Мальвина Бретонская

Кузен Кристофер привяжется к Мальвине, словно какая-нибудь курица-наседка к осиротевшему утенку. Фея, обнаруженная уснувшей подле одного из древних менгиров Бретани. Единственным страхом у него будет - не забрали бы ее прежде, чем он успеет написать о ней статью. Он должен уже вернуться из Оксфорда и быть у себя в коттедже. Названия деревни командир Раффлтон вспомнить не мог. Само вспомнится. Она лежит к северо-западу от Ньюбери. Пересечь равнину Солсбери и держать курс прямо на башню Магдалины. Известняковые холмы Даунс заканчиваются чуть ли не у самых ворот сада. Есть там и ровный зеленый луг почти в полмили длиной. Командиру Раффлтону показалось, будто кузен Кристофер был сотворен и бережно сохранялся Провидением специально для этого случая.
      Он уже больше не был зачарованным луной юношей минувшей ночи, над которым могли потешаться, как им заблагорассудится, фантазия и воображение. Эту его часть бодрящий, свежий утренний воздух загнал назад в свою каморку. Он был командир Раффлтон - энергичный и бдительный молодой инженер, сохраняющий полную власть над своим рассудком. Помнить в данный момент нужно это. Опустившись на уединенный участок берега, он вновь принялся беспокоить Мальвину извлечением банок. Он ожидал, что посреди бела дня пассажирка его окажется симпатичной девчушкой с детской внешностью, немного растрепанной, и, возможно, с оттенком синевы вокруг носа - естественным результатом трехчасового полета со скоростью пятидесяти миль [- 83-93км] в час. Вздрогнув от возврата первоначальных ощущений, когда она впервые ожила под его поцелуем, он застыл в нескольких футах от девушки, не в силах отвести от нее глаз. Минула и ночь, и тишина. Она стояла лицом к солнечному свету, в одеянии из плаща "барберри", на полдюжины размеров великого для нее. Сзади нее шли ряды купальных кабинок, а за ними - снова газгольдер. В полумиле от них с шумом перескакивал с пути на путь товарняк.
      Но ее по-прежнему окружал ореол; что-то, не поддающееся описанию, но вполне ощутимое - что-то, откуда она смотрела на тебя, словно из иного мира.
      Он взял поданную ею руку, и она легко выскочила из машины. Растрепанной она не была нисколько. Казалось, будто воздух и есть ее родная стихия. Она осмотрелась с интересом, но без любопытства. Первая ее мысль была о машине.
      - Бедняжка! - сказала она. - Устал, наверно.
      К нему вернулся слабый трепет страха, охвативший его, когда под тенью менгира он наблюдал раскрытие ее глаз. Ощущение не было неприятным. Скорее оно придавало их отношениям пикантности. Но оно было отчетливо реальным. Она наблюдала за кормежкой чудовища; затем он снова подошел и встал рядом с ней на желтом песке.
      - Англия! - пояснил он, взмахнув рукой. У нее, пожалуй, создалось впечатление, будто земля эта принадлежит ему. Она величаво повторила название. И почему-то, пав с ее губ, оно нарисовало в воображении командира Раффлтона землю чудес и романтики.
      - Я слышала о ней, - добавила она. - Думаю, она мне понравится.
      Он выразил надежду, что да. По этому поводу он сохранял мертвецкую серьезность. Вообще говоря, чувство юмора у него было; но в тот момент оно, похоже, его покинуло. Он сказал ей, что собирается оставить ее под опекой одного мудрого и ученого человека по имени "Кузен Кристофер"; описание его несомненно навело Мальвину на мысль о дружественно настроенном волшебнике. Самому ему придется ненадолго отлучиться, но затем он вернется.
      Для Мальвины это, казалось, не имело значения - такие мелкие подробности. Было очевидно, - мысль у нее в голове - что он для нее предначертан. Хозяином или слугой - определить было не так легко: скорее всего - и тем и другим, с предпочтением ко второму.
      Он опять упомянул, что не задержится дольше, чем в том будет нужда. В повторении не было необходимости. Она в этом не сомневалась.
