь страха, а дрожь возбуждения.

– Ну, если это река Стикс, тогда мы все стоим у ворот в царство мертвых, и я надеюсь, что дома никого нет.

Элди повернул голову:

– Что там за шум?

Вайолет прислушалась к журчанию ручья и стуку своего сердца и затем услышала очень тихий скребущий звук – словно металл царапал камень.

– Там кто-то есть, – прошептала она, взглянув на катакомбы.

– Лисица, возможно. Или беспокойные духи. Может, что-то похуже. Давай как-нибудь на днях проверим.

– Мы не должны сюда ходить, ты же знаешь.

– Не должны, – согласился Элдберт и потянул ее за руку.

Они поднялись по ступеням до самого верха и вышли на площадку перед часовней, когда откуда-то снизу из катакомб снова отчетливо раздался знакомый металлический скрежет.

Элдберт принялся карабкаться наверх по склону оврага, но Вайолет его окликнула.

– Элдберт, – прошептала она. – Посмотри, это он.

Из подземелья вылез мальчик и стал подниматься по ступеням. С важным видом ступая по клочковатой траве, он направился к Вайолет.

Он был довольно высоким, а его очень светлые вьющиеся, как у сказочного эльфа, локоны достигали самого подбородка. С того места, где стояла Вайолет, казалось, что глаза его отражают свет, сверкая, словно кристаллы. Одет он был странно – в элегантные нанковые брюки, полосатую рубашку и рваную желтую куртку, которую носил с таким щегольством, словно то был плащ с подбоем из горностая.

Элдберт скатился вниз, едва не сбив ее с ног.

– Он – голодранец из «дворца»! – прошептал он.

– Откуда?

– Из «дворца», – повторил Элди. – Побежали отсюда.

Элдберт был прав, ведь он всегда прав. Может, мальчик ее и заинтриговал, но это не означало, что он был приличным, вежливым мальчиком. Что же касается того, что он из дворца, – что же, этого она не могла поставить ему в вину.

– Прошу прощения, если мы вас побеспокоили, – сказала Вайолет быстро. – Я видела, как вы упражнялись с мечом, и вы произвели на меня такое впечатление, что… что… Меня зовут Вайолет Ноултон, а это мой сосед Элдберт Томкинсон. Нам, конечно, здесь не следует находиться, но мы… мы…

Мальчик ничего не сказал. Он сохранял столь невозмутимый вид, что Вайолет засомневалась в том, понял ли он ее. Она немного подождала. Ей хотелось броситься наутек, однако интуиция подсказывала, что убегать уже поздно. Она действительно надеялась с ним подружиться, а он, очевидно, не разделял ее намерений.

И вдруг он улыбнулся.

– Меня зовут Кит, – сказал он вполне дружелюбно и неожиданно вытащил из-под своей желтой куртки меч. Опустив клинок Вайолет на плечо, он добавил: – Думаю, мне придется взять вас в заложницы.

Элдберт, опешив, даже выронил из рук лопату.

– Что она вам сделала?

Кит лишь мельком взглянул на него:

– Не лезьте не в свое дело.

– Беги, Вайолет, – шепнул ей Элдберт. – Приведи моего отца и слуг, пока я его тут задержу. Приведи мисс Хиггинс, если сможешь ее найти.

Мальчик презрительно рассмеялся, что указывало на то, что Элдберт нисколько его не запугал.

– Ну, вперед, – сказал он Вайолет. – Почему бы вам не внять совету вашей сестры и не побежать домой?

– Не нужно так себя вести, – пробормотала Вайолет. – Мы думали с вами подружиться…

– Подружиться? Вы же слышали: я беру вас в заложницы. Я собираюсь отвести вас в катакомбы, и этот соплежуй ничего не сможет мне сделать.

Вайолет наконец очнулась – она не могла допустить, чтобы Элдберта так оскорбляли. Не думая о последствиях, она сняла с себя шаль и набросила ее на лицо грубияна.

– Мне жаль, что я вообще на вас смотрела. Меня не удивляет, что вы всегда играете один в этом ужасном месте. Что хорошего в том, чтобы рубить мечом невидимых врагов?

Кит попытался снять шаль, но бахрома накрутилась на рукоять меча, и как бы искусно и ловко он ни вращал оружием, шерстяные нитки не желали распутываться. Наконец девочка сняла с него свою шаль, смерив Кита осуждающим взглядом, с невозмутимым видом снова накинула себе на плечи. Она держалась с королевским достоинством, и от этого Кит почувствовал себя грязным и жалким. Он узнал в ней девочку, которая наблюдала за ним из окна дома на холме, и знал, что если бы она захотела, то бы пожаловалась на него надзирателям работного дома, но она никому ничего не сказала и была его единственной зрительницей во время упражнений с мечом, и это льстило ему. Ее общество было намного приятнее, чем общество мертвецов, с которыми Кит сражался. Призраки не могли причинить ему вреда, но надзиратели из приюта могли, если бы узнали, что он отлынивает от работы.

Надсмотрщикам нравилось пороть мальчиков, сдирая не только кожу, но и мясо, или вешать их вниз головой на ночь, или сажать в карцер. Кит больше всего ненавидел карцер, особенно когда сторож пускал в каморку крыс.

Кит жил в работном доме уже двенадцать лет, а перевели его туда из приюта в два года. В журнале записей работного дома значилось, что его нашли завернутым в плащ на пороге.

Сейчас его выпускали из работного дома на три часа через день, чтобы он собирал камни и распугивал ворон вместо чучела на полях одного старого фермера, а на церковный погост Кит приходил в поисках покоя. Он не мог с точностью сказать, почему его привлекали катакомбы и покосившиеся надгробия. Может, потому, что под ними скрывался туннель, который вел к работному дому?

Полтора века назад здесь, в Манкс-Хантли, свирепствовала чума. Болезнь пощадила лишь несколько семей. Над кладбищем нависло проклятие. И в тени вязов, окружающих это место, ничто не росло, кроме травы и поганок.

Иногда Кит устраивал настоящее боевое представление ради девочки, которая находилась от него достаточно далеко и совершенно не догадывалась о том, что он обычный нищий мальчишка.

Девочка была довольно хорошенькой – темноволосой, с лучистыми глазами и звонким голосом. А лицо ее напоминало лица на брошах, которые носили милые пожилые леди из тех, что занимались благотворительностью и посещали «дворец».

Обитателям работного дома, или «дворца», как его все тут называли, никогда, однако, не доводилось попробовать ни одного из пирожных с ванильным кремом, что пекли для них эти дамы. Надзиратели забирали корзины с едой – таков был порядок. Так пусть эта девочка в окне смотрит на него, если хочет. За просмотр денег не берут. От того, смотрит она на него или нет, Киту было ни жарко, ни холодно. Вот чего он не переносил, так это прикосновений, и еще совсем маленьким научился защищаться от рук, которые пробирались к нему под одеяло. Впрочем, терпеть оставалось недолго. Он останется во «дворце» до октября, а дальше у него два пути: либо убежать, либо быть проданным какому-то чужаку в ученики. В октябре ему исполнялось пятнадцать, и он должен был покинуть дом. Но обитатели работного дома не могли позволить себе такую роскошь, как право выбирать свою дальнейшую судьбу.

Глядя на девочку, Кит нахмурился:

– Я не собирался брать вас в заложницы. Не с таким оружием. – Он закинул меч – а на самом деле обычную тяпку – на плечо. – Это была игра. И бой на мечах – игра. Я бы не причинил вам вреда. Идите спокойно домой.

– Простите, – сказала Вайолет.

– За что?

Она прикусила губу.

– За то, что испортила вам игру, случайно узнав вашу тайну.

Кит был уверен, что больше никогда ее не увидит.

Впервые заметив ее в окне, он подумал, что она калека. Потом он решил, что она, должно быть, наследница, которую привезли сюда из Лондона и держат заложницей в надежде получить за нее выкуп. Никто в здравом уме не стал бы искать пропавшую девочку в Манкс-Хантли. Через несколько недель он заключил, что ее заперли в доме в наказание за то, что она не слушалась родителей. Ему даже стало ее жалко. Он много всего передумал до того момента, как она стала ему другом.

И ни одно из его предположений не оказалось верным.

Глава 2

Через три дня Эмброуз раскрыл тайну Вайолет и Элдберта. Эмброуз заподозрил, что эти двое что-то затевают, и его сильно задело то, что его не позвали. В конце концов, Эмброуз считал себя здесь полноправным хозяином, ведь ему никто не был указом, кроме его матери, которую он боялся до полусмерти, и еще соучеников, чьи постоянные издевательства наполняли его стыдом и злобой.

С ним едва не случился гневный припадок, когда он узнал, что Вайолет и Элдберт не только пробрались на запретную территорию церковного двора, чтобы найти себе там приятеля – мальчишку из работного дома, но и что этот мальчишка взялся учить неповоротливого Элдберта фехтованию. Вайолет сидела на могильной плите – ни одна приличная девочка до такого бы не додумалась – и плела венки из клевера, собранного со склона оврага.

Худой светловолосый мальчик заметил Эмброуза первым. Он враждебно прищурился, словно знал, кто такой Эмброуз, что, наверное, было правдой. Затем он принял воинственную позу, словно собирался вызвать его на дуэль.

– Что ты здесь делаешь? – надменно осведомился у Эмброуза Элдберт – до сих пор он никогда не позволял себе говорить с ним подобным тоном.

Что-то изменилось. Нет. Все изменилось. Вайолет и Элдберт всегда играли только в те игры, которые предлагал Эмброуз. Но сейчас Вайолет плела венок для мальчишки-оборванца, бедняка, ничтожества!

– Что ты делаешь? – воскликнул Эмброуз, выпучив глаза. – Почему ты водишь дружбу с этим…

– Он Рыцарь непобедимого меча, – пояснила Вайолет. – А тебе запрещен вход в это королевство, если ты не поклянешься соблюдать его законы.

– Законы? Законы? Я должен соблюдать законы, установленные нищим? Нищим, который, – лицо Эмброуза побагровело, – носит мои брюки, украденные с бельевой веревки! – Эмброуз чуть было не подпрыгивал от возмущения. – Идите домой вы оба, или я расскажу маме, что вы тут делаете.

– Нет, – в один голос ответили Элдберт и Вайолет.

– А если ты скажешь матери, – добавил Элди, – твой друг попадет в беду.

У Эмброуза едва не отвалилась челюсть, когда он заметил, что нищий мальчишка потянулся за шпагой, лежавшей на могильной плите.

– Элдберт, это же шпага твоего отца! – воскликнул он. – Это…

– Если хочешь быть с нами, тебе придется пообещать хранить нашу тайну, – тихо сказала Вайолет. – Правда, Кит?

Но Эмброуз и Кит ее не слышали. Они смотрели друг другу в глаза. Кто знает, чем бы все это закончилось, если бы не Элдберт.

– Если ты сохранишь нашу тайну, – сказал он, – Кит научит тебя драться, и никто больше никогда тебя не обидит.

– Но я же не смогу носить меч в школу.

– Есть и другие способы постоять за себя.

Эмброуз вернулся на следующий день и принес с собой две рапиры отца.

Тем летом они собирались вместе почти каждый день и, разбиваясь на две команды, искали сокровища по составленным Элдбертом картам. Но единственным настоящим сокровищем, которое они обрели, стала их дружба. Вайолет придумывала зачарованные королевства и рисовала своих друзей, раздражаясь из-за того, что мальчики редко сидели спокойно. Кит учил Эмброуза обращаться с оружием, и еще он учил его драться – как наносить удары и от них уворачиваться. Эти навыки он до совершенства отработал во дворе работного дома. Эмброуз наконец сумел поставить одному мальчишке в школе синяк под глазом и пусть с неохотой, но признался в том, что благодарить за это должен Кита.

«Вот она, наша команда – четверо верных друзей», – удовлетворенно думала Вайолет, сосредоточенно трудясь над эскизами. Пять, если считать мисс Хиггинс, которая проводила с Вайолет еще больше времени с тех пор, как узнала, что ее каменщик в сентябре женится не на ней, а на другой девушке.

Однажды Кит утратил бдительность. Стремясь поразить своих новоиспеченных зрителей собственным мастерством, он так увлекся, что потерял счет времени. Когда гувернантка Вайолет позвала свою подопечную в дом, Кит обнаружил, что сумерки уже наступили, а он собрал с поля всего несколько камней.

Теперь его точно не пустят к туннелю, и он навсегда утратит привилегию пользоваться подземным ходом. А он бы этого не хотел. Не хотел еще и потому, что из-за этого мог потерять общество Вайолет. А он очень дорожил их дружбой.

Сейчас же, чтобы не опоздать во «дворец», ему придется возвращаться лесом. И хорошо бы успеть вернуться до ужина. Хотя ужин – слишком громко сказано. Все, на что он мог рассчитывать, это всего-то на миску отвратительного пойла. Если его отсутствие обнаружат, порки не избежать. И пороть его будут до тех пор, пока вся рубашка не пропитается кровью.

