Три мушкетера (№3) - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1

Де Маникан».

Окончив эту трудную работу, Маникан лег и вытянулся.

— Ну, — спросил Маликорн, — что все это значит?

— Да то, что, если вы торопитесь получить письмо де Гиша к принцу, я выиграл пари.

— Как?

— Мне кажется, это ясно: вы берете эту бумагу и едете вместо меня.

— Так.

— Вы пускаете лошадь карьером, и через шесть часов вы в Этампе. Через семь — получаете письмо графа, и я выигрываю пари, не вставая с постели, что удобно и мне и вам.

— Положительно, Маникан, вы великий человек.

— Я знаю.

— Итак, я еду в Этамп и передаю эту записку графу де Гишу?

— Он дает вам такую же к принцу, и вы отправляетесь с нею в Париж.

— Принц согласится?

— Немедленно.

— Значит, вы от графа де Гиша получаете все, что вам угодно, мой милый Маникан?

— Все, кроме денег.

— Гм, исключение неприятное! Что, если бы вместо денег вы попросили у него…

— Что же?

— Что, если бы один из ваших друзей попросил услуги?

— Я ему не оказал бы ее или, по крайней мере, спросил, какую услугу он окажет мне взамен.

— Отлично. Этот друг говорит с вами.

— Вы, Маликорн? Значит, вы очень богаты?

— У меня есть еще пятьдесят пистолей.

— Именно нужная мне сумма. Где эти деньги?

— Тут, — сказал Маликорн и хлопнул себя по карману.

— Тогда говорите, мой милый, что вам нужно.

Маликорн опять взял чернила, перо, бумагу и подал Маникану.

— Пишите, — попросил он.

— Диктуйте.

— «Квитанция на должность при дворе герцога Орлеанского…»

— О, — произнес Маникан, поднимая перо. — Должность при дворе герцога за пятьдесят пистолей?

— Вы ослышались, мой дорогой: я сказал — пятьсот…

— И эти пятьсот?..

— Вот они.

Маникан пожирал глазами стопку монет, но на этот раз Маликорн держал деньги далеко.

— Так что же вы скажете? Пятьсот пистолей!

— Я скажу, что это даром, — заметил Маникан и взялся за перо. — Скоро мое влияние кончится по вашей вине. Диктуйте.

Маликорн продолжал:

— «… которую мой друг граф де Гиш выхлопочет у герцога для моего друга Маликорна».

— Готово, — поднял на пего глаза Маникан.

— Простите, но вы забыли подписать свое имя.

— Да, правда! Давайте пятьсот пистолей.

— Вот двести пятьдесят.

— А остальные двести пятьдесят?

— Когда я получу место.

Маникан поморщился.

— В таком случае верните мне рекомендательное письмо.

— Зачем?

— Я хочу приписать одно слово: «спешное».

Маликорн отдал письмо. Маникан сделал приписку.

— Хорошо, — заметил Маликорн, взяв бумагу обратно.

Маникан стал пересчитывать золото.

— Тут не хватает двадцати пистолей, — сказал он.

— Как?

— Двадцати пистолей, которые я у вас выиграл.

— Когда?

— Когда я держал с вами пари, что через восемь часов вы получите письмо от графа де Гиша.

— Верно.

И Маликорн прибавил еще двадцать пистолей. Маникан собрал пригоршнями золото и дождем рассыпал его по постели.

— Вот второе место, — прошептал Маликорн, стараясь высушить чернила на листке. — С первого взгляда кажется, будто оно стоит мне дороже первого, по…

Он не договорил, взял перо и написал Монтале:

«Прошу вас передать вашей подруге, что она вскоре получит патент. Я еду за подписью. Я проеду восемьдесят шесть лье из любви к вам».

Потом с саркастической улыбкой закончил своп размышления: «С первого взгляда кажется, будто это место стоило мне дороже первого, но… выгода, я думаю, пропорциональна затратам. Мадемуазель де Лавальер принесет мне больше выгоды, чем Монтале, или… или я не Маликорн!»

— До свиданья, Маникан.

