Имена

      Совершив еще пару фрикционных движений, Сергей вынул член и кончил Алисе на живот. Спермы было приблизительно со столовую ложку. Он положил ноги Алисы на кровать, а сам пристроился рядом, уперев свою голову в ее подмышку, и больше он не сказал ни слова до самого раннего утра, когда разбудил Алису словами: "Вставай. Тебе уже давно пора идти домой". А сам после этого опять заснул.
      Алиса протянула руку к влагалищу. Тупая ноющая боль не давала ей покоя. Прикосновение отдалось уже совсем новой, резкой болью. Алиса посмотрела на свои пальцы. Они были в крови. Она брезгливо вытерла их о простынь, и потянулась к той жидкости, что была у нее на животе.
      Найдя сперму, Алиса стала водить пальцем, размазывая ее по своему телу. Потом довела сперму до левой груди и стала водить указательным пальцем вокруг соска. Ей понравились эти новые, до сих пор неизвестные ощущения. "Интересно, - подумала Алиса, - а какая она на вкус?"
      Положив руку обратно на живот, Алиса попыталась собрать остатки спермы, которая была уже не такая вязкая, как сразу.
      Алисы поднесла то, что смогла собрать к лицу, и измазала белой жидкостью губы. Затем облизала их, собрав языком сперму в рот.
      Улыбнулась.
      Закрыла глаза.
      И очень скоро, как и ее Принц, оказалась во власти Морфея.
      [7]
      - Не, ну, вы посмотрите? Как так можно?
      Прилично одетый мужчина в полупустом вагоне метро, толкал Гошу в бок. В руках у него был порно-журнал, обернутый газетой, так, чтобы окружающие не видели, что он читает. Гоша заглянул в него. На развороте крупным планом была помещена фотография, на которой было изображено четверо мужчин и одна девушка. Она лежала на спине. Ее грудь и лицо были в сперме, а член одного из мужчин во рту. Трое остальных эякулировали на ее тело.
      - Что можно? - Гоша сразу и не понял, о чем говорил рядом сидящий человек.
      - Да ты посмотри! - он показал журнал поближе.
      - Если вам не нравится, тогда зачем вы смотрите?
      Мужчина задумался. Потом сказал.
      - Не знаю...
      - Ну, вам-то нравится?
      Мужчина опять задумался.
      - Нравится, - смущенно ответил он.
      - Очень? - Гоша продолжал задавать вопросы.
      - Да не то чтобы очень... Так просто, иногда, хочется посмотреть.
      - А что, в жизни чего-то не хватает?
      - Может, хватит допрос устраивать? - мужчина сказал это так громко, что несколько пассажиров разом повернулись в его сторону.
      - Так и не возмущайтесь. Порнография - это тоже своего рода искусство. И тоже может быть плохой, а может и шедевром. Знаете, как порно снимают?
      - Нет, - мужчина заметно оживился.
      - Обычно снимают сразу три версии. Причем не в студии, а в обычной квартире. Так вот, на кухне идет работа над софт-порно. В ванной пергидрольные девушки вылизывают друг друга - это пойдет на DVD. В спальне, на большой кровати, два парня жестко трахают барышню: один в рот, другой в задницу. В это уже хард-версия для видео.
      - Интересно чего он хотят, эти идиотки?.. - буркнул себе под нос мужчина. - Славы? Денег? Приключений?
      - Почему чего-то хотят? Это работа. Такая же работа, как у любого из трудяг. Может даже еще сложнее. Девушкам кстати проще в этом бизнесе. Им можно симулировать оргазм. Они используют специальные жидкости, чтобы влагалище было влажным в нужный момент. А мужчины часто губят себя: нюхают кокаин, например, чтобы эрекция была. А если вы думаете, что это все организовывают только мужчины, то тоже ошибаетесь. Еще в начале восьмидесятых польская эмигрантка Тереза Орловски основала одну из крупнейших фирм "VTO Pictures".
      - Простите, что перебиваю, но откуда такие сведения? - мужчина явно проникся уважениям к собеседнику, а потому перешел на "вы".
      - Книга есть такая "Современное эротическое искусство". Уильям Ротслер. Автор.