      Уэймут со своими купальными кабинками и газгольдером растаял вдали. Когда они пролетали над лесом Нью-Форест, то поохотиться выехал король Руфус, а взглянув вниз на равнину Солсбери, они увидели машущих руками эльфов и заливающихся смехом фей. Позже они услышали звон наковальни, говоривший о близости пещеры Вейланда-кузнеца; а потом аккуратненько спланировали без единого толчка и дребезга к самым воротам сада кузена Кристофера.
      Где-то на Даунс насвистывал мальчишка-подпасок, а в долине пахарь только что впряг свою упряжку; но деревню скрывали от них изгибы холмов, и в поле зрения не было ни единой живой души. Он помог Мальвине выйти, и, оставив ее сидеть на упавшем суку под деревом с грецкими орехами, осторожно прошел к дому. В саду он застал маленькую горничную. Та выбежала из дома, услышав звук пропеллера, и теперь таращила глаза на небо, так что и не видела его, пока он не положил ей руку на плечо, а тогда, к счастью, до того перепугалась, что не закричала. Он дал ей торопливые указания. Нужно постучать в дверь к Профессору и сказать, что здесь его кузен командир Раффлтон, и не спустится ли Профессор тотчас же сюда в сад один? Командиру Раффлтону не хотелось бы заходить в дом. Не выйдет ли Профессор тотчас же и не поговорит ли с командиром Раффлтоном в саду?
      Она ушла назад в дом, повторяя все это про себя, немного испуганная.
      - Господи боже мой! - проговорил из-под одеял кузен Кристофер. - Он не ранен?
      Маленькая горничная сквозь приоткрытую дверь выразила мнение, что нет. По крайней мере, с виду не похоже. Но не будет ли Профессор так любезен выйти тотчас же? Командир Раффлтон ожидает его - в саду.
      И вот кузен Кристофер, в спальных тапочках, без носков, в горчичного цвета халате и с черной ермолкой на голове - ни дать ни взять добрый волшебник из сказки - торопливой рысцой просеменил вниз по лестнице, а затем через сад, бормоча что-то про "безрассудство и мальчишество" и что он "так и знал, что это случится"; и с большим облегчением увидел идущего ему навстречу юного Артура Раффлтона - по всей видимости, в добром духе и здравии. И тогда стал недоумевать: а какого же черта его всполошили из постели в шесть утра, ежели ничего не случилось.
      Но что-то явно случилось. Перед тем, как заговорить, Артур Раффлтон осторожно осмотрелся с видом, наводившим на мысль о тайне, если не о преступлении; и все так же не говоря ни слова, взяв кузена Кристофера за руку, повел его в дальний конец сада. И там, на упавшем суку под ореховым деревом, кузен Кристофер увидел плащ цвета хаки, в котором на вид ничего не было, но который при их приближении поднялся.
      Но не очень высоко. К ним была обращена спина плаща. Воротник стоял против линии горизонта. Но головы не было. Стоя прямо, плащ развернулся, и кузен Кристофер увидел выглядывающее из складок лицо ребенка. Потом, присмотревшись, увидел, что это не ребенок. А потом сам не мог понять, кто это; так что, внезапно остановившись перед плащом, кузен Кристофер уставился круглыми, широко раскрытыми глазами сначала на лицо, а затем на командира авиазвена Раффлтона.
      Командир авиазвена Раффлтон обратился к Мальвине.
      - Познакомьтесь, - сказал он, - это - профессор Литтлчерри, мой кузен Кристофер, о котором я тебе рассказывал.
      Очевидно, Мальвина считала Профессора лицом значительным. Намерением ее было сделать реверанс - процедуру, которая, будучи затруднена волочащимися ярдами цепляющегося за нее плаща, могла оказаться - промелькнуло в голове у Профессора - не только трудной, но и опасной.
      - Позвольте, - сказал Профессор.
      В мыслях у него было помочь Мальвине снять с себя плащ командира Раффлтона, и Мальвина готовилась посодействовать ему в этом. Командир Раффлтон подоспел вовремя.
