Латиноамериканские любовники - Изумрудное колье

Рейчел продолжала плакать, и это длилось бесконечно, а Вито стоял перед ней на коленях и держал за руки. Постепенно рыдания утихли, она перестала дрожать и медленно подняла мокрое от слез лицо с воспаленными веками. Ее руки были холодные как льдинки.

– Вот почему я заставила тебя жениться на мне, – бесцветным голосом произнесла она. – Ради нее. Чтобы доставить ей радость. Она думает... – голос у Рейчел прервался, – она думает, что ты на самом деле на мне женился... что была настоящая свадьба и что ее дочь – настоящая невеста Фарнесте. Сказочная невеста. Но если ты предпримешь что-нибудь и она догадается, что это фарс, то я убью тебя. – Рейчел говорила тихо, но Вито не мог не услышать скрытой угрозы в ее голосе. – Клянусь Богом, что я убью тебя. – Она прерывисто вздохнула. – Сначала я просто хотела все выдумать... притвориться, что ты женился на мне. Но я боялась, что она попросит показать ей брачное свидетельство. Вот почему мне нужна была настоящая свадьба. Чтобы, глядя ей в глаза, я могла поклясться, что это ты надел мне на палец кольцо, что я действительно синьора Вито Фарнесте, показать ей брачное свидетельство и фотографии, на которых я – в изумрудном колье, как настоящая невеста Фарнесте, о чем она всегда мечтала. Заставить тебя пойти на это я могла, только предложив тебе взять обратно изумруды. – Она помолчала. – Я не сожалею о том, что сделала. Мне безразлично, как ты поступил со мной и как поступишь потом. Ты мне безразличен. Ты – не главное. И я тоже. Главное – только моя мама. И мне все равно, что ты ее ненавидишь и что меня ты тоже ненавидишь. И неважно, что я ненавижу тебя... Я просто забочусь о своей маме.

Рейчел увидела, что он держит ее за ладони, словно хочет утешить, резким движением отдернула руки и встала. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Непонятно, почему говорят, что от плача становится легче. Ей легче не стало. Да она вообще ничего не чувствует. Рейчел потерла глаза – веки распухли и болели. Она пошла в альков, где располагалась кухня, и, плеснув воды в лицо, вытерлась кухонным полотенцем. Ей хотелось пить. Чашка чая помогла бы ей прийти в себя. Она взяла помятый чайник и стала наполнять водой. Вода шипела и брызгалась. Кто-то забрал у нее чайник и поставил на стол. Рука обхватила ее за локоть и развернула от раковины.

– Рейчел...

Это Вито. Она должна что-то испытывать к нему, хоть какие-то чувства. Ненависть. Желание. Но сейчас она ничего не чувствует. Почему?

Он медленно повел ее к продавленному дивану, который на ночь раскладывался и превращался в комковатую кровать. Вито усадил ее и сам тоже сел.

– Нам необходимо поговорить, – сказал он. Рейчел неподвижно сидела, сжав руки на сдвинутых коленях и глядя перед собой. Вито нахмурился. Почему она живет здесь, в этой мрачной дыре? Арлин лежит в дорогой частной клинике, значит, у них есть деньги, те, что Арлин удалось накопить, пока она была любовницей его отца. Он услыхал свой голос, громко задающий этот вопрос. Он и сам не знал, зачем это сделал – жилищные условия Рейчел в данный момент его мало интересовали.

Она ответила ему все тем же безжизненным тоном:

– Я продала квартиру, чтобы оплатить мамино пребывание в клинике. А продать изумруды я все равно не смогла бы – даже тебе, хотя у меня есть доверенность распоряжаться маминым имуществом. Я собиралась отдать их... твоей матери. Они принадлежат ей – моя мать не имела на них прав. – У Рейчел вырвался прерывистый вздох. – Прости, что вынудила тебя жениться на мне. Это был единственный способ исполнить волю умирающей матери. Но теперь изумруды вернулись к тебе, и ты сможешь отдать их своей маме, развестись со мной, как будто ничего и не было. Finite. Все кончено.

