Семья Стерлинг - Верное сердце

«Я – Мэриан», – сказала она ему тогда.

«Ты лжешь! – укорил он ее. – Отвечай, кто ты такая?»

– Если он не из простых, – заметил брат Болдрик, – тогда у вас тем больше оснований ему не доверять.

– Брат Болдрик, – отозвалась Джиллиан мягко, – я ценю вашу преданность моему отцу, но мне все же непонятно, почему этот человек вызывает у вас подозрения.

– Стало быть, вы ему верите? Будто он ничего не помнит о своем прошлом?

– Да.

– Это может оказаться простой уловкой. Обманом!

– Вероятно, вам лучше убедиться в этом самому. – Джиллиан указала ему на дверь хижины.

Тогда брат Болдрик откинул капюшон своего монашеского облачения, и они вместе вошли в дом. Джиллиан приблизилась к постели больного. Глаза его были закрыты, однако, едва услышав ее голос, он зашевелился.

– Гарет, – обратилась она к нему без долгих предисловий, – это брат Болдрик. Он хочет с тобой поговорить.

Человек в монашеской одежде выступил вперед, а Джиллиан отступила подальше в тень.

– Брат Болдрик. – Гарет слегка наклонил голову в знак приветствия. – Джиллиан много рассказывала мне о вас.

Брат Болдрик кивнул.

– По словам Джиллиан, вы ничего не помните о своем прошлом, кроме вашего имени.

– Да, это так, – ответил Гарет.

– И вы не можете ничего сказать о роде ваших занятий?

Губы Гарета сжались в тонкую линию.

– Я могу быть кем угодно, хоть самим королем, и даже не догадываться об этом.

– Удачно выбранный предмет для разговора, – прищурился брат Болдрик. – Вы по крайней мере знаете, кто у нас король?

– Нет.

– Сейчас король Англии – Иоанн. Сын Генриха и Алиеноры Аквитанской, брат Ричарда, младший из отпрысков дьявола.

– Отпрысков дьявола… короля Генриха…

– Да.

– И брат Ричарда, – повторил Гарет, и тут в его сознании вдруг словно открылась невидимая дверь.

– Ричард Львиное Сердце! – воскликнул он. – Великан с золотистыми волосами и голубыми глазами.

– Ах, так вы его помните? Вам приходилось участвовать в Крестовом походе?

– Да, – тут же ответил Гарет.

– А как насчет короля Иоанна? – Болдрик присмотрелся к нему внимательнее.

На сей раз ответ Гарета последовал не сразу.

– Не знаю, – произнес он наконец, – хотя не могу отрицать того, что мне следовало бы об этом знать. – В его голосе проступил едва уловимый оттенок горечи. – Впрочем, у меня такое чувство, что есть много таких вещей, о которых мне следовало бы знать, но которые начисто вылетели у меня из памяти.

– Это верно, – согласился с ним Болдрик.

– Мне остается лишь надеяться, что Джиллиан была права, – продолжал Гарет тихо, – и как только я окрепну, память вернется ко мне. – Он бросил беглый взгляд на Джиллиан, и один уголок его рта слегка приподнялся. – Я очень многим обязан этой юной леди, – произнес он мягко. – Она спасла мне жизнь.

Болдрик засунул руки в широкие рукава своего серого монашеского облачения.

– У Джиллиан добрый, отзывчивый прав. Никто нс понимал этого лучше, чем ее муж.

Взгляд Гарета тут же переметнулся к брату Болдрику.

– Ее муж?

– Да. Видите ли, она вдова и до сих пор скорбит о кончине своего мужа, который разбился, упав с лошади. Как мы перенесли вас в этот дом, чтобы залечить ваши телесные раны, так и я привез ее сюда, чтобы она могла залечить раны душевные.

Джиллиан едва не ахнула. «И зачем только брату Болдрику понадобилось упорствовать в чудовищной лжи? – спрашивала она себя в порыве негодования. – В этом не было никакой нужды. Никакой!»

Она невольно содрогнулась под взглядом Гарета, мимолетным, но полным проникновенной силы.!!!