И он вышел.

Глава 33. ДВОР ОСОБНЯКА ГРАММОНА

Приехав в Этамп, Маликорн узнал, что граф отбыл в Париж.

Маликорн отдохнул часа два, потом продолжал свой путь.

В Париж он приехал ночью и направился в маленькую гостиницу, где всегда останавливался, когда наезжал в столицу, а на следующий день в восемь часов явился в дом маршала Граммона. Маликорн приехал как раз вовремя, ибо застал графа за последними сборами. Де Гиш готовился проститься с принцем перед поездкой в Гавр, где цвет французской знати собирался встретить английскую принцессу.

Маликорн произнес имя Маникана, и его тотчас приняли.

Граф де Гиш был во дворе дома и осматривал экипажи, которые доезжачие и конюхи показывали ему.

— Маникан! — воскликнул он. — Пусть идет скорее, черт побери!

И он сделал несколько шагов навстречу гостю.

Маликорн проскользнул в полуоткрытые ворота и взглянул на де Гиша.

Граф удивился, увидев вместо своего друга незнакомое лицо.

— Простите, господин граф, — сказал Маликорн, — произошла ошибка: вам доложили о Маникане, а я только его посланный.

— А, — разочарованно протянул де Гиш. — Что же вы мне привезли?

— Письмо, господин граф.

Маликорн передал первую записку, внимательно наблюдая за выражением лица де Гиша.

Тот прочитал и рассмеялся.

— Опять, — удивился он, — опять фрейлина! Да этот чудак Маникан покровительствует всем фрейлинам Франции.

Маликорн поклонился.

— А почему он сам не приехал?

— Он лежит в постели.

— Значит, он без денег? — Де Гиш пожал плечами. — Да что же он делает со своими деньгами?

Маликорн сделал жест, говоривший, что об этом он знает не больше графа.

— Так, значит, он не будет в Гавре?

Новый жест Маликорна.

— Это невозможно. Там будут все.

— Надеюсь, господин граф, он не пропустит такого события.

— Ему следовало уже быть в Париже.

— Чтобы наверстать потерянное время, он может поехать прямым путем.

— А где он?

— В Орлеане.

— Мне кажется, — сказал де Гиш с поклоном, — вы человек со вкусом.

Маликорн был в платье Маникана. Он, в свою очередь, поклонился.

— Вы оказываете мне большую честь, сударь.

— С кем я имею удовольствие говорить?

— Моя фамилия Маликорн, сударь.

— Как вы находите, господин де Маликорн, эти пистолетные кобуры?

Маликорн был неглуп и тотчас понял положение: частица «де» перед именем равняла его с собеседником.

С видом знатока он посмотрел на кобуры и ответил без колебания:

— Тяжеловаты, граф.

— Видите, — обратился де Гиш к седельнику, — этот господин, человек со вкусом, находит их тяжелыми. Что я вам только что говорил?

Седельник начал оправдываться.

— А что вы скажете о той лошади? — спросил де Гиш. — Это тоже моя новая покупка.

— На вид безупречный конь, господин граф. Но чтобы высказать мнение, следует поездить на нем.

— Ну так садитесь, господин де Маликорн, и сделайте два-три круга.

Маликорн свободно собрал поводья от узды и мундштука, взялся левой рукой за гриву, поставил ногу в стремя, поднялся и сел в седло. Сперва он объехал вокруг двора шагом. Потом рысью. Третий раз пустил копя галопом. Наконец Маликорн остановился подле графа, спрыгнул на землю и кинул поводья конюху.

— Что же? — спросил граф. — Что выскажете, господин де Маликорн?

— Граф, — отвечал Маликорн, — это лошадь меклепбургской породы. Когда я смотрел, хорошо ли пристегнут мундштук, я заметил, что ей седьмой год.

В этом возрасте лошадь следует готовить к войне. Легка в поводу. Говорят, что лошадь с плоской головой никогда не бывает тугоуздой. Холка низковата. Круп заставляет меня сомневаться в чистоте немецкой породы. В ней должна быть английская кровь. Бабки прямые, но на рыси она засекает ноги. Обратите внимание на ковку: при вольтах и перемене ног — мягка.