Вито поднялся на ноги, и Рейчел почувствовала, как у нее внутри жуткая бездна начинает заполняться чем-то, что трудно определить. Она начинает... оживать.

Вито нагнулся и, взяв ее за локоть, помог встать.

– Собирай свои вещи, – тихо произнес он. – Мы уезжаем.

Она ничего не могла понять и в страхе воскликнула:

– Я не поеду в больницу! Ты не увидишь мою мать! Я этого не допущу! Я...

Он прервал ее:

– Мы едем ко мне.

Она уставилась на него.

– Я хочу увезти тебя из этой дыры. И нам необходимо поговорить. Но не здесь.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Она покорно пошла вместе с ним, сама не зная, почему это делает. Они спустились вниз к его машине – шикарному серебристо-серому лимузину, припаркованному у края тротуара. Вито раскрыл дверцу, и она послушно села в салон. Они ехали через Лондон к западу, миновали Чизвик и подъехали к зданию «Фарнесте Индустриале». Вито всю дорогу молчал, а Рейчел сидела около него, сложив руки на коленях, и вспоминала, как он возил ее по Риму.

В эти вечерние часы в офисе почти никого не было. Вито кивнул охраннику в вестибюле и прошел к личному лифту в дальнем углу. Выйдя из лифта, они очутились в гостиной личных апартаментов.

– Сюда.

Рейчел молча огляделась. Обстановка была роскошной, на полу лежал перламутрово-серый ковер и стояли диваны.

– Хочешь освежиться? – вежливо осведомился Вито.

Она кивнула, и он провел ее в бело-черную мраморную ванную, не менее роскошную, чем гостиная. Рейчел посмотрела на себя в зеркале: глаза воспаленные и красные, лицо сморщенное. Она наполнила ванну водой и вымылась с мылом, затем увлажнила кожу кремом.

«Что я здесь делаю? Зачем пришла сюда?»

Выйдя из ванной, Рейчел вернулась в гостиную. Вито протянул ей бокал белого вина.

– Выпей. Тебе это не повредит.

Она взяла бокал бесчувственными пальцами и села на широкий диван.

– Я заказал обед. Тебе нужно поесть.

– Я не хочу есть, – ответила она.

Но когда почти тотчас принесли еду из ресторана, она к своему удивлению обнаружила, что голодна.

Они ели молча, а официанты мгновенно убирали пустые тарелки и наполняли бокалы. Рейчел находилась в состоянии странной отрешенности. Она видела нож и вилку в своей руке, ощущала изысканный вкус тонких ломтиков копченой семги и нежных тефтелей из барашка, периодически подносила ко рту бокал с водой или вином, но все равно ей казалось, что это делает не она, а кто-то другой. Поев, она сложила руки на коленях и ждала, словно ребенок, когда ей разрешат выйти из-за стола.

– Кофе в гостиной, – сказал Вито.

Рейчел не поняла, к кому он обращался – к ней или к официантам, – но послушно встала, вернулась в гостиную и снова села на диван.

– Сливки?

Вито поставил перед ней большую кофейную чашку. Скулы у него были напряжены – она это заметила. Но почему?

Она покачала головой – после такого обильного обеда хотелось кофе без сливок.

Вито, взяв свою чашку, уселся на дальнем конце дивана. От его веса сдвинулись подушки на сиденье, и у Рейчел в руке задрожало блюдце. Она с опаской следила за Вито. Он сделал глоток и решительным жестом поставил чашку на кофейный столик.

– Почему ты не сказала мне о болезни матери, когда на прошлой неделе приходила ко мне в офис?

– Я не хотела, чтобы ты это знал.

– И поэтому ты пошла на то, чтобы я плохо о тебе подумал, – подытожил он.

– Мне это безразлично, Вито. Ты плохо обо мне думаешь с самого первого раза, когда увидел меня. Я не забыла, как ты назвал меня, увидев впервые: «Незаконная дочка потаскухи, любовницы моего отца!» Высокое мнение, правда?