Пробираясь ко «дворцу» по лесу, Кит понял, что за деревьями кто-то есть. Впереди он услышал шепот и замедлил шаги. Нужно спрятаться. И лучше всего в ветвях раскидистого дуба. Оттуда его никто не снимет.

Забравшись на дуб, Кит стал ждать. Вот черт. Он насчитал троих незнакомцев в густом подлеске. Причем, как он понял, охотились не на него.

На тропинку вышел джентльмен средних лет в коротком плаще с тростью под мышкой. Судя по всему, джентльмен наслаждался неспешной прогулкой и понятия не имел о том, что в засаде его поджидают трое. Кит мог бы предупредить, но кто знает, не донесет ли потом этот джентльмен на него надзирателям.

Ему ничего не оставалось, кроме как, скрестив пальцы, наблюдать, как разбойники будут обчищать карманы джентльмена от всего того, что он по глупости прихватил с собой в лес.

«Это не твое дело», – сказал себе Кит.

Трое вышли из укрытия, производя при этом не меньше шума, чем стая диких вепрей. Один ударил джентльмена в живот, другой напал на него со спины. Третий, у которого был мясницкий нож, ударил его по коленям.

«Живого его не оставят», – подумал Кит.

– Эй, свиньи! – крикнул Кит раньше, чем успел осознать глупость своего порыва, и полез в карман за камнями.

Он бросал камни резко и метко. Трое разбойников оказались очень удобными мишенями, когда подняли головы, чтобы разглядеть, где он прячется. Так же поступил и джентльмен, которого собирались ограбить. Но при более пристальном рассмотрении он оказался совсем не таким беспечным и беспомощным, как решил Кит вначале.

Взгляд его словно пригвоздил Кита к месту. Он смотрел на него так, словно узнал. Конечно, сейчас было уже слишком поздно отступать. Придется влезть в драку. Но лучше уж пострадать так, чем позволить, чтобы тебя публично выпороли во дворе работного дома.

Кит встал во весь рост, балансируя на ветке, и приготовился к прыжку. Не успел он спрыгнуть на землю, как заметил серебряную вспышку – это трость джентльмена превратилась в шпагу очень грозного вида.

В сгущающихся сумерках мелькнул клинок, и рука первого грабителя окрасилась в алый цвет. Не прошло и минуты, как разбойники бросились наутек.

– Жалкие трусы! – весело воскликнул Кит. – Дилетанты.

– Верно, – согласился джентльмен.

Чувствуя, как по спине бегут мурашки от страха, Кит все же обернулся, чтобы посмотреть на джентльмена.

– У болванов не было ни шанса. Хорошая работа, мистер.

– Я видел тебя на кладбище, – медленно проговорил джентльмен. – Ты не боишься, что тебя поймают?

Кит покачал головой.

– Как вас зовут? – спросил он.

Словно это имело значение. Словно имело значение хоть что-то, за исключением того, что по милости этого человека он потеряет единственных друзей, которые хоть как-то скрашивают его жалкую жизнь.

– Я капитан…

Не желая слышать больше ни слова, Кит побежал.

* * *

Вайолет чувствовала себя неблагодарной. Сегодня был день ее рождения. Она вошла в гостиную после завтрака и увидела долгожданного учителя танцев.

Дядя откашлялся и сказал:

– Это наш тебе подарок, Вайолет.

– Спасибо, – поблагодарила она и устремила взгляд на окно. Она заметила Элдберта, неуклюже прятавшегося за кустами роз: он делал ей знаки, чтобы она вышла.

– Вайолет, – смущенно начала ее тетя, – ты говорила дяде, что хотела бы брать уроки танцев.

– Я знаю, но… но почему обязательно сегодня, тетя Франческа?

– А почему нет? Ты плохо себя чувствуешь?

– Да, немного.

– Тогда немедленно иди в свою комнату. Не расстраивай маэстро, который проделал такой долгий путь, чтобы тебя порадовать. Доктор Томкинсон сказал в церкви, что…

Вайолет бросилась к двери, пока тетя не передумала. Вайолет любила танцевать. Она действительно мечтала об этих уроках, но сейчас ей было не до того. Она чувствовала себя слишком несчастной, чтобы думать о том, как правильно выполнять танцевальные па.

Кит не появлялся на кладбище вот уже три недели. Она высматривала его в окно каждое утро и каждый вечер, как тогда, когда еще не была до конца уверена в том, что он есть на самом деле. Элдберт каждый день обходил кладбище и даже подходил к кромке леса с подзорной трубой отца, чтобы рассмотреть двор работного дома.

– Ты его видел? – вновь и вновь спрашивала у него Вайолет. Она не могла удержаться от того, чтобы не задать ему этот вопрос и сейчас, хотя знала, что Элдберт сказал бы ей, если бы его увидел.

– Во дворе было слишком много людей, – ответил Элдберт. – Целая вереница экипажей у ворот. Словно там принимают гостей.

Эмброуз презрительно фыркнул.

– Что ты несешь, Элди? Кому захочется гостить в тюрьме?

– Тюрьма? – в ужасе сказала Вайолет. – Я думала, это…

– Ты думала, это дворец? – Эмброуз смотрел на нее с грустной снисходительностью, точно на слабоумную. – Неужели, по-твоему, работный дом должен походить на дворец? Ты еще скажи, что Кит убедил тебя, будто у него каникулы, и поэтому он разгуливает по кладбищу. Он прирожденный врун и хвастун к тому же.

– Он никогда не хвастался, – заметила Вайолет. – И никогда не рассказывал о том, где живет.

Элдберт посмотрел на Эмброуза так, словно хотел предупредить его взглядом, чтобы тот замолчал.

Эмброуз проигнорировал предупреждение:

– Кто, по твоему мнению, попадает в сиротский приют?

– Ну, сироты, конечно. Несчастные дети, такие, как я, потерявшие родителей.

– Случайные дети, – возразил Эмброуз, сложив на груди руки, словно довольный джинн. – Дети преступников, бастарды, сироты. В общем, всякий сброд.

Щеки Элдберта вспыхнули нездоровым румянцем.

– Я тоже сирота. И я, по-твоему, всякий сброд?

Эмброуз через плечо Элдберта посмотрел на Вайолет, которая знала, что ей следует закрыть уши, потому что то, что сейчас будет сказано, не предназначено для ушей леди. Увы, она не могла заставить себя так поступить.

– Водянистая каша на завтрак, обед и ужин, – продолжал свою лекцию Эмброуз. – Продажа в рабство чужакам. Порка. Вот что такое жизнь в работном доме.

– Кит никогда не жаловался нам на то, что голоден, – сказала Вайолет дрожащим голосом. – Ни разу. Он ни разу не попросил у меня еды.

Не просил, это правда. И все же сейчас, когда она об этом сказала, она вспомнила, что Кит никогда не отказывался от бутерброда с ветчиной, если его угощал Элдберт. Тогда она думала, что Кит берет у него бутерброд из вежливости. Почему же ей никогда не приходила в голову мысль, что он голодает?

– Это ты лжешь, Эмброуз, – убежденно заключила Вайолет. – Ты завидуешь Киту с первого дня, как его увидел. Он лучше тебя владеет мечом. Он красивее, благороднее, он смелее тебя, он…

– Он ничего не просит, потому что крадет то, что хочет иметь, – ответил Эмброуз. – Он украл мои штаны. Он нищий, вор и лжец.

Элдберт сжал кулаки, намереваясь хорошенько поколотить Эмброуза.

– Не смотри, Вайолет, – сказал он и словно вырос на добрый фут. – Я отвечу за оскорбление Кита.

Вайолет попыталась бы предотвратить драку, но как раз в это время знакомый голос окликнул ее с края обрыва. Она рассеянно подняла глаза и увидела Уинифред среди деревьев.

Неохотно Вайолет подобрала юбки и направилась к гувернантке.

– Ваш дядя идет, мисс! Он вас всюду ищет! – сказала Уинифред.

Вайолет не было никакого дела до того, что за ее спиной мальчишки сцепились в драке. Ее больше тревожило исчезновение Кита.

Она подошла к Уинифред как раз в тот момент, когда дядя пробрался через заросли к краю оврага и уставился на племянницу и ее гувернантку, словно что-то его настораживало, а он не мог понять, что не так.

– Почему ты гуляешь так близко от кладбища, Вайолет? – требовательным тоном спросил он.

Вайолет не могла ему солгать, тогда как мисс Хиггинс могла, что она и сделала.

– Она услышала, что Элдберт и Эмброуз дерутся, и решила вмешаться.

В любое другое время барон бы ей не поверил, но тут он увидел Элдберта, взбирающегося по склону, мальчик прихрамывал и вытирал разбитый нос.

– Боже, Боже! – воскликнул барон. – Надеюсь, ты дрался не из-за пустяка?

Вайолет прикоснулась к руке дяди.

– Дядя Генри, ты когда-нибудь бывал в работном доме?

Он взглянул на кладбище, а потом позволил Вайолет увести его на тропинку, ведущую к усадебному дому.

– Да, моя дорогая, бывал.

– Там действительно так ужасно, как говорит Эмброуз?

Барон некоторое время колебался с ответом, но он был честным человеком, и Вайолет знала, что он ей не солжет.

– На свете есть мало мест таких же жутких, как работный дом, Вайолет. Печальна участь тех, кто вынужден там жить и зависеть от нашей милости.

– Но с детьми там хорошо обращаются?

– С некоторыми хорошо. С большинством – нет. В одной комнате там спят по двадцать ребят.

– А их бьют?

– Бьют.

– Но почему это нельзя прекратить?

– Приходу нужны деньги для того, чтобы построить приличную школу и больницу, чтобы ухаживать за больными и разделить детей и преступников.

– Я даже не представляла, что так может быть, – в отчаянии сказала Вайолет, устремив взгляд в сторону леса. И тогда неведение уступило место сопереживанию, которое и определило дальнейший ход ее жизни.

Один из надзирателей застал Кита, когда он перелезал через запертые ворота, и дал ему по голове так, что глаза застила красная пелена.

– Итак, мистер Таракан соблаговолил явиться домой и на этот раз воспользовался воротами. Ты попался, Кит. Скоро тебя отправят в тюрьму, мой мальчик, или продадут первому, кто согласится тебя купить. Ты уже почти для этого созрел.

Его высекли в тюремном дворе рано утром. Он прикусил язык, чтобы не кричать. Нельзя подавать дурной пример мальчикам помладше, которых тоже пороли в одно с ним время. Как ни глупо это звучит, но мысль об Элдберте и Вайолет помогала отчасти справиться с болью. Ведь он сам внушил им мысль о собственной неуязвимости. Теперь он точно так же должен обмануть себя.

Удары стали сильнее. Он инстинктивно вывернулся, и его потянули за рубашку. Шов порвался на плече. «К чертям. Вайолет и мисс Хиггинс смутились бы. Не думай о них. Прекрати.

Что ж, меня ждет тюрьма. Я мальчишка из работного дома. Грязный, маленький и нищий. Но Господи, дай мне еще один шанс! Я был рожден от греха, и я не знаю почему, но я знаю, что я хороший. Этого не видно, но я знаю… Хотя я все испортил…»

– Вставай, – приказал хриплый голос откуда-то сверху Киту, и плеснули в лицо грязной водой.

Он закрыл глаза. Сейчас еще лучше. Хорошо, что он не видит лиц и вообще ничего не может видеть…

Лето подходило к концу. Киту исполнилось пятнадцать. Ему казалось, словно смерть ходит за ним по пятам. Каждый день кого-то из приютских мальчишек увозили хоронить. И каждый раз Кит думал, что он будет следующим. Но смерть, видно, махнула на него рукой.

Кит нахмурился, взглянув на свой портрет, лежащий на коленях у Вайолет.

– Перестань меня рисовать.

Она подняла глаза.

– С тобой все в порядке?

– А с чего мне быть не в порядке? – спросил он, кашлянув в кулак.

– У тебя лицо горит. И глаза красные.

– Я здоров. Хватит меня рисовать. Ты всегда делаешь меня похожим на принца или рыцаря. Лучше изобрази меня таким, какой я есть, – нищим голодранцем.

На следующий день надзиратель поставил ему диагноз – корь. Кит хотел бы, чтобы болезнь его убила, но этого не случилось. Он выздоровел раньше, чем его товарищи из работного дома, которые слегли с ним в одно время, но он все еще чувствовал себя отвратительно, когда две недели спустя выбрался на кладбище, желая встретиться со своими друзьями.

– Что с тобой, Кит? – спросила у него Вайолет, когда они вместе наблюдали за тем, как среди деревьев фехтуют Эмброуз с Элдбертом.

Он заметил, что она уронила свой альбом, и почувствовал тревогу. Но еще хуже ему сделалось, когда она встала, устремив на него остекленевший взгляд, и положила руку ему на лицо.

– В чем дело? – Она уронила руку, затем закашлялась и покачнулась.