Вообще ею легко управлять.

— Хорошее суждение, господин де Маликорн, — заметил граф. — Вы знаток. — Потом, повернувшись к нему, добавил:

— У вас прекрасный костюм.

Вероятно, он сшит не в провинции? С таким вкусом не шьют где-нибудь в Туре или Орлеане.

— Нет, господин граф, это действительно парижский костюм.

— Да, я вижу. Но вернемся к делу. Итак, Маникан хочет назначения еще одной фрейлины?

— Вы прочли, что он вам пишет, господин граф.

— А первая кто?

Маликорн почувствовал, что краснеет.

— Очаровательная девушка, граф, — быстро ответил он. — Ора де Монтале.

— А! Вы ее знаете?

— Да, она моя невеста или почти…

— Тогда дело другого рода… Поздравляю, — усмехнулся де Гиш.

У него на языке вертелась шутка в стиле придворных, но слово «невеста» напомнило ему об уважении к женщинам.

— А для кого второй патент? — спросил де Гиш. — Не для невесты ли Маникана? В таком случае мне ее жаль, бедняжку. Плохой будет у нее муж.

— Нет, граф… Второй патент для мадемуазель де Л а Бом Леблан де Лавальер.

— Не знаю ее.

— Да, господин граф, ее мало знают в свете, — сказал Маликорн с улыбкой.

— Хорошо, я поговорю с принцем. Кстати, она дворянка?

— Да, из очень хорошего рода и фрейлина вдовствующей герцогини.

— Отлично. Не угодно ли проехать со мной к герцогу?

— Если вы мне окажете такую честь, охотно.

Смяв письмо Маникана, де Гиш сунул его в карман.

— Граф, — застенчиво сказал Маликорн, — мне кажется, вы прочли не все.

— Разве не все?

— Да, в конверте лежало два письма.

Граф снова открыл конверт.

— А, — протянул он, — верно.

И он развернул непрочитанную записку.

— Я так и думал! Еще просьба о месте при дворе герцога Орлеанского.

Ах, этот Маникан ненасытен! Злодей, он, должно быть, торгует должностями?

— Нет, господин граф, он хочет сделать подарок.

— Кому?

— Мне, граф.

— Почему вы мне не сказали этого сразу, господин де Мовезкорн?

— Маликорн.

— Простите, меня вечно путает латынь: ужасная привычка к этимологии.

И зачем, черт побери, заставляют дворян учиться латыни. Mala — mauvaise15— дурная. Маликорн и Мовезкорн — выходит одно и тоже. Вы извините меня, господин де Маликорн.

— Ваша доброта меня трогает, сударь, и в то же время дает повод сообщить об одном обстоятельстве.

— О каком же?

— Я не дворянин. У меня есть сердце, немного ума, но мое имя Маликорн, без частицы «де».

— О, — воскликнул де Гиш, глядя в лукавое лицо своего собеседника, вы, право, очень приятный человек. Ваше лицо мне нравится, господин Маликорн, и, вероятно, вы полны достоинств, раз этот эгоист Маникан полюбил вас. Скажите откровенно: вы не святой, спустившийся на землю?

— Почему?

— Черт побери! Потому что Маникан делает вам подарки. Вы ведь сказали, что он желает в виде дара доставить вам место при дворе принца?

— Извините, господин граф, если я получу место, то не Маникан достанет мне его, а вы.

— И потом, может быть, он не совсем даром согласился хлопотать за вас?

— Господин граф…

— Постойте, в Орлеане живет некий Маликорн, — ну да, конечно, который ссужает деньгами принца Конде.

— Насколько мне известно, это мой отец.

— Ага! У принца — отец, у ненасытного де Маникана — сын. Сударь, берегитесь, я его знаю: черт побери, он обглодает вас до костей.

— Только я даю взаймы без процентов, господин граф, — с улыбкой заметил Маликорн.

