Легенда об ангеле - Легенда об ангеле. Книга 1. Провидение

Что же это такое? В кабинете отца ничего нет. Ни сейфа, ни потайной двери, ни…

Ключи. На столе Джека лежали ключи. В первый раз, когда я обыскивала кабинет, то подумала, что это ключи от автомобиля. Но машина, на которой он ездил, – «ягуар» – была разбита вдребезги. Куча искореженного металла. От чего же эти ключи?

Я так быстро рванула к столу, что врезалась бедром в угол; раздался громкий стук. Подавив крик, я согнулась пополам и оперлась о стол, чтобы не грохнуться. Одной рукой я терла ушибленное место, чтобы унять боль, а другой выдвинула ящик, в котором лежали ключи. И вот они зажаты у меня в ладони. Я пыталась вспомнить, где видела замок, к которому они могли подходить, и медленно повернула голову к шкафам, выстроившимся в ряд вдоль стены. Центральная башня с папками запиралась на замок.

Разве отец стал бы держать на виду у всех свои секреты, подумала я про себя, доковыляла до шкафа и подергала ящик за ручку. Он оказался запертым.

Первый ключ вошел в замочную скважину только наполовину. Я перебрала еще три ключа, легко скользнул в щель четвертый, но он не поворачивался. Попробовав еще два ключа, я стала проклинать своего отца, мистера Доусона и сам металл в моих руках. Закрыв глаза, я зажала между большим и указательным пальцами последний ключ.

Он вставился в замок, и я повернула запястье. Началось вращательное движение, но тут же прекратилось. Ни один из ключей не подходил к ящику.

– Черт побери! – выругалась я, швыряя связку ключей на пол.

Я пнула шкаф, отошла от него, а потом вернулась повторить, на этот раз ниже.

Припадая на одну ногу, я подобрала ключи, закинула их в ящик стола. Все. С меня хватит.

Я прошла по холлу, все еще прижимая руку к зудевшему бедру, и остановилась на верхней площадке лестницы. Синтия устало говорила по телефону. Задержавшись на секунду, прежде чем сделать первый шаг, я услышала, как она произнесла мое имя.

– С Ниной все в порядке. Она наверху, отдыхает. А чего ты ждешь от меня? Запретить ей?.. Честно говоря, ты слишком волнуешься! Она просто не хочет оставаться одна сегодня. Я слышала какой-то шум и решила, что она что-то опрокинула. Не может быть, чтобы все было так плохо… – Синтия вздохнула. – Я проверю, как она. Спокойной ночи.

Мама обернулась и увидела меня. Я невинно помахала ей, проклиная себя за то, что попалась на подслушивании.

– С тобой все в порядке, дорогая? – обратилась ко мне она.

– Отлично. Врезалась в стол; ударилась бедром. Кто это был?

Синтия пожала плечами:

– Неужели обязательно было так громко ругаться, когда я говорю по телефону? Мои друзья считали, что я вырастила настоящую леди.

– Извини. Я не подумала, что все так слышно.

Синтия пренебрежительно кивнула:

– У меня в духовке запекается отличная ветчина. Ты останешься на ужин?

– Э-э-э… да. Я собиралась заглянуть в больницу, но это может и подождать.

Синтия поднялась по лестнице. Я пошла за ней в студию, где она бросила на стол несколько нераспечатанных конвертов.

– Как чувствует себя твой друг? – спросила она из вежливости, как я поняла.

– Точно не знаю. Я не была там с утра, но мне никто не звонил. Значит, все в порядке и он идет на поправку.

– Прекрасная новость, дорогая, – сказала Синтия, занятая своими мыслями, сняла жемчужные сережки и положила их на серебряный поднос, который стоял на туалетном столике у стены.

Мое внимание привлек ларец, сочетавшийся по стилю и с письменным столом, и с туалетным столиком. На нем стоял горшок с каким-то похожим на пальму растением, листья закрывали почти всю крышку, но я сумела разглядеть маленький серебряный кружок в правом верхнем углу.