      - Не думаю, - сказал командир Раффлтон. - Если ты не возражаешь, то я считаю, что лучше предоставить это миссис Малдун.
      Профессор отпустил плащ. Мальвина казалась слегка разочарованной. Предположительно, она не без основания расчитывала произвести лучшее впечатление без него. Но принимать с улыбкой все меры, направленные ей во благо, было, видимо, одной из ее чар.
      - Быть может, - предложил командир Раффлтон Мальвине, перезастегивая несколько из самых важных пуговиц, - если ты не против объяснить про себя моему кузену Кристоферу без экивоков: кто ты такая и как тебя зовут, - то ты бы сделала это намного лучше, чем я. (Про себя командир Раффлтон подумал: "Если милому чудаку расскажу обо всем я, то он решит, что я его разыгрываю. У нее это получится совсем иначе.") Ты ведь не против?
      У Мальвины не было ни малейших возражений. Она довершила реверанс, или вернее, выглядело так, словно реверанс сделал плащ - причем довольно грациозно и с достоинством, какого от него не ожидалось.
      - Я фея Мальвина, - разъяснила она Профессору. - Вы, возможно, слышали обо мне. Я была фавориткой Гарбундии - Королевы Белых Дам Бретани. Но это было давно.
      Добрый волшебник смотрел на нее в упор парой круглых глаз, в которых, несмотря на изумление, было написано дружелюбие и понимание. Возможно, это и побудило Мальвину завершить признание в своей печальной и краткой истории.
      - Это было, когда Ирландией правил король Херемон, - продолжала она. Я совершила один очень глупый и злой проступок и была наказана за него изгнанием из общества своих соплеменников. С той поры... - Плащ сделал миниатюрнейший из жалких жестов. - ... я странствую одна.
      Им обоим это должно было показаться просто смехотворным; сказать такое на земле Англии в одна тысяча девятьсот четырнадцатом году сметливому молодому офицеру инженерных войск и пожилому оксфордскому профессору. По ту сторону дороги отворял двери в гараж работник доктора; через деревню с шумом громыхала телега с молоком, слегка припаздывая к лондонскому поезду; через сад долетел слабый аромат яичницы с беконом, впитав по пути примесь благоуханья лаванды и гвоздик. У командира Раффлтона могла быть уважительная причина. По ходу повествования делались попытки прояснить этот момент. Но Профессор! Он должен был либо разразиться гомерическим хохотом, либо укоризненно покачать головой и предостеречь ее о том, куда попадают маленькие девочки, которые так себя ведут.
      Вместо этого он перевел пристальный взгляд с командира Раффлтона на Мальвину, а с Мальвины назад на командира Раффлтона, и глаза у него стали такими изумительно круглыми, точно их нарисовали циркулем.
      - Благослови господь мою душу! - сказал Профессор. - Так ведь это же совершенно необычайно!
      - Был такой король - Херемон Ирландский? - полюбопытствовал командир Раффлтон. Профессор являлся известным авторитетом по этим вопросам.
      - Был, конечно, король Херемон Ирландский,- ответил Профессор довольно запальчиво, как если бы Командиру вздумалось узнать: а был ли на свете такой Юлий Цезарь или Наполеон. - Была и королева Гарбундия. О Мальвине всегда говорится в связи с ней.
      - Что она натворила? - полюбопытствовал командир Раффлтон.
      Казалось, они оба забыли о присутствии Мальвины.
      - Сейчас не помню, - признался профессор. - Нужно посмотреть. Что-то, если я верно припоминаю, связанное с дочерью короля Данкрата. Основатель норманской династии. Вильгельм-Завоеватель да вся эта шайка-лейка. Боже всемилостивый!
      - Ты не станешь возражать, если она погостит у тебя немного, покуда я все улажу, - предложил командир Раффлтон. - Я бы был ужасно обязан, если б ты согласился.