— Я же говорил, что вы святой или нечто в этом роде, господин Маликорн. Вы получите место, или я не де Гиш.

— О господин граф, как я вам благодарен! — в восторге воскликнул Маликорн.

— Едем к принцу, дорогой господин Маликорн, едем.

И де Гиш направился к выходу, знаком приглашая Маликорна следовать за ним.

У самых ворот с ними столкнулся молодой человек.

Это был дворянин лет двадцати пяти, бледный, с тонкими губами, блестящими глазами, с темными волосами и бровями.

— А, здравствуйте, — начал он, заставив де Гиша вернуться обратно во двор.

— Ах, это вы, де Вард! Вы в сапогах, при шпорах, с хлыстом в руках!

— Я в таком виде, какой подобает иметь человеку, уезжающему в Гавр.

Завтра Париж совсем опустеет.

Затем пришедший церемонно приветствовал Маликорна, которому нарядный костюм придавал вид вельможи.

— Господин Маликорн, — сказал своему другу до Гиш. Де Вард поклонился.

— Виконт де Вард, — сказал де Гиш Маликорну.

Маликорн, в свою очередь, поклонился.

— Сообщите нам, де Вард, — продолжал де Гиш, — вы ведь знаете такие вещи: какие должности еще свободны при дворе или, вернее сказать, в доме принца?

— В доме принца? — повторил де Вард, стараясь вспомнить. — Погодите, кажется, обер-шталмейстера.

— О, — воскликнул Маликорн, — не будем говорить о таких вещах; мое честолюбие не заходит так далеко.

Де Вард был гораздо подозрительнее и проницательнее де Гиша: он тотчас же разгадал Маликорна.

— Дело в том, — произнес он, окидывая его взглядом с ног до головы, что занимать место обер-шталмейстера может только герцог и пэр.

— Я прошу лишь очень скромной должности, — проговорил Маликорн. — Я человек маленький и не такого высокого мнения о себе.

— Господин Маликорн, — повернулся граф к де Варду — очаровательный человек; одна беда — он не дворянин. Но ведь, вы знаете, я не особенно ценю человека, когда он только дворянин, и не больше.

— Верно, — согласился де Вард. — Но замечу вам, милый граф, что без титула нельзя надеяться поступить к герцогу.

— Правда, — вздохнул граф, — этикет весьма строг. Черт возьми, мы и не подумали об этом!

— Какое несчастье для меня, — слегка бледнея, заметил Маликорн.

— Надеюсь, горю можно помочь, — ответил де Гиш.

— Погодите, — воскликнул де Вард, — средство уже найдено! Вас сделают дворянином, дорогой господин Маликорн. Его святейшество кардинал Мазарини только и занимался этим с утра до вечера.

— Полно, полно, де Вард, — остановил друга граф, — бросьте неуместные шутки: мы не должны шутить на подобные темы. Правда, теперь можно купить патент на дворянство, но это несчастье, и мы, дворяне, не должны смеяться над этим даже в своем кругу.

— Ей богу, вы настоящий пуританин, как говорят англичане.

— Господин виконт де Бражелон, — доложил лакей, словно они находились не во дворе, а в гостиной.

— А, дорогой Рауль, иди скорей! Ты тоже в сапогах! При шпорах! Ты, значит, едешь?

Бражелон подошел к молодым людям и поздоровался с ними с той мягкой серьезностью, которая была его отличительной чертой. Его поклон главным образом относился к незнакомому ему де Варду, лицо которого приняло холодное выражение при виде Рауля.

— Друг мой, — сказал виконт де Гишу, — я явился за тобой; ведь мы едем в Гавр вместе!

— Тем лучше. Это будет великолепное путешествие!

Господин Маликорн, господин де Бражелон. Ах, де Вард, я тебя сейчас познакомлю.

Молодые люди обменялись сдержанными поклонами.

Казалось, эти два характера неминуемо должны были столкнуться. Де Вард был увертлив, хитер, скрытен. Рауль серьезен, прям, благороден.

— Примири нас с де Вардом, Рауль.

— О чем вы спорили?

— О дворянстве.