– О Господи! – воскликнул Кит и позвал Элдберта с Эмброузом.

Мальчики тут же прибежали. Но к тому времени как они подоспели, Вайолет уже трясло. Она закрывала рукой глаза и шептала:

– Почему свет такой яркий? Здесь, внизу, он никогда не бывает таким ярким.

– Что ты с ней сделал, ты, ублюдок? – в панике закричал Эмброуз.

Вайолет покачнулась.

– Я подхватила чуму, – прошептала она. – Я чувствую, что умираю.

Элдберт в страхе смотрел на нее. Эмброуз побледнел и бросился в лес.

– Помоги мне, Элдберт, – попросил Кит.

Бедная Вайолет. Она была такой бледной. Теперь она умрет. И все из-за него. Это он ее заразил.

– Где мисс Хиггинс?

– Я не знаю, – сказал Элдберт, едва успевая за Китом. – Куда ты ее тащишь?

– К ней домой.

– Но они…

– Послушай, ты мог бы по крайней мере взять ее за ноги? Если она умрет, виноват буду я.

– Умрет? Она не может умереть. У меня была корь несколько лет назад, и я выжил. Отец говорил, в нашем приходе опять началась эпидемия кори. Но… Вайолет не может умереть.

Всю оставшуюся жизнь будет Кит помнить эту сцену. Он карабкается по склону оврага с Вайолет на руках. Он бежит по тропинке к ее дому. Дворецкий, стоя у двери, благодарно взглянув на него, забирает у него Вайолет. Барон выскакивает из дома с глазами, горящими гневом, и за спиной у него леди – наверное, его жена – издает вопль отчаяния.

Кит высматривал Вайолет у ее окна, зная, что если она умрет, то по его вине. Они с Элдбертом по очереди дежурили у ворот ее сада до того самого дня, пока она не появилась у окна и слабо не помахала им рукой.

– О черт, – сказал Элдберт, передавая Киту подзорную трубу. – Она жутко выглядит.

Однако Кит так не думал. По его мнению, Вайолет выглядела чудесно, ведь она была жива.

Через неделю Эмброуз подхватил корь. Он сильно кашлял, и его бил озноб, и после этого он обвинил Кита в том, что тот едва не лишил его жизни. Мисс Хиггинс, которая переболела корью несколько лет назад, не заболела.

Их маленькая команда встретилась в последний раз в начале августа, ближе к пяти часам. Им удалось выбраться на кладбище лишь потому, что баронесса поехала вместе с отцом Элдберта проведать больных. Кит смотрел на Вайолет и думал, что даже ее нездоровая бледность не помешает мужчинам в нее влюбляться. Элдберта и Эмброуза отправляли в школу. «У Вайолет скоро не останется друзей», – подумал он.

– Я тоже уезжаю, – сказал Кит.

Она посмотрела на него в немом ужасе.

– Куда?

– Меня продают, – сказал он. – На воротах работного дома висит объявление. Это я говорю на случай, если ты захочешь меня купить.

– Тебя…

Он ненавидел себя за то, что сказал ей правду, даже если сделал это ради нее. Такая девочка, как Вайолет, не должна играть с такими, как он. Она была чересчур наивна, и он бы остался в этом забытом Богом приходе, чтобы оберегать ее, если бы это было в его власти.

– Ты станешь учеником кузнеца или трубочиста, если повезет, – сказал Эмброуз, и в голосе его даже угадывалось нечто вроде сочувствия. – Тебя уже кто-то захотел купить?

Киту очень хотелось разбить самодовольную физиономию Эмброуза об одну из могильных плит, но он сдержался и ответил:

– Вообще-то да. Но это еще не официально. Похоже, меня берет в ученики капитан кавалерии.

На Эмброуза эта новость впечатления не произвела, и он презрительно фыркнул:

– Ты имеешь в виду того старого пьяницу, который считает, что по кладбищу разгуливает призрак его сына?

Кит достал камень из кармана.

– Он сейчас не пьет. – Пусть только Эмброуз попробует сказать, что это не так. – И он знает, что его сын мертв, – его убили на войне.

Вайолет отвернулась со слезами на глазах.

– Когда ты уезжаешь, Кит?

Он подбросил камень и поймал его. В горле встал болезненный ком, и Кит решил, что, наверное, снова заболевает.

– Я не знаю.

– Тебе могло бы меньше повезти, – сказал Элдберт, поправляя очки. – Тебя мог взять в ученики какой-нибудь зубодер. Я бы и сам не отказался пойти в ученики к офицеру. Непросто жить, будучи сыном приходского врача. – Он полез в карман и достал перочинный нож, который, как догадывался Кит, стащил у отца.

– Зачем это? – спросил Эмброуз, насторожившись.

– Для того, чтобы мы скрепили нашу дружбу кровью и поклялись встретиться вновь через десять лет.

– И как мы себя назовем? – спросила Вайолет, подняв глаза на Кита.

Он улыбнулся.

– Окровавленными придурками. – Потом, нахмурившись, повернулся к Элдберту: – Ты же не оставишь на ее руке шрам?

– Не волнуйся, Кит, – сказала Вайолет.

Чувствуя неизъяснимое желание поцеловать ей руку, Кит отвернулся. Слава Богу, что он уезжает.

Они совершили ритуал у мелкого ручья, струившегося между могильными плитами. Эмброуз взвизгнул громче всех, когда проколол себе палец, – но не столько от боли, сколько из-за того, что кровь капнула на его брюки. Его крик встревожил мисс Хиггинс, которая сидела на склоне, и та побежала к ним, огибая надгробия.

– По вашей милости я могу потерять работу. Что вы творите? Вы четверо настоящие маленькие разбойники.

– Пятеро, – пробормотала Вайолет.

На самом деле шестеро, если бы кому-то пришло в голову засчитать ребенка, которого мисс Хиггинс уже носила под сердцем.

Глава 3

Благотворительный бал маркиза Седжкрофта

Лондон, 1818 год

Кит прохаживался по сцене домашнего театра в особняке на Парк-лейн и, действуя рапирой, как указкой, отдавал последние указания перед началом представления. В свободной руке он держал программу вечера.

ЗНАМЕНИТЫЕ БОИ НА ШПАГАХ

РЕКОНСТРУКЦИЯ БОЕВ

С УЧАСТИЕМ ЗНАМЕНИТЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ

РЕАЛЬНЫХ И ВЫМЫШЛЕННЫХ

В исполнении магистра Кристофера Фентона и двенадцати учащихся его академии фехтования.

Окинув быстрым взглядом пространство за кулисами, Кит насчитал одиннадцать учеников, двух ассистентов и лакея, который служил в доме маркиза. Самый юный, самый гибкий и, безусловно, самый талантливый из учеников Кита, Пирс Кэрролл, все еще отсутствовал. До представления оставался час, и у Кита сдавали нервы. Впрочем, так бывало всегда, когда он нервничал, он не мог устоять на месте.

Никогда прежде Кит не выступал перед такой изысканной публикой. Он учил фехтовать герцогов, графов и прочих аристократов и даже парочку эксцентричных актрис. Он готовил постановочные бои для импровизированных уличных выступлений и для выступлений на светских раутах. И все же только сегодня, сейчас, ему предстояло вынести свое искусство владения шпагой на суд столь блестящей публики.

Самая главная трудность сегодняшнего вечера состояла в том, чтобы заставить учеников показать все лучшее, на что они способны. Показать зрителям настоящих виртуозов своего дела. В конце концов он зарабатывал себе на жизнь, заставляя джентльменов ощущать себя героями, – вполне приличная работа для бывшего воспитанника работного дома. Если повезет, лорд Бидли не свалится со сцены на колени пылкой виконтессе, которая преследовала Кита на протяжении последних трех месяцев.

И пусть шпага уже выходит из моды, а излюбленным оружием джентльменов теперь становится пистолет, хорошо владеть шпагой должен каждый мужчина. И каждый должен уметь в нужный момент применить клинок.

Кит окинул взглядом зал: гости уже начали рассаживаться по местам. Сцену ярко освещало пламя свечей. Кто, черт побери, зажег столько свечей? А что, если с кем-нибудь из его учеников повторить старый трюк и загасить огонь взмахом клинка? Но если трюк не удастся, особняк вспыхнет, точно спичечный коробок, и деньги, собранные на благотворительные нужды, не окупят и десятой части расходов на восстановление этого роскошного дома.

– Сэр! Сэр!

Кит стремительно обернулся, опустив рапиру. Он узнал голос Уида, дворецкого маркиза Седжкрофта.

– Вы не видели молодого господина? Он, случайно, здесь не пробегал?

Кит в недоумении уставился на Уида. О каком молодом господине шла речь? О ком-то из его студентов?

– А! – воскликнул Кит со смехом. – Ты имел в виду господина Роуэна?!

Роуэн Боскасл, сын и наследник маркиза Седжкрофта – неугомонный сорванец, был самым трудным из учеников Кита. Как и большинство мальчишек, Роуэн обожал фехтовать. Но еще он любил исчезать в самое неподходящее время.

– Он сюда не возвращался, – уверенно заявил Кит, подозвав двух своих ассистентов – Кеннета и Сидни.

– В чем проблема? – спросил Кеннет, широкоплечий молодой шотландец.

– Пропал ребенок.

– Наследник, – с нажимом в голосе уточнил дворецкий.

– Я должен его найти, – сказал Кит, вручив Сидни свою рапиру и программу представления.

– Вы уверены, что у вас получится? – спросил дворецкий.

– Когда-то я отлично играл в прятки. – Кит снял плащ, который принадлежал его отцу, капитану Чарлзу Фентону, и который он надевал лишь по особым случаям, на удачу. – Если я вдруг опоздаю, вы знаете, в каком порядке должны следовать выступления.

Кеннет взял у него плащ.

– Может, вам надеть маску и куртку для фехтования? Вспомните ваш последний урок с господином Роуэном.

Кит задумался: то был единственный случай, когда он получил укол шпагой.

– Хорошая мысль.

Мисс Вайолет Ноултон вот уже два часа общалась со знакомыми и клиентами своего будущего мужа, но не провела и двух минут с ним самим. Она бы подумала, что Годфри пренебрегает своими обязанностями, если бы не знала, как важен был для него этот вечер. Он с таким энтузиазмом доказывал всем и каждому, и прежде всего себе, что готов продавать свои товары самым высокопоставленным особам, что временами Вайолет испытывала облегчение, когда ей удавалось ускользнуть от него.

Она не всегда была в настроении обхаживать заказчиков Годфри – для торговца каждый англичанин был потенциальным клиентом. Как ни стыдно ей было в этом признаваться, необходимость быть любезной тогда, когда любезной быть не хочется, сильно ее утомляла. Но еще хуже было другое: вместо того чтобы радоваться, что ей сделали предложение, чему немало способствовала тетя, Вайолет уже начала сожалеть о том, что дала согласие на помолвку. Тетя ее ценой немалых жертв сделала возможным их приезд в Лондон, потому что в Лондоне Вайолет могла найти себе лучшего мужа. В провинциальном же приходе графства Корнуолл выбор был совсем невелик. Свадьба должна состояться через два месяца, и Годфри пожелал, чтобы церемония была скромной, только для самых близких и важных гостей.

Вайолет приняла предложение Годфри больше ради того, чтобы угодить тете. Дядя Генри умер два года назад, и тетя не находила себе места от горя. В буквальном смысле. Они вдвоем вот уже четырнадцать месяцев непрерывно переезжали из одного города в другой.

– Не стоит срываться из дома ради меня, – говорила Франческе Вайолет.

– Что нас теперь держит в Манкс-Хантли? – печально отвечала тетя. – Все более или менее приличные молодые люди отсюда уехали. Тут не осталось ничего, кроме могил.

Франческа сильно пала духом после смерти мужа. Но как ни зловеще звучали ее слова, она была недалека от истины, и Вайолет это понимала. Манкс-Хантли с каждым годом пустел. И все же Вайолет не хотелось покидать это место.

– Возможно, когда-нибудь нам снова станет там хорошо, – сказала Вайолет. – Элдберт и Эмброуз вернутся однажды в унаследованные ими земли.

– Но ты ведь не пойдешь замуж ни за одного из них? – с невинным видом спросила тетя, как спрашивала всякий раз при упоминании этих двух джентльменов.

– Нет, не пойду, – отвечала Вайолет, после чего они с тетей прыскали от смеха, словно сама эта мысль была невероятно смешной.

– Хорошо, что мы снова смеемся, Вайолет, – как-то сказала тетя. – Мы, кажется, уже забыли, что значит смеяться, с тех пор как приехали в Лондон.