      Каким мог стать ответ Профессора, будь ему предоставлена возможность воспользоваться тем запасом ума, каким он обладал, сказать невозможно. Конечно, он был заинтересован - взволнован, если хотите. Фольклор, легенды, обычаи - это были увлечения всей его жизни. Кроме всего прочего вот он, по крайней мере, родственный дух. Знала, похоже, то и другое. Где она об этом разузнала? Уж нет ли каких-то источников, не известных Профессору?
      Но взять ее к себе! Поселить в единственной свободной спальне. Представить - как кого? - обществу английской деревни. Новым людям из "Мэнор-Хауса". Члену парламента с невинной молоденькой женой, поселившимся на лето у викария. Академику Доусону и Калторпам!
      Он мог бы, сочти он это стоящим своих хлопот, найти какую-нибудь почтенную французскую семью и поселить ее там. Был один человек, которого он уже много лет знал по Оксфорду, - столяр-краснодеревщик; жена предостойнейшая женщина. Сам он мог бы время от времени ходить туда с блокнотиком в кармане и брать у нее интервью.
      Предоставленный самому себе, он мог бы поступить как здравомыслящий и рациональный гражданин; а быть может, и нет. Имеются данные и в поддержку последней возможности. Вопрос не однозначен. Но что касается этого отдельно взятого случая в его карьере, вина с него должна быть полностью снята. Решение было выхвачено у него из рук.
      Мальвине при первой посадке в Англии командир Раффлтон объявил о намерении оставить ее на временное попечение мудрого и ученого Кристофера. И для Мальвины, смотревшей на командира как на дар богов, это решило все дело. Мудрый и ученый Кристофер, вне всякого сомнения, знал о ее прибытии. Вполне вероятно, что это он - по наущению богов - и устроил весь такой ход событий. Ей оставалось лишь отплатить ему благодарностью. Она не стала дожидаться ответа Профессора. Плащ немного мешал ей, но с другой стороны, привнес, пожалуй, собственный трогательный штрих. Взяв руку мудрого и ученого Кристофера в обе своих, она стала на колени и поцеловала ее.
      И на своем причудливом архаичном французском, который Профессору позволили понять многие часы, проведенные в корпении над "Хрониками" Фруассара...
      - Благодарю вас, - сказала она, - за вашу изысканную любезность и гостеприимство.
      Таинственным образом все вдруг преисполнилось значением исторического события. У Профессора внезапно сложилось впечатление - и по сути, так его полностью и не оставило, покуда у него гостила Мальвина, - будто он великая и могущественная персона. Августейшая сестра его, по совпадению, (хотя в высшей политике такие моменты значения, разумеется, не имеют) самое умопомрачительно красивое создание, какое только попадалось ему на глаза, - милостиво согласилась воспользоваться его гостеприимством. Профессор с поклоном, какой мог бы быть позаимствован при дворе короля Рене, выразил свое понимание оказанной ему чести. Что еще мог сделать уважающий себя самодержец? Инцидент был исчерпан.
      Командир авиазвена Раффлтон не предпринял ничего в направлении его "восполнения". Наоборот, именно этим моментом он воспользовался, дабы разъяснить Профессору, как абсолютно необходимо ему, не теряя больше ни единого мгновения, отбыть в Фарнборо. Командир Раффлтон добавил, что "заскочит к ним обоим" в первый же день, как удастся вырваться; и выразил уверенность, что если Профессор убедит Мальвину говорить помедленнее, то вскоре найдет ее французский легким для понимания.
      Профессор догадался спросить у командира Раффлтона, где тот нашел Мальвину... то есть, если он сам, конечно, помнит. А также: что он собирается с ней делать... то есть, если он сам знает. Командир Раффлтон, выразив сожаление по поводу безотлагательности спешки, разъяснил, что обнаружил Мальвину спящей у менгира в окрестностях Юльгоа в Бретани и опасается, что разбудил ее. По дальнейшим деталям не будет ли Профессор столь любезен обратиться к самой Мальвине? Что до него, то он уверен, что никогда, никогда так и не сможет полностью отблагодарить профессора.