— Кто может быть лучшим судьей в этом вопросе, нежели один из Граммонов?

— Я прошу у тебя не комплиментов, а твоего мнения.

— Но мне нужно знать, в чем разногласие.

— Де Вард уверяет, будто титулами злоупотребляют; я же говорю, что человеку титул не нужен.

— И ты прав, — кивнул головой Рауль.

— А я, виконт, — упрямо возразил де Вард, — считаю, что я прав.

— А что вы говорили, сударь?

— Что во Франции делают все возможное, чтобы унизить дворян.

— Кто же это? — нахмурился Рауль.

— Сам король. Он окружает себя людьми, которые не в состоянии доказать, что их род насчитывает хотя бы четыре поколения благородных предков.

— Полно, — сказал де Гиш. — Не знаю, где ты это видел, де Вард.

— Могу привести пример.

И де Вард окинул Бражелона быстрым взглядом.

— Говори.

— Знаешь ли ты, кто назначен капитаном мушкетеров, кто получил должность, которая стоит выше пэрства, должность, которую можно считать выше звания маршала Франции?

Рауль начал краснеть: он видел, к чему клонилась речь де Варда.

— Нет, а кого назначили? — спросил де Гиш. — Во всяком случае, это назначение недавнее; еще неделю назад должность была свободна, и король отказал герцогу Орлеанскому, просившему ее для кого-то из своих.

— Ну, так дна я, мой милый, король отказал герцогу, чтобы отдать эту должность д'Артаньяну, младшему сыну гасконского дворянчика, человеку, который лет тридцать таскал свою шпагу по передним.

— Простите, сударь, если я вас прерву, — сказал Рауль, бросая строгий взгляд на де Варда, — но, право, мне кажется, вы не знаете человека, о котором говорите.

— Я не знаю д'Артаньяна? О боже мой! Да кто же его не знает?

— Все знающие его, сударь, — холодно и спокойно возразил Рауль, — говорят, что если он менее знатен, чем король (а это не его вина), то мужеством и честностью он стоит вровень со всеми королями мира. Вот мое мнение, сударь, а я, слава богу, с самого рождения знаю господина д'Артаньяна.

Де Вард, собирался ответить, но де Гиш остановил его.

Глава 34. ПОРТРЕТ ПРИНЦЕССЫ

Спор готов был обостриться, и де Гиш понял это.

Действительно, в глазах Бражелона загорелась инстинктивная враждебность. Во взгляде де Варда сквозило намерение больно задеть Рауля.

— Господа, — сказал граф, — нам нужно расстаться. Я должен побывать у принца. Сговоримся, где встретиться. Де Вард отправится со мной в Лувр, а ты. Рауль, замени меня в доме. Ведь здесь без твоего совета ничего не делается. Брось последний взгляд на приготовления к отъезду.

Рауль не избегал, но и не искал сам случаев для столкновений и дуэлей; он кивнул головой в знак согласия и сел на скамейку на солнце.

— Если можно, — попросил де Гиш, — посиди здесь. Пусть тебе покажут двух лошадей, которых я только что приобрел. Я купил их только с тем условием, что ты одобришь мою покупку. Ах да, извини, я не успел узнать, как поживает граф де Ла Фер?

Произнося эти слова, де Гиш повернулся к де Варду, стараясь увидеть, какое впечатление произведет на него имя отца Рауля.

— Благодарю, — ответил Бражелон, — граф здоров.

Молния ненависти блеснула в глазах де Варда.

Де Гиш сделал вид, что не заметил этого мрачного блеска, подошел к Раулю и пожал ему руку:

— Так решено, Бражелон, ты встретишь нас во дворе Пале-Рояля?

Потом движением руки он пригласил с собой де Варда и сказал:

— Мы уходим. Прошу, господин Маликорн.

При этом имени Рауль вздрогнул.

Ему показалось, что он уже слышал его однажды, но он никак не мог вспомнить где. Пока он, задумавшись, слегка раздраженный разговором с де Вардом, старался воскресить в памяти, когда ему довелось слышать имя Маликорна, трое молодых людей направились к Пале-Роялю, где жил Филипп Орлеанский.