– Так это вы привезли сюда Джиллиан?

– Да. Ей хотелось в уединении выплакать свое горе. – Болдрик приподнял брови. – У вас есть жена, сэр?

Гарет отрицательно покачал головой:

– Нет. Я это чувствую. – Его взгляд снова обратился на Джиллиан. – Жаль, что такая молодая женщина уже осталась вдовой. Возможно, это и к лучшему, что судьба занесла меня в эти края, поскольку теперь ей нс придется коротать свои дни в одиночестве.

Брат Болдрик вскинул голову. Довольно долго двое мужчин настороженно присматривались друг к другу.

– Желаю вам скорейшего выздоровления, – произнес наконец Болдрик с натянутой улыбкой. – Без сомнения, вам не терпится встать на ноги. Когда это произойдет, возможно, вы вспомните прошлое и поспешите вернуться в свой дом, где бы он ни находился. – Он отвесил Гарету поклон и отступил к двери.

Джиллиан вышла вслед за ним на порог. Не дав ей заговорить, брат Болдрик поднял руку:

– Я знаю все, что вы хотите мне сказать, дитя мое. Вы уверены, что я ошибаюсь. По правде говоря, я и сам не знаю, что думать об этом человеке, который называет себя Гаретом.

– А я не знаю почему, но мне вес же кажется, что он человек чести.

– Вполне возможно, что он и впрямь человек чести. Однако в его манерах, в посадке его головы есть нечто, наводящее меня на мысль, что этот Гарет – мужчина смелый и отважный до дерзости. Рыцарь, состоящий на службе у могущественного и знатного лорда… может быть, даже у самого короля.

– Но ведь он даже не знает, что короля зовут Иоанном! – запротестовала Джиллиан.

– Так утверждает он сам. Однако он вспомнил короля Генриха и короля Ричарда. А это означает, что вам ни в коем случае не следует говорить ему ни о том, кто вы такая, ни о том, что в действительности привело вас сюда. Ваш отец всегда резко отзывался о короле, и чем меньше вы будете рассказывать Гарету, тем лучше.

Это было чистой правдой. Ее отец не стеснялся в выражениях, когда речь шла об Иоанне, с того самого дня, как тот унаследовал престол. Эти никому не нужные междоусобные войны, эти беспрестанные требования все новых и новых налогов с народа Англии…

– Мы не имеем права быть беспечными, леди Джиллиан. Вам нельзя так слепо доверять первому встречному. Слишком многое поставлено на карту.

Яростный порыв ветра трепал полы ее юбки. Хмурое небо предвещало ненастье. Черные грозовые тучи нависали низко над зыбкой поверхностью моря – напоминание, вызывавшее в ее груди сладкую горечь…

Ах, если бы только отец нс был несправедливо обвинен! Тогда он и теперь был бы жив… и ей не пришлось бы поселиться здесь, на этом штормовом побережье, где бури, ветра и дожди были самым обычным явлением.

Весь мир вокруг нес, казалось, покрылся мраком. Всем ее существом овладела печаль. Когда-то она была полна самых радужных надежд и с присущей юности надеждой смотрела в будущее. Но сейчас мысли о будущем нс приносили ей ничего, кроме душевных мук и страха. Брат Болдрик считал ее сильной, однако самой Джиллиан казалось, будто ее воля была скована множеством невидимых пут, причинявших ей боль.

Не забыть той унылой сентябрьской ночи, когда она в последний раз видела своего отца. За окнами слышались раскаты грома, яростный ливень обрушился на стены Уэстербрука, когда Эллис посреди ночи ворвался в ее спальню. Его последние слова навсегда запечатлелись в ее памяти.

– Я подвел тебя, дочка, – произнес он со слезами на глазах. – Я подвел и тебя, и Клифтона. Умоляю тебя, прости, ибо сам я никогда не прощу себя за то, как я поступил с детьми, подвергнув вас обоих такой опасности.

Джиллиан тут же поняла, что случилось нечто ужасное.