Он слегка покраснел.

– В тот день я был очень зол. У матери случился очередной приступ, а отец тем не менее остался на побережье с... Арлин. Я не смог уговорить его вернуться в Турин.

Рейчел отвернулась. У нее заныло сердце. Лучше уж совсем ничего не чувствовать. Так легче.

Вито что-то еще говорил, она прислушалась.

– Почему ты согласилась на план твоей матери заловить меня в ловушку и заставить жениться на тебе? Чтобы отплатить за мои слова?

Он опять за свое, устало подумала Рейчел.

– Мы уже об этом говорили, Вито, и разговор ни к чему нас не привел. Нам надо поскорее развестись – вот и все.

– Я не хочу с тобой разводиться, – заявил он.

– Что?! – вырвалось у Рейчел.

Он смотрел на нее, и в его глазах было что-то такое, от чего она начала оживать.

– Я... я не понимаю тебя, – еле слышно произнесла она.

– Не понимаешь? Тогда я тебе покажу.

Он забрал у нее кофейную чашку и, поставив на стол, нежно обнял за шею.

У Рейчел сдавило живот. Она понимала, что он сейчас сделает, и у нее была секунда, может меньше, чтобы отстраниться. Но она опоздала. Его губы коснулись, подобно бархату, ее рта, а язык безо всяких усилий проник внутрь.

У нее в жилах забурлила кровь... и она забыла о благоразумии, о том, что надо сопротивляться. Она позволила ему целовать себя, гладить по волосам, по спине. Он притянул ее к себе, и она запылала от возбуждения.

Все кругом исчезло, остался только Вито... и его поцелуи. Он хочет, жаждет ее. И она тоже его хочет, безумно хочет. Она слышала свой гортанный стон, а он прижал ее к диванным подушкам, и его рука по спине и бедру начала спускаться ниже...

К своему стыду она чувствовала, как возбуждается все сильнее и сильнее. Вито запустил руку под блузку и обхватил ладонью грудь, которая, казалось, разбухла от его прикосновений под тонкой тканью лифчика. Его пальцы гладили тугие пульсирующие соски.

Боже, как же она его хочет!

«Нет! Боже, помоги мне, сделай так, чтобы этого не произошло!»

Рейчел оттолкнула Вито.

– Нет! Вито, пожалуйста, не надо! Ты ведь знаешь, что я соврала, когда сказала тебе, что не хочу тебя! Я должна была так сказать! Я не пережила бы, если бы сказала правду! Я заставила тебя на мне жениться, и не хватало еще сказать, что я хочу тебя! Ты прекрасно знаешь, что я ничего не могу поделать со своим желанием! Так что, пожалуйста, не унижай меня снова! О боже! Это правда. Я безумно тебя хотела. Я выдумывала разные истории про тебя. Ты был сказочным принцем, а я – Золушкой. А когда ты возил меня по Риму, то мне казалось, что все это происходит в сказке! Только когда мама рассказала мне правду, я поняла, что ты использовал меня, чтобы отомстить ей, а я сыграла тебе на руку. Она сказала, что только такая дурочка, как я, могла представить себе, что ты заинтересуешься английской школьницей, когда к тебе выстраиваются в очередь супермодели!

Вито замер. Потом сдавленным голосом спросил:

– Тебе Арлин это сказала?

– Жалкая сценка, правда? – с болью в голосе выговорила Рейчел. – Когда тебе говорят такое... А ты, Вито, был потрясающе красивым, просто великолепным. Я же... я действительно в восемнадцать лет была очень, очень глупа. Я и теперь не поумнела, но по крайней мере понимаю, что ты смеешься надо мной. Как ты думаешь, почему я захотела, чтобы у нас был брак без секса? Я, пусть и жалким образом, пыталась защитить свою... гордость, которую ты можешь уничтожить одним-единственным прикосновением! Теперь ты все знаешь, и поэтому оставь меня в покое. Пожалуйста!