Маликорн понял, во-первых, что приятелям хотелось поговорить, во-вторых, что он не должен идти рядом с ними.

Он пошел сзади.

— Ну не безумие ли? — спросил де Гиш своего спутника, когда они отошли от дома Граммонов. — Вы нападаете на д'Артаньяна, и это при Рауле!

— Разве запрещено нападать на д'Артаньяна?

— Да разве вы не знаете, что д'Артаньян представляет собой четвертую часть того славного и грозного целого, которое называлось мушкетерами?

— Знаю, но не вижу, почему это может мешать мне ненавидеть д'Артаньяна.

— Что же он вам сделал?

— О, мне? Ничего.

— Так за что же вы его ненавидите?

— Спросите об этом у тени моего отца.

— Право, дорогой де Вард, вы меня удивляете.

Д'Артаньян не принадлежит к числу людей, которые, возбудив ненависть к себе, уклоняются от сведения счетов; ваш отец, как мне говорили, тоже не любил оставаться в долгу. А ведь не существует таких обид, которые не смывались бы кровью после честного, хорошего удара шпаги.

— Что делать, мой дорогой? Между моим отцом и д'Артаньяном существовала вражда. Мне, еще ребенку, отец говорил об этой ненависти и завещал ее мне вместе с остальным наследством.

— И эта ненависть относилась только к д'Артаньяну?

— О, Д'Артаньян слишком был связан со своими тремя друзьями; поэтому доля ненависти, конечно, приходится и на них.

Де Гиш, не спускавший глаз с де Варда, внутренне содрогнулся, увидев улыбку молодого человека. Что-то похожее на предчувствие проникло в его сознание, и он мысленно сказал себе, что прошло время открытых поединков между дворянами, но ненависть, гнездясь в глубине души и не выливаясь наружу, тем не менее остается ненавистью; словом, что после отцов, которые страстно ненавидели друг друга и сражались на шпагах, явились сыновья, тоже ненавидящие друг друга, но избравшие оружием интригу и предательство.

Не Рауля, конечно, подозревал в предательстве и интригах де Гиш: он содрогнулся от страха за Рауля. Эти тяжелые мысли омрачили лицо де Гиша, между тем как де Вард вполне овладел собой.

— Впрочем, — добавил он, — я ничего не имею лично против де Бражелона; я его совсем не знаю.

— Во всяком случае, де Вард, — заметил де Гиш довольно суровым тоном, — не забудьте одного: Рауль — мой лучший друг.

Де Вард поклонился.

Они вскоре очутились у Пале-Рояля, окруженного толпой любопытных.

Приближенные Филиппа Орлеанского дожидались его приказаний, чтобы сесть на коней и составить свиту послов, которым было поручено привезти в Париж принцессу.

Де Гиш оставил де Варда и Маликорна около большой лестницы и поднялся к принцу. Он пользовался такой же благосклонностью принца, как и шевалье де Лоррен, который терпеть не мог де Гиша, хоть и улыбался ему.

Молодой принц сидел перед зеркалом и румянил щеки. В углу кабинета на подушках разлегся шевалье де Лоррен; его длинные белокурые волосы только что завили, и теперь он играл своими локонами.

Принц обернулся на шум и увидел графа.

— А, это ты, Гиш, — сказал он, — пожалуйста, подойди к нам и скажи мне правду.

— Ваше высочество знает, что это мой недостаток.

— Представь себе, Гиш, противный Лоррен огорчает меня.

Де Лоррен пожал плечами.

— Чем именно? — спросил де Гиш. — Кажется, у шевалье нет такой привычки.

— Он уверяет, — продолжал принц, — что принцесса Генриетта как женщина лучше, чем я как мужчина.

— Берегитесь, ваше высочество, — сказал де Гиш, хмуря брови, — вы требовали от меня правды.

— Да, — ответил принц с дрожью в голосе.

— Итак, я вам скажу правду.