– Папа, – вскричала она, – в чем дело?

– Последние несколько дней король гостил у Уильяма де Врие, – с трудом произнес отец.

– Да, я об этом слышала.

Уильям де Врие был бароном, чьи земли примыкали к Уэстербруку с востока. Супруга короля, Изабелла, была крестной матерью старшего сына четы де Врие.

– Сегодня в лесу на жизнь короля Иоанна было совершено покушение, – продолжал лорд Уэстербрук, не смея взглянуть в глаза дочери.

И тут Джиллиан все поняла. В этом покушении был замешан ее отец. Человек прямодушный и смелый, лорд Уэстербрук всегда откровенно высказывал свое мнение, не скрывал презрения к королю Иоанну почти с первого же дня его пребывания на троне и теперь решил вмешаться в ход истории. Ею овладел приступ удушливого страха.

– Папа, – прошептала она в ужасе. – Папа, нет! О Господи, только не говори мне, что это сделал ты!

Он медленно поднял голову, и в его глазах, так похожих на ее собственные, отразилась безмерная боль.

– Да, Джиллиан. Я выпустил ту стрелу, однако она прошла мимо цели и вместо короля поразила охранника. Ах, какую же глупость я совершил! Я понял это только теперь, когда уже поздно что-либо менять. Тогда же я думал лишь об одном – насколько будет лучше для всей Англии, если она освободится из-под ига Иоанна, ибо его правление не принесло народу ничего, кроме постоянного брожения и бурных страстей. Слишком многие возмущены и доведены до крайности его алчными требованиями все новых и новых налогов и призывами к оружию, чтобы король мог вернуть себе земли по ту сторону Ла-Манша. – На его лице отразилась безмерная мука. – Я был вне себя от гнева, когда даже Великой хартии вольностей оказалось недостаточно, чтобы урезать королевские привилегии Иоанна. Боюсь, это только укрепило в нем решимость вытянуть из несчастного народа Англии все до последнего пенни. Ходят слухи, будто король ищет себе наемников во Франции, обещая отдать им наши родовые земли и замки, если те помогут нанести поражение тем, кто объединился против него при Раннимиде. – Эллис покачал головой. – Но увы, бароны не способны договориться между собой. Я был убежден, что проще всего будет устранить Иоанна прямо сейчас, а тут еще представился такой удобный случай… Ах, Джиллиан, я думал лишь об успехе и никогда – о неудаче. Излишнее рвение сделало меня опрометчивым. А теперь, хотя вы с Клифтоном ни в чем не виновны, боюсь, я сам подписал вам приговор до конца ваших дней.

Джиллиан, онемев от ужаса, слушала отца. Он взял ее за руки:

– Мы в опасности – все трое. Я знаю короля и уверен, что он не успокоится до тех пор, пока не найдет всех виновников покушения. Но больше всего я опасаюсь, что Иоанн решит выместить свой гнев на тебе и Клифтоне, поскольку король вспыльчив и очень злопамятен. Поэтому мы должны бежать.

– Что, прямо сейчас? – Ее тревожный взгляд скользнул в сторону ставней. Она с детства терпеть не могла гроз, но теперь, словно для того чтобы подчеркнуть ее вопрос, ослепительная вспышка молнии рассекла небо и сами стены ее спальни, казалось, сотряслись от раскатов грома.

– Да, дитя мое. Другого выхода нет. – Он обнял дочь за плечи. – Но нам нельзя оставаться вместе, Джиллиан. Я поручил Клифтона заботам Алуина, ибо мне известно, что он готов защищать моего сына даже ценой жизни. Они уже покинули замок.

– И куда они направились?

– Тебе лучше об этом не знать, – ответил он мягко. – Брат Болдрик ждет тебя в конюшне. Возьми с собой теплую одежду и плащ. Для остального сейчас нет ни времени, пи места.

Джиллиан все еще не могла прийти в себя после случившегося. Один короткий миг навсегда изменил ее жизнь.

– А ты, папа?

– Как только вы с братом Болдриком выедете за ворота, я тоже отправлюсь в путь.