      Эта книга попалась Гоше недавно. Среди бесчисленного множества порно-журналов, оставленных Валерой, там была и эта книга. Гоша прочел ее с большим удовольствием. Она действительно была познавательной.
      - Люди смотрят порнографию потому что в реальной жизни они спят с кем придется, - продолжал Гоша. - С подружками, у которых комплекс "Памелы Андерсон", женами, матерями своих детей. А сидя перед экраном телевизора, они могу представить, что имеют грудастую блондинку с чудесной и пропорциональной фигурой. Или брюнетку с идеальными ягодицами. А Британи Эндрюс и Джулия Энн по очереди делают им минет.
      Гоша встал. Вслед за ним поднялся и мужчина с журналом.
      - Послушайте, а что это за комплекс такой - "Памелы Андерсон"?
      - Это, когда девушки комплексуют по поводу своей, как им кажется, маленькой груди, и накачивают ее силиконом. А через пару лет копят деньги на операцию по удалению имплантантов. Всего хорошего.
      - До свидания. До свидания.
      Мужчину поразила эта беседа. Он уселся обратно на свое место. Развернул журнал и продолжил его рассматривать, но уже не так увлеченно. Просто ради того, чтобы хоть чем-то себя занять, или даже просто для того, чтобы создать видимость этой занятости. По его взгляду было видно, что глянцевых картинок перед собой он не видит, а смотрит как бы сквозь них. Его сознание было где-то далеко. Словно потерянное сознание только что вмазавшегося наркомана.
      Гоша улыбнулся и отвернулся к стеклянным дверям вагона. Увидев свое отражение, он перестал улыбаться. Ему никогда не нравилось смотреть на себя "со стороны". К счастью очень скоро поезд стремительно вырвался из объятий темного туннеля и резко затормозил, чтобы на полминуты остановиться на ярко освещенной станции.
      Отражение исчезло. Двери разошлись в стороны, и Гоша ступил на платформу.
      От метро до дома было недалеко. Минуты четыре ходьбы. За эти четыре минуты Гошу дважды просили "выручить".
      - Молодой человек, помогите, пожалуйста, неформалам на доброе дело.
      На Гошу смотрел парень с отпечатками глубокого алкоголизма на лице. На нем была старая военная шинель шестидесятых годов с блестящими пуговицами со звездами красной армии, голубые джинсы и высокие армейские ботинки. За спиной висел вещь-мешок. Длинные волосы выбились из неаккуратного хвоста, а руки он, похоже, давно не мыл.
      - Не помогу, - ответил Гоша.
      Конечно, можно было дать денег хотя бы за тот сценический костюм, который напялил на себя молодой алкоголик, но та наглость, с которой он подошел, испортила все впечатление от спектакля. И никакая напускная вежливость с его стороны ничего не могла с этим поделать.
      У самого подъезда к Гоше снова обратились:
      - Отец, добавь на бутылку.
      Тот, кто это говорил, сам годился Гоше в отцы, или даже в молодые дедушки. Бомж в грязной рыжей шапке и темно-синей куртке работника железнодорожного вокзала, заискивающе смотрел в глаза. Гоша ничего не ответил. Набрал код на подъезде, вошел внутрь, и громко хлопнул дверью, показывая тем самым, все свое недовольство.
      Поднявшись к себе в квартиру, он снял куртку и лег на диван. Закрыл глаза. Гоша наслаждался такими минутами безмятежности, которых в нашей жизни очень мало. Не каждый умеет отключить себя от внешнего мира, хотя бы на несколько минут. Наша голова всегда чем-то занята: учеба, работа, проблемы с родителями или любимыми людьми, и много-много всего другого. Гоша же умел забывать обо всем этом на какое-то время.
      Все его тело наполнилось легкостью. Ощущение было такое, будто под ним и вокруг него все исчезло. Тело зависло в воздухе, а пространство вокруг начало набирать скорость. Все слилось в сплошные яркие полосы и начало проноситься мимо. Несмотря на бешеную скорость, тело Гоши не испытывало никаких перегрузок. Ему было очень хорошо.
      Из этого состояния его вывел телефонный звонок. Он подскочил с дивана и подбежал к столику, на котором стоял телефон.
      - Алло? ... Вы не туда попали.