Его лицо, пока она говорила, было непроницаемо. Когда же она кончила, он резко встал и подошел к бару. Рейчел слышала звон бокалов и звук наливаемого спиртного. Он повернулся к ней и сделал глоток виски.

– Ты знаешь, почему я на тебе женился?

К чему этот вопрос? Она не могла понять.

А он продолжал:

– Ты думаешь, из-за изумрудов? Чтобы их вернуть? Да я бы проклял себя, если бы взял их на твоих условиях! Мною никто не смеет манипулировать! Я женился на тебе по единственной причине: чтобы лечь с тобой в постель, хотя ты и заявила, что мои услуги самца не понадобятся!

– И ты осуществил свою месть в брачную ночь, – тихо сказала Рейчел, чувствуя, как тяжело и медленно бьется сердце.

Он сделал еще глоток.

– Нет. – Его голос прозвучал очень странно. – Это была твоя месть.

Она непонимающе посмотрела на него. Он рассмеялся.

– Ты не понимаешь? Ты, кажется, вообще ничего не понимаешь! И я теперь знаю, почему. Твоя мать тогда ловко заморочила тебе голову. – Он поставил стакан с виски на крышку бара и направился к ней. – Сейчас я склонен поверить, что ты не сговаривалась с ней, когда была со мной в Риме.

При этих словах Рейчел вскинула голову.

– Значит, ты наконец-то признаешь, что семь лет назад поступил со мной по-свински! Признаешь, что намеренно познакомился со мной на вечеринке и влюбил в себя, а затем хладнокровно соблазнил, чтобы досадить моей матери!

– Нет, не признаю.

Рейчел, видя, что он идет прямо к ней, встала и, обогнув низкий кофейный столик, отошла назад.

– Разве ты не сказал моей маме, что мне не терпелось забраться в твою постель?

– Я думал, что попал в ловушку, и разозлился. Она продолжала пятиться, пока не уперлась в закрытые двери гостиной.

– Нет. Я не поэтому соблазнил тебя.

Вито стоял прямо перед ней – бежать было некуда. Сердце стучало, словно кузнечный молот, она задыхалась.

Он стоит так близко... слишком близко...

Вито протянул руки и обхватил ладонями ее голову. Она в страхе попыталась отвернуться, но потом все же посмотрела на него и прочла в его глазах что-то непонятное.

– Ты считала, что есть всего два возможных объяснения тому, что произошло в Риме: либо схитрил я, либо ты.

– Но я тебя не обманывала, Вито, поэтому остается одно – схитрил ты!

– Нет. Есть и третье объяснение. И оно является правдивым. Теперь я это знаю. – Он пытливо вглядывался в ее лицо. – В один прекрасный вечер семь лет назад я случайно появился на вечеринке. И там познакомился с девушкой, которая была не похожа ни на кого из моих прежних знакомых. Я был поражен! Она была юная... слишком юная для меня. И совсем не моего круга. Я предпочитал изощренных, шикарных и сексуальных женщин, которые выставляли напоказ свои прелести и знали себе цену. Но девушка, которую я встретил в тот вечер, не была на них похожа.

Он замолчал, и взгляд у него сделался задумчивым и отрешенным.

– Она была невинной – я сразу это увидел. У нее волосы были как золотые нити, а глаза – такие ясные, каких я не видел ни у одной женщины. Она разговаривала со мной о Микеланджело, о Ренессансе, древнеримской литературе и истории Италии. И она совсем не кокетничала. Просто смотрела на меня своими ясными серыми глазами. Волосы падали ей на плечи как блестящий водопад, а лицо... лицо было похоже ни рисунки Боттичелли. Я прокатил ее по улицам Рима, показал ночной город, а потом отвез обратно на ее квартиру и попрощался. Я понимал, что не должен больше с ней встречаться.

Он перевел дух и продолжил:

– Но утром я уже знал, что не могу ее не увидеть. Поэтому вернулся к ней и пригласил погулять. И так продолжалось две недели. Я привязывался к ней все сильнее, но не осмеливался даже дотронуться до нее...