– Пошли, Нина? – спросила Синтия, останавливаясь в дверях.

– Я спущусь через минуту. Хочу быстренько проверить почту, если ты не против.

– Конечно нет, – улыбнулась она. – Не опоздай к ужину.

Я проследила, как мама спускается по лестнице. Когда ее голова скрылась, я метнулась по холлу в кабинет отца и, выдвинув ящик рабочего стола, схватила маленькое серебристое колечко с ключами.

Чувствуя сильное возбуждение, я быстро вернулась в студию и переставила горшок с растением на пол. Он оказался тяжелее, чем выглядел; я запыхалась от натуги и боязни, как бы не опрокинуть зеленого друга Синтии.

Первые пять ключей к замку не подошли. Осталось всего два. Я сдула со лба челку. Пфф. Шестой ключ проскользнул в замочную скважину, я начала поворачивать его, и головка ключа из вертикального положения переместилась в горизонтальное. Я беззвучно ахнула.

Откинув крышку ларца, я быстро оглянулась: что бы сказала мама, увидев меня роющейся в ее вещах? В сундучке лежало несколько папок, я вынула их все и разложила на полу. Стоя на коленях, я пролистывала контракты, судовые документы, чеки, среди них – чек на подаренное отцом кольцо, страховые требования и полисы, случайно затесавшийся счет из банка…

Я отодвинула одну папку в сторону, и из-под нее выглянула другая – с надписью, сделанной уверенной рукой Джека:

Порт Провиденса

Я откинула клапан папки, и у меня задрожали руки. Хочу ли я это знать? Чувство было такое, будто я открываю ящик Пандоры.

Сверху лежал толстый конверт из сморщенной от времени манильской бумаги. Я извлекла его из папки и открыла. В нем находилась пачка черно-белых фотографий. Одно за другим передо мной промелькнули лица десяти – двенадцати мужчин; они повторялись то поодиночке, то на групповых портретах. Один мужчина, который чаще других появлялся на фотографиях, был снят рядом с губернатором Род-Айленда. Другого запечатлели в обычной одежде и в какой-то униформе. Похоже, это была голубая форма офицера полиции.

Я посмотрела достаточно фильмов, чтобы понять: эти снимки были сделаны скрытой камерой. Каждую фотографию я переворачивала – на оборотной стороне не было никаких отметок. Насколько я помнила, этих мужчин я никогда прежде не видела и никак не могла понять, зачем отцу понадобилось фотографировать их. Я посмотрела на лежащую у моих ног папку, понимая, что очень скоро найду ответ на этот вопрос.

На глаза попался листок бумаги с рукописным текстом. Я склонилась над ним, перевернула страницу, затем следующую. Сердце отдавалось стуком в груди, каждое прочитанное слово будто огнем жгло мне глаза. Это неправда. Этого не могло быть.

– Нина! Ужин!

Я бросилась собирать бумаги и быстро запихнула их в сундучок Синтии. Потом опустила крышку, заперла ее на ключ и поставила сверху горшок с цветком. Положив ключи в ящик отцовского стола, я присоединилась к Синтии в столовой – села на свое обычное место напротив матери. Передо мной на столе дымилась фарфоровая тарелка с ужином. Аппетитный запах вызывал слюноотделение и щекотал ноздри. Я поморщилась.

– Ты не хочешь есть, дорогая?

Я сдвинула брови и наколола на вилку кусочек моркови. Скоро от натянутой вежливости Синтии и следа не останется, а любезность как рукой снимет.

– Не очень.

– Почему же? – Я ждала, когда на ум придут подходящие слова, а Синтия от нетерпения выкатила глаза. – Правда, Нина. Ты ведь знаешь, что я не люблю, когда…

– Папа всегда был преступником или стал им незадолго до смерти? – выпалила я, не думая о последствиях.

Вилка выпала из руки Синтии и со звоном стукнулась о тарелку. Мама долго ничего не говорила. Мы обе задержали дыхание, дожидаясь, чтобы следующую фразу произнес кто-нибудь другой.