      В заключение, не оставляя возможности для продолжения дискуссии, Командир с большим энтузиазмом потряс кузену Кристоферу руку; а затем повернулся к Мальвине. Она не двигалась, но глаза ее не отрываясь смотрели на него. Он медленно подошел к ней. И, не говоря ни слова, поцеловал прямо в губы.
      - Ты уже дважды поцеловал меня, - сказала Мальвина, и в уголках рта ее заиграла загадочная улыбка. - В третий раз я стану женщиной.
      IV. Как это укрылось от миссис Арлингтон
      Что удивляло самого профессора при размышлениях об этом: наедине с Мальвиной и несмотря на все обстоятельства дела, он не чувствовал ни смущения, ни замешательства. Дело было так, - если говорить о них двоих, словно все было очень просто - почти смешно. Беспокоиться предстояло остальным.
      По саду маячила маленькая горничная. Очевидно, ее распирало любопытство и она старалась хоть одним глазком подсмотреть. Из кухни доносился голос зовущей ее миссис Малдун. Оставался еще вопрос с одеждой.
      - Вы ничего не привезли с собой? - осведомился Профессор. - В смысле, что-нибудь вроде платья.
      Мальвина улыбнулась и сделала небольшой жест. Он означал, что всё, что было ей и ее, стояло перед ним.
      - Придется подыскать вам что-нибудь, - сказал Профессор, - в чем бы вы смогли ходить в...
      Профессор намеревался сказать: "в нашем мире", - но заколебался, не будучи полностью уверен в тот момент, к какому из них принадлежит он сам: миру Мальвины или миру миссис Малдун. Поэтому он сказал просто: "в мире". Еще один жест сообщил ему, что Мальвина полностью в его руках.
      - А в чем вы на самом деле? - спросил Профессор. - То есть - под плащом. Это не подойдет - на день-два?
      Командир Раффлтон по каким-то своим причинам, совершенно не ясным Мальвине, запретил ей снимать плащ. Но он ничего не говорил о том, чтобы его расстегнуть. И вместо ответа Мальвина расстегнула его.
      После чего Профессор, к удивлению Мальвины, поступил точно так же, как до этого - командир Раффлтон. То есть, он поспешно перезастегнул плащ, вернув пуговицы в свои петли.
      В Мальвину, пожалуй, вселился страх, что ей никогда уж не суждено больше избавиться от плаща командира Раффлтона.
      - Интересно, - задумался Профессор, - а никто из деревни...
      На глаза профессору попалась маленькая горничная, порхавшая среди кустов крыжовника: она притворялась, будто собирает ягоды.
      - Посоветуемся с моей кастеляншей - миссис Малдун, - предложил Профессор. - Я думаю, мы справимся.
      Профессор подал Мальвине руку. Другой рукой она подобрала полы плаща командира.
      - Думаю, - сказал Профессор в приливе внезапного вдохновения, пока они проходили через сад, - думаю, что миссис Малдун я объясню, будто вы только что с бала-маскарада.
      Миссис Малдун они нашли на кухне. Менее убедительную историю, чем та, какой Профессор намеревался разъяснить миссис Малдун все "как" и "почему" о Мальвине, невозможно было себе представить. Миссис Малдун, по-видимому, чисто по доброте своей прервала его.
      - Не буду я вам никаких вопросов задавать, - сказала миссис Малдун, чтоб вам душу свою бессмертную опасности подвергать не пришлось. Ежели вы слегка о своем виде позаботитесь, а девчушку предоставите нам с Друзиллой, то мы сумеем сделать ее чуток поприличней.
      Намек на собственный вид обескуражил Профессора. Он не предвидел, второпях набрасывая на себя халат и влезая в тапочки, и даже не подумав натянуть на ноги носки, что его ожидает встреча с первой придворной дамой королевы Гарбундии. Потребовав немедленно принести ему воды для бритья, он ретировался в ванную комнату.
      В самый разгар бритья в дверь постучала миссис Малдун и потребовала разговора с ним. По тону ее Профессор пришел к выводу, что в доме разразился пожар. Он открыл ей, и миссис Малдун, найдя его в приличном виде, проскользнула внутрь и закрыла за собой дверь.