Но вот наступил последний вечер перед ее возвращением домой. Летняя луна стояла высоко в небе и бросала свой бледный отсвет на ее лицо, отчего оно казалось божественно красивым. И тут я понял, что больше не могу сдерживаться. Она тоже хотела меня, я это чувствовал, но старательно это скрывала и меня поразила ее стеснительность. Но стоило мне ее поцеловать и лечь с ней в постель, как ее нерешительность мгновенно исчезла. Она была прекрасна, и я обладал этой потрясающей красотой. Такой женщины у меня еще не было. И никогда не будет – я это знал. Она принадлежала мне всю ту незабываемую ночь, и ей было хорошо в моих объятиях.

Слова Вито подействовали на Рейчел подобно бальзаму, и твердый, болезненный ком внутри начал рассасываться.

– Вито, ты говоришь правду? Ты все это чувствовал? – прошептала она.

– Да... до утра. А потом иллюзия исчезла и я понял, что прекрасная сероглазая девочка с шелковистыми волосами, которая стала моей, – всего лишь орудие в руках отцовской любовницы.

– Боже мой, Вито! Я клянусь, что она этого не делала. Она не знала, где я нахожусь... не знала, что я в Риме. Конечно, надо было сказать тебе, кто я, когда мне стало понятно, что ты меня не узнал. Но тогда ты бы возненавидел меня, а этого я не могла вынести! То время, что мы проводили вместе, было сказочным. Я не могла все испортить. Не могла!

Он напряженно смотрел на нее.

– Это правда: я не стал бы с тобой общаться, если бы узнал, кто ты. – Он помолчал. – Но ты была и есть... та самая красивая девочка, mia bella ragazza. И теперь узнать... – голос у него прервался, – что иллюзий не было, что я в тебе не ошибся... Боже, ты не представляешь, сколько это для меня значит! Рейчел... – Голос его пресекся. – Рейчел... Mia bella ragazza... моя красивая девочка...

Поцелуй Вито был таким же нежным, как тогда, в первый раз. И в это мгновение она почувствовала, как твердый, давящий ком внутри наконец исчез. Слезы потекли у нее из глаз, а руки медленно обвили его за шею.

– Пойдем.

В полутьме спальни он стал снимать с нее одежду. А когда на ней ничего больше не осталось, подвел ее к кровати и уложил. Волосы у нее разметались по подушкам подобно вуали. Он склонился над ней и погладил по волосам.

– Моя красивая девочка, – произнес он и нежно поцеловал в губы, а затем стал осыпать поцелуями глаза, грудь, все тело.

– Вито... – выдохнула она его имя. И это прозвучало как трепетный призыв.

Он поднял ее руки над головой и изогнулся над ней. Подарив ей еще один нежный поцелуй, он опустился на нее. Она пронзительно вскрикнула. Вито на секунду замер, но, когда она приподняла бедра, прижимаясь к нему, он понял, что она готова принять его, и, подобно горящему факелу, проник глубоко в ее плоть.

Рейчел обхватила руками его спину, ласкала гладкую кожу, пока он не успокоился и не замер в ее объятиях.

Когда он заговорил, то голос у него дрожал:

– Я должен был доверять тебе... и себе. Тело не лжет! – Но вдруг выражение его лица изменилось. – Почему ты так упорно старалась найти меня после того, как вернулась в Англию? После того, как я, по твоему мнению, подло поступил с тобой?

Вопрос был настолько неожиданным, что Рейчел замерла.

Он с беспокойством смотрел на нее.

– Вито, это было так давно. Какое это теперь имеет значение?

Сомнения разрастались.

– Но все же скажи. Господи, Рейчел, ты ведь звонила каждый день, а я не желал с тобой говорить! Мы уже тогда могли помириться! Ты ведь хотела убедить меня в своей невиновности?

Рейчел прикрыла веки, и ему показалось, что она немного отодвинулась от него. Она что-то скрывает... Его объял холод.