И это было правдой. Баронесса занималась наведением мостов – встречалась со знакомыми, которые могли бы помочь Вайолет сделать хорошую партию. Вайолет оставалась на удивление безучастной к ухаживаниям джентльменов, которых вполне можно было бы счесть достойной партией, и лишь сэр Годфри Мейтленд, встреча с которым состоялась, когда Вайолет и Франческа приобретали зонтики в одном из магазинов принадлежащего ему торгового ряда, пробудил у нее некоторый интерес. Ей следовало бы знать, что романтическое чувство, вспыхнувшее во время ливня, обречено погаснуть так же быстро, как гаснет под дождем едва разгоревшийся костер. Но и тетя одобрительно отнеслась к хорошим манерам Годфри и его здравомыслию. Его никак нельзя было назвать повесой и мотом, и у него была деловая хватка, что внушало надежды на то, что он приумножит небольшое наследство Вайолет, оставленное бароном.

– Ты уверена, что достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы пойти в зал? – озабоченно спросила Вайолет у тети, когда та поднялась с дивана в комнате отдыха.

За последние несколько месяцев тетя ее сильно сдала, и Вайолет постоянно за нее переживала. Ведь она была ее единственной родственницей, другой семьи у Вайолет не было.

– Не волнуйся, дорогая, со мной все будет хорошо. Пойди и попроси лакея найти нам места не слишком близко к сцене.

– Конечно, – сказала Вайолет и, дойдя до двери, оглянулась. Годфри уже несколько месяцев брал уроки фехтования и сегодня готовился выступить в благотворительном представлении.

– Иди уже! – сказала тетя.

Вайолет повиновалась. Она попросила слугу проводить ее в зал, но неожиданно его подозвал дворецкий.

– Подождите меня тут, мисс, – сказал слуга, подойдя к Вайолет после разговора с дворецким, – я скоро вернусь.

Но, подождав его немного, Вайолет решила сама отыскать дорогу в зал и, открыв первую попавшуюся дверь, оказалась в маленькой, скупо освещенной комнате с лестницей, устланной ковровой дорожкой в красновато-золотистых тонах. Едва она решила вернуться, как следом в дверь влетел мальчик с двумя игрушечными мечами в руках. Мальчик помчался наверх и, уронив один из мечей, исчез из виду.

– Простите! – крикнула ему вслед Вайолет и наклонилась, чтобы поднять видавший виды деревянный меч. – Мне кажется, вы кое-что потеряли.

Но мальчик так и не вернулся.

Вайолет сжала рукоять меча и сделала выпад, угрожая притаившемуся у стены воображаемому противнику. Должно быть, этот меч был любимой игрушкой мальчишки – отполированная от частого пользования рукоять меча не оставила ни зацепки на шелковых перчатках. Таким же гладким был и короткий деревянный клинок.

Вайолет сделала еще один выпад.

– Эй вы, ни с места! – приказала она павлиньим перьям в высокой вазе на столике в нише, затрепетавшим от ее окрика. – Пропустите меня, и я обещаю, что не выдам никому вашего местонахождения. Но вы…

Она едва сдержала крик, когда навстречу ей из-за портьеры вылетел мужчина в фехтовальной маске и подбитой ватой куртке.

– Не говорите ни слова, – сказал он, предупредительно подняв руку, – но хочу предупредить: перьям нельзя доверять.

Вайолет попятилась к лестнице, сжимая деревянный меч.

– Кто…

Что это? Репетиция какой-то сцены из сегодняшнего представления? И репетиция ли это или часть действа? Вайолет уставилась на рапиру в правой руке незнакомца. Других действующих лиц поблизости не было.

О чем она думала, отправляясь в одиночестве бродить по чужому дому? Горничная предупреждала ее, что кровь, что течет в венах Боскаслов, должно быть, вовсе не кровь, а любовное зелье, и что зельем этим насквозь пропитано все в доме, даже воздух.

После мгновенного замешательства Вайолет решила юркнуть в нишу и скрыться за портьерой. Однако незнакомец с рапирой предугадал ее ход и отрезал ей путь к отступлению. Из-за маски она не могла разглядеть его лица, но она готова была поклясться, что его взгляд словно пронзал ее насквозь.

– Я очень глупо выгляжу? – прошептала Вайолет.

Джентльмен с рапирой галантно покачал головой:

– Вы тут ни при чем. Это все они – вероломные перья. Канальи пытаются меня задержать всякий раз, как я прохожу мимо.

Вайолет вздохнула, пряча меч в складках платья. Смысла в этом не было – он его уже увидел.

– Я чувствую себя ужасно глупо.

– Напрасно, – медленно сказал незнакомец, опуская рапиру. – Пропал наследник. И я не стал бы недооценивать опасность. Ситуация близка к критической.

Вайолет почувствовала симпатию к этому мужчине. И даже нечто большее. Словно они были сообщниками. Участниками заговора. В голосе его была приятная хрипотца, и звучал он доверительно и дружески. Незнакомец сумел расположить ее к себе, и Вайолет включилась в игру прежде, чем это осознала. Хотя, если подумать, он мог бы внушить ей страх, если бы не вел себя с ней так непринужденно.

– В таком случае вы не там ищете. Наследник побежал наверх. Полагаю, это его меч.

Джентльмен с рапирой посмотрел на деревянный меч в ее руке:

– Один из его мечей. Надеюсь, вы не пострадали?

Вайолет улыбнулась:

– Он так торопился, что едва ли меня заметил.

– Маленькие мальчики бывают опасными.

– Да, я знаю. – Она протянула ему меч. – Удачных вам поисков.

Джентльмен засмеялся, отвесив ей поклон, и направился к лестнице.

– Мерси, мадемуазель. Простите меня, если я вас напугал. И пожалуйста, не гневайтесь, если услышите крики или реплики, не предназначенные для дамских ушей. Маленький злодей должен быть наказан.

– Разумеется, – пробормотала Вайолет.

Что-то в шутливых манерах незнакомца ей импонировало. Полученное ею воспитание требовало, чтобы она забыла об этой встрече, но голос сердца оказался сильнее предусмотрительности. Прошла целая вечность с тех пор, как Вайолет последний раз с кем-нибудь флиртовала. И еще больше времени прошло с тех пор, как она в последний раз позволила себе поддаться зову сердца. Она не могла представить, чтобы Годфри гонялся за непослушным сыном во время званого вечера.

И если уж на то пошло, она вообще не могла представить, что у Годфри могут быть дети, что настораживало, поскольку ей хотелось иметь полноценную семью со всеми заботами и радостями, которые приносят дети. Ей всегда хотелось стать матерью, но отчего к ней пришли эти мысли сейчас, после встречи с незнакомцем, – совершенно непонятно.

Джентльмен с рапирой вдруг остановился посреди лестницы и обернулся. Вайолет чувствовала его взгляд, хотя и не могла видеть под маской его лица. Разумеется, и она смотрела на него так же пристально, как смотрел на нее он. Не каждый вечер встретишь мужчину, который гоняется за наследником титула по одному из самых роскошных в Уэст-Энде особняков. Впрочем, Вайолет была плохо осведомлена об обычаях высшего света.

– Вы потерялись? – вежливо поинтересовался мужчина на лестнице. – Я как-то не подумал об этом спросить, когда налетел на вас, выскочив из-за портьеры, словно черт из табакерки.

Вайолет отступила в спасительный полумрак ниши. Она понимала, что ей следует удалиться под любым предлогом, но она не могла себя заставить – незнакомец уже успел ее очаровать. Даже если все это было лишь игрой, она получала ни с чем не сравнимое удовольствие от этой игры. Теперь, когда он стоял на несколько ступеней выше, ничто не мешало ей хорошенько его разглядеть. И то, что она видела, ей нравилось. Незнакомец был высок и широкоплеч, а от его гибкого стана и мускулистых ног вообще было не оторвать глаз. Маска придавала ему какой-то загадочный шарм, и, возможно, именно из-за маски голос его звучал так хрипловато-таинственно. Ее завораживала глубина этого голоса.

– Думаю, я ошиблась дверью, – призналась она.

– А куда вы хотели попасть? Не могу похвастать тем, что знаю в этом доме каждый закуток, и все же…

Ей вдруг сделалось неловко – она забыла, куда шла.

– Я должна была найти места в зрительном зале, – ответила Вайолет после паузы, во время которой он тактично хранил молчание.

Незнакомец спустился на одну ступень. Он приблизился к ней, и Вайолет явственно ощутила грозящую ей опасность. Жаркие стрелы летели ей прямо в сердце. По спине пробежал холодок. Она невольно поежилась – он выдержал долгую паузу прежде, чем вновь заговорил.

– В таком случае, – сказал он, – у меня есть к вам предложение. Я увижу вас в зале, и, когда попрошу, чтобы кто-нибудь из зрителей мне помог, я рассчитываю на то, что вы вызоветесь мне помочь. Во втором ряду есть место – первое от центрального прохода, которое будет за вами. Мне показать вам дорогу?

Вайолет покачала головой, пытаясь прийти в себя. Что это на нее нашло? Незнакомец околдовал ее, словно чародей.

– Я не актриса.

– Я ни секунды в этом не сомневался.

– У меня ужасная память – я ничего не могу заучить наизусть, ни строчки…

Он с непринужденной легкостью сбежал еще на три ступеньки вниз.

– Вам ничего не надо говорить.

– Просто стоять перед целым залом? Чтобы все уставились на… – Вайолет замолчала. На что там смотреть? Что в ней есть примечательного? Это к нему сегодня будут прикованы все взгляды, и, глядя на него, она не стала бы задаваться вопросом почему.

– Я недостаточно уверена в себе, – призналась ему Вайолет. – Я так растеряюсь, что не смогу даже вспомнить, как меня зовут.

– Вам и не надо ничего вспоминать. – Он беззаботно пожал плечами. – Все, что от вас требуется, это встать, когда я появлюсь в проходе, и позволить мне вас спасти.

– От чего спасти? – спросила Вайолет с веселым любопытством.

– От брака с негодяем.

– Ах! – воскликнула она тихо, словно поверила каждому его слову. – И как вы это сделаете?

– Я подхвачу вас, когда вы будете стоять у алтаря, и увезу на своем коне. – Он прислонился спиной к перилам. – И тогда вам останется лишь обнять меня и держаться как можно крепче.

– Обнять вас? – со смехом переспросила Вайолет. – На глазах у всего Мейфэра?

– Чего не сделаешь ради благотворительности.

– И я полагаю, вы намерены предложить мне отрепетировать эту сцену без свидетелей?

На этот раз рассмеялся он:

– Это не входило в мои намерения. Но если бы у нас было время, я был бы весьма рад оказать вам эту услугу.

– Как вы щедры!

– Меня это нисколько не затруднит.

– Возможно, вас это и не затруднит, – довольно резко ответила Вайолет, покачав головой.

Он немного помолчал.

– Боюсь, у вас сложилось обо мне превратное представление. Я не стал бы просить первую встречную леди принять участие в моем представлении.

– Ну, тогда я благодарю вас за оказанную честь.

– Вы по-прежнему мне не верите.

– А это имеет значение?

– Возможно, имеет. Думаю, вы только что нанесли мне оскорбление.

– Некоторые леди могли бы счесть ваше предложение оскорбительным.

– Только в том случае, если бы это было предложение такого рода, о котором думаете вы. Что в корне неверно.

Вайолет прищурилась:

– Откуда мне знать?

– Я заплачу вам пятьдесят фунтов, если вы сможете найти еще одну леди в этом доме, которая могла бы честно заявить, что я предложил ей занять то место в зале, которое предлагаю вам.

– Словно я могу пуститься в такие расспросы! И разве вам не надо искать пропавшего наследника?

– Я знаю, где он. Он ждет, что я притворюсь, будто я в панике.

Вайолет вздохнула, борясь с непреодолимым желанием продолжить разговор. Что бы он там ни болтал, этот незнакомец был совсем не так безобиден, каким пытался себя представить. По сути, он уже что-то всколыхнул в ней – что-то такое, чему ей бы следовало сопротивляться.

Вайолет мысленно встряхнулась. Ей не пристало состязаться в остроумии с незнакомцем, каким бы привлекательным он ей ни казался.

– Прошу меня извинить, но…

– Могу я найти вас потом, после представления?

Какая настойчивость!

– Возможно, это не самая лучшая мысль, – бросила Вайолет через плечо.

– Я все равно это сделаю, – сказал незнакомец, когда она собралась уходить. – Просто помните, все это ради благотворительности.

Она не решалась уйти. Что-то было такое в его движениях, в его походке, что заставило ее еще раз на него взглянуть.

Неужели она настолько простодушна, настолько беспомощна перед соблазном, что готова упасть в объятия первого же повесы, который соблаговолил обратить на нее внимание? Она не могла даже разглядеть его лица, и все же у нее было чувство, словно она его знает. Ну, он действительно выступал вместе с ее женихом. Годфри, возможно, даже подружился с этим прохвостом в фехтовальной школе, если Годфри вообще способен заводить друзей.

– Мисс Ноултон! – раздался женский голос у нее за спиной. – Я вас повсюду ищу.

Вайолет стремительно обернулась. Хозяйка дома Джейн, златовласая маркиза Седжкрофт, выглядывала из-за золоченых дверей и махала ей рукой.

– Вашей тете немного нездоровится.