– Один?

– Да, так будет лучше.

– Папа, нет! – в отчаянии взмолилась она. – Позволь мне остаться с тобой и помочь тебе!

– Нет, Джиллиан. – Лорд Уэстербрук оставался непреклонным. – Так должно быть и так будет. По крайней мере если одного из нас схватят, остальным удастся уцелеть. – Он погладил ее по щеке. – Будь осторожна, дитя мое. Не доверяй никому, кроме брата Болдрика. Если удача мне улыбнется, я смогу разыскать тебя и Клифтона.

Однако его надеждам не суждено было осуществиться. Как и ожидал Эллис, он был выслежен и пойман людьми короля. Его судьба была предрешена.

Отец Джиллиан был не единственным участником рокового покушения па жизнь короля. Он кого-то прикрывал, но кого? Кого?

– Я о том, другом убийце, – произнесла она медленно. – Королю удалось установить его личность?

Болдрик вздохнул: – Кажется, я и сам не знаю, надо ли видеть в этом благословение или проклятие. Ваш отец отдал свою жизнь, защищая другого человека, но стоило ли? Да простит меня Бог, но порой я задаюсь вопросом, нс была ли жертва Эллиса напрасной. – Он покачал головой. – Перед тем как отойти в мир иной, охранник короля успел сообщить, что видел на месте покушения двоих. А если он ошибся? Что, если там, в лесу, был только один человек?

– Мой отец.

Болдрик поморщился, словно от внезапной боли.

– Да. Что, если охранника подвели глаза?

Так же тихо Джиллиан ответила:

– Нет, они его не подвели.

Брат Болдрик как-то странно посмотрел на нес.

– Почему вы так говорите? Как вы можете быть в этом уверены?

– За день до покушения на короля я зашла к отцу поговорить. Я думала, что он один, однако с ним был еще один человек, скрытый от меня портьерой. Я слышала, как папа говорил что-то о короле и о предстоящей охоте.

В поблекших голубых глазах брата Болдрика появился страх.

– Леди Джиллиан, только не говорите мне, что вам известно имя того человека… что вы знали его с самого начала!

– Нет. Я видела лишь чью-то тень, но у меня возникло ощущение, что этот человек мне не знаком.

Однако это было еще не все, ибо некая смутная догадка не давала ей покоя. Уже не раз у нее возникало безошибочное ощущение, что существовало нечто очень важное, касающееся той встречи, о чем она должна была помнить, однако, как она ни старалась, ничего не приходило в голову. Да, пожалуй, она была ничем не лучше человека, лежавшего сейчас в ее постели!

– Мне стало любопытно, – продолжала Джиллиан, – и вскоре после того случая я спросила у папы, кто был с ним в приемной. Он не на шутку рассердился и строго-настрого приказал мне никому об этом не говорить.

– Ни в косм случае! – произнес брат Болдрик изменившимся голосом. – Никому ни слова об этом, леди Джиллиан. Никому! Слава Богу, он вам нс знаком… вы его не запомнили… потому что иначе вы подверглись бы еще большей опасности.

Джиллиан присмотрелась к брату Болдрику внимательнее. Только ли сумерки и надвигающаяся гроза были причиной того, что его лицо приняло зловещий пепельно-серый оттенок? Она все еще раздумывала над его словами, как внезапный приступ сухого кашля заставил его согнуться.

Джиллиан схватила его за руку:

– Брат Болдрик, с вами все в порядке?

Приступ миновал не сразу, он смог наконец выпрямиться, перевести дух и заговорить:

– Все уже прошло, дитя мое. Нс беспокойтесь. А теперь мне пора идти.

– Только не сейчас! – взмолилась она. – Прошу вас, брат Болдрик, зайдите в дом и переждите там, пока не кончится гроза, а уж потом возвращайтесь в деревню.

Она не спускала глаз с монаха. Его внезапная бледность объяснялась не тревогой, как ей показалось сначала, а болезнью.

– Нет. Отец Эйдан будет меня ждать.