– Скажи мне! – требовательно произнес он. Поколебавшись она, произнесла:

– Я... хотела занять у тебя денег.

– Что?

– Мне нужны были деньги. Я должна была уехать... исчезнуть, а взять у мамы я не могла. Поэтому-то и обратилась к тебе.

Он ей не поверил.

– После всего того, что я тебе наговорил, ты решила, что я одолжу тебе деньги?

– Я думала, что это будет в твоих же интересах.

– Почему? – его голос звучал твердо и настойчиво.

– Вито, пожалуйста, не спрашивай меня! Это было так давно! И все уже кончено!

Она хотела отодвинуться от него, но он ее удержал.

– Скажи мне! – Как странно смотрят ее глаза! Его продолжали грызть сомнения. – Выходит, я все же в тебе ошибся? Ты и теперь выставляешь меня дураком? Ответь мне!

И она ответила:

– Я была беременна. И надеялась, что ты одолжишь мне достаточно денег, чтобы я смогла уехать куда-нибудь подальше. А потом я нашла бы работу, получила бы пособие... стала бы материально независимой и смогла бы воспитать ребенка. Но через тринадцать недель у меня случился выкидыш, и деньги мне больше не понадобились. Я нашла работу и поступила на вечернее отделение колледжа...

Его словно окатили ледяной водой, а она продолжала:

– Вито, прости! Я не должна была тебе это говорить! Я знала, что ты подумаешь, будто я хочу тебя шантажировать! Но клянусь, что это не так! Клянусь! Мне нужны были деньги. Чтобы уехать... исчезнуть и продержаться.

Исчезнуть. Это слово стучало у него в голове. Он разжал руки, обнимавшие Рейчел, и она встала с постели.

Беременна. Она была беременна. И в полном отчаянии. В таком отчаянии, что день за днем, невзирая на его нежелание говорить с ней, пыталась его увидеть...

«Я ее отверг. А она носила в себе моего ребенка...»

Он вспомнил, в какое он пришел бешенство всего несколько часов назад, когда подумал о мужчине, который, возможно, наградил ее ребенком, а затем бросил.

«Этот мужчина – я. Это я так с ней поступил. Отверг ее, когда она хотела прийти ко мне...»

Вито в ужасе смотрел, как Рейчел одевается. Ее движения были нервны и неловки. Одним прыжком он соскочил с постели и схватил ее.

– Боже мой, как же я виноват... – Мучительные слова душили его, не давали говорить. – Я-то думал, что у меня есть причина ненавидеть тебя. Но у тебя... у тебя было во сто крат больше причин ненавидеть меня. Самое постыдное – это то, что ты думала, будто я буду рад дать тебе денег, чтобы ты исчезла... – Он опустил голову. – И ты потеряла нашего ребенка. Наш ребенок умер. Если бы за тобой был уход, этого могло и не случится... если бы ты была со мной, если бы я заботился о тебе...

Рейчел молча плакала, слезы текли бесконечным потоком, а он сжимал ее в своих объятиях и покачивал, стараясь успокоить. Его глаза тоже налились жгучими слезами. Он отнес ее обратно в постель и ждал, не отпуская из своих рук, когда она перестанет плакать. Наконец все слезы по неродившемуся ребенку были выплаканы, и тогда Вито сказал:

– Так много потеряно, но это была последняя потеря. Нам судьба дает еще шанс, и я умоляю тебя, моя ненаглядная и любимая, на этот раз верить мне. Будем вместе. Ti amo – я тебя люблю. И от всего сердца молю Бога, чтобы ты полюбила меня так же, как я люблю тебя.

ЭПИЛОГ

– Вито, ты не должен этого делать. Право, не должен.

Голос Рейчел звучал робко и неуверенно. Они стояли у закрытой двери в безлюдном коридоре, пол которого был покрыт ковром.

Он взял ее за руки.

– Ты такого плохого мнения обо мне? Считаешь, что я нарушу покой умирающей женщины?