      Сказав это, Гоша с видимым недовольством нажал кнопку на трубке.
      - Надо перекусить, - сказал он вслух и пошел на кухню.
      В холодильнике кроме сыра в круглой деревянной коробочке ничего не было. Гоша открыл упаковку, развернул полиэтилен с фирменным логотипом производителя. На вид все выглядело аппетитно. Плавленый сыр, хоть и был покрыт плесенью, но запах был очень приятный. Отрезав небольшой кусочек, Гоша приготовился насладиться его вкусом. Но стоило этому кусочку оказаться во рту, как он тут же был выплюнут на пол.
      - Они бы его еще с дерьмом сделали... - пробормотал Гоша, все еще продолжая плеваться, только уже не пол, а в раковину на кухне.
      Он решил больше ничего не есть, тем более, что есть-то было все равно нечего. "Лучше зайду на обратном пути в магазин, да и куплю продуктов. А сейчас по дороге булочку какую-нибудь куплю," - подумал Гоша. Он завернул сыр обратно. Закрыл коробочку и пошел одеваться. По пути в коридор, взял деньги из комода.
      Выйдя на улицу, Гоша поискал глазами бомжа в рыжей шапке. Бомж сидел на детской площадке и разбирал свой хлам, который таскал с собой повсюду. Гоша подошел к нему и протянул коробочку с сыром.
      - На вот, держи.
      Бомж протянул руку и взял сыр. Повертел его. Понюхал. Недоверчиво стал рассматривать, как старуха-процентщица рассматривала сверток, который принес Раскольников. Наконец, уверившись, что это не отрава, а какая-то еда, бомж, ничего не говоря, сунул коробочку в карман своей куртки, и вернулся к своим делам. Казалось, для него не было ничего более важнее на свете, кроме, давно кем-то выброшенных, деталей черно-белого телевизора, старой детской куклы, с вырванными волосам и опаленной рукой, и одного порванного ботинка на левую ногу.
      - А вот это все дерьмо ты сейчас соберешь, и пойдешь на хер с детской площадки. А увижу тебя еще раз там, где гуляют дети - набью морду. Понял? Иди за гаражи, и делай там, все что захочешь. А к детям не лезь. Дети - это святое.
      Бомж с пониманием кивнул и стал собираться. Гоша дождался, пока его фигура скрылась за гаражами, а сам пошел на остановку.
      Наркотики приносили много денег. Марихуана разошлась неожиданно быстро, а это значило, что надо было снова ехать в частный сектор. Гоша прекрасно понимал, что "местные" его еще не забыли, все-таки прошло мало времени. Но другого места, где можно было бы достать наркотики у него не было. Пока еще не было.
      Когда Гоша переступил никем необозначенную границу частного сектора, один из мальчишек лет двенадцати подорвался с места и куда-то побежал. Что-то подсказывало, что он побежал сообщать о появлении врага. Гоша ускорил шаг. Он без труда нашел дом, в котором недавно брал пакет марихуаны и постучал. Дверь открыл тот же мужик в спортивных штанах с вытянутыми коленями. Он узнал Гошу, поэтому вместо приветствия черство сказал:
      - Проходи.
      Как только Гоша закрыл за собой дверь, мужик заговорил.
      - Опять за травой?
      - Да, - ответил Гоша.
      - Значит, решил пойти по этому пути? Уверен?
      - Да, - повторил Гоша.
      - Ломая чужие жизни, будешь строить свою? Правильно?
      - В этом мире, каждый ищет свой способ победить.
      - Тоже правильно, - покачал головой мужик. - Я попытался тебя отговорить, но я дам тебе еще один шанс. Если ты сейчас выйдешь из этого дома и забудешь сюда дорогу, так будет лучше для тебя. Поверь мне. Зачем тебе лезть в это болото?
      Гоша ничего не ответил. Мужик подождал чуть-чуть, но, видя, что Гоша никуда не собирается уходить, сказал:
      - Я пытался тебя отговорить. Но раз ты решил... Короче, у тебя есть шанс сразу подняться до серьезного дилера. Не торговать травой, а сразу заняться белым. Это шанс, который выпадает не каждому. Тут замешаны большие бабки. И большой риск. Ты вроде парень башковитый, да и нюх у тебя есть. Продать пакет шмали за неделю, - тут мужик засмеялся, - это тебе не с балкона плюнуть. Да и нравишься ты мне.