Вайолет бросилась к ней, испытав облегчение – привлекательный незнакомец вовремя спохватился и успел исчезнуть. Вайолет очень надеялась, что Джейн его не заметила.

– Что случилось? – озабоченно спросила Вайолет у маркизы.

– Я беседовала с вашей тетей, и она вдруг пожаловалась, что у нее закружилась голова. – Маркиза взяла Вайолет за руку и на пару секунд уставилась в пространство повыше плеча своей собеседницы. Затем она, словно очнувшись, продолжила рассказ: – Наш врач уже осмотрел ее и дал ей не слишком сильное успокоительное. С вашего разрешения, он навестит ее у вас дома через неделю или около того.

– Может, лучше мне отвезти ее домой?

– Я это ей предложила, и она очень разволновалась и расстроилась. Почему бы вам не позволить ей отдохнуть пару часов? Сегодня в моем доме гостит лучший врач Лондона. Я не хотела вас тревожить. Но я подумала, что вам лучше об этом узнать.

Вайолет последовала за маркизой наверх по еще одной лестнице и дальше в небольшую гостиную, вход в которую охраняли двое слуг в ливреях. Тетя лежала на кушетке и выглядела такой бледной и хрупкой, что сердце у Вайолет на мгновение остановилось.

– Тетя Франческа!

Франческа открыла глаза и, нахмурившись, посмотрела на Вайолет.

– Я все-таки вызвала переполох. Ты ведь не пропустила выступление Годфри? Он так исступленно трудится, чтобы всех впечатлить.

– У Годфри еще будут поводы нас впечатлить, – твердо заявила Вайолет, присев на стул.

– Ваша племянница права, – сказала маркиза. – Эти поединки на рапирах так импозантно смотрятся на сцене, но они слишком возбуждают нервы. Мой сын постоянно нападает на слуг с тех пор, как на прошлой неделе посмотрел репетицию сегодняшнего спектакля, которую проводил его учитель фехтования.

– Поединки на шпагах в исполнении мастеров так романтичны, – с мечтательной улыбкой сказала тетя Франческа. – Дядя Вайолет был при шпаге, когда я с ним познакомилась. Я рассказывала тебе об этом, Вайолет?

– Не помню такого, – сказала Вайолет.

– Я много тебе не рассказывала, Вайолет. Но лишь потому, что хотела уберечь тебя от дурного влияния.

– И тебе это до сих пор удавалось. О чем вообще разговор?

Тетя Франческа устало кивнула.

– Тебе не следует сидеть тут со мной. У тебя теперь есть защитник. Он будет искать тебя среди зрителей. Пойди поаплодируй ему. И, Джейн, у вас много других дел. Вы хозяйка бала. Я не стану портить всем праздник.

Джейн засмеялась:

– Не волнуйтесь за меня. За этот вечер я уже получила больше удовольствия, чем позволено иметь леди. Как бы там ни было, вы с вашей племянницей непременно побываете и на других моих вечерах. Я никогда не встречалась с вашим мужем, мадам, но он был добр к моему отцу, когда тот оказался в Фалмуте – больной, без родных и друзей.

– У Генри было доброе сердце, – согласилась Франческа. – А теперь, пожалуйста, идите и развлекайтесь, а не то я буду чувствовать себя ужасно виноватой.

– Мне нравится ваша племянница, – с улыбкой сказала Джейн. – Возможно, я ее у вас украду на денек, и мы вместе отправимся за покупками, пока вы живете тут, в Лондоне.

– Я не буду возражать, – сказала Франческа. – Буду только рада за Вайолет. Не все же ей сидеть со мной, старухой. Молодой женщине необходимо общество сверстницы, особенной такой жизнерадостной и энергичной, как вы, Джейн.

– Я должна вас кое о чем предупредить, – сказала Джейн, дав знак Вайолет, чтобы подождала ее. – У меня дурная репутация. Люди говорят, что я люблю пошалить, хотя после замужества, опять же по слухам, я отчасти утихомирилась.

Вайолет потряс ответ тети:

– А вот я перестаралась, воспитывая из Вайолет скромницу. Иногда мне кажется, что излишняя скромность приносит больше вреда, чем излишняя шаловливость.

Джейн засмеялась:

– Я берусь ее излечить от излишней скромности.

Глава 4

Ассистент заметил Кита, едва он появился за кулисами.

– Вот и вы! – Кеннет шпагой прокладывал себе путь сквозь галдящую толпу фехтующих студентов, слуг и актеров, чтобы первым успеть завладеть вниманием учителя. – Мы уже решили, что вы нас бросили на произвол судьбы. У нас осталось двенадцать минут до начала. У лорда Монтплейса случился нервный срыв. Никто не знает, где он прячется. Мистер Доусон забыл свою роль, а я не могу найти кинжал для «Гамлета»…

Кеннет замолчал, чтобы перевести дух.

Кит наклонился, чтобы второй помощник смог снять с него маску и набросить на плечи черный шелковый плащ.

– Тогда в последнем акте будут изменения. – Кит поманил двух джентльменов в киверах с кокардами, ожидавших его распоряжений. – Мистер Дженнер, отработайте еще раз выпад левой ногой. Нет-нет. Вашей другой левой ногой. Не выставляйте плечо так сильно вперед. О, ради Бога…

– Вы что-то говорили о последнем акте, сэр, – напомнил ему Кеннет. – Вы имели в виду выступление Пирса или тот эпизод, когда вы приглашаете на сцену добровольную помощницу и спасаете ее от барона, который убил ее семью?

Кит нахмурился:

– Оставьте место Тилли свободным. Я буду импровизировать. Пусть все решит случай. Невесту барона сыграет та леди, что сама вызовется мне помогать.

– У этой случайной леди есть имя, сэр?

– Полагаю, да. – Почему он не спросил, как ее зовут? Впрочем, обстоятельства их встречи не располагали к взаимному представлению. Как бы там ни было, общаться с ней, играть с ней было так легко и приятно, словно…

– Что мне сказать Тилли, сэр?

– Пообещай ей жемчужные серьги, которые она увидела на Ладгейт-Хилл.

– Господин учитель! Пирс сейчас выходит, а у нас нет кинжала!

– Проклятие, – тихо сказал Кит. – Я его только что видел, когда…

– Вот он, сэр, – перебил его костюмер, пробираясь между подъемными блоками.

Декорации для первого акта уже смонтировали. Зрителям предстояло увидеть сценку из жизни древних римлян. На неискушенный взгляд Кита, древнеримский храм выглядел достаточно убедительно. Картину портила лишь повозка уличного торговца, стоявшая между двумя бутафорскими колоннами.

– В Древнем Риме продавали горячие крестовые булочки[1]? – скривившись, спросил Кит.

– Почему бы нет, – согласился Кеннет и тут же добавил: – А, вот и мистер Кэрролл. И уже в костюме. Одной катастрофой меньше.

Кит чуть отодвинул занавес и окинул взглядом зрительный зал. Большинство мест уже были заняты, за исключением нескольких кресел в задних рядах и первого кресла от прохода во втором ряду. Лакеи разносили гостям шампанское и вино. Это хорошо. Слегка захмелевшую аудиторию легче развлекать. Слишком много алкоголя, однако, и какой-нибудь пьяный дурак непременно полезет на сцену в самый разгар фехтовального поединка.

Кит отошел от занавеса. Он так и не увидел встреченную им на лестнице таинственную леди. Надо было снять маску, чтобы лучше ее рассмотреть. Кит запомнил лишь темные волосы и улыбку. И еще на ней было сиреневато-серое платье, таинственно-сумеречное, так соблазнительно облегавшее ее женственные формы.

Не то чтобы Кит имел привычку заводить интрижки со всеми хорошенькими женщинами, которые встречались ему на жизненном пути. Видит Бог, он действительно сильно торопился, когда повстречался с ней, – уже тогда он боялся опоздать к началу представления. Он и сам не знал, почему задержался. Что-то в ней его зацепило. Конечно, не каждый день встретишь леди, которая размахивала бы деревянным мечом и разговаривала с перьями. Леди с таким волнующим силуэтом, темными глазами и чарующей улыбкой на губах, которые ему так захотелось поцеловать.

Она напомнила ему… кого? Кит пытался вспомнить.

Проклятие. Она не была служанкой из числа тех, что так стремились ему понравиться, когда он приходил в этот дом давать уроки фехтования. Вряд ли она была одной из юных леди, которые время от времени приходили к маркизе пить чай, а заодно наблюдали за тем, как он фехтует с юным наследником.

Но у него было чувство, что он с ней знаком.

Что, конечно, было не так.

Если бы она захотела встретиться с ним вновь, все, что от нее требовалось, это взять в руки программу и найти его имя. Он не собирался весь вечер скрываться за кулисами.

Зрители аплодировали стоя. Исполнители сцены из «Гамлета» раскланивались перед публикой. За опущенным занавесом меняли декорации. Распорядитель вышел на сцену и под гром оваций объявил, что после короткого антракта представление продолжится и зрителей ждет еще немало захватывающих поединков. Он также напомнил, что все средства, заработанные студентами академии фехтования магистра Фентона, будут переданы на нужды благотворительности.

Когда Кит направился в комнату отдыха, на мгновение ему показалось, что он увидел в кресле своего наставника и приемного отца, капитана Чарлза Фентона. Капитан нашел бы, что сказать воспитаннику, – нашел бы, за что отчитать и за что похвалить. Но он был мертв уже четыре месяца и, конечно, не мог присутствовать сейчас в зале.

Фентон и Кит нашли друг друга, когда и тот и другой переживали не самые лучшие времена. Фентон, напиваясь, превращался в отъявленного ублюдка, а Кит платил ему той же монетой. Но с тех пор как капитан ушел в мир иной, Кит ловил себя на том, что думает о Фентоне постоянно. Сегодня он готов был поклясться, что ощущает его присутствие и слышит, как он говорит: «Живи со страстью. Дерись с честью. И не забывай время от времени оглядываться назад».

В комнату проскользнул Пирс. Лицо его было худым и чисто выбритым.

– Я хорошо выступил? – Кит взял с трюмо влажное полотенце и вытер лицо.

– Ты же знаешь, что выступил хорошо.

В комнату заглянул Кеннет и объявил:

– Сэр Годфри следующий!

Кит пристегнул ремень со шпагой и сказал:

– Напомни ему, что огонь по краям рампы настоящий. Пусть не бросает плащ куда попало. Сделай так, чтобы зрители зашикали, когда Пирс появится на сцене, и поаплодировали Годфри, когда он выиграет поединок.

– Да, сэр.

– И еще… Никто не присылал мне сообщений за последний час?

– Сообщения? О да, сэр. Дворецкий сообщил, что маркиза благодарит вас за то, что вы отыскали наследника.

– Хорошо.

– И несколько гостей просили узнать насчет частных уроков. Один член парламента желает вновь заняться фехтованием. Говорит, что его жена настаивает. Похоже, ваше искусство вновь входит в моду, сэр.

– Чудесно. – Кит был не против дополнительного заработка, как и не был против возрождения романтического обаяния шпаги, но он был бы весьма признателен, если бы ему дали возможность немного пожить для себя, дабы он мог внести немного романтики в собственную жизнь.

– На самом деле, Кеннет, – признался он, увернувшись от щетки, которую слуга занес над его головой, – я имел в виду послание… несколько более личного характера от…

Слуга замер со щеткой в руке.

– А, вы о любовных посланиях? Так бы сразу и сказали. Их было целое море. Я отправил посыльного куда подальше и порвал все эти записки. Не хватало нам еще сдерживать натиск любвеобильных поклонниц.

Кит стремительно обернулся, не веря своим ушам.

– Что… Что ты сделал?

– Вы сами говорили, что шпага не женщина – неверности не прощает. Я думал, что оказываю вам услугу. Подождите. Было еще одно сообщение, которое я обещал передать вам.

– Ну, так передавай.

Слуга понизил голос:

– Виконтесса сказала…

– Можете не продолжать, Кеннет. Это не та, на которую я возлагал надежды.

К тому времени как Вайолет выбралась в зал, представление уже почти подошло к концу. Чтобы никого не беспокоить, она заняла одно из свободных мест в последнем ряду. Зрители возбужденным шепотом обменивались друг с другом своими предположениями о том, чего ждать в финале. Распорядитель принимал ставки относительно исхода полуночной дуэли с участием самого маэстро. Весь сбор от представления решено было передать в сиротский приют, или в больницу, или в иное богоугодное заведение по выбору публики. Вайолет подумала, что, если бы у нее были свободные средства, она могла бы и сама сделать ставку. И она знала, на кого бы поставила.

И она оказалась бы далеко не единственной зрительницей, поставившей на маэстро. У магистра фехтования поклонниц было в избытке.

Вайолет пыталась рассмотреть актеров получше, но, увы, место ее располагалось слишком далеко от сцены. Судя по декорациям, действие происходило в церкви. На алтаре горели свечи, создавая романтическую атмосферу. Какую роль будет играть тот шельма в маске? Или она уже пропустила его выход? Годфри рассказывал ей только о той роли, которую собирался играть сам. Если честно, он говорил об этом так много и подробно, что у Вайолет возникло ощущение, что она уже все видела своими глазами. По крайней мере она сможет убедить его в том, что видела его выступление.