      - Вы где ее нашли? Как она сюда попала? - засыпала его вопросами миссис Малдун.
      Ни разу до сей поры не видал Профессор миссис Малдун иначе как миролюбивой, добродушной особой. Сейчас ее с головы до ног бил озноб.
      - Я же сказал вам, - начал объяснять Профессор. - Молодой Артур...
      - Я не спрашиваю о том, что' вы мне сказали, - перебила его миссис Малдун. - Я прошу правды, если вы ее знаете.
      Профессор подал миссис Малдун стул, и миссис Малдун плюхнулась на него.
      - В чем дело? - потребовал ответа Профессор. - Что случилось?
      Миссис Малдун огляделась вокруг, и голос ее перешел в истерический шепот.
      - Вы не смертную женщину привели к себе в дом, - сказала миссис Малдун. - Это - фея.
      Верил ли до сего момента сам Профессор рассказу Мальвины, или же в глубине души у него с самого начала брезжило врожденное убеждение, что всё это - абсурд, не может сказать теперь и сам Профессор. Перед лицом у Профессора лежал Оксфорд: политэкономия, высший критицизм, подъем и прогресс рационализма. За спиной у него, тая в тусклом горизонте человечества, простиралась не нанесенная на карту земля, где сорок лет он любил бродить: населенный духами край захороненных тайн, затерявшихся тропинок, ведущих к сокрытым воротам знаний.
      И на это шаткое равновесие обрушилась сейчас миссис Малдун.
      - С чего вы взяли? - потребовал ответа профессор.
      - Вот еще - мне ли не знать этой метки, - ответила миссис Малдун чуть ли не с презрением. - Не у моей ли родной сестры в самый день рождения был похищен ребенок, а на его место...
      В дверь легонько постучала маленькая горничная.
      С мадемуазель - "всё". Что с ней делать теперь?
      - И не просите меня, - запротестовала миссис Малдун все тем же запуганным шепотом. - Не могу я этого. Хоть бы все святые угодники на колени передо мной встали.
      Аргументы здравого смысла на миссис Малдун не подействовали бы. Профессор чувствовал это - да у него и не было их под рукой. Он отдал сквозь дверь распоряжение отвести "мадемуазель" в столовую и прислушивался, пока шаги Друзиллы не замерли в отдалении.
      - Вы слыхали когда-нибудь про Белых Дам? - прошептал Профессор.
      По части фей и эльфов было, пожалуй, не много такого, о чем миссис Малдун не слышала бы и во что бы не верила. Уверен ли Профессор?
      Профессор дал миссис Малдун слово чести джентльмена. "Белые Дамы", как, безусловно, знала миссис Малдун, принадлежат к числу "добрых". При условии, что никто ее не обидит, бояться нечего.
      - Да уж я-то наверняка ей дорогу не перейду, - сказала миссис Малдун.
      - Она недолго у нас прогостит, - добавил Профессор. - Мы просто будем с ней вежливы.
      - Лицо-то у ней доброе, - согласилась миссис Малдун, - и обхожденье приятное.
      Дух у этой хорошей женщины заметно поднимался. Расположением "Белой Дамы", возможно, стоило и заручиться.
      - Нужно сделать ее нашим другом, - ухватился Профессор за эту возможность.
      - И запомните, - прошептал Профессор, раскрывая дверь, чтобы дать выскользнуть миссис Малдун, - никому ни слова. Она не хочет, чтобы об этом стало известно.
      Можно оставаться уверенным: миссис Малдун покинула ванную с убеждением, что, насколько это зависит от нее, ни тени подозрения, будто Мальвина кто-то иной, чем та, кем она выглядит в праздничном платье Друзиллы, в деревню не проникнет. Платьице было приятное, этакое летнее по характеру, с короткими рукавами и свободное в шее, и в любом смысле шло Мальвине гораздо лучше, чем самые изысканные наряды. Ботинки таким успехом не пользовались. Мальвина решила эту проблему, оставляя их дома вместе с носками всякий раз, как выходила из дому. Что это плохо, она понимала: это доказывали ее неизменные попытки их упрятать. Их находили в самых неожиданных местах: запрятанными за книгами в кабинете Профессора, засунутыми в пустые банки из-под чая в кладовке миссис Малдун. Миссис Малдун невозможно было убедить даже извлечь их. Банка со всем своим содержимым молча выставлялась Профессору на стол. Мальвину по возвращении ждала встреча с парой строгих, неумолимых ботинок. Уголки рта феи опускались линиями, наводящими на мысль о раскаянии и виноватости.