      - Что я должен делать?
      Мужик сделал глубокий вдох. Достал из кармана своих штанов мобильник и начал набирать номер. Гоша всеми силами сдерживал себя, чтобы не улыбнуться. Выглядело это и нелепо, и смешно одновременно.
      - Алло? ... Я нашел дилера. ... Хороший парнишка. Из него толк выйдет. ... Да. ... Да. ... На старом месте, - мужик прикрыл микрофон телефона рукой и обратился к Гоше. - Тебя как звать
      - Гоша.
      - Гоша его зовут, - продолжил мужик в телефон. - Хорошо. Отбой.
      Мужик нажал кнопку на мобильнике.
      - Значит так, - перевел он взгляд на Гошу. - Где Дружная знаешь?
      Гоша кивнул.
      - Хорошо. Там есть магазин у самых путей. Придешь туда ровно в десять. Будет стоять Audi A6 темно-синяя. Ты сам не подходи. Стань с левой стороны магазина, там, где дорога кончается, и стой. К тебе подойдут. Понял?
      - Понял, - ответил Гоша.
      - Ну, все. Тогда удачи. Бог даст - свидимся еще. А не свидимся - значит так и надо.
      Гоша кивнул и повернулся к двери. Сам открыл ее и вышел.
      Пройдя несколько домов, перед ним, словно из-под земли, выросли местные.
      - Привет сука? - сказал один из них. - Помнишь меня?
      У говорившего была заклеена переносица.
      - Отстань, - уставшим голосом сказал Гоша. - Я не хочу ничего с вами выяснять.
      - Ты с базара не спрыгивай! Ты мне нос сломал, и за это должен ответить.
      - За что еще? - поинтересовался Гоша.
      Местный потупил взгляд. Попытался подумать. Ничего дельного не придумал, что можно было бы ответить, а потому закричал:
      - ТЫ ТУТ НЕ ВЫЕБЫВАЙСЯ, МРАЗЬ!
      - Тише! Тише. Не кричи. Не на базаре. Чего тебе надо? Я тебе что-то сделал в тот раз?
      - Ты мне нос сломал!
      - Я защищался. Вы же никогда не разговариваете. А ведь можно было все уладить одним лишь разговором. Побеждает тот, кто ушел от драки, а не завязал ее, а в нашей ситуации, я абсолютно уверен, все можно решить мирно. Идем, присядем где-нибудь.
      Сказав это, Гоша поглядел по сторонам в поисках лавки. Ничего подобного он не нашел. Было только старое бревно.
      - Идем, присядем, - повторил он и пошел к бревну.
      Местный поплелся за ним. Вдвоем они сели. Остальная компания не рискнула подходить и медленно рассосалась.
      - Ну? В чем дело? - начал разговор Гоша.
      - Да ни в чем, - помолчав немного, ответил местный. - Просто увидели тебя. Думали деньги есть. Или мобильник. Забрать хотели.
      - Грабежом значит занимаетесь?
      - Да не то чтобы грабежом... - местный достал пачку сигарет и начал закуривать.
      - Денег у меня не было тогда. Мобильника тоже. Ты, в каком классе учишься?
      - В девятом.
      Гоша вынул у местного сигарету изо рта и бросил на снег. Местный ошарашено посмотрел сначала на продолжавшую тлеть сигарету, потом на того, кто ее выбросил.
      - Учиться тебе парень надо. Вся сила в книгах. Будешь много читать - из любого дерьма выберешься. А не будешь - пеняй на себя. Конечно, ты можешь продолжать заниматься тем, чем сейчас занимаешься. Тогда скоро окажешься за решеткой. А там уже сам понимаешь - будешь ездить по кольцевой.
      Гоша встал. Обтянул куртку, и протянул руку местному.
      - Ну, что? Друзья?
      Местный протянул свою ладонь.
      - Друзья, - ответил он.
      Перед тем, как идти на Дружную, Гоша снова заехал домой. Было еще время, чтобы на все плюнуть. Забыть. Найти работу, которую можно было бы потом тихо ненавидеть и собираться ее бросить, но так и не сделать это до самой пенсии... Гоша взглянул на часы. Встал. Оделся. И пошел на Дружную.