– Леди и джентльмены! Могу я попросить соблюдать тишину в зале? – Освещение сцены сделалось приглушенным. Аудитория притихла. – Спасибо, – сказал распорядитель и церемонно поклонился маркизу и его семейству, занимавшим места в ложе верхнего яруса. – А теперь для завершающей сцены нам нужна храбрая юная леди из числа зрительниц…

По залу пронесся возбужденный шепот. Руки в белых перчатках взметнулись вверх – столько, что и не сосчитать. Один из лакеев за спиной у Вайолет сказал другому:

– Если бы так же легко набирались добровольцы в армию.

Добровольцы. На что они соглашались?

Распорядитель выбрал светловолосую женщину в бледно-желтом платье из второго ряда. По рядам разочарованных дам прокатился вздох. Вайолет усмехнулась, отыскав взглядом пустое место во втором ряду, справа от центрального прохода. Ну, мошенник недолго ждал, прежде чем подыскать ей замену.

Вайолет вся превратилась во внимание. Интересно, что за шанс она упустила? Пожалеет ли о своем отказе? Скорее всего нет. За последние годы она стала на удивление благоразумной. Как и большинство юных леди благородного происхождения, она усвоила главную истину: правила существуют для того, чтобы им следовать, и горе тем, кто их нарушает.

На сцене разыгрывалась авантюрная драма, приводившая зрителей в восторг. Исполняли ее живо, с огоньком – энергия плескала через край. За мгновение до того, как священник в ризе скрепил союз красавицы и злодея, откуда ни возьмись появился всадник в черном плаще верхом на белом жеребце. Последовала впечатляющая дуэль между спасителем и разгневанным женихом и его дружками-сообщниками, после чего герой увез невесту на белом коне, однако вскоре вернулся, чтобы покарать злодея.

Вайолет заметила в проходе двух ассистентов, готовых отвести коня и подхватить спасенную невесту, которая спрыгнула с коня, словно лихой кавалерист. Конечно, все было подстроено. Спасенная девица работала на того прохвоста со шпагой, который сейчас гонял по сцене злодея-жениха.

К огорчению Вайолет, он двигался слишком быстро, чтобы она могла его хорошенько разглядеть. Волевой подбородок. Гибкие и подвижные, как у профессионального танцора, ноги и руки. Темные шелковистые волосы с золотистым отливом. Она чувствовала, как по коже ее побежали мурашки. Она его узнала.

Лишь потому, что он флиртовал с ней в полутемном холле? И что за роль он ей предлагал? Всего лишь роль несчастной невесты злодея? Или ту роль, которую она играла бы лишь для него одного, в отсутствие зрителей? Закулисная интрижка! Годфри бы нашел, что сказать по этому поводу. Да его бы хватил удар, если бы Вайолет пронеслась верхом на том жеребце через всю сцену, демонстрируя зрителям свои лодыжки.

«И тогда вам останется лишь обнять меня и держаться как можно крепче».

С какой бы радостью она сделала сейчас именно то, о чем он ее тогда просил.

Вайолет не сводила с него глаз. Теперь уже происходящее на сцене воспринималось не как шалость и озорство, а как реальная, нешуточная угроза. Спасителю в черном грозила беда. Из-за церковной скамьи вылетели, словно злые духи, солдаты. Они множились, точно зубы дракона, наступали, теснили одинокого героя. Вайолет вскоре забыла о том, что это всего лишь спектакль.

Она едва заметила, что соседнее кресло занял припозднившийся гость. Герой в черном перепрыгнул через скамью, встав спиной к алтарю. Его окружили вражеские солдаты. Он храбро отбивался, но силы были слишком неравные, и ему приходилось отступать. И вот они прижали его к витражному окну – отступать уже некуда.

Вайолет нахмурилась. Каков же будет исход? Черный рыцарь олицетворял бесстрашие, готовность принести себя в жертву во имя торжества добра перед злом. Он служил примером несгибаемого мужества и отваги, но и благородства тоже, и, как истинный рыцарь, не мог позволить себе коварства даже по отношению к врагам. Разве мог этот храбрый рыцарь одержать победу? Похоже, ему вот-вот придет конец.

Вайолет вздрогнула, когда один из его врагов выбил у него шпагу и полоснул его клинком от плеча до бедра. Вайолет понимала, что кровь не настоящая. Однако и она, и несколько других леди тем не менее испуганно вскрикнули. Его шпага, звеня, покатилась по каменному полу часовни.

Как мог безоружный герой одержать победу в этот роковой час? Все указывало на то, что поражение неизбежно.

Он упал на колени, и шелковистые волосы закрыли его лицо, и кровь текла из его ран.

Неужели зрителей так и оставят с этим ощущением тревожной беспомощности, лишив их радости пусть театрального, но все же триумфа? Герой, за которого они все так переживали, не мог умереть у алтаря бесславно и безобразно.

Свет витража померк. На сцене воцарился мрак. Вайолет ощущала, что публику в зале охватило тревожное недоумение. Рыцарь не мог проиграть в этой схватке. Зло не должно восторжествовать.

Занавес опустился над неподвижно лежащей фигурой. Неужели это все?

– Ради Бога, – пробормотал какой-то джентльмен, – вставай. Это не может так закончиться.

– Вставай!

– Вставай!

Зрители скандировали это слово с нарастающей яростью, с праведным гневом, со страстью. Их голоса резонировали, вибрировали и множились, отражаясь от расписных медальонов на высоком лепном потолке. Маленький театр грозил лопнуть от эмоций, которые переполняли зрителей. Вайолет чувствовала, что она сама вот-вот взорвется от переизбытка чувств. Сердце ее ухало в такт скандируемым словам: «Вставай! Вставай!»

Она знала, что все это не настоящее. И все же верила всем сердцем в то, что герою больно. «Вставай! Вставай! Покажи нам, что это возможно. Подари нам мужество. Помоги нам. Вступись за правое дело». «Это всего лишь театральное действо, – думала она. – Поверженный борец за правду только что пытался условиться со мной о встрече. Конечно же, он не собирается умирать».

– Вставай, – прошептала она, и ее голос влился в общий хор. И когда она это сказала, образ из далекого прошлого всплыл в ее сознании. – Вставай, – сказала она, покачав головой в расстроенных чувствах, когда образ этот померк до того, как обрел ясные очертания.

Он напомнил ей о…

Занавес вновь поднялся. Окутанный туманной дымкой, поверженный воин медленно приподнялся, протянув руку к массивному камню, в который был воткнут меч.

Из-за кулис с обеих сторон вышли двенадцать рыцарей в кандалах. Один из них осмелился бросить ему пару рукавиц. Второй вытер тряпкой кровь с плеча. Двое других сбросили кандалы и помогли ему надеть тунику. Пятый рыцарь – о, небо, подумала Вайолет, едва подавив смешок, это был Годфри – встал перед ним на колени.

Когда поверженный рыцарь встал, аудитория разом выдохнула. И когда он вытащил меч из камня, он поднялся над бесславием, чтобы защитить тех, кто не может себя защитить.

Вайолет шмыгнула носом. Он, пожалуй, напомнил ей того рыцаря на белом коне, о котором грезит каждая девушка. Только настоящий рыцарь может броситься на поиски пропавшего ребенка за несколько минут до начала важного выступления. И при этом еще умудрится флиртовать и назначить свидание.

Так кто он: легендарный герой или превосходный актер? Вероятно, это не имеет значения. Сегодня он поставил потрясающий спектакль, и он старался не для себя, вернее, не только ради себя. Это был благотворительный спектакль – он помогал обездоленным, и романтика шпаги служила ему вдохновением. Не его вина, если он мимоходом еще и вскружил головы своим зрительницам – всем, и ей тоже. И внушил ей нескромные мысли.

Вайолет вздохнула.

Неудивительно, что Годфри бравировал тем, что оказался в числе двенадцати студентов, избранных для представления. И как некстати, что она пропустила его номер.

Маркиз Седжкрофт вышел на сцену, чтобы произнести заключительную речь после представления.

Толпа ликовала. Грейсон Боскасл, пятый маркиз Седжкрофт, знатный вельможа и светский лев, слыл любимцем лондонского общества, несмотря на свои прежние грехи, а возможно, и благодаря им.

– Мы все здесь собравшиеся относимся к привилегированному сословию, – сказал он, обращаясь к аудитории. – Наш сегодняшний ужин готовили лучшие повара Англии. Нас неплохо развлекали. И вне сомнений, относимся к нашим вечерним нарядам куда щепетильнее, чем к тем нищим, мимо которых проходим по дороге к своему портному. Но за вашу щедрость к нуждающимся, к обездоленным я вас благодарю. И за захватывающие дуэли на шпагах, в которые меня так жаждет втянуть мой сын, я благодарю магистра Фентона и преданных шпаге студентов его академии.

Магистр Фентон.

Он вышел на сцену и встал рядом с маркизом. Вайолет не могла отвести от него глаз.

Лучше бы она вообще сегодня не приезжала сюда.

Ее сердце пронзила ужасная боль. Она не сразу осознала, что именно чувствует, но вскоре уже знала ответ. То была боль, рожденная несбыточностью желания.

Неудивительно, что ее сразу потянуло к этому великолепному, полному горделивого достоинства мужчине. Как ее угораздило! Добродетельная мисс Вайолет Ноултон и подумать бы не посмела о подобном романе.

Лучше всего считать это временным помрачением. Неужели она верит в подобные совпадения? Но как иначе могла она объяснить то странное чувство единения, что возникло сразу при их встрече? Ведь было так, словно она знала обольстительного Фентона всю свою жизнь.

Этому имелось одно простое объяснение: она влюбилась. Влюбилась в собирательный образ романтического героя, как и многие прочие зрительницы.

Кристофер Фентон.

Это имя было ей не знакомо.

Он трижды поклонился под гром аплодисментов. А затем быстро исчез со сцены.

Глава 5

Представление произвело неизгладимое впечатление не только на Вайолет. Зрители не торопились покидать зал. А кое-кто даже остался сидеть в кресле, зачарованно глядя на опустевшую сцену.

– Да-да, – заметил один из зрителей, – я знаю, что это всего лишь иллюзия. Ну, иллюзия, мастерство и тяжелый труд. Но в мире, начисто лишенном иллюзий, так порой хочется забыть, пусть только на одну ночь, о том, с чем придется столкнуться завтра. Нам, обывателям, необходимо, чтобы кто-то нас воодушевлял, окрылял и давал силы жить дальше.

Вайолет была с ним согласна. Иллюзия. Да, рыцарские подвиги и подвиги благородных господ со шпагой в руках, очищающих улицы от бандитов, – прекрасная канва для сценической постановки.

– Он великолепен, – прошептала какая-то женщина за спиной Вайолет. – Готова поклясться, что он очаровал весь зал. Это несправедливо. Я первая его заметила. Не всякая леди в городе знает, кто он такой.

– Тише, – сказала ей компаньонка со смущенным смешком. – Он, возможно, все еще за кулисами и слышит.

– Хорошо. Тогда я могу сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться. Говорят, его шпагу можно купить.

Вайолет возмущенно встала. Как смеют эти вульгарные особы осквернять высокие чувства, которые пробудил спектакль?

Она понимала, что вмешиваться в чужой разговор неприлично, но все же не удержалась и выпалила:

– А по-моему, его отвага и благородство известны всем.

Обе дамы смотрели на нее с насмешливой досадой. Первая, красавица в дорогом шелковом платье, улыбнулась:

– Хотите, чтобы рассказала вам и о других его достоинствах?

Вторая женщина вздохнула:

– Не надо ее дразнить. Она молодая и неискушенная.

Вайолет опустила глаза, устыдившись своей выходки. Это неправда, подумала она, глядя вслед дамам, покидающим театр. Его нельзя купить. Не в этом смысле. По крайней мере она надеялась, что не ошибается.

– И я совсем не так наивна, как они думают, – пробормотала Вайолет и, повернувшись, побрела куда глаза глядят.

– Простите, мисс.

Вайолет покраснела. Мало того, что она чуть не сбила с ног слугу, еще и слуга этот оказался тем самым, кого она так и не дождалась, когда тот на минутку отлучился по важному делу, попросив ее подождать.

– Простите, пожалуйста.

– Ничего, мисс.

Она была явно не в себе этим вечером, потому что вздрогнула от неожиданности, когда тот самый слуга твердой рукой взял ее под локоток и повел к двери. Она не была готова влиться в толпу. Еще хотя бы пару минут побыть одной, чтобы привести в порядок чувства и мысли! Еще хоть пару минут пожить в мире, где существуют только счастливые финалы.

К полуночи магия рассеется. Возможно, это даже произойдет еще до того, как она вернется домой. Вот только… сейчас еще будет бал, а танцы всегда поднимали ей настроение.