– Брат Болдрик, вы же больны!

– Нет, – возразил он. Джиллиан вцепилась в его рукав, однако Болдрик оставался непреклонным. Он расправил плечи, что заставило его казаться немного выше, и в этом движении Джиллиан уловила признаки упрямства, которое проявлялось крайне редко.

– Это всего лишь кашель, небольшая простуда, – отмахнулся он от расспросов. – Вам не о чем тревожиться, дитя мое. Те долгие дни, что я провел в странствиях вместе с отцом Эйданом, были холодными и дождливыми. Я совершенно здоров, – заверил он ее. – А теперь, леди Джиллиан, ступайте и займитесь вашим пациентом. Он куда ближе к могиле, чем я.

Но Джиллиан внезапно застыла на месте, пораженная ужасом, острая боль пронзила все ее существо. Возможно, это и выглядело со стороны ребячеством, но ей вдруг показалось, что мир, в котором так спокойно и безмятежно протекала вся ее прежняя жизнь, вдруг рухнул; так оно и было на самом деле. Отец был навсегда потерян для нее и, по всей вероятности, Клифтон тоже. Брат Болдрик – вот все, Что осталось у нее от прежнего мира. Она не могла потерять и его! Однако никакие доводы не способны были разубедить монаха. Она приподнялась на цыпочки и поцеловала старика в щеку.

– Берегите себя, брат Болдрик, иначе я позабочусь об этом сама, не спуская с вас глаз ни днем, ни ночью, – предостерегла она его с притворной строгостью.

В ответ у него вырвался хриплый смешок.

– Охотно вам верю. – Улыбка на его лице померкла. – Когда приду в следующий раз, то принесу ему одежду. – Он перевел взгляд с хижины на девушку. – Помните, леди Джиллиан, нельзя быть слишком доверчивой.

Смысл его последних слов не ускользнул от нее. Джиллиан долго стояла неподвижно, глядя, как брат Болдрик пробирался через заросли высокой травы к тропинке, петлявшей между скалами.

Отец во время их последнего разговора настаивал на том же. «Будь осторожна», – сказал он ей тогда.

Ею овладело зловещее предчувствие. В ее воображении снова всплыл образ Гарета – темные волосы, проникновенный взгляд зеленых глаз… Какую роль этому человеку суждено сыграть в ее жизни, если вообще суждено? Сможет ли он когда-нибудь снова обрести утраченное прошлое? Что до его будущего, внезапно подумалось ей, то он мог смотреть в него не с большей уверенностью, чем она сама.

Ни у кого из них не было выбора. Ей оставалось лишь ждать – ждать того, что готовила ей судьба. Ей и Гарету.

Глава 5

– Он мне не доверяет. И похоже, я ему не нравлюсь, – заявил Гарет решительно, едва Джиллиан успела переступить порог дома. Было очевидно, что он имел в виду брата Болдрика. Девушка поспешно прикрыла дверь, после чего повернулась лицом к своему пациенту.

Гарет уселся на постели, опираясь на подушки. Угрюмую линию его губ не смягчало даже слабое подобие улыбки.

Джиллиан задумалась над его словами, не будучи уверенной в том, что ему ответить.

– На то есть свои причины, – произнесла она наконец.

– И какие же?

Ах да. Ей бы следовало предвидеть, что он станет настаивать.

– Я знала брата Болдрика с самого детства. Он служил моей семье еще задолго до того, как я появилась на свет. Он заботился обо мне после смерти моего отца…

– И твоего мужа, без сомнения, – вставил Гарет многозначительным тоном. В его голосе проступили холодные нотки, и Джиллиан сразу почувствовала себя неловко.

– Да, – вынуждена была солгать она. Уголки губ Гарета поползли вниз.

– У него нет никаких оснований не доверять мне.

– Он относится к тебе настороженно, поскольку ты чужой в этих местах.

– Разве в обязанности священника не входит…

– Брат Болдрик нс священник. Он всего лишь послушник, посвятивший свою жизнь Богу. После гибели жены и детей много лет назад он решил стать служителем церкви.