      Как и ему велели, он стал с левой стороны магазина. Машину он увидел сразу. Она выделялась на фоне тракторов заляпанных прошлогодней грязью.
      Через несколько минут дверь со стороны водителя открылась, и в сторону Гоши направилась фигура, напоминающая шкаф с ногами человека.
      - Ты Гоша?
      - Я.
      - Пошли, - большой человек кивнул головой в сторону машины, показывая, что Гоше следует идти за ним.
      - Назад садись, - снова заговорил большой человек, когда они были у самой машины.
      С этими словами он открыл заднюю дверь со своей стороны, а сам сел спереди.
      В машине, на переднем пассажирском кресле, сидел еще один человек. По комплекции он мало отличался от того, который сидел за рулем. Голова его была так же обрита, как и у водителя.
      - Меня Игнат зовут.
      От неожиданности Гоша вздрогнул.
      - Гоша, - тихо представился он.
      - Я знаю. Значит так. Будешь работать со мной честно - проблем не будет. Я своих не обижаю. Будешь красть у меня - тебе будет больно. Бодяжить, конечно можешь, но лучше не стоит. Ни мелом, ни сахарной пудрой. Ни, тем более, стиральным порошком. Дерьмо пусть другие толкают. Цены обычные.
      Игнат открыл бардачок и вынул оттуда плотный сверсток, обернутый черном полиэтиленом.
      - На, - передал он его Гоше. - Спрячь под куртку. За первый пакет будешь отдавать по частям. Дальше будешь платить сразу. Не вздумай исчезнуть, не рассчитавшись со мной. Найду - ноги повыдергиваю. О дальнейшем сотрудничестве поговорим потом.
      На вес сверсток был не меньше килограмма.
      - Тебе этого надолго хватит. Деньги будешь платить раз в месяц. Заведи себе мобильный. Но по телефону не болтай о наших с тобой делах. Если солидные клиенты будут звонить заказывать дозняк - только по фене ботай. Если они будут не понимать - посылай их на хуй и клади трубку. Симку смываешь в унитаз. И покупаешь новую. Вот тебе мой номер, - Игнат протянул неровный кусочек тетрадного листика, с коряво написанными цифрами. - Как только у тебя появиться свой - звонишь мне и сообщаешь его. Номер поменялся - мне сообщаешь об этом первому. Вопросы?
      - А чек - это сколько?
      - В одном чеке должно быть не менее одной десятой грамма. Что еще?
      - А можно технические вопросы задать. Для себя. Мне интересно просто.
      Игнат закурил. Потом ответил:
      - Ну, давай. Задавай свои технические вопросы, - он как-то по особенному выделили слово "технические".
      - Героин - это вообще что?
      Игнат повернулся и удивленно посмотрел на Гошу.
      - Как что? - спросил он. - Наркотик.
      - Да нет. Это понятно. Что он вообще из себя представляет?
      - Героин... Герыч... Гера... Герасим... Белый... Героин... героин... Это целый мир! Героин изобрела одна немецкая кампания в конце восьмидесятых годов еще девятнадцатого века. Говорят, что это было что-то вроде лекарства. Для кого только не понятно. Дальше начали повально ширяться белым. И в начале двадцатого века героин запретили.
      - Как получают героин?
      - В незрелой головке мака содержится млечный сок. Он затвердевает на воздухе. Это опий-сырец. В нем содержится около двадцати-двадцати пяти алкалоидов. Это приблизительно четверть всей массы сырца. Для героина нужен только алколоид морфина. Для получения примерно девяноста граммы белого нужно приблизительно полтора килограммы сырца. Берется стеклянная посудина. Измельчается сырец. Триста грамм тщательно смачивается теплой водой и растирается с содой. Потом все это закидывается в колбу и заливается керосином. Где-то пол литра. Больше не надо. Закупоривается все это дело пробкой, а через минут десять пройдет химическая реакция. В школе учился?
      - Учился, - ответил Гоша.