— Не торопись, Гиш, — вскрикнул принц, — успеешь! Посмотри на меня хорошенько и припомни ее; впрочем, вот ее портрет, возьми.

И он подал графу миниатюру тонкой работы.

Де Гиш взял портрет и долго смотрел на него.

— По чести, — произнес он, — очаровательное лицо!

— Да посмотри хорошенько на меня, смотри же! — воскликнул принц, стараясь привлечь к себе внимание графа, целиком поглощенного портретом.

— Изумительное, — прошептал де Гиш.

— Право, можно подумать, — продолжал принц, — что ты никогда не видел этой маленькой девочки.

— Я ее видел, ваше высочество, правда, лет пять тому назад; а между двенадцатилетним ребенком и семнадцатилетней девушкой — большая разница.

— Ну, говори же свое мнение.

— Я думаю, что портрет приукрашен, ваше высочество.

— О да, это верно, — с торжеством сказал принц. — Художник ей польстил. Но, предположив даже, что она такая, выскажи свое мнение.

— Ваше высочество очень счастливы, имея такую очаровательную невесту.

— Хорошо, это твое мнение о ней, а обо мне?

— Я считаю, ваше высочество, что для мужчины вы слишком красивы.

Шевалье де Лоррен расхохотался.

Принц понял иронию, которая заключалась в мнении де Гиша о нем, и нахмурил брови.

— Не очень-то любезные у меня друзья, — проворчал он.

Де Гиш в последний раз взглянул на портрет и неохотно вернул его принцу.

— Положительно, ваше высочество, я предпочту взглянуть десять раз на вас, чем еще раз на принцессу. Несомненно, де Лоррен усмотрел тайный смысл в словах графа, ускользнувший от принца, и потому заметил:

— Женитесь тогда!

Герцог Орлеанский продолжал накладывать румяна на лицо; покончив с этим, он опять посмотрел на портрет, полюбовался на себя в зеркало и улыбнулся.

Без сомнения, он остался доволен сравнением.

— С твоей стороны очень мило было прийти, — кивнул он де Гишу, — я боялся, что ты уедешь, даже не простившись со мной.

— Ваше высочество слишком хорошо знает меня, чтобы считать способным на подобную неучтивость.

— Ты, вероятно, хочешь попросить меня о чем-нибудь перед отъездом из Парижа?

— Да, ваше высочество, вы угадали, у меня действительно есть к вам просьба.

— Хорошо, говори.

Де Лоррен весь превратился в слух; ему казалось, что всякая милость, оказываемая другому, украдена у него.

Де Гиш колебался.

— Может быть, ты нуждаешься в деньгах? — спросил принц. — Это как нельзя более кстати, я сейчас очень богат. Суперинтендант финансов прислал мне пятьдесят тысяч пистолей.

— Благодарю, ваше высочество, речь идет не о деньгах.

— Чего же ты просишь? Говори.

— Назначения одной фрейлины.

— Ого, Гиш, каким ты становишься покровителем! — презрительно заметил принц. — Неужели ты только и будешь говорить мне о разных дурочках?

Де Лоррен улыбнулся: он знал, что принц не любил, когда покровительствовали женщинам.

— Ваше высочество, — сказал граф, — я не покровительствую особе, о которой говорю вам; за нее просит один из моих друзей.

— А, это дело другого рода. А как зовут особу, за которую просит твой друг?

— Мадемуазель де Ла Бом Леблан де Лавальер, фрейлина вдовствующей герцогини Орлеанской.

— Фи, хромая, — зевнул де Лоррен, полулежа на подушках.

— Хромая? — повторил принц. — И она постоянно будет перед глазами моей жены? Ну, нет, это слишком опасное зрелище при беременности.

Шевалье де Лоррен расхохотался.

— Господин де Лоррен, — остановил его граф, — вы поступаете невеликодушно: я прошу, а вы мне вредите.

— Извините, граф, — сказал де Лоррен, встревоженный тоном, каким де Гиш произнес эти слова. — Я совсем не хотел этого, и, право, мне кажется, что я спутал эту девицу с другой особой.