Вайолет бросила задумчивый взгляд на пустое кресло во втором ряду и, подняв глаза, уставилась на самодовольную физиономию сэра Годфри Мейтленда.

– Ну, что скажете?

– Превосходный спектакль.

На нем все еще была шляпа, и одет он был в сценический костюм, и озирался каждые три секунды, дабы убедиться, что в нем узнают одного из исполнителей.

– А мое выступление?

– Я его пропустила, – быстро сказала Вайолет. – Но я видела вас в конце.

– Что?

– После того как тетя Франческа почувствовала себя плохо, я… я не знаю, как это случилось, но я заблудилась, и…

– Вы пропустили мое выступление?!

Вайолет медленно кивнула. Она не была готова рассказать ему о неожиданной встрече с его учителем фехтования. Как удачно, что она не назвала своего имени и не сделала ничего такого, что можно было бы поставить ей в упрек, если об интерлюдии на лестнице стало известно Годфри.

– Ну согласитесь, что подвергать опасности здоровье моей тети ради небольшого фехтовального эпизода неблагоразумно. И маркиза была так любезна…

– Маркиза? – Годфри оттащил Вайолет в сторону, подальше от нарядной толпы гостей, оживленно обсуждавших спектакль. – Вы лично с ней разговаривали?

– Да, Годфри. Она отвела тетю Франческу наверх, в… – Между ними протиснулась плотная группа смеющейся молодежи обоего пола. – Я говорила, что дядя подружился с отцом леди Седжкрофт, когда мы еще жили в Фалмуте.

– Да, но я и представить не мог, что она захочет отплатить добром за добро, – сказал Годфри. – Возможно, это лучшее, что могло с нами случиться. – Он схватил Вайолет под руку и потащил в общий поток. – Я не хотел сказать, что рад тому, что Франческе нездоровится, конечно, но то, что вы упрочили связь с женой Седжкрофта и я приглашен в их дом.

Вайолет его почти не слышала. Внимание ее привлекло какое-то движение в конце коридора. Было так, словно в воздухе вдруг запахло грозой. Она физически ощутила, как накалилась обстановка. Возбуждение в разной степени охватило всех юных леди при виде импозантных шевалье при шпагах и в соответствующих одеяниях, застывших в живописных позах на лестнице, словно живые скульптуры.

– Это Фентон и другие исполнители, – удивленно заметил Годфри. – Они будут отвечать на вопросы зрителей, и я тоже должен быть с ними. Вы ведь не станете возражать, Вайолет, если я оставлю вас с Франческой на часок? Я должен подняться к ним.

– Как это любезно с вашей стороны, Годфри.

– Джентльмены, принимавшие участие в представлении или внесшие иной существенный вклад, приглашены отпраздновать успешную премьеру. Я не могу отказаться. Это было бы верхом неприличия.

Вайолет раскрыла глаза:

– Вы хотите сказать, что джентльмены приглашены без жен и подруг? А как же актрисы? Они тоже приглашены?

– Неужели такая красивая и добродетельная леди, как вы, имеет основания для ревности!

– Я лишь хочу вам напомнить, что между вами чисто деловые отношения, – сказала Вайолет, прикрывая лицо веером.

– Я постараюсь не забыть, – шепнул ей Годфри. – И вы, пожалуйста, не забудьте, что мы послезавтра едем кататься в Гайд-парк. На этот раз вы не пропустите мое выступление. Увидимся на балу. Не забывайте быть любезной со всеми, кого повстречаете. Если кто-нибудь вдруг спросит, где я, – добавил он, – скажите, что я с Фентоном на закрытой вечеринке у маркиза.

Сама не желая того, Вайолет устремила взгляд в сторону лестницы как раз в тот момент, когда там появился главный герой вечера. Он был одет просто и без претензий – в белую льняную сорочку и облегающие черные панталоны. Отсюда она не могла разглядеть, есть ли при нем шпага, но, поскольку все прочие участники представления были при шпагах, наверное, и он не был безоружен. Но со шпагой или без нее, он был неотразим.

Фентон. Он покачал головой, когда некий джентльмен предложил ему шампанского. Казалось, он ищет кого-то взглядом в толпе. Но на этот раз он вряд ли искал потерявшегося ребенка.

Возможно, беспечность и игривость совсем не были ему свойственны. Возможно, их встреча произошла в один из тех редких моментов, когда он позволял себе расслабиться. Сейчас он не выглядел ни игривым, ни доступным. Но как иначе мог он вести себя, окруженный множеством людей, каждый из которых стремился завладеть его вниманием. Любого другого столь напряженная работа на сцене лишила бы сил, он же по-прежнему излучал столько энергии, что хватило бы на всех присутствующих. Возможно ли, что он ищет способ сбежать отсюда или ищет ее? Нет. Только наивная влюбленная дурочка может так думать. Сколько раз тетя говорила ей, что повеса никогда не станет довольствоваться одной леди?

– Вы хотите с ним познакомиться? – неожиданно спросил ее Годфри. Должно быть, он заметил, куда она смотрит. И раньше, чем она успела ответить, он замахал руками над головой:

– Фентон! Я тут, у двери!

Фентон повернул голову.

И Вайолет успела увидеть его лицо, эти мучительно-сладостные черты до того, как он заметил Годфри, размахивающего руками, словно мельница крыльями, и отвернулся.

О Боже. Кого бы он ни искал в толпе, это был точно не Годфри. Вайолет стало неловко за своего жениха. Порой он вел себя так самонадеянно глупо, что ей хотелось притвориться, словно она его не знает.

Он казался вполне милым, когда начал ухаживать за ней. Джентльмен с хорошими манерами, из которого получится верный муж. Однако мало-помалу она стала все чаще замечать в нем черствость. Бессердечие все явственнее проглядывало сквозь напускную любезность.

Фентон вдруг повернул голову и посмотрел на нее. Он окинул ее взглядом, и взгляд этот вызвал в ней странное ощущение – словно она сделала кульбит в воздухе и вновь приземлилась на обе ноги.

– Кто он? – спросила она с запинкой. Она уже знала ответ.

– Что? – Годфри опустил руки и, развернувшись к Вайолет лицом, в недоумении уставился на нее. – Фентон. Кристофер Фентон. Я, кажется, раз сто упоминал его имя. Он выступал перед самим принцем-регентом.

– Правда? – спросила Вайолет, надеясь, что сумела изобразить подобающее случаю почтительное удивление и не выдать эмоций, которые вызвала в ней эта новость.

– Правда. Дорогая, мне, право, надо уходить. Другие джентльмены уже поднялись на галерею. Там у маркиза что-то вроде закрытого клуба.

– Клуба шалопаев?

– Вайолет, вы меня удивляете. Надеюсь, впредь вы воздержитесь от употребления подобных выражений. Как это на вас не похоже. Рекомендую больше не пить шампанского. Шампанское легко пьется, но от него нетрудно захмелеть.

Кит смотрел на напольные часы, стоявшие в углу освещенной свечами галереи. Стены этой комнаты хранили немало секретов. Здесь джентльмены тайно встречались с дамами, как с дамами полусвета, так и с великосветскими особами, уступившими соблазну плоти. Кит знал: он должен считать за честь, что хозяин дома ввел его в круг избранных, но в этой комнате не было ни одной женщины, которая вызывала бы у него интерес. Он старался не смотреть на виконтессу. Знатная леди прилегла в бесстыдной позе на обитый парчой диван, бросая на него многозначительные взгляды, отнюдь не делая тайны из того, что хочет его. Она раздевала его взглядом весь вечер.

Киту хотелось бы скинуть рубашку и встать у стены, изображая еще одну римскую статую. Интересно, не стала бы она считать его менее привлекательным, если б узнала правду о его прошлом?

Позор прошлого отбивал у него охоту заводить сколько-нибудь длительные отношения с женщинами из приличного общества.

– Бедняжка так страдает, – произнес у него за спиной насмешливый голос. – Отчего бы вам не сделать ей одолжение и не назначить свидание, скажем, через час?

Кит обернулся к Годфри:

– Между прочим, она замужем.

– И вам не хочется проверить теорию практикой? На дуэли с ее мужем?

– Не в этом конкретном случае. Кроме того, сэр, вы достаточно давно берете у меня уроки, чтобы знать, что я проповедую самоконтроль.

– С этим не поспоришь.

С тех пор как по настоянию приемного отца, связи которого оказались весьма полезными, Кит подал прошение о получении диплома учителя фехтования, он ни разу не позволил себе участия в дуэли, как бы его ни провоцировали. Ведь для магистра фехтования дуэль с соперником, явно уступающим ему в мастерстве, была бы преступлением против чести. Кит давно решил – чем убивать ближнего ради того, чтобы доказать свое превосходство, уж лучше забивать головы легкомысленным студентам мечтами об опасных приключениях.

Впрочем, иногда он все же принимал вызов, когда надо было проучить какого-нибудь зарвавшегося болвана, уверовавшего в свою исключительность.

Такое случалось не часто – раз или два в год. Как правило, поединку предшествовали обильные возлияния; и женщина, из-за которой и разгорался сыр-бор, с пьяных глаз казалась намного симпатичнее, чем на следующее утро. Но Кит видел слишком много греха в своей жизни, чтобы его мог соблазнить заурядный адюльтер.

Разумеется, как и любой виртуоз, он был не прочь скрестить шпаги с желающими проверить свое мастерство за несколько лишних фунтов. В конце концов, полный карман всегда лучше пустого.

Сэр Годфри сделал добрый глоток вина.

– Вы сегодня завоевали зал. Думаю, что после сегодняшнего представления вы могли бы уложить в постель любую женщину этого города, какую бы только ни захотели.

– Ну, это преувеличение, – со смехом сказал Кит.

Даже если бы это было правдой, на ум приходила только одна женщина. Он не знал ее имени. У него не хватило ума спросить, но он знал, что ее нет в этой комнате и что она не из тех, кто готов ответить на заигрывания повесы на полутемной лестнице. И сомнительная честь поучаствовать в спектакле также была ею отвергнута.

Он не мог объяснить, почему его так влекло к ней. Почему он чувствовал, что может говорить с ней как с другом.

Свежесть, чувственность и мгновенно возникшее ощущение общности – и все в одной женщине. Он не мог припомнить ни одной леди, которая бы сочетала в себе все эти качества. Женщины, которые были его любовницами, и женщины, которых он считал друзьями, принадлежали разным группам. Он невольно задавался вопросом о том, что она вообще здесь делала. Здесь были люди из высшего общества, к которому она, кажется, не принадлежала. Как, впрочем, и он сам. Он давал уроки джентльменам, но он не был одним из них. Сегодня он развлекал высший свет на благотворительном балу маркиза, устроенном, как и все балы, что давал маркиз, с грандиозным размахом, но ему не следовало обманывать себя – он был лишь лицедеем на этом празднике. Как бы его ни хвалили, как бы ни льстили ему леди и джентльмены, для них он оставался простолюдином, зависящим от таких джентльменов, как сэр Годфри, которые платили ему за уроки.

– Вы безупречно исполнили эпизод с плащом и фонарями, – сказал Кит, поборов желание еще раз взглянуть на часы. – Ни одного неловкого движения. Смею сказать, злоумышленнику следует дважды подумать, прежде чем на вас нападать.

– Жаль, что леди, на которую я так стремился произвести впечатление, пропустила мое представление. Все из-за хворой старой тетки.

Кит изобразил сочувствие. По правде говоря, сэр Годфри нравился ему все меньше и меньше. Чем больше Годфри говорил, тем больше обнаруживал свое двуличие. Он презрительно отзывался как об аристократах, которым завидовал, так и о тех, которые на него, торговца, работали. Фехтование было для него лишь средством пустить пыль в глаза, но не искусством. Сэр Годфри был мужчиной умным, но недобрым.

Годфри рукой, в которой держал бокал, указал на дальнюю стену:

– Вы знаете, сколько стоят эти римские статуи?

Киту нравились красивые вещи, даже если они были копиями, а не подлинниками, и он даже покупал красивые безделушки, если они были ему по карману. Но опять-таки он не был аристократом, и вкус его был далек от изысканности. Он не мог весь день любоваться древними руинами. Ему надо было зарабатывать на хлеб.

– Я даже не знаю, подлинные ли они, – честно сказал Кит.

– Для простых смертных, таких, как мы с вами, это особого значения не имеет, – откликнулся Годфри. – Реплики в розницу идут за очень хорошие деньги. Все прямо-таки помешались на старине. Вы знаете, как моя невеста предложила провести ближайшие несколько дней в столице?

– Посетить музей? – поинтересовался Кит.

– Я бы мог понять такое желание, – сказал Годфри. – Но нет. Она желает посетить выставку древних надгробий. Можете себе представить? Красивая леди готова платить деньги за то, чтобы рассматривать могилы незнакомцев.