      - Ну, вот. Должен знать значит... После этого при помощи фильтров очень медленно отгоняется керосин из сосуда. Оставшийся сырец заливается водой до отметки триста пятьдесят миллилитров. Горячей, но не кипятком. Обычно доводиться до градусов семидесяти. Все это перемешивается, а потом настаивается. Все ненужное останется на дне. Потом снова все отгоняется через фильтр. Все это напоминает перегонку самогона, - засмеялся Игнат. Проводится еще одна операция при помощи водяной бани. На этот раз удаляются пары легколетучих алкалоидов. В кастрюльке закрепляется колба с полученным раствором. Заливается туда вода и ставится на огонь. Затем раствор охлаждается.
      Игнат замолчал.
      - И все? Этот порошок и есть героин? - спросил Гоша.
      - Нет. Это только первый этап. Тебе не надоело?
      - Нет.
      - Ну, ладно. Тогда слушай. Помимо полученного порошка еще нужно четыреста миллилитров уксусного ангидрида, тысяча миллилитров аммиака, девятьсот миллилитров стопроцентного спирта, активированный уголь. Морфин размельчается до состояния порошка. Засыпается обратно в колбу. Заливается двести миллилитров уксусного ангидрида. Тщательно все перемешивается. Потом опять используется водяная баня. Все доводится до кипения. И кипятить в течении восьми часов. Раствор охлаждается. Далее заливается пятьсот миллилитров аммиака. Через сорок минут выпадает осадок. Это уже кое-что, но еще не тот героин, которым можно было бы вмазаться. Порошок заливается спиртом, добавляется активированный уголь и кипятится где-то шесть минут. Охлаждается. Отгоняется спирт. Высушивается. Героин готов.
      - Ничего себе, - восхищенно сказал Гоша.
      - Теперь ясно чего белый так дорого стоит? - усмехнулся Игнат. - Или ты думал тут все проще?
      - Да, нет. Я, конечно, предполагал что-то подобное. Но, чтоб на столько...
      - Да. Процесс тяжелый. Ладно. Иди, давай.
      - А можно последний вопрос задать?
      - Ты только, что уже один задал. Спрашивай.
      - Я слышал, что героин оседает на костях.
      - Ну?
      - И иногда патологоанатомы, если к ним попадает торчок, извлекают, так сказать, скелет и соскребают розовый налет. А тело потом уничтожают.
      - Да. Такие случаи не редкость. Только героин там не чистый. И толкают его лохам каким-нибудь. Например, деткам богатеньких родителей. Мы такой херней не занимаемся. У нас все серьезно.
      - А тело?
      - Какое тело? - переспросил Игнат.
      - Ну, наркомана этого? Что они потом говорят родителям.
      - Говорят, что не было такого. Да и, как правило, никто не ищет наркомана. После того, как человек садиться на иглу - он практически сразу умирает для других. Считанные люди пытаются хоть как-то лечить своих близких, для которых они сами уже навсегда перестали быть близкими.
      Как только Гоша закрыл дверцу машины, водитель резко сдал назад. И меньше чем через минуту Audi исчезла за поворотом.
      Идя домой, Гоша задержался у круглосуточной киоска с вывеской "Книги и журналы в дорогу". Он купил себе карманную книжку Виктора Пелевина "Желтая стрела", на обложке которой был нарисован желтый поезд.
      Дома, первым делом, Гоша убрал героин в стол. Разделся и пошел в ванну.
      "Может быть, я и сам кажусь кому-то такой же точно желтой стрелой, упавшей на скатерть. А жизнь - это просто грязное стекло, сквозь которое я лечу. И вот я падаю, падаю, уже черт знает сколько лет падаю на стол перед тарелкой, а кто-то глядит в меню и ждет завтрака..." - прочитал Гоша, сидя в еще не наполненной ванне.
      После трехчасовой ванны он постелил чистую постель, чего не делал с тех самых пор, как стал жить один. На самом деле Гоша обожал запах свежевыстиранного белья. Это запах из чужого детства. Запах свежести и женской невинности.
      "Он повернулся и пошел прочь. Он не особо думал о том, куда идет, но вскоре под его ногами оказалась асфальтовая дорога, пересекающая поле, а в небе у горизонта появилась светлая полоса. Громыхание колес за спиной постепенно стихла, и вскоре он стал ясно слышать то, чего не слышал никогда раньше: сухой стрекот в траве, шум ветра и тихий звук собственных шагов."