– Как раз об этом я и говорю. То, что он не принял духовный сан, ничего не меняет. Он носит монашеское облачение, а разве не прямой долг служителя Божьего быть милосердным к другим людям? И хотя ты сама утверждаешь обратное, я не заметил в нем ни намека на сострадание или всепрощение.

Джиллиан не могла привести в защиту брата Болдрика никаких доводов, кроме одного.

– В последнее время по всей стране зреет недовольство, – пробормотала она.

Гарета удовлетворило такое объяснение. Брат Болдрик призывал ее быть крайне осторожной, и потому Джиллиан лихорадочно соображала, не зная, что именно можно открыть Гарету без ущерба для себя.

– Немало людей не слишком расположены к королю Иоанну, – заметила она осторожно, – и опасаются, что у него есть осведомители во всех уголках королевства. Народ Англии уже устал от его беспрестанных поборов, и очень многие считают, что короля мало заботит Англия и все, что ему нужно, – это пополнить свою казну, чтобы он мог вернуть потерянные норманнские владения.

– Такие наступили времена. Преданность столь же непостоянна, как ветер, и каждый отвечает сам за себя.

Последнее замечание оказалось на удивление точным, и Джиллиан кивнула.

– А мой отец, бывало, говорил, что всю страну словно накрыло большим мрачным облаком.

– Стало быть, король Иоанн нс пользуется любовью своих подданных.

«Вернее, они его презирают», – едва не вырвалось у нее. Джиллиан бросила беглый взгляд на настороженное лицо Гарета. Слова брата Болдрика снова вспомнились ей: «Вам нельзя быть слишком доверчивой». Она заколебалась, не решаясь ответить Гарету ни «да», ни «нет».

Он указал ей на табурет рядом с кроватью.

– Расскажи мне подробнее о том, что ты знаешь. Джиллиан, шурша юбками, повиновалась.

– Я тогда была еще слишком молода, чтобы помнить все до мелочей, но после кончины архиепископа Кентерберийского между Ватиканом и королем Иоанном возникли серьезные разногласия.

Гарет поднял руку.

– Архиепископ Кентерберийский, – повторил он. – Если не ошибаюсь, им был тогда Хьюберт Уолтер?

– Да. Папа Иннокентий отказался утвердить на этом посту кандидатуру монахов – Реджинальда, но и выбор короля Иоанна – епископа Норвичского – он тоже отверг, предпочтя ему Стивена Лангтона. Иоанн же поклялся ни за что не позволить Лангтону вступить на английскую землю. И когда король отказался уступить, папа наложил на Англию интердикт.

– И двери церквей были заперты и опечатаны, – мрачным тоном закончил Гарет. – Колокола перестали звонить, алтари были занавешены, и вся церковная утварь убрана. Но в конце концов Иоанн вынужден был принести присягу на верность Риму и Хьюберта Уолтера объявили архиепископом.

– Да, – подтвердила Джиллиан. – Похоже, ты знаешь намного больше, о последствиях интердикта, чем я.

Последовало продолжительное молчание. Взгляд Гарета был устремлен через всю комнату на сгустившиеся тени. Во всей его фигуре чувствовалась глубокая печаль.

– Как такое может быть? – произнес он мгновение спустя. – Я знал все эти подробности, и в то же время мое собственное прошлое ускользает от меня. Явился ли я сюда с севера, с юга, или, быть может, из Лондона? – Он замер, потом сказал: – Я был в Лондоне. Да-да, я там был – и город мне сразу нс понравился. Дома громоздятся друг на друга, улицы узкие, грязные и пахнут, как конюшня, давно не чищенная. – Он стиснул зубы. – О Господи! Неудивительно, что брат Болдрик сомневается в каждом моем слове.

В его голосе слышалась такая невыразимая мука, что у Джиллиан сжалось сердце от сострадания.

– Должно быть, тебе тяжело сознавать, что ты не можешь ничего вспомнить.