– Что… ты сказала? – наконец прошептала Синтия.

– Ты слышала меня.

– Нет. Я не могу в это поверить. Ты не это хотела сказать. – К концу фразы у нее задрожали веки.

– Порт Провиденса.

Я немного подалась вперед, наблюдая, как меняется выражение лица Синтии – от изумления к состоянию шока.

– Что? Где ты услышала… – Она остановилась на середине фразы и покачала головой.

Синтия была выбита из колеи, а такое состояние ей нечасто приходилось испытывать.

– Я видела папку, мама. Это была организованная преступная группа или он просто снимал сливки в доках? Ты сама знаешь, у него в платежных ведомостях полно грязных копов, ведь так?

– Нина Элизабет Грей! Закрой рот! Немедленно!!!

Я так и видела, как у Синтии в голове закрутились колесики, а потом она встала, обошла стол и села рядом со мной:

– Ты видела бумаги. Какие бумаги?

Могу сказать, что она подавила ярость, но позже припомнит мне это проявление неуважения.

– Документы, которые закрыты на замок в ларчике у тебя в студии, мама. Перестань разыгрывать дурочку.

В глазах Синтии застыло напряжение; моя грубость пересилила ее любопытство.

– Я никогда в жизни не разыгрывала из себя дурочку, Нина. С чего ты вообще…

– Мне нужно знать правду. – Я не сводила с нее глаз.

– Я никогда не вникала в дела твоего отца, – сказала мама и отвернулась.

– Но тебе известно, о чем я говорю, когда произношу слова «Порт Провиденса», не так ли? – Я впилась в нее обвиняющим взглядом.

Синтия едва заметно кивнула.

– Нина, это то, о чем тебе лучше говорить, что ничего не знаешь. Забудь все, что ты видела, – прошептала она.

– Забыть… – Я была в шоке. – Мой отец был… преступником? Вором? – Я скривилась от омерзения. – Он обкрадывал партнеров, товары которых перевозил на судах, он продавал вещи на черном рынке, занимался контрабандой и использовал копов… офицеров полиции, чтобы те покрывали его грязные делишки, мама! И он собирал на них компромат, чтобы они не смогли свидетельствовать против него! – Ярость кипела не только в моих словах, но и в глазах. – Все, что у нас есть, куплено на кровавые деньги. Джек приказывал избивать людей… и даже убивать.

Синтия смахнула со щеки слезу и опустила глаза. Это меня обезоружило. Свою мать я видела плачущей от силы несколько раз, и то лишь после аварии и смерти Джека.

– О, Джек, – прошептала она, медленно покачивая головой, и посмотрела на меня сочувственным взглядом. – Ты не должна была увидеть эти бумаги, Нина. Твой отец так старался оградить тебя от этой стороны своей жизни. Не прошло и полугода с его смерти, как я уже предала его.

Синтия встала и неспешно пошла к двери.

Я резким движением отодвинулась от стола и крикнула ей вслед:

– Скажи мне, что я ошибаюсь, мама! Мне нужно, чтобы ты сказала: это ошибка!

Я скорее умоляла, чем требовала, а ведь собиралась говорить с ней твердо.

Синтия не обернулась; она утерла еще одну слезу и вздохнула.

Я глубоко вдохнула и собралась с силами, чтобы сказать:

– Чарльз Доусон требует эти бумаги.

– Он знал, где они? – взвизгнула Синтия и резко развернулась.

Во мне снова вспыхнула ярость.

– Ты знаешь его?

– Он работал на твоего отца, – ответила мать, в задумчивости нервно водя пальцами по губам.

Я села на стуле прямее, мышцы затекли.

– Почему он преследует меня, мама? Тебя это совсем не тревожит?

– Нина, дорогая, – проговорила мама мягким голосом, – я же сказала тебе. Твой отец делал все возможное, чтобы его дела никоим образом не затрагивали тебя. Я понимаю, ты была напугана, но тебе ничто не угрожало, это я гарантирую.

– Что это значит? Почему никто не отвечает мне прямо?