      Закрыв книгу, Гоша не спал еще очень долго. Коротенькая повесть подарила ему впечатления до самого утра.
      [8]
      Встав рано утром, Саша сел за стол, достал из нижнего ящика стола белые листы бумаги. Взял ручку и написал вверху листа.
      "Последнее письмо"
      Встал со стула. Подошел к окну. Одинаково одетые мужчины и женщины чистили снег лопатами.
      Саша вернулся за стол и начал быстро покрывать белую гладь бумаги мелкими буквами.
      "А шоколад? Ты помнишь, как мы ели с тобой шоколад? Не помнишь? Ах, какая жалость...Ну, ничего. Не расстраивайся. Ну, не расстраивайся, пожалуйста. Я тебе напомню. Не плачь! Перестань плакать. Немедленно перестань! Не три глаза! Я же тебе сказала, что расскажу.
      Мы отламывали по маленькому кусочку и отправляли его в рот. Но не жевали. Нет! Ни в коем случае нельзя было его жевать. Я не понимаю тех, кто жует шоколад и шоколадные конфеты. Шоколадку надо класть в рот и тихо ждать, пока она растает. Лучше всего закрыть глаза. Так больше почувствуешь радости. Мы нежно прижимали язык к небу, и уже растаявший шоколад растекался по всему рту. Но я не запачкала свое розовое платье. Ты же знаешь, какая я иногда бываю неряшливая? И только, когда шоколад совсем таял, его можно было глотать.
      Вот так вот, моя милая кукла.
      Что-что?
      Ты спрашиваешь, что мы делали с остальным шоколадом? Ну, как же ты могла забыть? Мы прятали его в дальнем углу верхнего ящика папиного письменного стола, чтобы никто не мог найти наш шоколад.
      А печенье! Какое вкусное было печенье! То, с корицей. Помнишь? Я знала, что ты вспомнишь печенье с корицей!
      А помнишь того рыжего мальчишку?
      У него еще были штанишки в зеленую клетку и коричневый шнурок, вплетенный в воротник голубенькой рубашки.
      Странный был мальчишка. Не играл ни с кем. Сидел один в углу и что-то строил из конструктора. А потом приходили другие мальчишки и рушили все, что он сделал. А он не плакал. Он же мужчина! Настоящий такой мужчина. Он молча смотрел на то, как ломали его город. А когда они уходили, отстраивал его заново.
      А на улице? Он же и там ни с кем не играл. Станет у забора, и смотрит куда-то вдаль. А когда летел самолет, и все бежали за ним с криками "Самолет!!!", он один не бежал. Посмотрит в небо. Проводит взглядом железную птицу. Но не бежит.
      Никто его не понимал. Только я понимала.
      Ты не помнишь, как его звали? И я не помню... Какая же память стала плохая. Старею. Я ведь совсем уже старая, моя милая кукла. Мне целых шесть лет!
      Обязательно найду его, когда совсем вырасту. Почему-то мне кажется, что встретимся мы с ним, когда нам будет по шестнадцать лет, чтобы уже никогда не расставаться. Правильно? Ты тоже так думаешь, что так и будет? Ну, вот и хорошо."
      - Что делаешь? - проснувшись, Анфиса чмокнула Сашу в щеку.
      - Да, так. Пытаюсь писать. Чего ты так рано встала?
      - Дай почитать, что уже написал.
      - Да я не знаю. У меня не очень-то получается, - начал, было, Саша, но Анфиса уже взяла в руки исписанный лист.
      - Последнее письмо, - вслух прочитала она.
      - Анфиса, отдай, - попросил Саша.
      - Сейчас прочитаю и отдам, - читая, ответила Анфиса, одновременно доставая из холодильника плавленый сырок.
      Кроме трусиков и облегающей майки без рукавов на ней ничего не было. Саша захотел ее. Такое с ним было второй раз в жизни. Да и то, первый раз просто из интереса. Он был ребенком, и не знал, что мужчин тоже можно любить и хотеть. А сейчас ему по-настоящему захотелось овладеть девушкой, которая была его лучшим другом с самого детства.