– Иногда я просто не могу думать ни о чем другом. Я прилагаю столько усилий, что у меня начинает болеть голова. Мне неприятно чувствовать себя таким беспомощным. Мне кажется… – Тут он сделал раздраженный жест рукой. – Ох, я не знаю, как тебе это объяснить. Словно кто-то приставил лезвие меча к моему горлу, а я не в состоянии за себя постоять. – Он окинул себя взглядом с головы до ног, и губы его скривились в горькой усмешке. – Ты только посмотри на меня! Если кто-нибудь ворвется сейчас в эту хижину, тебе придется защищать меня!

Джиллиан слабо улыбнулась. Как это похоже на мужчин – уподоблять любой намек на слабость битве! Неужели так уж унизительно быть в долгу у женщины? И тем не менее она понимала, почему он чувствовал себя уязвимым. Она чувствовала его беспокойство, досаду на свой недуг…

Тут ее улыбка вдруг погасла.

– Ты хочешь вспомнить, – произнесла она тихо, – но порой мне кажется, что лучше обо всем забыть.

– Так вот почему ты не сказала мне ни слова о том, что ты вдова?

Она растерянно посмотрела на него, не зная, что сказать. Нс дожидаясь ответа он тут же задал ей другой вопрос:

– Как его звали?

– Его? – эхом отозвалась она.

– Да. Твоего мужа.

Тут ее охватил настоящий ужас, ибо, как ни прискорбно, Джиллиан оказалась совершенно не готова отвечать. И зачем только брату Болдрику понадобилось упорствовать в своей чудовищной лжи?

– Э-э… Озгуд. – Помоги ей Боже, но никакого другого имени ей в тот миг в голову не пришло!

– И сколько времени прошло с тех пор, как его не стало?

– Полгода, – ответила она быстро. Не слишком ли быстро? Девушка затаила дыхание, ибо ее собеседник, похоже, не собирался отступать.

– Это правда, что ты все еще оплакиваешь его? Джиллиан вдруг вспомнила об отце. Внезапные слезы затуманили ей глаза, сердце снова переполнилось горечью невосполнимой утраты. Она не смогла произнести ни слова из-за внезапной жгучей боли, сдавившей ей горло.

– Да, я вижу, как велика твоя скорбь, – отозвался Гарет. Отвернувшись, она произнесла чуть слышно:

– А разве настоящая скорбь бывает иной?

– Нет, наверное.

Это казалось необъяснимым, но ее последнее замечание пробудило в нем какое-то странное чувство, внезапно охватившее все его существо. В глубине души он был уверен, что ему когда-то тоже пришлось перенести утрату не менее тяжелую, чем утрата Джиллиан. Однако это ощущение оказалось столь же смутным, как и остальные его воспоминания, и потому нс пробудило в нем боли.

До них донесся отдаленный раскат грома – предвестник надвигавшейся грозы. Джиллиан невольно вздрогнула.

Буря была уже где-то совсем близко. Гарет нахмурился.

– Ты совсем продрогла. – Он бросил взгляд наружу, где на землю уже опустилась ночная мгла, и приподнял уголок мехового покрывала. – Лучше ложись в постель. Здесь гораздо теплее.

Просьба его могла бы показаться вполне невинной, принимая во внимание то, что они провели вместе всю минувшую неделю, не расставаясь ни днем, ни ночью. Однако сердце Джиллиан бешено забилось. Она вдруг осознала с особой остротой, что он был мужчиной, а она – женщиной и они находились здесь совсем одни. А она прекрасно знала, чем обычно занимались мужчины и женщины, когда оставались ночью одни. Так же как, без сомнения, и Гарет, хотя он до сих пор ни разу не выказывал подобных намерений – по крайней мере по отношению к ней. Она никак не хотела признаваться себе, что Гарет, бесспорно, был самым привлекательным мужчиной из всех, кого ей приходилось встречать. Черные волосы падали на лоб, придавая ему щеголеватый вид. У него был твердый подбородок, орлиный нос и брови такие же темные, как и волосы. А эти зеленые глаза под густыми ресницами не давали покоя Джиллиан. Да, он действительно был красив – и не только лицом, но и статью…

Он слегка подался в ее сторону, озаренный бликами мерцающего света, и уже по одному этому движению можно было судить о его физической силе. На могучей груди виднелась темная поросль. Джиллиан уже была хорошо знакома с его крепкими, тугими мускулами и широкими плечами.