      Прояви Профессор твердость, она бы уступила. Но с черных обвинителей-ботинок Профессор не мог удержаться, чтобы не перевести взгляд на обвиняемые белые ступни, и тотчас же в сердце становился ее "адвокатом". Надо будет купить пару сандалий в следующий раз, как поедет в Оксфорд. В любом случае - что-нибудь поизящнее этих мрачных, бескомпромиссных ботинок.
      К тому же, Мальвина и нечасто отваживалась покидать пределы сада. По крайней мере, днем, - наверно, следует сказать: в ту часть дня, когда деревня была на ногах. Потому что Мальвина, похоже, была из пташек ранних. Приблизительно в самый глухой час ночи, как считается у всякого христианина, миссис Малдун - и бодрствовавшая, и спавшая в ту пору в состоянии сильного нервного напряжения - вдруг слышала звук тихо отворяемой двери; выглянув из-за приподнятого уголка занавески, она успевала заметить порхание одежд, которые словно таяли в предрассветных сумерках; слышала все слабее и слабее долетающий с нагорья неизвестный напев, сливающийся с ответными голосами птиц.
      На нагорье-то, между рассветом и восходом солнца, Мальвина и познакомилась с двойняшками Арлингтон.
      Они, конечно, должны были лежать в постели - все трое, если уж на то пошло. Двойняшкам послужил оправданием их дядя Джордж. Он рассказал им про Аффингтонское привидение и пещеру Вейланда-кузнеца, а на день рождения подарил "Пак". Им всегда на день рожденья дарили подарки на двоих - иначе они их и взгляда не удостаивали. В 10 часов они удалились каждый к себе в спальню и принялись по очереди дежурить. При первом же проблеске рассвета следившая из своего окна Виктория, как уговаривались, разбудила Виктора. Виктор был за то, чтобы бросить всё это и уснуть снова, но Виктория напомнила ему о "клятве", они оделись полегче и спустились по плющу.
      На Мальвину они наткнулись поблизости от хвоста "Белой Лошади". Они поняли, что это - фея, едва завидев ее. Но не испугались - по крайней мере, не сильно. Первым заговорил Виктор. Сняв шапку и преклонив колено, он пожелал Мальвине доброго утра и выразил надежду на то, что она здорова. Мальвина - очевидно, обрадовавшись встрече, - отвечала им, и тут пришел черед Виктории. До девяти лет у двойняшек Арлингтон была общая французская няня; а потом Виктор пошел в школу и постепенно все поперезабыл; Виктория же, оставшись дома, продолжала разговоры с "madame."
      - Ой! - сказала Виктория. - Так значит вы - французская фея.
      Вообще-то Профессор внушил Мальвине, что по причинам, не требующим разъяснений - он их ей, по крайней мере, так и не разъяснил - ей нельзя упоминать о том, что она фея. Но отрицать этого он ей не говорил. Да и как она могла? Самое большее, что можно от нее ожидать - это соблюдать молчание по данному поводу. Поэтому в ответ она разъяснила Виктории, что зовут ее Мальвина и что она прилетела из Бретани в сопровождении "сэра Артура", добавив, что раньше часто слыхала про Англию и ей очень хотелось ее увидеть.
      - Ну и как она вам? - захотелось узнать Виктории.
      Мальвина призналась, что очарована ею. Нигде еще не встречала она такого обилия птиц. Мальвина подняла руку, и все трое смолкли и прислушались. Небо пылало, и казалось, будто воздух заполнен музыкой птиц. Двойняшки были уверены, что их там миллионы. Должно быть, они прилетели за мили, мили и мили, чтобы спеть для Мальвины.