      - Здорово! - заключила Анфиса, кладя листик обратно на стол перед Сашей. Ее слова вывели его из состояния влюбленного транса.
      Это была любовь. Гея и девушки. Раньше эта любовь была как к единственному оставшемуся родному человеку, а теперь он любил ее как женщину. И понял это именно в это утро.
      Сексологи называют это "бисексуальностью" - наличие полового влечения к лицам обоего пола.
      - Ладно. Мне пора. Я буду поздно, - вдруг сказала Анфиса, выходя из комнаты.
      - К-к-куда ты идешь? - подскочил Саша со своего места.
      Анфиса посмотрела на него с удивлением.
      - Будда, - сказала она. - Что с тобой?
      - Я... Я не знаю, - Саша опустил глаза в пол.
      Анфиса взяла его лицо в свои руки.
      - Ты влюбился? - Тихо спросила она.
      Саша посмотрел на нее. Сказать или нет?
      - Ты влюбился. Я же вижу. Кто он? - Анфиса искренне улыбнулась.
      - Она, - тихо поправил Саша.
      - Она?! - Анфиса снова удивилась. - Я не ослышалась?
      - Нет. Не ослышалась.
      Это только в книгах герои знают, что нужно говорить в такие моменты.
      - Я даже не знаю, что сказать, - вымолвила она.
      - А ты ничего не говори. Ладно? - все так же тихо попросил Саша.
      - Хорошо, - ответила Анфиса, и отпустила его лицо. - Я пойду тогда?
      Саша кивнул, и Анфиса вышла. Он слышал, как она одевалась, громко хлопая дверцами шкафа. Потом щелкнул замок входной двери, и стало тихо. Саша позволил себе пошевелиться. Он медленно вернулся к столу. Сел на стул. Перевернул исписанный лист, и записал только что сочиненное стихотворение:
      Вот и выпал белый снег.
      А ее тут рядом нет.
      Я надеюсь, что она
      Еще помнит про меня.
      На лице моем снежинка.
      Потекла слезой она.
      Я не знаю,
      Куда ушла она.
      Но она вернется, я надеюсь.
      Подойдет тогда ко мне.
      Мы обнимемся, и время
      Потечет, как в детском сне.
      Это было первое стихотворение, которое написал Саша в своей жизни. Он перечитал его и грустно улыбнулся. Ему показалось комичным, что, не смотря на годы его гомосексуальных пристрастий, первое стихотворение было о любви к девушке.
      Улыбнувшись еще раз, Саша взял другой лист бумаги, и стал писать.
      [9]
      Героин продавался легко и быстро. Гоша перестал экономить на еде. Он мог позволить себе многое, что не позволял раньше.
      Первым делом он купил мобильный телефон. И как ему велели, сразу же позвонил Игнату.
      - Алле?
      - Это Гоша.
      - Кто? А! Гоша. Помню-помню. Вижу, дела идут? Это хорошо. Работай. Если что, ну, там деньги захочешь вернуть, или нужно будет чего - звони.
      - Хорошо, - ответил Гоша.
      - Ну, вот и молодец. Все. Отбой.
      Телефон сам отключился. На экране появились часы, с тикающей стрелкой. Гоша еще не успел привыкнуть, что телефон не надо отключать самостоятельно, если на другом конце повесили трубку.
      Он прекрасно понимал, что если он не захочет возвращать деньги, то его найдут очень быстро. А "если, что будет нужно", то тут имелось в виду, не что иное, как героин.
      Надо было что-нибудь купить. Что-нибудь, чего давно хотелось. Долго думать не пришлось. Напротив салона сотовой связи, через дорогу, был магазин, рекламные щиты которого были развешаны по всем Минску. Гоше особенно нравился один из них, что висел на проспекте, недалеко от его дома. На нем был изображен парень со смазливым личиком в черный костюме, черной шелковой рубашке, а на шею был повязан узкий галстук. Проходя мимо, Гоша часто представлял, как бы он выглядел в этом костюме. Однажды он даже зашел в этот магазин и померил черную рубашку, брюки и пиджак. А миленькая девушка, работавшая в магазине, повязала ему галстук. Тогда купить он его не мог. Теперь был другой день, другой час, да и деньги приятно оттягивали карман.