Она покачала головой.

– Ее смерть не имеет отношения к той причине, по которой ты должен ее ненавидеть.

Он глубоко вздохнул.

– Я ненавидел ее из-за той боли, которую она причинила моей матери. Она была любовницей, но адюльтер совершил мой отец, и его вина больше. Просто было... удобнее переложить всю вину на нее. Поэтому, – он сжал руку Рейчел, – пожалуйста, не бойся, что я скажу что-нибудь такое, что ее расстроит.

– Спасибо, – хриплым от волнения голосом ответила Рейчел.

Вито поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Тогда покажем ей, что ее мечта осуществилась.

Повернув ручку двери, он пропустил Рейчел перед собой в больничную палату, где лежала Арлин.

Когда его взгляд остановился на фигуре, лежащей на кровати, он решил, что они попали не в ту комнату. Могла ли исхудалая, старая женщина с седыми волосами быть Арлин, которая отравила ему юность? Он стоял ошарашенный, а Рейчел подошла к кровати и тихо позвала:

– Мама?!

Женщина с трудом повернула к ней голову.

– Рейчел... моя дорогая. – Голос Арлин звучал еле слышно, но было ясно, что она рада.

Затем ее взгляд переместился на Вито, и произошло совершенно невероятное: худое лицо преобразилось, словно солнечные лучи заструились из глаз.

– Энрико... это ты? Правда, ты?

Тонкая жилистая рука поднялась и бессильно опустилась.

Вито сделал шаг к кровати. Бесцветные глаза впились в его лицо, а в их глубине он прочитал то, что только слепой мог не разглядеть. Великий боже! Арлин Грэхем любила его отца. Лишь любовь могла так осветить иссохшее лицо. На мгновение болезнь куда-то исчезла, и можно было представить, какой красавицей она была прежде.

– Энрико...

Вито протянул руку и положил ладонь поверх тонких пальцев.

– Я здесь, amore mio[10].

Мог ли он отказать ей в этом? В ее глазах промелькнула надежда, но тут же погасла.

– Нет, – тихо сказала она. – Это не Энрико. Я никогда не была его любимой.

Затуманенный взор скользнул по лицу Вито, и теперь в глазах Арлин появилось новое выражение – удивления.

– Вито. – Она медленно перевела взгляд на дочь, стоявшую немного позади. – Рейчел... значит, это правда?

– Да, это правда, – спокойно сказал Вито и притянул Рейчел к себе. – Ваша дочь – моя жена. Больше, чем жена. Она – женщина, которую я люблю... любил и буду любить всегда. И я прошу... – голос у него дрогнул, – чтобы вы нас благословили. – От волнения он замолк, но все-таки закончил:

– В память о вашей любви к моему отцу, о чем я никогда... не знал.

Слабые пальцы слегка сжали ему ладонь и упали на одеяло, но голос прозвучал отчетливо:

– Ему не нужна была моя любовь. Но я все равно его любила. И твоя мать любила... – Арлин замолчала. Горькая улыбка исказила ее лицо. – У нас с ней оказалось много общего. Каждая любила мужчину, который ее не любил... не мог любить. Бедная Сильвия. Я по крайней мере могла бывать повсюду с Энрико, а твоя мать и этого была лишена. А сколько нервных припадков она пережила! Но они давали ей возможность скрыться в шале в горах, куда он мог к ней приезжать...

Вито похолодел.

– Кто? – вырвалось у него.

Затуманенные глаза Арлин остановились на нем.

– Она никогда тебе не говорила? Нет. И правильно. Она всегда оберегала его от слухов, так как скандал был бы ужасающий. Даже теперь, когда она стала вдовой. А как жену Энрико... ее просто изничтожили бы.

– Кто? – повторил он.

– Ты называл его дядя Пьетро.

У Вито оледенело лицо.

«Dio mio... Дядя Пьетро, кардинал и старый друг семьи».

– Между ними не было любовной связи. Только дружеские отношения и больше ничего – из-за его сана. Бедняжка Сильвия...