Синтия чуть опустила голову и выгнула брови. Она делала так, когда я была маленькой.

– Тебе не кажется, что с сегодняшнего вечера о некоторых вещах лучше не говорить?

Моей первой реакцией явилось желание закричать на нее и потребовать ответа, но ведь она была права. Сегодня я потеряла отца вторично; благоговение перед ним, которое я ощущала, сменилось болезненным разочарованием. Это было даже хуже, чем потерять его, когда он умер. Все мои представления о нем рухнули в одночасье. Он больше не был в моих глазах богом, он стал просто человеком – испорченным, коррумпированным человеком.

Я обдумала предложение Синтии и кивком выразила согласие.

Она подняла вверх мой подбородок:

– Прости меня, моя любимая.

– Мне надо убраться отсюда, – буркнула я, уворачиваясь от ее прикосновения.

Все, что я знала, оказалось ложью. Я пошла за своим пальто.

– Куда ты собралась? – крикнула мне вслед Синтия.

– Прогуляться, – отозвалась я, напяливая шапку и всовывая руки в перчатки.

– На улице холодно, Нина! Будь разумной! Пожалуйста, позволь Роберту отвезти тебя!

Я забросила на плечо сумочку и толкнула входную дверь:

– Пойду на остановку и сяду в автобус до «Брауна». Позвоню, когда доберусь.

Выходя, я старалась не смотреть в ее умоляющие глаза. Дверь за мной с громким стуком закрылась.

В лицо ударила зима. Ледяной воздух не давал нормально дышать: ноздри и гортань обжигало при каждом вдохе. Поднялся ветер, и меня захлестнул вихрь крупных снежинок. Волосы били меня по лицу, и пришлось щуриться, потому что иначе я ничего не могла разглядеть.

Я пыталась разобраться в новостях, но злость и пронизывающий до костей холод не давали мне рассуждать разумно. Дойдя до конца подъездной дорожки, я вырулила на улицу, перебирая ногами так быстро, как только могла. Родной дом превратился в гнилое болото, где царствуют скандалы, порок и упадок. Я не могла заставить себя оглянуться, хотя даже не собиралась возвращаться.

Когда обжигающие порывы ветра почти перестали ощущаться, потому что лицо онемело, я услышала рядом с собой шуршание шин, но не сбавила шага. У меня не было настроения объясняться с Робертом. Повлиять на мое решение он мог еще меньше, чем мать.

– Нина?

Я узнала этот голос. Он принадлежал единственному человеку, которого я хотела видеть. Я остановилась, его внедорожник – тоже.

– Я иду на автобус, Джаред, – сказала я, глядя вперед.

– Нет, не идешь. Я приехал, чтобы отвезти тебя домой.

Я стояла очень спокойно, лишь слегка покачивалась, когда временами налетал ветер и пытался сбить меня с ног.

– Нина, на улице мороз, – сказал Джаред, теряя терпение.

Я не шелохнулась. Тогда он открыл дверцу, вылез из машины и подошел ко мне. Мгновение он смотрел на меня, а потом согнулся и подхватил на руки. Он поднес меня к машине со стороны пассажира и прикоснулся мягкими губами к моему лбу, осторожно усадил на сиденье и немного постоял молча.

– О чем ты думала?

Я не могла произнести ни слова, чувствовала себя раздавленной; это было слишком для меня, разве можно мгновенно переварить такое.

Сев в машину, Джаред включил обогрев салона на полную мощность и поехал вперед. Время от времени он протягивал руку и убирал волосы с моего лица или нежно проводил теплой ладонью по щеке, но ничего не говорил; слышались только тихое гудение нагретого воздуха, вылетавшего из вентиляционных отверстий, да шуршание шин по дороге.

«Эскалада» затормозила на улице позади «Эндрюса». Джаред молча проводил меня до дверей, но, когда я взялась за ручку, прикоснулся к моему плечу:

– Нина, я понимаю, это очень трудно принять, но он любил тебя.