      И люди. Они такие хорошие, и добрые, и честные. Мальвина сейчас гостила ("принимала гостеприимство", - сказала она) у мудрого и ученого Кристофера. "Обитель" была видна с того места, где они стояли - из-за деревьев торчали ее трубы. Двойняшки многозначительно переглянулись. Они ли не подозревали Профессора с самого начала! Его черная ермолка, большой крючковатый нос и изъеденные червями книги с пожелтевшими страницами (волшебные! теперь всякие сомнения исчезли), которые он часами буравил глазами сквозь совиные очки в золотой оправе!
      К Виктору мало-помалу возвращался французский. Ему позарез захотелось узнать, не встречалась ли Мальвина с сэром Ланселотом - "с разговором".
      На лицо Мальвине набежала маленькая тучка. Да, она их всех знала: и Короля Утура, и Игрэн, и сэра Ульфиаса-с-Островов. Беседовала с ними, гуляла по прекрасным землям Франции. (Это должно было происходить в Англии, но Мальвина покачала головой. Вероятно, они странствовали.) Это она спасла сэра Тристана от козней Морганы-ле-Фей.
      - Только об этом, конечно, - пояснила Мальвина,- так никто и не узнал.
      Двойняшкам стало любопытно: отчего же "конечно"? - но им не хотелось снова перебивать. Были и другие - и до, и после. О большинстве из них двойняшки слыхом не слыхивали, пока они не дошли до Карла Великого, после чего воспоминания Мальвины как-то потускнели.
      Все они были весьма обходительны с ней, а некоторые так вообще вполне очаровательны. Но...
      Складывалось впечатление, будто все они были для Мальвины не более, чем просто знакомыми - такими, с какими лишь проводишь время в ожидании... и тоске.
      - Но сэр Ланселот-то же вам понравился, - настаивал Виктор. Ему хотелось, чтобы Мальвина восхищалась сэром Ланселотом и почувствовала, как много общего между этим рано покинувшим свет рыцарем и им самим. Тот случай с сэром Бедивером. Он и сам бы поступил точно так же.
      О! да, - признала Мальвина. Он ей "нравился". Он всегда был такой... "превосходный."
      - Но он не был... никто из них не был моими сородичами, моими собственными дорогими товарищами...
      Маленькая тучка надвинулась снова.
      К периоду современной истории их вернул Бруно.
      Первым долгом пастуха Полли по утрам было выпустить побегать Бруно. Тот прибежал запыхавшись и еле дыша, и, очевидно, в обиде на них за то, что в бега не взяли его. Он запросто мог бы их всех выдать, не будь он самым всепрощающим из черно-рыжих колли. Просто-напросто за последние полчаса он чуть с ума не сошел от беспокойства, уверенный, что они совсем забыли о времени. "Вы что, не знаете, что уже вот-вот пробьет шесть? Что не пройдет и получаса, как Джейн примется стучаться во все двери со стаканами горячего молока, и, наверняка, уронит их и поднимет вопль, увидев, что постели у них пусты, а окно распахнуто настежь?" Такими он намечал свои первые слова, но стоило ему учуять Мальвину, как они напрочь выскочили у него из головы. Он взглянул на нее один раз и плашмя свалился на землю, извиваясь и подползая к ней, поскуливая и одновременно виляя хвостом. Мальвина приняла его подданство, засмеявшись и похлопав ему по голове ногой, от чего тот вознесся на седьмое небо восторга. Вчетвером они спустились с холма и расстались у ворот сада. Двойняшки выразили вежливую, но совершенно искреннюю надежду иметь удовольствие встретиться с Мальвиной снова; но Мальвину, по-видимому, охватили внезапные сомнения: осмотрительно ли она себя вела? - и потому отвечала она уклончиво. Через десять минут она спала, подложив себе под золотую голову вместо подушки свою круглую белую руку, в чем и убедилась миссис Малдун по пути на кухню. А двойняшки, обнаружив на свое счастье открытой боковую дверь, проскользнули в дом незамеченными и забрались обратно к себе в постели.