В горле у нее вдруг пересохло. В самом деле, подумала она, внутренне содрогнувшись, осталось ли в нем хоть что-то, чего бы она не заметила? Взгляд ее обратился на его лицо, черты которого даже сейчас, в минуту покоя, обладали поразительной притягательностью, и затем остановился на красиво очерченных губах. Джиллиан в смущении отвернулась, чувствуя, как все ее тело обдает жаром при одном воспоминании о том, как она дала ему пить… воскрешая в мыслях с особой болезненной остротой ощущение его мягких губ под ее собственными.

– Я не могу. – Джиллиан поднялась с места так внезапно, что опрокинула табуретку, и отступила на несколько шагов.

– Разве мы не говорили об этом раньше?

– Да, но теперь все изменилось.

– Изменилось?

– Я не должна лежать рядом с тобой.

– Из-за Озгуда?

Озгуд? На какой-то миг она выглядела растерянной.

– Нет, – выпалила она в ответ не задумываясь. Глаза его превратились в щелочки, и он смерил ее спокойным оценивающим взглядом.

– А, теперь я начинаю понимать. Это все из-за появления нашего достойного брата сегодня вечером, не так ли?

Джиллиан не нашлась с ответом.

– До сих пор ты каждую ночь спала рядом со мной и не совершила никакого греха. Мы оба не совершили никакого греха, – подчеркнул он. – С чего бы вдруг тебе становиться такой набожной и добродетельной?

Приступ гнева пронзил ей сердце, словно острие кинжала.

– Только не говори мне, что ты из таких людей, – отозвалась она натянутым тоном, гордо вздернув подбородок.

Наступило молчание, которое казалось все более тягостным.

– Не знаю. Вполне возможно, что я вор. Разбойник, объявленный вне закона.

Джиллиан присмотрелась к нему внимательнее, но на сей раз от ее горечи не осталось и следа.

– Думаю, что нет. У тебя есть обе руки.

– Тогда не исключено, что мне просто повезло. Ну же, иди сюда, Джиллиан.

Снаружи ночное небо озарила вспышка молнии, за которой последовал раскат грома, потрясший стены хижины. В мгновение ока Джиллиан оказалась на постели, пристроившись рядом с ним. Он еще рассмеялся, негодник!

– Может быть, ты и не разбойник, – вспылила она, – но я начинаю подозревать, что ты просто неотесанный мужлан!

Гарет ничего не ответил, вместо этого снова приподняв краешек покрывала. Губы Джиллиан возмущенно сжались, однако она все же сбросила мягкие домашние туфли и скользнула в постель. Он уважал ее желание держаться от него на расстоянии, но даже в темноте она чувствовала на себе его взгляд.

– Ты боишься гроз?

– Нисколько, – возразила она.

Словно для того, чтобы уличить ее во лжи, молния сверкнула снова, да так ярко, что в домике стало светло как днем. Джиллиан тихо охнула, ее испуганный взгляд переметнулся на ставни. В ответ раздался оглушительный раскат грома.

Джиллиан невольно насторожилась, ожидая какого-нибудь язвительного замечания со стороны Гарета. Но вместо этого его пальцы сплелись с ее собственными, как это уже вошло у них в привычку. За окном опять прогремел гром, но страха уже не было. Как ни странно, присутствие Гарета успокаивало, убаюкивало ее, веки ее отяжелели, и глаза закрылись сами собой.

Спустя час разверзлись небеса, и гроза, словно решив выместить на земле всю свою ярость, обрушилась на нее проливным дождем, барабанившим по крыше, и порывами ураганного ветра. Однако на сей раз Джиллиан разбудила не буря, а Гарет. Он вдруг беспокойно заворочался в постели, что-то бормоча про себя.