— Без сомнения. Я уверяю вас, что вы ошиблись.

— Но скажи, для тебя это очень важно, Гиш? — поинтересовался принц.

— Очень, ваше высочество.

— Хорошо, решено. Но больше не проси ни за кого: все места заняты.

— Ах, — воскликнул де Лоррен, — уже полдень: этот час был назначен для отъезда.

— Вы прогоняете меня, сударь? — спросил де Гиш.

— О, вы меня обижаете, граф! — ответил де Лоррен.

— Ради бога, граф; прошу вас, шевалье, не ссорьтесь, — капризно попросил принц. — Разве вы не видите, что это огорчает меня?

— Нужна подпись, — напомнил де Гиш.

— Вынь из этого ящика патент и дай мне.

Одной рукой де Гиш подал принцу бумагу, а другой — перо, которое обмакнул в чернила.

Принц поставил подпись.

— Бери, — сказал он, подавая графу бумагу, — но с условием: помирись с Лорреном.

— Охотно, — поклонился де Гиш.

И он протянул руку любимцу герцога с равнодушием, похожим на презрение.

— Идите, граф, — сказал де Лоррен, по-видимому, не заметив его пренебрежения, — уезжайте и привезите нам принцессу, которая должна не слишком отличаться от своего портрета.

— Да, уезжай и возвращайся скорее. Кстати, кого ты с собой берешь?

— Бражелона и Варда.

— Славных спутников, очень храбрых.

— Слишком храбрых, — заметил шевалье. — Постарайтесь привезти назад обоих, граф.

«Подлая душа, — подумал Гиш. — Он прежде всего и повсюду чует зло».

И, поклонившись принцу, он вышел.

Выйдя во двор, он помахал подписанным патентом.

Маликорн бросился к нему и, дрожа от радости, схватил бумагу. Но когда Маликорн прочел ее, де Гиш понял, что он ждет еще чего-то.

— Терпение, терпение, — засмеялся граф. — Дело в том, что там был де Лоррен, и я побоялся потерпеть неудачу, попросив слишком многого. Дождитесь моего возвращения. До свидания.

— До свидания, господин граф. Тысяча благодарностей, — сказал Маликорн.

— Пошлите ко мне Маникана. Да, правда ли, что де Лавальер хромает?

Когда он произносил эти слова, позади него остановилась лошадь.

Граф обернулся и увидел, как побледнел Бражелон, въехавший в это мгновение во двор. Бедный влюбленный слышал его слова. Но Маликорн не слыхал; он отошел уже слишком далеко.

«Почему здесь говорят о Луизе? — спросил себя Рауль. — О, только бы этот улыбающийся де Вард не вздумал сказать что-нибудь о ней при мне».

— Скорее, господа, в путь! — крикнул де Гиш.

Принц, окончивший свой туалет, подошел к окну. Вся свита приветствовала его, и через десять минут знамена, шарфы и перья уже развевались в такт галопу лошадей.

Глава 35. В ГАВРЕ

Все эти придворные, блестящие, веселые, оживленные, приехали в Гавр через четыре дня после отъезда из Парижа. Было уже около пяти часов вечера; от принцессы не приходило пока никаких известий.

Начались поиски квартир; кое-где вспыхивали споры между господами и ссоры между лакеями. И вот в разгаре этой суматохи де Гишу показалось, что он видит Маникана. Действительно, Маникан приехал, но так как Маликорн завладел его лучшим костюмом, то он был лишь в фиолетовом вышитом серебром бархатном платье, которое он успел выкупить.

Посмотрев на печальное лицо Маникана, граф не мог удержаться от смеха.

— О мой бедный Маникан, — заметил он, — какой ты фиолетовый! Ты в трауре?

— Да, я ношу траур, — ответил тот.

— По ком или по чем?

— По моему исчезнувшему голубому с золотом камзолу. У меня остался только этот, да и то мне пришлось долго экономить, чтобы выкупить его.

— В самом деле?

— Право, тебя это не может удивить, ты ведь оставил меня без денег.

— Но ты приехал, это главное.