Голос Арлин затих, веки сомкнулись, и она провалилась в забытье, спасающее от боли.

Вито ничего не видел перед собой. Мир, в котором он вырос, рассыпался в прах. Все годы он смотрел на мать как на жертву. И все это время... Он отвернулся, сжав ладони в кулаки. Руки Рейчел обхватили его за поникшие плечи, и она прижалась щекой к его спине. Она ничего не говорила, а просто давала ему возможность пережить эту тяжкую новость.

Потом она сказала:

– Вито, это была их жизнь, и не нам судить – мы можем лишь пожалеть их. Мы с тобой должны радоваться тому, что у нас есть шанс прожить нашу жизнь счастливо и в любви, которой они были лишены. Мы имеем намного больше по сравнению с ними.

Она повернула его к себе и, заключив в ладони его лицо, заглянула в глаза, полные душевной боли. Вито взял ее руки в свои.

– Ты ошибаешься. – Он наклонился и поцеловал ее нежно и крепко, как целует по-настоящему любящий человек. – У нас есть все. Потому что у меня есть ты, а у тебя – я.

Солнечные лучи тонкими нитями тянулись между голых ветвей деревьев. Но уже пахло весной. Жизнь возрождалась.

А Рейчел смотрела только на темную могильную яму, куда опустили материнский гроб. Арлин нашла место своего последнего упокоения. Слезы текли по щекам Рейчел, монотонно звучал голос священника:

– «...доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься»[11].

Около Рейчел возвышалась фигура мужа. По другую сторону от нее стояла невысокая седая женщина в элегантном траурном платье.

Погребение закончилось, священник подошел к Рейчел со словами утешения. Затем, обменявшись с Вито несколькими словами, он с поклоном удалился. Рейчел сделала шаг вперед, и в могилу упал букетик роз. Вито подошел к ней и обнял.

– Милое дитя, – раздался мягкий, тихий голос с итальянским акцентом.

Рейчел подняла голову и сморгнула слезы. Женщина в черном нежно поцеловала ее в обе щеки.

– Скорби по своей потере, но не скорби по своей маме. – Женщина указала на другую могилу, рядом с могилой Арлин. – Она наконец с ним. Теперь ничто не может их разлучить.

Задыхаясь, Рейчел сказала:

– Вы так добры...

Но женщина не дала ей договорить:

– Нет! Это ее место, а не мое. Мне не следовало выходить замуж за Энрико – я же не любила его. Мое сердце всегда принадлежало Пьетро, хотя его призвание – быть священником. Но твоя мать любила Энрико, и ее место упокоения рядом с ним. А твое место – рядом с моим сыном. – Глядя на сына и невестку, она взяла их руки и соединила. – Время все лечит. Ваша любовь друг к другу возместила то, что было в прошлом, а прошлое – это я и Энрико, Арлин и мой Пьетро. А скоро появится новое поколение. Твоя мать, моя милая девочка, умерла, зная, что скоро появится на свет ее внук. И у этого ребенка будет величайшее благословение – родители, которых соединяет любовь, взаимная поддержка и доверие. Пусть твоя мать лежит рядом с любимым человеком, и пусть прошлое перестанет мучить тебя. Тебя ждет будущее – рождение твоего ребенка.

Она сжала обоим на прощание руки и ушла.

Вито обнял Рейчел и положил руку на ее располневший живот, а она склонила голову ему на грудь.

– Моя мать сказала правду. Нам принадлежит не прошлое, а будущее. Нам и нашему ребенку. – У Вито прервалось дыхание. – Нашим детям.

Он с нежностью поцеловал Рейчел, убрав губами слезы с ее щек.

У нее в душе воцарились мир и покой.

– Вито, как же я люблю тебя...

– А я – тебя. Навечно.

Примечания

1

Soignee (франц.) – холеная.

2

Строки из 147-го сонета Шекспира в переводе Н. В. Гербеля.

3

Dolce vita (итал.) – сладкая жизнь.