Я бросила на Джареда быстрый взгляд:

– Ты знал моего отца?

Джаред слегка прищурился, будто от боли:

– Я знал все, что он делал… делал из любви к тебе, Нина. Ты была для него целым миром.

– Ты ничего о нем не знаешь, – процедила я сквозь зубы. – Ты ничего не знаешь обо мне и, если не ответишь на мои вопросы, лучше оставь меня. Уже тошнит ото лжи!

– Я никогда не лгал тебе, – сказал Джаред, разозлившись, что я с такой легкостью отвергаю его.

– Почему ты постоянно секретничаешь? Откуда тебе всегда известно, где я? Как ты это делаешь?

– Сегодня утром ты не вдавалась в детали и чувствовала себя превосходно.

– Это было до того, как я узнала, что вся моя жизнь – сплошная ложь. – Слезы ярости потекли по моим щекам. – Мне нужна в этой жизни всего одна вещь, только одна, но настоящая. Мне нужен человек, который был бы честен со мной!

– Нина, – прошептал Джаред и протянул ко мне руки. Я оттолкнула его, и он поморщился. – Не делай этого. Мне приходилось стоять рядом с тобой и наблюдать, как ты плачешь, много раз… Я больше так не могу.

– Что это значит? – спросила я, держа его на расстоянии вытянутой руки. – Когда ты видел меня плачущей? Пожалуйста, скажи мне правду!

Джаред колебался, потом вздохнул:

– Не могу. Поверь мне, клянусь Богом, если бы мог, я сказал бы тебе, но я не могу.

Взгляд его стал тяжелым, будто в нем отразились страдания всей прожитой жизни.

– Я тебе верю, – сказала я, открывая дверь. – Я не хочу тебя больше видеть. Пожалуйста, оставь меня.

– Нина… – произнес Джаред.

Я встретилась с ним взглядом и закрыла за собой дверь. Он стукнул в нее дважды и повторил глухим, полным отчаяния голосом:

– Нина…

Я приложилась головой к двери и тихо заплакала. Как мне понять, почему я не заслуживаю, чтобы мне говорили правду? Меня снова охватила злость, и я решительным шагом пошла прочь от двери в свою комнату.

Когда я ворвалась внутрь, Бет сидела за своим столом и стучала по клавиатуре ноутбука. Ручка двери стукнула в стену; Бет подскочила и обернулась:

– Где ты была? Райан ждал, что ты придешь. – Когда Бет заметила выражение моего лица, глаза у нее вылезли из орбит. – Нина?

– Я пошла в «Гейт» перекусить, прежде чем ехать в больницу, но наткнулась на мистера Доусона, – отчиталась я, заваливаясь на кровать.

– Мистера Доусона? – Голос Бет повысился на октаву. – Что он делал в «Гейте»?

– Он схватил меня и потребовал, чтобы я принесла ему документы…

– Схватил тебя? А Джаред об этом знает?

Я метнула в нее подозрительный взгляд:

– Почему ты об этом спрашиваешь?

Она замялась и стала перебирать тонкими пальцами.

– Кажется, он всегда появляется вовремя.

– На этот раз он не появился.

Бет наклонилась ко мне, чтобы поймать мой взгляд.

– Ты виделась с ним сегодня?

– Он просто подвез меня, – вздохнула я.

– Не понимаю. Он не появился, но отвез тебя домой.

– Можем мы больше не говорить об этом?

– Ох. Конечно. Извини.

Она убрала руку с моего плеча и оставила меня в покое – сидеть на своей кровати.

Через некоторое время Бет вздохнула и заерзала.

– Что, Бет?

– Нина…

Я дала ей время набраться смелости и побороть смущение. Она еще раз вздохнула, но это не придало ей желаемой решительности.

– В чем дело?

– Ты его любишь! – выпалила она и приготовилась к отпору с моей стороны.

– Я не люблю его. И даже ничего о нем не знаю.

Примечания

1

Лингвини – разновидность макаронных изделий в виде длинных плоских полосок. – Здесь и далее примеч. пер.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.