– Как вы говорите, это всеобщее помешательство. Мода. – О чем Кит подумал, и то лишь на мгновение, так это о том, какой должна быть женщина, чтобы она могла бы удовлетворить всем притязаниям Годфри. – Смею ли я спросить, почему вы идете у нее на поводу?

– Смеете. Поскольку я сам поднял эту тему. Я от нее без ума. Я был немало удивлен, когда она согласилась за меня выйти. Впрочем, нельзя сказать, что она приняла мое предложение сразу и с радостью. За ее руку боролись еще трое господ. Но она все же выбрала меня. – Годфри осушил бокал. – Или, лучше сказать, ее тетя остановила на мне свой выбор. Мне пришлось убедить старушку, что она не прогадает, если выберет меня.

– Потому что вы?..

– Потому что у меня самые лучшие манеры и потому что я не повеса и не мот. Когда вы познакомитесь с моей нареченной, возможно, вы поймете, почему мне так отчаянно хотелось ее заполучить.

– Она очень красива?

– Да. И еще она богатая наследница, что совсем нелишнее, если вы понимаете, о чем я.

Когда барон Эшфилд умер, Франческа потеряла самого лучшего друга, какой был у нее за всю жизнь. Отец выбрал ей в мужья Генри, когда Франческе было семнадцать, и Эшфилд тогда служил в армии. Отец ее настоял на этом браке, потому что это был разумный выбор, и Франческа рыдала не одну неделю, потому что любила племянника викария, и если ее выбор не был разумным, тогда она просто не понимала, что такое разумный выбор.

Она вся сжалась в комок, когда познакомилась с бароном, неуклюжим увальнем в два раза крупнее ее, который почти все время молчал, а если и говорил, то отрывистыми, незаконченными фразами, что заставляло ее усомниться в его умственных способностях. И только после трех лет брака он признался, как сильно ее любит.

Она лежала в постели, подавленная, после четвертого подряд выкидыша и осознания того ужасного факта, что никогда не сможет выносить ребенка. Франческа даже не подозревала, что мужчина способен на такие сильные переживания, что мужчина способен так горевать.

– Прошу тебя, Генри, кто-то из нас должен сохранять самообладание.

– Ну, тогда, Франческа, это будешь ты, – сдавленно проговорил он, – потому что перед тобой я бессилен. Я полюбил тебя с первого взгляда. Я любил наших утраченных детей, когда мы зачинали их, и…

– Почему ты мне раньше этого не говорил?

Он повесил голову.

– Я боялся, что ты посчитаешь мою любовь к тебе признаком слабости.

Она положила руку ему на плечо.

– Я такая мегера, что мне нельзя сказать правду?

Она никогда прежде не замечала, что взгляд его зажигался всякий раз, как она обращала на него внимание. Она так исступленно копировала холодную отчужденность, присущую браку ее родителей, что ей никогда и в голову не приходило, что можно построить любовь на привязанности. На привязанности и дружбе.

Он поднял на нее глаза и сказал:

– Да, это так. И ты лишишь Вайолет шанса на счастье из-за всех своих страхов.

Сейчас Франческа сидела с прочими матронами в тихом уголке ярко освещенного бального зала. «Что я наделала? Я так тревожилась, что какой-то негодяй и повеса разобьет Вайолет сердце, что толкнула ее в объятия Годфри. Почему ты оставил меня принимать такое серьезное решение в одиночестве, Генри? Зачем тебе надо было умирать раньше, чем передо мной встал этот выбор? И вообще зачем тебе надо было умирать?»

Сэр Годфри действительно казался идеальным ухажером. Раньше казался. Не слишком высокого для Вайолет положения и не слишком низкого. Купец, всего добившийся своим трудом, который ведет жизнь умеренную и по средствам. Она хотела, чтобы у Вайолет был стабильный, прочный брак и чтобы Вайолет подарила ей внуков. В чем она не отдавала себе отчет, так это в том, что сэр Годфри рассчитывает на то, что она умрет до того, как Вайолет выйдет замуж и подарит ей внуков.

Сегодня, когда у Франчески случился приступ, она услышала правду в голосе Годфри, когда тот расспрашивал врача за дверью. Маркиза вызвала доктора из театра вопреки желаниям Франчески.

– Сколько она еще проживет?

– Это не вам решать, сэр.

– Она же не может жить вечно?

– Вечно? Нет, сэр. Но она в добром здравии, насколько я могу судить. Это горе, по моему мнению, ослабило ее силы.

Франческа знала, что не будет жить вечно. Ее единственная цель состояла в том, чтобы помочь Вайолет найти счастье.

Она выбрала сэра Годфри для Вайолет по самым разумным соображениям.

Разве не разумно надеяться, что добрые намерения приведут к хорошему прочному браку?

Ошибалась ли она, поставив репутацию выше любви? Разве не естественно для мужчины надеяться на наследство? Не может быть, чтобы Годфри искал брака с Вайолет только ради денег, которые вскорости получит.

Внезапно в зале стало очень тихо. Франческа рассеянно обернулась, чтобы посмотреть, на чье появление так отреагировала публика.

В дверях появилась пара: широкоплечий джентльмен в черном и под руку с ним леди в летящем розовом шелковом платье. Хозяева дома, маркиз и маркиза Седжкрофт.

Если верить сплетням, главным источником которых для Франчески была ее горничная, маркиз некогда считался самой скандальной фигурой в лондонском свете. Возможно, он таковым и оставался. Ходили слухи, что он влюбился в невесту, которую бросил у алтаря его кузен. Нет, это не так. Маркиза сама сбежала с собственной свадьбы.

Фу! Лондон и его скандалы. Франческа считала Джейн очаровательной женщиной. Этот вечер, напомнила она себе, был посвящен благотворительности. И полный преданного обожания взгляд, которым смотрел на жену маркиз Седжкрофт, едва ли был наигранным.

По залу прокатилась новая волна возбужденных перешептываний.

Франческа вытянула шею, пытаясь разглядеть того, кто привел гостей в такое волнение.

Следом за маркизом в зал вошел еще один мужчина.

Он был из числа тех, чье присутствие заставляет стулья со скрежетом отодвинуться, лакеев вытянуться в струнку, а леди и джентльменов, как молодых, так и старых, восхищенно вздохнуть.

Франческа пожалела об отсутствии лорнета. Кто это? Сын маркиза? Она оценивающим взглядом окинула обе фигуры – маркиза и того, второго. Нет, не сын. Они были слишком близки по возрасту, даже если маркиз зачал его, будучи еще безусым юнцом.

Родственники, возможно. Двоюродные братья. Маркиз жестом пригласил более молодого мужчину подойти ближе.

Возможно, если бы не сидящая рядом матрона, Франческа вновь ушла бы в себя. Но леди, которая явно хотела оказать Франческе любезность, наклонилась к ней и сказала:

– Мне почти не хватает волнующей опасности дуэлей конца прошлого века. Тогда по крайней мере с противниками разбирались на благородный манер – с достоинством и честью.

Франческа рассматривала молодого человека, вызвавшего столь бурное оживление.

В нем не чувствовалось надменного высокомерия пэра королевства. Скорее он выглядел довольно скромно. Возможно, ему было приятно оказаться в центре внимания, но не более того.

Он был гибким, легким. Одет он был скромнее и проще всех присутствующих. Свободная рубашка из тонкого льна. Темные бриджи – не определить, из какой ткани. И все же он был неотразим в своей элегантности.

Действительно, этого молодого человека было трудно не заметить, и, к удивлению Франчески, даже Вайолет не обошла его своим вниманием. Франческа даже приподнялась с кресла, словно могла стать преградой между ними, не допустив этого сомнительного альянса.

Слишком поздно.

Этот красавец тоже заметил ее племянницу.

Он повернулся к маркизу спиной и направился к Франческе, прокладывая себе путь в толпе по прямой, словно портновские ножницы разрезали шелк. И сэр Годфри, тот самый мужчина, который, казалось бы, должен был оберегать Вайолет, вел ее к нему.

Глава 6

Музыканты уже настраивали инструменты, когда следом за хозяином дома в бальный зал вошел Кит. Маркиз Седжкрофт настоял на том, чтобы он присутствовал на балу. Кит не мог отказаться. Как сказал Седжкрофт: «Вы, Фентон, гвоздь программы. Мои гости заплатили, чтобы увидеть ваше представление. Ваше представление еще не закончено».

И Кит согласился.

Оркестр начал играть, и мелодичные звуки скрипок, флейт и валторн мешались с шумом голосов. К Фентону подошел сэр Годфри, и под руку с ним была брюнетка в платье из сиреневато-серого шелка. Годфри сказал что-то, пытаясь перекричать музыку.

Кит ничего не расслышал – в ушах стоял шум; кровь прихлынула к голове.

Он уставился на Вайолет. Прошло не больше секунды прежде, чем он ее узнал. Он бы узнал ее тогда, на лестнице, если бы не маска на лице, и не темнота, и не те десять лет, которые изменили ее. Он смотрел на нее во все глаза и чувствовал то же, что чувствовал тогда, когда впервые увидел ее на кладбище. Кит знал, что от него ждут какой-то вежливой ответной реплики. Но она была красива, и он купался в лучах ее красоты… вновь, после стольких лет.

Сэр Годфри бахвалился ее красотой. Наверное, не в первый раз мужчина терялся, когда его знакомили с ней. Лучше ничего не сказать и показаться невежей, чем выдать ее. Ей будет стыдно, если кто-то узнает, что она сделала его своим другом тогда, когда он был чудовищем, а она – юной красавицей.

Сейчас он был еще большим чудовищем, а она была еще прелестнее, чем раньше. Кое-что никогда не меняется. Мог ли он все еще убедить ее в том, что стоит ее дружбы?

– Мастер Фентон?

Кит не отреагировал.

Узнала ли его Вайолет? Неудивительно, что его так потянуло к ней тогда, на лестнице. Неудивительно, что они могли говорить друг с другом как давние друзья.

– Фентон? – повторил голос.

Он многое мог бы ей сказать, но осмотрительность требовала, чтобы он ничего не говорил. Вайолет была трофеем, за который боролся и который выиграл один из его студентов. И этим счастливчиком оказался не кто-нибудь, а Годфри. Мелочный тип, способный оказывать благодеяния разве что самому себе. Как, черт возьми, такое могло случиться? Должно быть, она выходила за него замуж ради денег. Но это было так не похоже на Вайолет.

Тепло в ее темных глазах и озорной блеск свидетельствовали о том, что она помнит о том тайном пакте, который они заключили в детстве. Кит обернулся раздраженно: настойчивый голос снова вторгся в его мысли. Сэр Годфри, видимо, решил действовать ему на нервы.

– Мастер Фентон, – сказал Годфри, – могу я вновь представить вам мою очаровательную невесту, мисс Вайолет Ноултон? Мастер Фентон – мой наставник, Вайолет. И еще: он пойдет танцевать с вами, тогда как я буду сопровождать леди Хейвил. Она одна из наших постоянных покупательниц, смею напомнить.

Кит вновь повернулся к Вайолет и поклонился.

– Приятно познакомиться, – многозначительно произнес он.

– Нет, – покачала она головой, и голос ее был уверенным и сильным. – Это мне приятно.

– Тогда это честь для меня, – сказал Кит, и они посмотрели друг другу в глаза.

Он был рад тому, что вокруг них стояли люди, потому что в противном случае мог бы сказать что-то такое, за что никогда бы потом не смог себя простить.

– Берегитесь, мастер Фентон, – с любезной улыбкой сказал сэр Годфри прежде, чем отойти. – Она танцует, как мечта.

Кит смотрел на нее как зачарованный.

Конечно. Она и есть мечта. Он мечтал о ней так часто, она так часто снилась ему, что нет ничего удивительного в том, что он почувствовал, словно давно знаком с ней, тогда, в полутемной прихожей, когда увидел ее с игрушечным мечом. Вайолет была его слабостью – щербиной в его доспехах тогда, десять лет назад, и, возможно, таковой и осталась. Она всегда казалась ему немного потерянной, словно заблудившаяся принцесса, которой так нужен защитник и покровитель. Но какой из него защитник? Если слепец ведет слепца, то оба попадут в яму[2].

Может, у нее хватило храбрости пробраться на кладбище или, что более вероятно, ею двигало желание обзавестись друзьями. Но сейчас, когда Кит был достаточно взрослым и мудрым, чтобы рассуждать взвешенно, он понимал, что она поставила себя в довольно щекотливое положение.

Проклятие. Ей по-прежнему грозила опасность. Кто заботился о ней все эти годы?

Кит улыбнулся, понимая, что Вайолет оскорбилась бы, если б могла прочесть его мысли. Ему удалось оскорбить ее сегодня, даже не прилагая к тому усилий. Его одинокая девочка. Иначе зачем ей приглашать в друзья нищего? Одинокая или нет, это о ней он грезил, когда чувствовал себя потерянным.

Примечания

1

Крестовые булочки – булочки с крестом на корке по традиции едят в Великую пятницу (пятницу перед Пасхой).

2

«А если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму». Евангелие от Матфея, 15:14.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.